Для начала об известном приказе Сталина «Ни шагу назад!». Самым расхожим и наиболее упоминаемым в разного рода измышлениях о Великой Отечественной войне, в том числе у наших доморощенных ее фальсификаторов, является этот исторический приказ. Как известно, официально он назывался: «Приказ Наркома Обороны СССР № 227 от 28 июля 1942 года. О МЕРАХ ПО УКРЕПЛЕНИЮ ДИСЦИПЛИНЫ И ПОРЯДКА В КРАСНОЙ АРМИИ И ЗАПРЕЩЕНИИ САМОВОЛЬНОГО ОТХОДА С БОЕВЫХ ПОЗИЦИЙ», в войсках и в народе он получил звучное и емкое название «Ни шагу назад!».

Не вдумываясь в глубину его содержания, в обстановку того времени, когда он принимался, хулители нашего прошлого видят в нем только «штрафбаты» и «заградотряды», только «сталинскую жестокость», бесчеловечность по отношению к воинам, которых удерживать от отступления могли, по их мнению, только пулеметы заградотрядов.

Но не создание штрафных подразделений и заградотрядов было самой главной целью приказа № 227, хотя это и важная составляющая необычного документа. Главная побудительная причина и основная задача его — добиться морального перелома в войсках, усиления воспитания высокой личной ответственности у каждого воина за судьбу Советской Родины. Не совсем добросовестные историки, вернее — лжеисторики, приписывают Сталину какую-то «дьявольскую», бесчеловечную жестокость в изданном им приказе. Во всех регулярных армиях всегда предусматривалась строгая ответственность за выполнение боевых задач. Возьмем, к примеру, некоторые документы времен Петра Великого, касающиеся русской армии.

Из приказа Петра Первого воинству своему в день Полтавского сражения, июня 27 дня 1709 года:

«Воины! Вот пришел час, который решит судьбу Отечества. Итак, не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра у но за государство, Петру врученное… Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого…»

Не правда ли, обращение Сталина в приказе «Ни шагу назад!» очень похоже на петровский документ: «Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам… Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев — это значит обеспечить за нами победу».

Вот несколько фраз из другого документа петровского времени: «Собственноручные Петра Первого Великого для военной битвы правила» «Никто из господ генералов с места баталии прежде уступать не имеет, пока он от своего командира к тому указ не получит. Кто же место свое без указу оставит, или друга выдаст, или бесчестный бег учинит, то оный будет лишен и чести, и живота. И для того как генералам, так и офицерам повелевается, чтоб крепко то солдатам внушали и оных в том удерживали, а хотя б так и случилось, чтоб рядовых было удержать не можно, то генералам и офицерам остаться при тех, кои устоят, хотя конные при пехоте, или пехота при коннице».

К этому, пожалуй, следует добавить еще выдержку из «Артикула 97 воинского 1715 года», опубликованного вместе с текстом «Устава воинского 1716 года»: «Полки широты, которые с неприятелем в бой вступя, побегут, имеют в генеральном военном суде суждены быть. П есть ли найдется, что начальные притчины тому были, оным шпага от палача переломлена и оныя ошельмованы, а потом повешены будут».

Очевидно, нет необходимости переводить на современный язык этот документ, все предельно ясно. Сравните эти статьи и положения петровского «Устава» со словами сталинского приказа, которые разъясняют причины, вызвавшие такие жесткие меры:

Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину. Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу. Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования.

Приказ № 227 — один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряженности. Я, как и многие другие, видел в его содержании и некоторую резкость, и категоричность оценок, но их оправдывало очень суровое и тревожное время. Приказ этот был настолько убедительным, настолько оказался своевременным и крайне необходимым, что только тайным пособникам или сторонникам гитлеровского нашествия на нашу Родину он мог показаться тогда и кажется сегодня жестоким, бесчеловечным.

Фронтовой корреспондент майор Константин Симонов

Вот как, например, вспоминал Константин Симонов о воздействии этого приказа на сознание людей, говоря о своих личных чувствах:

«Стихи „Если дорог тебе твой дом ” были написаны мной под прямым впечатлением июльского приказа Сталина, смысл которого сводился к тому, что отступать дальше некуда, что нужно остановить врага любой, самой беспощадной ценой, или погибнуть… Теперь движение жизни представлялось в будущем каким-то прыжком — или перепрыгнуть, или умереть.

Именно это чувство, что выбора нет, что или ты убьешь врага, или он убьет тебя, подтолкнуло меня к столу и буквально заставило написать эти стихи…

Так убей же хоть одного! / Так убей же его скорей!

Сколько раз увидишь его, / Столько раз его и убей!»

Так что же особенно жестокого, «бесчеловечного», как любят говорить современные «правдоискатели», было в приказе № 227, кроме того, что «нужно остановить врага любой, самой беспощадной ценой, или погибнуть»?

Маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов во время издания этого приказа только что, как и я, окончил военное училище и был командиром взвода. У него, как и у многих из нас, лейтенантов 1942 года, сложилось определенное впечатление от сталинского приказа. Уже в наше время, 6 ноября 2004 года в газете «Красная звезда» Дмитрий Тимофеевич писал: «Сегодня вокруг этого приказа наплели горы лжи, спекуляций. Но можно ли представить себе иную постановку вопроса, когда решалась судьба страны? Разве сумели бы мы выстоять без требования быть сильным, без железной дисциплины?»

Мне в связи с этим приходит на память то ли притча, то ли легенда о том, как нерешительность или непринятие нужных, иногда жестких, именно беспощадных мер в критической ситуации, вопреки желаниям всякого рода «советчиков», может привести к непоправимому. В ней рассказывается, как во время крушения поезда молодому человеку зажало ступню между двумя вагонами. А вагон уже горел, и пламя приближалось. Собравшиеся охали, ахали, но помочь бедолаге никто не мог. Вдруг рядом оказался военный с саблей, выхватил ее из ножен и хотел отрубить зажатую и уже размозженную часть ноги. Присутствующие бурно запротестовали и не дали военному «сделать больно» человеку. Так этот «спасенный от боли» и остался, через минуту заживо сгорев вместе с вагоном.

Не похоже ли это на то, что если бы не принять те жесткие меры в нужный момент, о которых так злословят нынче «любители правды», сгорела бы и наша Родина в огне навязанной нам войны? Очень точно выразил мысль большинства фронтовиков бывший офицер-штрафник, полковник в отставке Чернов Николай, персонаж документального фильма «Подвиг по приговору», в котором я тоже принимал участие: «Чтобы судить о штрафных батальонах, надо самому пройти войну, быть военным человеком. На войне идет речь о жизни и смерти всей страны. Штрафбаты созданы своевременно и принесли большую пользу, укрепив дисциплину в армии вообще и предотвратив многие необдуманные поступки военных разных рангов. Считаю, что командир всегда ответственен за дела и поступки своих подчиненных. Я был офицером-штрафником, понес наказание за своих подчиненных, это было уроком и для других».

От имени фронтовиков, от имени погибших на войне штрафников, с которыми вместе сражался на той войне, заявляю, что не могу пройти мимо умышленных искажений истории возникновения и боевых действий штрафных формирований, созданных приказом Сталина «Ни шагу назад!».

Наиболее расхожий миф всех антисталинистов и антисоветчиков возник еще во времена так называемой «хрущевской оттепели». Уже много лет создается и раздувается этот миф о том, что Верховный Главнокомандующий Сталин умышленно создал штрафные батальоны и роты, чтобы загнать туда побольше воинов и просто уничтожать их в кровавых бойнях. Этот миф, к сожалению, распространяют даже некоторые историки, и писатели, и многие деятели СМИ.

В принципе, любой (настоящий, добросовестный) писатель или сценарист имеет право на вымысел. Плохо, когда этим правом явно злоупотребляют, практически полностью игнорируя историческую правду. Особенно это относится к кинематографу. Не секрет, что современная молодежь читать серьезную литературу, мягко говоря, не любит. Приучили их наши издатели к другим книгам. По данным Российской книжной палаты, в 2011 году самым печатаемым автором у нас была Дарья Донцова (она прочно удерживает первенство уже несколько лет) — 79 изданий за год общим тиражом более 2 млн 200 тысяч экземпляров. В 2013 году у нее вышло 143 наименования книг общим тиражом 2831,5 тысячи экземпляров. За Донцовой идет Татьяна Устинова (55 наименований, 897 тыс. экз.) и Юлия Шилова (64 книги, тираж 891 тыс. экз.). А ведь книга — товар необычный, и издатель должен быть скорее просветителем, чем коммерсантом, даже в нынешней рыночно-денежной России. Куда там мне с реальным описанием действовавшего штрафбата со своими 10 книгами за 10 лет общим тиражом чуть более 70 тыс. экземпляров!

Ну, а если получать информацию, то нынешняя молодежь, да и не только она, легче всего предпочитают черпать ее из Интернета и кинофильмов. Наиболее доходчивым и эффективным способом внедрения «нужной» информации из всех современных СМИ, естественно, в наше время считается видео или кино, которые охватывают посредством телевидения все возрастные группы населения. Поэтому хозяева масс-медиа делают упор именно на этот вид воздействия своей антиисторической идеологии на умы и сознание людей, вследствие чего телеэкраны практически круглосуточно заполнены кино-видеоматериалами, направленными на безнравственность, аморальность, искажение и извращение исторических событий.

К примеру, возьмем фильм по сценарию уже не раз упомянутого выше Володарского «Последний бой майора Пугачева» по одноименному рассказу Варлама Шаламова. Как утверждал бывший зэк Варлам Шаламов и как это показано в фильме по Шаламову-Володарскому, побег из колымского лагеря совершили майор Советской Армии и несколько таких же невинно осужденных фронтовиков, гибнущих в финале побега от пуль чекистов-палачей.

Исторически факт дерзкого побега в действительности был, только не фронтовики его совершили, а отпетая дюжина в составе 2 полицейских, 7 власовцев и 3 уголовников-рецидивистов. Вот такая «правда»-наоборот «впаривается» в мозги обывателю.

Да простит мне читатель личные впечатления, но вот такой факт, когда молодая, но уже далеко не школьного возраста дама из одной известной российской телекомпании брала у меня телеинтервью для своего ТВ-канала. На одну из моих фраз о том, как мы перехитрили фрицев, эта дама вдруг возмущенно заметила мне, что «это не честно, не по правилам», будто речь шла не о жестокой войне за свободу и независимость целой огромной страны, а что-то вроде спортивной борьбы по жестким правилам. И эта дама — человек из наших СМИ, который должен понимать разницу между спортиграми и войной со злейшим врагом — фашизмом. Пришлось ей разъяснять, что военная хитрость — одна из составляющих и тактики, и стратегии, и напомнить, что, например, генерал-фельдмаршал Кутузов, когда ему задали вопрос, как ему удастся победить Наполеона, ответил что-то вроде: «Победить не знаю, а обмануть смогу». Факт сам по себе прискорбный, если в наших СМИ сотрудники, делающие материалы для эфира, сами уже со столь «запудренными» мозгами.

Но вернемся к начальной теме этой главы — про домыслы о штрафбатах.

Первое и, пожалуй, главное в давно взятом на вооружение фальсификаторами массовом нагромождении преднамеренной лжи о штрафбатах — это спекуляции о приказе № 227 и обо всем, что при исполнении этого приказа тогда происходило. К сожалению, этому способствовало существовавшее в годы войны и много лет после нее «табу» на официальную информацию о созданных по этому приказу штрафных батальонах и штрафных ротах, а также о заградотрядах. В 1944 году даже вышел специальный приказ № 034 маршала Василевского, подтверждающий незыблемое «табу» на всякую информацию о них, то есть «запрещение к открытому опубликованию сведений о заградительных отрядах, штрафных батальонах и ротах».

Все это, конечно, порождало массу недостоверных слухов, а часто и преувеличенных или искаженных представлений у тех, кто только где-то что-то слышал о них. Но чаще — это злонамеренные вымыслы о том, чего не только не было, но просто не могло быть. Именно после приказа Сталина № 227 по-настоящему стали укреплять дисциплину, бороться с паникерами и дезертирами, отстаивать каждый клочок земли. И цель была достигнута. Эти решительные меры повысили обороноспособность войск, укрепили в них уверенность в окончательном разгроме врага.

И, конечно же, если штрафбаты и заградотряды учреждались одним приказом, то это не значит вовсе, что создавались именно одни для других. Однако особенно ярым любителям извращения нашей отечественной истории уж очень хочется эти события так увязать в своих рассуждениях и публикациях, чтобы все поколения, пришедшие на смену победителям фашистской чумы, поверили этим бредням. Хочется сказать всем этим лгунам: поменьше злобы, побольше исторических фактов, господа!

Откровенная атака средств массовой информации на историю Великой Отечественной войны, ее извращение, фальсификация, к сожалению, оставляют заметные негативные следы в умах тех, кто не знал, не видел всего, что на самом деле происходило в поистине страшные, но и героические годы. И не только в умах школьников, у которых не осталось в живых родных, на себе перенесших лишения и потери тех лет, о которых они могли бы рассказать своим потомкам. Даже люди взрослые, уже с большим жизненным опытом, порой поддаются ложным доводам хулителей всего советского.

Пожалуй, наиболее употребляемой у лжеисториков является обязательная комбинация штрафбатов и заградотрядов. На страницах этой книги, которая повествует о пути штрафбата, реально действовавшего от Сталинграда до Берлина без заградотрядов, надеюсь, удастся дать достойный отпор всей этой братии дельцов от истории.

Штрафные батальоны и отдельные штрафные роты в те военные годы оказались не только очень эффективным инструментом в повышении ответственности всех категорий воинов. Они еще, во-первых, минимизировали применение к трусам и паникерам такой формы наказания, как расстрел, правом применять который обладали в военное время на фронте командиры многих степеней, и не только в нашей армии. Во-вторых, штрафбаты и штрафроты давали провинившимся возможность в боевых условиях искупить свою вину, «отмыть» позорное пятно, вернуться в строй честным бойцом, а если он сложит голову в бою за Родину, то тоже павшим, как миллионы честных бойцов Красной Армии. Что касается заградотрядов, то нам, штрафбатовцам, с ними никогда не приходилось не только «взаимодействовать», но даже соседствовать.

Как говорят, «дурной пример заразителен». К 65-й годовщине Победы Никита Михалков выдал фильм «Утомленные солнцем-2». Приурочен он был не только к юбилею Победы, чтобы обидеть фронтовиков, но еще и к Каннскому кинофестивалю, в надежде повторить успех своего первого оскароносного фильма под тем же названием. Благополучно провалился этот фильм в Каннах, как фактически провалился и в отечественном прокате. Михалков, однако, не стесняясь, заявляет в одной телебеседе, что для него «история не главное, какое значение для молодого человека имеет то, что штрафбаты создавались не в 1941 году». И штрафбат у него не офицерское подразделение, а сброд зэков-«врагов народа», и лагерники встречают сообщение о начале войны радостно, как избавление от ненавистной советской власти, а эта власть направляет их на фронт в штрафбат, чтобы они остановили тех, кто пришел уничтожить ту самую власть. Все с точностью до наоборот. Недаром известный киноактер Леонид Филатов намного раньше, в своем удивительно точном по многим параметрам «Федоте-стрельце», выразил весьма подходящую к данному случаю мысль:

Нашел я как-то в Интернете одно высказывание, которое ну очень точно совпало с моим мнением относительно фильма «Штрафбат». И хотя я не установил подлинного имени автора, привожу это высказывание с некоторым сокращением: «Художественный вымысел? Не смешите, — не такие уж идиоты создатели „Штрафбата”. Если фильм не документальный, а художественный, все позволено? Художественный вымысел тоже имеет границы. Подлость — это и есть предел для художественного вымысла».

Спасибо, дорогой мой единомышленник по этой очень важной для меня, штрафбатовского офицера, теме, и автора книг о нашем 8-м штрафбате. Значит, не зря мы ломаем копья за настоящую правду, единомышленников наших становится все больше.

Теперь снова перейдем к нашим боевым действиям, чтобы еще раз опровергнуть бездоказательные домыслы, а часто и откровенную ложь о том, что за штрафниками всегда стояли заградотряды. Никаких заградотрядов, о чем многие хулители нашей военной истории говорят, пишут и стряпают дорогие фильмы, за нами не было. Интересно, как эти псевдоисторики представляли бы заградотряд, понуждающий штрафников действовать там, за линией фронта, во вражеском тылу, как дерзко действовал наш 8-й штрафбат в феврале 1944 года при взятии Рогачева? Тогда была вера в то, что эти штрафники, бывшие офицеры, хотя и провинившиеся в чем-то перед Родиной, остались честными советскими людьми и готовы своей отвагой и героизмом искупить вину свою, которую в большинстве своем они сознавали или против которой, скрепя сердце, не возражали.

Я уже упоминал выше о документальном фильме «Подвиг по приговору». Несмотря на некоторые огрехи, этот фильм оказался первым документальным на эту тему, близким к былой действительности. Когда я говорю об огрехах этого фильма, то в первую очередь о том, что некоторые заявления авторов фильма все-таки не соответствуют исторической правде. Например, они говорят, что штрафников предупреждали: в случае ранений «назад из боя выходить нельзя, пристрелят. Такой был тогда порядок».

Враки! Не было такого «порядка». Наоборот, мы разъясняли своим подчиненным, что даже при легком ранении они имеют право самостоятельно покинуть поле боя. К сведению читателей, тогда к легкораненым относились те, у которых нет проникающих ранений полостей (черепа, груди, живота), а есть повреждения мягких тканей без поражения внутренних органов, костей, суставов, нервных стволов и крупных кровеносных сосудов.

Я знаю много случаев в нашем батальоне, когда штрафник, получивший нетяжелое ранение, продолжал выполнять боевую задачу, не оставляя своих боевых товарищей, и даже погибал, не воспользовавшись еще при жизни безоговорочным правом восстановления в офицерах. Известен даже случай, когда находившийся в штрафбате Волховского фронта старший лейтенант Белоножко, будучи тяжелораненым (у него почти полностью оторвало ступню ноги), сам отрезал ее и, не оставив поле боя, продолжал вести огонь по противнику

И еще об одном заблуждении. Как-то в Нью-Йоркской газете «Еврейское слово», присланной однажды мне из Америки, было опубликовано интервью одного штрафника Льва Бродского, которому в качестве штрафника нашего батальона довелось участвовать в том знаменитом рейде 8-го штрафбата во вражеский тыл под Рогачевом в феврале 1944 года. Лев Бродский побывал и выжил в немецком плену, несмотря на известную нетерпимость фашистов к евреям. Из плена ему удалось бежать в группе с русскими. А потом, как и многим бывшим пленным, ему досталась штрафная судьба. Впоследствии он эмигрировал в США. В штрафбате, говорил он корреспонденту, могли за неповиновение запросто расстрелять. Когда корреспондент задал ему вопрос о том, многих ли штрафников расстреляли за то время, когда он, Бродский, отбывал наказание в штрафбате, тот ответил: «Представьте себе, никого. Дисциплина у нас была на высоком уровне. Да и в командовании не было жестоких, кровожадных людей». Однако там, в Америке, Бродский сделал и «открытие», заявив, что во время того самого рейда «штрафниками командовали сами штрафники, а не штатные офицеры». Не думаю, что бывший штрафник посчитал командиров отделений, которые назначались действительно из штрафников, за штатных командиров. Это просто больное воображение самого Льва Бродского или чей-то злобный «забугорный» политзаказ. А где тогда, по его мнению, могли быть штатные командиры рот и взводов штрафников, может, они куда-то прятались? А любителям «жареного» вопрос: где тогда могли быть те самые заградотряды, если фальсификаторы утверждают, что штрафбаты в бой шли не иначе, как под дулами заградотрядовских пулеметов?

Нам, кто прошел школу штрафбатов, было многие годы настоятельно рекомендовано «не распространяться» о штрафбатах. И когда мы уже не в силах были нести это тайное бремя правды, терпеть злостное искажение ее некоторыми «продвинутыми» лгунами и стали нарушать этот запрет, часто слышали: «А, штрафбаты-заградотряды — знаем!» И вот это «знаем!» сводилось прежде всего к тому, будто штрафников в атаки поднимали не их командиры, а исключительно пулеметы заградотрядов, поставленные за спинами штрафников. Это упорное многолетнее искажение фактов привело к тому, что в обществе сложилось превратное представление о штрафбатах.

Едва ли найдется кто-либо, незнакомый с известной песней Владимира Высоцкого «В прорыв идут штрафные батальоны», где истинные штрафники, на самом деле порой проявлявшие настоящий героизм, представлены некоей безликой «рваниной», которой, в случае если выживет, рекомендовалось «гулять, от рубля и выше!». С тех пор и пошла гулять молва об уголовной «рванине» в штрафбатах. А это бахвалистое «мы знаем!» чаще всего и громче всего произносили люди, фактически ничего не знавшие о реальных штрафбатах и о реальных же заградотрядах.

Еще один «миф», вернее, злостный вымысел о штрафниках-«смертниках».

Ох, и любят наши издатели бравировать этим якобы незыблемым правилом, существовавшим в штрафбатах и отдельных штрафротах. При этом они опираются на фразу из того самого приказа Сталина, в котором, специально повторюсь, дословно записано следующее: «…поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». Однако любители приводить эту цитату почему-то не приводят специальный пункт из «Положения о штрафных батальонах действующей армии», который гласит: «За боевое отличие штрафник может быть освобожден досрочно по представлению командования штрафного батальона, утвержденному военным советом фронта. За особо выдающееся боевое отличие штрафник, кроме того, представляется к правительственной награде». И только тремя пунктами ниже говорится: «Штрафники, получившие ранение в бою, считаются отбывшими наказание, восстанавливаются в звании и во всех правах, и по выздоровлении направляются для дальнейшего прохождения службы».

Получили новые ПТР (противотанковые ружья)

Итак, совершенно очевидно, что главным условием освобождения от наказания штрафбатом является не «пролитие крови», а боевые заслуги. В боевой истории нашего штрафбата были эпизоды очень больших потерь: война, да еще «на более трудных участках фронта», ведь не прогулка. При штурмах самых опасных, наиболее укрепленных участков или позиций противника, куда и бросались штрафные батальоны или армейские штрафроты, боевые потери случались и внушительными. Официальная статистика оперирует такими цифрами: потери в штрафных подразделениях были в среднем в три, а иногда и в шесть раз выше, чем в обычных стрелковых частях. Поверим статистике, хотя это ведь очень усредненные величины.

Приведу пример из архивных данных по нашему штрафному батальону. На Наревском плацдарме в Польше, или при форсировании Одера, когда в боях участвовали только поротно, потери у нас ранеными и убитыми были очень большими, до 80 %. Сравните: в Рогачевско-Жлобинской операции февраля 1944 года наш 8-й штрафбат в полном составе пять дней героически действовал в тылу врага, потери были несравненно меньшими, всего убитыми и ранеными мы потеряли 60 человек, то есть около 8 %. Но зато из более чем 800 штрафников почти 600 были без «пролития крови» (не будучи ранеными) за боевые заслуги восстановлены в офицерских правах досрочно, то есть еще не пройдя срока наказания (от 1 до 3 месяцев), даже если всего-то в боях они были только эти пять дней.

На примере нашего батальона утверждаю: редкая боевая задача, выполненная штрафниками, обходилась без награждения особо отличившихся орденами или медалями, как и этот героический рейд по тылам Рогачевской группировки противника. Конечно, решения эти зависели от комбата и командующих, в чьем боевом подчинении оказывался штрафбат. В данном случае такое решение приняли командующий 3-й армией генерал Горбатов А. В. и командующий фронтом Рокоссовский К. К. Резонно заметить также, что слова «искупить кровью» в сталинском приказе — не более, чем эмоциональное выражение, призванное обострить чувства ответственности на войне за свою вину. А то, что некоторые военачальники посылали штрафников в атаки через необезвреженные минные поля (и это бывало), говорит больше об уровне их порядочности, чем о целесообразности таких решений.

Вот официальные цифры, позволяющие судить, кто и как покидал штрафные части. В декабре 1943 года из всех штрафбатов и штрафрот выбыло 26 446 штрафников, из них: 4885 — досрочно, то есть за подвиги, боевые заслуги; 5317 — по отбытию срока и по другим причинам; 16 244 — убито, ранено, заболело. Эти цифры подтверждают фактическую истину, что более 40 % (10 202 человека) покинули штрафные формирования «без пролития крови» в буквальном смысле этого слова, а искупили свою вину, кто кровью, а кто и жизнью, около 60 %. При этом нужно учесть, что числом заболевших можно пренебречь, так как штрафники старались не болеть вовсе или даже не признаваться в своем болезненном состоянии. У нас в батальоне, как, думаю, и во всех штрафных формированиях, время, официально проведенное на больничной койке не по ранению, а по болезни, как и время на формировании, то есть не в боевых условиях, в зачет срока наказания не входило. Надо иметь в виду, что если болезнь приводила к инвалидности или негодности к военной службе штрафника, то, учитывая его поведение в штрафбате и суть преступления, он либо отчислялся из штрафбата со снятием судимости, либо получал «право» отбыть наказание, определенное судом военного трибунала, вне штрафбата, то есть «обычным» способом.

Соотношение же убитых и раненых, как говорит статистика, обычно 1:3. Но даже если учесть, что штрафников всегда направляли на самые опасные и трудные участки фронта, то число убитых все равно не бывает больше числа раненых. Так, что если даже взять число погибших и раненых 1:1, то погибших по отношению к общему числу выбывших из штрафбатов, будет не более 30 %. Это не дает права некоторым авторам утверждать, что там смертники, живыми оттуда редко кто возвращался.

Теперь о другом «мифе», вернее — о бессовестном вымысле, будто штрафников «гнали» в бой без оружия.

Могу безапелляционно утверждать, что в нашем 8-м штрафбате 1-го Белорусского фронта, как, вероятно, и в остальных, всегда было в достатке современного по тому времени, а иногда и самого лучшего стрелкового оружия, даже по сравнению с обычными стрелковыми подразделениями. Чаще всего наш батальон участвовал в боях, как правило, поротно, то есть, как только успевали сформировать одну роту, она направлялась на выполнение боевой задачи. Но вот в период от боевых действий на Курской дуге и до освобождения Бреста батальон действовал в полноштатном составе. Тогда он состоял из семи рот, в том числе трех стрелковых рот, в которых на каждое отделение в каждом из трех стрелковых взводов был ручной пулемет. Посчитайте: трижды три — 9 пулеметов Дегтярева, а на батальон — 27, а остальные бойцы были вооружены винтовками-трехлинейками и самозарядными (полуавтоматическими) винтовками Токарева (СВТ). Кроме того, в каждой роте полагалось иметь еще на каждый взвод по ротному (50 мм) миномету, что не всегда у нас в действительности осуществлялось из-за малой эффективности этого вида оружия.

В батальоне в тот период были, кроме трех стрелковых, еще четыре других: двухвзводного состава рота ПТР (противотанковых ружей) всегда была полностью вооружена этими ружьями, в том числе и многозарядными «Симоновскими», а минометная рота, тоже двухвзводная, — 82-мм минометами. Кроме них — рота автоматчиков, вооруженная автоматами ППД, постепенно заменяемыми более совершенными ППШ, пулеметная рота, на вооружение которой раньше, чем в некоторых дивизиях фронта, стали поступать облегченные станковые пулеметы системы Горюнова вместо известных «Максимов» с водяным охлаждением стволов.

То же самое следует сказать о диком вымысле, будто штрафники не состояли на пищевом довольствии и вынуждены были совершать налеты на продовольственные склады, чтобы добывать себе еду, вымогать или просто отбирать ее у местного населения. На самом деле штрафбаты были в этом отношении совершенно аналогичны любой другой воинской организации, и если в наступлении не всегда удается пообедать или просто утолить голод «по графику» — то это уже обычное явление на войне для всех воюющих, штрафники они или гвардейцы.

Для тех, кто пытается убедить, что штрафников гнали в атаку с черенками от лопат, как у Михалкова в «Утомленных…», я возвращаюсь к «Донесению о численном и боевом составе 8 Отдельного Штрафного б-на ЦФ по состоянию на 30 июня 1943 года», где батальону полагалось 435 винтовок, а в наличии было на 100 больше.

А в этой таблице (из архива 8 ОШБ) показана численность вооружения 8-го ОШБ на период, когда батальон с июля 1944 года воевал поротно. Обратите внимание: на 164 штрафника винтовок и автоматов — 173, ручных и станковых пулеметов — 11, ПТР — 4, то есть всего 188 единиц, значит, на 24 единицы оружия больше фактической потребности.

Приведем сведения из «Донесения 14 ОШБ Ленфронта о вооружении на 1 июля 1944 года». Фактически наличие вооружения, без учета трофейного было: карабинов 126, автоматов 304, станковых пулеметов 24, противотанковых ружей 8, пистолетов 30. Обратите внимание, в донесении почему-то не указаны ручные пулеметы, но и без них автоматического оружия почти в 2 раза больше, чем карабинов.

Известно, что к июлю 1944 года штрафбаты, как правило, вводились в бой уже не в полноштатном составе, а поротно, стрелковыми ротами или ротами автоматчиков со взводами усиления: пулеметным и ПТР. Так что не могло быть того, чтобы кто-то из штрафников оказался без оружия.

Еще один неопровержимый факт: не офицерских штрафных батальонов вообще не было. Весьма старательные лжеисторики, умышленно, с определенной целью смешивают в штрафбатах проштрафившихся офицеров, дезертиров-солдат и массу всякого рода уголовников-рецидивистов. На самом деле фронтовые штрафбаты, в отличие от армейских отдельных штрафных рот, формировались только (и исключительно!) из офицеров, осужденных за преступления или направляемых в штрафбаты властью командиров дивизий и выше — за неустойчивость, трусость и другие нарушения дисциплины, особенно строгой в военное время. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что иногда направление боевых офицеров, например, за «трусость» мало соответствовало боевой биографии офицера, или, как принято говорить сейчас, «суровость наказания не всегда соответствовала тяжести преступления». Вот здесь снова есть повод поговорить о преступлениях и наказаниях в военное время.

О том, какая разница между наказаниями за воинские преступления, совершенные в мирное или военное время, говорит, например, статья 193.11 Уголовного кодекса РСФСР 1926 года: «Нарушение военнослужащим уставных правил караульной службы и законно изданных в развитие этих правил особых приказов и распоряжений, не сопровождавшееся вредными последствиями, влечет за собой лишение свободы на срок до шести месяцев, при смягчающих же обстоятельствах применяются правила Устава дисциплинарного.

То же деяние, сопровождавшееся одним из вредных последствий, в предупреждение которых учрежден данный караул, влечет за собой:

— если оно было совершено в мирное время — лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже одного года;

— если же оно было совершено в военное время или в боевой обстановке — высшую меру социальной защиты».

Вот другая категория преступлений, совершаемых только в военное время, не имеет вариантов, и ответственность за такие преступления тоже безвариантна: Статья 193.14. «Самовольное оставление поля сражения во время боя или преднамеренная, не вызывавшаяся боевой обстановкой, сдача в плен или отказ во время боя действовать оружием, влечет за собой применение высшей меры социальной защиты». Наверное, не нужно разъяснять, что такая защита — это смертная казнь, то есть расстрел или повешение.

Теперь не о статьях УК РСФСР. В недавнем прошлом офицеры-штрафники в большинстве были коммунистами или комсомольцами, хотя теперь у них не было соответствующих партийных или комсомольских билетов. Но чаще всего они не утратили духовной связи с партией и комсомолом и даже иногда собирались, особенно перед атаками, на неофициальные партийные или комсомольские собрания. Конечно, как пел Владимир Высоцкий, «нам не писать „считайте коммунистом”», официальных парторганизаций штрафников не создавалось, но политработники батальона знали партийно-комсомольское прошлое штрафников и иногда сами проводили с ними индивидуальные, а когда позволяла обстановка, и групповые беседы.

Принадлежность к партии большевиков была огромным стимулом офицера переднего края быть первым в бою, в атаке, в рукопашной. На фронте, особенно в частях переднего края, вступление в партию надо было заслужить, и писали мы, командиры, тогда в заявлениях: «Хочу быть в первых рядах защитников Родины», хотя штрафбаты и так были не «вторыми».

И еще один «миф». В фильме Володарского-Досталя штрафбатом командует штрафник, а командиры рот — «воры в законе», за штрафниками неотступно следит бесчисленная рать «особистов», и даже бездарным генералом-комдивом фактически управляет один из них. На самом деле в нашем батальоне весь командный состав в основном был из боевых кадровых офицеров, как и предусмотрено приказом № 227, а не как у постановщиков 11-серийной лжи. С мая 1943 года комбатом у нас был подполковник Осипов, награжденный орденом за умелое командование подразделениями на войне с Финляндией и ко времени своего назначения закончивший обучение в Военной академии имени Фрунзе. А «особистом» в батальоне, даже когда он состоял из 800 человек, был всего один старший лейтенант, занимавшийся каким-то своим делом и никак не влезающий в дела комбата или штаба.

Чем поднимали в атаку? Конечно же, не угрозами оружием. Некоторые «знатоки» утверждают, что лозунги и призывы «за Сталина!» произносили только политруки, и то оставаясь в окопах. Грязное вранье! Эти «знатоки» не поднимали подразделения в атаки, не водили подчиненных в рукопашные. Не ходили они на вражеские пулеметы, когда взводный или ротный командир, поднимая личным примером подчиненных в «смертью пропитанный воздух» (по Владимиру Высоцкому), командует «за мной, вперед!». Уже потом, как естественное, само собой разумеющееся, было «за Родину, за Сталина», как за все наше, самое дорогое, советское, с чем и ассоциировались эти слова. «За Сталина!» отнюдь не означало «вместо Сталина», как иногда трактуют это ныне те же «знатоки», а слова «Родина» и «Сталин» были тогда для всех нас тождественны.

Такие же авторы в свое время сочиняли небылицы вроде того, что штрафникам и вовсе запрещалось даже кричать «ура!», а вместо этого исконно русского боевого клича они, вроде бы, должны были кричать какое-то несуразное «гу-га», как в этом убеждали зрителей в снятой в 1989 году режиссером Вилленом Новаком «кинодраме» по Морису Симашко. Ну как тут не вспомнить еще раз Высоцкого, когда он, по-видимому под влиянием тех же слухов и выдумок, написал в своей песне «Штрафные батальоны»:

Поэтому мы не кричим «ура!»,

Со смертью мы играемся в молчанку.

Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь из тех сочинителей хоть раз увидел или сходил в атаку вместе со штрафбатом. «Страшна атака штрафного батальона», как выражался бывший штрафник, уже знакомый вам Семен Басов. А те, кому удалось ее увидеть, утверждают, что штрафники шли в атаку, даже не пригибаясь. Могу это подтвердить, знаю по себе, что трудно встать в атаку под ливень пуль, но преодолевая страх смерти, встав однажды, нет смысла снова ложиться, так как, чтобы опять вставать под пули, снова нужно преодолевать тот самый страх, а это всегда нелегко. Поэтому нет ничего противоестественного в этом утверждении. Но возгласы «за Родину, за Сталина» были не редкостью, а тем более — «ура!». Конечно, за исключением случаев, когда «молчанка» была тактическим приемом. И без артподготовки мы ходили в атаки, когда нужно было нагрянуть на противника совсем неожиданно.

Бывало, однако, когда при преодолении необезвреженного минного поля на Наревском плацдарме я сам слышал от штрафников, подорвавшихся на минах, определенного смысла «здравицу»: «За… такого-сякого… прокурора!» Это вовсе не проклятие Советской власти, а только выражение обиды на конкретного служителя военной юстиции, которое сопровождалось в этих случаях и не так уж частой в штрафбате отборной «русской речью», которую те же «знатоки» считают непременным атрибутом лексики в штрафбате.

И патриотизм был тогда, не «квасной» и не «совковый», как любят ныне сквернословить хулители нашего героического прошлого. Был истинный, советский, настоящий патриотизм, когда слова из песни «Раньше думай о Родине, а потом о себе» или «Жила бы страна родная, и нету других забот» были не столько песенными строками, сколько целым мировоззрением, воспитанным всей системой социалистической идеологии, и не только у молодежи. Здесь я не совсем соглашусь с некоторыми авторами, утверждающими, что эту войну выиграли и Победу обеспечили, главным образом, школьники, воспитанные сталинской школой в духе советского патриотизма.

Я сам принадлежу к тому поколению, которое шагнуло в войну прямо со школьной скамьи. Но именно он, советский патриотизм, воспитанный не только у школьников, но и у большинства истинно советских людей самых разных возрастов, был той силой, которая поднимала народ до высот самопожертвования ради победы над врагом. Именно он был побудительным мотивом и у осужденных и заключенных, добивавшихся направления на фронт только после серьезной проверки их истинных намерений. Они четко сознавали, что на фронте опасность для жизни гораздо выше, чем при отбывании сроков, хоть и в нелегких, условиях ГУЛАГа, тюрем и исправительных колоний, но добивались этого права, чтобы своим личным участием в священной войне искупить вину за содеянное преступление перед народом и Родиной и, как правило, воевали отважно.

Что касается армейских штрафных рот, то своих личных впечатлений о них не имею, так как не приходилось с ними на фронте соприкасаться. Но достоверно знаю из документов и от реальных свидетелей, что фронтовые офицерские штрафбаты и армейские штрафные роты в какой-то степени объединяет лишь общая принадлежность к понятию «штрафные», да, может быть, и возлагаемые на тех и на других особо сложные боевые задачи. Штрафбаты и штрафные роты были совершенно разными воинскими организациями, они не были похожи между собой, прежде всего по составу и общей военной подготовке.

Штрафные роты, как уже упоминалось, комплектовались рядовыми и сержантами, проявившими трусость и паникерство в бою, дезертирами или совершившими другие преступления. Именно в эти штрафные подразделения направлялись и уголовные элементы, направляемые на фронт из мест заключения. Но это были только те из заключенных, кто не попадал в разряд досрочно освобождаемых за мелкие преступления и направляемых на фронт в обычные, не штрафные части. Сюда направлялись другие, имеющие более серьезные сроки по приговорам, но кому совесть человеческая не позволяла в тяжелое для страны время быть вне рядов ее честных защитников.

Первые мои представления об армейских штрафных ротах и кое-какие сведения об их составе и поведении в бою я получил от бывшего командира такой роты майора Коровина, попавшего штрафником на три месяца в наш штрафбат по суду военного трибунала. Но тогда у нас не было времени и условий для подробных бесед, да и вскоре трибунал отменил приговор и оправдал ротного, и он убыл в свою ОШР. Хотя из его рассказов я знал, например, что штрафники воевали хорошо, никаких заградотрядов за ними не было, оружием, боеприпасами и продовольствием они снабжались исправно, и награждали их за подвиги не густо, но реально.

Значительно позже, уже в самые первые годы нынешнего столетия, в Харькове, когда я там жил, мне довелось встретиться с бывшим командиром 5-й штрафроты 64-й армии, переименованной затем в 66 ОШР 7-й гвардейской армии, полковником в отставке Михайловым Владимиром Григорьевичем. Времени на длительную беседу у нас тогда не случилось, и мы договорились о том, что несколькими днями позднее обменяемся информацией и примерами из нашего опыта боевой работы со штрафниками в таких разных формированиях, как штрафбаты и штрафные роты. Однако судьба нам такого шанса не оставила, скоропостижная кончина Владимира Григорьевича помешала этому.

Лейтенант в отставке Владимир Ханцевич

Знакомый мне член Харьковского областного комитета Международного союза ветеранов войны Станислав Старосельцев дал возможность прочесть его публикацию о В. Г. Михайлове «Командир штрафной роты», помещенной в газете «Панорама» (октябрь 1999 года). Вот несколько строк из этой статьи:

«Он принял заключенных, охраняемых усиленным конвоем. К большому удивлению охраны, зэков тут же, после короткой беседы, обмундировали и выдали им оружие с полным боекомплектом. Риск был огромен. По общепринятой логике, ожидать от них следовало чего угодно. Но ни один не оказался впоследствии трусом, дезертиром или членовредителем… Подчиненные лейтенанта Михайлова смело шли на прорыв, штурмуя, казалось бы, неприступные из-за огневой мощи высоты и населенные пункты».

Уже позже, в 2013 году, мои поиски свидетельств об отдельных армейских штрафных ротах позволили мне дополнить эту часть информации несколько более подробными публикациями командира другой, 11-й штрафной роты 11-й гв. армии 3-го Прибалтийского фронта, лейтенанта Владимира Ханцевича. Интервью с ним были опубликованы в дальневосточной газете «Тихоокеанская звезда» 18 марта 2010 года и в «Независимой газете» 16 мая 2008 года. Приведем фрагментарно выдержки из этих интервью:

«В ноябре 1944 года была сформирована 11-я отдельная армейская штрафная рота (ОАШР). В бой пошли только через несколько дней после серьезной подготовки: обучение владению оружием, рытье землянок, окопов и т. п. Нас подняли Лейтенант в отставке по тревоге, выдали сухой паек на два дня, и во главе с про-Владимир Ханцевич водниками рота покинула лагерь. Остановились на позициях одного из наших полков для выбора участка операции и разработки плана разведки боем. Полковая разведка помогла нам в этом. После артподготовки рота поднялась в атаку, и мы быстро ворвались в немецкую траншею. Рота понесла большие потери, был ранен командир роты, убит один из командиров взводов. Командование ротой приказали взять мне. Несмотря на потери, результат: двое пленных, засечены огневые точки противника. Через несколько дней был взят Гольдап при минимальных потерях. В районе города Инстенбург общие потери были большими: более половины убитых, рота потеряла трех офицеров из пяти (один был убит). После боя в строю осталось 10–20 процентов. На раненых составлялись т. н. реляции (письменное донесение). Они рассматривались военным трибуналом, который и принимал решение о снятии с них судимости. Тут было такое условие: подвиг не раненого штрафника должен быть равноценен подвигу бойца, которого оформляли на звание Героя Советского Союза, тогда он искупал свою вину подвигом, и с него снимали судимость».

Пожалуй, это все, что я узнал из общения с бывшими командирами штрафных рот или из публикаций о них.

В последнее время уже не раз публиковался в открытой печати Перечень Генштаба, в котором перечислено 65 штрафбатов и 1048 отдельных штрафных рот, сформированных за годы войны в соответствии с приказом «Ни шагу назад!». Тот самый Володарский неоднократно утверждал, что штрафбатов было не то ТЫСЯЧА, не то… 980! Что же касается истинного числа штрафных подразделений, созданных за время войны по приказу № 227, то, если более или менее глубоко проанализировать этот и другие перечни штрафных воинских формирований периода Великой Отечественной войны, можно получить представление об истинном их числе и периоде активных боевых действий, как это сделано мною в соответствующей главе, где я утверждаю, что штрафбатов было не 65, а не более 25. Это дает возможность убедительно опровергнуть измышления злостных фальсификаторов о том, что после приказа № 227 все 65 штрафбатов, числящиеся в официальном документе Генштаба, перемалывали многие сотни тысяч неугодных сталинскому режиму офицеров до самого последнего дня войны.

О том, за что и как становились штрафниками, читатель узнает из специальной главы этой книги, а также из публикаций добросовестных авторов.

Таковы факты боевого использования штрафбатов, развенчивающие злостные вымыслы о них. А сколько было фактически штрафников и штрафных формирований, существовали ли штрафные авиаэскадрильи и подобные им флотские организации, не предусмотренные приказом № 227, или даже штрафные полки, читатель узнает из специальной главы «Штрафники, штрафбаты, штурмбаты. Сколько их было».