Побирушка настойчиво названивал Белецкому:

– Степан Петрович, зайдите ко мне… по делу! Белецкий ссылался на острую нехватку времени, но князь Андронников был навязчив, как балаганный зазывала:

– Ну, только на минуточку! Есть нечто важное…

Белецкий навестил Побирушку в его пустынной квартире; здесь же был и Бадмаев в хорошем европейском костюме (ни слова не проронил, только улыбался); они сидели за круглым столом под розовым абажуром, мертвая тишина наполняла неуютные комнаты… Побирушка болтал разную ерунду, и было ясно, что никакого важного сообщения у него нет «Зачем же он так настойчиво звал?..»

Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта.

Белецкий услышал там тихий шорох. Скрипнули сапоги.

На фоне двери стоял… Распутин.

Да, Григорий Ефимович Распутин, живой и теплый. Сомнений быть не могло. Борода, одежда, поза – все как у настоящего Гришки, и Белецкому стало жутко под его свирепым и темным взором, который из глубин соседней комнаты он обращал к нему. Побирушка при этом болтал по-прежнему, но искоса наблюдал за Тем впечатлением, какое произвел на жандарма этот живой и невредимый Распутин, снова заскрипевший сапогами..

Белецкий понял, что где-то в романовском подполье уже заранее был запасен двойник Распутина, чтобы крутить распутинщину и дальше. Новый Распутин еще постоял напротив двери, потом кашлянул неловко и тихо удалился куда-то… Белецкий сказал:

– Спасибо за беседу. Мне надо трогаться.

– Вы разве ничего не заметили? – спросил Побирушка.

– А что я должен был заметить?

– Да нет, – смутился Побирушка, – это я так..

Бадмаев ласково улыбался масленой рожей.

История с дохлыми кошками казалась дивным сном невозвратного и сладкого былого, а теперь – не то. Совсем не то…

Скучно жить, черт побери, без Распутина!

«Где ты, Ефимыч?»

«Ау-у… здеся. А ты где?»

До самого февраля Распутин еще бродил по городу. И он исчез, когда столицу заполнила зовущая к оружию «Марсельеза».