В 1969-ом году, в возрасте двадцати шести лет, Генри жил в съемном доме на Айленд-Парке, в двух кварталах от Поли. У него с Карен было по новому бьюику ривере и шкафы, набитые одеждой.
У него было пятнадцать костюмов "Бриони", за каждый из которых он отдал по тысяче долларов, тридцать сшитых на заказ шелковых сорочек, две дюжины пар туфель из крокодиловой кожи и кожи ящерицы, подобранных в тон костюмам и кашемировым спортивным пиджакам.
У них было так много одежды, что Генри с Карен буквально дрались за вешалки. Ящики комодов были забиты браслетами, тонкими платиновыми и золотыми часами, сапфировыми кольцами, антикварными брошками, золотыми запонками и спутанными комками серебряных и золотых цепочек.
У Карен была служанка и четыре меховых шубы. В супермаркет она ходила в норковой шубе. А когда ей нужны были деньги, расставляла большой и указательный пальцы, чтобы показать в пачке какой толщины нуждалась - в пару сантиметров или в пять.
Детская комната была завалена игрушками из магазина "ФАО Шварц", а обшитый сосной подвал ломился от подарков - коляски размером с яхты, подушки с вышивкой, импортные детские вещи, наборы серебряных ложек и целый зоопарк мягких игрушек.
У Генри было все - деньги, машины, драгоценности, одежда, а спустя некоторое время и подружка. Для большинства гангстеров иметь постоянную подружку не было редкостью. Почти все его друзья имели подружек.
Ради них не оставляли жену или семью, но повсюду с ними расхаживали, снимали им квартиры, арендовали машины, и регулярно дарили им краденую одежду и драгоценности.
Постоянная подружка рассматривалась признаком успеха, как призовая кобыла или катер, только еще лучше - подружка считалась верхом роскоши.
***
Генри: Я встретился с Лизой случайно. Стоял конец 1969-го года. Я как раз собирался отсидеть шестидесятидневный срок в Рикерсе за торговлю безакцизными сигаретами. Линда вместе со своей подружкой, Вералин, обедала в "Майкл Стейкз клубе" в Роквиль-центре, где и я тоже обедал вместе с Пити Варио, сыном Поли.
Вдруг Пити завязал разговор с Вералин, а я заговорил с Линдой. Они с Вералин работали в Куинсе и жили в одной квартире на Фултон-стрит, в Хэмпстеде.
После ужина мы вместе отправились в "Вэл Энтони", небольшой ночной клуб на северном побережье, заказали напитки и танцевали. Линде тогда было двадцать, и она только что вернулась из Калифорнии.
Она была смуглой блондинкой. Она была прекрасна. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Это была одна из тех ночей, когда все проходит идеально. Питер с Вералин ушли, а мы с Линдой продолжили разговаривать и танцевать.
Когда я отвез её домой, мы заметили там машину Пити. Мы немного покружили по городу, а когда вернулись, там по-прежнему стояла машина Пити. К этому времени мы с Линдой не на шутку увлеклись друг другом и решили провести ночь в "Холидей-инн". Когда на следующий день я отвез её домой, машина Пити все еще стояла на парковке.
Спустя пару дней заявился Поли и принялся расспрашивать про двух девушек, с которыми мы познакомились. Он сказал, что Пити ведет себя, как болван. Поли жаловался, что Пити ему своей Вералин плешь проел.
Вералин то, Вералин се, меня уже тошнит, добавил Поли. Поли хотел встретиться с Вералин. Я сразу смекнул, что дело не только в этом, и когда в следующую субботу мы поехали на квартиру к девушкам, я понял, отчего Поли так нервничал.
- Они копы, - сказал он. - Эти суки - гребаные копы. Я был поражен. - Поли, ты что, с ума сошел? - сказал я. Но он продолжал гнуть свое. - Вот увидишь. Они федералы. Увидишь.
Я знал, что на Поли сильно давит большое жюри округа Нассау. Он только что отсидел тридцать дней за неуважение к суду. Жюри присяжных допрашивало его по поводу лотерейных операций со Стивом ДеПаскуале, о встрече с Фрэнки Вошью в ресторане последнего и том, кто в действительно владеет его лодкой. Поли стали везде мерещиться копы.
Он даже установил систему видеонаблюдения из окна своей бруклинской квартиры. Он часам сидел в трусах на постели, пытаясь засечь федералов. - Вот один, - говорил он. - Парень за деревом. Видал? Как по мне, так Поли стал параноиком.
Когда мы приехали к квартире Линды и Вералин, Поли был так убежден, что они копы, что не стал подниматься, на случай если там установлена прослушка. Он хотел, чтобы Вералин спустилась.
Я сочинил какую-то чушь, сказав по домофону, что мы просто заскочили проведать ее. Линда ответила, что Вералин ушла за покупками, но она сейчас спустится. Вышла она, улыбаясь. Затем поцеловала меня. Она пригласила нас подняться в квартиру, но я отказался, объяснив, что мы спешим. Поли только что-то проворчал. Он все смотрел на окна. Искал копов.
Линда была идеальна. Умна. Обаятельна. Она вовсе не злилась, что после свидания я ей не позвонил. Не расстроилась, что мы заявились без приглашения. Она была просто потрясающая. Я понимал, что с Линдой у меня не будет никаких обязательств.
А Поли тем временем шепчет. - Она федерал. Федерал. Он бормотал это про себя, так что Линда его не слышала. Я так устал от его самодурства, что решил задать откровенный вопрос.
Мы все стоим возле кадиллака флитвуда Поли, и я прямиком спросил Линду, не коп ли она. Поли взглянул на меня так, словно я рехнулся, а Линда засмеялась.
Она ответила, что работала в 'Бридал Лэнде" на Куинс-булевард. Это было идеально. Идея Поли лопнула, как мыльный пузырь, потому что он знал это местечко. Им владел шестерка Пол Стюарт, который был подставным лицом Винни Алои, сына Бастера Алои. Бастер был действующим боссом семейства Коломбо.
Во время беседы даже Поли понял, что Линда понятия не имеет, кто мы. И что важней, ее это не интересовало. Теперь уже Поли хотел вернуться домой. Ему надоел этот разговор. Прежде чем мы уехали, я сказал Линде, что работаю аудитором. Она верила мне долгое время. Она верила, что я был аудитором, а Поли - толстым, старым и чокнутым уродом.
После этого мы стали встречаться с Линдой каждый день. С ней было весело. Ее радовало каждое мое появление. Отношения без всяких обязательств. Я жил безумной жизнью, и она прожигала ее вместе со мной.
Никакого дерьма, споров и перебранок. Карен уже привыкла к моим частым отлучкам, так что мы с Линдой отлично проводили время. Мы встречались три-четыре дня в неделю. Она начала забивать на работу. Не заявлялась в магазин до одиннадцати утра. Она веселилась вовсю, но ее босс, Пол Стюарт, начал злиться.
Однажды он наорал на нее, и я решил вправить ему мозги. Я слегка намял ему бока. Мне не хотелось его избивать. Но когда в следующий раз я позвонил, Стюарт бросил трубку, вместо того, чтобы передать ее Линде. Я перезвонил.
Он вновь бросил трубку. Теперь я действительно разозлился. Я прихватил Джимми, который был в баре, сказав "Пошли!". На этот раз я собирался не просто угрожать. Я хотел оторвать ему голову.
Когда он заметил нас, то побежал, но мы зажали его в задней части магазина и легонько прессанули. - Бросаешь трубку, урод? Я затянул телефонный шнур вокруг его шеи. Он хныкал и умолял, а покупатели вопили, чтобы я его отпустил.
Я знал, что после этого у нас будут неприятности. Мы отправились на встречу с партнером парня, Винни Алои, и отцом Винни, Бастером. Со мной были Поли и Джимми в качестве свидетелей. Бастер начал с того, что расцеловал меня.
Старик полюбил меня с Джимми, после того как мы отвалили ему кусок от "Эйр Фрэнс" - шестьдесят тысяч долларов. Бастер начал с того, что попросил меня не убивать парня. Он сказал, что парень - подставное лицо его сына. Я заметил, что Винни Алои сидит с ненавидящим взглядом. Старик добавил, что Винни получает деньги с заведения и все его машины зарегистрированы там.
Я притворился, что подумывал об этом, будто правда намеревался пришить парня. Мне было плевать, я все равно не хотел этого делать. Но я подыграл старику и ради Бастера согласился не трогать крысиное дерьмо.
Сразу вслед за этим из кухни выходит Стюарт. Его заставили ждать там до окончания переговоров. Он весь дрожал и сразу же принес мне извинения на глазах у всех. Он начал умолять и хныкать. Клялся, что не знал, с кем я работаю, и добавил, что на все готов, чтобы загладить оскорбление.
Теперь Линде даже не приходилось ходить на работу. Мы стали видеться чаще. Вскоре я уже жил двойной жизнью. Я поселил Линду в квартире за углом от "Сьюита".
Три-четыре дня в неделю я ночевал дома и обычно водил Карен на спектакль или в клуб по субботним вечерам. Карен всегда ждала субботний вечер. Остальную неделю она занималась детьми, а я проводил время с парнями и Линдой. Вскоре все ее знали. Линда стала частью моей жизни.
***
Линда: Я познакомилась с Генри, когда Питер начал встречаться с моей подружкой, Вералин. Мы запали с первой же встречи. Нам обоим нравилось смеяться, мы наслаждались обществом друг друга.
Он оказался очень милым парнем. Добрым. Я видела, как он помогал людям, не требуя ничего взамен и даже не давая им понять, что сделал для них.
Думаю, я была его отдушиной, и это не казалось ужасным. Он всегда находился под страшным давлением. Они с Карен постоянно ссорились. Они даже два слова не могли сказать, чтобы не поцапаться.
Каждый раз, когда он с ней ссорился, он приходил ко мне. Однажды она выбросила ключи от всех машин, и ему пришлось ехать ко мне четыре мили на велосипеде. Карен была очень резким, требовательным человеком.
Она страшно на него давила. Например, заставила при женитьбе сменить веру. Ему тогда двадцать два - двадцать три было, а она заставила его совершить обрезание. Ужас просто. Генри целый месяц ходил в подгузниках.
К тому же он сильно отличался от своего окружения. Он оказывал на них благотворное влияние. Генри мог заставить их вести нормальную жизнь.
Так например, когда мы сняли квартиру возле "Сьюита" мебельный магазин не мог сразу же доставить мебель, поэтому Генри прихватил Джимми с Томми и грузовик, и в субботу они поехали в Хэмпстед и сами привезли мебель.
Они были большими шумными детьми. Вот кого они мне напоминали. Всегда смеялись.
Всегда искали веселья. Особенно Джимми. Тогда я знала его, как Бёрки. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь называл его "Джимми Джентльменом". Он больше остальных был ребенком. Ему нравилось обливать всех водой.
В баре "Робертс" или в "Сьюите" он ставил на дверью ведро с водой, и стоило кому зайти, как на голову ему опрокидывалось ведро. "Робертс" был потрясающим местом. Как клубом для старшеклассников, только часть пола в подвале у них была выложена мозаикой, а на заднем дворе стояло огромное барбекю.
Стены украшали купидоны и канделябры. На втором этаже жил Томми. Поли нравилось готовить, все постоянно пробовали то одно, то другое блюдо и жаловались, что или соли слишком много, или чеснока не хватает.
Мы с Генри встречались долгое время, и вскоре я поняла, что стала частью его жизни и сблизилась с его друзьями и их семьями. Я понимала, что у него дети. Знала, что ему будет тяжело с ними расстаться.
Но мне так нравилось находиться вместе с ним, что я на все закрывала глаза. Так продолжалось неделю за неделей, месяц за месяцем, и меня никогда не покидала мысль, что, может, в этот раз он останется и не уйдет.
Самой худшей порой становились праздники. Рождество. Новый Год. Они были просто ужасны. Я всегда оставалась одна. Ждала, когда он выберется из дома и побудет со мной несколько часов. Он всегда опаздывал, а множество раз даже не приходил.
Он звонил мне украдкой, и это еще больше злило. Пару раз он отослал меня подальше до начала праздников. Он заказывал мне билет на самолет до Вегаса или Карибов, прибавляя, что встретит на Рождество или после того, как позаботится о детях.
В основном я ездила с другими девушками. С сестрой Томми, которая тоже встречалась с женатым парнем. Когда он не приезжал, я так злилась, что оставалась на неделю дольше, чтобы заставить его раскошелиться.
А так я обычно проводила время вместе с ним и его друзьями, и мы все были очень близки. Спустя некоторое время все устаканилось.
***
Карен: Впервые я начала подозревать, что Генри мне изменяет, незадолго до того, как он отправился в Рикерс из-за сигаретного дела.
Тогда я была беременна Рут и подозревала что дело нечисто. Полагаю, что уже тогда были сотни признаков, но в моем положении мало кто обратил бы на них внимание.
Мне пришлось с этим столкнуться даже помимо своей воли. В то лето мне позвонила подружка, сказав, что вместе с мужем проезжала мимо "Сьюита" и видела нас в доме рядом с рестораном.
Она сказала, что собиралась остановиться, но ее муж заявил, что мы, похоже, ссоримся, и они просто проехали мимо. Я ничего не ответила подруге, но знала, что я не ссорилась с мужем. Я поняла, что это другая.
Еще пару раз я позвонила в "Сьюит" и спросила Генри, не назвавшись. Дважды мне ответили словами: "Я позову его, Лин" или "Подожди, Лин". Лин? Кто такая Лин?
Стоило мне спросить об этом Генри, как он начинал ругаться. Он приходил в ярость и принимался вопить, что я ведьма, а иногда просто уходил и не заявлялся по два дня. Меня это сильно расстраивало.
Я кричала и обвиняла его, а он вел себя так, словно не слышит, или просто собирал вещи. Он заявлял, что мне все мерещится и что ему и без моих выходок проблем хватает. Но он ничего не отрицал, он просто злился.
Поэтому я заставила его переехать с Айленд-парка в Куинс. После того, как люди окружного прокурора Нассау ворвались в пиццерию и арестовали Рэймонда Монтемурро, я заметила, как двое мужчин из машины фотографируют меня и детей.
Именно такого предлога я и искала. В ту же ночь я рассказала Генри о фотографах. Добавила, что Нассау - слишком беспокойное место. Он согласился. Спустя несколько недель мы уже перебрались в дом с тремя спальнями и террасой в Рего-Парке в трех милях от "Сьюита".
"Сьюит" служил Генри офисом, и я начала заглядывать туда на часок раз в пару дней. Я сказала, что хочу приглядеть за бухгалтерскими книгами, но на самом деле подмечала все.
В ресторане постоянно крутилось множество людей. Там была одна девушка, Линда, которая работала в свадебном магазине неподалеку. Она часто приходила на ланч и оставалась.
Она была такой неприметной уродиной, что я и подумать на нее не могла. Я никогда ее не подозревала. Помню, в первый раз увидела ее, когда мы собрались на Хэллоуин в квартире друга.
Я пришла туда с Генри, а она притворилась, что пришла с братом хозяина. И опять она выплакала все глаза. На вечеринке она пошла за мной в ванную, и я тогда ей еще сказала, что если кто-то доставляет ей столько горя, то ей следует бросить этого человека. Она продолжала плакать. Я была такой простофилей, то даже дала ей носовой платок.
Но она по-прежнему продолжала околачиваться в "Сьюите". Множество раз, когда мы с Генри туда приходили, она сидела в баре, роняя слезы в стакан. Я тогда решила, что она пьянчужка. Откуда мне было знать, что она плачет оттого, что Генри возвращается домой вместе со мной.
Но однажды китайский шеф-повар наконец раскрыл мне глаза. Я позвонила в ресторан, спросив Генри, и вновь кто-то назвал меня "Лин". На этот раз я рвала и метала. Должно быть, у меня началась истерика.
Со мной была Джуди, а из-за Рут я раздулась, как дом. И была вне себя. Я отправилась прямиком на кухню и схватила за грудки бедного шеф-повара. Он с грехом пополам разговаривал на английском. Я хотела знать, кто такая Лин. Он все бормотал, что нет никакой Лин. - Не знать Лин, не знать! - твердил он. - Линда - Лин! Линда - Лин!
Я дико разозлилась. Я нашла ее адрес на кухне, потому что из ресторана посылали еду ей в квартиру. Она никогда не готовила или убиралась. Я схватила ребенка и отправилась к ней домой.
Она открыла мне дверь подъезда, не зная, кто я, но когда я поднялась в ее квартиру и сказала, что нам необходимо поговорить, она прикинулась, что ее нет дома. Она так и не открыла дверь. Я звонила в звонок.
Она по-прежнему не открывала. Я трезвонила без остановки два часа, а она продолжала прятаться.
***
Линда: У моей двери визжала настоящая сумасшедшая. Истеричка. Она решила, что Генри у меня. Кричала, что слышит, как он убегает по пожарной лестнице.
У меня даже пожарной лестницы не было. Она так отчаянно старалась удержать Генри, что сводила его с ума.
Она, должно быть, подозревала что-то. Поэтому она начала там все время крутиться, но мы с Генри по-прежнему встречались. Однажды, еще до того как она пыталась вломиться ко мне, Генри свозил меня в Нассау, на Багамы.
Он хотел тайно вывезти из страны Поли на выходные, прежде чем старик сядет в тюрьму.
Генри достал Поли и его жене поддельные документы, и мы отлично провели время. Вдали от привычной жизни Поли так нервничал, что ни на секунду не отходил от нас. У него была куча денег, но он никуда не ходил и ничего не делал. Поли жил только рядом с Генри.
Мы сходили в казино на Парадайз-Айленд, где у Поли с Генри была кредитная линия. В "ЛаКонче" мы столкнулись с Билли Дэниэлсом, и он нас пригласил. Мы потратили всю ночь, разыскивая для него проститутку.
По возвращении таможенники решили осмотреть мой багаж и личные вещи. Поли с Генри устроили истерику.
Думаю, об этом стало известно Карен, и она решила действовать. Она его теряла. Он взял вместе с Поли меня, а не ее.
Она была в отчаянии и могла хоть до посинения трезвонить в дверь.
***
Генри: В ту ночь домой я вернулся поздно. Все выглядело, как обычно. Ребенок лежал в постели. Я слегка нагрузился и устал. Карен крутилась по дому.
Я добрался до постели и рухнул в нее. Я, должно быть, дремал, когда почувствовал нажим на руки и плечи. Хмель еще не прошел, и, слегка приоткрыв глаза, я заметил, что Карен сидит на мне верхом.
Она наставила тридцать восьмой мне между глаз. Я всегда держал заряженный револьвер в гардеробе спальни и знал, что тот в рабочем состоянии. Я мог видеть пули в барабане. Карен тряслась и тяжело дышала.
Затем она взвела курок. Она меня прижала. Я мгновенно протрезвел. Карен кричала про Линду и Лин, ресторан и шеф-повара, и я чувствовал, что у нее начинается истерика.
Я заговорил с ней. Подумал, может, она все же владеет собой. Она ничего не сказала, когда я вернулся домой. Держала в себе до последней минуты. Я решил, что она просто притворяется.
Поэтому я начал ее уговаривать, и спустя некоторое время мне удалось отвести ее руку и отнять пушку. Теперь уже я был вне себя. Я так разозлился, что отхлестал ее ремнем. Я не нуждался в подобном дерьме.
Я на улице каждый день пулю получить могу, и то же самое меня теперь ждет дома? Я сказал ей, что вернусь, когда она образумится. Я собрал сумку и съехал к Линде на пару недель. Это было первым переездом из десятка в течение следующих лет, и еще пару раз Карен уходила от меня.
***
Карен: В ту ночь, когда я взяла в руки оружие, я действительно разозлилась. Я чувствовала, что меня использовали. Сперва я подумала, что припугну его. Но стоило взять револьвер, как у меня вспотела ладонь. Я чувствовал себя сильной, и это пугало.
Револьвер был тяжелым. До этого он никогда не казался мне тяжелым, но взяв его в руку, я испугалась, что использую его. Я чувствовала, что могла убить Генри. Я приставила оружие ему промеж глаз и тихо позвала.
Словно будила. Он медленно открыл глаза. Тогда я взвела курок, оттянула его назад. Я хотела, чтобы Генри понял, в каком я отчаянии. Но все-таки я не могла это сделать. Как я могла сделать ему больно? Я даже не могла заставить себя уйти от него.
Дело в том, что как бы мне не было плохо, меня все еще влекло к нему.
Он мог вести себя просто потрясающе. Была в нем столь милая черта, что не хотелось с ним расставаться. Он был милым, обходительным, искренним, нежным. В нем не было острых углов. Он не походил на свое окружение.
Он был молод, меня тянуло к нему. Мои сестры часто повторяли, что я на нем помешалась, потому что стоило нам расстаться на несколько дней или даже пару недель, и я ни о чем другом не могла говорить.
Каждый раз, когда мы воссоединялись после короткой разлуки, он клялся, что это навсегда. Больше никакой Линды! Мне хотелось ему верить. Думаю, ему тоже хотелось верить.
Полагаю, если бы я расписала на бумаге все за и против моего брака, то многие бы решили, что я не в себе, оттого что осталась с ним. Думаю, у каждого есть собственные заморочки, которые не распишешь по колонкам.
Нас всегда притягивало друг к другу, даже после рождения детей и нескольких лет брака. Мы заводили друг друга. Временами во время ссоры мы могли обменяться взглядом и начать смеяться, и все - ссоре приходил конец.
Я слушала жалобы своих подружек на их браки и понимала, что, несмотря на все мои проблемы, я сделала лучшую партию. Когда я смотрела на Генри, то понимала, что по-прежнему владею его сердцем, потому что временами он становился очень ревнивым.
Однажды он угрожал взорвать заведение одного парня, потому что тот начал со мной заигрывать. Мне нравилось смотреть, как он выходит из себя.
Но даже при всем этом, когда я узнала про Линду, все проходило очень сложно. Он был моим мужем.
Мне следовало думать о Джуди и будущем ребенке. А что мне еще оставалось делать? Вышвырнуть его? Выкинуть того, кого я любила, и кто всем меня обеспечивал?
Он не походил на своих друзей, которые заставляли жен канючить из-за пяти долларов. У меня всегда водились деньги. Со мной он никогда не считал денег. Я получала все, что желала, и дарила ему счастье. С чего мне было выкидывать его?
Почему я должна была его терять из-за измены? Почему я должна отдать его другой? Ни за что! Если я и вышвырну кого, так это ту, что хочет увести у меня Генри. Почему она должна победить?
К тому же, когда я справилась о ней у других жен, то узнала, что он всегда приходил к ней пьяным. Узнала, что он унижал ее и заставлял ждать в машине всю ночь, пока играет в карты с парнями.
Я начала понимать, что она получает темную сторону Генри, а лучшее остается мне.
***
Генри: Почти все свое время я проводил с Карен и детьми, но когда Карен начинала истерить и сводить меня с ума, я съезжал к Линде. Там я оставался пару дней, а затем возвращался к Карен.
Это безумие продолжалось даже, когда я сидел в тюрьме. Помню, как в Рикерсе Карен на уши поставила всю комнату для свиданий, визжа как горилла.
Она тогда просто обезумела. Оказалось, что один из гребаных стукачей показал ей имя Линды в списке моих посетителей. Карен заставила меня вычеркнуть Линду из списка посетителей, в противном случае она грозилась рассказать про непрочные семейные узы и нездоровую семейную жизнь, когда ее будут опрашивать социальные работники и полицейские надзиратели для досрочного освобождения.
Для меня это значило лишние два месяца на свободе, поэтому я попросил надзирателя убрать имя Линды из списка.
***
Карен: Пока Генри находился в Рикерсе, я старалась по возможности навещать его. Это место походило на настоящий свинарник.
Охранники ужасно обращались с женами. Посетителям приходилось ехать к парковке неподалеку от острова, откуда уже они ехали на тюремном автобусе через охраняемый мост к трейлеру, где их распределяли и отводили на свидание в разные части тюрьмы.
Я тогда так раздулась, что едва могла влезать или сходить с автобуса, но остальных жен неоднократно оскорбляли и лапали охранники. Это было отвратительно, но что еще могли поделать женщины?
Они не могли накричать на охранников, потому что им было бы отказано в посещении, и им также не хотелось говорить мужьям, чтобы не усугубить положение.
К тому же все визиты длились лишь двадцать минут, и приходилось общаться через переговорную трубку, а разделявшее вас грязное стекло никогда не чистили. Вдобавок нельзя было приходить туда, когда хочешь. Мне приходилось ехать туда по субботам, после чего я не могла прийти до следующего воскресенья, и после уже вновь ждала субботы.
Я работала вместе с адвокатами, чтобы как можно раньше освободить Генри. Например, существовало правило, при котором снимали десять дней в месяц за примерное поведение.
Таким образом, можно было скостить треть шестидесятидневного срока. Я обратилась в комиссию по штрафам и досрочным освобождениям. Там мне сказали, что правило изменилось до пяти дней в месяц. Со мной едва не приключился припадок. Я отправилась к нашему адвокату и предоставила бумаги, показывавшие, что Генри приговорили по старым правилам.
Я забросала письмами мирового судью. Писала письма в Дисциплинарную комиссию. Писала, куда только могла. Заставила писать адвоката. Я сражалась и выиграла. Они решили уменьшить срок Генри на двадцать дней вместо десяти.
Но даже при снятии двадцати дней он не мог выйти до 28 декабря, а я пообещала себе, что верну его домой на Рождество. Эта мысль засела у меня в голове.
Это было моей движущей силой. Я вновь отправилась в комиссию Рикерса. Я сказала, что двадцать восьмое попадает на воскресенье, а насколько я знаю, людей освобождают до начала выходных. Генри должен быть освобожден в пятницу, двадцать шестого. Они согласились, но заметили, что это на день позже Рождества.
Помню, тогда тот парень сказал: - Я не могу создать лишний день из воздуха. Тогда я спросила: - А как насчет тех двух дней, что Генри провел под арестом? Я уже знала, что дни, проведенные под арестом, могут включить в тюремный срок.
Генри не держали два дня под арестом, но охранники просто переглянулись. Я тогда провела большую работу. В это время один из охранников вышел что-то проверить и оставил на столе книгу посетителей.
Тогда-то я и увидела её имя в списке. Я так разозлилась, что когда охранник вернулся с согласием, я не могла его слушать. Я была вне себя, потому что пока старалась вытащить Генри из тюрьмы домой на Рождество, подружка навещала его в мои приемные дни. Мне хотелось его убить. Я так разъярилась, что когда увидела Генри, сразу стала на него орать. Я даже не сказала, что он выходит раньше срока. Пусть страдает.
***
Генри: после того Карен заставила меня убрать Линду из списка, Линда на меня обиделась. Так взбеленилась, что в первый же день после моего выхода из тюрьмы она сцепилась со мной в "Сьюите". Мы тогда сильно повздорили.
Она сорвала с пальца кольцо с опалом в семь карат и швырнула в меня с такой силой, что камень раскололся. Затем у всех на глазах она отвесила мне пощечину. Я схватил ее за шкирку и выволок из ресторана.
Мы были уже на улице, а она все не унималась. На ней была подаренная мною норковая накидка. Она подошла к краю тротуара, сорвала накидку и выбросила её в сточную канаву. После этого мне пришлось ее отхлестать.
Она мигом присмирела и выглядела обиженной. Теперь я чувствовал себя дерьмово. Я чувствовал себя таким виноватым, что заставил помощника официанта выудить накидку из канавы и отвел Линду домой, где мы помирились. Спустя пару проведенных у Линды ночей Карен позвонила Поли с Джимми. Они пришли и сказали, что настало время мне вернуться домой.
Моя жизнь превратилась в постоянное поле боя, но я не мог решиться бросить одну из них. Я не мог оставить Линду и не мог оставить Карен. Я чувствовал, что нуждаюсь в обеих.