Джек оперся на лопату и подул на руки в тщетной попытке хоть немного согреть отмороженные пальцы. Уже начало темнеть, и дождь, казалось, стал еще сильнее, а звуки лопат стали приглушенными из-за ледяного ветра, дувшего с юго-запада. Джек вздрогнул, распрямился и ощутил ноющую боль в плечах, это давал знать о себе артрит. Мужчина посмотрел на Дэвида, который продолжал копать без перерыва, не обращая ни малейшего внимания на погодные условия.

— Мистер Дэвид.

Дэвид остановился, воткнул лопату в землю и оглянулся.

— Мистер Дэвид, начинает темнеть.

Дэвид усмехнулся неуместной дипломатии Джека, прекрасно понимая, что они оба безумцы, перекапывающие сад в проливной дождь в темноте, наступающей настолько быстро, что едва можно видеть то, что делаешь.

Но это было в стиле Джека. Все то время, что Дэвид его знал, тот был скуп на слова. Он и дальше бы работал в саду с такой мрачной торжественностью на лице, как будто считал, что мир несет полную ответственность за его неспособность общаться. Но все же за этой внешней суровостью скрывалось доброе сердце, и в этом был весь Джек. В начале их совместной работы по восстановлению первоначального вида клумб он подошел к Дэвиду и коротко, с показным пренебрежением проявил готовность помочь во всем, в чем была необходимость:

— Вы ведь понятия не имеете, как обращаться с лопатой, не так ли?

Так началось их сотрудничество. Джек приветствовал Дэвида каждое утро легким движением подбородка в сторону и каким-то звуком, игравшими роль краткого приветствия. Это было настоящее мужское товарищество. Ни один из них не желал говорить о себе и своих мыслях; перекапывание и рыхление новых клумб, посадка цветов и содержание сада в порядке — этого было вполне достаточно, чтобы эти люди понимали друг друга. Дэвид посмотрел на почерневшее небо и кивнул:

— Да, Джек, вы правы. Жаль, что мы не можем продолжить нашу работу. Я надеялся, что мы закончим клумбу сегодня. — Он вытащил лопату из вязкой почвы, сошел на траву и стал осматривать то, что им удалось сделать сегодня.

— Давайте закончим. Мы доделаем оставшуюся работу завтра.

— Да, если Бог пощадит нас, — сказал Джек. — Дайте мне ваш инструмент, я отнесу его под навес.

Дэвид подчинился, с нежностью наблюдая, как друг препятствует его дальнейшей работе, заботясь о его здоровье; непромокаемая одежда Джека скрипела и скользила, когда он шел. Отведя взгляд от удаляющейся фигуры, Дэвид достал из внутреннего кармана куртки пластмассовую папку, содержавшую план сада. Он медленно направился к дому, разглядывая рисунки на ходу, затем обернулся и посмотрел на проделанную работу. Все было почти закончено в том виде, в котором и планировалось. Оставалось только восстановить небольшой участок земли вокруг пестрого падуба, и сад Инчелви стал бы таким же, как и прежде.

Дэвид огорчился, он не хотел, чтобы работа в саду была когда-либо закончена. Это остановило бы ту непрерывную монотонность, которая успокаивала и связывала прошлое с настоящим.

Он поднес свои испачканные в земле руки к подбородку, смахивая воду с лица вместе с нежеланными слезами, вырвавшимися наружу:

— Дерьмо!

Похлопал себя по лицу, чтобы встряхнуться, затем повернулся и начал бегать трусцой по газону. Когда Дэвид огибал дом, его движения выглядели неловко, руки будто «отрыгивали» воздух.

Он бросился открывать кованые железные ворота, которые вели к вычищенному гравию перед домом: несмотря на сильный ветер, услышал сквозь него звук автомобиля. Мужчина напрягся. Он попытался разглядеть машину, но различил лишь слабое мерцанье красных фар, ускользающих сквозь деревья и скрывающихся в темноте.

Дэвид закрыл ворота, прошел по гравию и, перескакивая со ступеньки на ступеньку, резко открыл парадную дверь. Его мать шла в этот момент через прихожую в гостиную. Она покачнулась от неожиданности:

— Дэвид, — воскликнула она, прижимая руки к сердцу, — как ты меня напугал!

— Прости, — сказал он, улыбаясь, и взял ее руку в знак извинения.

Он расстегнул куртку и бросил ее на скамейку, стянул носком одной ноги ботинок.

— Как твои успехи, дорогой? — поинтересовалась Алисия.

— Что? — спросил он почти оборонительным тоном, балансируя на одной ноге и стягивая с себя носок.

— В саду я имею в виду.

— А, все хорошо. Мы планируем закончить клумбу завтра.

— О, это просто изумительно, если учесть, в каких условиях вы вынуждены работать. Вы, наверное, промокли до нитки. Джек пошел домой?

— Да.

— Хорошо, потому что Эффи уехала полчаса назад, чтобы напоить его чаем. Мы собирались поесть пораньше, но твой отец позвонил и сказал, что отменил встречу. Так что поужинаем в половине восьмого. Хорошо, дорогой?

— Да, нормально. — Дэвид засунул оба ботинка под скамейку. Алисия отодвинула мокрую куртку в сторону и села рядом, заглядывая сыну в глаза. Он взглянул на мать и вяло улыбнулся, прежде чем встать и пойти к лестнице. Алисия наблюдала, как он уходит, и, глубоко вздохнув, поднялась со скамейки и пошла вслед за ним.

— Я заметил, как какой-то автомобиль уезжал от нас только что, — произнес Дэвид, не оборачиваясь.

Алисия остановилась, обрадованная внезапной и столь редкой возможностью поговорить с сыном.

— Да, здесь была Джейн Спирс, — сказала она слегка возбужденным голосом и тут же осеклась, поняв свою ошибку.

Затем откашлялась, попытавшись скрыть чрезмерную заинтересованность в том, чтобы использовать долгожданный шанс пообщаться с сыном, и продолжила тоном, контролируемым ею уже в большей степени:

— Джейн заехала без предупреждения на чашечку чая. Я проводила ее перед твоим приходом. Она недавно узнала о случившемся и, так сказать…

Дэвид повернулся и посмотрел на мать. Женщина наклонила голову и улыбнулась ему.

— Очень мило с ее стороны. — На мгновение повисла пауза. — Ладно, я пойду наверх, хочу принять ванну.

— Хорошо, дорогой. Мы с отцом будем ждать тебя здесь примерно в четверть восьмого.

Пока Дэвид поднимался по лестнице, Алисия скрестила руки и прислонилась к стене, наблюдая за ним до тex пор, пока его фигура не исчезла из ее поля зрения. Она услышала, как открылась дверь его спальни; на секунду прикрыла глаза, покачала головой и прошептала:

— О, Дэвид… — и пошла обратно в гостиную.

Дэвид наполнил ванну, снял халат, мельком взглянул на часы. Оставалось три минуты до шести вечера — времени радионовостей.

Через туманную атмосферу ванной комнаты Дэвид прошел к стеллажу. Открыл его и достал маленький транзисторный приемник с верхней полки. Зеркало, словно ловушка, покачивалось из стороны в сторону, пытающее поймать его взгляд. Он стоял и смотрел на почти неузнаваемые черты своего лица, которое ничего не выражало: не было симпатичным или уродливым, веселым или злым, счастливым или печальным. На нем не было никаких эмоций, и мужчина чувствовал странный дискомфорт от этого зрелища.

Он отодвинул приемник и медленно поднял руку, чтобы протереть зеркало.

Дэвид смотрел на лицо, которое хорошо знал: угрюмое и изможденное. Лишь год назад он думал, что лицо человека сорока трех лет несет на себе отпечаток мыслей и забот двадцатипятилетнего, а теперь, всего год спустя, он казался себе стариком.

Дэвид включил радио, настраивая его на волну новостей. Послышалась какая-то мелодия, и он повернул настроечное колесико назад. Через несколько секунд снова нашел эту песню, а затем появился голос:

— …хорошо, что вы присоединились к нам в этот вечер. Это — Денни МакКей на радио «Четвертый Мори», возвращаюсь к вам с красивой композицией Смоуки Робинсона «Следы моих слез».

Дэвид смотрел на приемник и вслушивался в слова песни. Он аккуратно поставил радио на стул и начал опускаться в ванну, медленно погружаясь в теплую негу и позволяя себе с наслаждением ощутить всю роскошь воды, разрешая размягчить ей свое тело, а воспоминаниям — заполнить разум.