Худяков С: Александр Васильевич, Вы 1923-го года рождения, фронтовик Великой Отечественной. На июнь 2017 года вам почти 94 года. То есть вы участник боев, у Вас три ранения, если я правильно помню…
Пыльцын А.В.: Да, именно так.
Худяков С: Какое у Вас отношение к дате 9-го мая? Для Вас это праздник или, как для некоторых, ориентированных на западную мораль, траурная дата?
Пыльцын А.В.: Праздник!!! Это праздник! Потому что траурной датой можно скорее назвать каждый другой день войны, когда гибли наши люди. В какой-то степени это трагические, траурные дни и годы. А День Победы это уже ПОБЕДА, это уже не траур, праздник, душа ликует: «Наконец-то! Наконец-то война кончилась! Не будет больше атак, штурмов, смертей! И наконец-то мы победили окончательно!» Для побеждённых этот день, может быть, был и траурным…
Худяков С.: Отношение у Вас к Сталину какое, несмотря на то, что у Вас отец был репрессирован?
Пыльцын А.В.: Отношение у меня всё равно не менялось, потому что репрессии, особенно массовые, и в предвоенное время, да и в военное, делались не Сталиным, а скорее ОТ ЕГО ИМЕНИ. Они делались, может быть, даже целенаправленно, чтобы ослабить растущий авторитет Сталина. Это делали не сталинцы, а его враги.
Худяков С.: Троцкисты?
Пыльцын А.В.: Враги Сталина своими действиями лили всю грязь на него, что это будто Сталин умышленно уничтожал кадры. Приписывали якобы сталинские репрессии ему, формировали мнение о сталинской дикости какой-то… А на самом деле, когда разобрались потом, оказывается, арестовывали человека, который ни при чём, обвиняли в чём-то, и в лагерь или расстреливали. У меня так дядя, родной брат матери, был расстрелян. Он был передовым, лучшим из дорожных мастеров на определённом участке железной дороги, грамотным, коммунистом. Вот просто взяли его, арестовали и расстреляли, как «врага народа». Много сейчас пишут, как морили в тюрьмах «членов семей врагов народа» (ЧСВН — такой юридический термин в те «ежовские» времена существовал). Таких людей сажали и ссылали наравне с осужденными. Что касается семьи «врага народа», моего дяди Карелина Петра Даниловича, то ни его жену, ни пятерых детей никто ни под каким-либо предлогом не преследовали и не ограничивали, все они получили и образование, и профессии, один из сыновей, имевший инвалидность, занимал руководящую должность в гражданством пароходстве на Севморпути, другой воевал в противотанковой артиллерии, третий служил мичманом, командиром отдельного флотского подразделения Тихоокеанского военно-морского флота на Камчатке. Это я привожу как косвенное доказательство того, что никто из членов семьи расстрелянного дяди не был заподозрен в его «вражеской» деятельности, потому что её не было ни в каких проявлениях, а передовой железнодорожный мастер Карелин в ту пору, которую ныне упорно называют «сталинскими репрессиями», был уничтожен как истинный коммунист, чтобы, во-первых, ослабить преданные Сталину кадры, а во-вторых, что ещё важнее было для оставшихся в руководстве страной троцкистов и их пособников — свалить все эти репрессии именно на Сталина, чтобы подорвать его растущий авторитет в стране и мире. На самом деле подобными делами накапливали материал, который потом будет против Сталина работать. Вот он с хрущёв-ских времён и поныне «работает». Так вот я считаю, что эти репрессии, особенно организованные массовые репрессии, были ничем не оправданы. Они были организованы врагами Сталина и фактически задумывались и хитро осуществлялись именно против него.
Худяков С.: Вы командовали штрафным батальоном, а про заградотряды что можете сказать? Действительно ли они стреляли в отступающих солдат?
Пыльцын А.В.: Во-первых, я командовал не батальоном, а всего только взводом, в конце войны — ротой, как говорят, поднимался по служебной лестнице. Во-вторых, никогда за нами не было заградотрядов. Не только за нами, но и за штрафными армейскими ротами, где штрафниками были не офицеры. Ведь у нас в штрафном батальоне были только офицеры, проштрафившиеся, и офицеры, которые ими командовали. А в штрафных ротах были сержанты, солдаты, много было из лагерей, временно освобожденных для того, чтобы они вину искупили свою на фронте, а не в тюрьме или лагере заключённых. Так вот, даже за ними никогда не было заградотрядов. И тем более не могло быть, чтобы стреляли в спину, таким образом «гнали в атаку». Получается глупость какая-то: для того, чтобы погнать в атаку батальон… (он «упирается», а его погнать надо!), чтобы сзади в спину ему стрелять… надо такой же батальон иметь! А Володарский не раз утверждал: «Были тысячи штрафных батальонов»… Так столько же надо иметь заград-батальонов, которые погонят их?
В соответствии с Приказом № 227 в действительности заградотряды выставлялись только в тылу неустойчивых дивизий. Значит, за дивизией «по-володарски» надо дивизию заградотрядов ставить. Это получается, что войск, которые должны гнать солдат в атаку, должно быть больше, чем самих атакующих. Глупости совершеннейшие! И на эти глупости почему-то опираются некоторые наши «учёные», «историки», этот бред пропагандируют. Придумывают совершенно небывалые вещи, видимо, веря в геббельсовый постулат «Чем чудовищнее ложь, тем охотнее толпа в неё верит».
Насчёт заградотрядов за штрафными батальонами: штрафной батальон, как и штрафная рота — это на самом переднем крае. Тылы «неустойчивых дивизий» — это 3–5 км от передовой. Так что может сделать заградотряд по отношению к батальону на передовой? Заградотряды на самом деле вылавливали тех, кто действительно побежал, заблудился, отбился от воинской части. Собирали, формировали в подразделения и направляли в строй воюющих, полк, дивизию.
Худяков С.: Так вроде бы и шпионов ловили, и дезертиров?
Пыльцын А.В.: Ловили дезертиров, заброшенные немцами диверсионные группы из наших бывших пленных, которых они сагитировали. Их ловили и расстреливали, кого следовало расстреливать. Но расстреливали из числа задержанных, может быть, где-то 5 % которые действительно имели задания от немцев, а также «самострелов», которые сами себе или друг другу стреляли в определенные места, чтобы показаться ранеными и выйти из боя. Так что всякие были во время войны. В основном задача заградотрядов была обезопасить ближайший войсковой тыл и вернуть на передовую отставших, заблудившихся.
Худяков С.: Вы после войны служили в ВДВ — воздушно-десантных войсках. У вас больше сотни прыжков с парашютом. Скажите свое мнение о том, как многие десантники 2-го августа отмечают этот праздник, когда купаются в фонтанах, бутылки себе об головы разбивают. Что Вы скажете как бывший десантник?
Пыльцын А.В.: Это дикость, которая почему-то кем-то из тайных недругов нашей армии очень хитро культивируется. Не приостанавливается, не убеждают, что это плохо, пропагандируют: «Десантники — это такой народ, он может всё!» Ничего подобного. Я даже бывшему командующему ВДВ генералу Шаманову писал, что нельзя этого безобразия далее допускать. Десантники почему себя ведут так? Потому что их никто не организовал. «А у них вот душа такая», говорят. Так эту душу организуйте! Организуйте десантников запаса, которые могут показать, что они не пьянь хулиганская, а настоящие десантники. Ведь не очень сложно собрать их, построить, пройти с песней, с маршем. Это же другое впечатление будет о десанте! Соревнования устраивать по стрельбе, по рукопашному бою, по готовности молодёжи к военной службе, да мало ли что можно организовать, в том числе и на стадионах с массой зрителей. Концерты устраивайте, талантливых из них немало. Заранее нужно готовить их к этому празднику, занять полезным делом. Всеми способами искоренять эту дикость: купание в фонтанах, пьянство и прочие мерзости. Они только позорят высокое звание десантника, к которому, считаю, принадлежу и сам, но ни в коем случае никогда не мирился и не одобрял такие дикие проявления.
Худяков С.: Вы описываете в своей книге такое состояние во время боя, которое многие психологи называют «боевой транс» или «опьянение боем», когда боец не чувствует боли и страха во время боя. А было ли предчувствие опасности (что вот сейчас что-то случится) у Вас или у солдат?
Пыльцын А.В.: Вы знаете, я трижды был ранен. И почему-то никогда не предчувствовал этой опасности. Вот многие говорят: штрафники ходили в атаку, не сгибаясь. Не перебежками, а как вот встали, так и пошли. Даже наш известный певец Александр Маршал в своей песне о 13-м штрафбате поёт:
Это получается, что если ты штрафник, то тебе нельзя залечь, нельзя перебежками. Глупости это! Я сам по себе знаю, что перебежками иногда труднее, чем напрямую. Одно дело — я встал и знаю, что теперь пуля может попасть в меня, но я уже не боюсь, потому что преодолел этот страх оторваться от земли-защитницы. Снова лечь на землю — значит уйти от этой опасности на какое-то время, а потом опять, вставая, преодолевать страх перед опасностью, — да уж лучше не ложиться, чем с каждой перебежкой снова преодолевать этот инстинктивный страх.
У нас штрафники многие не ложились в перебежках, а шли напрямую. Поэтому о них и легенда: «штрафники идут напрямую, не сгибаясь», потому что они понимают, что лечь, а потом, каждый раз преодолевая страх, вставать — труднее, чем встать один раз.
Худяков С.: Когда Вы проходили учебку на Дальнем Востоке, Вас обучали штыковому бою. Приходилось ли применять именно технику штыкового боя в реальном бою, или всё-таки штыковой бой шёл чисто, на рефлексах?
Пыльцын А.В.: «Учебкой» ныне принято называть войсковую часть, в которой новобранцы проходят обучение по какой-либо специальности. На Дальнем Востоке я был в военном училище, где готовили офицеров. На учебном поле — это учебный штыковой бой, а в реальной рукопашной схватке — это совершенно другое. Потому что на учебном городке ты знаешь, что стоит чучело, и оно никак на тебя не будет влиять, только ты можешь его проколоть штыком или ударить прикладом. Поэтому там никакого ощущения штыкового боя, рукопашного, не испытываешь, только какие-то его приёмы вырабатываешь. А во время боя настоящего, когда ты идешь один на один или на группу противника, которого надо уничтожить, — тут совсем другое. «Вот буду махать руками, и ко мне не подойдут», или лопатками, или чем угодно — не знаю, может, у кого-нибудь такое и было, но я знаю по себе и знаю по тем, с кем мне пришлось ходить в эти рукопашные, что тут именно расчёт, а не рефлексия. Если у меня в руках саперная лопата, заточенная со всех сторон, как топор, то я знаю, что этой лопатой надо бить не по животу, не по оружию, а по открытым частям тела. И тут уже не рефлекс действует, а трезвый, мгновенный, молниеносный расчет, зная, куда и чем именно надо ударить. И это удавалось. Удавалось быстрее и эффективнее, чем какой-то рефлекторный размах вокруг руками с оружием.
Худяков С.: Вспомнил вопрос про водку, именно про наркомовские 100 грамм. Расскажите, были ли они, когда принимали, было ли пьянство у солдат?
Пыльцын А.В.: Вы знаете, и среди штрафников, и среди офицеров постоянного состава были люди, которые не принимали водки. Но если по норме положено — вместо табака, например, давали сахар. Если он отказывается от водки, тут уж никакой замены, некоторые любители спиртного добровольно ему свой сахар сами давали вместо его нормы водки. Были любители, которые могли и двойную, даже тройную дозу принять, вот они, может быть, и спивались со временем. Есть те, которые идут в атаку, а есть те, которые поддерживают их: пищу готовят, документы составляют, а им тоже положено. А тем более, убьют одного-двух — куда девать дозу? Вот они, любители, и брали себе эту дозу, и некоторые действительно спивались. У меня даже был такой сослуживец по штрафбату, который в Киеве потом умер, я был на его могиле — Николай Гуменюк. Он с рядового в штрафном батальоне вырос до капитана, но был писарем, потом стал офицером, зав. делопроизводством штаба, конечно, ему перепадало иногда значительно больше, чем нам.
Нам положено 100 грамм, но вот эти 100 грамм, когда идешь в атаку, сгорают так, что и следа не остается ни в мозгу, ни где-то ещё. Это был своеобразный допинг, который, может быть, поднимал настроение, несколько притуплял ощущение опасности, но во всяком случае не мешал думать и действовать в бою как нужно. Поэтому для тех, кто действительно ходил в атаку, эти наркомовские 100 грамм никак не влияли на его психическое или психологическое состояние.
Худяков С.: То есть меткость стрельбы от употребления водки тоже не ухудшалась?
Пыльцын А.В.: Нет. Обычно в атаке на ходу или даже на бегу стрельба чаще не прицельная. А если сходил в атаку, то забываешь, что выпил, потому что «перегорело» всё это во время сильнейшего физического и нервного напряжения. Так что я считаю, что наркомовские 100 граммов во время войны никак не влияли на пьянство в нашей стране. Больше на эту беду ныне влияют безработица, отсутствие организованного досуга, да и назойливая пропаганда пьянства во многих киносериалах, заполнивших почти все телеэкраны, на которых
Худяков С.: Александр Васильевич, напоследок что можете сказать молодому подрастающему поколению, Ваши пожелания…
Пыльцын А.В.: Самое главное — не верьте врунам в истории. У нас столько их развелось! Всё, что было во время войны, стараются опозорить, опошлить, обгадить. Есть такие, к сожалению, «историки», которые и близко войну не знали. А пишут, что штрафникам в спину стреляли. А поэтов сколько развелось! Фамилия, кажется Арестов, но там такие строки:
«В лицо фашист, а сзади наши, А впрочем, враг — и там, и там. И неотступно с нами рядом, Неотвратимый смерти глаз,
Ведь позади заградотрядом Наведены стволы на нас».
Никогда сзади огня по нам не вели. А не знающие истины поэты обязательно акцентируют внимание, что заградотряд в спину упирался. Никогда этого не было. Это всё придумывают. И мне очень жаль Александра Маршала, который в песне утверждает: «И шли по минным по полям, чтоб кровью правду искупить». Почему не вину, большую или не очень, и что он считает «правдой»?
Какую «правду»? Кровью, своей или вражьей, шли искупать своё преступление или проступок.
Выходит по-Маршалу, то-есть по-Минькову, все штрафники только за ПРАВДУ неправедно и страдали. В данном случае и с Миньковым Александром Витальевичем, известным певцом, композитором и теле- радиоведущим, известным под именем Александра Маршала я никак согласиться не могу. Ни с тем, что штрафникам запрещались перебежки во время атаки и их заставляли идти под пули противника в полный рост специально по открытым для огня противника местам, ни с тем, что все они стали штрафниками за какую-то «эфемерную правду». Это за какую, за чью «правду» их так жестоко гнали на верную смерть под огонь противника?
Так что свою точку зрения на штрафные формирования, созданные по историческому приказу Сталина «Ни шагу назад», как офицер, полтора года варившийся в штрафбатовском котле Великой Отечественной, в отличие от некоторых «историков» и обманутых ими поэтов, считаю правильной.
Худяков С.: Спасибо Вам большое!
Пыльцын А.В.: И вам за визит, потраченное, надеюсь, не впустую время. И особое спасибо за стремление довести сегодняшнее интервью до широкого зрителя-слушателя.