— Сбежал? — яростно прошипела Иштар. — Сбежал? И это ты называешь «доклад»?

Перепуганный командир качал головой, а всё остальное его тело дрожало помимо его воли.

— Там было… — начал он, не зная, что сказать. — Мы почти схватили Гильгамеша, а потом что-то случилось…

Иштар скользила к нему из глубины своего убежища, её бледная кожа мерцала в тусклом свете.

— Случилось то, — с угрозой прошипела она, что вы — некомпетентные идиоты, вы подвели меня!

— Нет! — настаивал офицер. — Его спасло божественное вмешательство!

— Тогда молись, чтобы божественное вмешательство спасло и тебя тоже! — предупредила его Иштар. — Я не потерплю дураков и неудачников!

— Я клянусь! — сказал несчастный, а затем ладони Иштар схватили его голову и он закричал. Он почувствовал, что его шея выкручивается. Перед собой он видел только серебристый блеск. — Пощади! — хрипел он.

— Это и есть пощада, — прошипела она ему в ухо. — Было бы у меня больше времени, ты бы умирал гораздо мучительнее…

Она улыбнулась приятному звуку ломающихся костей. Мужчина перестал дёргаться. Она отпустила труп, и тот упал на каменный пол. Тут же потеряв к нему интерес, она посмотрела на Думузи.

— Жрец мой, — промурлыкала она, — он был плохим кандидатом для выполнения этого задания. Быть может, Агга нарочно выбрал его, чтобы разозлить меня?

Думузи, собрав остатки оставшихся у него мыслей, покачал головой:

— Нет, богиня, вряд ли. Зачем ему рисковать и сердить тебя? Особенно сейчас, когда твоя угроза его дочери ещё свежа в его памяти?

— Верно, — сказала Иштар. — Тогда почему не поймали Гильгамеша?

— Ты не веришь в то, что на его стороне могло выступить другое божество? — спросил Думузи.

— Суеверная чушь! — засмеялась Иштар. — Уж мы-то с тобой знаем достаточно, чтобы не верить в богов, верно, Думузи?

Думузи ничего не ответил: он мало что понимал с тех пор, как она отказала ему в праве думать. Он удержался от очевидного замечания о том, что она сама является доказательством существования божественного вмешательства. Но Иштар всё равно унюхала эту его мысль и развернулась лицом к нему.

— Думаешь, Думузи, тут может быть ещё кто-то такой же, как я? — спросила она. — А… В тёмных чуланах твоего сознания я вижу, что ты молишься о том, чтобы явился кто-то, кто освободит тебя от меня! Как это мило! Несмотря на мои запреты, в твоём мозге всё ещё остался крохотный кусочек, который обладает остатками твоей личности. Ну и ладно. Если мне захочется, я его выслежу и съем. А пока что пускай прячется и боится.

Она взяла Думузи за плечо.

— Мне приятно поставить тебя в известность, жрец мой. Я не богиня, во всяком случае, не такая, как ты себе представляешь. Когда-то я тоже была человеком, таким же хрупким, как ты, — она постучала пальцами по своему красивому лицу, наслаждаясь зазвучавшим необычным звоном. — За этой маской скрывается сознание, которое когда-то знало радости, глупости, и горести плоти. Но затем, Думузи, я открыла для себя потенциал кибернетики, и теперь я больше не подвластна болезням и грусти плоти. Больше я не ограничена оковами единственной физической формы или единственного ума.

— Я родилась много веков назад в мире, до которого от сюда пол вселенной. И я стала там царицей… богиней. Но были такие, кто отказывался от моего Прикосновения, кто воевал против меня. И в конце концов мне пришлось бежать, — она резко посмотрела на него: — Дурак! Я видела эту мысль так же ясно, как если бы ты проорал её с крыши. Если они вынудили меня бежать, ты надеешься, что они придут сюда, разыскивая меня? — она презрительно засмеялась. — Я не из тех, кто оставляет своих врагов в живых, Думузи. Когда я сбежала с той жалкой планеты, они узнали, что значит отвергать мою власть, — с жестокой усмешкой она нагнулась и заглянула в его глаза. — После себя я оставила не планету, а только тлеющие угли, жрец. Выгоревшие, безжизненные останки мира. Даже не мечтай освободиться. Если даже это вообще возможно, покидая твой мир, я и его оставлю пустым и разрушенным. Я скорее сотру лица этой планеты всех, до последнего насекомого, чем позволю кому-нибудь считать, что меня можно превзойти!

Медленно развернувшись, она поползла обратно в темноту. Через плечо она громко сказала:

— Если хочешь молиться, Думузи, то молись о том, чтобы меня ничего не разозлило. Потому что если я разозлюсь, я сотру человеческий род с лица Земли.

* * *

В комнате Нинани раздался тихий стук в дверь. Повернувшись, принцесса сказала:

— Входите!

Открылась дверь, и Пуаби завела девочку, которая выглядела не старше, чем сама принцесса.

— Моя племянница, — объяснила служанка.

То, что Эн-Гула была одной из служительниц Иштар, было очевидно. Она была хорошо сложена, красивая; тёмные глаза; коротко остриженные тёмные волосы не доставали до плеч. Её загорелая кожа сверкала от масел, которыми она содержала своё тело в чистоте. Не считая сандалий и повязки со знаком Иштар на лбу, на ней была надета только юбка. Её голые груди красноречиво свидетельствовали о том, что она была одной из жриц богини любви. Зайдя в комнату, она тихо опустилась перед Нинани на колени и поклонилась до пола.

— Встань, — повелела принцесса, рассматривая девушку.

Несмотря на то, что та чётко осознавала свой более низкий статус, девушка держалась спокойно и уверенно.

— Тебе не интересно, почему я хотела поговорить с тобой, дитя?

Эн-Гула посмотрела на принцессу, тоже изучая её. Затем она обернулась на свою тётю и немного повела бровью.

— Твоя служанка считает, что тебя интересуют мои знания, госпожа.

— Моей служанке лучше не лезть в чужие дела, — ответила Нинани. — А ещё она может принести нам немного вина.

Пуаби поняла намёк и скрылась.

Встав с кушетки, Нинани обошла вокруг служительницы, внимательно высматривая на ней Метку Иштар. Её отец всегда так делал, и он объяснил ей, что все, кого коснулась Иштар, имели где-то на теле её Метку, обычно у брови или на виске. На теле Эн-Гулы никаких изъянов не было видно, что, в общем-то, было одним из требований к тем, кто хотел служить Иштар, исполняя физическую роль. Её тело должно быть полностью лишено изъянов, которые могли бы обесценить приносимую богине жертву.

Осмотрев девушку со всех сторон, Нинани снова села.

— Сколько тебе лет, дитя? — спросила она.

— Тринадцать, — осторожно ответила Эн-Гула.

— И как давно ты служишь Иштар?

— С семи лет.

Увидев в глазах Нинани удивление, она добавила:

— Тогда умерла моя мать, и меня ребёнком отдали в храм. Одной из жриц я стала только год назад. А до тех пор я помогала убирать и ухаживать за другими жрицами.

Нинани с лёгкой завистью сказала:

— Ты, наверное, повидала жизнь. Эн-Гула пожала плечами:

— Думаю, ты повидала столько же, сколько и я, принцесса. Ты не выходишь из дворца, я не выхожу из храма.

Ответ был неожиданный; Нинани поняла, что девушка далеко не дура.

— Тебе не нравится твоя жизнь?

— Кто я такая, чтобы жаловаться? — несмотря на слова, было ясно, что Эн-Гула жалуется. — Я сирота, мне дали постоянную работу и хороший дом.

— Но? — спросила принцесса.

Внезапно Эн-Гула засмеялась:

— Моя госпожа, не для того же ты меня сюда вызвала, чтобы слушать храмовые слухи?

Дверь открылась, и спиной вперёд зашла Пуаби с подносом. На нём стоял серебряный графин и два кубка — один серебряный, другой бронзовый. Пуаби наполнила серебряный бокал и дала его замолчавшей Нинани. Служанка наполнила бронзовый бокал, и дала его Эн-Гуле. Когда она подняла взгляд, Нинани указала ей на дверь.

— Что? — фыркнула Пуаби. — Я привела племянницу и не имею права узнать зачем?

— Да, — ответила Нинани. — Именно так. А теперь иди.

Пуаби смиренно ушла.

Взглянув на свою собеседницу, Нинани заметила в её глазах улыбку.

— Если ты хоть немного знаешь свою тётю, — объяснила принцесса, — то знаешь её выдающуюся способность распространять слухи. Я бы хотела, чтобы эти слухи как можно меньше касались меня.

— Разумно, принцесса, — согласилась Эн-Гула. — Но могу ли я узнать, зачем ты позвала меня?

Нинани надпила вино и посмотрела Эн-Гулу. Теперь, когда принцесса надпила, жрица могла тоже пить, и она так и сделала. Этикет и социальный порядок были строги и всегда исполнялись.

— Эн-Гула, — медленно сказала Нинани, — ты ошиблась, когда сказала, что мне не интересны храмовые сплетни. Это именно то, что я и хочу услышать.

Жрица пожала плечами:

— Госпожа, если тебе и вправду хочется узнать о том, кто слишком много пьёт, кто с кем спит среди знати, то я могу рассказать. Однако, прости меня, но это кажется мне ниже твоего достоинства.

Фыркнув, Нинани кивнула:

— Да, это так. Выходки толпы блудниц меня совсем не интересуют. Я хочу знать об Иштар.

Жрица при этих словах напряглась.

— Тебе нужен религиозный совет? — осторожно спросила она. — Моя госпожа, я думаю, что служение в постелях храма не для таких, как ты… разве что ты, конечно, сама этого хочешь! — потом ей в голову пришла другая мысль. — Или… — она взглянула на дверь в дальнем конце комнаты, ведущую в спальню. — Или я нужна, чтобы служить тебе в постели?

Нинани вздохнула:

— У вас в семье все только о сексе думают? Я не собираюсь становиться оной из блудниц Иштар, Эн-Гула. И соблазнять тебя я тоже не собираюсь. Я хочу знать всё о самой богине Иштар! — она встала и начала ходить по комнате. — Я знаю то, что мне рассказал отец, — объясняла она. — Что богиня снизошла, чтобы побыть какое-то время у нас. Чего я не понимаю, так это почему это его так ужасает? Ещё я не понимаю, что именно происходит в храме. Я знаю Думузи много лет, но в последние время он не тот, с кем рядом я выросла. Я хочу знать почему, — она посмотрела на Эн-Гулу. — Ты можешь мне помочь?

Жрица осторожно поставила свой кубок. Она с трудом подавляла в себе потребность высказаться, и в конце концов не выдержала.

— Моя госпожа, — аккуратно сказала она. — Это тебя может оскорбить, но могу я сперва попросить тебя кое о чём?

Нинани пожала плечами:

— Проси.

— Можно я ненадолго прикоснусь к твоей коже?

Не понимая, Нинани кивнула.

Эн-Гула подошла ближе, и отвела в сторону длинные волосы принцессы. Облегчённо вздохнув, она позволила волосам вернуться на место.

— Прости меня, моя госпожа, — ответила она, — но мне нужно было быть уверенной, что на тебе нет Прикосновения. Говорить свободно с тем, у кого есть Прикосновение, означало бы для меня смерть… или ещё хуже.

Вот это уже было похоже на начало продуктивного разговора. Нинани с интересом слушала слова жрицы.

— Когда богиня появилась среди нас, — объяснила Эн-Гула, — она была слаба. Думузи нам сказал, что у неё было долгое путешествие, она спускалась в мир со звёзд и небес. Он сказал, что ей нужно отдохнуть и восстановить свои силы. И тогда она станет собой. Ну, это звучало логично… насколько вообще бывают логичными деяния богов. Поэтому мы продолжали служить и ждать, её визит был для нас честью.

— Затем несколько старших жриц исчезли. Нам это никто не объяснил. А некоторые другие изменились. Они все получили Прикосновение Иштар. Теперь они служили её глазами и ушами, и она знала всё, что знали они. Если кто-нибудь при них говорил что-то против богини… Ну, они обычно исчезали или же тоже получали Прикосновение и изменялись.

— В конце концов я не смогла сдерживать любопытство, — она пожала плечами. — Это моё проклятье, госпожа. Наверное, семейная черта. Я хочу знать слишком много.

— Мы обе этого хотим, — ответила Нинани. Ей всё больше нравилась эта девушка. — Продолжай.

— Богиня заняла несколько больших комнат. Как я говорила, раньше я была уборщицей, и мне знакомы несколько неочевидных способов попасть в эти комнаты.

Она не стала вникать в подробности. Принцессе не будет интересно знать о том, как часто она голодала и выискивала пищу в храме повсюду, где только можно было её стащить.

— Я, конечно, видела богиню — она иногда выходила, чтобы её могли увидеть поклоняющиеся ей. Но в её покои меня никогда не вызывали.

— Однажды вечером я услышала странные звуки, доносившиеся из-за главного алтаря, из святая святых Иштар. Я воспользовалась тайными проходами храма. Вокруг самой дальней из комнат Иштар проходит балкон, и я прокралась туда. Звук доносился снизу: гудение, которое становилось то выше, то ниже, словно пчёлы жужжали в каком-то ритме. А в такт гудению загоралось и гасло странное серебристое свечение. В тени балкона было очень темно, и мне стало страшно. Но я должна была выглянуть с балкона, мне нужно было увидеть.

Она вздрогнула и подняла свои широко раскрытые тёмные глаза на Нинани.

— Лучше бы я не смотрела, госпожа. Там была богиня. Она была ещё красивее, чем всегда: высокая, бледная, восхитительная. Но она казалась мёртвой. Она совсем не двигалась. Она стояла у стены, возле той её части, которая не была закрыта высокими металлическими шкафами, которые были принесены из её закопанного где-то далеко зиккурата. То место, где она стояла, было похоже на саркофаг, госпожа… Мне тогда стало жалко Иштар. Её голова была прикрыта металлическим колпаком, и именно от него исходило гудение. Она была голой, и я увидела, что хотя у неё была фигура женщины, она не была женщиной. Всё это я увидела за несколько мгновений, а затем богиня пошевелилась. Она вышла из-под колпака, словно труп из могилы. Её глаза открылись, и я пригнулась, чтобы спрятаться.

— Как страшно, — сказала Нинани, представив себе наказание за подсматривание за богиней.

Эн-Гула покачала головой. В её глазах блестели слёзы.

— Это было только начало, — сказала она. — Иштар поднялась ко мне на балкон. Я её не видела, но я чувствовала её там, в темноте, она искала меня. Мне никогда раньше не было так страшно. Я боялась, что меня станет слышно, но я чувствовала, что она там, у меня в голове, выискивает меня, и мне нужно было уйти. Я поползла на четвереньках вдоль балкона, вокруг комнаты, быстро, как только могла, словно животное в капкане. Я чувствовала под собой её взгляд, словно она могла пронзить им доски балкона. Она игралась со мной, как кошка с мышкой. Она могла броситься на меня в любой момент, ползая туда-сюда, я чувствовала, что её это смешит, — девушка начала тихо всхлипывать.

— И что произошло дальше? — спросила Нинани, боясь, что Эн-Гула остановится на этом критическом моменте.

Эн-Гула шмыгнула носом и утёрла глаза.

— Богиню отвлекли, госпожа. Она забыла обо мне. В помещение внизу вошли Думузи и один из дворцовых стражей. Они привели двух жриц для получения Прикосновения Иштар. Я почувствовала, что её взгляд покинул меня, и чуть погодя нашла в себе смелость подкрасться к краю балкона и посмотреть вниз.

— Я знала этих жриц, моя госпожа. Одна из них, Белкели, была добра ко мне с тех пор, как я попала в храм. Она пыталась вырваться из рук стражей. Другая жрица лежала на полу, она то ли спала, то ли была без сознания, то ли её опоили.

— Иштар не прикрывала свою наготу. Она стояла в центре помещения и упивалась страхом Белкели. И тогда она начала изменяться.

— Изменяться? Как? — вырвалось у Нинани.

Эн-Гула тяжело вздохнула:

— Я думаю, что боги выглядят похожими на нас только для того, чтобы не пугать нас своей истинной формой, — осторожно сказала она. — Иштар не такая, как мы. Она металлическая, моя госпожа. Она — живая статуя. И хотя руки и плечи у неё как у женщины, тело у неё змеиное. Нет ног, моя госпожа. Она ползала по полу, как змея. Огромная металлическая змея. А лицо ещё страшнее, потому что оно очень похоже на женское лицо. Но жёсткое, холодное, резкое; его движения не плавные, как у твоего и моего лица, а больше похоже на сгибание лапки насекомого. А вместо глаз у неё в голове горящие угли.

— Наверное, я закричала, но меня заглушили крики Белкели, к которой ползла богиня. Иштар говорила тихо и жестоко, она протянула вперёд правую руку. Я видела, как Белкели задрожала, когда богиня провела рукой по её волосам. Ладонь Иштар коснулась лба Белкели, и я услышала звук, похожий на шипение змеи. Белкели замерла, и когда Иштар убрала руку, я увидела на лбу Белкели Метку. Я больше не могла на это смотреть. Мне стало плохо. Я уползла.

— На следующий день я встретила Белкели, и она была совсем другой. Она не была приветлива, не рассказывала сплетен. Я спросила, здорова ли она, и она ответила так, словно мы не были знакомы. А самое худшее — хотя она говорила безразличным голосом и отводила взгляд, я заметила у неё слезинку в глазе.

Нинани старалась говорить спокойно:

— А вторая жрица?

— Я её больше не видела, — сказала Эн-Гула. — Но я говорила с одним из стражей, который тогда ещё не получил Прикосновения, он мне сказал, что помог избавиться от её тела. В её венах не было крови, моя госпожа, а в её черепе не было мозга!

Нинани была потрясена так же сильно, как и Эн-Гула. Увидев, как тяжело девушке справляться с приступом ужаса, Нинани забыла о титулах и рангах. Она обняла девушку и прижала её к себе. Эн-Гула как ребёнок уткнулась лицом в её плечо. Она тряслась от плача.

Наконец, она освободилась от объятий Нинани и встала. Она утёрла глаза и нос.

— Простите меня, госпожа, — прошептала она. — Это было так ужасно.

— Слушать об этом было почти так же ужасно, Эн-Гула, — заверила её Нинани. — Но теперь тебе не нужно держать это всё в себе. Давай будем друзьями.

Удивлённая Эн-Гула кивнула:

— Как пожелаешь, принцесса.

— Хорошо.

Нинани подвела девушку к кушетке и указала ей сесть рядом с ней. Эн-Гула нерешительно села.

— А теперь, друг мой… Я должна спросить тебя кое о чём. Эта богиня, которой ты служишь… Как ты теперь относишься в принесённым тобой клятвам верности?

Эн-Гула не спеша обдумала свой ответ.

— Госпожа, впервые за всю свою жизнь я жалею, что служу Иштар.

— Это я и надеялась услышать, — одними губами улыбнулась Нинани. — Потому что мне нужна твоя помощь, Эн-Гула. Я хочу уничтожить эту богиню, пока она не уничтожила нас.

Потрясённая Эн-Гула вскочила на ноги.

— Госпожа! — вскрикнула она. — Но это же невозможно!

— Это должно быть возможно, — настаивала принцесса. — Мы с тобой должны найти у неё какую-нибудь слабость, или какую-нибудь магию, которая сильнее её. Должно быть что-то, что мы можем сделать! Должно быть!

— Я не так уверена в этом, как ты, госпожа, — ответила жрица. — Но… если не это, то останется лишь жить по-прежнему, наблюдая, как Иштар Прикасается к моим друзьям или ест их, — она решительно подавила в себе дурные предчувствия. — Я сделаю, что смогу, — согласилась она.

Нинани засмеялась, в этот раз искренне.

— Отлично сказано! Эн-Гула, всё, что могут сделать принцесса и жрица, мы сделаем. Будем же молиться о том, чтобы этого было достаточно.

* * *

Город Киш показался Эйс изумительным. Вопреки её опасениям, Гильгамеш у ворот молчал, и все четверо они прошли в город не вызвав у стражи интереса. За воротами они направились по узким многолюдным улицам. Недалеко от ворот был квартал торговцев. Вдоль улиц стояли торговые лавки, очень похожие на фотографии Ближнего Востока, которые Эйс когда-то видела. Навесы прикрывали от солнца товары и людей. Товары были разложены на столах и подстилках. Было огромное множество фруктов, овощей, инструментов, тканей, одежды, и горшков. И хотя большинство торговцев уже завершали сегодняшнюю торговлю, тех товаров, которые всё ещё были выставлены, было достаточно много, чтобы Эйс пришла к выводу, что Киш был процветающим городом.

Она поделилась этим наблюдением с Энкиду, и тот кивнул:

— Киш и Урук (наш город) на протяжении многих лет являются самыми большими городами в Месопотамии, — объяснил он. — Гильгамеш и его советники считают, что время Киша прошло, но Агга, царь Киша, не дурак, его политика укрепила армию и повысила благосостояние этого города.

Эйс мельком оглянулась на Гильгамеша.

— Ты, как я понимаю, с ними не согласен?

— Кто я такой, чтобы соглашаться или нет? У меня нет голоса в совете, меня там терпят лишь потому, что я нравлюсь Гильгамешу. Никто из знати не станет слушать мои мысли.

— А я бы послушала, — сказала Эйс.

— Ты очень необычная, — улыбнулся он. — Но предупреждаю, мои мысли очень странные. Я думаю, что Уруку и Кишу было бы выгоднее быть союзниками, а не врагами. Когда я был ребёнком, моя мать сказала мне, что наш народ вымер из-за того, что не умел сотрудничать. Эти безволосые люди воспользовались этим недостатком и уничтожили мой род. Меня не покидает опасение, что и с людьми однажды случится то же самое.

— Поверь мне, — сказала ему Эйс, — человеческий род ещё долго протянет.

— Конечно же, я верю тебе, — ответил Энкиду. — Ты же богиня Айа.

— Правильно, — вздохнула она. — Я всё время забываю об этом.

Доктор остановил нескольких прохожих и спросил дорогу к хорошему постоялому двору. Когда мужчины, наконец, сошлись на одном заведении, Доктор повёл своих спутников туда.

Постоялый двор был небольшим зданием, стоявшим чуть в стороне от главной улицы. Эйс прикинула, что там не может быть больше пяти или шести комнат, и ни капли не удивилась, когда услышала, как трактирщик говорит Доктору, что свободна только одна комната, и они могут либо соглашаться на неё, либо уйти.

— Мы согласны, — сказал ему Доктор. Кивая Энкиду, он сказал: — Заплати ему, хорошо?

Энкиду заплатил, аккуратно отсчитывая медные диски.

Эйс потянула Доктора за рукав.

— Эй, — пожаловалась она, — Профессор, я не против ночевать в одной комнате с тобой, но этому нашему величеству я не доверяю.

— Ты о Гильгамеше? — безразличным голосом спросил Доктор. — Он, скорее всего, напьётся и уснёт. Я таких знаю.

— Я тоже знаю таких, — отрезала Эйс. — Повидала таких в Ледяном Мире. Некоторые из них напиваются, а потом пристают.

— Если ты так переживаешь о своей добродетели, — ответил Доктор, — то можешь вернуться в ТАРДИС.

Она вздохнула:

— Энкиду говорит, что там львы по ночам охотятся.

— Ну, выбирай сама: львы там или ухажёр тут?

— Спасибо большое, — проворчала она и села за ближайший стол. — Какой же ты добрый.

— Один из моих недостатков, — ответил он, опускаясь на один из табуретов. — Трактирщик, нам всем по пиву, пожалуйста, и одно себе налейте за наш счёт.

К ним присоединился Энкиду.

— Дайте угадаю, — сказал он. — За пиво плачу тоже я?

— Ты же не думал, что боги имеют при себе деньги? — ехидно спросил Доктор. — Мы своё время тратим на более важные вещи.

Трактирщик принёс четыре кувшина с пивом, и Энкиду дал ему несколько монет. Гильгамеш схватил своё и пиво и выпил его двумя большими глотками.

— И моё бери, — предложил Доктор, толкая к нему свой кувшин. — Эйс, наверное, тоже отдаст тебе своё.

— Я уже достаточно взрослая, чтобы пить, — парировала она, не желая ничего давать Гильгамешу.

— Да, но я сомневаюсь, что оно тебе понравится, — сказал он ей, наблюдая, как Гильгамеш решительно опустошает вторую порцию пива. — «Движение за настоящий эль» его вряд ли одобрило бы.

Эйс угрюмо надпила пиво и чуть не выплюнула его.

— Из чего они его делают? Свиная рвота?

— Почти, — улыбнулся Доктор. — Ячмень. То пиво, которое ты любишь, они ещё не изобрели. Для жителей этого времени это просто наслаждение.

— Может, ты хотел сказать «разложение»?

— Так, — вставая, сказал Доктор, — я скоро вернусь. Развлекайтесь.

— Что? — Эйс не верила своим ушам. — Я тоже пойду.

— Не в этот раз, — сказал он, не давая ей встать с табурета. — Я просто схожу загляну в местный храм. А ты побудь тут и присмотри за Гильгамешем. Попробуй поговорить с местными, разузнать слухи, и тому подобное. Я постараюсь не задерживаться.

— Не поступай со мной так, Профессор, — умоляла она. — Только не с ним.

— Страдания укрепляют характер, — ответил он. А затем по заговорщицки добавил: — Эйс, я могу ошибаться в том, что этот храм имеет какое-то значение. Но Гильгамеш жизненно важен… Мне правда очень нужно, чтобы ты осталась с ним и проследила, чтобы с ним ничего не случилось. В его последующей жизни ему суждено сделать много важного, и мне было бы гораздо спокойнее, если бы я знал, что эта последующая жизнь у него будет.

— А как же я?

— А ты поживёшь попозже, — подмигнул он. — Просто следи, чтобы в его кувшине не было пусто. И слушай, о чём говорят вокруг.

Отдав ей зонтом салют, Доктор вышел из таверны.

Эйс недовольно посмотрела на сидящего напротив неё Гильгамеша. Он только что забрал у неё пиво и начал его пить.

Вечер, похоже, будет очень долгим.