Чего же мы достигли? У нас представление о дате рождения Христа где-то между 7 и 6 гг. до н. э., по результатам рассуждений А. Меня. Умер он, по канонической версии, в 33 г.; по современной версии, — в 30 г.

Смерть Учителя, бесспорно, была огромным ударом для небольшого круга его истинных друзей и последователей. Экзальтированная толпа в счет не идет. Всего несколько десятков человек, точнее, около семидесяти — вот истинные носители новой веры.

Иудея в эти годы напоминает сухие дрова, готовые вспыхнуть при одном упоминании об этом пламени — новой вере. Она столько лет ждет Мессию! И это не относится к какой-либо одной национальности; пестрый котел Палестины насчитывает десятки народов: иудеев, идумеев, римлян. Душевная пустота и отсутствие маяков, на которые следует ориентироваться, — вот характерное состояние масс в начале первого тысячелетия новой эры. Наука, эта замечательнейшая игра нашего времени, еще не изобретена или, точнее сказать, только в начале пути. Фактора всемирных культурных ценностей тоже не существует. Мир молод, его духовный голод колоссален, но этот мир одновременно и недоверчив. Подобно сытому коту, обнюхивающему куски незнакомой пищи, он тщательно присматривается к многочисленным идеям и проповедникам, гуляющим по Палестине и Средиземноморью — этим очагам цивилизации. Холодные мраморные божества Греции и Рима больше не нравятся ему. В них нет трепета плоти, они прекрасны, но они чужие, из другого, неодушевленного мира.

Иудейская религия, создавшая целую ограду из правил и законов, доступна далеко не каждому, да и традиционная антисемитская истерия новых правителей империи и крупных писателей Рима делает свое дело. Лишь единицы желают воспринять иудаизм в чистом виде.

Мир замер, он вышел на охоту, он затаился, он ждет. Его мучит жажда знания и неудовлетворенной духовности. Проходит несколько месяцев после смерти Учителя. Апостолы, его друзья и последователи приходят в себя. Его слова, притчи, жесты записываются и обсуждаются, по памяти восстанавливаются мельчайшие детали жизни. Но память несовершенна, кроме того, какое дело им, очарованным его идеями, до точных дат походов — они не ткут временную пряжу его жизни. Духовность — вот основной предмет их дискуссий и записей. Конечно, можно было бы узнать много больше про жизнь молодого Христа, ведь в письменном виде никаких сведений о нем до 12-летнего возраста нет. Живы его мать и братья, родственники, но это никого не волнует. Идет дискуссия вокруг его духовного наследия — образа мыслей, поступков. Постепенно отрабатывается каноническая версия. Она получает жизнь в ряде списков, которые через несколько десятков лет станут достоянием евангелистов. Но, как это обычно бывает в любом сообществе, возникает оппозиция. Нет, конечно, не оппозиция образу Учителя, наоборот, другие черты его характера кажутся определенной группе людей важнее сухого описания, они придают ему еще и поэтичность, еще большую, по их мнению, возвышенность, божественность. Конечно, в записи этой группы или неизвестного нам человека какие-то детали противоречат канонической версии, но, словно губка, эта запись впитала другую информацию — дух улиц Иерусалима, жажду общения Христа со слушателями. Эта версия не имеет большого распространения. Но каким-то образом пытливый ум Иоанна находит ее, и она становится основой его евангелия, в то время как Марк и Матфей пользуются вариантами какого-то иного первоисточника, а Лука — всеми тремя.

Но теперь, как любая структура, молодая христианская община не может существовать в своем замкнутом мирке из нескольких десятков человек. Она должна либо погибнуть, либо начать экспансию, привлекая новых людей, завоевывая их души, в свою очередь обогащаясь новыми идеями. Община, невзирая на естественные разногласия среди ее членов (не следует забывать, что это живые люди), действует как одна команда, четко и слаженно. У нее нет ясной цели, да, собственно, и не может быть. Внутренняя потребность — нести голос, образ Учителя, его идеи — вот мощнейший стимул, которым она руководствуется. Конечно, рассказы и проповеди очевидцев разнятся, они помнят и передают только наиболее яркие, красочные, убедительные моменты из жизни Христа. Они придают его образу мифические черты, они наделяют его поступками, которых он не совершал. Но не это главное, последователи начинают проповедовать. Это может быть на улице или на базаре, в дружеской беседе — неважно. Непринципиально и в каком городе: Иерусалиме, Дамаске или Риме. Слушатели всегда находятся. Часть из них не воспринимает новую информацию и уходит равнодушной, часть проявляет враждебность, другие раздумывают и ищут новых контактов. Люди общаются. Слухи о Мессии очень быстро наполняют маленькую Иудею, перехлестывают через ее границы, захватывая страны Средиземноморья.

Именно в это время мир начинает разделяться незримой чертой. Идумеи, еще в большей степени, чем иудеи, — сторонники нового учения. Греко-римский мир, сирийцы, армяне в полной мере воспринимают его. Но Египет, моавитяне равнодушны к Христу. Новые идеи не для них, они ждут своего лидера, свою религию. Экспансия новой веры лежит преимущественно на северо-запад и север. Юг и юго-восток пока для новой религии закрыты.

Насколько успешно и как быстро завоевывает мир новое учение, новая идеология? Иудея знала много пророков, однако десятки, сотни из них не оказали сколько-нибудь заметного влияния на общественную жизнь Палестины, не говоря уж о всем остальном мире.

Проблема заключается в прагматизме иудеев. Нужно нечто большее, чем слово, чтобы увлечь толпу. Учитель, вероятно, мог; обаяние его личности было так велико, что он был способен нести в мир слово, и не прибегая к чуду, однако чудо всегда имело успех, и он обращался к нему довольно часто. Божественная сущность Учителя являла его неизмеримое превосходство в качестве вестника новой идеи, и вот теперь стоял вопрос: кто, как и каким образом возьмется заполнить этот вакуум? Первых ревнителей новой религии отличали две черты: вера в Христа и в себя. Они искренне считали, что общение с Христом наделило их, по крайней мере, частью тех способностей, которые он получил от Святого Духа. Они могли произносить зажигательные речи, вдохновлять и, конечно, лечить. Вначале они знали друг друга в лицо, но это было возможно, пока их число не превышало нескольких десятков, точнее, их было около ста двадцати (Деян. 1:15). В мае-июне под руководством Петра община проявляла полное единство взглядов. «При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе» (Деян. 2:1).

Затем начались проповеди, в которых Петр, бесспорно, играл главенствующую роль. Причем, как мы уже говорили, идеи христианства находили у слушателей живой отклик.

«Итак, охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч. И они постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах… Все же верующие были вместе и имели всё общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого. И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа» (Деян. 2:41–47).

Выражаясь современной терминологией, это был первый призыв Петра. Но недвижимость и собственность надо было продать, на это требовалось время. Совершенно неправдоподобно, чтобы синагоги допускали конкурентов с новыми опасными идеями. Встречаться в синагоге они могли, но не более, им, безусловно, требовались какие-то помещения, возможно, это были обычные дома, чтобы посвящать время служению, общаться, знакомиться, пренебрегая своей национальностью, привычными убеждениями. Возможно, на это ушел год-два.

В этот период широкомасштабные проповеди с целью вовлечения в христианство новых членов не велись. Во-первых, в этом не было необходимости, во-вторых, просто физически не было возможно. На апостолов и их ревностных помощников свалилась огромная организационная программа. Приходилось отвечать на самые неожиданные вопросы практического характера: как лучше продать ту или иную вещь, где селиться, как организовать моления и т. д. Самое главное — необходимо было организовать финансовую базу для существования общины. Иисус был идеалистом, в лучшем смысле этого слова. Дела земные и вопросы быта — не его дело. Здесь нужен был другой, кто взял бы на себя ответственность за само существование быстро растущей общины.

Этим лидером стал апостол Петр. Суровая реальность заставила его отказаться от оттенков в общении с новоявленными членами общины. Только строжайшая финансовая дисциплина помогла ее становлению.

«Некоторый же муж, именем Анания, с женою своего Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам апостолов. Но Петр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех слышавших это. И, встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили. Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся. Петр же спросил ее: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказала: да, за столько. Но Петр сказал ей: что это согласились вы искусить Духа Господня? Вот входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут. Вдруг она упала у ног его и испустила дух. И юноши, войдя, нашли ее мертвой и, вынеся, похоронили подле мужа ее. И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это» (Деян. 5:1-11).

Обращает на себя внимание казуистический вопрос Петра. Он не просто спросил женщину, за сколько они продали землю. Он не оставил ей возможности для маневра, назвав цифру, сказанную ее мужем. Она могла согласиться с этой суммой либо нет. Петр же обязан был вселить в членов общины долю фанатизма, и он сделал это.

И вот повтор той же мысли, что в период становления община могла выжить, только полагаясь на принципы равенства и перераспределения: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа: и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее. Апостолы же с великой силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех их. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4:32–35). Затем состоялась публичная проповедь, возможно, хорошо подготовленная. «Многие же из слушавших слово уверовали; и было число таковых людей около пяти тысяч» (Деян. 4:4).

Число прозелитов возросло, апостолы рукоположением назначили семь диаконов для управления делами общины. Вероятно, реальное число христиан было значительно меньше 8 тысяч. Суровые требования или ограничения Петра устраивали далеко не всех, тем не менее, управлять общиной становилось все труднее. И даже семь управляющих для такой массы людей — это не много. Надо сказать, что опыт общения со своей вечно спорящей паствой оказал негативную услугу судейским религиозным властям. На протяжении веков Иудея видела слишком много проповедников и сект разного масштаба, и после смерти Христа в Синедрионе несколько лет царило спокойствие. Но джинн выпущен из бутылки. Первосвященники всполошились. Разумеется, они располагали полнотой информации о великолепной организации новой общины. Они принимают определенные меры. Один из диаконов, Стефан, вызывается на суд Синедриона. А через год он погибает. И Павел отправляется в Дамаск, чтобы доставить всех инакомыслящих иудеев в Иерусалим. Вил Дюрант с некоторыми сомнениями относит первое событие к 30 г., а второе — к 31-му. Это почти канонические цифры. Чтобы создать научную лабораторию, небольшую фирму, спортивную команду, необходимо 3–4 года. В каком же году произошла смерть Христа? Сколько нужно времени, чтобы небольшая кучка людей, оплакивающих своего Учителя, превратилась в великолепно организованную структуру со своей программой, идеологией, идеями, трансформирующими иудаизм в нечто новое и весьма привлекательное для огромных масс людей?

В этой главе мы ничего не утверждаем, просто задаем вопрос. По нашему мнению, речь идет также о 3–4 годах. Удивительно, что этот период времени от дня смерти Христа до превращения группы его сподвижников в общину, в команду в христианской литературе практически не рассматривается. Когда читаешь произведения различных авторов, создается впечатление, что всё происходит спонтанно, буквально за считанные недели. Конечно, объяснение этому есть. Согласно существующим хронологиям, смерть Христа произошла весной 31 либо 33 г. Если взять последнюю официальную версию, то она вообще не стыкуется с началом служения апостолов, поэтому об этой несуразице стыдливо умалчивается. Версия А. Меня гораздо более правдоподобна. Иисус умер в 31 г., и тогда же началось служение апостолов, но срок между первым сбором общины, а он был в мае-июне, и началом проповедей — всего несколько месяцев — так считалось. Стоит ли уделять внимание такому малому периоду времени? Стоит. Во-первых, потому, что он не так уж и мал; во-вторых, психологический подтекст этого периода времени очень велик; в-третьих, он очень важен в хронологическом и познавательном плане.

Одной из основных и, может быть, самых привлекательных черт Христа была кротость, изменившая ему, видимо, один раз в жизни. Окружение его было невоинственно. Агрессивность, если эта черта присуща народу или ее отдельным представителям, — не та почва, на которой могут произрастать идеи христианства. Итак, спутники Христа — совершенно разные по возрасту, образу жизни, моральным устоям и многим другим характеристикам. Объединяет их только могучая личность Учителя. Его духовность, Божественная сущность, Святой Дух. Что происходит с одиннадцатью людьми, которые остаются одни после смерти лидера? Женщины, искренне любившие и оплакивавшие Христа, в счет не идут, они, с учетом иудейских традиций, конечно, будут играть заметную роль в новой общине, но оставаясь на вторых ролях. А сейчас делятся первые роли новой структуры. Естественно, никто другой, кроме тех, которые сопровождали Христа, делили с ним кров, пищу, непогоду, переживали его смерть, получив огромный эмоциональный заряд, не будет допущен в этот маленький клуб. Он только для избранных. Они собираются в какой-нибудь не очень богатой таверне и ведут нескончаемые беседы. Во-первых, каждый из них сейчас, как никогда, нуждается в локте друга; во-вторых, умом и сердцем они понимают, чувствуют, что сейчас происходит нечто очень важное и что обратной дороги нет. Конечно, у некоторых из них остались определенные гражданские обязательства, семьи, да и средства к существованию добывать надо, не вечно же сидеть на шее трактирщика, поэтому никто не делает обязательным посещение собраний — это не в обычае иудеев; кто-нибудь из них, а может быть, и каждый пропускает некоторые заседания, но жажда общения не утихает.

Перед ними стоит одна из основных проблем любой биологической популяции — иерархия. Им необходим лидер.

Иисус был, как говорится, бесспорным лидером. Дистанция, отделяющая его по духу от остальных членов группы, была настолько велика, что на нее никто не посягал. Теперь же им предстояло выдвинуть кого-то из своей среды и принять или не принять дистанцию, которую он назначит. Как и в любой другой ситуации, статистически из десяти человек потенциально только один годится на роль лидера, и им стал Петр. Но очень сомнительно, что так склонные к спорам иудеи сделали свой выбор сразу — практически это невозможно. И здесь даже важен не столько период времени, в течение которого был избран новый лидер, как срок, в течение которого он учился быть лидером, утвердился в новой роли. Вряд ли это несколько месяцев. Иоанн — второй человек в иерархии. Петр, безусловно, очень талантлив, и у него есть дар убеждения, способность к врачеванию и превосходная хозяйственная сметка. И он начинает проповедовать. В приватных беседах любой из членов общины волен излагать свои взгляды. Петр не только этому не противится, но, наоборот, — приветствует. Но эти беседы, эти разговоры — только почва, на которую необходимо пролить живительную влагу его убежденности, его веры, — без этого стержня вовлечение новых членов в общину невозможно.

Проходит несколько месяцев, скорее всего это конец лета или осень того года, когда погиб Христос, и Петр решается. Боль утраты трансформировалась в решимость, да и другие члены группы хотят уверить себя, что они не ошиблись, что их избранник достоин продолжать дело Учителя.

Первая же проповедь в Иерусалиме превосходит все его ожидания. Появляются тысячи приверженцев. Толпа больше молчит, но вдруг в конце взрывается радостным и единодушным проявлением восторга. В первом приближении, все они приверженцы нового учения. Но что же дальше? Община демократична. Она приветствует речь Петра, его идеи, его личность. Но сейчас ей очень нужны средства. Апостолы не работают. Средств остальных 110 человек, не имеющих постоянных доходов, не хватает на содержание общины. Такое положение дел не удовлетворяет никого, и в первую очередь Петра. Поэтому отречение от материальных благ — одна из основных идей его проповедей. Большинство первых слушателей — люди обездоленные, без существенного достатка, и эти идеи Петра доступны им: расстаться с последней монеткой, а почему нет? Ситуацию это не меняет. Всеобщее равенство превосходно, есть шанс на будущее. Конечно, это очень и очень малая часть того богатства идей, которые Петр бросает в толпу. Но нас интересует материальный мир, поскольку именно трансформация сознания не только нищих, но и зажиточного класса — вот одна из первоочередных задач Петра и других апостолов. Этой программе, по-видимому, уделяется очень большое внимание. «Левит, родом Киприянин, у которого была своя земля, продав ее, принес деньги и положил к ногам апостолов» (Деян. 4:37).

Поскольку этот факт зафиксирован в Библии, то в контексте следует считать его неординарным. А сколько же времени необходимо на обращение? Естественно, первое собрание ничего не решает. Почти наверняка вновь уверовавшие захотели лично пообщаться с Петром. Ему необходимо несколько часов, чтобы внимательно и чутко выслушать каждого. В день он мог, например, переговорить с десятью людьми. Тогда на обращение или на беседу с первым набором (3 тысячи человек) понадобится почти год. Так же, как обращенный левит с Кипра наверняка должен был несколько раз общаться с Петром, прежде чем принял окончательное решение расстаться с имуществом. Ему еще надо было отплыть на Кипр, совершить продажу и вернуться в Иерусалим. На все это необходимо время. Затем обращение еще 5 тысяч человек. Что это? Просто фраза или реальное явление? Если это реальность, то сколько же времени ушло на становление общины? Требуется определенное время, чтобы зафиксировать эти 5 тысяч в качестве первых христиан.

Мы задали вопросы, ответы на которые каждый должен сделать сам. Имеет полное право на жизнь версия, согласно которой новая идеология распространялась подобно пожару, и сведения о количестве обращенных носили приблизительный характер. Мы ничего однозначно не утверждаем, нам предстоит оценить вероятность той или иной версии, поскольку точный ответ просто неизвестен. Но сочетание событий может в значительной мере пролить свет на проблему.

Вернемся к Стефану. Он новый человек в общине, ему нужно время, чтобы освоиться с канонами, риторикой. Допустим, на это требуется несколько месяцев. Сомнительно, чтобы Деяния посвятили так много места человеку, если он не внес определенного вклада в распространение новой веры. Сколько же длятся его проповеди? В чем их суть?

«А Стефан, исполненный веры и силы, совершал великие чудеса и знамения в народе. Некоторые из так называемой синагоги Либертинцев и Киринейцев и Александрийцев и некоторые из Киликии и Асии вступили в спор со Стефаном, но не могли противостоять мудрости и Духу, которым он говорил» (Деян. 6:8-10). Гигантский ареал иудейских Церквей вступает в спор с новым проповедником. Значит, он того заслуживает, он опасен. Необходимо время, чтобы Церкви получили сведения о Стефане, осознали, почувствовали угрозу, а затем вступили в спор. Вряд ли нескольких месяцев для этого достаточно. Минимальный срок — около года.

Служение Стефана требует отдельного разговора. Время же спрессовано в Библии. О чем говорить, когда Крестителю — соратнику и Предтече в евангелиях посвящено всего несколько строк? Стефану — еще меньше. А этот период важен, очень важен.

Иисус зажег и поднял факел новой веры. Павел около 30 лет создавал в Средиземноморье и Малой Азии очаги христианства. Вклад Стефана в христианство заключается в том, что он заложил первый камень новой веры за пределами страны. Христос служил только в границах Иудеи, Галилеи и Самарии, никогда в период своих путешествий он не приближался к побережью, никогда не покидал пределов Палестины. Слишком короткий срок уготовила ему судьба. И он, следуя року и Голосу, шествовал по одному ему известным путям.

Павел не только нес далее этот факел, он сформулировал новую доктрину, свою доктрину, оказавшую огромное влияние на разделение путей иудейской религии и христианства. Он выдвинул тезис верховенства веры над законом Торы, законом их отцов. И это было для многих малоприемлемо. «Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей, одними и теми же жертвами, каждый год постоянно приносимыми, никогда не может сделать совершенными приходящих с ними» (Евр. 10:1). «Проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в книге закона. А что законом никто не оправдывается пред Богом, — это ясно, потому что праведный верою жив будет» (Гал. 3:10–11). «Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона» (Рим. 3:28). Следствием этого тезиса явился второй: изначальная первородная вина, грех перед Богом и необходимость искупления.

Понятно, почему Павел предпочитал вести свое служение за пределами Иудеи: с этими взглядами ему очень трудно пришлось бы в ортодоксальном Иерусалиме. По мере же отдаления от Иудеи увеличивалось количество смешанных браков, да и религиозные устои иудеев там были больше подвержены новым веяниям. В самой же Иудее гордый, воинственный и ироничный народ в большинстве своем не принимал идеи первородного греха. Как же?! Они ведь избраны Богом! Разве это вина? С готовностью они соглашались с тем, что могут время от времени шалить, совершать ошибки, быть виноватыми, в конце концов, ну и что! Это вовсе не означает, что у них не оставалось возможности исправления, совсем наоборот. Во всех случаях шанс должен быть. Эта идея шанса краеугольным камнем лежала в национальном самосознании иудеев, в их религиозном мировоззрении. Идея ада, развитая впоследствии христианством, была также глубоко чужда им. Между раем и адом не было дверей. Последующая загробная жизнь христиан не допускала оттенков. Праведник есть праведник, грешник есть грешник. Для иудеев это все было неприемлемо. Они соглашались с христианами в том, что человек греховен, грешен, ну и что из того?! Бог был для них отцом. А отец может, вернее, обязан быть снисходительным к своим детям, их шалостям и шуткам. Смешно думать, что отец может принести вред им, своим детям! Наказывать, конечно, можно, но только в рамках разумного. Эта разумность наказания и концепция о возможности раскаяния, осознания грехов была именно той канвой, которая через много веков привела человечество к мысли, что «нет предела совершенству».

Но это будет позже. А ко времени служения Стефана иудеи имели уже около 2 тысяч лет борьбы со своим окружением за единобожие. И их критика идолопоклонства была просто уничтожающей.

«Люди рассудительные вполне основательно считают достойным порицания и насмешек то, что одних богов должно представлять себе безбородыми и молодыми, других же старыми и бородатыми, что одни покровительствуют искусствам, так, например, один является кузнецом, другая — ткачихою, один воюет и сражается с людьми, другие играют на цитре или находят удовольствие в стрельбе из лука, наконец, то, что у них возникают между собой из-за людей ссоры и распри, доходящие до того, что они не только поднимают друг на друга руку, но даже, подвергаясь со стороны людей поранениям, страдают и чувствуют боль. И не является ли необычайной гнусностью и несообразностью то, что все они, как боги, так и богини, повинны в самых невоздержанных половых сношениях с людьми? Затем самые могущественные боги, а между ними на первом плане сам благородный отец (небожителей), преспокойно взирают на то, как заключают в темницу или топят в море соблазненных ими же и беременных от них женщин, не будучи в силах, вследствие тяготящего над ними рока, ни спасти своих же собственных детей, ни перенести без слез их смерти. Милая вещь также следующее: боги настолько бесстыже любуются прелюбодейством, совершаемым у них же на небе, что некоторые открыто признаются в своей зависти к тем, которые опутаны. И чего ждать от них, когда даже самый старший и царь их не мог воздержаться от совокупления с женою по крайней мере до тех пор, пока не ушел в свою спальню? А те боги, которые служат людям, то строя им за плату дома, то нанимаясь в пастухи, иные же сидя в заключении в медной темнице наподобие преступников, кого из благоразумных людей они ни побудили бы побранить изобретателей всех этих басен и прийти в ярость от великой глупости людей, распространяющих эти басни? Люди эти приписали божеской природе и самим богам робость и страх, бешенство и хитрость и такие страсти, хуже которых нет ничего; тем же из божеств, которые пользовались доброю славою, они побуждали государства устраивать жертвоприношения. В силу всего этого они очутились в большом затруднении, будучи обязанными считать одних богов дарующими всевозможные блага, других же губителями; поэтому они и отвращают от себя внимание последних всякими умилостивительными средствами и подарками, имея дело как будто с самыми гнусными из людей и боясь подвергнуться с их стороны какому-нибудь крупному злу, если не задобрить их предварительно взяткою».

Вот уже в течение многих веков иудеи несли миру идею единобожия, и они находились в полном согласии со своим Богом — Незримым и Всеобъемлющим. Конечно, они ждали Мессию. Но принципы фантастики тогда не были известны, и их богословы не дискутировали на своих диспутах вопрос «Каким должен быть Мессия?». С позиций ортодоксальной иудаистики даже постановка подобного вопроса казалась кощунственной. Но если б этот вопрос обсуждался, основным требованием или просьбой к Мессии была бы свобода. Так или иначе все свои беды основная масса иудеев связывала с римлянами. Вторжение римского и греческого, т. е. светского, образа жизни в Иудею они расценивали как национальную трагедию. Трансформированный Иродом Иерусалим, современность, сквозившая в каждой новой постройке, вызывали их молчаливый — и не только — протест. Шествие войск Пилата со знаменами императора, приведшее их к выступлению, в общем-то также не было обязательным. Римляне — победители мира и, как это было принято на протяжении столетий до и после них, совершали переход с развернутыми знаменами. Тиберий, как и его предшественник Август, никогда не стремился к конфликтам в провинциях. Недопонимание со стороны римлян тут могло быть, но не более того. Таких ситуаций были тысячи. Они возникали каждый день и наслаивались на сознание народа. Эта аккумуляция впечатлений, мнимых и действительных обид, в конце концов, вылилась в кровавое восстание, разрушение Третьего храма и рассеяние.

Как ни странно, многие иудеи, если не большинство, умом осознавали пагубность борьбы с Римом, ну и что из того?! Душа их, полыхающая вечным и негасимым огнем, была глуха к слабым призывам разума. Римляне были иноверцами, они были поработителями, захватчиками.

Потомки Ирода, правящие Иудеей, поделенной на тетрархии, были совершенно разными людьми: к правлению одних, например к Филиппу, не было особых претензий, к другим были. Но тетрархи были свои. Забыто, что они потомки идумеев. Они приняли иудейскую веру, они отстаивали ее. И в конце концов, хороших правителей практически не бывает.

Все существо жителей Иудеи протестовало против римлян. Но если фактор порабощения был доминирующим, то на втором месте их негодования, возмущения и ожидания была экономика. В Иудее, впрочем, как и во многих других римских провинциях, например в Египте, экономическое положение было далеко не блестящим. Август, а в особенности Тиберий после смерти оставили римскую казну в прекрасном состоянии. Чего-то же это стоило! Ограбление — типичный лозунг завоевателей. Подводя итоги, следует признать, что тот Мессия, которого ждали иудеи, должен был заняться решением двух основных проблем: избавлением от римского ига и улучшением экономического положения. Других пожеланий к нему не было.

Да, в Иудее были секты, общины или философские школы. Терминология здесь большого значения не имеет. Да, они исповедовали различные течения философской и религиозной мысли. Но если говорить объективно, никакого покушения на устои в этих школах не было. Пожалуй, только в воззрениях ессеев проскальзывал некий новый тезис — отказ от жертвоприношений. Но законы Моисея они чтили еще более свято, чем основная масса обывателей. И эти школы или течения не всегда пользовались благорасположением властей.

Фон, который мы нарисовали, отражает ситуацию в Иудее и синагогах, когда около 30 г. раздался буквально вопль никому не ведомого молодого человека Стефана. «Мессия, он жил среди нас, он только недавно умер!» Мы никогда не узнаем сущность проповедей Стефана. Вряд ли он обладал риторикой Павла, да и идеология раннего христианства была еще не сформулирована. Синедрион, занятый своими проблемами и видевший много проповедников, а возможно, и ужаснувшийся смерти Христа, медлил с реакцией, но остальные общины от Египта до Киликии и далее на запад отреагировали дружно. Через несколько месяцев весть о проповедях дошла до всех общин. Они проверяли и перепроверяли информацию еще не один день. И поняли: здесь что-то другое, совсем новое. И их ответ был дружен: «Бог не может быть человеком». «Бог не может быть убит».

Это была первая встреча иудейских общин за пределами Иудеи с новой верой.

Иерусалимская община вскоре сбросила с себя оцепенение, и Стефан был убит.

«Савл же одобрял убиение его. В те дни произошло великое гонение на Церковь в Иерусалиме, и все, кроме апостолов, рассеялись по разным местам Иудеи и Самарии» (Деян. 8:1).

Трудно сказать, была ли последняя проповедь Стефана причиной гонений либо к тому времени ортодоксальная Церковь почувствовала оплошность. «А Савл терзал Церковь, входя в дома и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу» (Деян. 8:3). Гонения на молодую общину христиан продолжались. Следует обратить внимание на то, что Савл — в то время еще совсем юноша — предается этому занятию со всем пылом своей незаурядной, даже фанатичной натуры. И, вероятно, ему нужно время, чтобы завоевать себе имя на этом поприще. Как нам кажется, это месяцы. Далее: «Между тем рассеявшиеся ходили и благовествовали слово. Так, Филипп пришел в город Самарийский и проповедовал им Христа. Народ единодушно внимал тому, что говорил Филипп, слыша и видя, какие он творил чудеса» (Деян. 8:4–6).

«Находился же в городе некоторый муж, именем Симон, который перед тем волховал и изумлял народ самарийский, выдавая себя за кого-то великого. Ему внимали все, от малого до большого, говоря: сей есть великая сила Божия. А внимали ему потому, что он немалое время изумлял их волхованиями. Но когда поверили Филиппу, благовествующему о Царствии Божием и о имени Иисуса Христа, то крестились и мужчины, и женщины. Уверовал и сам Симон и, крестившись, не отходил от Филиппа; и, видя совершающиеся великие силы и знамения, изумлялся» (Деян. 8:9-13).

Три момента интересны в этих нескольких строках. Во-первых, Самария была отдельной провинцией или областью со своими обычаями и традициями и находилась в оппозиции ортодоксальной Иудее. Во-вторых, Филипп был иудеем, — и это отнюдь не облегчало его жизнь во время проповедей, которые, по всей видимости, не всегда проходили гладко. В-третьих, в Самарии имелся свой проповедник — Симон, человек не без способностей, занимавший определенную общественную нишу и имевший свою аудиторию. Требовалось нечто неординарное, проповеди непременно со сверхъестественными явлениями, чтобы Симон признал правоту своего конкурента Филиппа. Цена всему этому одна — время. «Находившиеся в Иерусалиме апостолы, услышав, что самаряне приняли слово Божие, послали к ним Петра и Иоанна, которые, придя, помолились о них, чтобы они приняли Духа Святого. Ибо Он не сходил еще ни на одного из них, а только были они крещены во имя Господа Иисуса» (Деян. 8:14–16), т. е. произошло двухэтапное обращение в христианство целой провинции. Вначале Филипп обращал и крестил самаритян, затем Петр и Иоанн возложили на них руки. На это потребовалось около года, не менее.

Филипп же направился вначале в Газу, а затем «оказался в Азоте и, проходя, благовествовал всем городам, пока пришел в Кесарию» (Деян. 8:40). На это тоже ушло не менее года.

Нам очень важно подвести итоги этого микроотрезка времени — от первых дней после смерти Христа до начала путешествий Павла. Дело в том, что путешествия Павла с определенной степенью точности поддаются хронологическому анализу. Таким образом, чем точнее нам удастся оценить анализируемый период времени, тем ближе мы подойдем к искомой дате — дню смерти Христа.

• Май-июнь — дни Пятидесятницы — первый либо один из первых сборов общины (1 г.).

• Первая проповедь Петра — август-сентябрь 1 г.

• Вторая проповедь Петра — конец 1 — начало 2 г.

• Проповедь Стефана — 2 г.

• Гонения Савла (Павла) — 3–4 гг.

• Двухэтапное обращение самаритян — 4–5 гг.

• Дальнейшие проповеди Филиппа (от Газы до Кесарии) — конец 5 г.

• Принятие Павлом христианства — 6 г.

Только теперь открывается эпоха Павла (Савла), проповедь которого началась в Дамаске в 33 г. Практически это не могло произойти ранее конца 32 г. «Когда же прошло довольно времени, иудеи согласились убить его» (Деян. 8:23). Далее христианство распространяется только в пределах Иудеи и Сирии, и длится этот период до 41 г., поскольку Ирод Агриппа I, на которого ссылаются Деяния, царствовал короткое время: 41–44 гг. В отместку за гонения на Петра и казнь Иакова смерть иудейского царя имела логическую основу. «Но вдруг Ангел Господень поразил его за то, что он не воздал славы Богу; и он, быв изъеден червями, умер» (Деян. 12:23). В отношении червей — это, бесспорно, преувеличение. Агриппа умер внезапно, присутствуя на публичных играх в Кесарии. Скорее всего, его отравили. А упоминание о червях — отголоски о смерти его отца — Ирода Великого.

Еще несколько слов о Павле, прежде чем мы придем к хронологии. Чего стоит одна его фраза: «Вы слышали о моем прежнем образе жизни в иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее, и преуспевал в иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи непримиренным ревнителем отеческих моих преданий» (Гал. 1:14). Какой ценой и за какой срок далось Павлу, совсем еще молодому человеку, это преуспевание?

Павел направляется в Дамаск. Его намерения просты и понятны Синедриону. Молодой человек — ярый ревнитель веры. Но в дороге на Павла нисходит Нечто. Он видит Христа, он прозревает. Он, и только он должен в одиночестве, только на основе явления, на основе собственного мироощущения и отголосков, обрывков тех воспоминаний о речах гонимых им приверженцев Христа сформировать некую свою концепцию и донести ее до толпы. Колоссальный труд.