В споре об историчности отчетов Матфея, Марка, Луки и Евангелия от Иоанна синоптикам всегда отдают предпочтение. На первый взгляд это закономерно. Синоптические евангелия черпали свои сведения из одного предания, во всяком случае, смысловая и историческая корреляция событий, описанных в них, очевидна. В завуалированной форме общественная деятельность Христа укладывается, согласно синоптикам в 1 год и несколько месяцев, в полном согласии с Исайей.

Евангелие от Иоанна другое. События в нем длятся более трех лет. И в настоящее время стало общепринятым, что Иоанн-богослов допускал значительные ошибки в хронологии и географии.

Выразителем этой позиции стал Ч. Додд, опубликовавший книгу «Историческая традиция».

Нам потребовалось много усилий, чтобы понять, что общественная деятельность Христа занимает одно и то же время и у синоптиков, и у Иоанна. Более ранее опубликование синоптических евангелий в этом случае не является аргументом в их пользу, а скорее наоборот. Они могли быть общепризнанны ранее, они могли ранее подвергнуться единому редактированию, ввергнувшему их в одну традицию. Неважно, кто это был — Маркион или кто-то еще. Важно другое.

Историческая канва повествования синоптиков была втиснута в пророчество Исайи — один год и приурочена к «юбилею», т. е. к 28 г. н. э. Текст Иоанна, ставший широко доступным только во времена Траяна, т. е. после 110 г. н. э., такой правке не подвергался. И в случае разночтения синоптиков и Иоанна предпочтение следует отдавать четвертому евангелию. Такова наша гипотеза.

Попробуем обосновать нашу точку зрения. Фраза Ницше: «Попытки, известные мне, исходя из евангелий вычитать историю „души“, кажутся мне доказательствами отталкивающей психологической легкомысленности» — представляется нам глубоко ошибочной. При ограниченности фактической информации только психологические аспекты способны дать нам поле для новых версий и идей… Поэтому, изучая особенности и мотивацию историчности, мы просто обязаны рассматривать психологические аспекты, при которых было создано то или иное произведение. После вознесения Христа власть в общине делят Петр и Иаков, брат Иисуса. Против Петра возражений нет. Он был дружен с братьями еще до встречи с Иисусом (Лк. 5:10). Он лидер, оставленный Иисусом, он был в числе Двенадцати. Но Иаков… Психологический подтекст ситуации: Иаков — выскочка. По крайней мере, часть апостолов, если не все они, должны с неодобрением, с подозрением относиться к фигуре Иакова. С другой стороны, они понимают умом, но не сердцем психологическую необходимость включения Иакова в число приближенных — так гораздо проще управлять еще очень небольшой общиной: ведь с ними брат Спасителя. Но ум еще не означает признания. Все время, пока во главе Церкви будет стоять Иаков, будет сохраняться явный или неявный антагонизм между ним и апостолами.

Иоанн через много лет напишет прямо: «Ибо и братья Его не веровали в Него» (Ин. 7:5). Очень смелое и резкое заявление. Будь у Иоанна хоть малейшая доброжелательность по отношению к братьям Иисуса, а точнее к Иакову, никогда б он не позволил себе ничего подобного. Чуть ранее мать Иисуса, по-видимому, поверившая в возможности сына, просит Его достать вино. На что Он ей отвечает не вполне корректно: «Что Мне и тебе, жено? Еще не пришел час Мой» (Ин.2:4).

Очень интересен апокриф, приведенный Д. Флуссером: «Там сообщается, что после распятия Иисуса к нему приходят его мать Мария со своими сыновьями Иаковом, Симоном и Иудой и стоят перед ним. И он, вися на кресте, сказал ей: „Возьми своих сыновей и уйди отсюда“».

Последующая фраза Иоанна: «При кресте Иисуса стояли матерь Его, и сестра матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. Иисус, увидев матерь и ученика, тут стоящего, которого любил, говорит матери Своей: Жено! се сын твой. Потом говорит ученику: се, матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял ее к себе» (Ин. 19:25–27). Этим пассажем Иоанн убивает двух зайцев. Четко оконтуривает небольшую группу людей, прощающихся с распятым, и фиксирует преемственность. Ему, именно ему, Иоанну, а не кому-нибудь другому поручил Иисус заботу о своей матери. Синоптики, хотя и не так явно, подтверждают сказанное Иоанном (Мф. 12:46–50; Лк. 11:27–28; 8:28–30).

Но в сложившейся ситуации что сделано, то сделано. В тесную общность людей, словно инородное тело или заноза, включается Иаков, и не просто включается, а волей случая или своих братских отношений с Иисусом становится вторым лицом в общине.

Нельзя сказать, чтобы Иаков ранее не был знаком с догматами Иисуса, знал, конечно, но слишком сильно было на него влияние религии отцов, и он не мог отойти от канонов иудаизма. Теперь он прозрел. Очень быстро меняет, вернее, дополняет свое миропонимание, а, собственно, и менять-то нечего, это все тот же традиционный иудаизм, в который вмещается новая идея: Иисус — Мессия. «Вы ждали Мессию — он пришел, это Иисус. Но всё в жесточайших рамках традиционного иудаизма» — вот кредо Иакова. Очень быстро формирует он для себя некую новую концепцию и будет придерживаться ее всю жизнь. Идеи Павла, которые он в последующем будет вынужден признать, практически не влияют на стержень его учения. От образованных Павлом общин отказаться нельзя, от них поступает основное финансирование на содержание Иерусалимской общины, но можно сделать оговорку: язычникам дозволена упрощенная форма нового учения — пусть так. Нельзя же, да и нет необходимости, чтобы они прониклись всеми тонкостями его, Иакова, учения.

Иоанну, его брату, другим апостолам приходится с удивлением взирать на взлет Иакова. Что же послужило причиной его прочного становления на вершине иерархии? Во-первых, причина в его образованности. Д. Флуссер пишет: «Особенно учеными считались в ту пору столяры. Когда возникал спор по поводу сложного вопроса, бывало, говорили: нет ли здесь столяра, сына столяра, который помог бы решить нам этот вопрос? Иисус был столяром или сыном столяра, возможно, и тем и другим». Поскольку Иаков был родным сыном Иосифа, он с еще большей вероятностью унаследовал профессию и ученость отца.

Иаков был образован, худощав и фанатичен. Вполне вероятно, что он истинно осознал величие своего брата и стал его ярым приверженцем. Его мучительная смерть, по некоторым данным, — тому свидетельство.

Что же мог ему противопоставить Иоанн — простой рыбак? У нас очень мало сведений о братьях Зеведеевых. Хотя Иисус решил взять в ученики Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, т. е. «сыны Громовы…» (Мк. 3:17), Марк не поясняет, что означает «сыны Громовы». Аналогов этому словосочетанию в арамейском языке нет. Предполагают, на основании Лк. 9:54, что они вспыльчивы, но это только версия. Более вероятно, что братья, как это и положено рыбакам, отличаются хорошими физическими данными, обладают громким голосом. И, как это ни странно, уязвимы. Даже если они и были некоторое время в окружении Иоанна Крестителя, это отнюдь не прибавило им уверенности.

«Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса» (Ин. 13:3). Он был беззаветно предан Учителю и совершенно не подходил на роль лидера. Это естественно. В окружении Иисуса вообще не было, да и не могло быть фигуры аналогичного масштаба. В контексте этого Петр тоже не был лидером.

Иное дело Иаков. Над ним не давит фигура брата, он, как далекое облако, был и нет. Они никогда не были близки, а сейчас его идеи подпирает храм. Громада его как бы нависает над Иаковом и твердит, причем постоянно: «Здесь твое могущество». Те идеи, которые проповедует Иоанн, — крещение и вера при отказе от жертвоприношений — не кажутся ему столь принципиальными. Впрочем, с верой в Мессию он согласен. Но зреет и новое направление: Павел с его фантазиями, отказом от обрезания и тесным общением с язычниками, их обращением. Петр, занимающий промежуточную позицию, осуждается, по меньшей мере, частью новых лидеров.

Иоанн ожесточается. Существует очень интересное свидетельство Ренана: «По-видимому, характер Иоанна отличался большой резкостью, крайней нетерпимостью, причем он выражался жестко и грубо…». Вероятно, его брат Иаков был наделен теми же качествами. Однажды он не выдержал и вывел из себя Агриппу II, в целом довольно умеренного правителя. Агриппа в 44 г. казнил его. Иоанн остается один.

Ренан далее пишет: «Петр всегда подражал Павлу, издали следил за его путешествиями, занимал после него твердые позиции, которые могли обеспечить успех общему делу. Вероятно, именно по примеру Павла он поселился около 54 г. в Антиохии. Точно так же слух о прибытии Павла в Рим, распространившийся во второй половине 61 г. по Иудее и Сирии, мог внушить ему мысль о путешествии на запад. По-видимому, он явился с целым апостольским обществом. Прежде всего, за ним обыкновенно следовал его переводчик Иоанн-Марк, которого он называл своим сыном. Мы уже не раз замечали, что апостол Иоанн также большей частью сопровождал Петра».

Здесь Ренан дает огромное количество источников. Создается впечатление, что Иоанн сопровождал Петра за пределами Палестины. При обстоятельной проверке источников все построение Ренана рушится. Не было этого да психологически и не могло быть.

В первые несколько лет после смерти Иисуса община питается высокими идеалами, ей нет дела до мелких разборок, до иерархии. Да, Петр — лидер, и Иоанн почти всегда рядом с ним — как друг, как единомышленник. Они все очень молоды, они — идеалисты. Долго так продолжаться не может. Под натиском партии Иакова позиции Петра слабеют, а мнение Иоанна вообще мало кто принимает во внимание.

Иоанн, скорее всего, родился между 2 и 5 г. н. э. К моменту описываемых событий он уже далеко не мальчик. Вера его в Христа по-прежнему непоколебима, но не в его характере все время быть в тени Петра и Иакова. В ноябре-декабре 49 г. Павел и Варнава присутствуют на знаменитом совещании в Иерусалиме. Во время следующего путешествия в Иерусалим его встречает только Иаков. Ни Петра, ни Павла в городе уже нет.

Наиболее вероятно, что в начале, например в январе, 50 г. Петр посещает Антиохию. Приезд Павла и Варнавы глубоко повлиял на его миропонимание, да и число его приверженцев в Иерусалиме все меньше. Тень храма все время борется с тенью Христа. Количество сторонников Иакова непрестанно растет. Забывается, что Петр был рядом с Иисусом, но все помнят, что Иаков — брат Христа. Петр покидает Иерусалим спешно, через месяц или два после отъезда Павла: создается впечатление, что он бежит из города. Без сомнения, Иоанн уезжает одновременно с ним, но встречаться с Павлом он не желает. Если Петр конформист, то Иоанн не готов принимать доктрину Иакова, а еще в большей мере — самого Иакова. Оба — и Петр, и Иоанн — не могут мириться с личностью Иакова, узурпировавшего власть в общине. А взгляды Павла для Иоанна слишком радикальны. Кроме того, они с Павлом схожи в одном: оба лидеры, оба не способны подчиняться, оба хотят слушать в первую очередь себя. Иоанн и Петр прощаются навсегда. Иоанн направляется в Эфес, где у него множество сподвижников по духу. Естественно, Иоанн не берет с собой ни логий, ни тезисов, ни каких-то других записей о Христе. Зачем они ему, он и сам знает все о Христе гораздо лучше этих выскочек. Он в расцвете сил — ему от 45 до 48 лет.

Иаков, вероятно, не только не огорчен, но и обрадован, лишившись противодействия Петра и Иоанна. Теперь никто не мешает ему завершить построение иудео-христианской общины так, как он ее понимает. Свои взгляды он подытожит в Соборном послании Иакова, а вскоре после этого погибнет мученической смертью. В послании ничего не говорится о нашествии римлян — из этого мы делаем вывод, что ни при каких обстоятельствах оно не могло быть написано после 66 г.

Община вряд ли успела уже оправиться после смерти Иакова, как в Иудею пришла война. Ренан полагает, что община покинула Иерусалим в первые месяцы 68 г. Мы вполне с ним солидарны, поскольку весной этого же года Веспасиан продолжил оккупацию Иудеи. Детали побега общины блистательно описаны Ренаном, и мы не будем их повторять. Община переселяется в нейтральную Пеллу, расположенную на левобережье Иордана. Заметим, что левобережье Иордана гористо. На восточный берег Иордана, в Питанию и Гавланитиду переходят галилейские общины. Для них это важнейший моральный, этический и политический шаг. Они отмежевываются от иудейских ценностей, они демонстрируют свою лояльность Риму. Следует отдать должное римлянам: они не преследуют общины.

Ренан пишет: «Таким образом, владения Агриппы II стали приемной родиной для палестинских иудео-христиан. Особое значение этому эмигрировавшему христианству придавало то обстоятельство, что оно захватило с собой последние остатки семьи Иисуса, пользовавшиеся самым глубоким уважением и получившие на греческом языке название деспотии, т. е. ближних Господа. Вскоре мы действительно увидим, что заиорданское христианство продолжало евионизм, т. е. проповедь предания, основанного на словах Иисуса. Здесь родились впоследствии синоптические евангелия».

29 августа 70 г. храм пал. Дела задержали Тита в Иудее. Флавий коротко пишет: «Отплытию в Италию помешала зима». После посещения Египта весной 71 г. Тит возвращается в Рим, и 8 апреля в Большом цирке состоялся триумф.

Вести о событиях в Иудее, о деталях невероятного спасения иудео-христианской общины и ее относительном благополучии достигают Малой Азии и Италии, скорее всего, в марте, когда судоходство возобновилось. Очень неправдоподобно, чтобы кто-то из иудео-христиан решил пересекать Иудею до отъезда Тита. Вряд ли римляне так уж тонко различали, где иудей, а где иудео-христианин. Любой христианин, покинувший Заиорданье, имел шанс попасть в рабство.

Безусловно, в синагогах, в новых молитвенных домах Малой Азии и Италии произносились благодарственные молитвы, но всех страшил предстоящий триумф. Неизвестно, как поведут себя римляне по отношению к христианам. Зверства Нерона еще свежи в памяти. И Иоанн-Марк, больше просто некому, решает или получает задание написать небольшой отчет, книгу о сущности христианства, о лояльности к Риму.

Для полноты картины вернемся на несколько лет назад. Нам точно известна дата посещения Петром Антиохии. Думается, что Петр понимал, чувствовал, что покидает Иерусалим навсегда. Записи его проповедей он поручает взять с собой Иоанну-Марку. Петр называл его своим сыном и полностью доверял ему. Антиохия, один из крупнейших центров христианства, — вотчина Павла. Эмоциональная реакция Павла на приезд Петра вполне понятна. Безусловно, некоторое время, может быть это годы, между ними не устанавливаются отношения. Парадокс заключается в том, что Петру ехать практически некуда. Вернуться в Иерусалим для него невозможно. В 50 г. иудеи изгоняются Клавдием из Рима, а поскольку римляне не делают большого различия между иудеями и христианами, путь в Рим Петру заказан. Постепенно Павел осознаёт, что пребывание Петра в Антиохии имеет и свои плюсы. Он — своеобразный буфер между иудеями Рима, быстро вернувшимися в Вечный город; он сглаживает противоречия с Эфесской Церковью, большая часть которой занимает откровенно враждебную по отношению к Павлу позицию. Примерно через 10 лет, возможно в 61 г., Петр переезжает в Рим. Каковы были отношения между апостолами в Риме? Некоторые данные позволяют думать, что отношения были добрые. Вскоре мы увидим, что Марк, секретарь Петра, отправится в Азию с поручением от своего господина и рекомендацией от Павла. И далее: «Вследствие реакции, которая происходила против Павла, Петр, в силу некоторой оппозиции, всё более и более становится главой апостолов». Естественно, в этих условиях авторитет Иоанна-Марка, как ближайшего сотрудника Петра, растет.

Трагическая гибель Петра в 64 г. и Павла, последовавшая через несколько лет, упрочит позицию Иоанна-Марка. Апокалипсис в конце 68 или начале 69 г. предписывает иудеям покинуть Рим. «И услышал я иной голос с неба, говорящий: выйди от нее народ Мой, чтобы не участвовать нам в грехах ее и не подвергаться язвам ее» (Откр. 18:4). Руководители Римской Церкви покидают Вечный город. С точки зрения логики, Иоанн-Марк должен вернуться в Антиохию, где он прожил около 10 лет, хотя это вовсе и не обязательно. Его евангелие могло быть написано и в Малой Азии. И наверное, так и произошло.

Евангелие Марка было создано на греческом языке. Это уже что-то. Вспомним, что еще Август противился распространению в Риме греческого влияния. Многочисленные книги, ходившие в Риме, были написаны на латыни. Чернь, к которой относились многие члены первых христианских общин в Риме, греческого языка не знала. Возможен аргумент, что Иоанн-Марк не настолько хорошо владел латынью, чтобы создавать на ней свое евангелие. Да, это так, но настолько ли хорошо он владел греческим, чтобы во враждебной атмосфере Рима излагать свои мысли на греческом или переводить тезисы Петра с арамейского? Заметим, что он был еще ограничен во времени. Данный факт представляется нам малоубедительным. Он мог писать в Пелле, в Антиохии, а вероятнее всего, в Малой Азии, говорившей преимущественно по-гречески. Хочу привести интересную фразу Бруно Бауэра: «Между Марком и Иоанном нет разницы по качеству, есть только по количеству исторической правды».

Каков же процесс написания его евангелия? Иоанн-Марк берет свои записи, тезисы речей Петра и слегка обрабатывает их. Он вкладывает в уста Иисуса последнюю информацию, полученную из Иудеи: «И будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется. Когда же увидите мерзость запустения, предреченную пророком Даниилом, стоящую, где не должно (читающий да разумеет), тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы…» (Мк. 13:13–14). «Но в те дни, после скорби той, солнце померкнет, и луна не даст света своего…» (Мк. 13:24).

В евангелии нет ничего антиримского. Оно начинает распространяться по мере того, как размножается, но наиболее вероятный срок его написания — это конец марта — начало апреля 71 г. X. Коэн относит его написание к 70–72 гг. Так что наши датировки практически совпадают. Сомнений ни в сроках опубликования, ни в авторстве евангелия практически нет. Приведем лишь некоторые наиболее авторитетные свидетельства христианских авторов.

«Евангелие от Марка есть евангелие от Петра» (Юстин Мученик, около 150 г.). «Марк возвещенное Петром передал нам письменно».

Их много, о них детально пишут Ренан и Мережковский, но, на наш взгляд, свидетельств достаточно.

Обратимся к евангелиям от Матфея и Луки. Не будем вдаваться в детальный анализ их написания. Детальный анализ читатель может найти в книге Эрнеста Ренана «Евангелия: второе поколение христианства» (М.: Терра-Терра, 1991, с. 311).

Наш анализ периода написания Евангелия от Луки не будет долог из-за очевидности события.

Первое соображение носит общий характер. Если полагать, что Деяния и евангелие написаны одним автором, то нет смысла разносить их по времени. Лука, только окончив свое первое произведение — Деяния, под влиянием следующего события — падения Иерусалима — должен был написать второе.

Второе — Евангелие от Луки самое благодушное, это евангелие прощения за веру, евангелие умиротворения. Подобное возможно написать только при всеобщем благоденствии империи, которое и было во времена правления Веспасиана и Тита. Домициан, наследовавший титул, был ненавидим не только иудеями и христианами, но и всем населением Рима. У нас появилось первое временное ограничение.

Лука не знал Евангелие от Матфея. Матфей не знал творение Луки. Это дает основание предполагать, что они написаны в различных областях империи с разницей не более чем в 3–5 лет, поскольку христианские общины активно общались между собой. Таковы предпосылки. Процитируем Ренана:

«Время, когда было написано Евангелие от Луки, может быть установлено с достаточной достоверностью. Все признают, что оно написано позже 70 года; но вместе с тем оно не могло быть написано много позже этого года». Мы полностью согласны с Ренаном. Очевидно, что Лука — свидетель не только гибели Иудеи, но и триумфа Тита в Риме. Его сведения о событиях рассыпаны по всему евангелию, значительно шире, чем у Марка. Если их собрать воедино, получается небольшое повествование.

«И сказал: о если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих; ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего» (Лк. 19:42–44).

«Когда же увидите Иерусалим окруженный войсками, тогда знайте, что приблизилось запустение его. Тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы: и кто в городе, выходи из него; и кто в окрестностях, не входи в него. Потому что это дни отмщения, да исполнится все написанное. Горе же беременным и питающим сосцами в те дни; ибо великое будет бедствие на земле и гнев на народ сей. И падут от острия меча, и отведутся в плен во все народы; и Иерусалим будет попираем язычниками, доколе не окончатся времена язычников» (Лк. 21:20–24).

«И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо приходят дни, в которые скажут: „блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие“. Тогда начнут говорить горам: „падите на нас“ и холмам: „покройте нас“» (Лк. 23:27–30).

Какое поэтическое повествование о гибели Иерусалима и шествии пленных! Но что же дальше? Лука сообщает: «И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится. Люди будут вздыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную, ибо силы небесные поколеблются» (Лк. 21:25–26). Этот пассаж, на наш взгляд, ключевой к пониманию степени информированности Луки. После гибели Иерусалима, после стольких бедствий — поэтическая неопределенность, хотя очень хочется чего-то: потрясений, некоего возмездия, но их нет. А между тем у Светония: «Его правления не миновали и стихийные бедствия: извержения Везувия в Кампании, пожар Рима, бушевавший три дня и три ночи, и моровая язва, какой никогда не бывало» (Светоний. Божественный Тит. 8.3).

Это не просто извержение — это катаклизм мирового масштаба. Ничего подобного не было за всю осознанную историю человечества. Вот где просто необходимо усмотреть знамение, возмездие, предзнаменование. Затем следует страшный мор, а в 80 г. — сильнейший пожар, уничтоживший весь округ Капитолия и Пантеон. Землетрясения длительное время тревожат греко-римский мир, вновь вспыхивает голод. Об этих событиях повествуют все: Тацит, Светоний, Плиний, Евсевий, Сивиллы.

Зададим себе вопрос: можно ли пройти мимо, казалось бы, очевидного бедствия — этого проклятия Риму за бедствия иудеев, христиан? Возможно ли не описать эти знамения, очевидцем которых ты являешься?

На наш взгляд, нет. Лука уделил столько внимания даже деталям событий, связанных с поражением Иудеи, что этот факт просто не мог быть обойден его вниманием.

Очевидно, что извержение Везувия 24–25 августа 79 г., погубившее десятки тысяч людей, Луке неизвестно, как незнакомы ему и другие бедствия. Все остальные рассуждения просто не имеют смысла. Его евангелие написано до 80 г. И конечно, в силу многогранного таланта автора оно излишне беллетризировано.

Евангелие от Матфея — самая значимая книга христианства — написана в тот же период. Но вопрос — где? На основании того, что книга написана на сирийском, Ренан полагает, что в одном из городов Сирии. Подобное возможно. Однако вспомним, что поражение Иудеи практически не сказалось на благополучии Агриппы II. Под его правлением остаются Галилея и Перея. В Тивериаде он чеканит монеты. Родные Иисуса укрылись рядом, в Батанее. От них можно получить определенную информацию. И Матфей создает генеалогию Христа, идея которой, возможно, заимствована из какого-то иудейского источника, он существенно расширяет речения Христа, а события после его смерти происходят здесь же рядом, в Галилее…

И теперь самое трудное — Евангелие от Иоанна. «Иоанн в Эфесе приобретал все больше влияния. Первенство его было признано во всей провинции, за исключением Иерополиса, где жил Филипп. Церкви в Смирне, Пергаме, Фиатире, Сартах, Филадельфии, Лаодикее признали его своим главой, почтительно выслушивали его замечания, советы, упреки. Апостол или тот, кто присваивал себе право говорить от его имени, вообще принимал с ним суровый тон… Враждебность Иоанна и его окружающих была, по-видимому, особенно ожесточенной и глубокой по отношению к небольшим общежитиям учеников того, кто получил прозвание нового Валаама. Такова несправедливость, присущая всем партиям, такова страстность, которою были преисполнены эти сильные еврейские характеры, что, вероятно, и исчезновение „разрушителя Закона“ (Павла) приветствовалось криками радости со стороны его противников. Для многих смерть этого мятежника, смутителя была истинным избавлением. Мы уже видели, что Павел чувствовал себя в Эфесе как бы среди врагов».

К этой совершенно справедливой картине, нарисованной Ренаном, нечего добавить. В рядах сторонников Иоанна царит редкостное единодушие. После смерти Петра последний сдерживающий, этический, фактор исчезает. И школа или группа Иоанна создает Апокалипсис с яркой антипавловской направленностью. Во время антиримского восстания в Иудее симпатии школы Иоанна как на стороне иудеев, так и на стороне иудео-христиан. Но восстание подавлено. Храм погиб. Пора б и осмотреться. Как стая волков, эта группа оглядывается по сторонам. А бороться или драться вроде и не с кем. Иудея побеждена, но не мировоззрение иудеев. Однако требуется какое-то время, чтобы окончательно перерезать пуповину, чтобы повернуться к иудаизму на 180 градусов, чтобы осознать, что наша религия другая, наша идеология другая. Надо было выпестовать, выкристаллизовать эту идею, оформить ее вначале в своем сознании, а уж затем, словно оперившуюся птицу, пустить ее навстречу жаждущему миру.

Вначале антагонизм между ортодоксальным иудаизмом и христианством не носил столь очевидного характера. У иудеев существовали многочисленные партии: ессеи, фарисеи, саддукеи, зелоты, чей радикализм был просто губителен для страны. Вражда между отдельными представителями партий частенько бывала окрашена кровью. Официальный Иерусалим конечно же стремился избавляться от самых ярких носителей новомодного течения: кому-кому, а лидерам Иерусалима после деспотичного правления Ирода Великого роль личности была вполне понятна.

Были казнены Иисус, Стефан, Иаков Зеведеев, Иаков — брат Христа, десятки других отступников. Это вполне вписывалось в традиции. Александр Яннай казнил фарисеев, зелоты умерщвляли саддукейскую элиту, Ирод с одинаковой страстью рубил головы и фарисеям, и саддукеям. Он был демократ. Но вся эта кухня варилась в одном котле — иудейском, и в пламени были видны отсветы только их эмоций. А фоном или котлом, стенки которого они грели, являлось присутствие римлян. И этот фактор в конце концов стал решающим.

И Петр, и Павел в своих проповедях, посланиях призывали к законопослушанию, но к римскому, к уважению римского правопорядка. В глазах ортодоксов это было отступничеством. А что было делать руководителям небольшой новой общины? С одной стороны, их противником был храм, вернее, его тень, а драться с тенью не под силу ни одной доктрине. С другой стороны, была власть, и эта власть была римской. Конфликтовать или вести сражение на два фронта было нельзя, невозможно. Из двух зол выбирают меньшее. Петр и Павел выбрали римлян. С иудейскими ортодоксами договориться было нельзя, с Римом — можно. Может быть потому, что Риму было глубочайшим образом наплевать на подобные абстрактные построения. Идеи христиан о том, что по окончании времен Христос будет судить живых и мертвых и воздаст каждому по заслугам, вызывали у римлян жалость, поскольку они были прагматиками и реалистами, а Окончание Времен — хвала Юпитеру Капитолийскому! — наступит не скоро, очень не скоро. И они задавали этим блаженным, иногда даже участливо, прямой и ясный вопрос:

— Верите ли вы в земную власть божественного Цезаря?

И получали нужный ответ.

— Да, да.

Они задавали второй вопрос:

— Сохраняете ли вы лояльность империи?

И вновь получали нужный ответ. И третий вопрос не давал оснований для юридического преследования. Он гласил:

— Надо ли платить налоги кесарю?

Ответ был тот же:

— Да.

После этого у многих трезво мыслящих римлян опускались руки. Получалось, что христиане — вполне порядочные граждане.

Конечно, подобные идеи и отношения выкристаллизовались не сразу и были понятны далеко не всем императорам. Но евангелия, в особенности Луки и Матфея, должны были отразить их, иначе в этих евангелиях вообще не было смысла. После веры в Спасителя сохранение хороших отношений с Римом являлось важнейшей прерогативой молодой общины.

Кровожадный Нерон, однако, не видел никакой разницы между иудеями и христианами: кровь тех и других была одного цвета.

Веспасиан и Тит были по-римски лояльны и к тем, и к другим. Да, они уничтожили Иудею, но это был только политический акт по отношению к взбунтовавшейся провинции. Империя просто не может существовать, если хотя бы один бунт останется безнаказанным, но по отношению к гражданам империи они были лояльны. Тит вообще 4 года жил на Востоке, в частности в Иудее. И любовницей у него была Береника — красивейшая женщина Востока. О какой ненависти идет речь?

Домициан был слеплен из другого теста. Со ссылкой на Диона Кассия Ренан пишет: «Гонения Домициана обрушились одинаково и на евреев, и на христиан». Произошло это в 95–96 гг.

Но ситуация в корне отличалась от той, которая была при Нероне в 64 г. Синоптические евангелия, ходившие в списках уже целое поколение и ставшие достоянием любой сколь-нибудь значимой общины, сделали свое дело. Христиане поняли то, что давно знали иудеи, — они поняли, что у них другая этика, другая духовность и что им необходимо ограждать свою духовность. Они теперь твердо знали: да, Христос вышел из среды иудеев, но они не поняли, предали и распяли его.

Времена Траяна расставили все точки над «и».

Траян, наследовавший Нерве, был выдающимся правителем. На протяжении всей жизни он был любим войсками и народом, не прилагая к этому особых усилий. Великолепные физические данные, выносливость и несомненное дарование государственного деятеля говорили сами за себя.

Современники считали его фигурой масштаба Августа. Еще в начале своего правления он велел утопить доносчиков, культ которых процветал в Риме со времен Августа, что вызвало, и вполне заслуженно, неподдельный энтузиазм народа. Во внутренней политике он продолжал идеологию Августа, отстаивая исконно римские ценности. В числе этих ценностей, разумеется, была чистота религиозных воззрений.

При ближайшем рассмотрении этого вопроса выяснилось, что опасность, исходившая от иудеев, резко преувеличена. Если в начале века или еще несколько десятилетий назад евреи вели прозелитскую политику, что так или иначе приводило к тому, что часть римлян проникалась их «зловредной» религией, то со становлением христианства их религия, и так не особенно привлекательная из-за запретов и ограничений, ушла в тень, перешла в глухую защиту. Теперь не было места в империи, где не видны были бы щупальца нового религиозного течения. Траян, с присущей ему интуицией гениального правителя, сразу же определил, откуда следует ждать неприятностей. Небольшая консервативная община иудеев, ограничивающая прием новых членов, была совсем не опасна. Главный враг — христианство. И ограничения, и репрессии не заставили себя ждать. Эта направленная враждебность властей застала их врасплох. Совсем недавно их преследовали наряду с иудеями. Почему же сейчас основная травля направлена против них? Это было, безусловно, несправедливо. Они почувствовали себя на самом дне котла, в котором варились вместе с иудеями, и стенки обжигали их в первую очередь. Необходима была поварешка, чтобы перемешать содержимое котла и восстановить справедливость. Этой поварешкой и стало Евангелие от Иоанна.

Для нас не так уж важно, диктовал его лично Иоанн, или это создание его школы, его последователей. Понятно одно: автор или авторы взяли за основу реальный исторический материал. На наш взгляд, историчности в Евангелии от Иоанна никак не меньше, а даже больше, чем в синоптических. Однако время было не такое, чтобы писать относительно нейтральное евангелие. Вполне вероятно, что авторы располагали значительной информацией о путешествиях Иисуса по Галилее, — ведь Иоанн был их очевидцем. Но в конкретной исторической ситуации акцентировать внимание на этом было нельзя. Значительно больший интерес представляли события в Риме, а именно треугольник: иудеи-Христос-римляне. Следовало расставить акценты и показать, кто истинные враги христиан, и это было сделано. Поэтому в историческом аспекте просто бессмысленно говорить об антисемитском настрое Евангелия от Иоанна. Оно выполняло определенные функции, оно просто не могло быть иным. И создано оно было конечно же только через несколько лет после прихода к власти Траяна, но не в последние годы его правления, когда он вел изнурительные войны на Востоке. Это было в разгар его активности в империи где-то около 99-115 гг.

В нашей книге для нас важно если не признать факт, то, во всяком случае, принять версию, что Иоанн в плане хронологической достоверности является не менее надежным источником, чем синоптики.