В шесть часов о Горбачёве уже не упоминали. В основном о Чернобыле, вести с полей, заводов. Да и выпуск был короткий, всего десять минут. Вот в двадцать один будет программа «Время», там-то и что-то должны сказать.

— Знаешь, Валера, я съезжу в центр, покручусь на площади, схожу на ж/д и морвокзал. Посмотрю там, послушаю. Может, удастся узнать что-нибудь. Не в пустыне же мы рванули Генсека. Даже если ему повезло, то сам факт подрыва не утаишь.

— Ты правильно придумал, жаль, что мне нельзя с тобой. Будешь ехать, осмотрись хорошенько. Появились ли посты на перекрёстках и дорогах? Останавливают ли автомобили, и какие? У кого из прохожих документы проверяют? На вокзале понаблюдай за тем, как продают билеты на электричку. Вдруг теперь только по паспортам. Заодно, дождись отправления и понаблюдай, садятся ли в вагоны наряды милиции.

— Хорошо, я тебя понял. Если что узнаю интересное, позвоню обязательно…

— Да ты что! Не вздумай звонить! Я уверен, что телефоны все прослушиваются.

— Даже так? Возможно, ты и прав. К девяти часам вернусь, охота посмотреть, что же нам скажут. А ты пока попытайся «Голос…» поймать, вдруг удастся.

Когда он уже открывал дверь, я окликнул его.

— Саня, корейцы папоротник всё ещё продают?

Он посмотрел на часы и пожал плечами.

— Да я не это хотел спросить.

— А что?

— Я имею в виду, делают ли сейчас корейцы папоротник, капусту и всякое другое? А то я последний раз их еду ел ещё тогда. И стоила она всего рубль. А то, что сейчас у нас по всей стране якобы корейцы продают под видом корейских салатов, — только бледное подобие настоящих.

— Ты же сам ответил на свой вопрос и не заметил. Ты говорил, что в восемьдесят шестом улетел осенью, а сейчас только июль. Тогда я пойду до Луговой и там куплю.

После его ухода я подошёл к окну и стал наблюдать за окрестностями. Ничего настораживающего не увидел. Потом включил радио и стал искать интересующие меня станции. Наконец, услышал давно позабытые позывные и слова:

— Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона.

И сразу начали сообщать, что в строжайшей секретности в Москве проходит заседание Политбюро. Корреспонденты связывают это со слухами о внезапной тяжёлой болезни Генерального секретаря. Ещё передают, что в столице стало заметно больше сотрудников милиции. Неназванный источник сообщил, что РВСН и ПВО страны приведены в состояние повышенной боеготовности. Предпринимаются попытки узнать что-либо конкретное. Ведущий добавил, что, скорее всего, ситуацию прояснит либо экстренный выпуск последних известий, либо главная информационная программа «Время» в двадцать один час по московскому времени.

Это что, мне мучиться до четырёх часов по местному? Решил поискать дополнительную информацию на других станциях. Но и остальные сильно не прибавили ясности. Просто больше конкретики об усиленном патрулировании улиц и вокзалов.

Вернулся на «Голос Америки» и оставил там. Мало ли что. Вдруг что-то срочное сообщат. На кухне с удивлением уставился в трёхпрограмник, стоявший на холодильнике. Я и забыл про существование такой радиоточки. Но все программы ничего нового не добавили. Переключил на «Маяк», вот и посмотрим, кто первый сообщит главную новость. Проверю, как пресловутая «Гласность» сработает.

Сел в кресло со старыми местными газетами «Тихоокеанский комсомолец» и «Дальневосточный моряк», чтобы освежить в памяти этот год. Но сам не заметил, как уснул, сказалась бессонная ночь. Проснулся от того, что хлопнула входная дверь, вернулся хозяин квартиры. Вовремя разбудил, на часах было без пяти девять.

— Ну как, узнал что-нибудь? — спросил он прямо с порога.

— Толком ничего. Передали, что Политбюро проводит срочное заседание, и милиции прибавилось на улицах.

— Милиции и здесь стало больше, вдобавок….

— Сань, уже почти девять, быстрей включай телевизоры!

— Так у нас Программа «Время» в десять вечера начинается. Ты, что, забыл?

— Большую часть времени я провожу в тайге. А там телик не показывает.

— Пока у нас есть час, давай, ешь свой папоротник, и я перекушу заодно. Набегался по городу.

Папоротник был тот самый! Кроме него, он купил и капусту. Пока ел, Александр рассказывал, что видел.

— Милиции прибавилось на центральной площади, вокзалах. Пару раз видел, как останавливали УАЗы. На вокзале у небритых мужиков проверяли документы. Народ тихонько шушукается, что взорвали Горбачёва. Значит, нам это удалось!

— Хорошо бы. Но он мог и остаться в живых. Пробить броню нашей самоделкой не реально.

— Тебе приходилось его видеть в Москве?

— Ты знаешь, не удалось ни разу, хотя и должен был видеть. Первый раз, буквально вчера, в той ещё жизни, когда он ехал по Океанскому. Но я сидел в экспедиции. Если бы был на улице, смог бы, наверное. Второй раз в восемьдесят седьмом, на первомайской демонстрации. Я шёл в колоне от Мингео. Когда проходили, а точнее, пробегали мимо Мавзолея, то его в этот момент на трибуне не было. Но промежуток, между стоявшими на верху, руководителями страны, был. Вечером смотрел повтор трансляции, его показали. Может в туалет уходил.

— Там есть туалет?!

— Откуда я знаю. По идее, должен быть. Там же одно старичьё стоит. Мало ли кому чего захочется. В третий раз, через год после второго, был в Большом театре на юбилее Вернадского. Нас предупредили, что будет Генсек. Поэтому обязательно взять паспорт. Но его и в этот раз не было.

— Он, наверное, чувствовал, что тебя стоит опасаться, — усмехаясь, подытожил Сашка.

— Возможно. А вот Ельцина, все три раза видел.

— Кто это такой?

— Ничего себе! Он же стал первым президентом России! Хотя, действительно, откуда тебе это знать. Правда, тогда он ещё не был им. Пару раз на митингах, а в третий, когда хоронили Сахарова. Ельцин шёл за ПАЗиком с гробом, а я метрах в трёх от него…

— Ладно, потом расскажешь, уже пора включать телевизоры.

Пока они разогревались, мы уселись напротив их с таким видом, словно впервые видим это чудо. Наконец появилось изображение с позабытой заставкой в виде ракеты, взлетающей на нашей территории, а приземляющейся в США. Потом появились Игорь Кириллов и Анна Шатилова.

После того, как поздоровались, стали зачитывать сообщение. Оно было знакомо до запятой, им даже не нужно было заглядывать в бумажку. Ещё бы, отдал концы четвёртый Генсек за неполные четыре года. Не зря появился анекдот про абонемент на похороны. Объявили, что «Советский народ, Коммунистическая партия и всё прогрессивное человечество, понесли невосполнимую утрату». И так далее. Причину смерти не назвали. Сказали только, что скоропостижно скончался.

Потом сообщили, что в стане с завтрашнего числа объявляется траур на три дня. И прочее, по обыкновению. Завтра состоится Чрезвычайный пленум ЦК КПСС. На этом и закончилось. Странно, так ничего и не сказали о том, кто назначен председателем по организации похорон. По умолчанию, он же становился новым Генеральным секретарём. Значит, в Политбюро развернулась нешуточная борьба за этот пост. Горбачёв на половину обновил его состав, поэтому и идёт драчка. От этого и будет зависеть, куда повернёт страна.

«Вражьи голоса» особой ясности не добавили. Только дополнили, что по не подтверждённым данным, что он скончался в результате покушения. О количестве жертв, больше ничего не известно.

— Саня, раз ты видел, что останавливают УАЗы, то нам нужно от него сегодня же ночью избавиться.

— А кто его увидит в гараже?

— В гараже не увидят. Но могут вспомнить, что видели, как похожая машина проехала в этом направлении. А чекисты проверят все сообщения. И не такое раскрывали.

— И куда мы её отгоним?

— Это ты мне должен сказать, куда. Нужно найти такое место, чтобы, после того, как мы подожжём машину, пожарные не успели её затушить.

— Зачем её сжигать? Может ещё и пригодиться кому.

А потому, что там полно наших отпечатков. Все удалить мы никогда не сможем. Поэтому, или в море, или в огонь. Но пока доедем до подходящего места на берегу, нас не один раз могут остановить. Так, что, остаётся только сжечь.

— Недалеко есть довольно-таки глухое место. Про него мало кто знает. Называется Зелёный угол, там можно и избавиться от машины.

Тут я расхохотался в голос. Он удивлённо уставился на меня, недоумевая, чего же он сказал такого смешного. Отсмеявшись, я ответил на его немой вопрос.

— Лет через пять, а может и больше, там будет самый большой на просторах России, или даже СНГ, авторынок, известный всей стране. Там будут стоять, и продаваться десятки тысяч японских машин.

— Ничего себе! А может, тогда мы зря грохнули Горбачёва? Вдруг, этого больше не будет?

— Это никому не ведано, что будет, а что нет. А сделали мы правильно. Знаешь, сколько людей бы пожелало оказаться на моём месте, будь такая возможность, и сделать это? Ты не думай, что я считаю, что в моём времени всё плохо, и поэтому я сделал это. Многое мне нравится, и многое не нравится. Также и про нынешнее время. Да ты и сам знаешь лучше меня, сравнивая жизнь?за бугром? и у нас. А реформы и всё прочее, всё равно будут, он дал толчок к этому, а у людей уже мозги начали поворачиваться в нужную сторону.

— Пусть бы тогда и продолжал начатое.

— В том-то и дело, что в 1991 году к власти придут те, которые возьмутся за дело с грациозностью слона в посудной лавке, круша всё на своём пути, ломая страну и судьбы сотен миллионов людей. И не только наших. Изменится весь Мир. Вот в Восточной Европе реформы пошли по-другому. Кроме Югославии, везде более-менее мирно завершилось коммунистическое правление. Впрочем, многонациональность страны, главный фактор кровавых потрясений. И тут нам никуда не деться от межнациональных конфликтов. Надеюсь только на то, что они будут менее кровавые.

— Тогда тебе нужно было убирать тех, кто потом придёт к власти. У них же нет такой охраны.

— Повторяю ещё раз. Я ехал в аэропорт, собирался улететь в Москву. А там бы уже стал приспосабливаться и готовиться к грядущим переменам. Не сомневаюсь, что нашёл бы применение своему знанию того, что произойдёт в будущем. И помог бы многим людям не оказаться на грани, а то и за гранью, отчаяния. Но тут мне случайно предложили взрывчатку. Результат ты сам видел. Не хочу принимать всерьёз версию, что это было кем-то задумано. Целая цепочка случайностей привела к тому, что я в итоге сижу здесь и наблюдаю за результатами нами сделанного. Я бы мог не поехать забирать прибор, а послать кого-нибудь. Не остановился бы в тоннеле возле двери и не увидел мелькнувший свет. Могло бы, и убить током. А если и переместить меня, то не сюда. А если сюда, то не в эту дату. И так далее. Тем более, никаких задатков террориста у меня никогда и не было. Даже охотничьего ружья не имею, так как мне жалко убивать зверей и птиц.

— Выговорился? Тогда поехали. Ничего уже не исправить, да и не надо. Тебе виднее.