Я не могла поверить, что это происходит со мной… Буквально несколько дней назад я переживала из-за того, что не знала, как отметить день рождения, а сегодня меня прямо со взлетной полосы везут в машине неотложной помощи, под капельницами… совсем в другой стране… и под дикий вой сирены. Этот непрекращающийся вой сирены… в нем было что-то жуткое… Мне казалось, что он будет мне сниться. Машина неслась с сумасшедшей скоростью и не останавливалась.
Мы только приземлились во Франкфурте… и через пять минут я уже лежала в этой машине в обществе какого-то врача. На вид ему было лет тридцать пять. Мне сразу бросились в глаза красивые черты его лица и смуглая грубоватая кожа. Он все время мерил мой пульс и температуру. Моя мама ехала впереди, рядом с водителем.
– У тебя немного спала температура, уже тридцать восемь и шесть. Скоро мы будем в Эссене. Потерпи немножко. Тебя не укачивает? – У моего очередного доктора был приятный низкий голос.
– Нет… вроде.
Он задавал мне десятки вопросов о моем самочувствии, об Израиле, изучал какие-то карточки. Мне совершенно не хотелось ни о чем с ним говорить. Не было настроения. Днем мне уже не могли сбить температуру даже сильными медикаментами и заворачивали в ледяные простыни, потому что меня морозило и подбрасывало на кровати, как теннисный мячик. Потом этот перелет… Он был уже не таким радостным, как первый. И дело было не в том, что во время сегодняшнего полета я уже знала, что со мной происходит. Дело было в физическом состоянии. Теперь уже было плохо, и я это чувствовала. Я представляла, как эта отрава расползается по моему организму, заполняет каждую клеточку… мне казалось, что я ощущаю это физически. Начиналась апатия.
– У тебя скоро день рождения… восьмого июля, да? – поинтересовался мой врач. – Надо же… тебе исполнится восемнадцать… я думал, тебе лет четырнадцать-пятнадцать…
– Спасибо за комплимент. У меня скоро день рождения, но, как вы понимаете, меня это не очень радует. Все это не входило в мои планы… – Я не могла вспомнить его имя. У меня всегда была плохая память на имена. А за последние несколько дней на меня навалилось столько новых «имен», что я, в принципе, уже не старалась их запомнить.
– Ну… что с твоими глазами? Ты обязательно поправишься и отпразднуешь день рождения, – его голос звучал почти уверенно.
– Вы знаете, что мне, скорее всего, нужна трансплантация? О каком дне рождения вы говорите? Вы знаете, что моя мама, возможно, станет моим донором?
– Во-первых, я изучил твои данные и анализы… Все не так плохо. Я раньше не сталкивался с таким диагнозом, как у тебя. Это очень редкое заболевание. Но даже в твоей карте написано, что тебе, возможно, просто назначат медикаменты. – Он отложил «мою» папку в сторону.
– Было бы здорово. Там, правда, так написано? – Я не верила ему, но в отличие от врачей в Израиле он говорил как-то более мягко… не так категорично… и его голос вселял в меня надежду. Этот парень начинал мне нравиться, наверное, потому что мне нравилось слышать то, что он говорил.
– Ну, конечно, зачем мне тебя обманывать? А как бы ты хотела отметить свой день рождения? – Он явно пытался как-то меня отвлечь.
– Честно?.. Еще неделю назад я думала, кого приглашать, что одевать и куда пойти. А сегодня я точно знаю, как бы я его отметила. Я бы улетела в Париж. Одна. Или позвала бы с собой человека, который мне по-настоящему дорог. Я только недавно поняла, насколько Он мне дорог… И ела бы круассаны с шоколадом… просто объедалась… Я всегда боялась поправиться и ограничивала себя. А теперь понимаю, какая все это чушь… Даже смешно…
– А почему именно в Париж?
– Потому что я люблю Париж. Ты был там?
– Нет, никогда. Но если ты мне расскажешь об этом городе, я обязательно туда поеду. Мои знакомые почему-то негативно о нем отзываются. Или тебе трудно много говорить? Твои губы… у меня есть специальный спрей. Сейчас. – Он потянулся к какой– то сумке.
– Прости, но твои знакомые ничего не понимают. Это лучший город в мире. И я не понимаю, как можно его не любить… – Я завелась и уже не могла остановиться. Я повелась на его провокацию, забыла о своих проблемах и температуре. Мне нужно было защитить Париж.
Через пятнадцать минут он знал о Париже все, что знала я. Он рассказывал мне о своих путешествиях, мотоциклах, мечтах, младшей сестре, которая ему чем-то меня напоминала… Он старался меня развеселить, и в шутку называл меня Симпсоном.
– Симпсон… мне нравится. Не обидно и позитивно. – Я смеялась от души. – Прости, мне стыдно, но ты можешь повторить еще раз свое имя? У меня ужасная память на имена.
– Ничего… у меня тоже. Меня зовут Малек, – он снова побрызгал мои губы каким-то спреем.
– Малек, а знаешь, чего я хочу сейчас больше всего на свете?
– Чего желает Симпсон?
– Я хочу ледяной Lipton Ice Tea со вкусом персика… хотя бы глоток.
– У меня есть вода… и даже банка теплой кока-колы. Но холодного чая нет… и тебе желательно сейчас пить только воду… Прости, Симпсон.
– А мы можем остановиться? – Я смотрела на него умоляющими глазами.
– Нет… извини… нам нужно торопиться. Мы не имеем права останавливаться. Нас пропускают все машины… и светофоры. Тебя ждут в Эссене… – Он старался говорить как можно мягче, чтобы не напугать меня.
– Малек, пожалуйста… Я все понимаю… Я знаю, что ты сейчас несешь за меня ответственность. Но для меня это так важно. Я обещаю тебе, что со мной ничего не произойдет за эти две минуты. Я обещаю, что не буду спать и буду все время с тобой разговаривать. Только дай мне глоток персикового чая… Пойми меня. Пожалуйста, давай остановимся.
Он колебался. Минуты полторы. Потом взял рацию и начал что-то говорить по-немецки. Он явно с кем-то спорил.
– С кем ты говоришь? Что ты сказал? Я не знаю немецкий… – Я почему-то сильно занервничала.
– Я попросил водителя, чтобы он остановился на первой же заправке. Это его не обрадовало… Я сказал, чтобы он попробовал объяснить твоей маме причину остановки. Она же немного говорит по-немецки? Я не хочу, чтобы она начала переживать, когда мы остановимся.
– Малек… спасибо… я отдам тебе деньги… обещаю. Ты купишь мне два чая?
– Симпсон…
Мы остановились. Наконец-то замолчала эта зловещая сирена… В ушах звенело так, как будто я часов пять подряд протанцевала под колонкой в ночном клубе… Малек быстро выскочил из машины. Я услышала, как открылась передняя дверь. Это была мама, которая выбежала, чтобы лично удостовериться, что со мной все в порядке. Она была напугана.
– Мамочка, прости… но я так хочу чай… Прости. – Мне хотелось обнять маму больше всего на свете и извиниться. Я догадалась, о чем она подумала, когда мы остановились. Это было написано на ее лице. Видимо, она не совсем поняла, что пытался ей сказать водитель.
Малек вернулся через минуту. Он не успел еще закрыть дверь, как снова врубилась ненавистная сирена и мы тронулись. Он приподнял мою голову, убрал с лица мокрые пряди волос и начал маленькими глотками вливать в меня ледяной чай. А я смеялась и все время повторяла: «One more, one more, one more». В тот момент я поняла одну простую вещь: счастье – это просто глоток холодного персикового чая. И больше ничего не нужно.
– Малек… спасибо тебе… ты меня спас… – я не знала, как его отблагодарить. У меня была такая эйфория, как будто меня уже излечили… подарили мне чудо. Я была абсолютно счастлива.
– Не могу поверить, что я это сделал. – Он явно был недоволен тем, что нарушил установленные нормы… но в то же время он улыбался, потому что видел резкую перемену моего настроения.
Машина снова остановилась. И перед тем как передать меня в руки моей новой команде врачей Университетской клиники города Эссена, он пообещал, что приедет ко мне на день рождения.
P.S. Через семь лет Малек напишет мне свое первое сообщение в Facebook: «С днем рождения, Симпсон! Я никогда не забуду твой рассказ о Париже и персиковый чай Lipton».
P.P.S. Я ненавижу вой сирены. Ненавижу.