— Хватит уже ходить!

Гудея замер, уже занеся ногу, затем осторожно вернул её на выложенный известняком пол и виновато вытер об одежду вспотевшие ладони. Он с опаской посмотрел на Эннатума, который небрежно развалился в своём инкрустированном золотом кресле, как будто у него не было никаких забот. Гудея знал, что у него никогда не будет такого же самообладания (или самонадеянности), какое излучала внешность второго участника заговора.

— Ты что, совсем не переживаешь? — спросил он, теребя свою бороду.

— А зачем ещё и мне переживать? — проревел Эннатум. — Твоих переживаний хватит на небольшую армию. Ты что, не можешь просто сесть и ждать остальных?

— У меня не такие крепкие нервы, как у тебя, — признал Гудея. — Когда я хожу, мне становится легче.

— Клянусь Энлилом, — пожаловался Эннатум, — когда замышляешь измену против своего царя, как же не хватает возможности выбрать таких сообщников, каких хотелось бы. Если бы тут сейчас появился Гильгамеш, ты бы умер от одного его взгляда.

Опасливо оглядывая зал совещаний, Гудея нервно скрутил руки.

— Ты думаешь, это возможно? Что Гильгамеш может вернуться?

Эннатум засмеялся, его короткий смех был похож на лай шакала.

— Сомневаюсь. Напыщенный хвастун сам себя отправил на смертельное задание. Мы постарались приготовить десяток причин почему для проверки обороны Киша нам нужна ещё одна разведка, а этот ублюдок их даже слушать не стал.

Он изобразил интонации баса Гильгамеша:

— Нам нужно осмотреть стены Киша? Хорошо, Энкиду, пойдём.

Уже своим обычным голосом Эннатум добавил:

— Боги, тупость его мозгов не уступает силе его мышц.

Всё ещё не успокоившись, Гудея пошёл к стоявшему напротив двери столу. На нём было небольшое количество приготовленных слугами еды и питья. Он налил себе из кувшина ячменного пива. Осторожно надпив его, он робко сказал:

— Но раньше Гильгамеш уже выживал в смертельных опасностях. Всего несколько недель назад он вернулся живой из разведки в Кише.

— Мне об этом можешь не рассказывать, — ответил Эннатум. — Просто у него божественное везение, вот и всё. Но даже везению приходит конец.

— Не в его случае, — вздохнул Гудея. — Хотел бы я иметь хоть половину его талантов.

— Тогда ты был бы в десять раз талантливее, чем сейчас, — резко ответил ему соучастник. — Или даже в двадцать. А пока что Гильгамеш уже старается из всех сил, заменяя тебя в твоей постели.

— Он изнасиловал мою жену, — парировал Гудея, почти агрессивно, как по его меркам. — Несколько раз.

— Ну, конечно же, — жестоко рассмеялся Эннатум. — И твою красавицу-дочку тоже. Но люди это другим словом называют.

Гудея был, наверное, единственным человеком в городе, который не знал об одержимости своей жены царём. А вдобавок к этому ходили слухи, что и их дочь тоже присоединялась к этой парочке. Только такой наивный и склонный к самообману человек, как Гудея, мог думать, что эти две гарпии невиновны.

Гудея, разгорячившись, объяснял:

— Царь ведь не обычный человек, против него не выдвинешь обвинения в изнасиловании. Вот им и приходится говорить, что они хотели этого; если бы они сказали иначе, это стоило бы жизни и им, и мне. Но мне отвратительно распутство Гильгамеша. Поэтому я и согласился помочь тебе организовать его смерть. Чтобы спасти свою семью от его грязных рук.

— И от других частей его тела, да? — грубо сказал Эннатум. — Стой! — он поднял руку. — Это была плохая шутка. Но, надеюсь, ты не рассказал жене о том, что мы спланировали для Гильгамеша? Она могла… Нечаянно проболтаться об этом, когда он её последний раз… насиловал.

— Я никому не сказал, — угрюмо ответил Гудея, допил пиво, и налил себе ещё. — Но я хотел бы быть уверен, что в этот раз Гильгамеш умрёт.

Вздохнув, Эннатум встал с кресла и подошёл к Гудее. Положив руки ему на плечи, он улыбнулся:

— Что же, если тебе от этого станет спокойнее, мой друг, — проворковал он, — я открою тебе один секрет. В этот раз в смерти Гильгамеша можно не сомневаться. Понимаешь, чтобы его наверняка поймали, я отправил своего человека к Думузи, верховному жрецу Иштар в Кише. В данный момент кишиты уже всё знают о намерениях Гильгамеша. В этот раз, Гудея, он погибнет.

Двойная дверь в конце комнаты распахнулась, вошли два стража с копьями и объявили о прибытии других знатных господ Урука.

Эннатум похлопал товарища по плечу:

— Осторожнее, — прошипел он. — Этот небольшой нюанс мы скроем от Верховного Совета, хорошо?

Гудея неуверенно кивнул и посеменил к своему месту за столом. Покачав головой, Эннатум пошёл за ним. Гудея был хотя и слабым звеном этого заговора, но необходимым (пока что).

* * *

Храм богини Иштар в городе Киш не был самым большим храмом этой молодой метрополии. Самым большим был зиккурат Забабы, покровителя города. Но храм Иштар был самым посещаемым. От нескольких его алтарей постоянно поднимался дым. Раньше Думузи очень любил запах горящих дров и поджаривающихся потрохов. Но сейчас ему мало что нравилось. Многие, кто хорошо знал верховного жреца, считали, что за последние несколько месяцев он изменился в худшую сторону. С тех самых пор, как богиня Иштар воцарилась в своём храме.

Сам же Думузи об этом не задумывался. Думузи ни о чём не задумывался. Блистательный ум жреца был теперь почти всегда затуманен Прикосновением Иштар.

Он попытался сосредоточиться на сообщении, которое доставил ему этот глупый человечек, но не мог собраться с мыслями. Теперь ему с каждым днём было всё сложнее и сложнее собирать рассеянные осколки своего разума. От напряжения он скривился и нахмурился.

Хватит сопротивляться, Думузи! — голос Иштар отзывался эхом в его сознании, вызывая острую боль. — Ты существуешь только для выполнения моих желаний, чтобы думать мои мысли и выполнять мою волю. Не пытайся жить не связанной со мной жизнью.

Подавив бунт Думузи, сознание Иштар сквозь глаза своего жреца сосредоточилось на поиске в его памяти того, что ей было нужно. Ах, да. Лежащий у его ног ниц червь был гонцом, утверждающим, что его прислал господин Эннатум из жалкой соседней деревни под названием Урук. Воля Иштар произнесла голосовыми связками Думузи:

— Повтори мне, о человек, сообщение, которое ты мне принёс.

— Великий Думузи, Верховный Жрец Иштар, — снова сказал слуга, распластавшись по земле. — Я должен сообщить тебе, что царь Урука, Могучий Гильгамеш, отправился шпионить за жителями Киша. Он планирует завоевать Киш, и собирает сведения, которые помогут ему это осуществить. Он ближе к вечеру подойдёт к твоему городу с юга, и его легко можно будет схватить или убить. С ним только пять солдат и его боевой товарищ Энкиду.

— Это ты так говоришь, — ответила Иштар голосом Думузи. — Но зачем ты пришёл ко мне с этим рассказом? Разве ты не присягнул в верности своему царю?

— Я повинуюсь господину Эннатуму, — опасливо сказал мужчина. Жрецы все были загадочными и внушительными, а в этом Думузи было что-то особенно настораживающее. — Это сообщение я передаю по его указанию.

— Понятно.

Задумавшись, Иштар позволила Думузи частично вернуть контроль над своим сознанием. Чего это этот господин Эннатум хочет, чтобы его царя поймали или убили? — потребовала она ответа у своего жреца.

— Гильгамеш — могучий воин, моя госпожа, — громко сказал Думузи, хотя нужды в словах не было — Иштар могла читать его мысли с такой же лёгкостью, с какой он читал глиняные таблички храмовых записей.

Углубления, оставленные клинописным стилусом, выглядели для большинства людей куриными следами, но Думузи гордился своим умением читать и писать. Это умели далеко не все, но Иштар презрительно проигнорировала эту его способность. Всё, что ей было нужно, она брала прямиком из его сознания, ей не были нужны ни разговоры, ни письменность.

— А ещё он самодур, — продолжал Думузи, — и у него почти неутолимый аппетит к молодым женщинам Урука. Знать этого города будет рада, если он умрёт, но никто из них не смеет выступить против него лично.

В сознании Думузи зазвенел довольный смех Иштар. Какие же вы, люди, глупые! У меня большой соблазн отпустить Гильгамеша невредимым, чтобы поиздеваться над этими малодушными заговорщиками. Но у меня есть свои счёты с великим воином Гильгамешем.

— У вас, госпожа? — в сознании жреца она прочла удивление.

Да, Думузи. Воспоминания всё ещё терзали её, жгли её душу. Однажды Гильгамеш отвергнул меня. Я предлагала ему покой и могущество, которые позже предложила тебе, но он отказался от моих объятий. Но ты, о преданный, не отказался. Моё Прикосновение дало твоему разуму свободу и покой, разве не так? Он не мог возразить: она не оставила ему волю, чтобы он никогда ей не перечил. Это было бы лишней тратой сил. Захватив его сознание сильнее, она направила его взгляд на дрожащего гонца.

— Мы можем верить этому человеку? — поинтересовалась она вслух. — Может быть, его прислали, чтобы он нас обманул, а не предупредил?

— Нет, господин, я клянусь, — настаивал простолюдин. — Я говорю тебе правду.

— Меня не нужно заверять, о человек, — сказал ему Думузи. Почувствовав, что хватка Иштар в его голове ослабла, он говорил запинаясь. — Следуй за мной, поклянёшься самой Иштар в том, что говоришь только правду.

Гонец с готовностью поднялся на ноги. Думузи развернулся и повёл его из своих жреческих покоев в храм. Слуга рассчитывал, что от него потребуют принести клятву у главного алтаря. Думузи чувствовал удовольствие, с которым Иштар позволяла слуге эти наивные мысли, её предвкушение того, что от этого итог станет ещё приятнее.

Храм был внушительным зданием, даже по меркам великого города Киш. Главная часть его конструкции была длиной в двести пятьдесят шагов и шириной в пятьдесят шагов. Крыша возвышалась в нескольких метрах над их головами. Каменные колонны поддерживали потолок, а прорезанные в стенах треугольные окна впускали внутрь свет. Стены были покрыты саманом, в который были вдавлены небольшие глиняные конусы. Конец каждого конуса был окрашен в чёрный, белый, или красный цвет, они образовывали на стенах ломанные узоры.

Сквозь здание проходили поклоняющиеся Иштар. Некоторые принесли жертвы, другие — монеты, чтобы купить время со священными блудницами, ожидавшими в многочисленных камерах по бокам от огромного зала. В храме никогда не было тихо, но при появлении Думузи, который вёл шпиона, зависло почтительное молчание.

В дальнем конце храма был алтарь. Здесь работали группы жрецов; некоторые принимали жертвуемых животных и убивали их, другие принимали подношения в виде зерна, которое отправляли в амбар храниться до зимы. Убитых животных разделывали: печень использовали для гадания, потроха — для священных костров, а мясо жарилось и хранилось в качестве питания служителей храма.

Позади главного алтаря были личные покои Иштар. Думузи отодвинул занавес, и гонец опасливо прошёл внутрь. За занавесом было темно, и слуга явно опасался получить нож в спину в награду за измену своему царю.

— Иди, о человек, — засмеялся голос Думузи. — Пойдём, почувствуешь Прикосновение самой Иштар. Она поймёт, правду ли ты сказал мне.

Гонец медленно пошёл вперёд, нерешительно ступая, пока его глаза не привыкли к мраку.

Его осторожность была напрасной: в этой комнате были две служанки Иштар. С невозмутимыми лицами они схватили мужчину за руки с силой, которую не могли иметь люди. Мужчина громко закричал и попытался вырваться. Их пальцы впились в его кожу, удерживая его на коленях у дверей.

— Мой господин! — закричал он, пытаясь повернуть голову так, чтобы увидеть Думузи. — Я клянусь, я говорю тебе правду!

— Не клянись ему, о человек, — из глубины комнаты донёсся голос самой Иштар. — Ему всё равно, правду ты говоришь, или врёшь. А мне не всё равно. Прими моё Прикосновение, и я буду спокойна.

Она выползла в пятно слабого света. Гонец смотрел на неё молча, раскрыв рот. Он понял, что находится перед настоящей богиней. Никогда раньше не видал он такого совершенства: такая изящная форма, выше, чем человек; кожа такая бледная, что, казалось, светилась; такое красивое лицо, обрамлённое развевающимися волосами.

Когда она начала изменяться, он снова закричал. Он дёргался в железной хватке неподвижных жриц, словно безумец. Горящий красным взгляд Иштар опустился на него. Она развела руки в подобии объятия и схватила его. Его крик затих сразу, как только её металлические ладони коснулись его висков. Раздалось тихое жужжание, и он упал.

Она убрала ладони и улыбнулась, увидев покраснение на его левом виске, где она вставила свой коммуникационный модуль. Две служанки отпустили его, и он остался стоять на коленях, раскачиваясь с закрытыми глазами.

Иштар расслабила свои мысли и направила их через коммуникационный модуль в сознание мужчины. Как и у многих этих людей, его разум был очень мал и безвкусен. Почти мимоходом, она убедилась, что он сказал Думузи правду: Гильгамеш действительно отправился в разведку. Вот дурак! Она позаботится о том, чтобы он не скучал. Но он не должен умереть… пока что. Она жаждала мести, она жаждала вкусить его страх перед тем, как позволить ему роскошь смерти.

А как поступить с этим простолюдином? Его разум не стоит того, чтобы его съесть, раба из него хорошего не выйдет. У него нет ни талантов, ни желания чему-то учиться. Ещё одно сознание ей пока что не нужно… Мысленно вздохнув, она предоставила мужчине единственное освобождение, которое ему было суждено получить. Она даже не услышала его предсмертный хрип, с которым он опрокинулся на спину и замер на полу. Служанки его уберут.

Один из жрецов, которых она контролировала, кажется, был встревожен. Посмотрев его глазами, она поняла почему: Агга пришёл в храм и направлялся в её покои.

Царь Киша? Интересно. Он не был другом Думузи, это она знала, как знала всё, что знал Думузи. Агга поклонялся преимущественно Забабе, покровителю этого города, но он был не настолько глуп, чтобы проигнорировать визит живой богини, и он встречался с ней несколько раз. Каждый раз она ощущала его недоверие, и это её забавляло — она понимала, что он не может ничего ей сделать. У неё был соблазн добавить его к своей коллекции; его сознание, похоже, стало бы вкусным блюдом: острый, проницательный ум, властный характер. Но ей всё ещё не хватало сил на то, чтобы делать что угодно в этой жалкой куче навоза, которую они называют городом. Пока она всё ещё копила силы, лучше оставить Агге небольшую свободу. Её марионетки были очень талантливы, но им не хватало того запала и изобретательности, которые обычно давала свобода. Почувствовав, что её форма снова изменяется, она задрожала от наслаждения.

Агга отодвинул занавес и ждал. Его тело было сильным и мускулистым, с небольшой склонностью к полноте. Его густая кучерявая борода сильно пахла маслами, которыми её умащивали. Одежда на нём не была пышной, но ткань явно была дорогой. На шее он носил цилиндрическую печать, которая заверяла царские указы. Помимо неё, единственным его украшением была висевшая на груди золотая цепь, инкрустированная янтарём.

Его глаза, постепенно привыкая к слабому освещению, которое предпочитала Иштар, остановились на трупе, лежавшем на полу. Его сильное тело напряглось от едва сдерживаемого гнева, когда он посмотрел в спину пренебрежительно отвернувшейся Иштар.

— Опять человеческое жертвоприношение? — прорычал он. — Мне кажется, что твоё появление в нашем городе, Иштар, является предвестником не милостивого правления богов, но хищничества Нергала, отца смерти и чумы.

— Следи за своим языком, Агга, — пробормотала она. Она повернулась к нему, и при виде её красоты Агга не смог сдержать резкий вздох. — Я терплю много твоих оскорблений, — улыбаясь, сказала она, — потому что меня устраивает, что ты царь в этом городишке… пока что. Но если ты меня сильно разозлишь, то, пожалуй, даже ты ощутишь Прикосновение Иштар.

Она протянула правую ладонь, и ему показалось, что в ней блеснуло что-то металлическое.

— Или, может быть, — размышляла она, — твоя красивая дочурка… Нинани? Она будет чудесным дополнением моей свиты, ты не находишь?

— Если моя дочь познает твоё Прикосновение, Иштар, — проревел Агга, — то я позабочусь о том, чтобы этот храм разрушили, не выпуская наружу ни тебя, ни твоих жрецов. Будет интересно проверить, может ли смертный уничтожить богиню.

— Какие мы обидчивые, — тихо поддразнила его она. — Однако, пока ты меня слушаешься, мне наплевать на то, что ты думаешь, о царь. Пока что твоё драгоценное дитя будет свободно. Тем временем, будь добр, отправь нескольких своих лучших солдат к тому колодцу на юг от города. Я узнала из… — она улыбнулась, посмотрев на труп, — из надёжных источников, что ближе к вечеру там будет Гильгамеш. Вели своим людям взять его живым. Предупреди их, что если он погибнет, они за это заплатят. А если он убежит, они ответят мне лично.

— Гильгамеш? — удивился Агга. Он знал, что царь Урука давно уже заглядывался на земли Киша, но не думал, что у горячего Гильгамеша хватит глупости на то, чтобы прийти в чужой город. — Схватить его живьём будет непросто.

— И тем не менее, я хочу, чтобы это сделали! — в её голосе впервые почувствовался гнев. — Он в долгу передо мной, Агга, и я с огромным удовольствием изыму из него плату, дюйм за дюймом… Возможно, я позволю тебе посмотреть, что случается с теми, кто гневит меня. Это может быть… поучительно.

Затем, подавив свою жажду крови того, кто её отвергнул, она вернулась к насущным делам.

— Но почему ты пришёл сюда? Помимо очередной жалобы на… остающийся после меня мусор?

Агга заставил себя отвести взгляд от того, что лежало на полу.

— Для того, чтобы продолжить покрывать стены твоими узорами, нам нужно больше меди.

— Ясно, — согласилась она и отвернулась, чтобы показать, что аудиенция закончена. — Что же, Думузи позаботится о том, чтобы хранилища храма были открыты для твоих мастеров. Для моего художественного проекта нужно много меди.

Агга кивнул.

— Иштар, — тихо сказал он, — я не верю, что в тебе есть хоть капля любви к какому-нибудь искусству. Украшения, придуманные тобой, которые мои люди создают на стенах, предназначены для чего-то другого, не так ли?

Улыбаясь, Иштар снова повернулась к нему. Уже не в первый раз совершенство её красоты показалось ему внезапно жёстким, почти гротескным. Её лицо было создано из живого металла божественным мастером. Даже её волосы были воспроизведены серебристыми прядями. Но в такие моменты эта красота не могла полностью скрыть жестокость её сердца.

— Проницательный, — пробормотала она. — Да, действительно, в моём плане есть многое, что не связано с любовью к искусству, о царь.

— Что?

— Об этом ты узнаешь тогда, когда я решу тебе рассказать. А до тех пор просто делай так, чтобы мои желания воплощались в камне и металле, — она снова повернулась к нему спиной. — Теперь иди. Мне нужно о многом подумать.

Она представила себе, как смакует сознание Гильгамеша, неспешно отрывая от него слой за слоем, кусочек за кусочком…

Агга тоже отвернулся, но задержался, глядя, как богиня заползала обратно в своё логово в храме, в который он когда-то любил заходить. Теперь мрак этого храма был не просто отсутствием света. После прибытия Иштар в его городе действительно настали мрачные времена. Но что он мог сделать, чтобы сдержать желания божества? Она обладает силами, с помощью которых может стереть город с лица земли. Нет, пока что он должен ублажать её и скрывать свои истинные мысли. Но когда-нибудь…