«Потом Варнава пошел в Таре искать Савла и, найдя его, привел в Антиохию. Целый год собирались они в церкви и учили немалое число людей, и ученики в Антиохии в первый раз стали называться Христианами» (Деян. 11:26). Нам очень интересна эта фраза. Во-первых, представляется чрезвычайно важным как можно точнее установить дату прибытия Варнавы и Павла в Антиохию. Не будь этого гениального поступка Варнавы, совершённого либо по наитию, либо предначертанного свыше, неизвестно, какими бы путями пошло развитие христианства. Во-вторых, очевидно, что их совместные проповеди длились только год. Далее мы должны принять либо версию Деяний, по которой они оба отправились в Иерусалим, либо принять на веру слова Павла о том, что после первого двухнедельного посещения Иерусалима он не был там до второго путешествия, связанного с вопросом об обрезании.

Поверим Павлу. Тем более, что фраза: «Тогда ученики положили, каждый по достатку своему, послать пособие братьям, живущим в Иудее, что и сделали, послав собранное к пресвитерам через Варнаву и Савла» (Деян. 11:29–30). Неточность этой фразы позволяет принять и другую трактовку: деньги были просто переданы через лидеров общины. Их отъезд в Иерусалим не был обязателен. Логика заставляет нас думать, что в Иерусалим направился один Варнава. Стоит нам уточнить дату голода в Иудее, и мы ответим на оба вопроса, поставленные в начале главы.

Ренан пишет: «Ужасный голод посетил страну на 4-м году царствования императора Клавдия, в 44-м году». Ренан ссылается на многочисленные источники, обосновывая свою точку зрения. Проанализируем их: «И один из них, по имени Агав, встав, предвозвестил духом, что по всей вселенной будет великий голод, который и был при кесаре Клавдии» (Деян. 11:28). Но в этом стихе, как и вообще в Деяниях, дат нет.

Затем речь идет о посещении Иерусалима Еленой Адиабенской, но неизвестно, в каком году (И.Д. 20:2.6). Потом сообщение о голоде во времена прокураторства Тиберия Александра в 46–49 гг. (И.Д. 20:5.2). В «Анналах» Тацита приводятся события 50 г. (12:43). Другие источники информации мало что прибавляют к нашим знаниям. Мы можем утверждать, что Ренан не точен в цитировании, 44 год выбран им произвольно, так было удобно, но верной остается мысль, что в царствование Клавдия голод почти ежегодно возникал в какой-либо части империи.

Попробуем подойти к датировке с другого конца — с изучения хронологии жизни Елены Адиабенской.

«…К северу же (от Вавилонии) лежат Мидия и Армения, а на западе — Адиабена и Месопотамия. Адиабена — большей частью равнина. Хотя эта область является частью Вавилонии, но все же у нее свой особый правитель; в некоторых пунктах она граничит с Арменией» (Страбон. География. 16:18–19).

Небольшая провинция Адиабена в силу своего географического положения в тот далекий период оказывала достаточно большое геополитическое влияние на окружающий мир.

Царь Адиабены Монобаз I (Базей) влюбился в свою красавицу-сестру Елену. От их сожительства родился сын Монобаз II — черноглазый, спокойный и очень уравновешенный мальчик. Легенда гласит, что через несколько лет, когда Елена была беременна во второй раз, царь сделал во сне неосторожное движение, коснувшись ее живота. В ту минуту боль буквально пронзила его мозг и он услышал голос, требующий осторожного обращения с женой, поскольку младенец в утробе ее зачат по особенному желанию Господа Бога. Сын был назван Изатом, и Монобаз любил его пуще всех остальных детей, рожденных от многих жен и наложниц.

И тут нам улыбается удача: Иосиф Флавий и Тацит повествуют об одних и тех же событиях. Мы подробно расскажем о правлении Изата, но вначале о годе его смерти, который является ключевым для нашего повествования. «…Изат умер 55 лет от роду, на 24-м году своего правления. Он оставил после себя 24 сына и столько же дочерей. Преемником он назначил своего брата Монобаза в благодарность за то, что он во время его отсутствия после смерти отца их так верно сохранил ему престол» (И.Д. 20:4.3).

«Сверх того, их досаду растравлял правивший адиабенцами Монобаз, который добивался ответа, какой помощи и от кого ему ожидать» (Тацит. Анналы. 15:1). Произошло это в 63 г., в том же, когда «в консульство Меммия Регула и Вергиния Руфа у Нерона родилась дочь от Поппеи…» (Тацит. Анналы. 15:23). Таким образом, Изат родился в 8 г., а начал править в 39 г., т. е. еще во времена Гая Калигулы.

Сводные братья Изата все как один испытывали острую антипатию к Изату, поскольку и без слов было понятно, кого Монобаз предназначает себе в преемники. Но стареющему царю нельзя было отказать в предусмотрительности. Прекрасно зная обычаи Востока, он отправляет сына к царю Авеннеригу, правителю мисанейцев, столица которых, город Спасинхаракса, была расположена в устье Тигра у Персидского залива. Страна находилась довольно далеко от Адиабен, но это казалось царю только преимуществом. Авеннеригу, красивый и умный юноша, понравился ему, и он отдал ему в жены свою дочь Симахо и одну из провинций страны.

Почувствовав приближение смерти, Монобаз послал за Изатом. Когда сын прибыл, на радостях царь подарил ему самую красивую область — Харран, где сохраняются остатки ковчега, в котором, по преданию, спасся Ной во время Потопа. Флавий пишет: «Эти остатки по сей день показываются всем желающим».

После смерти отца Изат отбыл в Миссанию, хладнокровно поручив все дела матери. У него были для этого все основания. В Миссании его ждала жена. Провинцией также нужно было распорядиться. В Адиабене Елена назначила временно исполняющим обязанности царя своего старшего сына Монобаза. «Она сама возложила на него диадему, вручила ему именной перстень отца — сампсерою и велела ему управлять государством до прибытия брата. Последний скоро приехал, узнав о смерти отца. Затем он сменил своего брата Монобаза, который передал ему правление.

В то время как Изат жил в Спасинхараксе, некий иудей-купец, по имени Анания, вошел в сношения с женами (покойного) царя и познакомил их с сущностью иудейской религии. Таким образом, Анания при посредстве женщин стал известен также Изату, которого ему тоже удалось склонить на свою сторону, и когда Изат был призван отцом своим в Адиабену, Анания сопровождал его по настоятельной просьбе Изата. Тем временем и Елена, которую просветил другой иудей, приняла иудаизм».

Незадолго до смерти Монобаза авантюрная политика двух братьев — Анилея и Асинея, занимавших важные посты в Парфянском царстве и враждовавших с лонянами, привела их к гибели. После этого в Вавилоне устроили страшную резню иудеев, традиционно живших в этой стране со времен разрушения Первого храма. Соседние страны, в том числе и Адиабена, приняли бежавших иудеев. Один из них — Анания — стал полезен женам Монобаза еще при его жизни и познакомил их с иудейской религией. «Когда Изат, став царем, прибыл в Адиабену и увидел тут своих братьев и прочих родственников в оковах, он был очень недоволен этим. Считая безбожным не только умерщвлять их, но и томить их в темнице, а с другой стороны, не считая безопасным держать их при себе, когда они могли быть злопамятны, он отправил их вместе с их семьями в Рим к императору Клавдию, а прочих послал в качестве заложников к парфянскому царю Артабану» (И.Д. 20:2.4). Гай Калигула был убит 24 января 41 г. Следовательно, Изат вернулся в Адиабену и официально начал править в конце 40 г., отсутствуя около года. Здесь наша ошибка в расчетах не может превышать нескольких месяцев.

«Узнав затем, насколько его матери нравятся положения иудейской религии, он поспешил и сам принять эту веру, а так как не мог считать себя настоящим иудеем, пока не принял обрезания, то выразил готовность подвергнуться и этому.

Когда же его мать узнала об этом, она пыталась отговорить его и указывала на опасность, связанную с таким переходом: ведь он царь и может навлечь на себя неудовольствие своих подданных, которые, узнав о его расположении к иноземцам и их обычаям, смогут не пожелать повиноваться царю-иудею. Так рассуждала Елена и всячески старалась отговорить сына от его намерения; последний между тем передал все ее речи Анании. Анания вполне согласился со взглядами царицы и стал грозить Изату покинуть его и уехать, если он будет настаивать на своем. При этом Анания указывал на то, что он сам, если все это дело станет известным, должен опасаться и за себя, так как все будут считать именно его виновником такого перехода и наставником царя в столь недостойном деле. Анания присовокуплял, что Изат может поклоняться Господу Богу и не принимая обрезания, если уже он непременно желает примкнуть к иудаизму. Такое поклонение, по его мнению, будет гораздо важнее принятия обрезания. Когда же Анания указал еще на то, что Предвечный простит ему это упущение, так как он согласился на него по необходимости и из соображений политического свойства, царь наконец склонился в пользу мнения Анании. Однако Изат не мог вполне подавить в себе желание подвергнуться обрезанию. После этого к нему однажды прибыл некий Елеазар, галилейский иудей, пользовавшийся славою большого знатока Закона. Этот-то человек и склонил Изата подвергнуться обрезанию. Войдя к царю и приветствовав его, Елеазар застал его за чтением Моисеева Пятикнижия и воскликнул: „О царь, ты не исполняешь главного закона и этим грешишь против Господа Бога! Тебе следует не только читать эти законы, но раньше всего исполнять их. Доколь же ты хочешь оставаться необрезанным? Если тебе до сих пор неизвестны законоположения на этот счет и ты не знаешь, в чем заключается настоящее благочестие, то познакомься теперь с этим“. При этих словах он перестал откладывать дело, но перешел в другую комнату, позвал врача и велел ему совершить операцию. Затем он послал за своею матерью и за своим наставником Ананией и сообщил им о случившемся. Последние были поражены и очень испуганы этим, боясь, как бы при распространении известия о поступке царя Изат не подвергся опасности потерять царство, так как подданные не захотят повиноваться человеку, который предался чужим обычаям; вместе с тем они боялись и за себя, так как их могли признать виновниками всего этого дела. Однако Господь Бог оградил их от осуществления их боязни. Когда Изату и его детям пришлось действительно подвергнуться серьезным опасностям, Он выручал их всегда из затруднительного положения и тем показывал, что люди, уповающие на Него и доверяющиеся Ему одному, постоянно получают награду за свое благочестие.

Впрочем, об этом мы поговорим впоследствии. Тем временем мать царя, Елена, видя, что мир в стране не нарушается, что ее сын счастлив, всеми любим и благодаря заступничеству Предвечного заслужил расположение даже иноземных народов, возымела желание поехать в город Иерусалим поклониться пользовавшемуся известностью храму Господа Бога и принести там благодарственные жертвы. Поэтому она просила сына дать ей на то разрешение. Изат весьма охотно исполнил просьбу матери, распорядился подготовить все нужное для поездки, снабдил ее очень крупною суммою денег и проводил ее довольно далеко, когда она отправилась в Иерусалим. Приезд царицы был весьма полезен и кстати для жителей, потому что в это время город страдал от голода и много жителей умирало от недостатка в съестных припасах. Тогда царица Елена послала нескольких лиц своей свиты с крупными суммами в Александрию для закупки хлеба, а других приближенных на Кипр за сушеными финиками. Поручения ее были быстро выполнены и, когда посланные вернулись, она стала раздавать пищу нуждавшимся. Этим благодеянием она навсегда оставила среди нашего народа добрую о себе память. Когда же ее сын Изат узнал об этом голоде, то и он послал значительные деньги иерусалимским начальникам. Распределенные среди нуждающихся, эти деньги спасли многих от жестоких мучений голода. Эта династия вообще оказала нашему городу большие услуги; как мы зато выручали ее, мы расскажем впоследствии» (И.Д. 20:2.4–6).

Рассуждая о возможности голода в период 40–50 гг., обратимся к следующим фактам. «Чтобы не вдаваться в подробности, достаточно сказать, что огромные состояния, и среди них все наследство Тиберия Цезаря — 2 миллиарда 700 миллионов сестерциев — он промотал меньше чем в год» (Светоний. Гай Калигула. 37). «Налоги он собирал новые и небывалые — сначала через откупщиков, а затем, так как это было выгоднее, через преторианских центурионов и трибунов. Ни одна вещь, ни один человек не оставались без налога. За все съестное, что продавалось в городе (Риме), взималась твердая пошлина» (Светоний. Гай Калигула. 40). «И этот народ приступил к Гаю с настоятельною просьбою об ослаблении поборов и облегчении бремени налогов. Гай не согласился, а так как народ слишком бурно выражал свои желания, он распорядился схватить крикунов и безотлагательно казнить их. Так велел Гай, и приказание его было исполнено…» (И.Д. 19:1.4).

Зададим себе вопрос: если ситуация в Риме накануне смерти Гая была столь плачевной, какова же была ситуация в провинциях, с которыми Рим считался очень мало? Наверняка их экономическое положение, особенно в нелюбимой Гаем Иудее, было ужасным.

«…Он выписал из Рима все убранство старого двора (двора Августа Тиберия), а для доставки собрал все наемные повозки и всю вьючную скотину с мельниц, так что в Риме и хлеба подчас не хватало» (Светоний. Гай Калигула. 39).

Конечно, это был частный эпизод, но при нехватке хлеба обыватель впадает в панику, запасается продовольствием, и спрос на продукты питания растет. По-видимому, терминалы Рима во времена Гая также с трудом справлялись с доставкой продовольствия. Флавий пишет: «Исключение составляют разве только задуманные им гавани в Региуме, в Сицилии для стоянки прибывающих из Египта судов с хлебом. По общему признанию, эти сооружения имели громадное значение и представляли большую пользу для моряков. Однако он так и не довел их до конца, и дело остановилось на полпути. Причиною тому служило то обстоятельство, что Гай думал о разных ненужных вещах и тратил деньги на свои удовольствия, которые могли удовлетворить его одного и которые делали невозможным более щедрый отпуск сумм на полезные предприятия» (И.Д. 19:2.5).

В полной мере осознавая всю важность установления точной даты голода, не будем довольствоваться только свидетельствами Светония и Флавия.

Царствовать после начнет один муж хитроумный, Он число три получил — на имя его указует Знак этот. Золота он соберет отовсюду немало, Но, не довольствуясь тем огромным богатством, бесстыдно Он награбит все и сложит все вместе под землю. Мир тут настанет. Арет отдохнет от жестоких страданий. Многое царь прояснит, обратившись к искусству гаданья, Выведать силясь, что жизнь ему посылает. При нем же Знак будет дан величайший: красны от крови, на землю Капли прольются [— то кровь царя, чья жизнь пресечется]. Он преступит закон во многом и тяжкое бремя Римлянам взвалит на плечи, уверовав в силу пророчеств: Будет Сенат обезглавлен, и голод охватит народы Фракии, Каппадокии, Италии и Македонян. Сможет Египет один прокормить многолюдные филы [108] .

В данной книге речь идет о правлении Калигулы. Полное совпадение с цитируемыми авторами. Добавим, что о периоде голода во времена Калигулы сообщает также Евсевий (Хроника, 2.152).

Итак, четыре сообщения об одном событии.

Клавдий за два года справился с голодом — наследством Калигулы, что позволило ему в 43 г. совершить успешный поход в Британию. Война — очень дорогое предприятие, и маловероятно, что он отправил в Британию 50-тысячный корпус, имея за спиной голодающий Рим.

Царь будет править за ним, которому знак дважды десять. Он доберется до самых окраинных вод океана [109] .

Была еще одна, может быть, самая веская причина голода. Это иудейский погром в Александрии 38 г. и его следствия. Моммзен пишет: «Торговая жизнь замерла, лавки закрывались». Вплоть до посольства к Гаю, так красочно описанного Филоном, торговля в Египте, осуществляемая в основном через Александрию, контролировалась иудеями. Мало того, что 400 домов было разрушено. Было еще совершено святотатство. 38 членов совета старейшин, стоявшего тогда во главе иудейской общины Александрии, были публично в цирке высечены розгами. Богатые иудеи эмигрировали из Египта, спасая свои капиталы. Все сложные нити управления торговлей были разрушены, и империя быстро почувствовала следствие погрома. Поступление зерна из Египта в Рим резко сократилось, оно подорожало. Однако Гаю, которому осталась гигантская казна Тиберия, удавалось делить деньги между закупками продовольствия и развлечениями. Через три года денег не стало вообще. И наступил голод.

Безусловно, все предпосылки голода к моменту смерти Гая были. Смена власти отнюдь не способствовала улучшению ситуации в первый период правления Клавдия. Происходила смена чиновничьего аппарата. Хаос вначале не уменьшился, скорее — наоборот. Приход Клавдия к власти был совершенно неожиданным. Император старался править справедливо, это ему удавалось, и он должен был предпринимать все меры, чтобы завоевать признание римлян. Естественно, все это просто обязано было происходить за счет провинций… Казна была пуста, а Клавдию для начала реформ необходим был стартовый капитал, который, по политическим соображениям, можно было взять только с провинций. Следовательно, со второй половины 41 г. провинции должны были ощущать нехватку средств. А наиболее реальное время голода — конец 41-начало 42 г.

В 40 г., до возвращения Изата, Елена принимает иудаизм. В 41 г., вернувшись, он отправляет своих родственников подальше, к Клавдию и Артабану, а вскоре, в том же 41 г., и сам принимает иудаизм, и уступая просьбам матери, отпускает ее в Иерусалим. Событие это могло произойти в период конца 41 г. и начала 42 г. Обсудим эту версию. Флавий, как мы уже не раз убеждались, располагавший материал в строго хронологическом порядке, описывает события, имевшие место после отъезда Елены в Иерусалим и после того, как Изат по примеру матери отослал значительные суммы в Иерусалим. Надо полагать, что пока мать доехала до Иерусалима, приняла решение о помощи голодающим, известила Изата и он послал деньги, прошло несколько месяцев. Мы утверждаем, что это события 42 г. Расположение материала в «Иудейских древностях» свидетельствует, что свой отъезд в Иерусалим Елена Адиабенская совершила до известных взаимоотношений Изата и Тиридата, которых мы коснемся ниже.

Описывая события 36 г., Тацит сообщает: «А Тиридат между тем с согласия парфян принял под свою руку Никефорий и Анфемусею и несколько других городов, которые, будучи основаны македонцами, носят греческие названия, а также Гал и Артмиду, исконные города парфян, и это было радостно встречено всеми, кто проклинал жестокость выросшего в Скифии Артабана и надеялся на легкий нрав получившего римское воспитание Тиридата.

Наибольшим поклонением окружила его Селевкия, могущественный, обнесенный стенами город, впавший в варварство и удерживающий устройство, которое дал ему его основатель Селевк. В нем избирают 300 богатых и известных своей мудростью граждан, которые образуют Сенат; есть гражданская власть и у простого народа. И когда между ними устанавливается согласие, они ни во что не ставят парфян, но если у них возникают раздоры, тогда и те, и другие стремятся заполучить их помощь против соперников, и те, поддержав одну из сторон, забирают власть над обеими. Это и случилось незадолго перед тем, в царствование Артабана, который, руководствуясь собственной выгодой, отдал простой народ в подчинение знатным, ибо управление, осуществляемое народом, создает свободу, тогда как господство немногих ближе к царскому произволу. Прибывшего к ним Тиридата они осыпали старинными царскими почестями, а также и теми, которые так щедро придумало новейшее время; вместе с тем они не скупились на подношения Артабану, по матери Арсакиду, а по отцу — безвестного происхождения. Управление Селевкией Тиридат предоставил народу. Затем, когда он стал обдумывать, в какой день ему торжественно вступить на престол, прибывают письма от Фраата и Гиерона, правителей наиболее значительных префектур, с просьбой немного повременить. Решив дождаться столь могущественных мужей, он тем временем отправился в Ктесифон, местопребывание парфянских властителей; но так как Фраат и Гиерон со дня на день откладывали поездку, сурена в присутствии многих и под возгласы общего одобрения повязал голову Тиридата царскою диадемой» (Тацит. Анналлы. 6:41–42).

Для нас очень важны сведения о том, что в 36 г. Селевкия ушла из-под власти Артабана. В том же году Артабан восстанавливает свои права на престол. В 41 г. против него зреет заговор, с которым он при помощи Изата успешно справляется.

«Между тем парфянский царь Артабан узнал, что его сатрапы устроили против него заговор. Не считая себя безопасным среди них, он решил уехать к Изату, чтобы просить его о помощи и о восстановлении своем в царской власти, если это будет возможно. Таким образом, он поехал к нему в сопровождении своих родственников и слуг и встретился на пути с Изатом, которого он сам прекрасно знал, но который не знал его вовсе. Подъехав ближе, Артабан начал с того, что, по обычаю своей страны, пал ниц, а затем уже обратился к нему со следующими словами: „О царь! Не отвращай от меня, явившегося к тебе просителем, взора своего и не относись безучастно к моей просьбе. Меня постигло несчастие, я превратился из царя в частное лицо и теперь прибегаю к твоему заступничеству. Подумай о том, сколь непостоянна судьба, вспомни, что всех нас может постигнуть несчастие, и подумай о моей любви к тебе. Ведь если я буду покинут тобой без помощи, то могут явиться и другие, более смелые злоумышленники, которые восстанут против других царей“. Эти слова Артабан произнес со слезами на глазах и низко склонив голову.

Когда Изат узнал имя просителя и увидел его в таком жалком и измученном состоянии, то немедленно соскочил с коня и воскликнул: „Мужайся, царь, и пусть теперешнее несчастие не сокрушает тебя! Настоящая печаль твоя скоро сменится радостью. Во мне ты найдешь друга и товарища, который будет лучше, чем ты сам рассчитывал: или я верну тебе обратно твой парфянский трон, или предоставлю тебе собственный“.

С этими словами он предложил Артабану сесть на коня, а сам пошел пешком рядом с ним, чтобы оказать ему тем высокую честь. Артабан не мог равнодушно отнестись к этому, стал отказываться от предложенной ему чести и сказал, что обязательно сойдет с коня, если Изат, в свою очередь, не сядет на лошадь и не пойдет вперед. Изат, наконец, уступил его настояниям и также поехал верхом. Привезя затем гостя во дворец, он стал оказывать ему всевозможный почет, сажая его во время заседаний и обедов на первое место. При этом он не взирал на теперешнее его положение, но делал все это из уважения к его прежнему сану, отлично сознавая, что всякого человека могут постигнуть превратности судьбы. Вместе с тем Изат написал парфянам письмо, убеждая их вновь принять к себе своего царя Артабана, причем ручался им клятвенно и своим царским словом, что всем им будет дарована амнистия. Хотя парфяне и не отказывались вновь принять к себе Артабана, однако они ответили, что это им теперь невозможно потому, что они уже доверили власть другому лицу (его звали Киннамоном) и теперь опасаются, как бы среди них из-за этого не произошли волнения. Когда Киннамон узнал об этом ответе парфян, он немедленно сам написал Артабану (воспитанником которого он был; Киннамон отличался добрым и благородным сердцем), чтобы тот доверился ему и приехал назад получить от него обратно бразды правления. Артабан доверился ему и поехал. Киннамон же выехал ему навстречу, преклонился пред ним как пред царем, и сняв со своей головы диадему, возложил ее на голову Артабана.

Таким образом Артабан при содействии Изата вернул себе трон, которого раньше лишился благодаря своим сановникам. Он не забыл оказанных ему Изатом благодеяний, но старался воздать ему за это тем, что у парфян считается особенно почетным, а именно: он разрешил ему носить прямую тиару и спать на золотой кровати.

Эти привилегии принадлежали одним только парфянским царям. Вместе с тем он предоставил Изату также обширную и плодородную область, которую отнял у армянского царя. Имя этой области — Низибис; тут когда-то македоняне основали город Антиохию, прозванную Епимигдонийской» (И.Д. 20:3.1–3).

Однако в начале 42 г. Артабана предательски убивает его брат Готарз (Тацит. Анналы. 11:8).

Сын его, Вардан, вступает в борьбу с Готарзом. В 43 г. «по возвращении Вардана в Парфию, на 7-й год после своего отпадания, ему сдается Селевкия, так долго, к стыду парфян, от них ускользавшая». Затем Вардан посетил важнейшие префектуры; он был полон желания отвоевать Армению и предпринял бы такую попытку, если б легат Сирии Вибий Марс не грозил ему войною (Тацит. Анналы. 11:9-10).

Далее Тацит живописно описывает смерть Вардана около 45 г., незадолго до секулярных игр в апреле 47 г. (Тацит. Анналы. 11:1011). Впрочем, эти данные — только веха в хронологии, созданной Флавием и Тацитом.

Поскольку Вибий Марс был отозван Клавдием в 44 г., эта цитата из Тацита служит вторым подтверждением того, что эти события произошли в 43 г., — оба эти свидетельства делают совершенно несостоятельным утверждение Ренана о приезде Елены Адиабенской в Иерусалим в 44 г. По существу, Елена Адиабенская нокаутирует всю хронологию Ренана.

Теперь у нас достаточно материала, чтобы попытаться охарактеризовать события тех далеких времен.

В 41 г. Изат встречается с галилейским законоучителем и производит себе обрезание. Несколько месяцев Елена, принявшая иудаизм ранее, беспокоится о благополучии сына в связи с его неординарным поступком. Страна абсолютно спокойно восприняла это событие. И в конце 41 г. она изъявила желание поехать в город Иерусалим поклониться пользовавшемуся известностью храму Господа Бога и принести благодарственные жертвы.

Психологически весьма вероятно, что Елена, приняв новую веру, сразу же захотела посетить храм, а не сделала это несколькими годами позже. Расположение материала в тексте у Флавия и в Деяниях также подтверждает, что это событие произошло до 44 г. — года, когда был отравлен Ирод Агриппа I.

В Деяниях мы можем найти еще и четвертое косвенное подтверждение данной хронологии. В те дни пришли из Иерусалима в Антиохию пророки, и один из них, по имени Агав, встав, предвозвестил Духом, что по всей вселенной будет великий голод, который и был при кесаре Клавдии (Деян. 11:27–28).

Этот стих Деяний дает основание думать, что предсказание пророков было сделано еще при другом кесаре — Гае Калигуле, т. е. во второй половине 40 г., — тогда впечатление от текста существенно усиливается.

В конце 40 г. либо в начале 41 г., еще до смерти Гая Калигулы, Варнава приводит Павла в Антиохию. Чуть позже, может быть, через несколько месяцев, в Антиохию приходят пророки. В конце 41 г. либо в начале 42 г., в первый же год правления Клавдия, в Иерусалиме наступает голод, который застает Елена Адиабенская. Варнава с пожертвованиями отправляется в Иерусалим, и здесь наступает второй неизвестный период в жизни Павла. Лука не знает, что делал, как существовал Павел в Тарсе в течение пяти лет — с 36 по 40 г. — и чем он занимался в Антиохии с 42 по 48 г. Вероятнее всего, он продолжал проповеди, укрепляя первый очаг христианства. В Антиохии его любили.

С 44 по 46 г. наместником Иудеи был Куспий Фад. «Преемником Фада стал Тиберий Александр, сын александрийского алебарха Александра, который выдавался среди своих сограждан как знатностью своего происхождения, так и богатством. Вместе с тем алебарх отличался также благочестием, тогда как сын его не оставался верен древним традициям. В это же самое время случился в Иудее и тот большой голод, когда, как я рассказывал выше, царица Елена на большие деньги закупила хлеба в Египте и раздала его нуждающимся…» (И.Д. 20:5.2). Елена после приезда в Иерусалим оставалась в нем до смерти Изата примерно в течение 22 лет. И, бесспорно, оказывала благодеяния жителям Иерусалима в течение всего своего пребывания в городе. Иудеи не забыли благодеяний Елены. В центре города, в Акре, ей был построен дворец, который был сожжен при гибели Иерусалима. Сыновья, многочисленные родственники Изата и Монобаза жили в Иерусалиме и после смерти Елены и были пленены Титом, тогда же была разрушена и гробница Елены.

Тиберий Александр правил Иудеей с 46 по 49 г., когда он был отозван, а вскоре стал наместником (этнархом) Египта. В период его наместничества в Иудее отмечается вторая вспышка голода, вероятно, это 47–48 гг., и вновь Елена пришла на помощь голодающим. Флавий описывает два разных периода голода: первый — во время приезда Елены, второй — в период правления Тиберия Александра. Следует полагать, что голод прекратился к 48 г. Возможно, даже очень правдоподобно, что христианская община поддержала своих иерусалимских собратьев и в это время. В 48 г., когда голод окончился, в Антиохию вернулся Варнава вместе с Иоанном-Марком. Не следует преувеличивать период совместного миссионерства Павла и Варнавы, легко подсчитать, что их первое путешествие длилось около 7 месяцев (Деян. 13:4; 14:27).

Затем в 49 г. они были вместе на эпохальном совещании в Иерусалиме, а вскоре расстались. Как нам кажется, и Павел, и Варнава затаили в душе обиду, и у каждого из них был свой повод.

Варнаву легче понять. Он был, вероятно, единственным, кто принял и понял Павла 14 лет назад, в 36 г. Павел же, проживший около 9 лет в Антиохии, считал ее своей вотчиной, он осознавал свое лидерство в их связке и требовал подчинения, он — типичный лидер. Другой причиной их разногласия была идеология. Объективно говоря, Иерусалимская иудео-христианская община была мертворожденным ребенком. Нельзя было совместить общечеловеческие, масштабные цели Павла с приверженностью традициям остальных апостолов. Их миссии были безусловно полезны в плане нарождения новых ячеек христианства, однако после разрушения Третьего храма и уничтожения центра иудео-христианства остальные общины, независимо от направлений, должны были, словно кристаллы в мозаике, сложиться в некий новый конгломерат с новой идеологией. И здесь победа Павла была очевидной. Но до этого было его Послание к Галатам, где он просто забыл упомянуть о Варнаве.

Хронология жизни Елены Адиабенской.