Пролог

Кремль. Центр России. Цитадель власти.

Больше пяти веков эти стены не только надежно скрывают государственные тайны, но и защищают их главных носителей.

А все начиналось вот как…

Алексей Пиманов — автор, продюсер и телеведущий:

— Это было в 1997 году. Я помню, как сначала услышал, что по Останкино ходят двое бывших кадровых сотрудников ФСБ с VHS-ной кассетой. Что вроде бы они предлагают какие-то материалы. В то время наша телекомпания «Останкино», известная телезрителям по программам «Человек и закон», «Здоровье», «Кумиры», «Лубянка», «Документальный детектив» и др., как и многие наши коллеги, сидела без денег. У канала были финансовые проблемы, и найти средства на финансирование новых проектов было объективно трудно. Поэтому когда я узнал, что этим людям предлагают найти спонсоров для производства программы, я не удивился. А когда посмотрел кассету, удивился другому: как коллеги пропустили такой материал?

На пленке были бесценные, на мой взгляд, хроникальные кадры покушения на жизнь Леонида Брежнева, изъятые в 1969 г. сотрудниками 9-го Главного управления КГБ СССР. Там же были кадры следственного эксперимента с участием злоумышленника, который рассказывал обо всех деталях подготовки к теракту и показывал, как он вел себя на месте преступления, как доставал оружие, как стрелял. Обращали на себя внимание ракурсы хроникальных кадров — совершенно необычные планы Кремля, снятые откуда-то сверху, явно с точек, предназначенных не для журналистов. На этой же пленке были запечатлены фотографии, сделанные журналистами в день покушения. На них видны белые вспышки от выстрелов.

Короче говоря, на мой взгляд, материал был бесценным.

— И от вас еще требуют деньги? — удивился я.

Сотрудники развели руками. Вот тогда у нас и созрела идея создания целого сериала, посвященного работе Главного управления охраны. Одним из сотрудников был полковник госбезопасности Валентин Жиляев, который и стал одним из соавторов сериала.

Надо сказать, что первую серию мы делали год. Сначала не знали, с какой стороны подойти к материалу. Мы искали метод. К тому же спецслужбы, помощь которых была нам необходима, поначалу приняли нас не с распростертыми объятиями. Сразу у всех возникал вопрос «зачем?».

Ради какой цели спецслужбы должны были приоткрыть свои секреты, рассказать широкой аудитории о специфике и отчасти методах своей работы? Потом мы вместе поняли: свидетельства людей, охранявших первых лиц государства, бесценны для истории. И метод нашелся. В процессе работы над сериалом мы пришли к одному очень простому правилу: читать очень внимательно документы. Даже те, которые до нас читали десятки, а может быть, и сотни таких же исследователей российской истории. Это первое, а второе — не поддаваться влиянию стереотипов.

Удача нас ждала сразу. В работе над фильмом, посвященным убийству Кирова, я наткнулся на одну деталь, зафиксированную в деле. Меня это поразило — допрос жены Николаева, человека, стрелявшего в Кирова, начался ровно через 8 (восемь!) минут после выстрела. Значит, она была где-то рядом. Это нас натолкнуло на выводы, которые мы сделали в фильме. Вот так документы стали раскрывать нам свои тайны.

Но заговорили не только документы — заговорили люди, которые молчали, — сотрудники спецслужб. Мы даже не могли себе представить, например, что где-то тихо живет человек, который держал в руках сердце Сталина.

Однако фильм делают далеко не один и не два человека, пусть даже очень талантливых. Сценарий пишут авторы, затем в игру вступают режиссер и операторы, редакторы, режиссеры монтажа…

В этой книге собраны сюжеты фильмов, посвященных Сталину, гибели Кирова, покушении на Брежнева, рассказ о трех опалах маршала Жукова и много-много других сюжетов.

Фильмы, выпущенные на первом канале телекомпанией «Останкино» в сериале «Кремль-9», первоначально не претендовали на громкие открытия или скандалы, но в процессе работы они появились. Коллектив авторов ставил перед собой задачу максимально объективно рассказать широкой аудитории телезрителей о человеке, которого называют то отцом народов, то кровавым диктатором. Нас в большей степени интересовали последние годы жизни Сталина, самые последние дни и часы, особенно обстоятельства его смерти, которые и сегодня выглядят весьма загадочными. Пристально вглядываясь в сталинское окружение, в поведение его детей Василия и Светланы, мы старались разобраться, что же является мифом, а что правдой. У нас в руках были совершенно секретные материалы из президентского архива и архива Главного управления охраны. Опираясь в своих изысканиях на рассказы людей, которым правительство доверяло охранять жизнь самого Сталина, и людей из ближайшего окружения, в процессе работы над сериалом мы составляли свое собственное мнение о событиях недавнего прошлого, порой делая и некоторые открытия.

Федеральная служба охраны, люди, курирующие нас, открывали свои секреты, проводили в те места, где не ступала нога штатского человека. На Ближней даче нас впервые завели на кухню. Самую обычную кухню. Только это было на даче, где последние годы жил Сталин. Кто-то обратил внимание на подобие русской печи.

— А это что? Зачем?

Нам ответили. Оказывается, Сталин иногда, когда плохо себя чувствовал, спал на этой печи. По привычке старого каторжанина. На этой же печке он сушил свои валенки. Как простой смертный.

ФСО находило для нас людей, которые на протяжении многих лет хранили молчание, не выступая с мемуарами и не давая интервью, хотя знали очень многое. Например, в работе над последними днями вождя нам помогал Николай Петрович Новик — последний начальник охраны Иосифа Сталина, кадровый разведчик. До поры до времени он просто не имел права говорить о своей работе. Николай Петрович потом признался, что долго думал, идти ему на встречу с нами или нет. Говорить, рассказывать что-то или продолжать молчать. Ведь первая заповедь людей его профессии — молчишь, значит, живешь. Контакт состоялся. Опять думали, как работать, где снимать, и вдруг пришло решение снимать все на сталинской даче. Николай Петрович не был там сорок восемь лет! И вот произошло маленькое чудо — дача разговорила его.

Мы еще не были готовы к съемке. Это довольно длинный и самый, наверное, неинтересный момент — выставлять свет, искать ракурсы, — а Новик вдруг заговорил сразу. Заговорил, как только перешагнул порог Ближней дачи. Операторы начали снимать «репортажно», с плеча, чтобы не упустить этот достаточно волнующий момент.

Потом были еще встречи, и Новик вдруг рассказал нам, как он подолгу гулял по Вене с Вячеславом Молотовым. В Вене Николай Петрович был резидентом советской разведки, и Молотов вдруг разоткровенничался. Наверное, там, в Вене, ему это было сделать проще.

Конечно, многое остается за кадром. Например, работа съемочной группы, которой приходится проявлять чудеса выдержки, смекалки, а порой даже и некоторый героизм. Ну если не героизм, то смелость наверняка. Например, текст ведущего для одного из фильмов мы снимали на крыше знаменитого дома на улице Грановского. Крыша оказалась покатой. Ведущий сидел на коньке — на горизонтальной поверхности, а оператор с камерой буквально висел над улицей, рискуя упасть вниз. Правда, потом об этом каждый раз вспоминали со смехом, а во время съемок было не до него.

Или когда снимали сталинские машины глубокой ночью в Кремле. Пиманов, чтобы добиться от операторов нерва в изображении, все время говорил, что Сталин где-то здесь и обязательно появится. Закончилось это тем, что в полной тишине вдруг все услышали, как хлопнула дверца «ЗИСа» генералиссимуса. Хлопок слышали все ясно, хотя в машине никого не было. Боялись повернуться, чтобы не увидеть Хозяина.

Подобная история произошла и на даче Сталина в ночь пятидесятилетия его смерти.

Алексей Пиманов:

— Я ходил по даче и говорил всем, что тень Сталина по ночам бродит по этим коридорам, что к утру что-то должно произойти. Кто-то смеялся, кто-то испуганно озирался, блуждая в длинных коридорах. Но к утру «что-то» произошло. Мне накануне подарили на день рождения новый мобильный телефон. В четыре утра я вдруг решил позвонить домой. Но телефона в пальто, где я его оставил, не оказалось. Он исчез. На даче Сталина! Все были на взводе и без этого телефона, а тут и вовсе у некоторых началась истерика. Телефон потом, правда, нашли при довольно загадочных обстоятельствах. Вот так я дошутился.

Материалы, предлагаемые вашему вниманию, условно можно назвать литературными сценариями, по которым затем и были сняты фильмы одного из самых рейтинговых телевизионных документальных сериалов — «Кремль-9».

Работая бок о бок с сотрудниками Федеральной службы охраны, мы старались докопаться до истины. Плоды наших изысканий в этой книге, уважаемые читатели!

 

Человек Иосиф Сталин

Говорят, Сталин очень любил песню «Сулико». В конце прошлого века, до того времени, когда был еще Советский Союз, эту песню в исполнении детского хора часто можно было услышать и по радио, и по телевидению. Наверное, по инерции. Сегодня в постсоветской России песню «Сулико» можно услышать разве что в грузинском ресторане. Впрочем, насколько Сталин любил именно эту песню, достоверно неизвестно. Просто существуют определенные штампы в характеристике той или иной исторической фигуры или народа. Например, считается, что вьетнамцы — маленькие, желтокожие и любят рис.

Точно так же принято считать, что Сталин любил вино «Хванчкара», табак из папирос «Герцеговина Флор» и песню «Сулико». В процессе работы над фильмами, посвященными Сталину и его ближайшему окружению, мы поняли, что не все так однозначно, а вернее, что все совсем не однозначно.

В истории нашей страны, кстати сказать, многократно переписанной, существуют и другие догмы, касающиеся фигуры вождя. При его жизни придворные писатели, кинорежиссеры, журналисты, идеологи насаждали образ высокого, размером почти с памятник, доброго, мудрого, любящего детей, бесстрашного и неутомимого руководителя первого в мире государства рабочих и крестьян. После его смерти с легкой руки Никиты Хрущева этот образ заменили на образ маленького, злобного, коварного, рябого, кровожадного тирана, только и думающего, кого бы еще уничтожить за то, что хотят уничтожить его самого.

Мы постарались разобраться, каким же он был — человек Иосиф Сталин.

Вначале казалось, что задача, которую поставила перед собой наша творческая группа, — заново осмыслить события последнего года жизни коммунистического вождя, трудновыполнима. Во-первых, по той причине, что тема ухода Сталина слишком громоздка, чтобы рассмотреть ее со всех сторон за полтора часа — хронометраж двух серий фильма; а во-вторых, потому что за последнее время различные исследователи, казалось, препарировали каждый миллиметр его биографии.

И все-таки нам удалось выбрать собственную, неожиданную версию — с помощью свидетельств очевидцев. Но давайте обо всем по порядку.

Работа над фильмом обычно состоит из нескольких составляющих: интервью с участниками событий, обработка документов, поиск хроникальных материалов в кино- и телеархивах. Каждое направление хранило в себе неожиданности и загадки. Отсматривая хронику, мы удивились: такого Сталина нам видеть не приходилось. Хозяин одной шестой части света, Иосиф Сталин мог, оказывается, позировать перед камерой. Мог сам поправлять стулья перед заседанием, да и вообще, судя по кадрам хроники, был живым, не лишенным чувства юмора человеком.

Десятилетия нам показывали другого Сталина: вот он медленно шагает по своему знаменитому кремлевскому кабинету и тихим уверенным голосом что-то говорит застывшим маршалам и генералам.

Так и слышится его знаменитое:

— А вы, товарищ Жюков…

Мы решили еще раз покопаться в характере и привычках человека Иосифа Сталина по трем причинам.

Первая: перед нами стояла цель — восстановить всю цепь событий.

Вторая: мы хотели понять, что происходило вокруг Сталина незадолго до его ухода. Когда за его спиной уже кипела борьба не на жизнь, а на смерть за место будущего вождя.

Третья: потому что у нас была уникальная возможность представить широкому кругу телезрителей свидетельства людей, которые были непосредственными участниками событий далеких 1952–1953 годов.

Разрабатывая план работы над фильмом, мы разделили его на две части. Во второй речь будет идти непосредственно о борьбе за власть в последний год жизни Сталина, а в первой с помощью редкой хроники и уникальных свидетельств мы решили показать телезрителям и рассказать, как жил, кем был окружен, как себя чувствовал в последний год жизни пожилой семидесятитрехлетний человек — Иосиф Виссарионович Сталин.

И хотя все, кто хоть немного знал Верховного главнокомандующего, утверждают, что у Сталина не было жизни вне политики, интриг и управления страной, мы все-таки попытаемся это сделать.

Чтобы лучше узнать человека, обязательно нужно увидеть его дом. У Сталина дома вроде бы и не было. Сначала он жил в Кремле, потом на разных дачах, и только когда архитектор Мирон Мержанов построил дачу в Кунцево, она стала его домом. Именно на Ближнюю дачу мы и отправились с самого начала. Здесь он обитал последние годы, отсюда в марте 1953 года на санитарной машине увезли тело того, кто был великим Сталиным.

С конца сороковых годов распорядок жизни именно этого дома все больше и больше определял распорядок жизни огромной страны. Здесь проходили ночные обеды с Берией, Маленковым, Хрущевым, Ворошиловым и другими, а по всей стране, от Прибалтики до Дальнего Востока, у телефонов не спали секретари обкомов. Вдруг Хозяин позвонит?

Эта дача не может не стать одной из героинь нашего фильма еще и потому, что дряхлеющий вождь проводил здесь в конце жизни все больше и больше времени.

«Сейчас стоит недалеко от Кунцево мрачный пустой дом, где отец жил последние двадцать лет, после смерти мамы», — пишет Светлана Аллилуева, единственная дочь вождя, его любимица, в своих «Двадцати письмах к другу». И далее она добавляет: «Дом этот, во всяком случае, как-то похож на жизнь этих последних двадцати лет. У меня ничего не связано с ним, я его не любила никогда».

Нашей группе Ближняя дача таковой не показалась, хотя хранители дачи сказали нам вскоре после нашего приезда, описывая ее особенности:

— А вы знаете, что в доме не растут цветы?

Мы не знали, но это факт: цветы там, где последние годы жил Сталин, почему-то не растут. Мы также на знали, что на даче есть бункер, в который Сталин так ни разу и не спустился. Во время бомбежек он сидел на втором этаже, в солярии, и смотрел на Москву. А генералу Власику, умолявшему его спуститься вниз, говорил:

— Спокойно, наша бомба нас найдет…

Или что-то в этом роде.

То, что это место связано с новейшей историей России, ощущаешь сразу, кожей. Ощущаешь ровно в ту секунду, как только попадаешь на огороженную высоким глухим забором территорию.

Первоначально дом был одноэтажный, он стоял среди сада и цветов. Наверху во всю крышу был сделан солярий. Потом дом много раз перестраивали по планам его хозяина. В сорок восьмом году был пристроен второй этаж, позже, в сорок девятом, там был огромный прием в честь китайской делегации. Это было единственный раз, когда второй этаж использовался.

Именно сюда, на Ближнюю дачу, мы привезли человека, молчавшего до последнего времени, — Николая Петровича Новика. Николай Петрович исполнял обязанности начальника охраны Сталина с июля 1952 года по март 1953-го. На этом посту он сменил легендарного генерала Власика. То, как выглядел этот уже далеко не молодой человек, нас поразило. Костюм, галстук, шерстяной пуловер были тщательно подобраны по цвету, рубашка — будто только из магазина, ослепительно белая, с жестким воротником. Нам часто приходилось беседовать с ветеранами спецслужб, но этот человек выделялся из общего ряда. Наверное, сказывались годы, проведенные в Австрии, где Николай Петрович Новик был резидентом нашей разведки.

Это было морозным февральским днем. Николай Петрович вошел в прихожую сталинской дачи, где он не был сорок семь лет. Он начал вспоминать прямо с порога — так захлестнули эмоции. Мы снимали в режиме репортажа, без специального света, звук писали на микрофон, вмонтированный в камеру. Его эмоции остались на пленке.

— Территория изменилась. Я посмотрел — кое-что построили здесь… — непонятно кому, нам или сам себе, сказал Новик.

В годы, когда Николай Новик приступил к своим обязанностям по охране первого лица государства, неплохо было бы на этой даче иметь постоянного врача.

Из журнала посетителей следовало, что с 1950-го по 1953 год резко сократилось число лиц, бывавших на приеме у Хозяина в кремлевском кабинете. Если в предвоенном 1940 году зарегистрировано более двух тысяч посещений, то в 1950 году их было около семисот, в 1952-м и 1953 годах — менее пятисот. В день не больше десяти человек. Длительными стали и перерывы в приемах. В 1950 году такой перерыв составил около пяти месяцев. С первого августа до двадцать второго декабря Сталин никого не принимал в Кремле.

Следующий перерыв длился около полугода — с 9 августа 1951-го по 12 февраля 1952 года. За этим резким снижением активности стояла лишь одна причина — здоровье. На эту тему Сталин уже не мог позволить себе шутить так, как в 1936 году, когда ответил корреспонденту агентства Ассошиэйтед Пресс в Москве, внезапно сообщившему о смерти Сталина:

«Милостивый государь!

Насколько мне известно из сообщений иностранной прессы, я давно уже оставил сей грешный мир и переселился на тот свет. Так как к сообщениям иностранной прессы нельзя не относиться с доверием, если Вы не хотите быть вычеркнутым из списка цивилизованных людей, то прошу верить этим сообщениям и не нарушать моего покоя в тишине потустороннего мира.

С уважением И. Сталин. 26.10.1936 г.».

Вот такой был шутник.

Мы держали в руках историю болезни Сталина Иосифа Виссарионовича, 1879 года рождения. Но она была написана в марте 1953 года, когда консилиум врачей ставил диагноз бывшему уже без сознания вождю. До этого времени Сталин к врачам почти не обращался. Это поразительно, но на территории дачи не было санчасти, там не дежурил врач. Почему — об этом разговор ниже, а сейчас можно только констатировать: все это пагубно сказалось именно в марте 1953-го, когда он нуждался в экстренной медицинской помощи. А так ближайшее окружение отмечало большое количество простудных заболеваний — Сталина постоянно мучила ангина. Существовали и другие недуги, у него явно было повышенное давление — временами у Хозяина было неестественно красное лицо. Еще ходили слухи, что он часто страдал расстройством желудка, это отмечала и Светлана, его дочь. И все это на фоне общего старческого ослабления организма.

Итак, здесь в 1952 году жил пожилой и очень нездоровый человек. Это понимал он сам. Это понимало и его ближайшее окружение.

Старческая немощь и усталость неумолимо давали о себе знать, хотя Сталин тщательно скрывал это от окружающих.

— Был случай, когда он — мне охранники рассказывали — канавку не сумел перешагнуть, так надо было немножко прыгнуть и ухватиться за березку; если бы не ухватился, упал бы. Охранник не может быть так близко, чтобы даже в таких случаях подхватить. Мог бы упасть, и он сказал: «Вот проклятая старость!» Прокомментировал: «Проклятая старость!»

Этот эпизод рассказал Николай Петрович Новик.

Мы так подробно остановились на теме здоровья Сталина, потому что именно оно послужило толчком к началу интриг в его ближайшем окружении. Друг друга они уничтожали давно, а вот о том, кто будет первым после смерти Хозяина, серьезно задумались именно тогда, в начале пятидесятых. Тем более что у них была веская причина сильно испугаться.

«Вы все состарились! Я вас заменю!» — крикнул сотрапезникам Сталин поздно ночью за ужином в конце 1951 года.

Товарищи по партии слишком хорошо его знали, чтобы не задуматься о своем самом ближайшем будущем. Не та ли ночь послужила толчком к странной цепи событий, сопровождавших последний год жизни Сталина? От слежки за семьей Сталина до интриг на XIX съезде партии, от ареста преданнейшего Власика до странного поведения примчавшихся на дачу Берии и Маленкова, так и не оказавших помощи упавшему на пол Хозяину 1 марта 1953 года. Впрочем, обо всем этом мы еще подробно расскажем ниже, а пока имеет смысл изучить быт Ближней дачи — основного места событий последнего года жизни Сталина.

И все-таки — дом

Когда попадаешь на дачу в первый раз, сразу же ощущаешь незримое присутствие Хозяина. Здесь почти все так, как было при его жизни.

Более того, обслуживающий персонал утверждает, что дух Хозяина живет на этой даче. Нам неоднократно приходилось снимать по ночам, и мы на собственной шкуре убедились в правдивости этих утверждений.

Сталин, как правило, жил в комнате, которую все называли «малой столовой». Он спал на кушетке, там ему стелили постель. А большой обеденный стол обычно был завален бумагами. Часто он перекусывал за этим же столом. Накрывали на краю. Сдвигали бумаги, стелили скатерть, приносили какие-то бутерброды, чай. На столе стояли и стоят сегодня несколько телефонов, по которым Сталин мог связаться с внешним миром: один был обычным городским телефоном, а другой — аппаратом прямого вызова. На нем нет диска набора.

Еще один телефон — коммутация правительственной связи. В буфете стояла посуда, хранились медикаменты, которые Сталин, по воспоминаниям дочери, выбирал сам. Медикаменты… Мы еще вернемся к ним, когда будем описывать события, происходящие в стране. Именно в 1952 году, когда началось «дело врачей», это обычное слово было приравнено, как сказал поэт, «к штыку». Или к любому другому орудию убийства. Но пока речь не об этом. Просто мы хотим сказать, что в этом шкафу находилась обыкновенная аптечка необыкновенного человека.

Что еще было в этой малой столовой? Камин, ковер — предметы роскоши, как их понимал Хозяин этого дома. Вот и получается, что рабочий кабинет, столовая, комната отдыха и спальня были одним и тем же помещением — все, как сказали бы сегодня, в одном флаконе, — и меняли свое название в зависимости от того, что делал Сталин: работал или обедал, отдыхал или принимал визитеров.

Здесь стоит сказать об удивительном сталинском противоречии. С одной стороны, многочисленные дачи в Подмосковье и на юге, где он не бывал годами, но при этом там находился полный штат обслуги, с другой — поразительная личная непритязательность. С одной стороны, доставленная самолетом астраханская селедка и роскошный образ жизни сына Василия, с другой…

Седьмого ноября 1952 года исполнялось тридцать пять лет Октябрьской революции. Недели за две до праздников хозяйственники обнаружили, что бекеша Сталина (это такая шинель, подбитая мехом) пришла в негодность.

Николай Новик:

— Конечно, там подкладка уже вытерлась. Там мех какой-то недорогой, я даже не знаю, какого зверя; он действительно на боках и рукавах очень здорово вытерся. И мне говорят, что надо заказать по этому же размеру точно такую же, такого же цвета. Все такое, ну вроде бы так — подменить и немножко обмануть, что ли, Сталина. Вот. Они меня спрашивают: «Как надо это сделать?». Я говорю: «Нет, я на это не могу пойти».

Чтобы было понятно, «они» — это сотрудники охраны дачи Сталина.

Потом «они» долго обсуждали варианты: заказывать — не заказывать, сделать тайком или поставить в известность охраняемое лицо? Нашли Соломоново решение: все-таки решили заказать новую бекешу и за разрешением отправились к Хозяину. В течение полутора минут Сталин внимательно осматривал вещь, указал, где надо подремонтировать, и дал понять, что никаких обсуждений новой покупки не будет.

— Он на гардероб свой не обращал никакого внимания, — продолжал рассказ Николай Петрович. — И в данном случае он только сказал, что я же пару раз в году надеваю только эту бекешу, и зачем шить? Я там заикнулся, что, может, лучше сшить, но он это отверг.

Когда после смерти Сталина на Ближней даче описывали имущество, одним из первых личный гардероб вождя увидел начальник отдела Управления охраны МГБ СССР, в то время полковник, Николай Захаров. Его интервью мы тоже записали, когда готовили к выпуску этот фильм.

Вот что он рассказал нам. Мы оставляем речь наших героев точно такой же, как ее зафиксировала телекамера.

— Все-таки интересный штрих: когда я открыл гардероб, посмотрел и думаю: «Чеж я мож!» Я хотя и небольшой тогда еще был начальник, не успел, но, думаю, я богаче. Ха!

В платяном шкафу Сталина висели два френча, шинель. Что еще запомнил Захаров?

— Значит, ботинки стоят одни, видно, там, где он обувался. Так… и что так?.. да… валенки, двое валенок. Одни — новенькие, белые, новенькие; вторые — подшитые. Новенькие не одеты ни разу. Все!..

Именно в малой столовой вечером 1 марта Сталина найдут лежащим на полу. Из малой столовой можно выйти в прихожую. Из прихожей виден большой зал. В нем принимали гостей, здесь Хозяин обедал с членами Политбюро, попутно решая судьбы страны. А может быть, они решали судьбы страны, попутно обедая. Кому как нравится.

«В просторной, без украшений, но отделанной со вкусом столовой на передней половине длинного стола были расставлены разнообразные блюда в подогретых и покрытых крышками тяжелых серебряных мисках, а также напитки и другая посуда, — писал Милован Джилас, соратник Тито, второй человек в югославской иерархии. — Каждый обслуживал себя сам и садился, куда хотел, вокруг свободной половины стола. Сталин никогда не сидел во главе, но всегда садился на один и тот же стул: первый слева от главы стола».

Нам показали тот самый стул, на который всегда садился Хозяин. Но, зная обычаи властей предержащих, позволим себе усомниться в том, что у членов Политбюро не было постоянных мест. Наверняка каждый знал, как близко к Генеральному секретарю ему можно садиться и кто может сидеть непосредственно рядом с ним.

Но вернемся к описанию ужина…

«Выбор еды и напитков был огромным — преобладали мясные блюда и разные сорта водки. Такой ужин обычно длился по шесть и более часов — от десяти вечера до четырех-пяти утра. Ели-пили не спеша, под непринужденный разговор, который от шуток и анекдотов переходил на самые серьезные политические и даже философские темы.

Сталин поглощал количество еды, огромное даже для более крупного человека. Чаще всего это были мясные блюда — здесь чувствовалось его горское происхождение», — сообщает далее Джилас.

С этим описанием Джиласа не соглашается начальник 6-го отдела 9-го Управления охраны полковник КГБ Геннадий Николаевич Коломенцев. Он долгое время возглавлял службу, обеспечивающую безопасность питания руководителей партии и правительства. Все питание Сталина, когда он находился на работе и дома, обеспечивал именно его шестой отдел. Уж он-то точно знает, что ел и что пил Иосиф Виссарионович.

— Вот некоторые говорят, что Сталин по национальности грузин, значит, любил грузинскую кухню. Это неправда. Он по существу ведь вырос среди русских людей, он привык к русской кухне. Любил простую русскую еду: блины да самую простую картошку в мундире, запеченную в духовке.

И еще маленькая деталь по поводу его грузинских корней. Вот что пишет Светлана Аллилуева в своей книге о детских годах:

«Брат мой Василий как-то сказал мне в те дни: «А знаешь, наш отец раньше был грузином». Мне было шесть лет, и я не знала, что это такое — «быть грузином». Он пояснил: «Они ходили в черкесках и резали всех кинжалами».

А сейчас мы снова вернемся на ужин, описанный Джиласом, который, справедливости ради заметим, происходил в середине сороковых годов. Но такие ужины или обеды, как их принято называть в Европе, продолжались до самой смерти вождя. Именно после такого обеда в марте пятьдесят третьего Сталин не проснулся утром, как обычно. Но об этом позже, а сейчас читаем, что пишет Джилас:

«Пил он скорее умеренно, чаще всего смешивая в небольших бокалах красное вино и водку».

Здесь Джилас ошибается. В своих воспоминаниях генерал армии Штеменко описал случай, как на таком обеде он решил отведать водки, которую пил Сталин, наливая ее себе из графина. Как истинно русский человек, считающий, что у соседа все лучше (тем более у такого!), бывший начальник штаба Советской Армии решил непременно попробовать этой особой водки. Вот что он пишет в своих мемуарах:

«Когда Сталин встал, чтобы сменить тарелку, я быстро схватил заветный графин и налил полную рюмку. Чтобы соблюсти приличия, дождался очередного тоста и выпил… Вода!»

Восклицательный знак.

Да и тот же Коломенцев говорит, что:

— Сталин в этом отношении был очень трезвый человек. Он любил вот такие домашние легкие вина. Были двое крестьян в Абхазии, у которых мы всегда закупали вина. Отправляли самолет и привозили. Для кого — никто не знал.

Приводим этот факт, чтобы еще раз подчеркнуть, как все субъективно. Тот же Джилас пишет, что Сталин ел очень много, а вот Анри Барбюс писал, что Сталин отщипывал маленькие кусочки; кстати, это подтверждает и Светлана. Цитируем дословно:

«…Он ел совсем мало, что-то ковырял и отщипывал по крошкам».

Однако дальше добавляет:

«…Но стол должен был быть уставлен едой. Таково было правило».

Длинный стол со стульями замерли в ожидании очередного ночного обеда, но после смерти Хозяина на этот стол больше ни разу не накрывали.

Из большого зала можно попасть в кабинет, совмещенный со спальней. Одноместная кровать холостяка-аскета. Всюду коричнево-красные тона. Вот и все комнаты, в которых обитал Сталин. А еще из большого зала можно выйти на веранду, которая была пристроена в последние годы. Сталин любил ее, но больше всего времени проводил на маленькой западной терраске. Летом здесь дольше всего было видно солнце. Еще Хозяин любил, чтобы в лесу были беседки с крышами и без или просто чтобы на деревянном настиле стоял стол, а рядом плетеная лежанка или шезлонг. Он всегда любил гулять по парку.

«Сад, цветы и лес вокруг — это было самое любимое развлечение отца, его отдых и интерес, — пишет дочь. — Сам он никогда не копал землю, не брал в руки лопаты, как это делают истинные любители садоводства. Но он любил, чтобы все было возделано, убрано, чтобы все цвело…»

Из всех окон виден лес, в котором, собственно, и расположена дача. Сталин любил гулять по лесу. Когда строились дома, он сам показывал, где устраивать просеки, какие кусты сажать, какие деревья вырубать. Прогуливаясь, мог остановиться возле охранника и задать какой-нибудь каверзный вопрос.

Из прихожей вправо идет длинный коридор. Эту часть Ближней дачи до нас не снимал еще никто. В этой части дома располагались обслуга и охрана. В одной из комнат пульт, по которому с помощью датчиков, вмонтированных в двери, охрана могла отслеживать перемещения Хозяина внутри дома. А вот кухня тогда, в пятьдесят втором, считалась стратегическим объектом. И не случайно — Сталин боялся отравления. А самым простым путем отправить человека на тот свет при помощи яда во все века было отравление пищи.

— Все продукты направлялись со спецбазы, которая в то время еще находилась в Варсонофьевском переулке, — вновь свидетельствует начальник 6-го отдела 9-го управления Геннадий Николаевич Коломенцев — отдела, который отвечал за безопасность питания высшего руководства страны. — Вся продукция, которая поступала для руководителей партии и правительства, проходила очень тщательную проверку. У нас большая система была. — Здесь мы еще раз напомним, что воспроизводим речь наших героев в точности, как ее зафиксировала пленка. — Ну, об этой системе я говорить не могу, поскольку она и до сих пор считается секретной. Но мы давали полную гарантию, что те продукты, которые направляем охраняемым, та пища, которая готовится на особой кухне, совершенно безопасна. То есть вопрос о том, чтобы отравить через это… Это было исключено полностью.

Геннадий Николаевич Коломенцев — высокий худой лысоватый человек. Во время службы находился рядом с дефицитными продуктами, напитками, сигаретами. Его ведомство, например, готовило специальные сигареты «Новость» для Л. И. Брежнева с пониженным содержанием никотина, а позже тридцатиградусный армянский коньяк для того же Генерального секретаря. О самом Коломенцеве шутники говорили, что у него всегда в карманах было две пачки сигарет: «Мальборо» для себя и «Ява» для любителей стрельнуть. Но вернемся на дачу — к боязни Верховного главнокомандующего быть отравленным.

— Когда Сталин находился на работе, в Кремле, питание он получал с особой кухни, — продолжает Коломенцев. — Все туда привозилось в опломбированных термосах, там был буфет, там была подавальщица, которая принимала эти термоса, подогревала, когда необходимо было, Сталину подавала.

У Сталина же, по воспоминаниям Хрущева, были свои методы проверки качества и пригодности пищи. Осмотрев предложенный репертуар блюд, он намекал окружению, которое из них ему более всего приглянулось. И вот тогда Анастас Иванович Микоян или сам мемуарист первыми пробовали указанное блюдо, а затем подтверждали, что Хозяин, как всегда, не ошибся в своем выборе. Так пишет Хрущев. К правдивости его воспоминаний мы еще вернемся, а пока пойдем дальше.

Итак, пища отпадала, оставались медикаменты, пуля и аэрозоли. История спецслужб знает, что таким способом неоднократно устранялись неугодные лица.

Живший почти постоянно на даче, окруженный десятком охранников, Сталин в полной безопасности себя не ощущал. Тем более после того, как в результате сложнейшей закулисной борьбы он вынужден был убрать своего многолетнего начальника охраны генерала Власика. О том, что стояло за отстранением Власика, вы также узнаете позже, а пока еще одно свидетельство того, насколько неспокойно ощущал себя в этот год хозяин страны вообще и хозяин кунцевской дачи в частности.

Было у Сталина небольшое хобби — вино собственного изготовления. На Ближней даче в подвале хранили трехлитровые бутыли с грузинским вином (заметим вскользь, совсем не с «Хванчкарой»), в которые хозяйственники, по указанию Сталина, добавляли те или иные ягоды. После чего бутылки запечатывали и на какое-то время оставляли. Правда, при этом записывали число. Через какое-то время бутылки распечатывали, вино процеживали и опять закрывали бутылки. И вот однажды последовал приказ Хозяина, который для сотрудников охраны стал весьма неожиданным. Мы вновь обращаемся к расшифровке интервью генерала Новика:

— Такой был случай. Мне хозяйственник доложил, что Сталин его вызвал и сказал, чтобы все бутылки, которые там заготовлены, уничтожить. Я сказал, что подождал бы с выполнением, потянул бы. А это как будет выглядеть? Я говорю, ну, потом можно будет как-то оправдаться. Вот.

Уничтожить — это одна минута. Молотком ударь по бутылке — и все. Потом, дней через восемь, он вызывает хозяйственника и говорит: «Вы уничтожили все?» Он говорит: «Товарищ Сталин, еще не успели». — «Оставьте!»

«Оставьте!» — это сказал Сталин. Почему-то вдруг он передумал.

Итак — и это мы можем утверждать наверняка, — Сталин боялся. Он был далеко не глупым человеком и очень хорошо знал свое окружение. До поры до времени он держал дорогих соратников мертвой хваткой. Но по мере того, как слабел он сам, слабела и его хватка. Они не могли этого не почувствовать. Именно поэтому начали загодя готовиться к его уходу. Ставкой в этой игре была абсолютная, безграничная власть. Не мог не чувствовать этого и Сталин. Похоже, именно поэтому он взорвется осенью пятьдесят второго на знаменитом пленуме ЦК.

— Вот, например, охранник нашел на дорожке, на одной из дорожек, пулю, — вновь рассказывает генерал Новик, — которая воткнулась примерно на полсантиметра в асфальт, в асфальтовую дорожку, которая летом вообще нагревается и становится более мягкой.

Это было крупным ЧП. Пулю сразу же отправили на баллистическую экспертизу, и уже через два часа стало известно, что выстрел произведен из винтовки со стороны Воробьевых гор. Там, на строительстве университета, работали заключенные. За ними наблюдала охрана, вооруженная винтовками. По выводам экспертизы, выстрел был случайным. И хотя начальник личной охраны Сталина рекомендовал осудить охранника условно, это не возымело никакого действия. Стрельнувший солдатик получил три года.

— Я не знаю, правда, не следил потом, сколько он сидел, — закончил рассказ эпизода генерал Новик.

Вот такой немного странный, но очень характерный эпизод. Он лишний раз доказывает, какое внимание уделялось и на этой даче, и вне ее территории безопасности Сталина. Великолепно отлаженная Власиком, особенно в военные годы, система не давала сбоев. Учитывая то, сколько врагов было у Сталина внутри страны и за рубежом, остается только удивляться, что, кроме случайного обстрела катера во время морской прогулки в тридцатых годах, не известно ни одной попытки покушения на жизнь отца народов.

И еще один штрих к портрету вождя на фоне пятьдесят второго года, на семьдесят третьем году его жизни. Нам очень хотелось бы понять, что стояло за почти неадекватной реакцией дряхлеющего вождя — страх, высокомерие или элементарное мужское желание не сдаваться «проклятой старости»? Сталин никогда не позволял себе помогать. Хотя, казалось бы, что зазорного в том, чтобы поправить пожилому человеку замятую галошу или завернувшийся воротник?

— У него лацкан как-то завернулся, — начал рассказывать следующий эпизод Николай Петрович Новик. — Он не обратил внимания, но это очень вид портило. И Ворошилов попытался этот лацкан поправить. Он ему по руке: «Я сам!» Одним словом, он не любил, чтобы кто-то участвовал в этой части.

В последние годы Сталин жил в постоянной тревоге. Его настораживали совершенно безобидные вещи и что-то очень угнетало. Даже частые полушутливые утренние обращения к охране всегда имели двойное дно. Он не давал людям, окружавшим его, расслабиться ни на секунду. Почти каждое утро Сталин выходил в парк и интересовался у встреченного им охранника, какая сейчас температура. Затем, гуляя, обращался еще к трем-четырем офицерам с тем же вопросом, как бы проверяя их бдительность. Надо сказать, что Сталин всегда определял температуру воздуха точнее, чем его охрана. В результате руководством охраны было решено повесить термометры чуть ли не на каждом дереве.

Николай Новик:

— Вот расстояния, это тоже имело место. Он мог охранника спросить: как вы думаете, как вот отсюда вон до того дерева, вон до той березы, сколько метров? Ну, один говорит, такое там, такое расстояние. Он говорит, а я думаю столько-то. Измерим. Начали искать рулетку — ни у кого нет. Конечно, нашли рулетку, но после этого у каждого охранника было по рулетке в кармане. Так. Это уже похоже на какой-то, так сказать, розыгрыш. Но на самом деле… Вот иногда такая разрядка какая-то была у него.

Семья

Сказать, что Сталин был несчастен в личной жизни, — это значит ничего не сказать. Он так и не смог забыть самоубийство жены.

На праздничном банкете в честь пятнадцатой годовщины Великого октября видный советский функционер, грузин по национальности, сказал своей жене:

— Эй ты, пей!

На что жена, студентка Промышленной академии, факультета искусственного волокна, с неясными национальными корнями (в ее роду были русские, украинцы, цыгане, немцы и грузины, кстати, тоже) ответила мужу:

— Я тебе не эй!..

После чего встала и при всех ушла из-за стола.

Рано утром следующего дня ее нашли в луже крови возле своей постели. В ее руке был дамский револьвер «вальтер». Этот револьвер ей когда-то привез ее брат из Берлина. Имя этой студентки было Надежда Аллилуева. Она была на двадцать два года младше мужа.

Надежда Сергеевна была второй и последней женой Иосифа Сталина. Больше он никогда не женится.

К началу пятьдесят второго года у Сталина было двое детей. Дочь Светлана и сын Василий. Когда-то у Верховного главнокомандующего был еще один сын — Яков. В самом начале войны Яков попал в плен, где и погиб в 1943 году. Вернее, так считалось до последнего времени.

Светлана пишет, что Сталин узнал о смерти старшего сына в 1945 году. Он сказал дочери:

«Яшу расстреляли немцы. Я получил письмо от бельгийского офицера, принца, что ли, с соболезнованием — он был очевидцем…»

Дальше она пишет:

«Отцу было тяжко, он не хотел долго задерживаться на этой теме».

Можно лишь догадываться, что творилось в его душе, когда пришло сообщение о гибели в немецком лагере старшего сына Якова, и лишь предполагать, что чувствовал генералиссимус Сталин, когда полетел под откос, спиваясь все больше и больше, генерал авиации Василий Сталин. Ну а что касается младшей, Светланы, то Иосиф Сталин так до конца не принял ни одного ее романа, а тем более замужества.

Это была очень странная и, по большому счету, очень несчастная семья. Например, вот как отец поздравил своего сына Василия с первой женитьбой. Телеграмма пришла на правительственном бланке, и значилось в ней следующее:

«Что ты спрашиваешь у меня разрешения? Женился — черт с тобой! Жалею ее, что она вышла замуж за такого дурака».

Или вот такое воспоминание Светланы:

«Странно, мой отец из своих восьми внуков знал и видел только троих — моих детей и дочь Яши».

Это была очень странная семья, которой, по мнению членов этой семьи, вроде как бы и не было.

Зато до нас дошел семейный архив. Причем не простой, а фото- и кинодокументов. В нашем фильме кадры из этого архива впервые увидели миллионы телезрителей. Фотокорреспондентом и кинооператором был один и тот же человек — начальник личной охраны Сталина генерал Власик. Проработав с Хозяином свыше 20 лет, Николай Власик был почти членом семьи. Во всяком случае, семья Власика и дети Сталина часто общались.

Увидев эти кадры, мы решили разыскать дочь начальника Главного управления охраны МГБ СССР генерал-лейтенанта Власика.

Надежда Николаевна Власик-Михайлова — тихая интеллигентная женщина, живущая в типовой двухкомнатной квартире недалеко от Тишинской площади. Она хорошо помнит и Василия Сталина, и Светлану. О Василии вспоминает очень хорошо.

— Человек Василий был очень открытый, добрый, искренний. Не знаю — я его очень любила. С детства. Василий — открытый был человек. Я помню, однажды он приехал даже на мой день рождения. Вот мне было 16 лет, хорошо помню. И он такой был нетрезвый, мягко выражаясь, что ему даже стало плохо. Его пришлось там уложить, вот, вызвать врача. Ну что делать, это уже была болезнь.

У дочери Сталина, по словам Надежды Власик, Светланы, характер был другой. Замкнутая, молчаливая, она мало располагала к дружескому общению даже таких близких людей.

Итак, тот самый Власик, которого Сталин вначале отстранит от дел, а затем и даст арестовать в декабре 1952 года, очень любил снимать. Вначале фотоаппаратом, а затем и кинокамерой.

Вот Василий и Светлана сходят с трапа самолета. Светлана раскованна, она в кругу своих, даже показывает Власику язык. А вот Василий и Светлана на берегу моря. Василий, как всегда, галантен. Тем более по отношению к сестре. На других кадрах — Василий на морской охоте, в катере. Он не в робе или гимнастерке, он в ночной пижаме. Не будем гадать, что делал он перед тем, как сесть в катер.

Теперь на дачной аллее Светлана с детьми, теми самыми внуками Иосифа Сталина, из которых отец народов видел, как выяснилось, лишь троих. Эти кадры уникальны тем, что никто никогда не показывал молодую Светлану Аллилуеву. Телезрители смогли увидеть в первый раз, какой она была в то время.

Единственные постановочные кадры, снятые явно для истории: Василий Сталин в тире. Характерная музыка, серьезный Василий. Обращают на себя внимание то, как он держит оружие, и вставленный монтажом кадр с отметкой на мишени в районе «яблочка». Правда, на стоп-кадре видно, что дырки от пули на мишени нет.

Но в то время о стоп-кадре еще не знали.

Возьмем на себя смелость еще раз сказать, что семьи в обычном понимании этого слова после смерти жены у Сталина не было. Даже в последний день рождения, 21 декабря 1952 года, приехав к отцу на Ближнюю дачу, сын так и не смог нормально поздравить отца.

В этот день Василий привез Сталину красивый подарочный набор инструментов. Все знали, что Иосиф Виссарионович никакими поделками не увлекается — ему просто некогда. Поэтому подарок оказался заранее ненужным, дежурным. Пьяного сына Сталин попросил покинуть дачу.

Далее цитируем то, что сказал перед телекамерой генерал Новик:

— И когда сын ушел, Сталин стоял, сложив руки впереди перед собой, и так голову набок склонил, и качал головой. С таким грустным видом. Это был сын подшофе, так, мягко выражаясь, с утра уже. Ну что… Он этот подарок бросил на стол. Сталин его не принял.

Это была их последняя встреча.

В пятьдесят втором году второму сыну Сталина, Василию, исполнился тридцать один год. К этому времени он успел дослужиться до генерала и стать командующим авиацией Московского военного округа. Василий был помешан на спорте, слыл меценатом, лично курировал футбольную команду ВВС и наблюдал за подготовкой первых советских олимпийцев. Кроме этого, Василий Сталин лично командовал воздушными парадами, которые были так популярны в Москве.

Во время войны, вопреки воле отца, Василий добился отправки на фронт и честно заслужил свой первый боевой орден Красного Знамени.

Василия Сталин всегда считал оболтусом, Светлану он любил больше. Только виделись они в последнее время нечасто — сказывались последствия ссоры во время первого замужества. О характере их взаимоотношений в то время говорит тот факт, что Светлана никогда не могла увидеться с отцом просто так. Никогда не могла без предупреждения приехать к отцу на дачу. Она даже не могла напрямую позвонить Сталину. Именно поэтому она пишет отцу письмо, в котором просит о встрече. Когда мы будем рассказывать о Светлане, мы остановимся на их взаимоотношениях более подробно, а сейчас отметим, что, по словам Светланы, в начале марта 1953 года она почувствовала, что с отцом происходит что-то неладное, но попала на Ближнюю дачу лишь тогда, когда за ней отправили машину. Светлана увидела отца лишь на смертном одре…

Об одной из последних встреч она написала потом в книге:

«Это был предпоследний раз, когда я видела его до смерти, — за четыре месяца до нее…

Почему я вдруг вспоминаю именно этот вечер? Потому что это был вообще единственный раз, когда я была вместе с отцом и своими двумя детьми. Было славно: он угощал детей вином (кавказская привычка) — они не отказывались, не капризничали…

Хотел ли он, чтобы мы были вместе? Было ли ему приятно с нами? Вероятно. Но он устал под конец. Он привык к свободному одиночеству. Мы уже были так разобщены с ним жизнью, что было бы невозможно соединить нас в какое-то общее существование, в какую-то видимость семьи…»

Однако рядом со Сталиным все-таки были люди, которые общались с ним постоянно. Не по его работе в политбюро, а по долгу службы своей. Эти люди для Генералиссимуса в каком-то смысле и были семьей, которой у Иосифа Джугашвили на самом деле не было.

Валентина Истомина, сестра-хозяйка Ближней дачи, была одной из тех, кто общался с Хозяином довольно часто и довольно близко. Вот что говорил Молотов писателю Феликсу Чуеву:

«В разные периоды разные были люди. Грузинка одна старая была. Потом Валентина Истомина… Это уже на даче. Приносила посуду. А если была женой, кому какое дело?»

«Валечка за последние годы знала о нем куда больше и видела больше, чем я, жившая далеко и отчужденно», — констатирует дочь Светлана.

Валя Истомина позволила себе проявление обычных человеческих чувств, когда стало понятно, что человека Иосифа Сталина больше нет в живых. Оплакивала она его как родного и близкого человека. Рыдала в голос, причитала, как обыкновенная деревенская женщина.

Конечно, этот человек, взявший себе псевдоним Сталин, не был отлит из металла, хотя довольно часто ему хотелось дать понять своему окружению, что дело обстоит именно таким образом.

Сестра-хозяйка, комендант дачи, охрана — вот с кем общался Хозяин ежедневно.

Иногда без всяких дел.

Заканчивался 1952 год — начинался 1953-й. Сталину оставалось жить всего два месяца. Первого марта в малой столовой, потянувшись за бутылкой «Боржоми», он упадет без сознания и больше уже не встанет. Несмотря на огромный штат охраны, помощь к нему придет с колоссальным опозданием. В самый важный для его жизни момент Сталин окажется заложником своей собственной системы отношений с ближним окружением. Он сам ее выстраивал не один год. Этот случай стал последним, но он не был первым.

— В бане то есть была действительно такая тяжелая, я бы сказал, история. Парился Сталин нечасто, но все-таки обычай в субботу баньку принять у него остался, — рассказывал генерал Новик.

Обычно эта процедура занимала у него не более часа — часа десяти минут. Но однажды он задержался на 15 минут…

— Ну вот, все дело пошло совсем не так, как раньше, — продолжал Новик. — Но ведь 20 минут, 30 минут нет…

В бане царила тишина. Дежурный доложил начальнику личной охраны Сталина Новику, когда задержка достигла 35 минут. Новик доложил министру госбезопасности Игнатьеву.

— Игнатьев тут же доложил Маленкову. При мне позвонил. И меня отправил туда и сказал, что я буду сам связываться с ним, с Игнатьевым, прямо на месте.

Только через 46 минут было принято решение взламывать дверь.

— Вот я и еще прикрепленный — первый прикрепленный должны. Вдвоем. Ну, надо взламывать, потому что там крючок.

Когда начальник охраны и дежурный с фомкой в руках подходили к двери, она неожиданно распахнулась… На пороге стоял заспанный Сталин…

— Так смотрит, довольно заспанными глазами. Мы подтянулись, как положено офицерам. «Здравия желаю!» — сказали. Он так головой помахал. Ну, конечно, он у нас орудия не видел. Орудие это было, по сути, фомка. Но это, я вам скажу, стоило мне это не один год жизни! Я вам не рисуясь говорю… Потому что тут же, у тебя на глазах, что может быть? Я как вспоминаю сейчас, мурашки по коже…

Случай в бане лишь один из череды неизвестных ранее событий и подробностей последних месяцев жизни Иосифа Сталина, о которых после 47 лет молчания впервые рассказал в нашем фильме генерал-майор КГБ СССР Николай Новик.

На этот раз обошлось, но как похоже это на то, что случилось затем 1 марта 1953 года. Впрочем, о политических интригах вокруг Сталина, о трагической судьбе Власика, о том, что стояло за знаменитым «делом врачей» и какую судьбу готовил уходящий Сталин своему ближайшему окружению — в следующей серии нашего фильма.

Именно такими словами закончилась первая серия фильма о последнем годе жизни Сталина.

 

Жизнь после жизни

21 декабря 2000 года люди, случайно оказавшиеся на Калининском проспекте, удивленно останавливались, глядя на живописную кавалькаду машин, двигающуюся по резервной полосе точно посередине дороги. Впереди с включенными мигалками и сиреной шла машина ГАИ, за ней «ЗИЛ» сопровождения из гаража особого назначения (кстати, рассказ о нем еще впереди). Затем шел блестящий, будто бы только с конвейера завода имени Сталина знаменитый «ЗИС-110», затем американский «Паккард», служивший в сороковые годы в том же правительственном гараже. А замыкали колонну еще два «ЗИЛа» сопровождения из президентского гаража. В каждой машине, кроме водителей, было по одному участнику съемочной группы «Кремль-9». Продюсер, автор и ведущий Алексей Пиманов ехал в сталинском «ЗИСе», режиссер программы Максим Иванников ехал на «Паккарде», а в остальных машинах расположились представители пресс-службы ФСО и соавторы сценария. Машины направлялись на Ближнюю дачу Сталина.

Работа над второй серией фильма снова шла на сталинской даче, расположенной в Кунцево, в сороковых годах — ближнем Подмосковье, а сегодня в черте Москвы. Мы проделали тот самый путь, который проделывал почти ежедневно, возвращаясь из Кремля, главный герой нашего фильма Иосиф Сталин. Для нас даже открыли главные ворота дачи, которые не открывались чуть ли не пятьдесят лет. По красивой лесной дороге уже ехали с включенными фарами. Гуляющие в лесу пожилые люди, осведомленные, кто жил за этими зелеными воротами и на какой машине ездил хозяин кунцевской дачи, удивленно переглядывались. Уж не мерещилось ли им все происходящее? По странному стечению обстоятельств съемка эта происходила еще и в день рождения Сталина. В этот день исполнялся 121 год со дня его рождения. Поверьте нам на слово: все действительно произошло случайно. И поняли мы, что тревожим дух Хозяина в его доме в день рождения, только задним числом.

Ну а теперь, собственно, к содержанию фильма.

В первой серии мы рассказали, как не очень здоровый, одинокий, пожилой мужчина, когда-то бывший грузином Иосифом Джугашвили и ставший волею судеб, наверное, русским и Отцом народов товарищем Сталиным, вошел в последний год своей жизни. Мы постарались как можно более подробно восстановить распорядок и образ жизни вождя в последний год. Это позволило сделать вывод: в 1952 году на этой даче почти безвылазно жил очень одинокий человек, опасавшийся за свою жизнь. Прежде всего потому, что чувствовал ту скрытую борьбу, которая уже разворачивалась в его ближайшем окружении за место будущего вождя.

Полубог для большинства людей, Сталин в глазах своего окружения таковым не являлся. Кто-то знал его еще как Кобу, на глазах других он превращался из Иосифа Джугашвили в великого вождя, кто-то видел и знал его слабости, кто-то успел изучить его привычки. Именно поэтому полубогом для партийных соратников он не мог являться по определению. Не здесь ли находятся истоки великой партийной бойни, учиненной Сталиным в 30-х годах?

Уничтожал он прежде всего тех, кто никогда не смог бы принять до конца неожиданную лидирующую роль Кобы. Наверное, Сталин понимал, что воспитанные так же, как он, его соратники по революции, многие из которых были обижены им, рано или поздно постараются его уничтожить, если, конечно, он их не опередит. Не щадил он даже родственников.

Как-то на вопрос дочери, почему он упрятал в лагеря ее теток, Сталин ответил: «Слишком много знали». И таких людей вокруг него было много. Очень много.

Звездный час Иосифа Сталина пробил в сорок пятом году. Ко всем прочим званиям и прозвищам добавилось еще одно — великий полководец — победитель фашизма. Да, после войны Сталин находился в зените славы и могущества. Как хорошо было бы встретить этот период жизни молодым, полным сил человеком. Но судьба распорядилась иначе. Триумфатор был уже пожилым, нездоровым, уставшим от бесконечной борьбы человеком. К тому же, сокрушив смертельно опасного внешнего врага, он не чувствовал себя в безопасности внутри своей собственной страны. Понимая, что угроза его абсолютной власти исходит с двух сторон: от генералов и маршалов, делящих с ним славу победителей последней войны и очень популярных в народе, с одной стороны, и ближнего круга, опиравшегося на спецслужбы и боящегося новых партийных чисток, — с другой.

И совсем неважно, насколько реальной была эта угроза.

Опытный и коварный политический игрок, в начале пятидесятых он начинал разыгрывать новую шахматную партию, в финале которой в стане противников, по его планам, явно не будет хватать многих «тяжелых фигур». Однако Сталин не учел, что в комбинацию, которую разыгрывал в последний год своей жизни Генералиссимус, включились и другие игроки. Причем настолько сильные, что порой Хозяин сам был фигурой на этой шахматной доске.

Есть такая партия…

Итак, тотальное прослушивание квартир Жукова и других представителей высшего генералитета не было случайным.

Вот документы, которые мы обнаружили, работая над фильмом.

«Совершенно секретно!

Тов. Маленкову.

По вопросу об установлении аппаратуры подслушивания в доме 13 по ул. Грановского. Докладываем: в архивных материалах 1-го спец. отдела МВД СССР были обнаружены документы, утвержденные Кобуловым и Абакумовым, по установке оперативной техники подслушивания на квартирах тов. Буденного, Жукова и Тимошенко, проживающих в этом доме».

И еще один документ:

«Совершенно секретно! Тов. Сталину.

Представляю при этом справку о зафиксированном оперативной техникой 31 декабря 1946 года разговоре Гордова со своей женой и справку о состоявшемся 28 декабря разговоре Гордова с Рыбальченко.

Гордов. А почему я должен идти к Сталину и унижаться перед… (Далее следуют оскорбительные и похабные выражения по адресу тов. Сталина.)

Татьяна Владимировна (жена). Я уверена, что он просидит еще год.

Гордов. Я говорю, каким он был (оскорбительное выражение), когда вызвал меня для назначения (оскорбительное выражение). Плачет, сидит, жалкий такой. И пойду я к нему теперь? Я же видеть его не могу! Дышать с ним одним воздухом не могу! Это (похабное выражение), которая разорила все. Инквизиция сплошная. Люди просто гибнут. Что сделал этот человек? Разорил Россию. Ведь России больше нет.

Татьяна Владимировна. Вот, сломили такой дух, как Жуков.

Гордов. Да, и духа нет».

Вся эта информация без промедления ложилась Сталину на стол. Он не зря в мае 46-го назначил Виктора Абакумова министром госбезопасности вместо Меркулова, личного друга Берии. Отношения Берии и Абакумова всегда были прохладными. А властные амбиции Берии тревожили стареющего Сталина не менее, если не более властных амбиций его генералов.

Стенограммы прослушанных разговоров дают нам возможность понять, почему одним из первых шагов Абакумова была чистка военных рядов. В результате были арестованы Гордов, Рыбальченко, Кулик, главный маршал авиации Новиков, от которых попытались добиться показаний на Жукова.

Жуков и был главной целью всей этой кампании. Именно его имя стояло рядом с именем Главнокомандующего, когда речь заходила о войне. Именно его Сталин боялся больше всех.

Но Жукова Сталин арестовать так и не решился, тот был лишь снят с должности замминистра обороны и отправлен командовать Одесским военным округом — в ссылку.

Не верил он никому и из своего партийного окружения.

«Он никому не верил, и никто из нас ему не верил», — писал Хрущев в своих воспоминаниях.

Играя с ними в кошки-мышки, Сталин неоднократно заводил речь о том, кому управлять страной после него. Провоцируя, он даже иногда называл имена своих преемников. Однажды на заседании Политбюро он назвал фамилию главы Госплана Вознесенского. Для последнего это закончилось плачевно. Тайные претенденты на трон первого в мире государства рабочих и крестьян не пропустили эту фамилию мимо ушей. Вскоре возникло «ленинградское дело». Началось все с постановления ЦК от 13 июля 1949 года «О редакции журнала «Большевик». На допросах в органах умели склепывать звенья одной цепи. В данном случае цепочка привела к человеку, которого сам Сталин сажал в кресло председателя на заседаниях Совета Министров.

В течение нескольких дней все было решено. Вознесенского сместили со всех постов, хотя некоторое время не арестовывали. Он даже продолжал бывать на обедах у Хозяина. Как раз после одного такого обеда Вознесенского взяли. В самое подходящее для ареста время — рано-рано утром.

Итак, поставив Абакумова на должность шефа МГБ, Сталин одним ударом добился двух целей: осадил военных и ослабил влияние Берии. Он ценил в Берии его организаторские способности, но полностью доверять перестал уже в начале войны. Описан случай, когда Сталин в резкой форме потребовал от дочери Светланы немедленно уехать с дачи Берии, сказав недвусмысленно: «Сейчас же езжай домой! Я Берии не доверяю!»

А потом, в конце 40-х, за обедом Сталин вдруг огляделся и спросил Берию:

— Почему я окружен грузинами?

— Товарищ Сталин, эти люди — ваши верные слуги. Они всецело преданы вам…

— А русские, что, мне не преданы? — спросил Сталин.

— Все, кто здесь находится, вполне лояльные слуги, — не унимался Берия.

— Мне не нужна их лояльность! Гони их вон!

Какой вывод из всего этого должен был сделать Берия? Однозначный. Он слишком хорошо знал Хозяина и понимал, что может быть с ним, когда, например, закончится программа создания водородной бомбы, которую Берия курирует, и у Сталина не будет никаких сдерживающих моментов в уничтожении главного претендента на трон. Тандем Берия — Маленков был самым сильным в окружении Сталина. Прежде всего потому, что контролировал спецслужбы. Берия — через своих ставленников в НКВД, а Маленков — по линии Политбюро. Эти двое могли играть на опережение, опираясь на спецслужбы, которые в такой стране, как Советский Союз, имели огромную власть. Именно поэтому Берия и Маленков имели к концу жизни Сталина преимущество перед другими ближайшими соратниками: Булганиным, Хрущевым, Молотовым, Кагановичем, Микояном, Ворошиловым и далее по списку.

Мы уже останавливались подробно на том, что в начале 50-х работоспособность 70-летнего Сталина резко упала и он почти безвылазно жил на Ближней, любимой кунцевской даче. По полгода мог не появляться в Кремле и резко сократил число посетителей. Все это не могло не послужить сигналом. Соратники все больше задумывались о наследнике.

Первыми в атаку пошли Берия и Маленков. Им нужно было во что бы то ни стало убрать Абакумова с поста министра госбезопасности. Удалили. Весной 1951-го Маленков через своего помощника Суханова поручил подполковнику Рюмину написать Сталину письмо против Абакумова. Рюмин особо отличился во время знаменитого «ленинградского дела» и был известен тем, что в ходе допроса мог расколоть любого. Было решено воспользоваться признанием врача Этингера.

Врач, измученный допросами, дал показания, что среди его кремлевских коллег существует заговор, цель которого — физическое уничтожение руководителей страны. Самого врача это не спасло. Этингер не выдержал истязаний и умер. И вот теперь Рюмин писал Сталину, что врача убили по приказу Абакумова. Одновременно Рюмин напомнил и о письме Лидии Тимашук, от которого Абакумов в свое время отмахнулся. Вскоре малообразованная медсестра уже публично выступила с заявлением в прессе, что вождя неправильно лечат. Наивно полагать, что это была ее личная инициатива. Такие письма просто так не пишут, и в газете «Правда» просто так их не печатают. Впрочем, и под машину авторы таких писем случайно не попадают. А эта дама кончила свою жизнь под колесами «эмки». Письмо Тимашук, признания Этингера и стали началом знаменитого «дела врачей». Генерал Новик рассказал, как Сталин внимательно почти каждый день читал признания врачей о попытках, к примеру, смешиванием безвредных лекарств в определенных дозах добиться того, чтобы, они действовали как яд, и таким образом можно было бы отравить товарища Сталина.

Надо иметь железные нервы, чтобы, начитавшись на ночь таких показаний, пить самый простой аспирин, даже принесенный врачом, который наблюдал за твоим здоровьем не один год. Дело врачей-вредителей вычистило всех медиков, которые хоть изредка допускались к телу Иосифа Виссарионовича. Кстати, именно по этой причине личный врач вождя академик Виноградов не смог присутствовать у постели умирающего в первые мартовские дни пятьдесят третьего года.

Этот удар был очень точно рассчитан теми, кто хорошо знал психологию Сталина. Вопреки различным версиям Сталин искренне боялся отравления. И испугавшись, начал открывать для удара спину. Пройдет немного времени, и он уберет даже преданнейшего Власика. А ведь Власик как раз и прикрывал его спину больше всех.

Вот уникальное свидетельство того, как в середине 1952-го Сталин реагировал на дело врачей. Начальник личной охраны Сталина Николай Петрович Новик:

— Я наблюдал и не мог не видеть, как Сталин реагировал на это. Он, конечно, переживал, видимо, верил в те показания, которые каждый день в закрытых конвертах посылались ему для ознакомления.

Это чтение не прошло для Сталина бесследно. Как-то он заболел гриппом. Срочно вызвали двух проверенных, известных врачей. Они выписали необходимые лекарства, прописали режим, уход, приставили медсестру. Однако после их отъезда…

— Сталин вызвал одного из работников охраны, просто по имени назвал его. Сказал дежурному, чтобы он послал такого-то, кому будут личные поручения, которые не касаются никого другого. Только меня и его. Он пришел, и он ему надиктовал те же лекарства, сказал, чтобы он сел сейчас на машину и поехал, если я не ошибаюсь, в деревню Грязи, там есть хорошая аптека, сельская, это лекарство там ищи, скажи, что это для твоей бабушки.

Это рассказал нам все тот же генерал Новик.

Куда и зачем он ездил, офицер рассказал своему руководству много позже. А в тот день начальство терялось в догадках, не понимая, что происходит. Вы спросите, куда делись лекарства, привезенные из кремлевской больницы? Сталин выбросил в унитаз.

Итак, докладная Рюмина попала в точку. Абакумов был арестован 12 июля 1951 года и помещен в партийную тюрьму, ныне хорошо известную как «Матросская тишина». На его место Сталин назначил Игнатьева, партийного работника из Белоруссии, главная характеристика которого была — «никакой». Впрочем, на том этапе это устроило всех.

С августа пятьдесят первого до февраля пятьдесят второго года Сталин не принял в своем кремлевском кабинете ни одного посетителя.

Ни одного.

Полгода вождь в Кремле не появлялся. Причиной всему — пошатнувшееся здоровье. Для окружения это был еще один сигнал. Но и Хозяин в окопах отсиживаться не собирался. В сентябре 1951-го на сталинской даче в Цхалтубо у Хозяина состоялся доверительный разговор с министром госбезопасности Грузии Рухадзе. Сталин явно начал разыгрывать какую-то новую, известную в деталях только ему партию. Для начала он нелицеприятно отозвался о Берии. Затем отметил, что в последнее время Берия, чуть что, подсовывает ему мингрельцев, и, наконец, пожурил Рухадзе за то, что министр плохо проявляет инициативу.

Намек Хозяина Рухадзе понял: главная цель — Берия.

Однако намек намеком, но надо было еще понять, как действовать. В течение двух недель Рухадзе никаких шагов не предпринимал. Страх и колебания заставили его поделиться информацией со своим замом. В ту же ночь заместитель настрочил донос министру госбезопасности Игнатьеву, и очень скоро бумага легла на стол Сталина. Что сделал Сталин? Приказал в присутствии Рухадзе этот рапорт сжечь. Наконец тот понял, что получил карт-бланш. Так началось «мингрельское дело», в ходе расследования которого Сталин произнес: «Ищите большого мингрела». Этим мингрелом был Лаврентий Павлович Берия.

Удар Хозяин рассчитал точно. Уже после смерти Сталина Берия, пока еще был в силе, попытался срочно закрыть «мингрельское дело».

В секретной записке в президиум ЦК от 6 апреля 1953 года он с плохо скрываемой яростью обвиняет Рюмина, Игнатьева и — внимание! — самого Сталина в жестокости и необоснованности «мингрельского дела». Но это было потом, а тогда, осенью пятьдесят первого года, Берия не мог не испугаться за свое будущее. Как, впрочем, и другие члены Политбюро.

Помните? «Вы все состарились, я вас заменю», — бросил в лицо своим соратникам вождь во время ночного обеда.

После этого ставки стали больше, чем жизнь.

Фигуры

Мы уже говорили о том, что распорядок жизни страны все больше зависел от распорядка жизни на сталинской даче. Семидесятитрехлетний, часто болеющий Сталин все реже выбирался за территорию, огороженную высоким, глухим забором. Ездить по стране не позволяло здоровье, съезды и пленумы не проводились давно, а ближний круг можно вызвать и сюда, в Кунцево.

Боявшийся отравления, не доверяющий «врачам-убийцам», Сталин опасался и поездок за территорию дачи. Там в него могли стрелять. Пули Сталин тоже боялся и принимал все меры, чтобы с ней не встретиться. С тридцатых годов Генералиссимус ездил только в бронированных машинах. Это были «ЗИС-110», потом «ЗИС-115». Толщина двойных стенок достигала 30–40 мм, пуленепробиваемых стекол — 80 мм. Двойное дно, двойная крыша, усиленная задняя стенка. Он даже сам обдумывал маршруты поездок.

Николай Петрович Новик прекрасно запомнил такой эпизод:

— Случай был в феврале, когда вместо поворота налево, значит, он приказал повернуть направо, через Воробьевы горы.

В тот день снег был рыхлым, дорога, по которой приказал ехать Сталин, давно не чистилась, поскольку ею зимой не пользовались, и, конечно же, тяжелая машина забуксовала.

— И он с большой… с большим неудовольствием, я бы сказал, резко сказал: «Что вы все меня под пули возите! У вас только один путь, вы даже не подумаете найти какой-то другой путь».

Кстати, ездил Сталин не на переднем или заднем сиденье, а на откидном, спиной к водителю. Согласитесь, очень необычный, странный способ.

Маршал Жуков в своих мемуарах описывал поездку в автомобиле с Верховным главнокомандующим:

«Ехали так: впереди начальник личной охраны Власик, за ним — Сталин, за Сталиным — я. Я спросил потом Власика: «Почему он меня туда посадил?» — «А это он всегда так, чтобы, если будут спереди стрелять, в меня попадут, а если сзади — в вас».

Сам Власик готов был умереть за Хозяина в любую секунду. Однажды на Кавказе во время морской прогулки он уже закрывал своим телом вождя, когда катер, на котором они шли, обстреляли с берега.

Сказанное выше лишний раз доказывает, какое значение Сталин придавал личной безопасности. Обеспечивал ее вот уже более 20 лет преданный генерал-лейтенант Николай Власик. Он был не просто начальником охраны, он был одной из влиятельных фигур в окружении Сталина. Но в последний год Сталин пожертвовал и этой фигурой. Почему? Трудно сказать. До опалы у Власика были свои козыри — так близко, как Николая Сидоровича, Сталин никого к себе не подпускал.

Наверное, именно поэтому отношения Власика и Берии были сложными и далеко не дружественными. Хотя долгое время именно Берия был начальником Власика. Неудивительно, что после начала «мингрельского дела» Берия и Маленков постарались нанести ответный удар, — удивительно, что Сталин его пропустил. Он сдал Власика.

Впрочем, мы уже говорили, что ближайшее окружение вождя очень хорошо изучило психологические особенности своего Хозяина.

Вот что рассказал нам начальник отдела 9-го управления КГБ СССР полковник Геннадий Коломенцев:

— В 1951 году к Сталину прорвался «железный» министр финансов — Зверев. Был такой. И доложил Сталину о том, что Главное управление охраны тратит очень большие деньги неоправданно. Сталин коротко сказал: «Я разберусь».

Кто-то может сказать, что Зверев действовал самостоятельно. Этакий честный партиец. Камикадзе, решивший поднять руку на всесильного Власика, а значит, и на самого Сталина. Нам представляется, что дело обстояло намного сложнее — за демаршем Зверева кто-то стоял.

Генерал Новик по-своему определяет момент, когда у генерала Власика в судьбе произошел крутой поворот:

— Как-то Сталину понравилась селедка. Он вообще селедку любил, но эта оказалась очень вкусной, и он сотрудника хозяйственной части Ближней — вот этой как раз дачи, на которой мы с вами находимся, — спросил: «Где купили такую вкусную селедку?»

Ответ был: «В Астрахани». Дальше Сталин поинтересовался, как эта замечательная селедка оказалась у него на столе. Оказалось, что за селедкой в Астрахань посылали специальный самолет, в котором были летчики и сотрудники управления охраны. Сталин быстренько подсчитал накладные расходы и сказал нечто вроде: «Значит, это селедка золотая».

Те, кто обратил внимание Сталина на растраты в ГУО, хорошо знали каждую струнку души Отца народов. Растрата государственных средств, их разбазаривание — это то, что очень не любил Хозяин.

Так или иначе, но Сталина убедили в том, что генерал Власик неэкономно расходует средства. Власик не мог не почувствовать, что тучи над ним начали сгущаться.

— Он пишет и в письмах, и в своих записках, и в дневнике, что Берия подбирал на него компромат. Представил Сталину — и Сталину уже ничего не оставалось, как снять с поста моего отца.

Это слова дочери генерала Надежды Власик.

22 апреля была создана комиссия по проверке деятельности Главного управления охраны. Главное управление охраны МГБ СССР подверглось жесткой проверке Центрального Комитета партии. Проверяла специальная комиссия.

Интересен ее состав: Маленков (председатель), Берия, Булганин, Зверев (тот самый министр финансов), Поскребышев. Поражают сроки работы этой комиссии. С деятельностью структуры, в которую входили тысячи сотрудников, разобрались… за две недели.

— Эта специальная комиссия ЦК выявила целый ряд недостатков, — сухо сказал нам генерал Новик.

Просто процитировал официальный документ.

Уже 8 мая по результатам работы комиссии руководство ГУО было отстранено от должностей, а Власика отправили заместителем начальника лагеря, а по сути, в ссылку, где он и работал вплоть до ареста. Власик проработал со Сталиным более 20 лет и все эти годы, точно как в сталинской машине, прикрывал спину Хозяина.

— В нашем доме даже по имени Сталина не называли, ни «товарищ Сталин», ни «Иосиф Виссарионович», нет — Хозяин, и с придыханием, — говорила Надежда Власик-Михайлова, дочь генерала.

На момент ареста отца ей было 17 лет.

— Отец в последние годы устал особенно при мнительности Сталина: он контролировал и еду и все напитки, все, что поступало к Сталину непосредственно, вплоть до того, что сам пробовал. Вот. Этого не могли уже организовать люди, которые не были преданы. Поэтому он чувствовал, что Берия рвется к власти, и он создаст такие условия, при которых Сталину… Может, я так думаю, он не говорил — боялся, что сократят… каким-то образом сократят его жизнь…

Арестовали Власика в декабре пятьдесят второго года. Сталин умер в марте пятьдесят третьего. Похоже, Власик что-то знал, когда во время ареста произнес фразу: «Не будет меня — не будет Сталина».

Уж больно точный прогноз.

Примерно за полгода до ареста Власика, а точнее в мае 1951-го, Главное управление охраны преобразовали в обычное управление. Его начальником по совместительству стал сам министр госбезопасности Игнатьев. Но как опытный аппаратчик через какое-то время Игнатьев делает классический ход — назначает себе заместителя, на которого и перекладывает всю работу. Этим заместителем стал главный герой двух серий фильма, никогда ранее не дававший интервью, — Николай Петрович Новик.

Самое интересное во всей этой истории — поведение Сталина. Маниакально боявшийся за свою жизнь, окруживший свою персону со всех сторон верными людьми, он вдруг позволяет убрать Власика, одного из самых преданных ему людей. А вслед за Власиком он, как сказали бы сегодня, сдает Поскребышева — человека, охранявшего Хозяина от внешнего мира, всемогущего руководителя его канцелярии. Поскребышева, естественно, обвинили в утечке информации, причем все было устроено так, что эту «диверсию» раскрыл лично Сталин. Ну а что произошло с кремлевскими врачами и личным доктором Сталина Виноградовым, мы уже говорили.

Да, Сталин пытался наносить ответные удары — «мингрельское дело» было затеяно лично против Лаврентия Павловича, готовил он и очередную «великую чистку». Но и Берия с Маленковым безропотно идти под нож явно не собирались.

Арестованный в 53-м году по делу Берии Богдан Кобулов показал на следствии, что за Василием Сталиным, Поскребышевым и Светланой вплоть до самой смерти Сталина велась слежка.

Удивительно, но готовивший удар по своему ближнему окружению Хозяин вдруг не стал противиться желанию этого самого окружения ввести в святая святых — обеспечение личной безопасности — новых людей.

Что это, такая уверенность в своем величии, преклонении перед этим величием всех поголовно подчиненных? Тогда чего он боялся, а главное, кого? Он не мог так быстро забыть стенограммы прослушивания высших генералов и не мог не понимать, сколько людей в мире ненавидят его лютой ненавистью. В общем, поведение Сталина в этой ситуации — большая загадка.

Быть может, он просто устал или решил не ввязываться в драку весной и летом пятьдесят второго, потому что уже осенью собирался смахнуть все шахматные фигуры с игрового поля одним ударом. Но эту тайну Иосиф Виссарионович Сталин навсегда унес с собой в могилу. Впрочем, может быть, поэтому он так странно принял нового начальника охраны. Вот как вспоминает об этом Новик:

— Сталин стоял в углу, значит, вход там, — Николай Петрович показал, где он стоял. — Сталин стоял в углу, окна завешены тяжелыми шторами. Он спиной, значит, к двери. Я поздоровался, он так вполоборота поздоровался со мной, ну, еще некоторое время стоял.

Полковнику Николаю Новику впервые пришедшему на аудиенцию к Генералиссимусу Сталину, пауза показалась бесконечно длинной.

— Не оборачивался. Курил и явно какие-то проблемы, не касающиеся меня, обдумывал, так я принял решение. Но потом я подумал, что Генералиссимус стоит, а я сижу. Я, значит, встал, он сказал: «Сидите» и подошел ко мне.

Вопросы Сталин задал самые обычные. Служил ли Новик в погранвойсках? Кто родители? Какая семья?

Но ответы слушал невнимательно.

— Повернулся, снова пошел в свой угол, и мне несколько показалось, что как-то это… ну, еще мало очень я его интересую вообще, какие-то вопросы он обдумывает.

В пятьдесят втором году вождь, кажется, махнул на все рукой, лишь бы добиться главной цели — избавиться от всех разом. Именно поэтому он лично вел «дело врачей» и «мингрельское дело». Именно поэтому, на наш взгляд, как бы странно это ни выглядело, так безучастен был Хозяин при знакомстве с человеком, сменяющим на посту более чем преданного и верного генерала Власика, которого Сталин знал еще со времен Царицына.

Тем временем судьба предшественника Новика, генерала Власика, развивалась более чем трагично, с одной стороны, а с другой — по довольно тривиальному, известному тому же Власику до мельчайших подробностей сценарию. Его арестовали 16 декабря 1952 года.

— Это был страшный день. Не хочется вспоминать, но придется. Не только неожиданно… это… я была в шоке. Я пришла из школы 16 декабря 1952 года. Мамы дома не было. И вдруг врываются трое мужчин очень свирепого вида, начинают бегать по комнатам с такими возгласами: «Сдать золото! Сдать оружие!»

Семнадцатилетней девушке эта сцена запомнилась на всю жизнь. Рассказывая об этом спустя пятьдесят лет, Надежда Николаевна волновалась, будто это происходило несколько минут назад.

Перерыли все шкафы, постельное белье, все. Потом в течение двух дней описывали конфискованное имущество. Во время обыска пропало много ценных вещей, посуды и драгоценностей. Как всегда в таких случаях, замолчал телефон. Многие товарищи исчезли еще весной, после отставки. Арест стал завершающим аккордом.

— Мучили его, спать не давали сутками, включали яркий свет в камере. Мучили: за стеной заводили пластинку с плачем ребенка. Отец очень любил детей. Это его страшно мучило. И потом на допросах что Берия, что потом Серов прямо так говорили: «Мы тебя уничтожим! Мы сотрем тебя в порошок!»

Дважды генералу устраивали ложные расстрелы. Завязывали глаза, водили в подвал, командовали солдатам «пли!», а потом повязку с глаз снимали, возвращали в камеру.

Свидание с семьей бывшему генералу разрешили уже после смерти Сталина.

Это самое тяжелое воспоминание для Надежды Николаевны Власик.

— Вот это тяжело вспоминать… Увиделись мы в конце марта или в середине марта, не могу точно сказать. Арестовывали бравого генерала, а пришел на свидание согбенный старик шаркающей походкой. Смотреть было тяжело на него. Этого я никогда не забуду, мое впечатление тогда о нем… Никогда не забуду…

Эндшпиль

В фильме этот эпизод назывался «Последний и решительный…». Пришли мы к этому названию не случайно.

То, что произошло на XIX съезде партии и последовавшем за ним Пленуме ЦК осенью 52-го, без содрогания его участники не вспоминали.

Заранее подготовивший удар Сталин сумел до последнего момента не раскрыть свои намерения. Паузу держать Хозяин умел.

Вот что писал Анастас Микоян в своих воспоминаниях:

«Я не сразу понял шахматную расстановку фигур, но потом стало ясно: Сталин хотел лишить активности членов Политбюро. И члены Политбюро это почувствовали».

Отчетный доклад делал Маленков, а ближний круг, соратники, с опасением ждали одного — выступления Сталина. Всего три слова, произнесенные перед этим съездом — «это враги народа», — могли разом покончить со всеми комбинациями последних лет.

Сталину явно доставляло удовольствие играть в кошки-мышки со своими соратниками. Он видел, как они нервничают, гадают: будет выступать сам Хозяин, не будет? А если будет, то чем это для них закончится?

— В перерыве съезда я наблюдаю на сцене: несколько членов Политбюро окружили так… в углу зажали Поскребышева и допрашивают его буквально: «Скажи, будет выступать Сталин или нет?»

Он отвечает, у него такой голос был — низко посаженный, грубый: «Ей-богу, не знаю. Ну, ей-богу, не знаю». Именно так отвечает. «Да врешь ты, ты что-то писал ему!» — «Ей-богу, ничего не писал!»

Это все рассказал нам Николай Новик.

Далее все происходило по воле изощренного сталинского ума. Он прочно держал инициативу в своих руках. Он знал, когда нужно будет нанести удар, и он ударил. Но не на съезде, а сразу после него. На Пленуме ЦК, который собрался сразу после съезда.

Академик Румянцев, присутствовавший на съезде, очень точно описал то, что произошло в зале. Основная масса так и не поняла, что стояло за фантастическим поведением Сталина. Все понял только «ближний круг».

Он вошел, мрачный, даже угрюмый, не поднимая глаз, вслушиваясь в нарастающую овацию и здравицы в его честь.

— Чего расхлопались? — глухо, неприязненно, с сильным акцентом спросил он. — Что вам тут, сессия Верховного Совета или митинг в защиту мира?

Аплодисменты смолкли.

— На повестке дня, — сказал Сталин, — два вопроса. Первый — выбор Генерального секретаря. Второй — выборы Политбюро… — И после паузы: — Прошу освободить меня от обязанностей Генерального секретаря партии. Я стар стал. Выросли новые, молодые кадры. Поэтому прошу освободить…

Все замерли. Казалось, привычный страх превращается в ужас. Это было ловушкой. Если бы кто-то клюнул и рискнул назвать имя преемника, то возможный преемник и стал бы первой жертвой новой партийной чистки. А в том, что она не за горами, присутствующие убедились, услышав финал выступления вождя. У Маленкова — почти официального преемника — отвалилась челюсть. Он понял, что если кто-то предложит его кандидатуру, — ему конец. А Сталин молчал минуту, другую, третью… Пока кто-то, а затем за ним весь зал не выдохнул:

— Не согласны!

— Прошу отпустить, — повторил Сталин. И тут же, не давая залу опомниться (великий игрок!): — Переходим ко второму вопросу.

И снова сделал длинную паузу. Зал замер, почувствовав, как Сталин вновь наполняется гневом и яростью.

— Я должен доложить Пленуму, — сказал Сталин, — что враги партии, враги народа переоценивают единство нашей партии… На самом деле в нашей партии — глубочайший раскол. Снизу доверху. В том числе в Политбюро. Вот почему, я думаю, мы должны обмануть наших врагов. Давайте на этом Пленуме выберем большой-большой Президиум нашего ЦК — и состав его опубликуем в газетах. А потом выберем маленькое-маленькое Политбюро, о котором ничего не будем сообщать.

Но это было еще не все:

— Я должен доложить Пленуму, что в нашем Политбюро также раскол. Антиленинские позиции занимает Молотов. Ошибки троцкистского характера совершает Микоян…

Холодный ветер тридцать седьмого вновь задул в октябре пятьдесят второго.

Удар был хорошо рассчитан и подготовлен. Слова Сталина «у нас в Политбюро раскол» определяли начало новой великой чистки. Молотов и Микоян были первыми, а далее мог быть любой из списка. Кто будет следующим, знал только Сталин.

Сказать, что сразу после съезда соратники испугались, — это значит очень смягчить ситуацию. На самом деле они были в ужасе. Спасла их всех как-то уж очень вовремя наступившая смерть Сталина.

То, что произошло в ночь с первого на второе марта пятьдесят третьего года, описано сотни раз, начиная с рапортов службы охраны и кончая третьесортными романами, повествующими о жизни и смерти Иосифа Джугашвили-Сталина. Тем не менее, мы еще раз попробуем восстановить событие, круто изменившее жизнь многих тысяч людей, а впоследствии и всей страны, которая называлась СССР.

Генерального секретаря КПСС Генералиссимуса Сталина нашли лежащим на ковре в малой столовой возле дивана. Он был еще жив.

Николай Петрович Новик — новый руководитель охраны вождя — накануне перенес операцию по поводу гнойного аппендицита. Вернувшись домой уже после похорон, он тут же доложил своему непосредственному начальнику, что готов продолжать службу.

— Игнатьев… он говорит: «Не до вас сейчас. Вы долечивайтесь». И положил трубку.

Что произошло в ту ночь на даче, узнал позже. Поначалу все держалось в строжайшем секрете. Ничего не говорили даже детям Хозяина — Светлане и Василию.

Накануне, 28 февраля, Сталин был в хорошем расположении духа. Вечером ужинал на даче с «четверкой». В «четверку» входили Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Обедали по когда-то заведенному обычаю часов до четырех-пяти утра.

Друг друга они терпеть не могли. Особенно боялись Берию.

«Это был великолепный современный тип лукавого царедворца, воплощение восточного коварства, лести, лицемерия, опутавшего даже отца, которого вообще было трудно обмануть».

Так написала дочь Сталина.

Пожалуй, это был самый сильный противник в борьбе за власть. Нет, в борьбе не со Сталиным. В борьбе за власть, которая останется после его ухода. Но борьбу эту Лаврентий Павлович начал задолго до первого марта пятьдесят третьего года. Борьбу со всеми, в том числе и с Хозяином. И союзника в этой борьбе выбрал себе давно. Даже не выбрал, а профессионально завербовал.

В сорок шестом году Сталин отправил товарища Маленкова из Москвы, где он занимал очень высокое положение, в Узбекистан. Это было похоже на ссылку. Это и была самая настоящая ссылка, а товарищи по партии были уверены, что больше никогда не увидят бабье лицо товарища Георгия. Однако Маленков вернулся в Москву в течение года. Произошло необъяснимое — вождь его простил.

Вернул Маленкова в Москву Берия.

Как? Не знает никто.

А в сорок девятом Сталин вызвал из Киева Хрущева. Вспоминая те годы, Хрущев пишет, что он постоянно противостоял уже сложившемуся тандему Берия — Маленков. Сталину нужен был противовес, и он его получил.

Несомненно, Берия имел влияние на Хозяина. Он постоянно запугивал его террористами и всячески подпитывал маниакальную подозрительность вождя. Но тот не всегда верил Лаврентию и то и дело либо отдалял его, либо вступал чуть ли не в открытую схватку с ним. Мы можем только догадываться, но, возможно, Сталин решил разделаться с Берией одним из первых, после пленума. Ровно четыре дня спустя Сталин сказал полковнику госбезопасности Коняхину: «Не люблю я Берию: он не умеет подбирать кадры, старается повсюду ставить своих людей». А грузинам, пострадавшим в ходе «мингрельского дела», в ответ на просьбы о помощи заявил: «Ищите большого мингрела».

Насколько Сталин всегда хотел избавиться от Берии, настолько же Берия всегда был необходим ему. Сразу после войны Хозяин смещает Берию с поста министра МВД, поручая ему «атомную» программу, но тут же на его место ставит Круглова — человека Берии. Жданов — в то время один из реальных претендентов на трон — и его команда добиваются высылки Маленкова и смены руководства МГБ. Сталин идет на это охотно и меняет еще одного человека Берии, Меркулова, на начальника СМЕРШа Абакумова. Но через короткое время Берия добивается возвращения Маленкова в Москву. Берия и его люди пока еще нужны Хозяину.

Но вернемся к событиям исторической ночи с 28-го на 1 марта 1953 года. Хрущев утверждает, что Сталин был в хорошем расположении духа. Много шутил. Хотя самому Хрущеву в то время уже было не до шуток. Будущий борец с культом личности кожей чувствовал, что Берия рвется к власти.

Берия неоднократно провоцировал Хрущева еще в то время, когда Никита Сергеевич работал в Киеве. Хрущев пишет об этом в своих воспоминаниях. Иногда Лаврентий замахивался даже на вождя, ожидая реакции Никиты, но тот, по собственному выражению, «никогда не закрывал ушей и никогда не открывал рта».

Известный украинский принцип: «Николы, никому, ничого!»

Итак, вождь был весел и выглядел абсолютно здоровым в ту ночь, умирать он, похоже, не собирался. Хотя тему его смерти соратники уже тайно обсуждали.

— Ты знаешь, какая ситуация сложится, если Сталин умрет? Ты знаешь, какой пост хочет занять Берия?

С этими вопросами Хрущев обратился к Булганину.

— Какой?

— Он хочет стать министром госбезопасности. Если он им станет, то это начало конца для всех нас…

Хрущев тонко уловил ситуацию и начал действовать. Он правильно полагал, что его поддержат те, кого Хозяин включил в свой пока не озвученный черный список. А в том, что в черном списке Берии находились все, включая Маленкова, который в будущем тоже переметнется под знамена Никиты Сергеевича, ни у кого сомнений не было.

Как мы понимаем, единственный вопрос, который стоял перед членами малого Политбюро и большого Президиума ЦК в пятьдесят третьем году, — как выжить? Останется у власти Сталин, придет к власти Берия — финал всем рисовался одинаковым. Такой вывод мы делаем, опираясь на те документы и воспоминания, которые нам доступны сегодня. Жаль, что не успел оставить свои мемуары Лаврентий Палыч, на которого затем с превеликой охотой списали все прегрешения власти рабочих и крестьян начиная с тридцатых годов. Справедливости ради отметим, что и сам Берия успешно пользовался этим же приемом, начиная с разоблачения деятельности Ежова.

В 5 часов гости разъехались. А утром Сталин уже не подавал признаков жизни. Охрана, так и не дождавшись, чтобы Хозяин вышел или позвал их, наконец, решилась войти в малую столовую. Это было уже вечером 1 марта. Сталин был без сознания. Сообщили по инстанциям.

Николай Новик:

— …В конце концов охранники подняли его, накрыли. На кушетку положили, на тахту, накрыли. Он еще жив. Мне так охранники сказали. Ну, потом приехал Берия, это тоже известно из документов…

В следующей главе мы восстановим день 1 марта буквально по часам. А уже 2 марта в 10.40 утра в кабинет вождя в Кремле вошли Берия, Ворошилов, Каганович, Маленков, Молотов, Хрущев и другие, всего тринадцать человек. Сталин был еще жив, а дело его уже начали делить.

Сталин пролежал без медицинской помощи почти сутки. Вначале на полу, а затем на диване в большой столовой.

Думается, после всего, что было рассказано в фильме, телезрителям яснее стали мотивы поведения соратников в эти последние сталинские часы. Ясно, что присутствие Власика в корне изменило бы ситуацию — Власик ждать бы не стал.

Мы не знаем, шла ли речь на том последнем ужине отца и учителя со своими учениками, кому достанется власть, или нет, но когда вся «четверка» вновь приехала на дачу 2 марта, эта самая власть валялась беспомощным, парализованным телом у них в ногах, захлебываясь собственной кровавой слюной.

Профессор Мясников напишет позднее в своих воспоминаниях, что Булганин спросил, почему товарища Сталина рвет кровью. Профессор считал, что это был один из симптомов отравления. Конечно, с точки зрения драматургии жизни вождя и в контексте истории государства Российского, насильственная смерть была бы очень к месту, однако до сегодняшнего дня эта версия подтверждения не нашла. Вот как выглядели события, происходящие на Ближней даче вечером 2 марта.

«В большом зале, где лежал отец, толпилась масса народу. Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного, ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на затылок и шею, снимали кардиограммы, делали рентген легких, медсестра беспрестанно делала какие-то уколы, один из врачей беспрерывно записывал в журнал ход болезни».

Так описывает Светлана Аллилуева второй день болезни отца.

А в первый день никакой помощи больному не оказывалось. Врачи приехали только через тринадцать часов! Неужели главу государства обслуживала самая медленная «Скорая помощь» в мире? Сталин умирал на даче четверо суток, и все это время соратники в Кремле делили власть.

У нас в руках был протокол заседания Бюро Президиума ЦК КПСС от 2 марта 1953 года, проходившего под председательством товарища Маленкова Г. М. с шести часов вечера. На заседании присутствовали члены Бюро Президиума, члены Президиума и представители лечсануправления. Все фамилии присутствовавших на слуху.

«Слушали: заключение врачебного консилиума об имевшем место (внимание!) 2 марта у товарища Сталина И. В. кровоизлиянии в мозг».

Смерть Сталина, как известно, наступила 5 марта в 21 час 50 минут, а уже в 20.00 началось совместное заседание Пленума ЦК и Совета Министров. Председателем Совмина по предложению Берии был назначен Маленков. Его первым заместителем — Берия (что неудивительно). Дальше — Булганин, Каганович и — внимание! — Молотов. Все те же фамилии. Сталину жить еще почти 2 часа, а министром внутренней и внешней торговли становится Анастас Микоян. Молотов назначен министром иностранных дел.

В те дни, когда люди гибли в давке, искренне оплакивая вождя, ближний круг вздохнул свободно: они остались живы — это раз, они делили власть — это два. Впрочем, впереди у них скорая и яростная борьба с торжествующим пока больше других Берией.

Пятого марта, сразу после того, как с дачи увезли безжизненное тело Сталина, Берия отдал приказ об эвакуации дачи в Кунцево.

Светлана Аллилуева пишет в своих воспоминаниях:

«Весь персонал и охрана, требовавшая немедленного вызова врача, были уволены. Всем было велено молчать. Дачу закрыли и двери опечатали.

Никакой дачи «не было». Официальное коммюнике правительства сообщило народу ложь: Сталин умер в своей квартире в Кремле. Сделано это было для того, чтобы никто из персонала не смог бы жаловаться: никакой дачи в данных обстоятельствах «не существовало»…

Они молчали. Но через десять лет — в 1966 году — сестра-хозяйка, работавшая на даче в Кунцево в течение двадцати лет, пришла ко мне и рассказала всю вышеприведенную историю».

А нам осталось лишь рассказать, как сложилась судьба остальных героев нашего сегодняшнего фильма.

Николаю Петровичу Новику после смерти Сталина предложили на выбор место начальника Тульского управления МГБ или — с огромным понижением — должность замначальника отдела эмиграции в разведывательном подразделении. Новик выбрал второе и вскоре уехал за границу. Подальше от Москвы.

Николай Сидорович Власик в 1955 году был приговорен к ссылке на 10 лет и сослан в Красноярск. В мае 1956-го он был помилован и вернулся в Москву. До конца своих дней ничего плохого о Сталине не говорил. Неоднократно пытался восстановиться в партии, после последнего отказа в декабре 1966 года тяжело заболел. Скончался 18 июня 1968 г.

Светлана Сталина в 1967 г. осталась за границей. Ныне живет в Англии в доме престарелых.

Василий Сталин был арестован на 53-й день после смерти отца. Ближний круг, вскормленный Сталиным, не стал ждать даже ради приличия — ведь огромное число людей еще не отошло от шока, продолжая оплакивать вождя. Василия могли изолировать и более мягким способом, домашним арестом, например, или подождать год-другой. Нет. Арестовали почти сразу после похорон. Два года он находился под арестом без суда и лишь в 1955 г. был приговорен к 8 годам заключения. Умер 19 марта 1962 г. в ссылке в Казани.

Самого же Иосифа Сталина ждала долгая и беспокойная жизнь после жизни…

 

Смерть Сталина. Свидетели

В конце февраля 1953 года сотрудники охраны Сталина несли службу в обычном режиме. Хозяин, как называли они вождя, свою кунцевскую дачу покидал редко. Здоровье было уже не то, да и любого из руководителей страны вызвать сюда можно было очень быстро. От Кремля езды всего 12–15 минут на машине. Некоторые сотрудники охраны жили здесь почти безвыездно, и тогда, в конце февраля 1953 года, они не подозревали, что через несколько дней войдут в историю. Хрусталев, Старостин, Лозгачев — эти фамилии вот уже пятьдесят лет кочуют из книги в книгу, из фильма в фильм.

О смерти Сталина не писал только ленивый. Версий существуют десятки, но мало кто ссылается на подлинные слова офицеров охраны, находившихся в тот день рядом с вождем. Информацией они делились только с очень узким кругом допущенных лиц. В нашем фильме принимали участие люди, находившиеся в те дни на Ближней даче, а также человек, который в 1955–1956 годах получил задание опросить сотрудников личной охраны Сталина. Этот наш фильм мы назвали: «Смерть Сталина. Свидетели».

Александр Николаевич Шефов в первый раз оказался на Ближней даче через два года после трагических событий марта пятьдесят третьего. С октября 1955-го по январь 1960 года он работал младшим научным сотрудником спецдачи «Волынское». Настал момент, когда он остался на даче ночевать.

— Жутко было находиться в пустой темной комнате, где была мертвая тишина. И казалось, что кругом действительно что-то затаилось, что-то такое таинственное. И честно говоря, было не очень уютно. Потом я привык, единственное, что очень стойким было постоянно, запах табака, которым в течение десятилетий были пропитаны эти стены.

Задание у Александра Николаевича было простое: восстановить обстановку тех дней, опросив сотрудников личной охраны. Бывало, что приходилось задерживаться на даче допоздна.

Ощущения, подобные тем, что испытывал Александр Шефов, возникают почти у всех, кто первый раз попадает на эту дачу. Ближе к ночи люди почему-то острее реагируют на скрипы и шумы. Непонятно зачем начинают разговаривать вполголоса. Так получилось, что съемочная группа «Кремля-9» оказалась на даче в ночь на 1 марта 2003 года. Ровно через 50 лет после того, как Сталина нашли без сознания здесь, на полу в малой столовой.

31 января 1956 года Александр Шефов разговаривал на даче с Петром Лозгачевым — помощником коменданта по хозяйственной части, который 1 марта 1953-го дежурил здесь вместе с Михаилом Старостиным. Вначале Лозгачев говорил очень осторожно.

Александр Шефов:

— По существующему положению работник такой охраны, которая была здесь, не имел вообще права что-либо рассказывать. Больше того скажу — родные такого офицера даже не знали, где работал их отец или сын, это было обязательно для всех.

После Петра Лозгачева Шефовым были опрошены Михаил Старостин, комендант дачи Орлов, прикрепленный Гурундаев и даже Светлана Сталина.

В последние годы жизни Сталин очень сильно сдал. После окончания войны он перенес первый инсульт, но железную руку на горле своих соратников держал до самого последнего дня. Хотя, по свидетельству охраны, бывали и у него приступы слабости. Комендант дачи Орлов вспоминал, что всего лишь один раз видел Сталина по-настоящему пьяным. В тот день, когда умер его любимец Андрей Жданов, часто игравший на рояле, который и сегодня стоит там же, где стоял пятьдесят лет назад. Сталин сидел пьяный и причитал:

— Вот он молодой, а умер… Я старый, лучше бы умер я…

Напомним, что это плакал человек, недрогнувшей рукой отправлявший в лагеря тысячи людей. Жестоко избавлявшийся от самых близких соратников при первом же подозрении в нелояльности к нему лично.

Необходимо еще раз сказать, что в конце жизни это был очень одинокий человек. После самоубийства Надежды Сергеевны Аллилуевой Сталин больше не женился, погиб старший сын Яков, из-за романа любимой дочери Светланы с Алексеем Каплером он почти перестал с ней общаться, в ярости порвав все ее письма и фотографии. Встречи со спивающимся Василием особой радости тоже не доставляли. Иногда он вдруг вызывал коменданта Орлова и спрашивал:

— Где Васька? Привезите Ваську.

Как правило, того заставали пьяным, приводили в чувство и привозили к отцу.

— Опять пьяный! — раздражался Сталин. Но на просьбу дать денег расплатиться с долгами переспрашивал: — Сколько тебе нужно? Десять тысяч? Это же очень большие деньги. — После чего поворачивался к Орлову: — У меня есть такие деньги?

— Есть, товарищ Сталин!

— Ну, тогда дай, и чтобы это было в последний раз.

Конечно же, на этой даче в последние месяцы жизни Сталин не был изолирован. Приезжали члены ближнего круга, а также те, кого он вызывал по необходимости. Но ночью, а иногда и днем в огромной жилой части этого дома Сталин оставался совсем один. Охрана туда без вызова Хозяина не имела права войти. В начале перехода в хозяйственную часть находился последний внутренний пост. Остальные посты в несколько колец располагались на улице, вокруг здания. Внутренние перемещения Сталина фиксировались на пульте с помощью датчиков, вмонтированных в двери. Но в огромной жилой части дома Сталин находился совсем один.

То, что Сталин стал в последние годы крайне подозрительным, подтверждают все, кто с ним тогда общался. Прежде всего, он не верил своему ближнему кругу, понимая, что они уже подспудно готовятся к его уходу. Поэтому так боялся отравления и… врачей, поскольку не мог простить им неожиданной смерти своего любимца Андрея Жданова.

В предыдущих сериях нашего фильма мы уже говорили и о взаимоотношениях в сталинском окружении, и о том, как он занимался самолечением, посылая охранника в сельскую аптеку с рецептом, который ему выписывал бывший фельдшер Поскребышев.

С каждым месяцем подозрительность Сталина все возрастала и возрастала. Тем более он знал о попытках Берии внедрить своих людей в ряды прикрепленных, особенно после отставки Николая Власика — многолетнего начальника личной охраны Сталина.

Влиятельнейший Власик был ярым врагом Лаврентия Павловича. Но Берия все-таки дождался удобного момента и сполна воспользовался ситуацией, возникшей весной 52-го года. Версий опалы Власика существует несколько. Вот еще одна.

Александр Шефов:

— Однажды Сталин прогуливался с комендантом Орловым по веранде 2-го этажа. А тогда деревья были ниже веранды. Сталин увидел на противоположном берегу двухэтажный дом и спросил: «А кто этот дом построил?» — «А это, — говорит, — Власик…» — «Как Власик? Для чего?..» — «А там, — говорит, — охрана». — «Какая охрана? Моя? И для моей охраны такой дом?!» А затем к Сталину прорвался Зверев и сообщил о злоупотреблениях в ГУО.

В декабре 52-го Власика арестовали. А ведь его роль в сохранении жизни и здоровья Сталина трудно переоценить. Например, он часто противился походам Сталина в баню. То, что у Сталина в последнее время было повышенное давление, отмечали многие. Во время застолий его лицо, обычно очень бледное, часто становилось красным. Однако к концу февраля 53-го врачей на дачу не подпускали близко. Сказать Сталину, что при таком давлении париться в бане противопоказано, было некому. Да и вообще был ли в то время человек, который мог бы сказать Сталину, что он что-то делает неправильно? Поэтому Сталин своих привычек не менял и отправился в баню ровно за сутки до удара.

Об этом впервые рассказал капитан госбезопасности Юрий Соловьев во время нашей встречи на сталинской даче.

Юрий Соловьев:

— При наличии гипертонии, повышенного давления, при головных болях париться ведь нельзя. А он, значит, попарившись, обычно по традиции… В зимнее время ему подавали туда машину… Он завернулся в доху и приехал сюда вот, к этому подъезду, от бани.

28 февраля Сталин 1953 года чувствовал себя неважно. Никаких застолий и посиделок он не планировал. Сохранилось меню на этот день.

1. Паровые котлеты.

2. Сок.

3. Фрукты.

4. Простокваша.

Он явно собирался провести этот вечер дома, но все-таки уехал в Кремль, откуда вернулся на дачу уже ночью в сопровождении Берии, Маленкова, Булганина и Хрущева.

К бане добавилось застолье до четырех часов утра.

Для охраны это было удивительно, потому что еще вечером он сам принимал какие-то лекарства.

Рассказывает Кузнецов Георгий Ефремович, капитан госбезопастности, сотрудник личной охраны Сталина:

— 28 февраля 1953 года я был на службе. Проходя мимо окон, увидел товарища Сталина. Когда он открыл настенный шкафчик и достал содержимое — флакон у него был, стакан с водой. Он накапал в стакан и тут же его запил. Он сначала посмотрел в окно, возможно, видел меня. Я отодвинулся от окна, отошел.

Берия, Маленков, Хрущев и Булганин уехали около четырех утра.

Первое марта — наступила весна.

Обслуга быстро убрала со стола, привела в порядок большую столовую, и через короткое время в огромной гулкой жилой части дома Иосиф Сталин остался один.

Постелили ему в любимой малой столовой на диване около окна, в которое он тайком стряхивал пепел после того, как врачи запретили ему курить. Но часто Сталин нарушал запрет, и охрана об этом знала, находя пепел на сетке от комаров. И каждый раз на ворчание коменданта Орлова Сталин обещал, что это в последний раз. Курил ли он в ту ночь — неизвестно, ведь больше его в сознании никто не видел.

Кстати, еще накануне, как считают сотрудники охраны, была получена черная метка.

Юрий Соловьев:

— Траурное совпадение, что заяц попал под машину у нас, под основную. Я сказал, что я один не буду подымать — у меня была новая шинель, а он кровоточил. Мы вдвоем его подняли — он тяжелый был, заяц. А с приездом, значит, мы… А проехала вторая машина сюда, и мы отдали ему этого зайца сюда, на кухню.

Утром первого марта все было как обычно. В хозяйственной части завтракала охрана, на кухне начинали день по раз и навсегда заведенному распорядку. В 10 утра Хруста-лева и Гурундаева сменили Старостин и Лозгачев. Лозгачев в те дни выполнял обязанности коменданта, так как комендант дачи Орлов находился в отпуске.

Через несколько лет Орлов в сердцах скажет:

— Эх, если бы я был в тот день на даче, все было бы совсем по-другому!

Примерно такую же фразу впоследствии говорил и вышедший из тюрьмы Власик. Впрочем, все случилось так, как случилось.

Обычно Сталин просыпался в 11–12 часов, но обслугу вызывал не всегда. На столе, как правило, у него лежали бутерброды, и иногда он сам разогревал себе чай и завтракал в одиночестве. А уже звонил по внутреннему телефону и вызывал кого-то ближе к обеду. Именно поэтому до 14–15 часов охрана особо не тревожилась, ну а потом их, похоже, сковал дикий страх.

Сталин уже несколько часов не подавал признаков жизни, но заходить к нему без повода было строжайше запрещено. Войти к Сталину без вызова — на это могли решиться лишь Власик с Орловым, но их, как мы уже сказали, на даче в тот день не было. Несмотря на все возрастающую тревогу, Старостин и Лозгачев ждали до десяти часов вечера, пока не появился повод войти в жилую часть дома: приехала фельдсвязь.

Мы оставим на время встревоженных Лозгачева и Старостина, входящих в длинный коридор, ведущий в основную часть дома, и поговорим о версии отравления или укола, спровоцировавшего кровоизлияние в мозг.

Базируется эта версия на жгучем желании соратников ускорить сталинскую смерть. Они устали бояться за свою жизнь. В пользу этой версии говорит и странный приказ, отданный Хрусталевым в то утро охране: идти спать. Якобы сам Сталин, впервые за последнее время, отдал такое распоряжение Хрусталеву. Это не может не настораживать исследователей, тем более Орлов в своих воспоминаниях говорил о том, что Сталин в последние месяцы среди ночи по нескольку раз неожиданно вызывал его к себе. Проверял охрану. И вдруг приказ идти спать. Именно в эту ночь…

Некоторым показалось странным и поведение Хруста-лева сразу после смерти, 5 марта 1953 года. В гараж, где находился Георгий Кузнецов, вошел полковник Хрусталев и сказал:

— Умер товарищ Сталин.

А когда у Кузнецова появились на глазах слезы, Хрусталев вдруг прикрикнул на него.

Рассказывает Кузнецов Георгий Ефремович:

— Вы знаете, я удивился его спокойствию. Он даже прикрикнул на меня, когда я скривил губы. Да, я очень удивился, что он отнесся к этому очень спокойно и даже раздражительно. Не то чтобы сказать с сожалением, а даже с раздражением и даже на меня посмотрел со злостью и с выражением «чего ты вздумал?». Я подумал: что-то такое не то.

Впрочем, все легенды о какой-то особой роли Хруста-лева так и остаются легендами. К тому же на объективность свидетелей могут влиять не только прошедшие годы, но, например, и личные взаимоотношения.

О возможности проникновения кого-то в малую столовую, где спал Сталин, через дверь на веранду говорят те, кто хорошо знаком с расположением комнат на сталинской даче. Только эти исследователи не знают, что по всему периметру дома с наружной стороны стояли посты, причем офицеры охраны держали друг друга в поле зрения. Ни один из них не мог незаметно покинуть свой пост и проникнуть в дом, а тем более пропустить к зданию кого-либо постороннего. К тому же с помощью датчиков на окнах и дверях могли быть зафиксированы все передвижения внутри жилой части дома.

В ту ночь все было тихо. Никто по дому не ходил.

Итак, до десяти часов вечера Сталин признаков жизни не подавал, а сотрудники охраны, Лозгачев и Старостин, все не решались войти. Кто знает, не сказался ли на их поведении недавний случай с одним из их товарищей? А дело в том, что не угодил человек Лаврентию Павловичу Берии.

Юрий Соловьев:

— Он мог, этот Лаврентий, появиться здесь в отсутствие Хозяина. Так и было. Вот здесь вот, в маленькой комнате, на столе лежали такие красные пакеты. В них, значит, присылались материалы, которые должен был на досуге, как говорят, или в рабочее время рассмотреть охраняемый.

В тот день дежурил помощник коменданта Иван Федосеев. На даче в отсутствие Сталина проводилась уборка, после которой пакеты фельдсвязи оказались сложены не совсем аккуратно.

Этого было достаточно, чтобы Берия обвинил Федосеева в шпионаже.

Юрий Соловьев:

— Он придрался и, значит, сделал инцидент, что он знакомится с неположенными документами, вот… Ну и все. И с этого, значит, он уехал и вскоре… и вскоре, значит, Федосеева отсюда без головного убора молодчики увезли на Лубянку — и концы в воду, вот… Забрали, посадили его жену, Федосеева…

Впрочем, существует и более сложная версия гибели Федосеева, но сейчас мы говорим именно о психологическом состоянии охраны. Обратим внимание, что ни Федосеева, ни его жену никто не защитил. Ни тогдашние руководители охраны, ни сам Сталин. Никто даже не стал разбираться, читал эти документы Федосеев или не читал. Может быть, именно здесь и лежат корни нерешительного поведения Старостина и Лозгачева 1 марта 1953 года. Система, которую Сталин создавал и поощрял долгое время, в последние часы его жизни начала работать против него. Не вошла вовремя охрана, на огромной даче с многочисленной прислугой отсутствовал врач, способный оказать первую медицинскую помощь, дорогие соратники Берия и Маленков, примчавшиеся в конце концов по вызову, вместо помощи, по существу, добили лежащего без сознания друга и любимого вождя.

Наконец, около 22 часов, воспользовавшись прибытием фельдсвязи, Лозгачев один пошел по длинному коридору в направлении главной прихожей, малой и большой столовой. По заведенному порядку почту он должен был оставить во второй комнате. Но, подойдя к ней через противоположную приоткрытую дверь в малую столовую, Лозгачев вдруг увидел лежащего на полу возле дивана Сталина. По домофону он срочно вызвал Старостина, который прибежал вместе с дежурным офицером и горничной Матреной Бутусовой. При их приближении Сталин попытался сделать призывный жест рукой. Это говорит о том, что сознание еще не покинуло его. Пока Лозгачев, дежурный и Бутусова укладывали Сталина на диван, Старостин бросился звонить…

Нет, не врачам.

Александр Шефов:

— Старостин стал сразу звонить непосредственно Игнатьеву, который исполнял обязанности и министра, и начальника Главного управления. Но Игнатьев сюда не поехал, а приехали Берия и Маленков. Игнатьев, видимо, или испугался, или получил приказ: сиди, мы сами.

Как мы помним, ехать на дачу из центра Москвы 12–15 минут. Обеспокоенные соратники явились через 2 часа!

Берия прямо в ботинках и шляпе прошествовал в малую столовую. Маленков снял ботинки и почему-то засунул их под мышки. Попробуйте представить себе эту картину!

Впрочем, для охраны в таком поведении этой пары не было ничего необычного.

Юрий Соловьев:

— А этот Маленков — тряпка, та тряпка, которую Берия брал за шиворот и пихал к себе в машину на наших глазах.

С появлением Берии и Маленкова Старостин и Лозгачев вздохнули посвободнее. Появились люди, способные взять ответственность на себя. Берия ее на самом деле взял, но его слова повергли в шок окружающих. Он набросился на охрану:

— Вы что, не видите — товарищ Сталин спит! Ничего серьезного, а вы паникуете по пустякам. Если что — звоните, и мы приедем с врачами.

После чего развернулся и направился к машине. За ним посеменил, надевая на ходу ботинки, Маленков.

Обратим внимание на одну все объясняющую физиологическую подробность. В комнате был устойчивый запах мочи…

Ошеломленная охрана вновь осталась с хрипящим Сталиным один на один. И опять они не решились предпринять что-либо самостоятельно.

Ночью возле умирающего Сталина остался один Лозгачев.

Александр Шефов:

— Лозгачев говорит: я всю ночь сидел в кровати один, часы длились медленно, и меня обдал страх, потому что я не знал, что делать, как быть; мне запрещено было звонить, велено никого не вызывать.

Несколько раз за ночь Сталин приходил в себя и пытался подняться. Это говорит о том, что болезнь только начинала развиваться, но ему так никто и не помог. До 7 часов утра 2 марта.

Пережить то, что пережил оставшийся один со Сталиным в эту ночь Лозгачев, не пожелаешь никому. Неудивительно, что его обуял страх. Пустой мрачный дом. Напротив, на диване, умирает человек, службе и безопасности которого он посвятил многие годы.

Судя по поведению Берии в эту ночь, свидетелей он уничтожит в первую очередь. Это Лозгачев понимал ясно. В лучшем случае сошлют туда, где о нормальной карьере можно забыть. Ну а если Сталин этой ночью умрет, то шансов не останется никаких. Крайним окажется он, Лозгачев, находившийся всю ночь рядом. Обвинять потом его можно в чем угодно — хоть в халатности, хоть в преднамеренном отравлении. Но Сталин до приезда врачей все-таки дожил.

Привез их министр госбезопасности Игнатьев, как мы уже сказали, в 7 утра 2 марта. Всесильный Сталин в собственном доме пролежал без медицинской помощи почти сутки. Его просто добивали.

Врачей привезли троих: начальника лечебно-санитарного управления Кремля Куперина, Иванова-Незнамова и Лукомского. К тому времени Сталина уже перенесли в большую столовую и положили на другой диван. Диван отодвинули от стены, чтобы врачам легче было ходить вокруг. Когда медики подошли к Сталину, у него вырвалось так называемое дыхание Чейна — Стокса, указывающее на кровоизлияние в мозг. То есть специалистам достаточно было одной минуты, чтобы определить, спит Сталин или находится при смерти. Остается лишь предполагать, что было бы, окажись они на даче днем 1 марта.

В 11 часов утра 2 марта приехала Светлана. За ней, как всегда нетрезвый, — Василий. Началась трехдневная агония, в течение которой дети с дачи не уезжали. Прибывали и отбывали члены Президиума ЦК партии. Уже второго марта в кабинете Сталина в Кремле состоялось первое заседание узкого круга. Делили власть. 3 и 4 марта Сталин несколько раз приходил в сознание. В этот момент Берия бросался к кровати и на всякий случай начинал целовать Хозяину руки.

Александр Шефов:

— Однажды во время заболевания Сталин пришел в себя, поднял руку и показал рисунок на стене — там девочка кормит овечку. Этот рисунок ему очень нравился, он вырезал его из журнала и попросил сделать репродукцию… Вот справа, если стоять к стене от дивана, этот рисунок висел… И Сталин улыбнулся, показал на эту овечку и как будто хотел сказать, что «вот вы меня теперь кормите, как эта девочка кормит вот эту овечку»… Вот такой проблеск сознания, как говорят очевидцы, у него был.

Пятого марта состояние больного резко ухудшилось. Мозг переставал управлять жизненно важными функциями, и Сталин начал задыхаться. В последний момент он вдруг вновь поднял руку вверх, обвел присутствующих страшным, полным ужаса взглядом и погрозил кому-то пальцем. В следующее мгновение его дыхание остановилось. Часы показывали 21.50.

Когда уехало почти все руководство, разрешили попрощаться охране и обслуге дома.

Георгий Кузнецов:

— Когда мы пришли, нам навстречу открыл дверь Анастас Иванович Микоян. Он говорит: «Проходите, проходите», — довольно вежливо.

— Когда мы вошли, увидели — с левой стороны на диване лежал товарищ Сталин, накрытый до подбородка белой простыней. Долго стояли, прослезились и пошли к себе в гараж.

Одной из первых пришла Валя Истомина — сестра-хозяйка, проработавшая на даче 18 лет. Она рухнула на колени и заголосила. Не спешите с высоты сегодняшнего знания осуждать этих людей. Для большинства сотрудников охраны и обслуги Сталин был центром и смыслом их существования. Без него они свою жизнь не представляли, предчувствуя не самые лучшие перемены в своей судьбе. И потом лично этим людям Сталин ничего плохого не сделал. На вскрытие тело увезли около двух часов ночи.

Группу возглавлял Туков, любимец Сталина.

Александр Шефов:

— Туков рассказывал, что когда выехали на шоссе, нас стали обгонять члены Политбюро, хотя раньше это вообще было не принято и невозможно, то есть все почувствовали, что наказывать за это никого не будут.

Картина и в самом деле достойна философского осмысления. По ночному Кутузовскому проспекту вдоль домов, где мирно спят ничего не подозревающие москвичи, медленно везут тело Иосифа Сталина, а мимо, навстречу огням большого города, туда, где Кремль и упавшая к ногам огромная власть, несутся те, кто еще вчера подобострастно подпирал его трон.

Георгий Кузнецов:

— Мы приехали на Садово-Триумфальную и зашли в маленький домик, где были люди в белых халатах — врачи. Они принялись обмерять тов. Сталина — рост, телосложение, состояние его тела; все записывалось, фиксировалось. Сталину после измерения стали делать вскрытие грудной клетки. Раздвинули грудную клетку зажимами такого тисочного плана и оттуда достали сердце, принесли сосуд с жидкостью, в который опустили сердце товарища Сталина.

Через четыре дня девятого марта Сталина внесли в Мавзолей на Красной площади. До этого были 3 дня истерического прощания с жуткой давкой на Трубной площади. Уходила целая эпоха, и слава богу, что тем, кто не застал то время, никогда уже не понять, что же происходило с людьми в марте 1953-го.

Все прикрепленные оставались в те дни рядом с Хозяином. Именно Туков, Старостин и участник этого фильма Соловьев выносили вместе с членами Президиума гроб из Колонного зала. Напомним, что это было 9 марта. А уже 25 марта во главе с комендантом Ближней дачи Орловым их всех вызвали на Лубянку к Берии и заместителю министра внутренних дел Обручникову.

Александр Шефов:

— Орлов мне говорил, что уже отношение к ним было явно противоположным. Если раньше, скажем так, каждый приезжающий сюда заискивал перед охраной, считался с ними, как-то беседовал, то теперь он показал на всех пальцем и сказал: «Обручников, чтобы через три дня здесь их не было!» То есть их разогнали по разным местам.

Вскоре Берия схлестнется со своими друзьями по Президиуму в смертельной схватке за власть и проиграет все всего за три месяца. 26 июня его арестуют, а 23 декабря расстреляют в бункере штаба Московского военного округа. Похоже, это и спасет членов личной охраны Сталина, которые очень много знали про новых вождей-небожителей.

До конца дней многие из офицеров охраны Сталина будут считать, что им просто повезло, когда Берия проиграл.

 

Чисто партийное убийство. Сергей Киров

К началу 90-х, наверное, ни у кого уже не осталось сомнений: в убийстве Кирова, одного из лидеров партии и советского государства, виноват Сталин. По этой версии, именно Сталин приказал убить Сергея Мироновича Кирова — лидера ленинградских коммунистов, чтобы потом развязать очередной террор внутри страны. А все якобы начиналось в тридцать четвертом году, на XVII съезде ВКП(б). Том самом, который позже назовут расстрелянным съездом победителей.

Так ли это было на самом деле?

Именно этот вопрос волновал всех, кто принимал участие в расследовании этого мало изученного дела. Наши коллеги из Федеральной службы охраны сделали все, чтобы открыть документы из доселе закрытых архивов госбезопасности, а свидетельства очевидцев помогли нам сделать вывод: дело об убийстве Кирова — одна из самых больших фальсификаций XX века.

Первого декабря тысяча девятьсот тридцать четвертого года еще ничего не предвещало беды. Никаких тревожных оперативных донесений в Ленинградское управление НКВД не поступало. В этот день Киров проснулся рано утром в своей квартире на улице Красных Зорь и сразу же взялся за деловые звонки.

Он не предполагал, что жить ему оставалось чуть больше восьми часов.

С 1926 года Киров жил в огромной пятикомнатной квартире, в одном из самых комфортабельных домов того времени. Его постоянно болевшая жена Мария Гована-Маркус была в этот день, как и все последнее время, в пригороде Ленинграда. На даче в Толмачево. Экономки тоже не было. Так что хозяин оставался дома в то утро один. Он любил готовиться к главным своим выступлениям в одиночестве. В домашней огромной библиотеке из двадцати тысяч томов он мог найти все необходимое для работы. Киров, собиравший эти книги всю свою жизнь, незадолго до этого дня скажет: «Надо найти время и для газет, и для Ленина, и для Сталина, и для беллетристики надо время найти, иначе мозги засохнут».

И находил не только на чтение, но и на музыку.

Киров любил один, покуривая трубку, слушать пластинки. Его любимая пластинка цела и сегодня. Какой-то забытый фокстрот, пожалуй, его название ничего нам сегодня не скажет.

Находил время хозяин квартиры и для удовлетворения своей страсти к охоте и рыбалке. В комнате отдыха, скорее напоминающей мастерскую, можно было в спокойной обстановке расслабиться, подготовить амуницию к очередной вылазке, и патроны набить, и снасти рыболовные починить, и поплавки самому изготовить, благо все для этого имелось.

Обстановка квартиры и сейчас полностью сохранила дух тридцатых годов. Диковинка того времени — холодильник «Дженерал Электрик». Кто видел наш фильм или бывал в музее-квартире Кирова в сегодняшнем Санкт-Петербурге, согласится, что и в XXI веке он выглядит вполне современно.

Первого декабря все утро Сергей Миронович Киров за массивным письменным столом, перед которым и сегодня лежит шкура медведя, готовится к фундаментальному докладу, который должен произнести перед собранием партийного актива в 18.00 в Таврическом дворце. Тема сверхактуальна для того времени — отмена продовольственных карточек. Окружение знает, что доклад серьезный, и Кирова никто не беспокоит. Неожиданно, примерно за два с половиной часа до мероприятия, он снимает трубку телефона, вызывает машину и направляется в Смольный.

Из воспоминаний кировского окружения известно, что ехать в течение дня он никуда не собирался.

Охотник Киров и думать не думал, что за ним самим уже идет охота.

Преследователь. Его портрет сохранился, но до нашего фильма почти никогда и нигде не публиковался. Симпатичный молодой человек с довольно миролюбивым лицом. Его уже однажды задерживала охрана. Это произошло 15 октября 1934 года при попытке подойти к Кирову, когда тот прогуливался у Троицкого моста. После проверки документов его освободили без обыска. Парень оказался членом партии, да и случаи попыток подойти к Кирову с просьбами не были редкостью. А вот если бы задержанного обыскали, то наверняка бы обнаружили у него револьвер.

Николаев, а молодой человек носил именно эту фамилию, приобрел «наган» сразу после революции. В кармане у него лежало официальное разрешение. Правда, оно уже было два года как просрочено. Несмотря на то что уже прошло около восьмидесяти лет со дня выдачи этого удостоверения, сегодня еще можно разобрать имя владельца «нагана»: Николаев Леонид Васильевич.

Николаев родился в Петербурге 10 мая 1904 года в семье рабочих. Отец умер от холеры, когда сыну было четыре года. Сиротами остались еще две сестры Николаева. Мать после революции была уборщицей трамвайных вагонов. Семья жила тяжело. Маленький Леонид страдал рахитом, болезнью бедняцких детей, до одиннадцати лет даже не ходил.

Медкомиссия в двадцать шестом году отметила у него признаки вырождения: длинные обезьяньи руки почти до колен, короткие кривые ноги, длинное туловище, узкие плечи. И все это при росте 150 сантиметров.

Образование у Николаева было 6 классов.

Правда, в те годы отсутствие образования у революционно настроенной молодежи никого не смущало. Наоборот, это говорило об их пролетарском происхождении. Николаев начал свою трудовую биографию в шестнадцать лет секретарем сельсовета в Самарской области. Успел побывать он и учеником слесаря, и сотрудником Лужского укома комсомола.

С тридцать третьего года Николаев — инструктор Ленинградского института истории ВКП(б).

За пятнадцать лет Николаев умудряется сменить тринадцать мест работы, что вызвано было в первую очередь, конечно, его неуживчивым характером. Он даже был судим в двадцать девятом году. Правда, проступок сегодня выглядит курьезом. Николаева судили за неосторожную езду на велосипеде.

Отделался, правда, он только штрафом. В том же году за создание склоки в коллективе завода «Красный арсенал», где он тогда работал, ему объявили выговор. В марте с очередного места работы — Института истории ВКП(б) Николаева по партийной разнарядке направляют трудиться в систему транспорта. Тот категорически отказывается. После чего его исключают из партии, выгоняют с работы.

С этого момента все и начинается…

Николаев превращается в профессионального жалобщика. Он обивает самые высокие пороги и добивается своего восстановления в партии. Принцип: кто не с нами, тот против нас — в те времена был очень в ходу. Партийные пользовались различными льготами, при устройстве на работу в том числе. А вот беспартийного Николаева на работе восстанавливать отказываются.

Это его угнетало. К первому декабря тридцать четвертого года Леонид Николаев уже семь месяцев без зарплаты. Он подавлен, его охватывает отчаяние. Письма за его подписью опять летят во все партийные инстанции, в том числе и в ЦК ВКП(б). Он пишет о своем безвыходном положении и о том, что готов уже к политическому убийству.

Запомним это.

К утру того рокового дня Николаев доводит себя до состояния крайнего возбуждения, а вот его будущая жертва Киров совершенно спокоен и вначале никуда уезжать из дома не собирался.

Мы установили, перед тем как неожиданно вызвать машину, Киров несколько раз звонил из дома в Смольный, просил прислать статистические данные и другие материалы к докладу.

Первого декабря курьер из Смольного приезжал к Кирову четыре раза. Последний приезд курьера был около 14 часов 30 минут. Примерно через час Киров звонит в Смольный второму секретарю обкома Чудову, у которого проходит совещание, обсуждающее практические шаги по отмене карточной системы. Из разговора всем участником совещания ясно — Киров в Смольный не приедет.

Спрашивается, зачем Кирову вдруг понадобилось ехать в тот день в свой рабочий кабинет, если все необходимые документы, другие мелочи, даже карандаши ему привозили на квартиру, причем привозили по первому звонку. Со всеми коллегами, со своим замом он несколько раз говорил по телефону, и никаких неясностей в ходе разговора не возникало. Зачем требовалось личное присутствие в Смольном, да еще тогда, когда его никто не ждал? Может быть, по телефону кто-то потребовал срочной встречи?

Может быть.

Ясно только одно: Киров неожиданно изменил свои планы, и причина свидания могла быть только экстраординарной. Но пока вернемся к Николаеву.

Безработный скандалист Николаев был женат. Со своей женой, дочерью латышского батрака Мильдой Петровной Драуле, Николаев познакомился, когда работал в Луге. К этому моменту, а это тысяча девятьсот двадцать пятый год, Мильда уже член партии с шестилетним стажем. Она работает заведующей сектором учета в Лужеском укоме партии. Ее уважают коллеги, немногословна, сдержанна. Может, черно-белая фотография, которая тоже сохранилась, и не передает всего обаяния этой женщины, но у нее, как говорили современники, отличная фигура, рыжие волосы и прекрасный цвет лица. Чем ее прельстил хоть и миловидный, но при этом желчный, надменный и вечно недовольный жизнью коротышка Николаев, было и остается загадкой для всех.

После приезда в Ленинград из Луги, уже с Николаевым, Мильда Драуле долго не могла никуда устроиться. Работала поденно чернорабочей на заводе «Прогресс», подрабатывала и в других местах. Нужно было кормить двоих детей. И вот метаморфоза — в 1930 году Драуле неожиданно становится техническим сотрудником аппарата Ленинградского обкома ВКП(б).

Прямо из чернорабочей.

Именно с 1930 года Мильда могла в Смольном попасть в поле зрения Сергея Мироновича Кирова, и, судя по всему, Киров заметил новую сотрудницу аппарата, рыжеволосую латышку, и не просто заметил. По обкому поползли робкие слухи о возможной амурной истории.

Рассказывает Леонард Гаврилов, кандидат юридических наук, полковник КГБ в отставке:

«Так судьба сложилась, что вот когда я уже закончил университет и женился на Кире Павловне. И вот однажды я узнал, что она происходит из семьи Павла Васильевича Васильева, старого большевика, работника пороховых заводов, который некоторое время, где-то перед 34-м годом, работал у Кирова хозяйственным комендантом в Смольном и часто сопровождал его на охоту. Часто говорили в семье, и в частности мои теща и бабушка, когда была живая, о том, что Киров иногда приезжал с молодой женщиной. Они почему-то ее называли Ингербаланткой, по-видимому, оценивали ее как-то по внешним данным, и она посещала, была у них в доме в этот момент. То есть вообще-то, так сказать, был такой намек, что Киров женщин молодых любил».

Как только летом 1933 года пересуды достигают опасной черты, Мильду Драуле спешно, почти молниеносно, переводят в Управление уполномоченного Наркомата тяжелой промышленности.

Переводят с повышением…

В Наркомате тяжелой промышленности Драуле уже превращается в инспектора Управления по кадрам с хорошим по тем временам окладом в 275 рублей. И это отнюдь уже не техническая работа.

Говорит Татьяна Сухарникова, директор музея С. М. Кирова:

«Я предполагаю, что Мильде Драуле помогали здесь и были люди, которые ей, так скажем, покровительствовали в том, чтобы из разряда безработных она перешла вдруг в обком партии работать, получила работу в обкоме партии в секторе легкой промышленности. У нее родилось двое детей, она получила новую должность в Управлении уполномоченного Наркомата тяжелой промышленности. Это немалые должности. Они давали дополнительный паек, возможность получить санаторное лечение, решить жилищную проблему. По тем временам это невероятно много было, собственно, как и по нашим, наверное. И чувствуется, что кто-то ее вел, но сказать, что Киров, я не берусь».

Современники утверждают: Киров был далеко не святым, а что касалось его взаимоотношений с женским полом, то особенно. И жена не могла играть здесь хотя бы сдерживающую роль, поскольку серьезно болела и вынуждена была большую часть времени в году проводить вне дома — на лечении.

Т. Сухарникова: «Я полагаю, что сыграла не последнюю роль ее работа в 1927–1930 годах в профилакториях, где перевоспитывали проституток. Это нанесло, по-моему, страшный удар по ее психике и вообще нервному состоянию».

Мы шли по Выборгской стороне — дом, где в тридцать четвертом году проживала довольно большая семья Николаевых. В восемь утра первого декабря именно отсюда, как обычно, отправилась на работу Мильда Драуле. Спустя час вслед за женой покидает этот дом и Леонид Николаев. С ним, как все последние дни, портфель, в котором заряженный револьвер. Николаев на взводе, судя по всему, время покушения определено — он готов стрелять именно сегодня — первого декабря. Можно предположить, что Николаев определился и с местом, где он произведет выстрелы, — Таврический дворец.

Была одна проблема — у Николаева не было билета.

Т. Сухарникова: «У него не было билета в Таврический дворец, где должны были собраться все высшие партийные руководители Ленинграда и заслушать отчетный доклад Сергея Мироновича Кирова».

Достать пригласительный билет на собрание актива Николаев поручил жене. Мы установили, что он настойчиво звонил ей на службу около 12, 14 и 16 часов, справлялся, заполучила ли она билет. Возможно, заодно и проверял, на месте ли супруга.

Напомним, что около шестнадцати часов Киров вызывает к себе машину.

Случайно ли это совпадение по времени с последним звонком Николаева своей жене?

И случайно ли появление в Смольном Кирова и Николаева одновременно? В то время в Смольный можно было войти либо по пропуску, либо по партбилету. Хоть из партии Николаев был исключен, но партбилет у него остался, он всегда носил билет с собой. Николаев ходит по кабинетам, пытаясь через старых знакомых получить пригласительный на выступление Кирова. Отсюда он названивает своей жене.

Киров не любил пользоваться специальным подъездом.

Он входил в Смольный через главный подъезд вместе со всеми. Именно здесь по инструкции его должен был встречать оперативный комиссар Борисов и следовать за ним неотступно вплоть до кабинета. Но, как мы выяснили, в тот день охранник Борисов инструкцию не выполнил.

Сотрудник комендатуры Смольного оперкомиссар Борисов мало годился на отведенную роль. Ему было пятьдесят три года. До поступления в ОГПУ он работал ночным сторожем. Борисов слишком часто нарушал инструкцию и по просьбе Кирова оставлял его одного, в том числе и в бесконечно длинных коридорах бывшего Смольного института.

Медведь, шеф Ленинградского НКВД, неоднократно пытался заменить Борисова, но Киров сделать этого не дал, поскольку у него сложились почти дружеские отношения с оперкомиссаром. Так что Борисов знал достаточно много о Кирове, и не только с формальной стороны.

С этого момента разные сюжетные линии начинают сходиться, чтобы потом и вовсе пересечься.

Киров шел по Смольному к себе в кабинет.

Он изредка останавливался, беседовал с людьми. На лестничной площадке третьего этажа он остановился в очередной раз.

Здесь был пост.

Пост зафиксировал, что Киров прошел к себе в кабинет. На расстоянии примерно двенадцати метров за Кировым двигался охранник Борисов. Охранник Борисов тоже достиг поста, и на посту зафиксировали, что он — Борисов — здесь был. Но самое главное заключается в том, что охранник остался на этой площадке, откуда абсолютно не просматривается длинный стометровый коридор. По нему-то и двинулся Сергей Миронович Киров.

Двинулся один.

Двинулся навстречу своей смерти.

Почти ничего не изменилось в планировке Смольного с далекого 1934 года. По крайней мере, в той части здания, где прогремели роковые выстрелы. Мы проделали тот самый путь, который сотни раз проделывал Киров и который однажды для него закончился трагически. Он шел по бесконечному коридору с таким же бесконечным количеством дверей. Шел в сторону своего кабинета. Борисова за его спиной не было, и никто уже сегодня не ответит на вопрос, просил ли сам Киров оперкомиссара не следовать за ним либо это было обычное разгильдяйство бывшего ночного сторожа Борисова.

Тем временем безуспешно бродивший по коридорам и кабинетам Смольного Николаев выходит из туалета третьего этажа. В первую секунду он, наверное, не поверил своей удаче. Выйдя из ниши, где располагался туалет, в коридор третьего этажа, Николаев чуть ли не столкнулся нос к носу с Сергеем Мироновичем Кировым.

И растерялся.

Он повернулся к Кирову спиной и пропустил его мимо себя. Затем устремился вслед за ним. Как мы знаем, в этот момент охраны у Кирова не было.

Николаев двигается как тень за Кировым до конца коридора, и затем они поворачивают под углом 90 градусов в коридорчик, который ведет к кировскому кабинету. Киров идет в пальто, не снимая своей знаменитой серенькой фуражки.

Примерно семнадцать метров не дошел по коридору до своего кабинета Киров. Убийца настиг его ровно на том месте, где находятся двери в приемную второго секретаря Чудова.

Выстрел последовал практически в упор в затылок.

Киров упал лицом на паркетный пол. Смерть наступила почти мгновенно. На выстрел отреагировали. Из ближайших дверей почти сразу же выскакивает человек в военной форме. Он, видимо, напугал Николаева, который хотел вторым выстрелом убить себя. Но у него ничего не получается. Пуля проходит мимо. Николаев теряет сознание и падает на пол рядом с Кировым. Начинается паника. И только спустя какое-то время на месте происшествия появляется охранник Борисов.

Мы отобразили картину происшедшего на схеме. Убитый и его убийца лежали рядом, примерно в полуметре друг от друга. Киров ничком, Николаев на спине. Он был без сознания, видимо, от наступившего эмоционального шока.

Смерть Кирова, по заключению врачей, наступила мгновенно от повреждения жизненно важных центров нервной системы. Собравшиеся на месте происшествия сотрудники Смольного быстро поняли, что второй лежащий мужчина жив.

После оказания слабонервному убийце первой медицинской помощи его доставили на Литейный, 4 — в здание Ленинградского НКВД.

Все это произошло в бывшем Институте благородных девиц первого декабря тысяча девятьсот тридцать четвертого года.

Причины…

Версия, что Кирову отомстил Сталин, имеет сторонников до сих пор. Считается, что Сталин убрал Кирова за причастность к созданию демократической партийной оппозиции. Оппозиция проявила себя на XVII съезде ВКП(б), когда против Сталина было отдано слишком много голосов во время выборов в ЦК.

Мы считаем, что это не так.

Такой оппозиции у Сталина не было. Есть неоспоримый факт: весь съезд проходил в обстановке беспрерывных славословий в адрес вождя. Киров задавал здесь тон, он был блестящим оратором и делал это убедительнее и ярче других.

«Чем больше, чем лучше, чем глубже и культурнее мы подкованы этой самой наукой, которая называется марксизмом и ленинизмом, той наукой, которую так, с таким величием может воплощать в жизнь наш учитель товарищ Сталин, этой науке мы обязаны всем в основном и решающем».

Это слова Кирова.

Именно Киров предложил съезду не принимать резолюцию по отчетному докладу ЦК, а принять к исполнению как партийный закон все положения, выводы отчетного доклада товарища Сталина. После чего Сталин отказался от заключительного слова. Это была явно домашняя заготовка, которую задумать можно было только вместе со Сталиным. Дело в том, что в дни XVII съезда Киров жил на кремлевской квартире у вождя.

Сталин после смерти жены всегда просил Кирова, когда тот приезжал в Москву, останавливаться у него. Кстати, положение Сталина на партийном Олимпе было настолько прочным, что в его власти было не включать Кирова в состав высших руководящих партийных органов. Однако он делает Кирова себе равным в партии. После I съезда Киров, как и Сталин, член Политбюро, оргбюро и секретарь ЦК. Их вообще связывали дружеские отношения.

В начале тридцать четвертого года Сталин заканчивает строительство своей новой дачи в Волынском.

Ее будут называть — Ближней.

Она станет любимой дачей Сталина. Именно на этой даче он проживет последние девятнадцать лет своей жизни. Именно здесь по его распоряжению выделяется огромная гостевая комната персонально для Кирова. Как утверждали сотрудники охраны Сталина, Киров мог пользоваться этими апартаментами в любое время, когда бы он ни находился в Москве.

Киров успел перед смертью погостить на Ближней.

Существуют и другие свидетельства особого расположения вождя к Сергею Мироновичу.

Как говорили сотрудники охраны, Сталин настолько доверял Кирову, что не раз приглашал его попариться в бане, чего не удостаивался никто из соратников вождя. В Сочи на отдыхе в тридцать первом, а потом в тридцать четвертом они купались вместе, чего Сталин не позволял себе ни с кем.

Привилегия неслыханная.

Именно в Сочи почти весь август 1934 года, последний свой отпуск перед смертью, Киров проводит вместе со Сталиным. Тут он почти член его семьи. Об особой доверительности отношений говорит и то, что заядлый охотник, рыболов Киров часто посылал к столу вождя свои трофеи: свежую рыбу и дичь.

Киров боготворил Сталина, а тот, в свою очередь, снисходительно относился к его почти постоянному отсутствию на заседаниях Политбюро. В тридцать третьем году их было двадцать пять. Сергей Миронович присутствовал только на шести. В тридцать четвертом году картина повторялась. Сталину Киров нужнее был в Ленинграде как жесткий проводник его политики. Так что, как видим, убирать Кирова, самого близкого своего соратника, Сталину было невыгодно ни по каким политическим соображениям.

Сообщение о роковых выстрелах в Ленинграде было для Сталина неожиданным. В Кремле, за толстыми стенами бывшего Сената, Сталин работал первого декабря по обычному распорядку, то есть не с раннего утра.

Мы установили по спискам посетителей, что первые приглашенные появились здесь после 15.00. Это были люди ближнего круга: Ворошилов, Молотов, Каганович, Жданов. В 17.50, когда прошел час с небольшим после выстрелов Николаева, Сталин вызывает к себе наркома внутренних дел Генриха Ягоду. Проходит еще двадцать пять минут, и здесь, в Кремле, появляются начальник оперативного отдела Главного управления госбезопасности Палкер, его заместитель и комендант Кремля Петерсен. Ясно, что причина вызова — убийство Кирова. В 18.45 Сталин экстренно собирает всех членов Политбюро. Всех, кто находится в этот момент в Москве. На этом совещании и вырабатывается план первоначальных действий.

Кабинет Сталина в Кремле не сохранился. Однако мы отыскали уникальные кадры, которые могли видеть те, кто смотрел наш фильм по телевидению. Кадры кинохроники запечатлели обстановку сталинского кабинета в середине тридцатых годов. Именно в этом кабинете первого декабря тысяча девятьсот тридцать четвертого года принимается решение немедленно готовить специальный поезд в Ленинград. Сталин вызывает всех, кто поедет с ним вместе. Это Ворошилов, Жданов, Молотов, Ежов, Ягода, Агранов и большая группа сотрудников НКВД.

Все они будут задавать тон следствию.

А теперь внимание!

Врачами установлено, что Киров был убит в 16 часов 37 минут, а уже в 16.45, то есть всего через восемь минут после трагедии, следователь Лазарь Коган начал допрос Мильды Драуле! Откуда такие космические скорости поиска и доставки этого свидетеля?

Вывод, пожалуй, один — Мильда Драуле находилась рядом с местом преступления. Можно предположить, что, скорее всего, это она и звонила домой Кирову днем, чтобы договориться о встрече в Смольном.

Рабочее место Мильды Драуле находилось на канале Грибоедова, дом 6. Мы провели собственное расследование — решили определить, какие события должны были вместить в себя эти восемь минут. Требовалось вызвать врача, найти следователя, привести убийцу в чувство, установить его личность, узнать, где находится его жена. После этого нужно было немедленно отправить машину либо от НКВД с Литейного, 4, либо от Смольного — на Грибоедова, 6, чтобы доставить на допрос Мильду Драуле, довести ее до кабинета и только после этого начать допрашивать. Уложиться не только в восемь минут, а, например, в двадцать даже при современных скоростях просто невозможно.

И еще.

Зачем так срочно нужно было допрашивать жену убийцы, когда его самого еще толком не расспросили? Кстати, что-либо связно говорить в первые часы после покушения Николаев вообще не мог.

Единственно возможный ответ — Мильда была рядом с местом преступления. И все всё понимали.

Именно она могла в тот день срочно вызвать Кирова по телефону в Смольный. Подчеркиваем: это наша версия, а факты только подтверждают, что так могло быть. И еще что важно. Допрос продолжался 2 часа 25 минут, а в протоколе остались лишь полторы страницы машинописного текста. Что говорила следователю жена убийцы — неизвестно, как неизвестно, почему эти показания не вошли в протокол. Можно сделать предположение, что материалы допроса фальсифицированы.

Говорит Юрий Седов, старший советник юстиции, в 1988–1990 гг. руководитель прокурорско-следственной группы по проверке обстоятельств убийства Кирова:

«Все протоколы допроса заранее печатались на машинке, и даже письменных протоколов его очень мало в деле. Они имеются, но их очень мало, они все печатались, корректировались, Сталину и отсылались, посылались в Москву».

Мы обнаружили, что фальсификаторы сделали одну маленькую ошибку — изменив текст допроса Мильды Драуле, не догадались в протоколе изменить время допроса.

Но это было все потом, чуть позже.

По прибытии рано утром второго декабря в Ленинград Сталин еще не имеет четкого плана, как можно использовать убийство друга против своих старых партийных оппонентов, в частности Зиновьева и его сторонников. Вождь выглядит даже иногда растерянным. Он решает допросить Николаева в день приезда лично. Однако тот, еще не выйдя из состояния истерического припадка, кроме выкриков: «Я отомстил, простите!» — ничего толкового не сообщил.

На следующий день, третьего декабря Сталин заявил, что убийство Кирова дело рук организации, но какой организации — сейчас трудно сказать. Явно, что главная идея еще не созрела. Потом пойдет легче, когда в голове у Сталина сложится четкий план — назвать убийцу Кирова сторонником Зиновьева. Как только вождь дал нужное направление, следственная машина заработала, словно уборочный комбайн, подбирая всех, кто хотя бы шапочно был знаком с Николаевым и имел отношение к партийной оппозиции. Самого Николаева, по рекомендации Сталина, чтобы добиться от него нужных признаний, хорошо кормили. Давали красное вино, снабжали книгами, разрешали пользоваться ванной. Однако Николаев держался крайне упорно, заявляя, что убийство он совершил один. Во время следствия он даже предпринимает несколько попыток самоубийства. Давление на Николаева усиливают. Шестого декабря его допрашивают семь раз. На следующий день Николаев объявляет голодовку, а затем пытается покончить с собой. Седьмого и восьмого декабря конвойные силы доставляют его на допрос. Они вынуждены Николаева нести на руках, а он кричит: «Это я, Николаев, меня мучают, запомните!»

И все же через двенадцать дней после выстрелов в Смольном его сломали. Он признается, что входил в ленинградскую контрреволюционную группу зиновьевских оппозиционеров. Найти подходящих лиц для включения в эту компанию для следствия было уже делом техники. Таким образом, в организаторы убийства Кирова записали еще тринадцать человек. Все они вместе с Николаевым были приговорены двадцать девятого декабря тысяча девятьсот тридцать четвертого года Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу.

Через час после оглашения приговор был исполнен.

Утро второго декабря Ленинград встретил в трауре. В городе разворачивается мощная кампания в форме митингов и партийных собраний, на которых ленинградцы требуют предать самой жестокой каре убийц Кирова. Обстановка постепенно накаляется до состояния массовой истерии. На собраниях рыдают, оплакивая убитого, падают в обмороки. В Ленинград доставляют жену Кирова Марию Маркус, которая находилась на даче в Толмачеве. Хроника запечатлела ее в Таврическом дворце, на панихиде, которая началась в 18.00 второго декабря. На этих кадрах вдова Кирова выглядит намного старше мужа. Она серьезно больна. В этот же день, второго декабря, Сталин дает распоряжение доставить ему в Смольный на допрос оперкомиссара Борисова.

Здесь появляется еще одна загадка, которая до сих пор так и не разгадана.

Буквально через полчаса после получения этого приказа Борисова уже не окажется в живых. Мы восстановили всю цепь событий, которые привели к его гибели. После ареста Борисова содержали под наблюдением в помещении оперативного отдела НКВД. Доставить его поручается оперуполномоченному Малий. С согласия руководства он берет для этих целей грузовик.

Теперь следите внимательно.

Малий садится в кабину с водителем. Борисова сажают в кузов под присмотром сотрудника НКВД Виноградова. Вдвоем они сидят на скамейке спиной к кабине. Через некоторое время грузовик ударяется в стену дома, от чего оперкомиссар Борисов погибает…

На допросе после аварии шофер грузовика Кузин скажет, что на улице Воинова машину резко бросило вправо и она потеряла на время управление. Грузовик выехал на тротуар и ударился о стену дома правым бортом. Сидевший у этого борта Борисов стукнулся о водосточную трубу. После удара водитель повернул руль влево и вывел машину на дорогу.

Еще раз повторим, как это произошло.

Авария произошла в 10 часов 50 минут на улице Воинова — сейчас это улица Шпалерная — напротив дома 50. День был ясным, асфальт — сухим, водитель Кузин — трезвым. Мы показали на схеме, как шла машина. Показали, где врезалась в дом. Борисов стукнулся головой и спиной о стену да вдобавок еще о крюк водосточной трубы. Экспертная комиссия, исследовав труп Борисова, отметила отсутствие признаков постороннего насилия и заключила, что смерть наступила в результате несчастного случая во время автомобильной аварии.

В тридцать седьмом году прошлого века обстоятельства гибели оперкомиссара оценили, конечно, по-другому. Все причастные к этому делу сотрудники НКВД были расстреляны как члены контрреволюционной организации. Остался жив только водитель Кузин. Пройдя тюрьмы и лагеря, он уточнил свои показания, заявив после XX съезда КПСС, что сидевший в кабине сотрудник НКВД Малий после внезапного появления встречного грузовика вырвал руль и резко крутанул вправо, из-за чего грузовик ударился о стену дома.

Итак, на следующий день после убийства Кирова исчезает важный свидетель. Действительно ли это исключительный, необычный по стечению обстоятельств случай или все же убийство? Сегодня этого дома, в который ударился грузовик, не существует. Однако мы нашли его фотографии и показали их в фильме, обнаружив, что рядом с домом, на той же стороне улицы, находилось здание, где располагалась войсковая часть НКВД.

А теперь давайте попробуем ответить на вопрос: можно ли было ликвидировать важнейшего свидетеля убийства Кирова в здании НКВД, которое как бы случайно оказалось рядом?

На наш взгляд, ответ должен быть положительным.

Мы установили, что по улице Воинова ходили трамваи двух маршрутов — № 16, № 55 — и автобус. Рядом с местом аварии была остановка. Почему в 10.55 утра не нашлось ни одного свидетеля аварии ни с этой остановки, ни среди жителей соседних домов, тоже сегодня непонятно. Однако факты говорят о том, что, кроме постового милиционера Крутикова, который находился от места аварии на расстоянии более чем 600 метров, больше свидетелей той аварии не было.

Согласитесь, что это подозрительно.

Была ли возможность у сотрудника НКВД, находившегося в кузове, ударить Борисова по голове чем-то тяжелым?

Ответ вновь будет — положительным.

Возможно ли, что Малий, сидевший в кабине, вырвал руль из рук водителя в тот момент, когда получил сигнал из кузова от коллеги, что дело сделано?

Трудно отрицать возможность и такого поворота событий.

Мы можем задать и еще несколько вопросов:

Был ли вообще Борисов жив к моменту аварии?

Была ли авария в действительности?

Вопросы, вопросы, вопросы.

Понятно, что, если бы Борисова начали допрашивать с пристрастием, выплыла бы наружу слабая работа по организации охраны Кирова, и уже тогда никого бы не оправдали слова самого Сталина, сказанные после трагедии: «Не любил покойник охраны».

Однако исчезновение Борисова не спасло руководителей Ленинградского управления НКВД. Арестовывают сначала Медведя, затем его первого зама Запорожца и еще группу сотрудников. Всех их отправляют в лагеря, а в тридцать седьмом году расстреливают как соучастников убийства Кирова.

А вот, на наш взгляд, парадоксальный факт.

Мы установили совершенно точно, что после убийства Кирова служба охраны Сталина и его высшего окружения оставалась без изменений еще целых два года. Отталкиваясь от этого факта, делаем вывод, что, начиная массовые политические репрессии, Сталин нисколько не опасался за свою безопасность, поскольку ни левых, ни правых террористов в стране не было. А сам он точно знал: убийство Кирова — дело рук одиночки. Возможно, если бы убийства Кирова не произошло, Сталину бы пришлось придумать для начала большого террора не менее весомый предлог.

Тем временем Ленинград продолжает захлестывать волна митингов. Однако порыв «задавить контрреволюционных гадов» не был, как сейчас ясно, единым. Сводки донесений сотрудников НКВД сохранили высказывания, которые выделены как контрреволюционные.

Например, такие:

«Жаль, что только Кирова убили, надо бы и Сталина».

«Кирова надо было убить, через него много людей ушло в могилу».

А рабочий Хомяков с 3-й табачной фабрики заявил: «Раньше, бывало, убьют царя, и за него расстреляют несколько человек. А тут убили какую-то сволочь, и уже расстреляли семьдесят человек, и еще сколько сотен расстреляют».

Слова рабочего оказались пророческими.

Он ошибся только в количестве. Сталин расстреляет сотни тысяч, а миллионы отправятся в лагеря.

Гроб с телом Кирова прибыл в Москву спецвагоном поезда особой нормы. В этом же составе возвращался в столицу и Сталин. Четвертого декабря в 13.30 к гробу Кирова, установленному в Колонном зале Дома союзов, открыт доступ трудящихся Москвы. Со всех траурных мероприятий в Москве организованы радиотрансляции. Вся страна слушала траурную музыку и пламенные речи ораторов с призывами отомстить.

Кому?

Сталин уже сказал.

Сам вождь присутствует на всех мероприятиях — Киров его друг. Масштаб траурных церемоний тридцать четвертого года сравним разве что с похоронами самого Ленина. Только в Москве провожали Кирова в последний путь больше миллиона человек. Сталин был явно под впечатлением организованного им же самим массового горя.

Ушел из жизни последний человек, которого он мог называть другом.

Сталина сделал убийцей Кирова Хрущев. Это обвинение стало хорошим козырем в развенчании культа личности. О том, что убийцей Николаевым двигали личные мотивы, вспоминать было тогда по политическим мотивам невыгодно. Сейчас это доказано. Мы же утверждаем, что Николаевым, кроме обиды на власть, отчаяния, двигало еще одно сильное чувство — ревность. Слухи о связи его жены с Кировым не могли не дойти и до него. Мильда Драуле и ее сестра Ольга с мужем были расстреляны как сообщники Николаева 10 марта 1935 года. Никаких сообщений в прессе по этому поводу не появлялось. Репрессиям подверглись, кстати, все родственники Николаева: мать, сестры и даже сосед. Следы детей Николаева теряются в детприемниках.

В 1941 году, сразу после нападения Гитлера на Советский Союз, в центре Москвы, под землей, на станции метро «Кировская», сейчас это «Чистые пруды», была организована ставка Верховного главнокомандования.

Памятник Кирову стоял там так же, как и сейчас. Рядом с ним был пост. Так вот, все сотрудники охраны, которые стояли на этом посту, вспоминают, что Сталин всегда подходил к каменному Миронычу, стоял подолгу и курил. О чем думал вождь в эти минуты? О последнем ушедшем друге, о далеком тридцать четвертом — об этом мы не узнаем никогда, потому что никто из ближнего окружения Сталина не позволил себе, не осмелился прервать даже короткой репликой эти печальные раздумья вождя.

Привилегия бывать ночью в Кремле предоставляется не каждому. Нашей съемочной группе в этом отношении повезло. Мы снимали выезд сталинского «ЗиСа» из Спасской башни, мы проводили дни и ночи внутри кремлевских стен, бродили по стенам, башням, заглядывали в погреба, восхищались дворцами. И мы с полной уверенностью и ответственностью можем утверждать, что ночной Кремль резко отличается от Кремля дневного. А когда видишь колокольню Ивана Великого не с той точки, с которой ее показывают туристам, а из окон рабочих кабинетов, начинаешь Кремль ощущать совершенно по-иному.

Рабочие коридоры Кремля помнят всех его обитателей за многие столетия, а по ночному Кремлю, как нам кажется, иногда блуждают их тени. Теперь мы начинаем рассказ о тех, кто ходил по Кремлю во времена сталинского правления, о тех, кто был после…

 

Вячеслав Молотов

В 1960 году в столицу Австрии Вену прибыл многолетний руководитель Совета народных комиссаров Советского Союза Вячеслав Молотов. Многие годы он входил в десятку самых известных политиков мира. Часто его называли совсем просто — тень Сталина.

«Пакт Молотова — Риббентропа», «коктейль Молотова» — эти словосочетания уже давно были на слуху у всего мира. Знал мир и о том, что именно Молотов обратился к советскому народу 22 июня 1941 года. Его слова: «Враг будет разбит, победа будет за нами!» — стали девизом советских людей в годы Отечественной войны.

В Вене никто не устраивал Вячеславу Молотову пышной встречи, не было салюта и чеканного шага почетного караула. Не было речей и советских флажков в руках жителей Вены, к чему Молотов за долгую бытность главой советского правительства привык. Дело в том, что в Австрию прибыл опальный Молотов. Прибыл на скромную должность постоянного представителя СССР при Международном агентстве по атомной энергии — МАГАТЭ.

Это стало мировой сенсацией.

Николай Новик неоднократно принимал участие в наших фильмах. Он был последним начальником личной охраны И. В. Сталина, с 1958 по 1962 год работал советником посольства СССР в Австрии. Однако — теперь уже об этом можно говорить — в эти годы Николай Новик на самом деле был резидентом советской разведки в Австрии.

Николай Новик рассказывает: «Он зашел представиться. Он улыбался по этому поводу, что такой человек и вдруг представляется мне. Ну, мы с ним посидели, выпили кофе, пообщались очень хорошо. В. М. Молотова постоянно сопровождала большая группа западных корреспондентов — до 15 человек каждый раз. Причем, как мы потом выяснили, среди них были 2–3 агента ЦРУ, которые подделывались под корреспондентов. Значит, уже они в группе, которые сопровождали. Помимо этого, в печати Австрии все время появлялись различные сообщения в отношении В. М. Молотова, в отношении его жены Жемчужиной».

Сотрудники Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов Америки крутились возле Молотова не просто так. Совсем скоро советская резидентура получила сведения, что Молотова собираются выкрасть и переправить на Запад…

В 1890 году, 9 марта, в селе Кукарка Вятской губернии в семье приказчика Михаила Прохоровича Скрябина родился мальчик — Вячеслав. А вскоре зашедшая в дом цыганка вдруг указала на младенца и произнесла:

— Этот будет на весь мир знаменит.

В те времена предсказаниям цыганок верили.

Семья Скрябиных была зажиточной, а отец — Михаил Прохорович — человеком очень колоритным.

Рассказывает внук Вячеслава Молотова Вячеслав Никонов, президент фонда «Политика»: «Он был очень русским, в том смысле, что в нем как бы уживалось два совершенно разных, в Михаиле Прохоровиче Скрябине. Один, безусловно, набожный, он пел в церковном хоре. Эстет. Выписывал всю новейшую музыкальную литературу из столицы. Детям привил музыкальную культуру. Все на чем-то играли, на каких-то музыкальных инструментах. Был активистом общества трезвости города Налинска, участвовал в спектаклях местного драматического театра. Любительского».

Другой Михаил Прохорович любил жизнь, любил кутить, волочиться за местными красотками, редко бывал трезвым. Одна из поездок в Нижний Новгород на ярмарку закончилась трагически. Отца Вячеслава Молотова выбросило из саней, ударило о дерево, в результате чего Михаил Скрябин остался без ноги.

О том, что его сын стал революционером, добропорядочный христианин, законопослушный гражданин Михаил Прохорович Скрябин узнал после революционных событий в Казани 1905–1906 годов, когда студента Казанского реального училища Вячеслава Скрябина арестовали в первый раз. Произошло это в 1909 году.

Вячеслав Никонов продолжает: «Он приезжал в тюрьму, встречался и уговаривал, конечно, деда отказаться от какой-либо революционной деятельности. Сохранилась и кое-какая переписка семейная в архиве, в том числе и письма от отца, матери, которые Молотов, еще не будучи Молотовым, получал. И когда он был студентом, уже после ссылки, в Санкт-Петербурге он получал письма, где мать постоянно призывала его бросить это дело».

Могли ли родители предположить тогда, что уже через десять лет их сын под зубодробительным псевдонимом Молотов войдет в историю, став одним из лидеров большевистского переворота в октябре семнадцатого года, а еще через несколько лет членом Политбюро и одним из самых могущественных людей в Советском Союзе. Но все равно отец не принял революцию. До самой смерти он писал сыну возмущенные письма, доказывая, что все, что делают большевики, — абсолютно неправильно. С тем и ушел в мир иной в 1923 году.

В 1911 году, сразу после первой ссылки, Вячеслав Скрябин поступил в Петербургский политехнический институт на экономический факультет. Но до этого в ссылке в Вологде ему очень пригодилось музыкальное образование.

Как-то к уличным музыкантам подошел крепкий молодой человек и предложил им свои услуги. Проверка показала, что он очень недурно владеет скрипкой и мандолиной. Вскоре группа устроилась на работу в местный ресторан. Получали по рублю в день.

На мандолине играл будущий премьер-министр страны.

А вот диплом Вячеслав Скрябин не получил. На экономическом факультете Политехнического института не доучился полтора года. Началась бурная революционная деятельность.

В 1915 году его вновь арестовали, а затем отправили в ссылку, теперь уже в Сибирь. Весной 1916-го он сбежал и вновь объявился в Питере. На нелегальном положении Молотов прожил вплоть до Февральской революции семнадцатого года.

К тому моменту он уже был одним из трех лидеров русского бюро партии большевиков. Остальные будущие звезды Октябрьского переворота давно отсиживались за границей. В апреле 1917 года Молотов встречал Ленина на Финляндском вокзале. Впереди его ждал головокружительный карьерный взлет.

С Иосифом Сталиным Молотов познакомился еще в 1912 году. В отличие от большинства соратников по партии оба провели предреволюционные годы в России и поэтому успели хорошо сдружиться. Да и псевдонимы они себе взяли похожие: Сталин и Молотов.

Причем не случайно.

Оба преклонялись перед Лениным, и оба в достижении цели не чурались самых жестких, часто жестоких мер. Впрочем, как и их учитель.

Вячеслав Никонов: «Вообще дед из вот этой железной ленинской когорты людей, ну которых, наверно, можно сравнивать только со скалой, я в своей жизни, вот еще когда был в юных летах, я встречался все-таки с довольно большим количеством советских лидеров. Там я видел и Жукова, Ворошилова, Маленкова, Кагановича, но на этом фоне, конечно, дед выглядел как скала, хотя и те люди были далеко не таких мягких нравов. Он из людей, не менявших свои убеждения».

С этого момента нашего рассказа эти двое — Сталин и Молотов — постоянно будут рядом. Их имена останутся рядом и после смерти Сталина, и после опалы Молотова, хотя были в истории их взаимоотношений дни, когда они почти не виделись.

Например, в Гражданскую войну встречались они довольно редко. Судьба в конце концов забросила Молотова на Украину, на должность секретаря местного ЦК. В Москву он возвратился только в двадцать первом.

Возвратился не случайно.

Это набиравший силу Сталин начал подтягивать в Москву тех, на кого мог положиться в борьбе за власть.

Благоволил Молотову и Ленин. Вообще взлет Молотова мало кто прогнозировал, более того, крайне удивился и он сам. В домашнем архиве сохранились мемуарные записки Вячеслава Молотова. Вот как он вспоминал свое избрание на Пленуме сразу после X съезда РКП(б): «Меня сильно тогда поразило, что я был избран секретарем ЦК («ответственным» — что-то вроде главного секретаря ЦК) и, кроме того, первым кандидатом в Политбюро, а это означало, что в случае отсутствия на заседании любого члена Политбюро (командировка, болезнь) я имел в Политбюро решающий голос. Насколько помнится, до этого заседания меня никто не предупредил, что меня изберут первым кандидатом в члены Политбюро.

Не помню, чтобы вообще кто-либо говорил со мной и о предстоящем избрании секретарем ЦК, но это, возможно, и было сделано, а если было сделано, то, очевидно, Сталиным, с которым я был ближе знаком. (Одно время, в июле 1917 года, Сталин несколько дней, а может быть, и недель, жил в той же квартире, где жили Залуцкий, Смилга с женой и я, — на Петроградской стороне.)»

Тогда же, в 1921 году, во время выступления на Международном женском конгрессе Молотов приметил симпатичную, статную делегатку с Украины Полину Жемчужину. А когда она внезапно заболела, отправился навестить ее в больницу. По легенде, там они обо всем и договорились.

Вячеслав Никонов: «Это была, судя по всему, любовь с первого взгляда, после этого конгресса бабушка, я думаю, по дедовой протекции была оставлена в Москве. Роман длился месяц, максимум два. В результате чего вот произошло такое достаточно быстрое соединение. Ну дед уже был в возрасте, ему был 31 год, по тем временам-то уж практически старик по революционным меркам».

Поселились молодожены в Кремле, в Кавалерском корпусе, где жили почти все руководители молодого советского государства.

Часто ходили друг к другу в гости, хотя сразу после смерти Ленина в двадцать четвертом году за власть сцепились не на жизнь, а на смерть.

Совсем не по-соседски.

Иногда доходило до курьезов. В присутствии Серго Орджоникидзе Молотов резко отозвался о книге одного из главных сталинских оппонентов в борьбе за власть председателя Ленсовета Григория Зиновьева.

— Он не ленинец! — выругался Молотов.

— Как не ленинец? — вскипел кавказец Орджоникидзе и набросился на Молотова.

Разнимал их Киров, а мирить взялся Бухарин. Но Орджоникидзе все равно пошел жаловаться Сталину.

— Молотов прав, — отрезал Сталин и закончил спор.

В то время Сталин уже активно отсекал тех, кто в будущем, по его мнению, сможет составить ему конкуренцию в борьбе за власть. Главного своего противника — Троцкого — Сталин обыграл уже к 1929 году. Не расстрелял — сил еще не было, — а выслал из страны.

Уезжать Троцкий не хотел.

Молотов любил вспоминать, как двое, в том числе и начальник его охраны Погудин, выносили Троцкого с третьего этажа из квартиры на руках. Троцкий упирался всем, чем мог.

— Крепкий был «петух», — ворчал спустя много лет Молотов.

Первая квартира Жемчужиной и Молотова была небольшой, но зато находилась в Кремле. Тогда все так жили.

Рассказывает Вячеслав Никонов (речь героев наших фильмов мы оставляем такой, какой ее зафиксировала пленка): «Это была двухкомнатная квартира или двух с половиной скорей комнатная квартира. То есть там в прихожей стояли стеллажи книжные застекленные. Они, кстати, у меня сохранились, очень симпатично выглядели. Затем в правую сторону была столовая, с такими с полукруглыми окнами. Очень толстые стены. Затем была спальня в одну сторону и в другую небольшой кабинет деда. Вот, собственно, была квартира, в которой они в Кремле и прожили».

На работу, сначала на Воздвиженку, а затем на Старую площадь и в первый корпус Кремля, ходили пешком. Однажды, когда Молотов и Сталин без охраны — тогда так было принято — вдоль Манежа в метель шли на работу, к ним прицепился нищий. Узнать Сталина в валенках, шубе и ушанке было тяжело.

— Подайте, господа хорошие! — упорно канючил нищий.

Наконец Сталин не выдержал и достал десятку. Обалдевший нищий долго смотрел вслед, а затем произнес:

— У, буржуи проклятые!

Сталин потом со смехом ворчал:

— Вот и пойми наш народ: мало дашь — плохо, много — тоже плохо!

В 1930 году сорокалетнего Вячеслава Молотова Сталин назначает председателем Совета народных комиссаров Советского Союза и председателем Совета труда и обороны. Вплоть до 1949 года эта связка Сталин — Молотов будет для всего мира олицетворять высшую Советскую власть. Начались великие и ужасные предвоенные тридцатые годы. Немного расслабившуюся во времена нэпа страну вновь поставили на дыбы. Коллективизация, индустриализация проводились невиданными в мире темпами. Не считались ни с чем: ни с вековыми традициями страны, ни с психологией людей, ее населявших, ни с жертвами, сопровождавшими великий скачок. Оправданием этой политики было одно: рано или поздно враждебный Запад попытается военными методами покончить с молодой советской республикой. А значит, надо было готовиться к войне. А тех, кто с этим был не согласен, по законам революции надо уничтожать.

Чтобы не путались под ногами.

Это и вправду были великие и ужасные годы. С одной стороны, удивительная устремленность людей в будущее, с другой — двадцать миллионов репрессированных и выселенных крестьян; с одной стороны, появление на глазах у изумленного мира великой индустриальной и научной державы, с другой — голод на Украине, миллионы арестованных часто за минутные опоздания на работу и сотни тысяч расстрелянных. С одной стороны, полеты Чкалова, Левандовского, появление великолепной плеяды конструкторов, фильмы с участием Любови Орловой, грандиозное городское строительство, с другой — тотальное избиение высшего командного состава Красной армии.

И это накануне войны!

Все эти годы председателем Совета Народных Комиссаров, то есть главой правительства, был Вячеслав Михайлович Молотов.

Можно сказать, что в тридцатые годы он был даже более публичной фигурой, чем Сталин. И до конца дней, признавая некоторые перегибы, Молотов был уверен в том, что они со Сталиным были тогда правы.

Вячеслав Никонов: «В его объяснении логика репрессий заключалась в том, что, ну понимаете, над ними витал вот этот ужас Гражданской войны. Это когда страна идет стенка на стенку в условиях иностранной интервенции».

Итак, небольшая группа людей, стоявшая тогда во главе огромной страны, боялась внутреннего потенциального предательства, которое могло возникнуть после начала войны, и с невероятным рвением эта группа людей начала потенциальных предателей устранять. В соответствии со своей революционной логикой Сталин не простил почти никого и ничего. Под нож пошли все, кто был замечен хоть в какой-то оппозиции: троцкистской, правой, левой, любой другой. Не щадил он в первую очередь своих старых соратников по революции.

Правда, был здесь один нюанс.

Вячеслав Никонов: «Очень сильно было заметно, и оно потом проявилось в репрессии. Вот те, кто были за границей, заграничная часть партии, она была антисталинской, напротив, сталинская часть — это те большевики, которые вот и до семнадцатого года они работали внутри страны, а не за, не за границей, вот этот водораздел был абсолютно четкий».

Как вспоминал Молотов, исходили они еще и из собственного опыта семнадцатого года. Большевики, совершившие переворот, были тогда частью единой Российской социал-демократической партии, причем ее меньшей частью. А затем, захватив власть, уничтожили другую, большую, часть партии. Был Молотов до конца жизни уверен и в том, что недруги Сталина внутри партии: Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков и другие реально договорились с военными во главе с Тухачевским о выступлении против вождя в июне 1937 года.

Молотов называл реальную дату переворота и тем самым оправдывал тридцать седьмой год.

Говорил ли он о перегибах? Да, говорил.

О своей ответственности? Да. Но упорно твердил: если бы не мы, то нас…

Вячеслав Никонов: «Они сделали все, чтобы не допустить ситуацию вот пятой колонны внутри страны. Вот логика репрессий в изложении… При этом он считал, что была масса этих искажений, масса перегибов, связанных с разными моментами: и с политическими моментами, и с инерцией деятельности правоохранительной системы, которая уже набрала определенную там просто динамику, которую трудно было остановить… один процесс тянул за собой другой. И с просто с карьеристскими настроениями, которые существовали в стране. Тогда очень многие решали просто личные проблемы, уничтожая своих соперников, своих конкурентов в тех или иных жизненных ситуациях».

В 1940 году маховик репрессий, раскрученный не без участия главы правительства Вячеслава Молотова, ударил вдруг по его семье.

Первый раз и пока по касательной, но все же…

В тридцатые годы Полина Семеновна Жемчужина была очень заметной персоной среди советской политической и культурной элиты. Жена главы правительства, кандидат в члены ЦК, к 1934 году — нарком рыбной промышленности, а главное — изысканная, роскошная женщина. В ней удивительным образом сочетались западная «выделанность» и выхоленность с железной советской идейностью и оптимизмом.

10 августа 1939 года Политбюро ЦК ВКП(б) постановило:

«1. Признать, что тов. Жемчужина проявила неосмотрительность и неразборчивость в отношении своих связей, в силу чего в окружении тов. Жемчужиной оказалось немало враждебных шпионских элементов, чем невольно облегчалась их шпионская работа.

2. Признать необходимым провести тщательную проверку всех материалов, касающихся тов. Жемчужиной.

3. Предрешить освобождение тов. Жемчужиной от поста наркома рыбной промышленности. Провести эту меру в порядке постепенности.

4. Освободить тов. Жемчужину от поста наркома рыбной промышленности, поручив секретарям ЦК товарищам Андрееву и Жданову подыскать работу Жемчужиной».

Вряд ли стоит объяснять, что означало подобное решение в 1939 году. Представляется, что спасли Жемчужину положение ее мужа и его личные отношения со Сталиным. Тогда, до войны, Коба (это дореволюционная партийная кличка Сталина) еще не перешел грань, еще не был готов перенести репрессии на уровень председателя Совета Народных Комиссаров и членов его семьи.

Пока не был готов…

11 ноября 1939 года Жемчужина была утверждена начальником Главного управления текстильно-галантерейной промышленности наркомата легкой промышленности РСФСР. Это было явным понижением, а в феврале сорок первого, незадолго до начала войны, ее исключили из состава кандидатов в члены ЦК.

Похоже, арест оттянула начавшаяся война…

Понимала ли она тогда, что у Сталина есть еще и личный мотив недолюбливать Жемчужину? Ведь именно она последней общалась с женой Сталина — Надеждой Аллилуевой.

Тогда, вечером 7 ноября 1932 года, на квартире у Ворошилова в неформальной обстановке собрались все высшие руководители СССР с женами. Захмелев, Сталин позволил себе то, о чем жалел, наверное, потом всю жизнь. Он скатал комочек хлеба и бросил этот шарик в жену Александра Егорова — будущего маршала Советского Союза.

И сделал это на глазах у всех.

На Надежду Аллилуеву эта выходка мужа подействовала до такой степени, что, встав из-за стола, она ушла на улицу. Вместе с ней вышла и Жемчужина. Две женщины долго гуляли по ночному Кремлю.

О чем они говорили?

Возможно, о парикмахерше, к которой ходил в последнее время Сталин?

Может быть, и о ней.

Аллилуева была вне себя от ревности, предъявляла мужу все больше и больше претензий. Жемчужина слушала и, как могла, пыталась успокоить Надежду. Если бы она могла знать тогда, что именно в эту ночь, расставшись с ней, Надежда застрелится у себя в спальне!

Утром находившийся в шоке Сталин произнес две запоминающиеся фразы. Взяв в руки пистолет, сказал:

— И пистолетик-то игрушечный. — А затем вдруг добавил: — Я был плохим мужем, мне некогда было водить ее в кино.

Кто знает, не сказалась ли эта последняя прогулка с Надеждой Аллилуевой на последовавшем через семнадцать лет аресте Жемчужиной? Скорее всего, сказалась. Таких вещей Сталин не прощал, особенно в конце жизни.

Кстати, муж Полины Жемчужиной Вячеслав Молотов во время голосования об исключении жены из кандидатов в ЦК воздержался. Это была единственная форма протеста, которую он себе позволил публично. Как вел себя Молотов в кулуарах Кремля, говорил ли с Кобой один на один — неизвестно, но, судя по тому, что Жемчужину не арестовали, наверное, говорил.

Сам Молотов вместо опалы получил еще одну должность — министр иностранных дел, оставаясь при этом председателем правительства. В воздухе все больше пахло войной, и Сталин бросил своего, пожалуй, самого проверенного бойца в бой, причем на самый трудный участок. Главная задача министра иностранных дел заключалась в том, чтобы максимально оттянуть начало неизбежного уже в тот момент столкновения с фашистской Германией, дабы страна успела подготовиться.

И Молотов взялся за дело.

Первым заметным шагом нового министра иностранных дел стало подписание знаменитого пакта Молотова — Риббентропа с секретным протоколом о разделе Польши.

Вячеслав Никонов: «Пакт Молотова — Риббентропа дед объяснял очень просто. Вот. В тот момент вопрос стоял, когда начнется война? В тридцать девятом году или позже? То есть было очевидно, что немцы нападают на Польшу. И дальше вопрос: где они останавливаются? То есть пакт Молотова и Риббентропа — это стремление установить линию, где остановятся германские войска после того, как Польша будет разгромлена. Оснований для симпатий к Польше у Советского Союза, по многим историческим причинам, не было никаких. Вот, собственно, и вся суть пакта. Насколько цинично, настолько и неизбежно, говорил дед, повторяя слова Черчилля, кстати. То есть без пакта война бы началась в тридцать девятом году, и Советский Союз к ней был готов гораздо меньше, чем потом. Риббентропа дед вспоминал как не очень такого продвинутого человека, он его называл виноделом».

В 1940 году Молотов посетил Берлин. Встречался с Гитлером. Вторая мировая война уже шла полным ходом. Встреча проходила в рейхсканцелярии. Молотов, кстати, считал Гитлера умным и опасным врагом, но категорически отрицал тот факт, что «якобы» Гитлер Сталина и Молотова обманул, навязав им пакт о ненападении.

«Мы знали, — говорил потом Молотов, — что слабее Германии, знали, что придется отступать, и поэтому тянули до конца. Разведка о сроках нападения Германии на СССР доносила регулярно, только вот дат этих было несколько десятков, а мы боялись неосторожными действиями спровоцировать нападение в более ранние сроки. Повторяю: тянули как могли.

Сталин поверил Гитлеру?!

Да он своим-то далеко не всем доверял! Так что нападения мы ждали, и все-таки оно случилось неожиданно. Любое нападение неожиданно! Перебежчики накануне предупреждали? Да, предупреждали, у меня иногда полдня уходило на чтение донесений разведки. Чего там только не было! Поэтому и проверяли все по несколько раз. Ну и, конечно, Сталин очень не хотел войны, тянул до последнего».

Вячеслав Никонов: «Неожиданно это было потому, что действительно вот те вещи, которые они действительно запрашивали у разведки, не подтверждали факт нападения. Германия не готовилась к войне в зимних условиях. Вот это тоже был очень важный фактор, который дед упоминал. То есть, по всем разведдонесениям, Германия не готовилась к войне в холоде, Германия не производила и не заказывала масла, которые могли бы быть нужны в зимних условиях, не было зимней одежды. То есть Германия не готовилась к войне в зимних условиях. Ну, то есть ситуация, что Гитлер мог планировать».

22 июня 1941 года

К тому времени уже первый заместитель председателя Совнаркома (председателем с 5 мая 1941 года стал сам Сталин) после бессонной ночи, посовещавшись со Сталиным, отправился в радиостудию Наркомата связи, находившуюся в здании Центрального телеграфа, объявлять советским людям о начале войны. Кадры слушающих его речь людей на улицах советских городов знает весь мир. Мы в нашем фильме дали возможность услышать речь Молотова такой, какой она осталась на магнитной пленке.

В. Никонов: «Текст выступления 22 июня дед готовил сам, а Сталин, которого уговаривали выступить, отказался это делать. Дед говорил, что да, у Сталина был определенный провал душевный вот на протяжении первых дней после начала войны. То есть да, Сталин испытал шок, хотя он продолжался недолго. Вплоть до создания Государственного комитета обороны, это уже в начале июля. И он сам действительно подготовил текст, когда он произносил эту речь. Не мог даже как следует выпить воды из-за волнения в этот момент. Ну, можно себе представить состояние».

Через неделю после того, как Сталин оправился от первоначального шока, был создан Государственный комитет обороны — главный орган управления страной на период военного времени. И опять первым заместителем председателя — Сталина становится Молотов. Он продолжал быть тенью вождя всех времен и народов и чуть ли не единственным в его окружении, кто обращался к нему на «ты». Тенью Сталина он будет и на знаменитых Тегеранской в сорок третьем, Ялтинской и Потсдамской — в сорок пятом годах конференциях. Об этих встречах лидеров антигитлеровской коалиции: Сталина, Черчилля и Рузвельта написаны тонны книг и статей. Что, собственно, неудивительно. Они определили устройство всего послевоенного мира.

А вот еще об одном ключевом эпизоде Второй мировой войны известно гораздо меньше.

Вернее, почти неизвестно.

В 1942 году, когда назрела необходимость получить согласие союзников об открытии второго фронта, Сталин приказал Молотову сесть в тяжелый бомбардировщик «Пе-8» и отправиться через линию фронта в Англию, а затем в Соединенные Штаты Америки. Непростой и по сегодняшним меркам маршрут (около двадцати тысяч километров) в те годы вообще был беспрецедентным и крайне рискованным.

Полет состоялся девятнадцатого мая сорок второго года, а до этого, в апреле, для «обкатки» маршрута в Англию отправили самолет «Пе-8», на котором предстояло лететь Молотову. До Англии добрались благополучно, «Пе-8» приземлился на аэродроме Тилинг, а далее делегация на поезде отправилась в Лондон. Но там группа английских инженеров выразила пожелание ознакомиться с уникальным русским самолетом. Два командира экипажа Сергей Асямов и Эндель Пусеп кинули жребий: кому лететь в Тилинг с англичанами на их самолете. Выпал он Сергею Асямову.

Жребий оказался роковым.

Английский самолет разбился, а все находившиеся на борту погибли. Обратно в Москву вернулся лишь Пусеп с экипажем. Он-то и полетел с Молотовым 19 мая 1942 года по знакомому уже маршруту. До Твери самолет летел в ужасающих погодных условиях. Раскаты грома заглушали рев моторов, в районе Пскова самолет едва не обнаружили немцы.

Обошлось.

Шифротелеграмма из Лондона. Получена в Москве в 7 часов 40 минут 21 мая 1942 года:

«Самолет благополучно приземлился в Тилинге в 8 часов по московскому времени. Перелет занял 10 часов 15 минут. Приходилось обходить грозовые облака.

Принял предложение английского правительства и остановился в Чекерсе (под Лондоном), в загородной резиденции премьера, где останавливался Гопкинс и другие».

Несмотря на радушный прием, переговоры шли трудно. Англичане явно не спешили с открытием второго фронта, желая, чтобы Германия и СССР подольше уничтожали друг друга, в прямом, лобовом столкновении один на один. Молотов вспоминал: «Англичане очень не хотели, чтобы я летел дальше к Рузвельту, а Рузвельт мне все подписал, и я решил с этими документами снова лететь к Черчиллю. Тут он удивился не на шутку…»

Командир экипажа Пусеп затем рассказывал Молотову, что во время перелета из Англии в США очень переживал, как бы у Молотова во время сна не перегнулась трубочка кислородного прибора.

Вячеслав Никонов: «Дед рассказывал, что был эпизод с посадкой на какой-то аэродром подскока в Атлантическом океане. Причем это был единственный аэродром, на который можно было сесть для дозаправки. То есть никакого другого там, это островок. Никакого другого варианта нет. Погода абсолютно нелетная, там какой-то ураган, шторм, скалистый остров, на котором какая-то малопонятная взлетная полоса. Ясно, не для посадки межконтинентальных лайнеров. Да, он говорил, что мы там чуть не разбились на этом острове».

В Москву Молотов вернулся 12 июня 1942 года. Сталину он привез то, что обещал, — договор с Англией и США о союзе в войне против гитлеровской Германии. Срок действия — двадцать лет. Это был один из переломных моментов в истории Второй мировой войны. Не случайно одним из первых тостов Сталина на банкете по случаю Дня Победы был тост:

— За нашего Вячеслава!

Этим вождь хотел подчеркнуть исключительную роль советской дипломатии, возглавляемой Молотовым в годы войны.

В 1945 году Вячеславу Молотову исполнилось пятьдесят пять лет. Он был в зените славы и наверняка видел свое будущее в самых радужных тонах. Правда, резко сдал его давний друг и покровитель Сталин и даже произнес в узком кругу:

— Мне пора на пенсию, пусть Вячеслав поработает.

А вот это было уже серьезно.

В устах Сталина такие фразы всегда имели двойной смысл. Во время войны имена двух выдвиженцев Сталина стали известны во всем мире: маршала Жукова и наркома Молотова. Оба готовы были стать наследниками стареющего вождя. Охоту на Жукова и его генералов Сталин начал сразу же после войны, в конце концов отправив маршала в ссылку в Одесский военный округ. А очередь Молотова наступила в 1949 году, когда арестовали его любимую жену Полину Жемчужину и начали от нее добиваться показаний на мужа. Это был, пожалуй, самый тяжелый период его бурной жизни. Осенью пятьдесят второго стоявший уже одной ногой в могиле Сталин попытается добить свою тридцатилетнюю тень, назвав Молотова на жутком XIX съезде среди тех, кто утратил его доверие. На фоне ареста жены Полины Жемчужиной это означало лишь одно — скорый арест самого Молотова с вполне предсказуемыми последствиями…

На этом заканчивалась первая серия фильма, посвященная Вячеславу Молотову, человеку, которого очень долгое время называли «тенью Сталина». Во второй серии мы решили рассказать о том, как тень Сталина уже в другом смысле слова нависла над женой Молотова и им самим.

Арест жены и опала

«У меня коленки задрожали, когда на заседании Политбюро сам Сталин стал зачитывать материалы по Полине Семеновне, подготовленные чекистами», — вспоминал Молотов.

Полина Жемчужина — жена Молотова под удар попала не в первый раз. За десять лет до этого, в 1939-м, ее поведение уже разбирали на Политбюро, и дело закончилось снятием с поста наркома рыбной промышленности и исключением из состава кандидатов в члены ЦК. Ареста не последовало, похоже, лишь благодаря высочайшему положению ее мужа и его личным отношениям с вождем. А вот в 1949 году для Сталина уже не было неприкасаемых.

ЗАПИСКА М. Ф. ШКИРЯТОВА И В. С. АБАКУМОВА

о П. С. Жемчужиной.

«По Вашему поручению мы проверили имеющиеся материалы о т. Жемчужиной П. С., установлены следующие факты политически недостойного ее поведения.

В течение продолжительного времени вокруг нее группировались еврейские националисты, и она, пользуясь своим положением, покровительственно относилась к ним, являлась, по их заявлениям, советником и заступником их. Часть этих лиц, оказавшихся врагами народа, на очной ставке с Жемчужиной сообщили о близких взаимоотношениях ее с националистом Михоэлсом, который враждебно относился к Советской власти».

Тучи над Еврейским антифашистским комитетом стали сгущаться еще в 1946 году. На Кропоткинскую, 10, где размещался президиум комитета, осенью сорок шестого зачастили различные проверки, возглавляемые заведующим отделом ЦК Михаилом Сусловым, который в конце концов предложил запретить деятельность комитета как политически вредную.

Заступился за Еврейский антифашистский комитет и его членов муж Полины Жемчужиной Вячеслав Молотов, хотя понятно, что без ведома Сталина Суслов никаких действий предпринимать бы не стал.

Чем же не угодил вождю созданный по его же инициативе в начале войны Еврейский антифашистский комитет?

Первый раз Сталин напрягся, когда в 1944 году получил письмо руководства комитета с предложением создать в Крыму Еврейскую советскую социалистическую республику. Но тогда, во время войны, Еврейский комитет был еще нужен, особенно его зарубежные контакты. В тот момент сработал лозунг «Все для фронта, все для победы» и перевесил раздражение вождя. А вот бредовые показания ученого-экономиста Гольдштейна взбесили Сталина.

Гольдштейн на следствии заявил, что получил от знаменитого режиссера Михоэлса задание сблизиться с дочерью Сталина Светланой и ее мужем Григорием Морозовым для того, чтобы через них собирать информацию о личной жизни вождя, о его здоровье и переправлять эту информацию американцам. Этот бред был явно выбит под пытками, но реакция на него последовала незамедлительно. Через три дня после доклада Абакумова Сталину Михоэлса нашли мертвым.

В фильме мы показали документ, в котором факт смерти Михоэлса доводился до сведения высших руководителей страны.

«Круглов, министр внутренних дел — Сталину, Берии, Ворошилову, Молотову, Жданову.

Совершенно секретно.

13 января сего года в 7 часов 10 минут утра в городе Минске, на дороге около строящейся трамвайной линии, ведущей с улицы Свердлова на улицу Грабарная, были обнаружены два мужских трупа. Убитыми оказались Михоэлс С. М., художественный руководитель Государственного еврейского театра, народный артист СССР, и Голубов-Потапов В. Г., член московской организации Союза советских писателей.

По данным осмотра места происшествия и первичному заключению медицинских экспертов, смерть Михоэлса и Голубова-Потапова последовала в результате наезда автомашины. Приняты меры к установлению автомашины. Ведется следствие».

Загадочный грузовик — орудие убийства милиция по понятным причинам так и не нашла. А вот за теми, кто пришел попрощаться с Михоэлсом, органы следили очень внимательно.

Особенно за Полиной Жемчужиной.

В синагогу она приехала со своим братом.

Из показания Зускина — впоследствии художественного руководителя Государственного еврейского театра: «Вечером 15 января 1948 года я стоял у гроба и принимал венки от всех организаций и в это время увидел Полину Семеновну, поздоровался с ней и выразил ей печаль по поводу смерти Михоэлса. Во время беседы Полина Семеновна спрашивает: «Так вы думаете, что здесь было — несчастный случай или убийство?» Я говорил: «Михоэлс погиб в результате автомобильной катастрофы». А Полина Семеновна возразила мне и сказала: «Дело обстоит не так гладко, как это пытаются представить. Это убийство».

Зускин был не единственный, кто дал показания на Жемчужину. А вскоре Сталин уже зачитывал на Политбюро материалы, компрометирующие Полину Жемчужину, в присутствии ее мужа — Вячеслава Молотова. В такой ситуации коленки задрожат у кого угодно. Уж кто-кто, а Молотов понимал, что последует далее.

Собственно, и последовало.

29 декабря 1948 года Полину Жемчужину исключили из членов ВКП(б), а в феврале 1949-го арестовали. Ей еще повезло, ведь тринадцать человек, проходивших по делу Еврейского антифашистского комитета, 12 августа 1952 года были расстреляны.

Арест жены стал переломным моментом всей жизни Молотова. В марте сорок девятого он теряет пост министра иностранных дел, но…

Добивать Вячеслава Молотова Сталин не стал.

Убрал из ближнего круга, отодвинул от принятия ключевых решений, но не убил, не арестовал. Возможно, потому, что еще до ареста жены проверил давнего соратника на прочность и преданность.

Сталин как-то подошел к нему перед началом одного из заседаний ЦК и вдруг произнес:

— Тебе надо разойтись с женой!

Понимая, что происходит, на этом же настаивала и сама Жемчужина.

Вячеслав Никонов: «Дедушка и бабушка приняли, на мой взгляд, единственно возможное решение, которое позволило выжить им, выжить моей маме и появиться на свет мне, моим сестрам, моим детям и так далее. Они решили развестись. То есть это было совершенно сознательное обоюдное решение. То есть в этот момент выводится дед из-под удара, с возможным шансом затем спасти бабушку».

Вообще в семье Молотовых, даже спустя много лет, очень не любили говорить на тему этого развода. Не хотели вновь переживать ужас сорок девятого года, пытались забыть, что, впрочем, им так и не удалось до конца жизни. Кстати, вопреки расхожему мнению, Молотов к Сталину просить за жену ходил.

Вячеслав Никонов: «Конечно, он предпринимал шаги, безусловно, он неоднократно говорил со Сталиным, но если бы он предпринял более решительные шаги типа там демарша с выходом из Политбюро там, да, не знаю, то в этом случае, конечно, конец был бы быстрым, конец был бы быстрым, и его, и бабушки, и матери».

После развода Молотов и Жемчужина разъехались по разным квартирам. Полина Семеновна отправилась жить к своей сестре. Мужа старалась не видеть. Инстинкт выживания пересилил все остальное. Она боролась за жизнь своей дочери, своего потомства. И, как оказалось, была права. Ведь вместе с Жемчужиной арестовали ее сестру, брата, племянника.

Из застенков затем выйдут только она и племянник.

А вот первого заместителя председателя Совета Министров Советского Союза Молотова и его дочь от брака с Полиной Жемчужиной не тронут.

Как потом вспоминала сама Жемчужина, на допросах ее не били, но периодически не давали спать. И это было невыносимо. По вопросам о муже она быстро поняла, что материалы на него все-таки готовят. А он, несмотря на все свое положение, информации о жене почти не имел. Лишь Берия — «великий гуманист» — на заседаниях Политбюро, проходя мимо, шептал: «Полина жива!» Так продолжалось и во время ссылки Полины Жемчужиной в Казахстан.

Вячеслав Никонов: «Это была необычная ссылка. Это был сарай посредине пустыни, вокруг на сто километров ничего. Раз в неделю кто-то приезжал, привозил еду, привозил воду, и все. То есть это была очень такая жесткая, строгая изоляция».

В 1952 году Полину Жемчужину вернули в Москву, на Лубянку. Она быстро поняла, что привезли ее потому, что готовили арест Молотова. Она не знала, что осенью пятьдесят второго состарившийся Сталин на XIX съезде нанес новый удар по своему ближайшему окружению. Заявил, что в Политбюро раскол, что ошибки троцкистского характера совершает Микоян и что — о, ужас! — антиленинские позиции занимает Молотов.

Это был приговор.

Уж кто-кто, а многолетний сталинский друг и соратник Молотов это понимал прекрасно. Всю зиму пятьдесят третьего года он ждал ареста.

Вздохнул с облегчением лишь пятого марта. В день, когда узнал, что умер Сталин.

Парадокс, но и Молотов, и Жемчужина до конца своих дней Сталина не сдавали. Более того, они считали его выдающимся человеком.

Не зря было сказано: «Гвозди бы делать из этих людей…»

Жемчужиной, находящейся на Лубянке, о том, что Сталин при смерти, естественно, никто не докладывал, и вдруг после одного из допросов в камере появились… мандарины.

Александр Ушаков — друг семьи Молотовых пересказывает слова Полины Жемчужиной: «Я, — говорит, — от этого запаха чуть не потеряла сознание. Потому что совершенно другой мир. И мне показалось, что меня хотят отравить. Я впала в истерику, стала что-то кричать и потеряла сознание. И, — говорит, — я очнулась, потому что стояла сестра, мне сделали укол».

А потом ее повели куда-то по лубянским коридорам. Скоро она узнает, что два дня назад похоронили Сталина, а сразу после его смерти Молотов резко бросил Берии:

— Верни Полину!

Возвращать ее Молотову склонный к театральным эффектам Берия решил сам. Он знал, что впереди борьба за власть, а поддержка Молотова в этой ситуации дорогого стоила. Он же выбрал и подходящее место — свой кабинет.

Туда-то и повели пришедшую в себя Жемчужину.

Как только она вошла, Берия бросился к ней из-за своего стола с возгласом:

— Героиня!

А. Ушаков продолжает пересказывать воспоминания Жемчужиной: «И я потеряла сознание. И когда я очнулась, я была в этой же комнате, стоял Вячеслав Михайлович. И тут я поняла, что человек, который рядом с ним, вот это Берия. Вячеслав Михайлович сказал очень жестко: «Не надо ее переодевать, я ее забираю».

Поехали на дачу. Степень физического и нервного истощения жены потрясла Молотова. Она практически не могла стоять на ногах. О чем говорили в машине муж и жена после долгой разлуки — они не рассказывали никому и никогда.

Вячеслав Никонов: «В течение где-то шести месяцев она не вставала. То есть она не могла ходить, она лежала, ее откармливали, ее заново учили ходить. После этого, ну, вот после этого дед и бабушка уже не расставались».

Еще в дни агонии Сталина в Кремле состоялось заседание, на котором его соратники поделили будущую власть. В этот день закончилась и опала Молотова. Его вновь назначили министром иностранных дел.

Народ о внутрикремлевских смертельных схватках ничего не знал, поэтому воспринял это назначение как само собой разумеющееся. Напомним, что после Сталина Молотов был самым известным в стране и мире советским политиком. Причем почти четверть века.

И одним из самых опытных.

Освобождение жены Молотова не обеспечило Берии поддержку ее мужа, когда вскоре выяснилось, что Хрущев решился на опаснейшую игру по устранению дорогого Лаврентия.

По устранению не только от дел…

В этом стремлении Молотов Хрущева, Маленкова, Булганина и других поддержал. Трансляцию суда над Берией члены Политбюро слушали в своих кабинетах, куда специально провели прямую связь. А потом Молотов помог Хрущеву убрать Маленкова с поста председателя Совета Министров. Молотов объяснял потом, что Маленков хороший аппаратчик, «телефонный» политик, но абсолютно не способен к политике большой. В отличие от него, Вячеслава Молотова, — непосредственного участника всех важнейших мировых событий последних десятилетий. То, что его, Молотова, обыграет в борьбе за власть недалекий Никита Хрущев, Вячеслав Михайлович, наверное, не мог представить и в страшном сне.

Но Хрущев обыграл.

Причем обыграл виртуозно. По всем законам высшего партийного пилотажа.

Первый раз серьезно на глазах у всех министр иностранных дел Молотов и первый секретарь Хрущев сцепились в пятьдесят пятом — по югославскому вопросу. Тогда интересы спорящих находились в каком-то смысле за пределами страны. Молотов был противником сближения с личным врагом Сталина югославским лидером Иосифом Броз Тито.

А затем грянул знаменитый XX съезд.

Хрущев выступил с закрытым докладом о культе личности Сталина. О том, что такой доклад готовится, Молотов, Каганович и другие знали. Но, испугавшись, как они говорили, «раскола», промолчали. Понимали, что Хрущев все хорошо просчитал и подготовил. Он был тогда в состоянии растоптать любого своего противника.

Оппозиционеры спохватились лишь после венгерских событий 1956 года. Все понимали: не будь XX съезда, не было бы и венгерской крови пятьдесят шестого. Когда восстание было подавлено, Молотов, Каганович, Ворошилов и другие пошли в атаку. На июньском заседании Президиума ЦК в пятьдесят седьмом они сняли Хрущева с должности.

На целых три дня.

Семеро из одиннадцати членов Президиума проголосовали за то, чтобы снять Хрущева с должности и назначить министром сельского хозяйства. Шокированный Хрущев долго кричал и возмущался, но в тот день вышел из зала заседания руководителем сельского хозяйства Советского Союза. Шанс у него теперь оставался только один — решение Президиума о его смещении должен был утвердить Пленум ЦК, а там у Хрущева еще была возможность получить большинство. Рассаженный за эти годы в центре и на местах Хрущевым высший партийный аппарат обратно в сталинские времена возвращаться не хотел: люди смертельно устали каждый день бояться за свою жизнь.

И Хрущеву удалось главное — убедить за три дня всех, что партия имеет дело с реваншем сталинистов.

А тут еще Брежневу пришла в голову спасительная мысль вызвать из Солнечногорска, с полигона, министра обороны — легендарного Жукова, который примчался в Москву со скоростью 120 км/час и быстро организовал срочную доставку сторонников Хрущева на военно-транспортных самолетах. А фраза Жукова на Пленуме:

— Я обращусь к армии, и она Хрущева поддержит! — окончательно склонила чашу весов не в сторону Молотова, Ворошилова, Кагановича «и примкнувшего к ним Шепилова», как писали потом газеты.

Всего через три месяца Жуков поплатится за свою жесткую фразу на Пленуме.

С кем армия — может решать только ЦК и его первый секретарь, а совсем не министр обороны.

А чуть позже вместо благодарности на очередном осеннем Пленуме Хрущев устроит самое настоящее избиение маршала. После чего отправит его в отставку, из которой Жуков уже никогда не вернется.

Молотова и его соратников из партии в 1957-м не исключили. Слишком громкие имена, слишком большая история стояла за ними всеми. Просто отправили в ссылку. Молотов уехал вначале послом даже не в Париж — в Монголию, а через два года отправился спецпредставителем Советского Союза при МАГАТЭ в Вену.

Вячеслав Никонов: «В пятьдесят седьмом году количество друзей семьи уменьшилось там многократно в десятки, а то и в сотни раз. То есть остался определенный круг людей, друзей, прежде всего друзей отца, друзей матери, друзей бабушки, которые продолжали общаться, но это, безусловно, были неофициальные лица. Никакие официальные лица с Молотовым, конечно, никаких контактов не поддерживали».

В Вене после прибытия туда Молотова очень сильно занервничал посол Виктор Иванович Авилов. Отгородиться от общения с опальным Молотовым он старался по-всякому и очень боялся оставаться с ним один на один.

Мало ли кто и что доложит в Москву!

Поэтому почти на всех встречах с Молотовым он просил присутствовать резидента советской разведки в Вене Николая Петровича Новика.

Не приглашали Жемчужину и Молотова и на общие мероприятия советской колонии в Австрии: будь то выезды на природу, экскурсии или что-то другое. Знакомиться с австрийской глубинкой Молотов и Жемчужина ездили одни. И это стало головной болью для советской резидентуры.

Н. Новик (с ним неоднократно встречались и наши телезрители, и наши читатели): «Дело в том, что в июле 1962 года в Вену прибыла группа американских разведчиков, 4 человека во главе с генералом, для соответствующей обработки В. М. Молотова. Прибывшими американцами было сделано Молотову письменное предложение — уехать в Женеву, где ему подготовлена уже вилла, для написания мемуаров. И, кроме того, ему подготовлена сумма в сто тысяч долларов как аванс».

Секретное письмо от американцев Молотов сдал советскому резиденту сразу же и сделал официальное заявление, что категорически возражает против этого предложения. Опытнейший политик, Молотов понимал, что инициатива должна быть на его стороне. Кстати, американцы в случае с ним работали очень напористо и грубо.

Видимо, сильно торопились.

В письме был даже указан номер телефона, по которому следовало звонить Молотову. Выяснить, что это номер телефона центральной гостиницы «Империал», находящейся рядом с советским посольством, не составляло особого труда.

В конце концов, первый наскок американцев удалось отбить, но отныне за Молотовым присматривали в несколько раз внимательнее. Одна из главных проблем была в том, что Молотов не хотел сильно ограничивать свои передвижения, хотя знал, что среди караулящих его каждый день десяти-пятнадцати корреспондентов есть и два-три сотрудника Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов. Была и еще одна проблема — его узнаваемость.

Вот характерный случай.

Однажды Молотов, Жемчужина и сопровождавший их Новик отправились в маленький ресторанчик — гастхаус.

Н. Новик: «Хозяин ресторанчика этого узнал В. М. Молотова. Хозяин этого гастхауса попросил В. М. Молотова написать несколько слов в книге почетных гостей. Ну, он так посоветовался со мной, ну я говорю: ничего такого, пожалуйста. Он написал несколько слов и расписался. Хозяин потом заявил, что он будет сам обслуживать этот столик. Это в честь большого такого важного гостя, каким является В. М. Молотов. Сам обслужил, когда закончили трапезу, он категорически отказался от оплаты и проводил нас до машины».

Проблемой для Николая Новика была и многолетняя привычка Молотова к ежедневным длительным пешим прогулкам. В 1960-м ему исполнилось семьдесят, но здоровьем он обладал очень хорошим. Сорокалетний Новик еле поспевал за человеком старше его на тридцать лет. Постепенно они начали общаться на самые разные темы.

Но было несколько моментов, когда Молотов давал понять, что человек с его опытом до конца не верит никому, тем более резиденту.

Н. Новик: «Когда он один раз у меня спросил: вы записывающий аппарат не взяли? Я говорю: нет. Вот так вот развернул пиджак. А почему не взяли? Я говорю: мы просто беседуем, вот и все. Я на самом деле никаких заданий не имел, кроме охраны, и поэтому никаких отчетов не писал».

В конце концов, Новик не выдержал. Постоянный страх, что Молотова скрутят и увезут, не давал ему спокойно заниматься своими прямыми обязанностями, и он поставил вопрос перед центром о выезде Молотова в Москву. Шло время, а Москва как воды в рот набрала, и тогда Новик сам поехал на доклад в Москву. И наконец, его аргументы были услышаны.

Операция по отправке Молотова и Жемчужиной на родину была разработана по всем правилам конспиративного искусства. Полину Жемчужину на вокзал отправили в закрытом пикапе, который возит белье. А сам Молотов в то утро, как обычно, отправился в посольство на представительском «ЗИЛе». Как всегда, ждала его и толпа корреспондентов у входа в посольство, мимо которой он прошествовал спокойным шагом.

Н. Новик: «Вроде пошел к послу. На самом деле мы его посадили в «Фольксваген», маленькая незаметная машина, и через боковые ворота в соседний переулок выехали. У нас там были шторки на окнах в машине. Я и еще один работник и Вячеслав Михайлович, которого мы пригласили в эту машину, заранее договорились с ним об этом. Сел и довезли до вагона. Посадили в вагон, и кто-то из корреспондентов хватился, что уехал. Они на вокзал, а поезд уже ушел».

Кроме прогулок было еще одно занятие, которое Молотов не бросал всю свою жизнь. Он считал своим долгом высказываться по всем основным направлениям развития страны. Даже в опале он регулярно отправлял в ЦК свои работы, которые зачастую шли вразрез с официальной линией партии. Сказать, что эта активность раздражала Кремль, — это значит ничего не сказать. Родные и близкие неоднократно пытались уговорить его бросить это занятие, но Молотов был непреклонен. В конце концов Хрущев не выдержал. На XXII съезде Молотова, Кагановича и Маленкова исключают из партии.

За антипартийные позиции.

В. Никонов: «Он создавал проблему для семьи, конечно, с пятьдесят седьмого года никакой карьеры там ни у моей матери, ни у моего отца не было. И мы были все невыездные вот на протяжении всех этих десятилетий. Бабушка действительно порой пыталась уговорить деда встать на более примирительную позицию. Ну, это было абсолютно безнадежно. Молотов не тот человек, которого можно было уговорить там на какую-то примирительную позицию».

По воспоминаниям родных, Жемчужина все-таки была более приземленным человеком. Отстроив заново свой дом, она, как нормальная женщина, заботилась о будущем своих детей и внуков, старалась, несмотря на глубочайшую опалу мужа, сохранить за семьей хоть какие-то льготы и привилегии. Ведь Молотова лишили всего, даже персональной пенсии. Получал он 120 рублей. Как простой советский человек. И еще один парадокс. Молотов был прикреплен к Центральной клинической больнице, но не как старый большевик или бывший председатель Совнаркома, а как муж репрессированной Полины Семеновны Жемчужиной. Кстати, небольшую дачу в Жуковке получила тоже она.

А он продолжал писать письма в ЦК.

Несколько раз с ним разговаривал по телефону Брежнев, но дальше этого дело не двигалось. Невероятно организованный, Молотов каждый день вставал в одно и то же время, прочитывал горы литературы, обязательно спал после обеда, не терпел опозданий и обязательно каждый день совершал длительную пешую прогулку. В Москве это иногда превращалось в небольшое шоу, как сказали бы сейчас. В шестидесятых-семидесятых его продолжали узнавать.

В. Никонов: «Это напоминало иногда некоторые такие демонстрации. При этом он, да, ходил в магазины, делал покупки и так далее. А вот в связи с этим как раз ему собственно и вновь предложили дачу, чтобы он где-то гулял в другом месте, а не в центре Москвы. И там он тоже гулял, общался с людьми естественно, он ходил, да, там, там был сельпо, он ходил в этот магазин, там была какая-то палатка в Жуковке, где надо было стоять в очереди, и он туда тоже приходил, какие-то продукты брал».

Молотов с Жемчужиной до конца жизни жили, как говорится, душа в душу. О ее аресте не вспоминали, во всяком случае, при посторонних. Никогда не ссорились. Обожали внуков, хотя дед был очень недоволен, например, увлечением юного Вячеслава группой «Beatles» и футболом, считая, что это отвлекает от изучения серьезной марксистско-ленинской литературы. Дед делал все, чтобы Слава увлекся политикой.

Вячеслав Никонов: «И вот тоже родители у меня там смеялись, как-то меня забирали из больницы, а я в пятилетнем возрасте был, сажают в машину, я спрашиваю, а закончился ли официальный визит в Советский Союз министра иностранных дел Кубы Освальдо Дестикос Дарато? Это, конечно, это, конечно, от деда».

Весной 1970 года в связи с резким ухудшением здоровья Жемчужину поместили в Центральную клиническую больницу. Диагноз — рак. Каждый день восьмидесятилетний Молотов садился в Жуковке на электричку, доезжал до Филей, пересаживался на метро, затем садился в автобус, шедший до ЦКБ, проводил там день, а вечером проделывал весь путь в обратном направлении.

На машине езды от Жуковки до ЦКБ десять минут.

Но Молотову машина не полагалась, и он тратил на дорогу час в один конец.

Умерла Жемчужина 1 мая 1970 года.

Свою обожаемую Полину Молотов переживет на целых шестнадцать лет и уйдет из жизни, когда страна будет отмечать другой пролетарский праздник — годовщину революции.

Молотов умер 8 ноября 1986 года. Мистика.

За два года до смерти, в 1984 году, его вдруг восстановят в партии, хотя обращался он с этой просьбой в ЦК постоянно, особенно накануне очередного съезда. Правда, при этом свои записки туда же о положении в стране отправлял намного чаще.

Вячеслав Никонов: «Приехали две машины, значит, на дачу, очень вежливые люди сказали, что вот, Вячеслав Михайлович, не могли бы вы поехать с нами в Центральный Комитет, да, вот вас восстановили в партии. Мне уже домработница рассказывала, как дед там, волнуясь, пошел одеваться, очень долго там примерял костюм, галстук, отвезли, отвезли в Центральный Комитет, на Старую площадь».

Принимал Молотова сам генеральный секретарь Константин Устинович Черненко.

По возвращении девяносточетырехлетний Молотов скажет про семидесятитрехлетнего генсека:

— Что-то он задыхается, боюсь, долго не протянет.

Аудиенция длилась минуты две.

В тот день на даче накрыли стол. Восстановления в партии Молотов со своим фирменным упорством добивался почти двадцать пять лет. А добившись, видимо, потерял цель в жизни. Ведь сколько Молотов себя помнил, он за что-то и с кем-то боролся.

И вдруг все закончилось.

С этого момента, по свидетельству близких, он начал резко сдавать.

8 ноября 1986 года в ЦКБ умер человек, с уходом которого закончилась целая эпоха. Этот человек вступил в партию большевиков в 1906 году в первую русскую революцию, а умер в самом начале перестройки, которую, кстати, сразу одобрил. Вместе со своими соратниками он попробовал осуществить на земле грандиозный эксперимент, равного которому история, пожалуй, не знала.

Они были фанатиками своей идеи и не считались ни с чем: ни с вековыми традициями, ни с человеческими жертвами, ни с богом, ни с дьяволом. Именем революции они готовы были убрать с дороги даже родственников и друзей, если эти родственники и друзья переставали верить в их идеи. Эпоху, в которую они втянули страну, называют великой и ужасной.

Точнее не скажешь.

Вячеслав Никонов: «Я вообще, я считаю, что дед, наверно, счастлив. Что он не дожил до девяносто первого года. Он умер в восемьдесят шестом, застав только начало перестройки и одобрив первые шаги Михаила Сергеевича Горбачева. Я думаю, ему было бы очень сложно пережить распад Советского Союза и то, что этому предшествовало. А ведь этому предшествовало еще и разоблачение культа личности Сталина и возвращение там к подлинной истории, которая, правда, не всегда была подлинной. Ведь в восемьдесят девятом году, когда вот открылись эти шлюзы исторической правды, полились потоки грязи и на Молотова, и на семью и так далее. И у меня же тогда не стало мамы. Она не пережила этого, в восемьдесят девятом году один не очень мною уважаемый, но очень известный публицист написал статью, где доказывал, что, когда арестовали мою бабушку, моя мама от нее отреклась на партийном или там на комсомольском собрании, что было абсолютной ложью. Вот через несколько дней после этого у мамы случился просто сердечный приступ, и она умерла, не дожив недели до своего шестидесятилетия, которое мы уже готовились отмечать. Отец, я считаю, он тоже не пережил скорее всего распад Советского Союза, в девяносто втором году у него резко обострилась болезнь, и он умер. То есть, я считаю, что деду повезло, что он не дожил до этого».

Не захотевший поступиться своими принципами в долгие годы опалы, Вячеслав Молотов резко осложнил жизнь своих близких в шестидесятых-семидесятых годах XX века. Хотя одно покаянное письмо могло кардинально изменить ситуацию. Эти же его принципы, основанные на удивительном фанатизме, вся его жизнь не позволили любимым детям и внукам спокойно жить и после его смерти. Только вот почему-то представляется, что, знай Молотов это и доведись ему все начать сначала, он пошел бы по тому же самому пути.

Кстати, сразу же после смерти Молотова его дачу и архив опечатали люди из компетентных органов. Да и во время похорон они контролировали ситуацию.

Боялись каких-то провокаций…

Как всегда.

Послевоенные поколения советских людей привыкли жить в стране, где ничего экстраординарного не происходило. Трудовые коллективы привычно рапортовали об очередных победах, космонавты устанавливали очередные рекорды пребывания в космосе, спортсмены штурмовали олимпийские высоты, а члены Политбюро получали очередные награды. В те времена газеты начинали читать с последних страниц, где сообщалось о погоде и спорте, а в телевизионных новостных программах смотрели последние десять минут.

Все новости давно были известны.

И только изредка до жителей огромной страны доходили слухи о том, что где-то рабочие устроили нечто вроде забастовки, а какие-то люди вышли на Красную площадь протестовать против ввода танков в Прагу.

В моду вошли транзисторы с коротковолновым диапазоном. Именно на этих волнах через треск глушилок можно было услышать странные сообщения о высылках из СССР диссидентов, о гибели советской подводной лодки, о покушении на генерального секретаря.

При тотальном недоверии к средствам массовой информации ставились под сомнения и сообщения «вражеских голосов». Однако настало время, когда спецслужбы начали открывать свои тайны.

 

Лаврентий Берия

Рывок к власти

Сегодняшний наш рассказ о человеке, тени которого боялись еще при его жизни.

Лаврентий Берия.

Правая рука Иосифа Сталина, которую он то возносил, то опускал, а иногда даже пытался отсечь. Ему в заслугу ставят успех атомной программы в СССР, его обвиняют в гибели миллионов советских граждан. Его имя стало синонимом коварства, жестокости и порочного сладострастия, а блеск его пенсне — классическим символом при изображении злодеев. Его имя стоит первым в кровавом ряду палачей собственного народа. Именно этот набор звучит, когда заходит разговор о Лаврентии Павловиче Берии.

Двадцать первого марта 1953 года дочь Иосифа Сталина Светлана написала в ЦК партии письмо, в котором отказывалась от дачи в Волынском.

Всего через двенадцать дней после похорон отца Светлана Аллилуева была уже в состоянии думать о таких сугубо материальных вещах, как дача.

А может быть, это была эмоциональная реакция, желание поскорее забыть все, что происходило в Кунцево в первые мартовские дни 1953 года. Она не могла не знать о поведении собственного брата. Василий в беспробудном пьяном угаре всех уверял, что отца отравили. Светлана видела, как уже на третий день после смерти Хозяина — именно так называли Сталина все, кто работал на даче Ближняя, — еще до его похорон вся прислуга и охрана — многих она знала 10–15 лет — по приказу Берии собирали вещи, книги, посуду, мебель и со слезами укладывали все это на грузовики.

Их разогнали.

Всех. Кого куда. Для большинства это была настоящая человеческая трагедия. В отставку отправили и Николая Новика, исполняющего обязанности начальника охраны Сталина в последние полгода жизни генсека. Всего лишь в отставку, ему повезло — в день смерти Сталина он лежал в госпитале с гнойным аппендицитом.

Некоторое время он никого не интересовал.

«Потом кадровики меня пригласили и предложили пост начальника Тульского управления», — рассказывал нам Николай Петрович Новик.

В Тулу Николай Петрович ехать отказался, понимая, что это слишком близко от Москвы. Было и второе предложение — в разведку, правда, с огромным понижением в должности.

Н. Новик: «Мне говорят, что выше должности замначотдела просто сейчас нет. Понимаете, так сказать, нам поверить, мы не врем, к вам претензий мы не имеем никаких, но мы вам эту должность не можем предложить, потому что это большое понижение, я говорю… что я согласен».

В результате Николай Новик десять лет проработал в разведке, в том числе и за границей. Это была скорее ссылка, но эта ссылка, похоже, и спасла Новику жизнь.

Рассказывая о Берии, нельзя не напомнить общую обстановку, которая царила в Кремле в последние годы жизни вождя.

Почувствовав ослабление хватки 73-летнего генсека, зная о состоянии сталинского здоровья, его окружение начало подготовку к жизни после смерти.

После сталинской смерти.

Положение усугублялось тем, что вопрос о преемнике Сталин никогда не поднимал, а намекнуть на это вождю мог только самоубийца. К концу 1952-го самая сильная пара Маленков — Берия, казалось бы, прочно овладела инициативой, и прежде всего потому, что могла опираться на спецслужбы. При этом Маленков держал еще в руках весь партийный советский аппарат, но, не обладая качествами лидера, харизмой, нуждался в Берии.

У Лаврентия Павловича харизма была. Однако, отстраненный во второй половине сороковых от работы в МВД, он один в тот момент не имел в руках мощных рычагов власти, поэтому союз Берии и Маленкова был скорее вынужденным, чем добровольным. Действуя совместно, каждый из них мечтал править единолично.

Сталин в последний год очень сильно опасался за свою жизнь, он боялся отравления, боялся покушения.

Вопрос: со стороны кого?

Со стороны западных спецслужб? Может быть, но, как представляется, он ждал удара со стороны своего ближайшего окружения. Давайте представим положение Маленкова и Берии в 1953 году: когда ты стоишь в очереди на трон, а сзади подпирают соратники, то очень трудно не поддаться искушению и не начать «суетиться».

Именно в таком положении находились и Берия, и Маленков зимой 1953-го. Еще они были под впечатлением от сталинского удара на том жутком осеннем пленуме 1952 года, после которого все поняли, что вождь начал новую великую партийную чистку. И выжить в этой чистке было суждено далеко не всем.

Тут и последовала как-то уж очень вовремя эта загадочная сталинская смерть.

Например, сын Сталина Василий до самой смерти был убежден, что его отца отравили. Можно ли допустить такой вариант событий?

Набравшись смелости, можно. Не зря же Молотов спустя много лет не возмутился прямому вопросу об отравлении, а произнес: «Возможно, но кто сейчас это докажет? Не исключено, что Берия приложил руку к его смерти. Из того, что он мне говорил, да я и чувствовал на трибуне Мавзолея в мае 53-го: «Я его убрал».

Подтверждением этой версии служит и тот факт, что малая столовая, в которой со Сталиным случился удар, имеет отдельный вход с улицы. Но все это — предположения. Отметим лишь, что любому, кто имеет возможность восстановить события начала марта 1953 года, становится очевидным, что у Берии были все основания заявить: «Я его убрал».

Ночь с двадцать восьмого февраля на первое марта Сталин провел за столом вместе с Берией, Маленковым, Хрущевым и Булганиным. Расстались они около четырех утра. Сталин отправился спать в малую столовую. В принципе это был обычный сталинский распорядок. Просыпался он часов в 11–12. Но ни в двенадцать, ни в час, ни в два Сталин из малой столовой так и не вышел. Охрана забеспокоилась. Николая Власика, сказавшего перед своим арестом жене и дочери: «Не будет меня, не будет Сталина», рядом уже не было. Власик непременно приказал бы охране войти в комнату. Но в то утро на даче находились только те, кого сковал дикий страх.

Утром Сталин уже лежал парализованный в так называемой малой столовой на полу. Кстати, многие исследователи пишут, что удар случился первого марта вечером. Они просто не знают, что из малой столовой нет прямого прохода в ванную и туалет. А значит, да простят нас зрители за физиологические подробности, Сталин не мог пробыть в этой комнате, не выходя в уборную, с пяти часов утра до восьми часов вечера.

Итак, удар случился утром первого марта. Именно поэтому Сталин не появился в свое обычное время. Охрана с нарастающей тревогой продолжала ждать до девяти часов вечера первого марта и только тогда решилась войти. Сталин лежал у стола. Плохо ему стало, видимо, в тот момент, когда он потянулся за бутылкой боржоми.

Перепуганные офицеры охраны положили Сталина на кушетку, а потом бросились звонить. Нет, не врачам. Они звонили Маленкову, а затем Берии. Нашли их не сразу. Берия и Маленков приехали в одиннадцатом часу. И вот здесь произошло самое интересное. Берия вдруг обрушился на охрану с упреками: мол, вы что, не видите, товарищ Сталин спит и просто храпит во сне?

И уехал.

И опять нам придется обратиться к физиологии. Об этом никто никогда не говорил и не писал. Дело в том, что еще на полу Сталин лежал в луже мочи. И ее резкий запах наполнял комнату в тот момент, когда Берия отчитывал охранников. Эта подробность многое объясняет, если не все.

Берия и Маленков уехали, а охрана через какое-то время решила перенести Сталина в большую столовую на диван. Этот диван был больше, чем тот, что находился в малой столовой. Еще целую ночь второго марта пораженный инсультом вождь пролежал без какой-либо медицинской помощи.

Первый медицинский осмотр состоялся лишь в семь утра второго марта. Таким образом, всесильный Сталин пролежал без медицинской помощи почти сутки.

Может, это и имел в виду Берия, когда на трибуне Мавзолея говорил Молотову: «Я его убрал». А может быть, что-то другое…

Агония Сталина продолжалась еще три дня. А у смертного одра уже вовсю развернулась борьба за наследство. До сих пор считалось, что, узнав о диагнозе, претенденты затаились, готовясь к решающей схватке после кончины вождя. Однако есть документы, которые говорят об обратном. Уже второго марта, сразу после врачебного осмотра, члены ближнего круга дважды собирались в кремлевском кабинете Сталина. Утром и вечером. Причем в этих заседаниях принимали участие не только фавориты — Маленков, Булганин и Хрущев, но и утратившие доверие Сталина: Молотов, Ворошилов и Микоян. Нет сомнений, что дележ портфелей состоялся именно на этих заседаниях — второго марта.

Сталина не стало пятого марта в двадцать один час пятьдесят минут, а еще в двадцать ноль-ноль началось совместное заседание ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета, на котором должности делили уже в открытую. Вперед, как и ожидалось, вырвалась связка Маленков — Берия. Маленков, по предложению Лаврентия Павловича, становится председателем Совета Министров, Берия и Молотов его первыми заместителями, причем Берия возглавляет Министерство внутренних дел, слитое с Министерством госбезопасности. Позиция перед решающим броском — лучше не придумаешь.

Все, кто видел Берию в те дни, отмечают, что он был возбужден и деятелен, он явно считал себя сильнее всех остальных претендентов на власть и при каждой возможности показывал соратникам свою силу. Это была его первая роковая ошибка.

Ему бы затаиться, как Хрущеву, не раскрывать раньше времени своих намерений, но он слишком долго шел к власти, чтобы придержать себя перед последним рывком, да и привык он действовать быстро и жестко. Недаром именно ему Сталин поручил руководство атомным проектом. Берия справился с задачей блестяще, он был великолепным организатором. И Сталин это ценил. Хотя сам Лаврентий Павлович в семейном кругу признавался: «Закончится ядерный проект, и Сталин меня уберет».

9 марта 1953 года состоялись похороны Сталина.

С трибуны Мавзолея выступили Маленков, Берия и Молотов. Впереди все та же пара, наследники. В старом фильме о похоронах рука политически зрелого редактора оставила лишь фрагмент выступления Берии. В нашем фильме у нас была возможность впервые обнародовать ту часть его речи, которая была вырезана из кинохроники.

Вот что говорил Берия в тот день: «После смерти Ленина Сталин почти 30 лет вел нашу партию и страну по ленинскому пути. Сталин отстоял ленинизм от многочисленных врагов, развил и обогатил учение Ленина в новых исторических условиях».

Писатель Константин Симонов, стоявший в толпе на Красной площади, обратил внимание на то, что и Маленков, и Берия над гробом Сталина произносили чисто политические речи, в которых отсутствовал даже намек на собственное отношение этих людей к мертвому, хотя бы тень личной скорби. В общем, душевное состояние обоих ораторов было состоянием людей, пришедших к власти и довольных этим фактом.

Все, кто был на Красной площади в те дни, отмечают, как резко Лаврентий Берия выделялся из серой массы одинаково одетых соратников: широкие плечи, шарф, закрывающий подбородок, широкополая шляпа, надвинутая почти на пенсне. Это были первые дни из ста восемнадцати, которые в истории нашей страны без преувеличения можно назвать днями Лаврентия Берии.

Юрий Сергеевич Соловьев, сотрудник личной охраны Сталина, принимал участие в траурной церемонии, во время которой оказался свидетелем первой публичной попытки Берии заявить свое право на власть. «Вынос тела, гроба из Колонного зала сопровождался тем, что четыре сотрудника, в том числе и я, должны были поднять гроб, который размещался на носилках. Вот. И передать членам правительства».

Впереди с левой стороны от гроба, по заведенному порядку, должен был находиться глава государства. В случае его отсутствия или смерти это место автоматически мог занять только второй человек государственной иерархии — председатель Совета Министров. Этот порядок установил сам Сталин. Почему?

Потому что у него левая рука, как известно, была больная и слабее, чем правая рука.

На похоронах Сталина Берия нес гроб слева. Таким образом, он определенно занял место Маленкова, который являлся в этот период председателем Совета Министров.

Ю. Соловьев: «Поэтому я подумал, что здесь власть меняется или будет меняться. А потом еще, так я понял, что эта власть уже заговорила, когда гроб спускали по лестнице из Колонного зала, то Берия кричал на тех, которые сзади идут, они крупнее, надо опускать гроб ниже, а ему бы надо было поднимать, чтобы держать на одном уровне горизонтально. А те не выполняли его указания, он был недоволен и нецензурными словами их поливал».

Затем по ритуалу гроб с телом Сталина на орудийном лафете перевезли на Красную площадь и установили перед Мавзолеем, здесь и проходило последнее прощание с вождем. Есть фотография, сделанная в тот момент, когда члены правительства переносили гроб с лафета на постамент. Фотографу удалось поймать момент, когда Юрий Соловьев принимает гроб у Лаврентия Берии. Если присмотреться внимательно, то на снимке видно, как взгляды Соловьева и Берии встретились.

Ю. Соловьев: «Когда он устал, он начал кричать: давайте побыстрей принимайте у нас гроб с рук».

По свидетельствам очевидцев, Берия вел себя самым неподобающим образом.

В первые же дни после смерти Сталина дружба Маленкова и Берии переросла в скрытое соперничество, но к открытому противостоянию они еще не были готовы. В этих условиях Хрущев вдруг оказался полезным для обоих претендентов на власть. Он стал своего рода посредником между Маленковым и Берией и, ловко используя ситуацию, сохранял хорошие отношения и с тем и с другим.

Сохранял до поры до времени.

Поначалу именно эта троица решала все вопросы, которые потом выносились на заседание бюро Совмина и Президиума ЦК.

Микоян вспоминал, что, когда Маленков, Хрущев и Берия выходили во двор Кремля пошептаться, все их коллеги замирали у окна кабинета, ожидая результатов переговоров.

Претендуя на роль вождя, Берия вступил в схватку за власть с подробной программой действий. Возможно, наше дальнейшее повествование покажется вам неожиданным. Но судите сами. Палач и сексуальный маньяк — а таким представляется Берия подавляющему большинству бывших граждан Советского Союза — начал предлагать дорогим соратникам сделать такие шаги, которые вызывают, мягко говоря, изумление.

Шаг первый.

Согласно легенде, он сделал его в день похорон, когда на поминках решился поздравить Молотова с 63-летием. Выбрав удобный момент, Берия шепнул ему о приготовленном подарке. Подарком оказалась жена Молотова Полина Жемчужина, арестованная по личному приказу Сталина в феврале сорок девятого года и освобожденная сразу после похорон. Скорее всего, это был холодный расчет, в грядущей схватке за власть благодарность Молотова могла сыграть немаловажную роль.

Правда, этого потом не случилось.

Шаг второй.

Весной 1953 года Берия развернул бурную деятельность. Он забрасывает Президиум ЦК КПСС записками от имени МВД. Причем он не просто просит или предлагает, он требует, он диктует, изобретя гениальную формулировку: «МВД СССР считает…»

Что же еще предпринимал, говорил и делал Берия в те дни?

Сразу после смерти Сталина, рассуждая о тотальной коллективизации и обнищании деревни, он заметил: тут старик явно перемудрил.

4 апреля 1953 года по инициативе Берии было прекращено знаменитое дело врачей.

Чуть раньше, 27 марта, был подписан Указ об амнистии. Из двух с половиной миллионов заключенных и подследственных на свободу вышли миллион сто восемьдесят одна тысяча двести шестьдесят четыре человека.

Затем следует приказ Берии о запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия. И амнистию, и этот приказ многие соратники расценили как популистские шаги, тем более что и сам Берия, как и все соратники Сталина, был замешан в массовых репрессиях.

Однако планы Лаврентия Берии шли еще дальше. Возглавив после смерти Сталина МВД, он получил доступ к материалам, связанным с массовыми политическими репрессиями, и тут же распорядился рассылать материалы МВД в первичные партийные организации. И лично следил за тем, чтобы действия органов внутренних дел широко освещались в советской печати. В этот период открыто зазвучало слово — реабилитация.

10 апреля Президиум ЦК КПСС одобрил деятельность Берии по разоблачению преступлений, совершенных в бывшем Министерстве госбезопасности.

В то время, пока еще никто не был готов выступить против, Лаврентий Берия стремительно набирал силу.

Следующий шаг — постановление об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей.

Самое парадоксальное, что в этом документе Берия ссылается на практику других стран мира. Затем появляется записка Берии об ограничении прав особого совещания при МВД СССР, страшного и уродливого изобретения сталинского правосудия. Чуть позднее Берия направляет предложение о закрытии двадцати строек, на которых трудились заключенные. Среди них — Байкало-Амурская магистраль и канал Волга — Урал.

Но настоящую панику среди соратников вызвало предложение Берии запретить демонстрантам носить портреты руководителей партии и правительства. Девятого мая вышло соответствующее постановление президиума. Многие усмотрели в этом подготовку к смене вождей.

Всю эту бурную деятельность Лаврентия Павловича соратники еще терпели, но следующие два предложения вывели их из себя и заставили сплотиться вокруг уже вовсю интриговавшего Хрущева.

Первое. Назначать руководителями национальных республик представителей коренной национальности.

И второе. Здесь Лаврентий Павлович явно переборщил — создать национальные армейские части.

Ну а записка об объединении Германии и ошибочном курсе на строительство социализма в ГДР, появившаяся в начале июня 1953 года, положила конец терпению соратников.

Возможно, непосредственным толчком к аресту Лаврентия Павловича послужил и неприкрытый намек в последних записках Берии на личную ответственность членов Президиума за преступления сталинского режима.

Лаврентий Павлович вплотную подошел к обнародованию фактов, которые могли бы дискредитировать его недавних союзников Маленкова и Хрущева. Именно Берия предлагал арестовать бывшего министра госбезопасности Игнатьева. В тюрьме оказались и другие люди, способные дать показания против Маленкова. Иными словами, как только Берия начал подбираться к соратникам, его участь была решена.

Позже Маленков публично признался, что вопрос о Берии возник еще двенадцатого июня, сразу после обсуждения его записок на очередном заседании Президиума. Кстати, сразу после ареста Берии было принято постановление об изъятии этих записок из протокола заседания. Что это, если не заметание следов?

Все перечисленные ошибки привели к роковым для Берии последствиям. Считая себя непревзойденным мастером интриги, он презирал своих соратников, опираясь на спецслужбы. Он взял такой темп, что до смерти напугал Хрущева, Маленкова, Булганина и других. И если в дни агонии Сталина не удалось сколотить блок против Берии, то в июне ситуация резко изменилась.

Хрущев, аккуратно зондируя почву, почувствовал, что даже Маленков готов сдать своего многолетнего партнера.

И тогда Хрущев решился.

С отчаянностью смертника он пошел в атаку. Почему именно он? Потому что за внешней простотой скрывался дерзкий, решительный и азартный игрок. Этакий маленький Берия. Он понял, что настал момент, когда все они окончательно оказались по одну сторону баррикад, а значит, могут наконец-то решиться на устранение Берии.

Хрущев начал с Булганина, министра обороны.

Только армия способна сломить дивизии МВД. А вариант такого столкновения исключать было нельзя. Разговоры велись на даче, в саду. Понимали, что их слушают и в кабинетах, и на квартирах, и на дачах, и в личных автомобилях.

Затем были Микоян, Молотов, напуганные сменой личной охраны, и наконец сам Маленков. Переговоры продолжались чуть больше недели. К двадцать шестому июня все члены Президиума знали о характере предстоящего заседания. Это был заговор Политбюро против одного из его членов. Все элементы заговора были налицо: строгая конспирация, проработка сценария, распределение ролей, формирование группы генералов и офицеров, которым поручался арест.

25 июня 1953 года командующему Московским округом ПВО Кириллу Москаленко позвонил Никита Хрущев. Он спросил: «Имеются ли в вашем окружении люди, преданные партии, как вы?»

Получив положительный ответ, Хрущев попросил взять с собой планы ПВО, карты и сигареты. Когда Москаленко ответил, что бросил курить еще в сорок четвертом, Хрущев рассмеялся и сказал, что сигареты потребуются не те. Москаленко понял, что речь идет об оружии. Затем позвонил министр обороны Булганин и предложил Москаленко вместе с группой прибыть к нему. В нашем фильме принимал участие Сергей Петрович Марков, который в 1953 году состоял в должности старшего офицера по особым поручениям при первом заместителе министра обороны маршале Жукове. В день ареста Берии Сергей Петрович вышел на дежурство рано утром.

«26 июня 1953 года был хороший летний солнечный день. Утром я как раз дежурил, и маршал Жуков с дачи должен был поехать на работу. Но примерно это что-нибудь к 12 часам прибыли в Министерство обороны, это на улице Фрунзе. Не успел Жуков войти в свой кабинет, как позвонил Булганин и попросил зайти к нему на второй этаж. К этому времени в приемной министра обороны уже собрались: Москаленко, Батицкий, Зуб, Юхерев и другие.

Жуков сказал, что мы едем сейчас в Кремль. Задействованные в операции генералы и офицеры прибыли в Кремль вскоре после начала заседания Президиума ЦК. Когда подъехали к Троицким воротам, Булганин предупредил не высовываться.

Приезжаем в Кремль, на Уколок, это так называлось место, там особый подъезд, вот, там уже были прикрепленные ну начальники охраны членов Президиума ЦК тогда. Я поздоровался со всеми, мы находились там. Ну разговариваем, значит, Жуков ушел, и никого здесь больше не осталось, они ушли в зал заседаний».

Существует несколько свидетельств процедуры ареста Берии, одно из них принадлежит Хрущеву. Никита Сергеевич вспоминал, что, когда началось заседание, Маленков испугался и выступил неуверенно, и тогда он, Никита Сергеевич, взял ситуацию под свой контроль.

Но рассекреченный совсем недавно документ заставляет по-другому взглянуть на процедуру подготовки и ареста Лаврентия Павловича.

Этот документ — черновая запись плана выступления Маленкова на том самом историческом заседании. В нем довольно жестко сформулированы основные претензии членов Президиума ЦК к Берии, а также изложен четкий план действий. Обращает на себя внимание тот факт, что Маленков в своих записках собирался предложить Берии пост министра нефтяной промышленности! Об аресте речь даже не шла. Известно, что аресту предшествовало длительное обсуждение. Выступили все члены Президиума ЦК.

Позже Молотов с гордостью вспоминал: «Мы два с половиной часа песочили Берию».

Версия о том, что арест Лаврентия Берии произвел лично маршал Жуков, тоже принадлежит Хрущеву. Якобы прославленный полководец, применив силу, скрутил Берии руки за спиной.

Однако сам Жуков эту версию нигде не подтверждает.

В ее достоверности приходится сомневаться. После удаления Берии из зала заседания высказывалось даже предложение расстрелять его без суда и следствия.

В нашем фильме на основании документов мы постарались максимально точно восстановить тот день — 26 июня 1953 года.

Утро началось для Берии позже обычного. Он не поехал в свой кабинет на Лубянку и около 13.00 отправился в Кремль.

Последний раз.

Он прибыл в Кремль в корпус номер один на второй этаж, в кабинет Маленкова. До начала заседания Президиума еще оставалось некоторое время, а они оказались в кабинете один на один. Без Булганина, Хрущева и других участников заговора. Внешне Маленков был абсолютно спокоен.

Давайте представим, что Маленков не выдерживает и сдает своих соратников. И Берия наносит ответный удар. Это были минуты, которые могли повернуть ход нашей истории на 180 градусов. Но Маленков промолчал.

Последними из членов Президиума прибыли Хрущев и Микоян. Как признался впоследствии Хрущев, он не доверял Микояну и потому контролировал его до последнего момента.

Заседания начались в 14 часов, а за двадцать минут до этого в корпус номер один прибыли министр обороны Булганин и его заместитель Жуков. Дискуссия сразу же приобрела резкий характер. Два с половиной часа продолжалось разбирательство прегрешений Берии, который явно оказался не готов к такому повороту событий. На протяжении двух с лишним часов он что-то нервно писал на листе бумаги.

Как потом оказалось, это было многократное повторение слова «тревога».

Тревога! Тревога! Тревога! Тревога…

Как вспоминал офицер охраны, который стоял в тот день на посту в подъезде номер три, к нему сразу после начала заседания спустился комендант Кремля Спиридонов и приказал пропустить генерала Москаленко в форме и сопровождающих его людей в штатском, которые прибудут на пяти автомашинах.

Все они сразу же поднялись на второй этаж, а комендант и замминистра внутренних дел Серов направились к охране Берии. Берию еще не арестовали, а у него на даче — в 15 часов — уже отключили телефон.

Следующими блокировали охрану Берии, находившуюся возле машины в Кремле.

В 18.00 заменили солдатами посты охраны в знаменитом особняке на Малой Никитской.

Сам Берия был арестован в 16.30, и, вопреки расхожему мнению, продержали его в Кремле недолго. Примерно в 17.30 в наручниках и без пенсне — как говорила охрана, его очень трудно было узнать, — Берия в сопровождении Булганина, коменданта Кремля и группы офицеров вышел из подъезда номер три. Кавалькада машин на высокой скорости направилась к Спасским воротам.

Больше Кремль Лаврентий Павлович Берия никогда не увидит.

Этими словами заканчивалась первая серия фильма, посвященная последним дням Лаврентия Берии.

От ареста до расстрела

Для тех, кто жил и работал в Кремле, обязательно наступает момент, когда они пересекают границы кремлевских стен в последний раз. Возможностей выйти из Кремля, впрочем, как и войти в него, немного. Кто-то покидает территорию Кремля через Боровицкие ворота, кто-то — через Троицкие.

26 июня 1953 года Лаврентий Берия покинул территорию Кремля через Спасские ворота.

Последний раз Лаврентий Берия въехал на территорию московского Кремля около часа дня двадцать шестого июня. Опьяненный своей силой и презирая соратников, он в борьбе за власть проморгал собственную жизнь. В ту весну пятьдесят третьего у него было все для последнего рывка к абсолютной власти. Главное — Министерства внутренних дел и госбезопасности были объединены в одно сразу после смерти Сталина и отданы в подчинение Берии.

Мы уже говорили о том, что, напугав Маленкова, Хрущева, Булганина и других своей активностью, Берия заставил их объединиться против него, что, впрочем, следовало ожидать.

Удивляет и даже поражает, как Берия, руководитель мощнейшей спецслужбы, не заметил плетущегося вокруг него заговора. Ведь сами члены высшего руководства признавали, что их разговоры прослушивались и дома, и на работе, и даже в машинах. Вечером накануне ареста Берия общался с Маленковым до поздней ночи. Расстались на улице Грановского.

Выходит из машины Берия, выходит Маленков. Ну, они минут десять чего-то, значит, друг с другом вообще поговорили, вот, потом пожали друг другу руки.

Николай Степанович Захаров в 1953 году был начальником Управления охраны МГБ СССР. Это он в тот вечер находился неподалеку, он был свидетелем этого расставания.

Н. Захаров: «Берия сел в машину, и его машины, значит, укатили. И машины Маленкова тоже ушли. Маленков, он поглядел по сторонам и зашел к себе в квартиру».

Георгий Маленков ночевал в Москве, а Лаврентий Берия отправился на дачу подышать свежим воздухом.

До ареста оставалось меньше суток.

Мы детально восстановили обстоятельства ареста Берии 26 июня 1953 года, о чем и поведали в предыдущей главе, при этом, правда, рассказывали мы только о событиях в Кремле. Событиях, которые произошли до и после заседания Президиума, с которого Берию увели в наручниках.

На улицах Москвы в это время происходили не менее бурные события. Однако об этом чуть позже.

Заговорщики сделали ставку на армию. А значит, была не исключена возможность столкновения ее частей с преданными Берии частями МВД и прежде всего с дивизией Дзержинского. Именно поэтому к акции привлекли заместителя министра обороны маршала Жукова, генералов Москаленко и Батицкого, старших офицеров Юферева, Неделина, Зуба и других. Кровопролития не исключали, его пытались избежать, но, случись по-другому, никого бы это не остановило.

Утро 26 июня 1953 года было жарким. Москва просыпалась под звуки привычных бравурных маршей по радио, шум поливальных машин, смеха возвращающихся по домам выпускников. В эти числа традиционно и по сей день в стране проходят выпускные вечера.

Была пятница, впереди воскресенье, дача, пляжи в Серебряном Бору и на Ленинских горах. Все действительно было просчитано, потому что те, кто отдыхал в субботу, уже спешили из жаркой Москвы за город. А в это время в обратном направлении по Минскому и Киевскому шоссе шли танки…

На улице Фрунзе в кабинете министра обороны Булганина собрались офицеры, которые готовились к аресту Лаврентия Берии. Там к ним и присоединился маршал Жуков. Скорее всего, проговаривали детали будущего ареста. Просчитывали возможные варианты.

В Кремль отправились двумя группами.

Из документов известно, что Булганин и Жуков прибыли за двадцать минут до начала заседания Президиума, то есть примерно в тринадцать сорок.

Рассказывает Николай Степанович Захаров, генерал-полковник КГБ СССР: «Я видел, что прошли, значит, Жуков, Москаленко и Батицкий. Вошли, значит, куда? В комнату, где, значит, рядом с заседанием Политбюро».

Сразу после начала заседания к офицеру охраны, стоявшему в подъезде номер три, спустился комендант Кремля и приказал пропустить генерала Москаленко и сопровождавших его людей в штатском. Приехали они на пяти машинах, затем поднялись наверх, а комендант Кремля и замминистра внутренних дел Серов направились к охране Берии. Ее возглавлял полковник государственной безопасности Сардион Николаевич Мадария.

Марков: «Подходит Серов к нам из коридора, поздоровался с ним и говорит: Мадария, пойдем, поговорим, взял его под руку, они пошли по коридору. Больше после этого я Мадария не видел».

Это рассказывает Сергей Петрович Марков, старший офицер для особых поручений при маршале Советского Союза Жукове. В тот момент он находился во внутренних помещениях Кремля, в комнате, специально отведенной для начальников охраны и помощников членов Президиума ЦК.

Через некоторое время комендант Кремля Николай Спиридонов с четырьмя офицерами спустился на площадку у второго подъезда, к автомобилю сопровождения Берии. Он приказал личной охране министра внутренних дел сдать оружие. Охрана была разоружена и отправлена в комендатуру в корпус номер один.

Сопротивления никто не оказал.

Тем временем в Москву на полном ходу въезжали танки. Некоторые исследователи пишут, что танки ввели накануне, предлагая нам поверить, что Берия и его МВД этого не заметили. В процессе работы над фильмом у нас появилась уникальная возможность выяснить все.

Когда в Кантемировскую и Таманскую дивизии поступил приказ?

Как двигались боевые машины?

Какова была стратегия размещения и вероятного боя в городе?

Через 20 минут после начала заседания Президиума в Кремле, в кабинете командира Кантемировской дивизии генерал-майора Филиппенко раздался телефонный звонок. Филиппенко отсутствовал, трубку поднял заменяющий его полковник Парамонов.

Звонил министр обороны Булганин.

Он отдал распоряжение, чтобы через сорок минут танковый полк был на Ленинских горах в Москве. В Таманскую танковую дивизию, расположенную в поселке Алабино, также пришел приказ выступать.

Говорит Виктор Павлович Соколов, полковник в отставке: «Я в это время был капитаном, прибежал в парк. Завели танки и выехали на склады, где лежат боеприпасы. Не стали дожидаться, когда в ворота по одному танку будут заходить для подъезда. Ну, сбили эти ограждения, и сразу члены экипажа сами в свои танки стали загружать боеприпасы».

В Москве танки рассредоточили по Садовому кольцу, Ленинским горам и центру города.

B. Соколов: «И выезжаем на Красную площадь, приказал расположить машины, где ГУМ находится, пушки повернуть в сторону Кремля».

Лаврентия Берию арестовали примерно в 16.30. В Кремле держали недолго, около шести часов вечера его вывезли через Спасские ворота.

C. Марков: «Выходит Москаленко и говорит: вы сейчас будете сопровождать колонну эту, на которой будут везти Берию».

Итак, Берия военными из Кремля вывезен.

Перед заговорщиками стоял вопрос: куда его отправить для содержания под стражей? В Кремле держать его было нельзя. В тюрьмах Москвы тоже. Там его подчиненные — милиция, МГБ, генерал Масленников с дивизией Дзержинского и внутренними войсками.

И тогда Маленков и Хрущев принимают единственно правильное решение: продолжать опираться на военных и прежде всего на Жукова и Москаленко. Именно поэтому машина с арестованным Берией спускается к набережной Москвы-реки и на полном ходу несется с машинами сопровождения к Алешинским казармам. Там, недалеко от Крутицкого подворья, в районе нынешней станции метро «Пролетарская», находилась гарнизонная гауптвахта.

«Это как бы крепость, каменная крепость», — говорит Виталий Матвеевич Матвеев.

В 1953 году он был командиром взвода строительного батальона номер четыре. Случилось так, что он отбывал наказание на гауптвахте в Алешинских казармах.

По словам тех, кто не раз сиживал на гауптвахте, эта «губа» очень отличалась от других. До революции здесь были солдатские казармы, для которых не предусматривалось никаких удобств. После революции гауптвахта использовалась для расстрела царских офицеров. Так что в камерах им сидеть не приходилось.

В. Матвеев: «Это была самая настоящая камера, койки голые откидывались поздно вечером, они откидывались, ложились, ложились спать без всяких подушек, без одеял на голую койку откидную, а утром рано в шесть часов нас поднимали, и койка опять откидывалась к стенке».

Именно туда вечером 26 июня 1953 года и привезли Лаврентия Павловича Берию.

Существует множество версий о спонтанности ареста Берии, но вот ветераны московской комендатуры вспоминают, что именно утром 26 июня они неожиданно получили приказ выпустить всех арестованных. Приказ был выполнен, конечно, к неописуемому восторгу штрафников. Им было сказано, что сейчас не до них, чтобы все возвращались домой или в свои части.

Для охраны такого высокопоставленного узника удвоили караул.

Берия в камере вел себя так, как будто он все еще был у власти. Отказался от еды, вылив миску на охрану, потребовал бумагу и карандаш. С этого дня Берия забрасывал своих недавних соратников посланиями, причем тон менялся с каждым днем.

«28 июня 1953 года Товарищу Маленкову

Дорогой Георгий, я был уверен, что из той большой критики на Президиуме я сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе. Но ЦК решил иначе, считаю, что ЦК поступил правильно».

В архиве сохранилась короткая записка генерала Батицкого, адресованная Маленкову. Из ее содержания видно, что черновик первого письма Берией получен 27 июня в 19.20.

«Прошу товарищей Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Климентия, Хрущева Никиту, Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других, пусть простят, если что и было за эти 15 лет большой напряженной совместной работы».

Все говорит о том, что этот черновик Лаврентий Берия подготовил еще на гауптвахте в Крутицах.

На чистовом варианте письма стоит дата 28 июня 1953 года.

«Георгий, прошу, если возможным, семью — жена и старуха-мать, и сына Серго, которого ты знаешь, не оставить без внимания.

Лаврентий Берия».

Двадцать седьмого июня на гауптвахту прибыло новое руководство МВД — министр Круглов и его заместитель Серов — с целью допросить Берию. Но Москаленко после доклада Жукову пускать их на территорию отказался. Доложили Хрущеву и Маленкову, которые в этот вечер находились в Большом театре на опере с подходящим названием — «Декабристы».

Одобрив действия военных, Хрущев и Маленков поддержали идею о том, что Берию нужно срочно переводить в более надежное место.

Для частей генерала Масленникова — командующего внутренними войсками не составило бы никакого труда снести охрану гауптвахты в считанные минуты. Поэтому Лаврентия Павловича сажают в машину и везут обратно в сторону Красной площади. Помещают его в непосредственной близости от Кремля — в штабе Московского военного округа, в доме номер три по Садовнической улице.

Идеальное место для содержания Берии.

Штаб Московского военного округа представляет собой четырехугольное здание с внутренним двором. Кажется, это и учитывалось теми, кто решил содержать Берию под стражей именно здесь.

Ну а главное, в центре территории находится подземный бункер.

Закрыли парадный вход. Через арку, ведущую во внутренний двор, вечером двадцать седьмого июня и провезли Берию. Камеру ему приготовили без окон, в бункере. В запасном командном пункте, который находится посередине двора под землей. По углам поставили танки. Питание организовали из местной столовой, а охрану возложили на коменданта штаба округа. В таких условиях Берии ничего не оставалось, как писать письма.

«Товарищу Маленкову.

Дорогой Георгий, в течение этих трех тяжелых суток для меня я основательно продумал все, что имело место с моей стороны за последние месяцы после Пленума ЦК КПСС, как на работе, так и в отношении лично тебя и некоторых товарищей, Президиума ЦК, и подверг свои действия самой суровой критике, крепко осуждая себя».

Обратите внимание, письмо Берия очень хорошо обдумал. Он еще надеялся повлиять на своих обвинителей:

«Поведение мое на заседании Президиума ЦК и Президиума Совмина очень часто было неправильное и недопустимое, вносившее нервозность и излишнюю резкость, я бы сказал, как это сейчас хорошо продумал и понял, иногда доходило до недопустимой грубости и наглости с моей стороны в отношении товарищей Хрущева и Булганина».

По письмам видно, как ломается Лаврентий Павлович Берия. Еще недавно наглый, самоуверенный, почти хозяин огромной страны.

А в это время Маленков и Хрущев решают рубить под корень. Они опытные люди и эту науку вырезать окружение упавшего освоили уже досконально.

Двадцать шестого июня в ГДР арестовывают начальника военной контрразведки Сергея Гавлидзе.

Двадцать седьмого июня туда же, в Алешинские казармы, доставляют зама Берии — Богдана Кабулова.

Тридцатого июня в Москву привозят арестованных министров внутренних дел Грузии Владимира Деканозова и Украины — Павла Мешика.

На арест всех выписывают ордера.

Почему мы об этом вспоминаем?

Да потому что Берию арестовывали без всякого ордера. Армейские офицеры, по закону этим правом не наделенные. Факт, до сих пор никем не отмеченный. Постановление об аресте, подписанное новым Генеральным прокурором Руденко, было предъявлено Берии только восьмого июля. Почти через две недели после ареста. Вероятно, Берия понимал, что с ним произошло, но не мог в это поверить и продолжал писать.

«Дорогие товарищи, разве только единственный правильный способ решения без суда и выяснения дела в отношении члена ЦК и своего товарища после пяти суток отсидки в подвале казнить его? Утверждаю, что все обвинения будут сняты, если только это захотите расследовать, что за спешка и притом очень подозрительная? И еще и еще раз умоляю вас вмешаться и невинного своего старого друга не губить.

Ваш Лаврентий Берия».

Это были его последние строки.

Видимо, Лаврентий Павлович все понял и больше писем не писал.

17 июля 1953 года был арестован начальник следственной части по особо важным делам Лев Волорзимерский. На совести этого человека сотни замученных и уничтоженных людей. На что обращаешь внимание, листая личные дела всех арестованных генералов, — низкий образовательный уровень. Высшего образования не было ни у кого.

Всех соратников Берии распределили по разным тюрьмам. Одних — в Бутырку, других — в Лефортово. И лишь Лаврентия Павловича из бункера штаба Московского военного округа переводить никуда не собирались. А волна арестов тем временем покатилась дальше, по Москве и в союзные республики на более низкий уровень. Арестовали и семью Берии. Жену и сына, а также жен других арестованных.

Спешно, насколько это было технически возможно, созвали Пленум ЦК КПСС. Он состоялся второго июля в Кремле. Берию уничтожали так, как не уничтожали, пожалуй, никого. При этом каждый преследовал свою личную цель. В этих выступлениях и праведный гнев, и сладострастная месть, и самооправдание, и чувство самосохранения.

Хор хорошо подобранных голосов звучал мощно и слаженно. Машина, важной шестеренкой которой Берия был многие годы, теперь безжалостно перемалывала его. На долгие годы Берия стал козлом отпущения, за все содеянное как им, так и его обвинителями. Уничтожая его, они сами пытались отмыться перед историей.

Основной задачей Пленума ЦК была полная дискредитация Лаврентия Берии. Главное обвинение, прозвучавшее на Пленуме, — попытка поставить органы внутренних дел над партией и правительством. Маленков и другие докладчики не пожалели для обвиняемого соответствующих ругательств и ярких эпитетов.

«Буржуазный перерожденец, мразь, авантюрист, подлец, негодяй, продажная шкура» — и это только малая часть того, что говорилось. Кто-то сказал, что «Берия не коммунист, а карьерист». Никита Хрущев даже бросил такие слова: «Он провокатор, ух, это такой мерзавец!»

Надо сказать, что многие напрасно лезли из кожи вон. Красноречие и ярые нападки на того, чьим покровительством они пользовались долгие годы, их не спасли. Так, первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Багиров орал с кафедры: «Берия — хамелеон, злейший враг нашей партии, я его не смог раскусить!»

Зато его самого «раскусили» довольно быстро — некоторое время спустя Багиров был арестован и 12 мая 1956 года расстрелян.

Записался на выступление и Всеволод Меркулов, бывший бериевский сподвижник, но выступить ему так и не удалось. Спустя всего три месяца — 18 сентября 1953 года он был арестован и отправлен в Лефортово к своим бывшим друзьям-соратникам…

Следствие тем временем шло обычным путем.

Арестованные — недавние хозяева МВД, перепуганные до смерти, нашли главный ход — все валить на Берию. Поэтому так легко появилась в обвинительном заключении вся эта чушь — от шпионажа в пользу английской разведки до связи с контрреволюционной грузинской эмиграцией. Лишь два пункта из 13 имеют под собой основание.

Пункт четвертый — о применении истязаний и пыток к арестованным.

И пункт тринадцатый — об изнасиловании 7 мая 1949 года шестнадцатилетней школьницы Дроздовой.

Вот на этом 13-м пункте давайте остановимся поподробнее.

О сексуальных похождениях Лаврентия Берии ходят легенды, вплоть до закопанных женских трупах в подвале особняка на Малой Никитской.

Скажем сразу: список женщин в материалах уголовного дела действительно есть. Его вел начальник охраны Саркисов, заносил в свою записную книжку тех, кто побывал у Берии.

Кстати, знаменитая актриса Татьяна Окуневская в списках Саркисова не фигурирует.

Несколько женщин из этого списка дали показания на предварительном следствии, но никаких действий по закону, сопровождающих дела об изнасиловании, проведено не было. Не были вызваны эти женщины и в суд.

Зато в дело подшили оперативную справку, составленную секретным работником Министерства госбезопасности для Маленкова. Вот выдержка из оперативного документа: «Чекистскими органами в 1947 году был арестован злейший враг советского государства — американская шпионка, киноактриса Зоя Алексеевна Ф. Из материалов техники подслушивания известно, что Зоя Ф. находилась в интимной связи с Лаврентием Берией. При аресте Зоя Ф. настойчиво добивалась от меня разрешения переговорить по телефону с Берия, я ей в этом отказал и доложил Абакумову. Записывались ли ее показания о встречах с Берия, мне неизвестно, думаю, что нет, так как имя его тщательно оберегал».

Как представляется, подшили эту оперативную справку не случайно. Чем не доказательство связи Берии с иностранными разведками?

На суде выступила лишь одна потерпевшая: Валентина — по документам, а в быту Ляля Дроздова. На ее истории мы остановимся подробней.

11 июля 1953 года Ляля Дроздова пишет заявление на имя Генерального прокурора СССР Руденко. Начинается оно удивительной фразой:

«Прочитав газету «Правду» от десятого июля 1953 года о разоблачении врага народа Берия, я хочу просить вас учесть еще одно злодеяние, которое он совершил четыре года тому назад надо мной. Вы только теперь узнали лицо этого чудовища, а я знала уже четыре года тому назад.

Я жила на улице Герцена, 52, квартира 20, напротив особняка Берия».

Итак, 11 июля 1953 года, прочитав газету «Правда», Валентина Дроздова, жившая когда-то рядом с особняком Берии, написала заявление. Пассаж о газете «Правда» не мог пройти мимо нашего внимания.

И вот что удалось выяснить. О существовании Дроздовой Генеральный прокурор Руденко узнал на допросе еще первого июля. Саркисов сообщил, что жила она на одной из казенных дач вместе с ребенком Берии. Позже не без помощи Лаврентия Павловича получила квартиру в престижнейшем доме номер восемь на улице Горького. То есть почти четыре года Дроздова являлась любовницей Берии.

Мать Дроздовой на суде рассказала, что была страшно возмущена, когда вышла из больницы, и — внимание! — попав в особняк Берии, дала ему пощечину!

Затем она поведала, что во время той бурной встречи Берия настаивал, чтобы Валя сделала аборт, но мать отказалась. А затем у Ляли Дроздовой родился ребенок.

Странная история, не правда ли?

Целых четыре года Берия встречался с Дроздовой, оказывая ей материальную помощь, что, кстати, он и заявил на суде.

Председатель суда Конев: «Подсудимый Берия, вы признаете себя виновным в совершенном преступлении в отношении Дроздовой?»

Берия: «Я признаю то, что мне не нужно было встречаться с Дроздовой, но я оказывал ей систематическую материальную помощь». Конец цитаты.

Кстати, мать Дроздовой сообщила еще одну интересную деталь: в 1952 году Валентина вновь забеременела от Берии и была помещена в кремлевскую больницу, где ей сделали аборт.

Что-то здесь явно не так.

Все встает на свои места, когда знакомишься с протоколами допроса жены Берии:

«Мне Саркисов совсем недавно сказал, что у Берия есть женщина, которая живет на улице Горького и на которой Берия собирается жениться».

Это же подтверждает и Серго Берия — сын:

«Саркисов мне рассказывал, что у Берии имеется вторая семья, есть ребенок».

После этого разговора с Саркисовым Серго заявил матери, что принял решение уйти от отца и начать жить отдельно от него.

Жена Серго, Марфа Максимовна Пешкова, вспоминает, что в начале пятидесятых годов всей семье стало известно о появлении у Берии молодой любовницы, красавицы Ляли Дроздовой, роман с которой он почти не скрывал. Стало известно, что у нее от Берии родилась дочь. Ее назвали, кстати, в честь матери — Марфой. Поговаривали, что они собирались пожениться.

Нина Теймуразовна Берия переживала все молча. Но однажды вдруг попросила у Марфы денег, сказала, что хочет построить себе домик в Сухуми, на горе, с видом на море, и уехать туда жить. Намерения у нее были серьезные, и Марфа Максимовна не смогла отказать — дала ей в долг 70 тысяч рублей.

Вот такая семейная драма.

Узнав о ней, лучше понимаешь, почему на суде Берия на вопрос о Ляле Дроздовой упорно отвечал: я ее не насиловал, я помогал ей материально.

Суд состоялся в декабре пятьдесят третьего, а весь период следствия с двадцать седьмого июня по декабрь Берия провел в маленькой комнатке бункера во дворе штаба Московского военного округа. Сидел, в общем-то, спокойно, ничем особенным этот период не отмечен.

Офицеры дежурили у двери комнаты, в коридоре и на выходе. Берия с первых и до последних дней был под контролем военных. Навыков содержания подследственных у них было немного. Даже фотографию как положено в тюрьме в фас и профиль не сделали. Берию, конечно, сфотографировали, но довольно своеобразно. Эта фотография сохранилась, но узнать на ней Берию почти невозможно. Если бы Лаврентия Павловича содержали в настоящей тюрьме, то режим у него был бы совсем другой. Спать бы особо не давали, кормили бы впроголодь и на болезни особого внимания не обращали бы.

Берию кормили из офицерской столовой.

Официантки в сопровождении офицеров охраны носили пищу прямо из кухни. Обед, как и положено, состоял из трех блюд плюс салат, правда, компот Берия попросил заменить на боржоми.

На здоровье Берия почти не жаловался. Один раз его посещал врач-уролог, поскольку у Лаврентия Павловича начались почечные колики. Дали хорошее лекарство. Все эти полгода, как и положено заключенному, Берия провел без своего знаменитого пенсне.

С восемнадцатого по двадцать третье декабря в штабе Московского военного округа на втором этаже, в кабинете члена военного совета проходил суд над Берией и шестеркой его сообщников. Кабулов, Диканозов и остальные все валили на Берию, ни один не заступился.

Впрочем, ни один и не выжил.

Двадцать третьего декабря все они — Берия, Диканозов, Кабулов, Володзимерский, Мешев, Меркулов — были приговорены к высшей мере наказания, расстрелу.

На лестнице, ведущей в бункер, поставили деревянный щит для того, чтобы избежать рикошетов от пуль, в щит вбили железный крюк. Все те же Москаленко, Батицкий и Руденко в последний раз спустили Берию в бункер, привязали к щиту, и Батицкий выстрелил Берии в лоб.

В нашем фильме мы впервые опубликовали акт о приведении наказания в исполнение, подписанный Батицким, Руденко и Москаленко, и акт о расстреле в Бутырской тюрьме через полтора часа после смерти Берии шестерых его ближайших соратников. Обращает на себя внимание тот факт, что на акте из Бутырки есть подпись врача, констатировавшего смерть. А на акте расстрела Берии такой подписи нет. Нет фамилии Берии и в акте о кремации трупов в 22 часа 45 минут 23 декабря 1953 года.

Что стоит за этим фактом, нам так и не удалось выяснить.

В новейшей истории страны есть люди, имена которых вошли в нашу жизнь не менее прочно, чем, например, географические названия. И фраза «Волга впадает в Каспийское море» звучит так же привычно для нашего слуха, как имя Георгия Жукова в контексте Великой Отечественной войны, а опорной точкой национального самосознания стал Парад Победы 24 июня 1945 года.

Человек, который оказывается в центре внимания в такой день, навсегда входит в историю. Весь мир обошли знаменитые кадры: маршал Жуков, принимающий парад победителей на белом коне. Без преувеличения, это был его звездный час. Но невдалеке, на Мавзолее, стоял Иосиф Сталин. Присутствие этого человека должно было насторожить кого угодно, а уж сверхпопулярного в армии и народе Жукова — в первую очередь. Но в тот момент он, похоже, ни о чем подобном не думал. Как оказалось, зря.

 

Охота на маршала. Георгий Жуков

Почему на коне оказался Жуков, а не Верховный главнокомандующий? Одни считают, что Сталин отдал должное полководцу Жукову; другие говорят, это произошло, потому что Сталин просто не смог бы взобраться на коня. Как бы там ни было, но 22 июня 1945 года все советские газеты опубликовали приказ Верховного главнокомандующего, который гласил:

«В ознаменование победы над Германией в Великой Отечественной войне назначаю 24 июня 1945 года в Москве на Красной площади парад войск действующей армии…»

И далее: «Парад Победы принять моему заместителю маршалу Советского Союза Г. К. Жукову».

Жуков сбросил шинель. Ему подвели белого коня. Жуков похлопал его по груди, потом достал два кусочка и угостил сахаром коня. Потом Жуков легко вскочил в седло, без всякой помощи, несколько раз проехал от колокольни Ивана Великого до Спасских ворот и с первым ударом курантов выехал на Красную площадь.

Потом, когда Сталин и бывшие соратники и коллеги Жукова набросятся на маршала с обвинениями в том, что он мнит себя главным героем войны, даже его доброжелатели будут считать отправной точкой возвеличивания маршала именно этот Парад. Но, согласитесь, мало у кого не закружилась бы голова от того, что происходило на Красной площади 24 июня 1945 года.

Рассказывает Сергей Марков: «Сначала Жуков объезжал войска на Красной площади, потом спустился на Манежную площадь. Мы перешли и стояли справа от трибуны Мавзолея. И особенно мне запомнился момент, когда двести отборных офицеров пронесли двести штандартов Третьего рейха и личный штандарт Гитлера и бросили к ногам Жукова. Это было незабываемо».

Когда возникла идея проведения Парада Победы, ни у кого не было сомнений, что принимать парад будет Верховный главнокомандующий. Если бы все произошло именно так, какова была бы роль Жукова, нам неизвестно. Командовал бы он парадом или просто в ряду полководцев стоял на трибуне?

И все-таки, почему Сталин решил это право уступить Жукову?

Да, Верховный главнокомандующий был никудышным наездником и не хотел выглядеть глупо в такой день, а выехать на Красную площадь на машинах Сталин почему-то не решился. Наверное, понимал, что триумфаторы въезжают в город не на машине, а на белом коне.

«Он же кавалерист, — сказал генералиссимус о Жукове, — пусть он и принимает».

В личной беседе Жуков пытался это право уступить Сталину, но тот настоял, хотя можно только догадываться, какие чувства испытывал генералиссимус, оказавшийся в миг всенародного торжества в тени полководца. В тени этого маленького кавалериста, ловко гарцующего на белом коне. Кстати, белого коня Жукову еще не раз вспомнят. И не только Сталин.

Менее чем через год Сталин вспомнил и о Параде Победы. Хотя, скорее всего, он ни на секунду о нем не забывал.

Почему Сталин не сам принимал парад, знал только он сам. Его изощренный ум не мог не понимать, какое место займет это событие в народной памяти. Хотя историки часто видят интригу там, где главными героями двигают совсем другие мотивы.

Говорит Сергей Марков, с 1943 по 1958 г. офицер подразделения охраны маршала Жукова: «Я слышал так, что Сталин якобы звонил, был разговор с Жуковым, и говорил, что мы думаем провести парад в Москве. Жуков говорит: «Да», одобрил, что это было бы неплохо. «Парад Победителей» — так и было названо. И теперь, и говорит, что я думаю, что, а кого, кто должен принимать парад.

Жуков сказал: «Я считаю, что вам как Верховному главнокомандующему». Сталин якобы на это ответил: «Я стар принимать парады. Парад Победы принимать будете вы, а командовать парадом Рокоссовский».

Жуков поблагодарил за честь и говорит, что я буду готов выполнять ваши указания».

Место Сталина занимать было всегда опасно, тем более Жукову, тем более после войны. Сталин очень хорошо знал историю и понимал, куда обычно направляется в мирное время энергия генералов-победителей. Самый знаменитый пример — Бонапарт, который из генерала быстро превратился в диктатора. Свои доморощенные Бонапарты Сталину были не нужны. Поэтому и получил министр госбезопасности Абакумов личный сталинский приказ — взять под контроль всех высших генералов Советского Союза, особенно из окружения Жукова. А те, если судить по стенограммам прослушек, выражений по отношению к Сталину не выбирали. Сразу же после ареста Берии в июле пятьдесят третьего года министр госбезопасности Круглов отправит Маленкову вот эту записку об обнаружении и демонтаже аппаратуры прослушивания в квартирах генералов в доме на улице Грановского, в квартире Жукова в том числе:

«Совершенно секретно. Экз. номер один. Товарищу Маленкову Г. М.

По вопросу об установлении аппаратуры подслушивания в доме номер три по улице Грановского докладываем.

После ареста Берия, как только нам стало известно о наличии аппаратуры подслушивания у товарищей Буденного, Жукова и Тимошенко, сразу же были приняты следующие меры: обрублены провода, ведущие к аппаратуре, специальное оборудование в отдельной комнате демонтировано и вывезено, а комната сдана коменданту дома.

С. Круглов.

23 июля 1953 года».

Самое интересное, что хоть в июле пятьдесят третьего и было доложено наверх о том, что провода были обрублены, на самом деле Жуков оставался «под колпаком» у спецслужб до самого последнего дня, но вернемся в 1945 год.

Первый звонок для Жукова прозвенел во время Потсдамской конференции в июле сорок пятого. На приеме у Черчилля произошел любопытный инцидент. После того как Трумэн произнес тост за здоровье Сталина, а Сталин, в свою очередь, за здоровье Черчилля, британский премьер неожиданно провозгласил здравицу Жукову, придав ему, таким образом, статус второго по влиянию человека в Советском Союзе. Рядом находился Молотов, здесь же был и сам Сталин. Улыбающийся Сталин.

В тот день Сталин улыбался не к добру — до первой опалы Жукова оставалось 11 месяцев.

Через месяц сначала Москву, а затем Ленинград по приглашению Жукова посетил его друг — генерал-победитель Дуайт Эйзенхауэр, кстати, будущий президент США. Явно недооценивавший возможности советских спецслужб, Эйзенхауэр во время беседы с послом США в Москве Гарриманом произнес роковые для Жукова слова: «Мой друг Жуков будет преемником Сталина и откроет новую эру дружеских отношений между Америкой и Россией».

Эти слова американца очень быстро дошли до Сталина, а он, как известно, любил сам назначать себе преемников и терпеть не мог, когда это за него пытались сделать другие. С этого момента ничего еще не подозревающий Жуков был обречен. Сталину нужно было лишь время, чтобы подготовить удар по все еще скачущему на белом коне маршалу Советского Союза Георгию Жукову.

В ночь с двадцать второго на двадцать третье апреля сорок шестого года был арестован бывший главком ВВС главный маршал авиации А. А. Новиков — друг маршала Жукова. С этого момента операция по устранению любимца нации вступила в завершающую фазу. Показания из Новикова выбивали всеми возможными способами. Маршал авиации очень быстро понял главное — нужно сдавать Жукова. И, что самое неприятное, сделал это. Из докладной записки В. С. Абакумова И. В. Сталину:

«30 апреля 1946 г.

…представляю заявление на Ваше имя арестованного бывшего главнокомандующего ВВС — главного маршала авиации Новикова А. А.

…Жуков очень хитро, тонко и в осторожной форме в беседе со мной, а также и среди других лиц пытается умалить руководящую роль в войне Верховного главнокомандования, и в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им».

Абакумовские люди умели работать. С Новиковым, видимо, не церемонились. Иначе как можно расценить то, что пишет бывший главный маршал авиации в конце своего послания:

«Повторяю, что, несмотря на высокое положение, которое я занимал, и авторитет, созданные мне Верховным главнокомандующим, я все же всегда чувствовал себя пришибленным».

И далее…

«Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной».

Когда показания пришибленного сына полицейского достигли нужного объема, последовал резкий, чисто сталинский удар. 1 июня 1946 года состоялся Высший военный совет, в повестке дня которого «дело Жукова» первоначально не значилось. Зато накануне, когда Жуков уже лег отдыхать, к нему на дачу приехали трое, как выразился Жуков, «молодцов». Старший из них представился и сказал, что им приказано произвести обыск. Правда, ордера на обыск не предъявил. Жуков, по его словам, пригрозил применить оружие, после чего ночные визитеры ретировались.

Странный визит, если бы не знать, что произошло на следующий день.

На заседание Высшего военного совета Сталин опоздал. Вошел хмурый в довоенном френче и тут же положил на стол перед ведущим заседания генералом Штеменко папку с документом и глухим голосом сказал: «Прочтите». Это были те самые показания маршала Новикова. Суть их была однозначна: маршал Жуков возглавил заговор с целью осуществления в стране военного переворота. Минуты две в зале стояла гнетущая тишина, а затем в атаку пошли Молотов, Берия, Булганин, генерал Голиков. Как считают многие очевидцы, дело шло к аресту Жукова. И тут произошло неожиданное. За него вступились боевые маршалы и генералы. Цвет армии-победительницы: Конев, Рокоссовский, Хрулев, особенно яростно защищал Жукова маршал Рыбалко. Именно он позволил себе фразу, обращаясь в том числе и к Сталину: «…пора перестать доверять показаниям, вытянутым насилием в тюрьмах».

Идея «заговора» не прошла, но тем не менее присутствующие генералы высказали затаенные обиды. Припомнили Жукову и грубость, и понижение в должностях, и отстранение от командования.

Маршал Жуков в конце заседания признал свои ошибки, согласился с тем, что у него появилось «зазнайство» и что он не может оставаться на посту главкома сухопутных войск. Все прошло по обычному для Страны Советов сценарию. Виновный был найден, публично избит, затем было раскаяние и определена мера наказания.

На сей раз, к счастью, не «высшая».

И Сталин отступил, все запомнил, но отступил. Слишком мало времени прошло после войны, да и новая война, как считали многие, не за горами.

Закончилось заседание следующей фразой Сталина: «А все-таки вам, товарищ Жуков, придется на некоторое время покинуть Москву».

«Приказ министра вооруженных сил Союза ССР.

№ 009. Г. Москва. 9 июня 1946 г. Совершенно секретно. Маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному главнокомандованию.

Высший военный совет, рассмотрев вопрос о поведении маршала Жукова, единодушно признал это поведение вредным и несовместимым с занимаемым им положением…

Министр Вооруженных Сил Союза ССР Генералиссимус Советского Союза И. Сталин»

Летом 1946 года Жуков снят с поста главнокомандующего сухопутными войсками и отправлен в ссылку — командовать Одесским военным округом. Впрочем, это было лишь начало.

Говорит Сергей Марков — сотрудник подразделения охраны маршала Жукова: «7 июня Жуков сказал начальнику охраны: «Готовьте поезд, готовьте машины, мы уезжаем в Одессу». В связи с этим от своего начальства МБ получили указание: в полном составе целая группа как были, так, наша задача тоже направляться вместе с Жуковым в Одессу».

Тем временем в Москве все шло по четко продуманному плану. За опалой Жукова последовали аресты Крюкова, Телегина, Гордова, Кулика, ряда других генералов. Сталин доходчиво показывал всем оставшимся на свободе генералам, кто хозяин в армии и стране.

Естественно, что в Одессе за Жуковым приглядывали не меньше, чем в Москве, тем более что он круто взялся за наведение порядка в захлебнувшейся послевоенной преступностью Одессе-маме. Против бандитов было проведено несколько операций, спланированных по всем правилам военного искусства. До зимы сорок седьмого Жуков многое успел: в том числе поссориться с местной партийной властью. Если учитывать, что Сталину абсолютно не нужен был новый всплеск жуковской популярности, — со следующим ударом он тянуть не стал. После новогодних праздников Жукова вызывают в Москву.

Сергей Марков: «В тот период, несмотря на то, что мы охрана правительственная Жукова, но здесь, на улице Грановского, тоже мы наблюдали, что появилась машина легковая и в штатском какие-то неизвестные лица. Как потом мы догадались, это были тоже из МБ. Негласно следили так же, видимо, и за нами, и за Жуковым».

За несколько месяцев до этого были арестованы жуковский адъютант — подполковник Сёмочкин и выполнявший особые поручения генерал-лейтенант Минюк. Их арест стал главным звеном в так называемом «трофейном деле».

До поры до времени за шалостями высших генералов с трофейным имуществом Сталин наблюдал спокойно, можно даже сказать, со скрытым удовлетворением. Его генералы, набравшие необыкновенную силу во время войны, подставлялись на каждом шагу.

Почти все.

И Жуков в том числе. Даже после первой опалы Жукова 23 августа 1946 года Булганин докладывал: «Вблизи города Ковеля на таможне задержано 7 вагонов, в которых находилось 85 ящиков с мебелью. При проверке документации выяснилось, что мебель принадлежит маршалу Жукову».

Мебель адресату Булганин распорядился не выдавать до особого распоряжения.

21 февраля 1947 года в Москве открылся Пленум ЦК ВКП(б). Кандидата в члены ЦК Жукова среди приглашенных не оказалось. Да и зачем? В тот же день его вывели из состава ЦК.

Жуков немедленно пишет письмо Сталину: «21 февраля 1947 г. Исключение меня из кандидатов ЦК ВКП(б) убило меня. Я не карьерист, и мне было легче перенести снятие меня с должности главкома сухопутных войск. Я 9 месяцев упорно работал в должности командующего войсками округа, хотя заявление, послужившее основанием для снятия меня с должности, было клеветническим.

Я прошу Вас, товарищ Сталин, выслушать меня лично, и я уверен, что Вас обманывают недобросовестные люди, чтобы очернить меня. Жуков».

Ответа не последовало.

Это больно ранило маршала Жукова прямо в сердце, причем в прямом смысле слова: на 51-м году жизни Жуков получает первый инфаркт. Его госпитализируют в Кремлевскую больницу, неподалеку от дома на улице Грановского. Офицеры охраны маршала безотлучно находятся рядом. Вспоминает Сергей Марков: «Мы дежурим вместе с ним там. Около месяца он пролежал в больнице. В первых числах февраля выписывается он из «кремлевки» и затем говорит: получите новые удостоверения в ГУКе (в Главном управлении кадров). Я должен поехать в Свердловск на Урал. Наше руководство дает КГБ указание также нам в полном составе с теми же обязанностями выполнять свою задачу, как и было».

Сталин продолжал методично выдавливать Жукова на периферию военной, читай — политической, жизни. Чуть отошедшего после инфаркта Жукова он отправляет из солнечной Одессы в Свердловск командовать Уральским военным округом. Далеко не самым важным в системе Вооруженных сил Советского Союза.

В Москве Жукова стали забывать, газеты и радио не упоминали его имени, торжества и парады проходили без него.

На этом фоне Жуков некоторое время просто сидит на даче в ожидании ареста и лишь затем отбывает в Свердловск, где активно включается в повседневную работу в Свердловском военном округе.

В Свердловске опального маршала продолжают держать «под колпаком».

Министр государственной безопасности СССР Абакумов докладывал Сталину о разговоре Жукова с женой, цитируя слова маршала: «Я раньше думал, что Сталин принципиальный человек, а он слушает, что говорят его приближенные. Ему кто-нибудь что скажет, и он верит. Ну, х… с ними, пусть теперь другие повоюют!»

Думается, такая вера в наивность вождя не могла не понравиться Сталину. Он ослабляет хватку, оставляя Жукова на какое-то время в покое. Сталин уверен, что скоро будет новая война, и Жуков еще может понадобиться.

Правда, параллельно на всякий случай продолжают раскручивать «трофейное дело».

Жуковский адъютант подполковник Сёмочкин наговорил на следствии столько, что работы ведомству Абакумова хватало. 9 января 1948 года на даче Жукова в Рублево проведен негласный обыск.

Абакумов докладывал:

«Две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного товара и ценностей. Например, шерстяных тканей, шелка, парчи, панбархата и других материалов — всего свыше 4 тысяч метров. Особенно обращает на себя внимание больших размеров ковер, разложенный в одной из комнат дачи. Мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракульчевых — всего 323 шкуры».

Далее Абакумов со знанием отмечал:

«Дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей».

Доходило до смешного. С настойчивостью маньяка Абакумов разыскивал чемодан с драгоценностями, о котором на следствии сообщил Сёмочкин. Оказывается, адъютант Жукова рассказал, что существует небольшой чемодан, в котором хранятся драгоценности, привезенные из Германии, и якобы этот чемодан жена Жукова всегда возит с собой.

Абакумов — Сталину:

«Проверкой выяснилось, что этот чемодан все время держит при себе жена Жукова и при поездках берет его с собой… Когда Жуков вместе с женой прибыли из Одессы в Москву, указанный чемодан вновь появился у него в квартире»…

Преследуя таинственный чемодан с драгоценностями, не забывали привлекать по «трофейному делу» ближайший жуковский круг. Его друзья генерал Крюков с женой, знаменитой певицей Лидией Руслановой, были арестованы осенью 1948 года. Домашняя галерея Крюкова и Руслановой оказалась вдвое больше той, что абакумовские сыщики нашли на даче Жукова. Большинство картин в блокадном Ленинграде приобрел для Крюкова и Руслановой искусствовед Игорь Грабарь. Среди 132 полотен 4 — Нестерова, 5 — Кустодиева, 7 — Маковского, 5 — Шишкина, 4 — Репина, 3 — Айвазовского и т. д., и т. д., и т. п.

Вдобавок на квартире бывшей няни Руслановой по адресу: Петровка, 26 были изъяты хранившиеся в тайнике под плитой 208 бриллиантов, а также изумруды, сапфиры, золотые и серебряные изделия.

Так что следствию было что предъявить Руслановой. Но надо отдать ей должное, в отношении Жукова она держалась стойко и никаких показаний против него не дала, так же как и ее муж.

В январе сорок восьмого года все-таки настал момент, когда маршал вынужден был объясниться по поводу «трофейного дела». Вот что он писал на имя Жданова:

«12 января 1948 г.

В Центральный Комитет ВКП(б)

Товарищу Жданову Андрею Александровичу

Картины и ковры, а также люстры действительно были взяты в брошенных особняках и замках и отправлены для оборудования дачи МГБ, которой я пользовался…

Я считал, что все это поступает в фонд МГБ, т. к. дача и квартира являются в ведении МГБ…

…Сервизы я купил за 9200 марок, каждой дочери по сервизу. На покупку я могу предъявить документы…

…О гобеленах я давал указание т. Агееву из МГБ сдать их куда-либо в музей, но он ушел из команды, не сдав их…

Член ВКП(б) Жуков».

Но ценности Сталина интересовали только потому, что при случае это будет одна из зацепок в деле дискредитации военачальника. Ведь Сталин знал, что Жуков был далеко не единственным военным, который использовал свое право победителя.

И закончим с этим.

Почувствовав мертвую сталинскую хватку у себя на шее, резкий, несгибаемый Жуков дрогнул, начал оправдываться и оставлять документальные следы. Теперь Сталин мог себе позволить время от времени разжимать пальцы. Он был уверен, что Жуков ему еще понадобится, ведь в узком кругу Сталин все чаще стал говорить о третьей мировой войне. В конце жизни Сталин был уверен, что ее Советскому Союзу не избежать. И активно к ней готовился. В начале 1950-го опала Жукова постепенно стала сходить на нет.

Косвенные признаки того, что Жуков будет прощен, маршал получил еще в пятьдесят первом году: ему разрешают баллотироваться в Верховный Совет, а потом его включили в состав делегации, отправляющейся в Польшу на празднование седьмой годовщины возрождения Польши. Более того, он даже выступил с речью на торжественном заседании, состоявшемся 21 июня в Варшаве. Это был явно добрый знак, просто так в те времена за границу людей не отправляли.

Жуков закончил свою речь здравицей в адрес великого Сталина. Но здравствовать вождю осталось недолго. На знаменитом страшном последнем сталинском Пленуме ЦК после XIX съезда, где Сталин объявил начало новой великой чистки, заявив, что «у нас в Политбюро раскол», Жукова вновь избирают кандидатом в члены ЦК. Сталину, объявившему за три месяца до смерти войну своему ближайшему окружению, Жуков теперь нужен был под рукой.

Ну а что заставило Сталина за неделю до удара на Ближней даче срочно вызвать Жукова в Москву — до сих пор остается загадкой.

С. Марков: «21 февраля, это точно, Жукова срочно отзывают из Свердловска в Москву. Это мне после секретарь военного совета написал, я ее именно просил, когда Жуков уехал оттуда. Вот, значит, 21 февраля, это при полном здравии еще товарища Сталина».

Почему такая срочность и что замысливал вождь в последнюю неделю жизни, мы, наверное, уже не узнаем никогда. Еще раз лишь обратим внимание на странные обстоятельства его смерти.

Наступил март. Наследники дела Ленина стояли у беспомощного тела Сталина.

Пришло время делить власть и распределять посты. Было принято решение о коллективном руководстве страной. Маленков стал главой правительства, Хрущев секретарем ЦК. Стареющий Булганин стал министром обороны, а Жуков вернулся на ту же должность, которую занял ровно семь лет назад в марте сорок шестого, перед своей первой опалой. В марте пятьдесят третьего — он вновь первый заместитель министра обороны и главком сухопутных войск. Однако видимая идиллия продолжалась недолго.

Хрущева заставили действовать два обстоятельства. Первое — Берия приглашает членов Президиума ЦК осенью отдохнуть на Черноморском побережье Кавказа. Всех вместе. Для этого даже начинается строительство госдач в Сухуми. Подтекст этого приглашения становится очевиден для Хрущева. Второе — киевский сослуживец Хрущева Тимофей Строкач сообщил Никите Сергеевичу о секретном циркуляре из Москвы — о мобилизации всех сил МВД и переходе их на режим боевой готовности. Секретарю ЦК не стоило больших усилий узнать, что секретный циркуляр послан не только на Украину. Сомнений не оставалось: Берия готовился стать единоличным диктатором.

Начиналась яростная борьба за власть, и каждый, наверное, рассчитывал опереться на жуковские авторитет и популярность. Первым проиграл Берия. И хотя ставка во время подготовки его ареста делалась на давнего протеже Хрущева генерала Москаленко, Жукова привлечь к операции было необходимо. Что и сделали, правда, лишь утром 26 июня 1953 года, за несколько часов до ареста Берии.

С. Марков: «Георгий Константинович сказал, что сейчас на двух машинах сначала он поедет в Кремль с генералами, а потом пришлет машину, и поеду я. Ну, мы стояли на «уголке». Я и охрана других. Мы не знали, что там происходит. Да. Потом появился начальник охраны Берия… К нему подошел… обнял, и они куда-то ушли. Больше мы… не видели». «Уголок» — это один из подъездов 1-го корпуса в Кремле.

Стоит ли говорить, что участие в аресте Берии благотворно сказалось на карьере всех привлеченных к этой акции генералов. Для Жукова — первого замминистра обороны шагом в карьере мог стать лишь пост министра. Начался короткий период почти дружбы Хрущева и Жукова. В тот момент они были нужны друг другу. У хитрого лиса Хрущева на пути к власти мешались под ногами лишь Маленков и непосредственный начальник Жукова Булганин. К началу пятьдесят пятого года своих оппонентов Жуков и Хрущев обыграли. Хрущев становится первым секретарем ЦК КПСС (хозяином страны), Жуков — министром обороны. Его политический вес растет. Культ личности Сталина развенчан. Первый герой войны умер. Да здравствует маршал Жуков — новый главный герой последней войны! Надо отдать должное Хрущеву, он все правильно рассчитал. Впереди был знаменитый доклад на XX съезде о культе личности Сталина, реакция на который была во многом непредсказуема. Жуков Сталина недолюбливал, а значит, Никита Сергеевич вновь мог рассчитывать на его авторитет, прежде всего в войсках.

Ни Хрущев, ни Маленков, ни Булганин, ни прямые подчиненные министра даже и не думают оспаривать возросшую роль Жукова. Без него не принимается ни одно важное политическое решение. Жуков сначала кандидат, а через полтора года — член Президиума ЦК.

Наполеон вернулся и без единого выстрела взял столицу.

Это не художественный образ, так думали многие недоброжелатели Жукова. И не только думали, они сигнализировали. Только теперь не в КГБ, а в ЦК.

На него «писал» даже министр внутренних дел, обвиняя в бонапартизме.

Но Жуков не обращал внимания ни на министров, ни на членов ЦК. История вновь делала его героем и спасителем Отечества. Правда, на сей раз не на полях войны, а на поле политических сражений.

Как и предполагал Хрущев, XX съезд взорвал обстановку как внутри Союза, так и в странах соцлагеря. Знаменитое венгерское антикоммунистическое восстание 1956 года было подавлено советскими войсками в бытность министром обороны жесткого, редко испытывающего сомнения Жукова. А через год, в июне пятьдесят седьмого пошла в атаку пришедшая в себя старая сталинская гвардия. Большинство членов Президиума ЦК решили покончить с непредсказуемым и всех уже доставшим своими разоблачениями Никитой Хрущевым. Тем самым Никиткой, который на глазах у всех отплясывал гопака на даче Сталина.

Осуществить операцию решили на заседании Президиума ЦК, где у Молотова, Кагановича и Маленкова, возглавлявших заговор, была решающая поддержка.

Сергей Марков, офицер охраны. В 1947 г. обеспечивал безопасность маршала Жукова. «Мы заметили, что члены Политбюро как-то ходят группками. В одной группе Молотов, Каганович, Маленков, в другой Хрущев… И Булганин то к одним подойдет, то к другим…»

Итак, 19 июня 1957 года большинство членов Президиума ЦК проголосовали за смещение Хрущева с поста первого секретаря. Однако Никита Сергеевич, которому нечего уже было терять, вдруг не согласился, заявив, что вопрос о первом секретаре правомочен решать лишь Пленум, а не узкий состав Президиума. Хрущев и его оппоненты прекрасно понимали, что созыв Пленума означает победу Хрущева. Счет пошел на часы. Группе Хрущева, в которую входил и Леонид Брежнев, приходит в голову спасительная мысль — вызвать в Москву находящегося на учениях Жукова. Брежнев же до маршала и дозвонился. Как потом вспоминал сам Жуков, в Москву из Солнечногорска он ехал на машине со скоростью 120 км/час.

Появление Жукова переломило ситуацию. Он потребовал созыва Пленума, а затем заявил: «Если сегодня будет принято решение о смещении Хрущева, я напрямую обращусь к армии и народу!»

Пройдет совсем немного времени, и эта фраза аукнется Жукову самым неожиданным образом, а в июне пятьдесят седьмого она решила почти все — Жуков пошел ва-банк и выиграл. Он же организовал срочную доставку в Москву членов ЦК военными самолетами.

Повторим: счет в тот день шел на часы.

Пленум начался 22 июня 1957 года. Открывал его Жуков. Сказать, что выступление его было резким, — ничего не сказать. Жуков призывал принять к зачинщикам смещения Хрущева самые суровые меры, цитировал расстрельные списки с автографами Молотова, Маленкова, Кагановича. Чего стоит следующая фраза, брошенная в лицо противникам: «Если бы народ знал, что у них с пальцев капает невинная кровь, то он встречал бы их не аплодисментами, а камнями».

В общем, прав был Никита Хрущев, когда сразу после смерти Сталина сделал ставку на дружбу с Жуковым. В критический, ключевой момент тот не подвел. И подписал тем самым себе приговор. Своим выступлением на Пленуме Жуков не только помог Хрущеву, он заставил его действовать. Дважды во время своей речи он прямо и косвенно говорил о том, что Хрущев тоже не безгрешен. Читая документы о репрессиях, Жуков не мог не видеть там фамилии нынешнего первого секретаря ЦК. Одна из пословиц, которыми так любил пользоваться Никита Сергеевич, говорит о шапке, которая горит на воре. Судя по тому, что произошло спустя два с половиной месяца, шапка в тот момент загорелась на голове Хрущева.

В Советском Союзе делить власть с кем-то было не принято и просто опасно. Хрущев, прошедший сталинскую школу, свидетель и участник различных чисток и кампаний, прекрасно знал национальные особенности управления великой страной. Фраза о возможности прямого обращения к армии и народу до смерти напугала его. Зная характер Жукова, он понял: еще чуть-чуть, и маршал станет неуправляемым, как в далеком уже сорок пятом.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Удар по своему спасителю Хрущев начал готовить сразу же после окончания Пленума. Он очень торопился. Иначе как объяснить, что между Пленумом, где Жуков спасал Хрущева, и заседанием, где Жукова избивали смачно и с удовольствием, прошло всего четыре месяца?

Всего сто двадцать дней.

Жукова боялись и поэтому, чтобы он вдруг не помешал готовить собственное избиение, отправили с визитом с Югославию. Причем Хрущев настоял на поездке морем, через Босфор, на военном крейсере. Жуков первоначально собирался лететь самолетом. Пока Георгий Константинович налаживал отношения с Тито, Никита Сергеевич провел по всем военным округам партактивы, на которых Жукова дружно осудили за насаждение в армии культа личности.

И вот ведь гримаса судьбы. Не выдержал начальник Главного разведуправления (!) Штеменко, в двадцатых числах октября он информировал Жукова о происходящем в Москве, за что впоследствии был снят со своего поста. Жуков вылетел в Москву и сразу же попал с корабля на бал.

Сотрудник охраны Жукова Сергей Марков сопровождал маршала на протяжении всего визита в Югославию.

«26, если память не изменяет, октября мы вылетаем в Москву. О том, что здесь, как, ничего не известно было. Прилетаем в Москву на центральный аэродром, то есть во Внуково прилетаем, встречает Конев и говорит, и встречает семья Жукова, и Конев говорит: «Георгий Константинович, вас приглашают на Президиум ЦК». А он и говорит: «А что за спешка?»

И началось. Жукову были предъявлены такие обвинения, прежде всего в попытке захвата власти, что за них в те времена можно было получить высшую меру, а не только быть выведенным из состава ЦК.

При большом желании можно понять, почему так себя вели Микоян, Малиновский, Суслов, Кириленко, Шверник. Они думали прежде всего о себе. Но вот Хрущев…

Перед самой поездкой Жукова в Югославию его пригласил на отдых в Крым один хороший товарищ… Никита Сергеевич Хрущев!

Потом на Пленуме ЦК он вспомнил этот бархатный сезон.

Из стенограммы выступления Н. С. Хрущева на октябрьском Пленуме ЦК КПСС: «Давно ли мы вместе с Жуковым в Крыму купались в море? Но даже тогда, когда мы вместе купались и вместе ходили на оленей, я смотрел на тебя по-другому: я смотрел на тебя, изучая и удивляясь твоему вероломству. Ты скажешь — почему я не сказал тебе? Товарищ Жуков, я бы сказал так, но надо знать, когда об этом сказать и кому сказать, а то скажешь и дураком будешь. Я не хотел быть дураком, потому что, если бы я сказал тебе, друг, это не помогло бы, ты мог бы насторожиться и наделать дел. А ты способен на это.

Если говорить, то я не случайно попал на охоту из Крыма в Киев. Я там ничего не убил, а я там охотился на политическую дичь. Я хотел встретиться с командующими округов. Думаю, командующие меня более или менее правильно поняли. И я был доволен, что тебя там не было».

Впрочем, почему так себя вел Хрущев, тоже понятно. Он смертельно боялся Жукова и не мог ему простить слов четырехмесячной давности о том, что у товарища Хрущева тоже есть недостатки и ошибки. Уж не на личное участие Хрущева в репрессиях намекал тогда Жуков?! На трибуну поднимались один оратор за другим, и постепенно стали вырисовываться контуры главного обвинения и главного страха: тайное создание школы диверсантов, о которой знали всего три человека: Жуков, заместитель начальника Генерального штаба Штеменко и начальник школы Мамсуров. Сообщил в ЦК об этой школе, куда свели семнадцать рот из разных округов, генерал Мамсуров. Помог, так сказать, вывести сослуживцев на чистую воду. Об этой школе говорили многие: Суслов, Малиновский, сам Хрущев.

Из стенограммы выступления Никиты Хрущева на октябрьском Пленуме ЦК КПСС: «Ведь у Берия тоже была диверсионная группа, и перед тем как арестовать Берия, Берия вызвал головорезов, они были в Москве и неизвестно, чьи головы полетели бы…

…И это делает министр обороны с его характером…»

Откровеннее не скажешь. А все остальные обвинения: и в культе личности, и в грубости, и в заносчивости, как представляется, были довеском, прикрытием.

Закончилось все тем, чем и должно было закончиться. Оправдания Жукова никто слушать не собирался.

3 ноября 1957 года в «Правде» было опубликовано постановление Пленума ЦК, в котором сообщалось, что Жуков оказался политически несостоятельным деятелем, склонным к авантюризму. За что и был выведен из состава ЦК.

Первая, сталинская, опала сорок шестого года закончилась для Жукова первым инфарктом. Последствия второй, хрущевской, он попытался смягчить довольно своеобразным способом. Вернувшись домой, Жуков сразу же принял снотворное и уснул. Поднялся. Поел. Принял снотворное и опять заснул. Снова проснулся, снова принял снотворное, снова заснул. Так продолжалось пятнадцать суток подряд…

Отставленный от дел маршал пытался вернуться в строй.

«В настоящее время предоставить Вам работу представляется нецелесообразным». Такой стандартный ответ получал Жуков на все свои обращения в ЦК. И до отставки Хрущева в октябре 64-го, и после, при Брежневе. Они боялись его.

Правда, летом 64-го, за несколько месяцев до отставки Хрущева, раздался неожиданный звонок от Никиты Сергеевича.

Вспоминает Сергей Марков: «И вдруг хорошее настроение у Георгия Константиновича было. И он говорит: «Мне звонил вот Никита и спрашивает: чем занимаешься, как здоровье?»

Звонок был не только неожиданный, но и очень странный. Еще раз напомним: из отпуска осенью 64-го Хрущев на свое место уже не вернулся.

Марков: «Ну, вот я собираюсь в отпуск осенью. После отпуска вернусь, мы вернемся к твоему вопросу. Тогда меня ввели в заблуждение».

Неужели Никита Сергеевич что-то почувствовал и решил вновь сделать ставку на Жукова? Загадка.

Многие удивятся, но в последние годы жизни главным для персонального пенсионера союзного значения Георгия Жукова стала любовь. Свою последнюю любовь, Галину Смирнову, он встретил еще в 1950 году в Свердловске. В 1957-м у них родилась дочка Маша. Родилась в тот момент, когда с первой женой, Александрой Диевной, брак еще не был расторгнут. Он мучился сам, мучил и своих близких. Лишь в январе 1965 года официально развелся с женой, с которой прожил более 40 лет, и тут же расписался с Галиной. Он любил ее так, как до этого не любил ни одну женщину. В письмах к ней жесткий маршал Жуков — необычайно внимателен и нежен. Связь их была настолько прочной, что сразу же после того, как в декабре 67-го у Галины Александровны обнаружили рак, Жуков перенес тяжелейший инсульт и оказался парализован. Его жизнь угасала на глазах. И тогда Галина, перенесшая только что сложнейшую операцию, собрала последние силы и, еле держась на ногах, поехала в больницу к Жукову. После чего началось его медленное выздоровление. Бог подарил им еще пять лет. В июле 1972 года Галина Александровна писала мужу из Риги: «Твоя трогательная забота трогает меня до слез. А твое желание послать нам сюда розы… Жизнь наша друг без друга немыслима».

13 ноября 1973 года все закончилось. Галина Александровна скончалась. Это был последний удар, который Жуков уже не перенес. После смерти жены он почти не выходил из больницы. Его настиг новый инфаркт. А 18 июня 1974 года, через семь месяцев после ухода жены, ушел и он сам.

Так уж повелось, что осень для России еще с революции семнадцатого года традиционно становится временем политических потрясений. Октябрьские дни золотой осени 1964 года стали кульминацией заговора высших руководителей Советского Союза. Цель была одна — смещение со всех постов лидера партии и правительства.

Звали его Никита Сергеевич Хрущев.

 

Заговор против Хрущева

Весна 1964 года.

Семнадцатое апреля. Лидер Страны Советов устроил в Кремле праздник, он помпезно отмечал в Большом Кремлевском дворце свое семидесятилетие. Для застолья был выбран самый знаменитый зал — Георгиевский. По случаю юбилея здесь собрались не только все высокие партийно-государственные чины Советского Союза, но и руководители стран социалистического лагеря. Сам юбиляр, получивший накануне на грудь Золотую Звезду Героя, четвертую по счету, был в приподнятом настроении. Никита Сергеевич, которого за его страсть к путешествиям и громогласным обещаниям прозвали в народе «турист-трепач», много шутил. Беспрерывно звучали тосты. Особенно старались соратники Хрущева, возвеличившие его роль как главного строителя коммунизма в стране. Не отставали от них и иностранцы. Однако переплюнул всех в своем усердии первый секретарь ЦК Компартии Украины Петр Шелест, который, завершая тост, предложил выпить за вождя партии.

В Георгиевском зале сразу дохнуло ветром сталинской эпохи, которую с таким азартом развенчивал сам Никита Сергеевич Хрущев.

Он этот ветерок не почувствовал.

Весело, чокаясь чаем в коньячном бокале, принимая поздравления и уверения в дружбе и уважении, Хрущев не подозревал, что все, кто так сладкоречиво убаюкивает его за этим столом, уже состояли в заговоре.

В заговоре против него самого.

Через считанные месяцы здесь же, в Кремле, Петр Шелест одним из первых выступит на заседании Президиума ЦК. Выступит против своего патрона.

Наша справка.

Шелест Петр Ефимович.

Родился в 1908 году. В 1963 году при активной поддержке Хрущева становится первым секретарем ЦК Компартии Украины. Готовил почву в республике для смещения Хрущева. С ноября 1964 года — член Президиума ЦК КПСС.

Главную скрипку в заговоре играл Леонид Брежнев.

Кинохроника запечатлела момент вручения Хрущеву четвертой Звезды Героя. Звезду вручал вождю Брежнев. На пленке видно, как он картинно радовался происходящему. Чуть ли не больше, чем сам юбиляр.

Не с этого ли момента пошла мода на задушевно дежурные поцелуи?

Однако Хрущев фальши не чувствовал, хотя кризис давно уже назрел. В первую очередь кризис во взаимоотношениях Хрущева с его партийными коллегами. Он давно уже не равный в среде равных, он — вождь, победивший всесильного Берию, развенчавший культ личности Сталина на XX съезде. Вождь, уже не желающий на десятом году правления прислушиваться к товарищам по партии, унижающий их публичными разносами.

Товарищей это не только раздражало, но и пугало.

Хрущев становится все более непредсказуемым в первую очередь для номенклатуры. И вот однажды в шестьдесят третьем году на отдыхе Брежнев как бы невзначай завел разговор с молодым шефом КГБ Владимиром Семичастным.

Рассказывает В. Семичастный: «Как-то он мимоходом говорит: «А нельзя бы так, чтобы без шума, без того, чтобы на весь мир? Это, понимаете, снова открывать разговоры насчет освобождения, как-то его убрать». Трется, мнется, я говорю: «Что, отравить, убить или что?» — «Ну знаешь, а нельзя ли вот, он будет из Швеции возвращаться, где-то там перед этим самым, перед Валдаем завернуть и высадить и там недалеко от Завидова, чтобы арестовать и отвезти его в Завидово и там, понимаете». — «А за что арестуют?» Он: «Да вроде не за что». Я говорю: «Тем более».

Наша справка.

Семичастный Владимир Ефимович. Родился в 1924 году. Начал комсомольскую карьеру на Украине. С 1958 по 1959 год — первый секретарь при ЦК ВЛКСМ. С 1961 года по 1967-й — председатель КГБ при Совете Министров СССР. Активно поддержал идею смещения Хрущева.

После разговора с Семичастным Брежнев больше к опасной идее физического устранения первого секретаря не возвращался никогда. Был выбран менее скандальный путь: опираясь на недовольное большинство, сместить Хрущева с занимаемых им постов на очередном Пленуме ЦК.

Тем более что к шестьдесят четвертому году Хрущев умудрился настроить против себя всех и в первую очередь партноменклатуру, введя в каждой области по два обкома партии — промышленный и сельскохозяйственный.

Он же предложил сократить сроки пребывания руководителей на выборных должностях.

Секретари обкомов обнаружили, что их всевластие в регионах заканчивается. Снова их права делегируются центру. Недовольны повышением цен были и рабочие со служащими. Одновременно им повысили нормы выработки и понизили расценки. Крестьяне были обижены на Хрущева за его решение урезать и без того небольшие подворья, а жители маленьких городов и поселков были недовольны запретом держать скот. Ученые и творческая интеллигенция были в шоке от гневных нападок первого секретаря, поучавшего, как им работать. Военные обижены на невнимание к их проблемам и резкое неподготовленное сокращение армии. В стране наперебой рассказывали анекдоты о Хрущеве, совершенно без оглядки на КГБ.

В июне шестьдесят третьего Хрущев делает секретарем ЦК Леонида Ильича Брежнева вместо разбитого параличом своего ближайшего соратника Козлова. В помощь Брежневу из Киева в Москву переводят Николая Подгорного. Именно эти два человека, получив кабинеты на пятом этаже здания ЦК на Старой площади, начинают организационно оформлять недовольство партноменклатуры.

Воистину Хрущев сам рыл себе могилу.

Наша справка.

Брежнев Леонид Ильич. Родился в 1906 году. Продвижению вверх по партийной лестнице обязан Хрущеву. В 1955 году — первый секретарь ЦК компартии Казахстана, в 1957-м — член Политбюро, с 60-го года — председатель Президиума Верховного Совета Советского Союза и одновременно с июня 1963-го — секретарь ЦК КПСС.

Брежнев затаил обиду на решение Хрущева заменить его Микояном на посту председателя Президиума Верховного Совета и сосредоточиться на работе в ЦК.

В. Семичастный: «Лидером, пожалуй, был Брежнев, активно работали, Шелепин активно работал, Подгорный активно работал, Демичев активно работал. Мне вот приходилось там, скажем, заниматься. Кто-то мог кого-то предать перед Хрущевым, но общались главным образом с теми людьми, в которых мы были уверены, что не пойдут и не будут рассказывать Хрущеву».

Чем активнее работали заговорщики, тем больше появлялось всевозможных слухов, которые могли достичь если уж не самого Хрущева, то хотя бы членов его большой семьи. В один из сентябрьских дней 1964 года в доме на Ленинских горах, где жил Никита Сергеевич, раздался звонок по вертушке.

Рассказывает сын Никиты Хрущева — Сергей: «Отца не было, он уехал на Байконур. Там был как раз показ ракетной техники. Я тоже должен был туда поехать, но у меня заболела нога и я был на бюллетене, собственно, почему я взял трубку».

В трубке был слышен взволнованный голос, как потом выяснилось, бывшего сотрудника охраны председателя Президиума Верховного Совета РСФСР Николая Игнатова. Незнакомец заявил о том, что Игнатов активно вовлечен в заговор против Хрущева, в котором участвует почти вся партийная верхушка. Об этом звонивший не может сообщить в КГБ, потому что Семичастный сам среди заговорщиков. Звонившего звали Василий Иванович Галюков.

С. Хрущев: «Отцу я рассказал только по возвращении. Это, наверное, было дней через пять. Он так посмотрел на меня, как раз мы подходили к калитке, вход в дачу, сказал: «Кого ты говорил — Брежнев, Подгорный и Шелепин. Очень странно, — говорит, — они такие разные люди». И потом сказал: «Ты никому не рассказывал?» — «Нет, никому». — «Ну, никому и не говори». И на этом разговор кончился».

К тому времени телефоны Хрущева активно прослушивались, и в КГБ звонок засекли. Доложили шефу.

B. Семичастный: «Я поручил: займитесь, проверьте, что за Галюков? И установили, что это бывший охранник Игнатова. И вот пошло-пошло. И вот тогда я пришел к Брежневу и сказал: «Или вы давайте решайте вопрос о проведении Пленума, или кончится это тем, что меня вызовет Хрущев, скажет, что существует антипартийная группа новая и ты сидишь ушами хлопаешь и, понимаете, у тебя под носом вот здесь творят безобразия. А ну-ка давай действуй. Что мне останется делать? Я вынужден буду принимать меры и довольно решительные». Я говорю: «Так что смотрите, дальше тянуть нельзя».

Получив от сына тревожное предупреждение, Хрущев, однако, не меняет свои планы. Тридцатого сентября он хочет начать свой отпуск в Крыму, а чуть позже перебраться в Пицунду. Перед отъездом Хрущев, правда, мимоходом велел разобраться в этой ситуации Микояну, встретиться с Сергеем Хрущевым и с позвонившим Галюковым. О результатах просил доложить ему, когда он будет уже в Пицунде.

C. Хрущев: «Я привозил Галюкова к Микояну. Микоян подробно выслушал, я записал этот разговор. Но у Микояна не было желания глубоко влезать в это. Он, так сказать, видел в этом какие-то внутренние игры».

Сергей, не доверяя машинистке, переписал от руки всю стенограмму этой беседы и представил ее Микояну.

С. Хрущев: «Он заставил меня под ней расписаться, приписать там слова, которые меня поразили, что мы доверяем Брежневу, Подгорному и всем остальным, они наши товарищи, и на этом, собственно, все кончилось».

Всего пять дней смог усидеть в Крыму Хрущев. Он был возбужден, но ни с кем не делился своими переживаниями. Перед вылетом из Крыма Никита Сергеевич пригласил поохотиться в Крымском заповеднике Петра Шелеста. Первый секретарь словно чувствовал, что это его последняя охота, и в лесу к удивлению охраны не стрелял. На базу он вернулся без трофеев.

Рассказывает Сергей Королев — в 1964 г. — полковник; начальник отдела 9 Управления КГБ при Совете Министров СССР: «Я спрашиваю его: «Никита Сергеевич, а где же трофеи?» Он так махнул рукой, ничего не стал отвечать, а Литовченко говорит: да он, говорит, так ни разу и не выстрелил, понимаете. Я говорю: «А почему?» — «Не знаю, — говорит, — так что-то у него настроения, по-моему, нет, желания никакого не было».

Прошло уже несколько часов, как вернулся Хрущев, а Петр Шелест все не появлялся и не появлялся, словно его след простыл. Прошло более четырех часов, Шелест на базу так и не вернулся.

Хрущев забеспокоился.

Рассказывает Королев — генерал-майор; зам. начальника 9 Управления КГБ СССР: «Прошло опять какое-то время. Он выходит и говорит: «Ну что, Шелеста нет?» Мы говорим: «Нет». — «Почему же его нет, он что, заблудился там или чего?» Я говорю: «Не знаем, связи нет».

Где провел эти часы хозяин Украины? Возможно, ездил в город звонить в Кремль? Или действительно блуждал в лесу? История об этом умалчивает.

Лишь к полуночи Шелест присоединился к Хрущеву, уже переехавшему к тому времени в другое охотхозяйство.

В сочинском аэропорту Адлер Хрущева, как всегда, встречало все местное руководство. Но церемоний никаких не было, лидер торопился побыстрее добраться до Пицунды, до которой отсюда было рукой подать. В этом поистине райском уголке Никита Сергеевич больше всего любил отдыхать и работать. Еще в начале пятидесятых Хрущев поручил архитектору Посохину обустроить уникальный мыс Пицунда, разбить парк, спроектировать для отдыхающих эти высотные здания пансионата. А под сенью примыкающей к морю уникальной реликтовой сосновой рощи, равной по площади пяти территориям Кремля, построить комфортабельные правительственные дачи.

Всего их было построено три. Похожие как две капли воды одна на другую: Восьмая, Девятая и Десятая. Никита Сергеевич облюбовал Девятую дачу, потому что она была посередине. Когда Хрущев останавливался на Восьмой даче, то на пляже его частенько донимал народ. Фигура первого секретаря была узнаваема, и те, кто был посмелее, подплывали совсем близко к охранной зоне и с воды кричали: «Никита Сергеевич, Никита Сергеевич!»

Такое проявление народной любви Хрущева раздражало.

В те октябрьские дни на соседней Восьмой даче разместился Микоян. Мы выяснили по документам Федеральной службы охраны, что Анастас Иванович уже поджидал Хрущева в резиденции, а не прилетел позже, как утверждали он сам и некоторые исследователи. Видимо, ничего тревожного из новостей Микоян Хрущеву решил не сообщать, а Хрущев доверял Микояну.

На следующее утро после приезда на пицундскую госдачу Хрущев встал в восемь часов и отправился, как обычно, на прогулку. Подышать свежим морским воздухом.

Еще до завтрака.

Он ходил по дорожке вдоль моря и размышлял. Вовсе не плохая погода заставила его переехать сюда из Крыма. Температура воздуха здесь была такой же, да к тому же ветрено. Полагаем, что основной причиной переезда было беспокойство за происходящее в Кремле и острое желание побыстрее встретиться с Анастасом Микояном, чтобы обсудить возникшую ситуацию. Свой отдых в Пицунде Хрущев построил как всегда. Подъем около восьми утра и сразу же обязательная долгая прогулка вдоль моря. Завтракал он, как правило, в девять за длинным столом, очень напоминающим зал заседаний Политбюро на сталинской даче. Стол, конечно, застилался скатертью. Находившийся на диете грузный Никита Сергеевич завтракал всегда легко, на скорую руку. Как он говорил, чтобы «не соблазняться», и сразу же с помощником принимался за документы. Лучше всего ему работалось, как ни странно, на террасе огромного бассейна, построенного специально по его заказу примерно в трехстах метрах от его резиденции.

В этот приезд в море вода была прохладная, так что Хрущев купался постоянно в бассейне.

Вообще, пловец из него был неважный, но если погода была хорошей, Хрущев мог, надев спасательный оранжевый пояс, подолгу купаться в море, так выматывая охрану, что офицерам-телохранителям приходилось менять друг друга в воде, чтобы не замерзнуть. После обеда следовал короткий отдых, после которого Хрущев опять спешил в бассейн освежиться. Потом, если были в плане, обязательно встречи и деловые звонки. Вечером Никита Сергеевич усаживался в домашнем кинотеатре, который одновременно был и бильярдной, посмотреть кинофильм. Это было его любимым занятием.

Солнечным утром двенадцатого октября Хрущев после завтрака и массажа удобно расположился в плетеном кресле на открытой террасе бассейна. Докладывал о делах его помощник Лебедев. Последнее время помощники все чаще зачитывали бумаги вслух: зрение у Хрущева стало хуже, глаза быстро уставали. Только документы, требующие особого внимания, он читал сам. С минуты на минуту должны были вывести на орбиту «Восход» с тремя космонавтами на борту: Комаровым, Феоктистовым, Егоровым. И он ждал, как всегда, доклада об успешном запуске.

Но звонка не было.

Уже прошло больше сорока минут после старта, а телефон все молчал. Обычно заместитель председателя Совета Министров Смирнов, отвечавший за ракетную технику, тут же докладывал о запуске, зная, какое внимание первый секретарь уделял космосу. А тут словно ничего не происходит.

Казалось, о Хрущеве просто забыли.

В раздражении он приказывает соединить его с Москвой, со Смирновым.

Запуск прошел хорошо, космонавты уже на орбите — доложил тот. В гневе Никита Сергеевич стал выговаривать ему за молчание. Собеседник оправдывался, отвечая, что позвонить просто не успел. Хрущев бросил трубку. Видимо, крайнее возбуждение помешало ему трезво оценить заминку со звонком как еще одно предостережение. Любому, даже не очень сведущему в аппаратных делах человеку было бы понятно: наступил такой момент, когда даже второй эшелон руководства считает, что докладывать первому секретарю об успешном запуске космического корабля уже не обязательно.

Никита Сергеевич этот явно тревожный знак пропустил мимо ушей.

Чтобы как-то разрядить обстановку, помощник Хрущева организовал прямую телефонную связь с космическим кораблем. Он знал, что шеф обожал говорить с космонавтами и настроение у него от этого поднимается. Так было и на этот раз.

Из маленького кабинета, который был раньше проходной комнатой, Хрущев говорил в тот день с орбитой. После разговора он оттаял и об инциденте забыл. И потом после совместного обеда Хрущев и Микоян пошли гулять под соснами по бесконечным дорожкам парка. Как обычно, сзади, стараясь не быть назойливым, на некотором расстоянии двигался телохранитель Хрущева Николай Васильев — в 1964 г. майор, зам. начальника личной охраны Хрущева.

«Проходя мимо дачи, ко мне подошел сотрудник личной охраны и говорит: «Николай Федорович, звонили из Москвы и просили Никиту Сергеевича срочно связаться с Москвой».

Я догнал Никиту Сергеевича, доложил ему. Никита Сергеевич говорит Микояну: «Ну что же, тогда пойдемте в дом».

Они развернулись и пошли в дом».

Все основные участники заговора: Шелепин, Подгорный, Суслов, Полянский и шеф КГБ Семичастный собрались в этот момент на брежневской квартире в Москве на Кутузовском, 26. К перевороту все было в принципе готово, оставалось решить щекотливый вопрос: кто будет звонить и вызывать Хрущева из отпуска?

В. Семичастный: «Возник вопрос, и не Шелепин это говорил, а кто-то там, что ну давай, Лень, звони. — А почему я, почему не ты? Почему? Ты же второй, ты все же, понимаешь, второе лицо. Ну а Суслова? Да нет. Ты уж, как говорят, взялся за это дело, так ты давай. Мы его почти подтолкнули к этому, вызвали Пицунду. А потом уже: Леонид Ильич, вот уже Хрущев на телефоне. Ну, вот так».

Главной задачей тогда было выманить первого секретаря из Пицунды в Москву на заседание Пленума ЦК. Договорились, что поводом будет срочная необходимость обсудить поправки к семилетнему плану и предложения Хрущева по переустройству сельского хозяйства. Причины были явно надуманными, и говорить на эту тему с непредсказуемым вождем боялись все.

Хрущев говорил с Брежневым довольно грубо, ехать явно не хотел и своему заместителю не уступал. Свидетелем разговора был Анастас Иванович Микоян. Позже он вспоминал: «Сначала в этом кабинете Хрущев с раздражением отбивался от приглашения приехать. Что значит — все собрались? Отдохну, через две недели приеду в Москву, тогда все и обсудим. Ведь до Пленума еще далеко, он состоится по плану в ноябре. Однако к концу телефонного разговора Хрущев все-таки сдается. Хорошо, если так срочно, завтра прилечу. В полнейшем молчании кладет трубку и после паузы произносит: «А ведь сельское хозяйство тут ни при чем, это они обо мне хотят поставить вопрос».

Как только Хрущев дал согласие вернуться в Москву, там все закрутилось на повышенных оборотах. Дело в том, что дата экстренного Пленума ЦК КПСС заранее не оговаривалась. Если бы Хрущев не согласился на отъезд из Пицунды в тот день, то, конечно, силой его в Москву бы никто не притащил. И дата Пленума была бы другой. Но это все — если бы. В столицу уже были приглашены под разными предлогами представители республиканских и областных партийных организаций. Члены ЦК и кандидаты томились в ожидании, какие команды последуют из Кремля, от Президиума ЦК.

Однако никаких команд не поступало. Никто из заговорщиков не мог быть спокоен. У всех свежи были в памяти воспоминания, как Хрущев обвел вокруг пальца Берию и смял таких монстров, как Молотов, Маленков и Каганович. Наверное, все, кто готовил заговор в Москве, дорого бы дали, чтобы узнать, что делает человек номер один в Советском Союзе в те часы на своей даче в Пицунде. Они все боялись, боялись ответных шагов Хрущева.

Однако Хрущев бездействовал.

До сих пор неясно, почему он не принял никаких превентивных мер и спускал на тормозах все тревожные сообщения о заговоре. Информации у него было предостаточно.

Тем временем Хрущев опять вышел с Микояном на прогулочные дорожки под сосны. Майор Васильев следовал за ними неотступно, но слышал лишь звуки напряженных голосов. Вырабатывали ли они какую-то тактику поведения Хрущева в Москве, был ли какой-то конкретный план действий?

Как показал следующий день — не было.

Уже стало совсем темно, а Хрущев в резиденцию все не возвращался.

Рассказывает Михаил Поздняков — главный агроном государственных дач в Пицунде: «Моя супруга работала у Анастаса Ивановича сестрой-хозяйкой, и всегда она ужин накрывала и уходила домой, а в этот момент она не пришла ни в 10, ни в 11, а уже после 12 часов. Я у нее спрашиваю: «Чего так задержалась поздно?» Она ответила, что была, Анастас Иванович был у Никиты Сергеевича и пришел поздно, но он не стал ужинать, попросил вместо этого лекарства. Выпил он, и я ушла».

Так что, как видим, лишь только после полуночи Хрущев остался один. Спал ли он в эту ночь, неизвестно. Утро 13 октября встретило всех обитателей резиденции в Пицунде теплом и спокойствием. Только не спокоен был Хрущев, хотя внешне вел себя как обычно: шутил за завтраком, обсуждал с помощником текущие дела.

Рассказывает Клавдия Бандурко — сестра-хозяйка государственной дачи в Пицунде: «У Никиты Сергеевича перед отъездом настроение было такое, я бы сказала, подавленное, он был расстроен, он был возбужден. Обычно всегда был розовый, но тут он был еще розовее, ну просто это был красный. И вот такой букет я приготовила для Никиты Сергеевича в день его отъезда. А у меня так совпало, что был мой день рождения, и когда я ему вручала эти цветы при прощании, он мне сказал, что я еще вернусь и мы с вами отметим ваш день рождения».

Мог ли предполагать Никита Сергеевич, что вернуться на свою любимую дачу ему уже не придется никогда…

Сочинский аэропорт находился в тридцати минутах езды от резиденции, и кортеж все еще первого руководителя СССР домчался туда без проблем. В полдень несчастливого тринадцатого октября Хрущев прибывает в аэропорт Адлер. Обычного оживления, сопровождающего лидера Советского Союза, на этот раз здесь не было.

Руководители Грузии и Краснодарского края, обязанные провожать Хрущева по протоколу, на проводы вообще не явились. Это был еще один признак надвигающейся политической грозы. Не заметить его многоопытный Хрущев не мог. Однако продолжал быть абсолютно спокойным, во всяком случае, внешне.

У трапа Никита Сергеевич принял рапорт командира корабля генерала Цибина, затем в сопровождении Микояна отправился в салон «Ил-18». Он летел в Москву. Летел в неизвестность, надеясь больше, как всегда, на собственные силы, но и на помощь вездесущего Микояна. Во время полета Хрущев уединился с Микояном в своем салоне и просил, чтобы никто из охраны и помощников не мешал. Они раскладывали политический пасьянс, абсолютно не предполагая, что в колоде у них не все карты. Во всем самолете об этом мог знать только Анастас Микоян, но он молчал.

Правительственный аэропорт Внуково-2.

Понятно, что после приземления самолета Хрущев хорошо рассмотрел, что обычной толпы встречающих на взлетном поле не было. Лишь когда подали трап, от здания отделились какие-то две фигуры. Это был шеф КГБ Семичастный с пистолетом, спрятанным под плащом, и секретарь Президиума Верховного Совета Георгадзе. Оружие Семичастному посоветовал взять с собой Брежнев. Он же рекомендовал прихватить и охрану: мало ли чем может обернуться встреча?

Свидетельствует В. Семичастный: «Подогнали трап. Мы подошли. Он вышел хмурый, не очень приветливый. Обычно он, когда ходит, что-нибудь шутку или что-нибудь, а тут он такой, вот руку так протянул: «А где остальные?» Я: «Так остальные в Кремле, Никита Сергеевич».

Аэропорт только внешне выглядел пустынным. По приказу Семичастного здесь скрытно разместились вооруженные сотрудники «девятки».

Для страховки.

Но им было приказано сидеть тихо и не высовываться.

13 октября в 16.00 в первом корпусе Кремля, на втором этаже в Овальном зале, собрались члены Президиума и секретари ЦК. После реконструкции это помещение за номером 61 не сохранилось, но по фотографиям вы можете представить всю обстановку того времени. Место председателя, как и договорились заранее, оставили свободным. Его и занял Хрущев.

Ввиду чрезвычайной и в то же время деликатной ситуации стенограммы этого заседания вообще не велось. Документальных улик в таких случаях не оставляли, но записи заведующего общим отделом ЦК Малина сохранились. В фильме мы впервые показали этот документ.

Цитируем…

«Сначала, как договорились, по плану взял слово Брежнев, разъяснивший Хрущеву, какие вопросы возникли в Президиуме ЦК. Чтобы Хрущев понял, что он в изоляции, Брежнев сразу подчеркнул: вопросы эти ставят секретари обкомов, им непонятны очередные хрущевские новшества. Обвинив Хрущева в непартийном обращении с товарищами, Брежнев призвал собравшихся высказаться. Хрущев начал активно оправдываться. Присутствующие поспешили прервать своего вождя. К трибуне подошел Шелест.

На конкретных примерах он доказывал, что деятельность Хрущева идет во вред партии и стране. Его поддержали и другие. Самым эмоциональным был Шелепин. Зазвучали слова «авантюра», «карусель», «злоупотребление властью», «демагогия».

Хрущев был ошеломлен массированной атакой. Однако свою главную задачу — заставить его уйти по собственному желанию — заговорщики еще не выполнили. Пока Хрущев обреченно бился со своими коллегами, шеф КГБ ходил по коридорам первого корпуса и отдавал команды. Сейчас, когда главное охраняемое лицо Советского Союза вызвали его же коллеги, самое время сменить охрану. Тем более что те, кто в Овальном зале дружно клевал вождя, по-прежнему трусили и на все сто процентов не верили в успех предприятия. Никто из заговорщиков не знал, какие команды отдал Хрущев своей личной охране.

Рассказывает Н. Васильев: «Мы приехали в Кремль меняться. В это время нам навстречу идут пять руководителей, секретари ЦК приехали. И Шелепин сказал, говорит: «Ну что, арестовывать идете?» Я: «Да нет, чтобы меняться мы идем, потому что здесь заседание». — «А, ну ладно».

После заседания Хрущев едет к себе домой в особняк на Ленинские горы. Он в таком состоянии, что даже не заметил — в его кремлевской приемной другие лица. Водитель автомашины тоже заменен, заменены постовые у въезда на территорию. Появился пост со стороны реки, и за его машиной идет «хвост». Ему уже не до этого — он проиграл. Завтра Хрущев будет сдаваться. Он это знает, поэтому свои личные вещи из кремлевского кабинета уже сейчас привез домой.

Н. Васильев: «Мы, конечно, встречали его там, ждали. Никита Сергеевич вышел, ничего не говоря, прошел прямо наверх в дом, а из машины вышел еще Анастас Иванович Микоян, который жил рядом, в особняке рядом там был проход в калиточку, он задержался (был еще Серго Микоян), он задержался с нами буквально на минуту. Мы, конечно, стали его спрашивать. Он сказал, что все, так сказать, кончено, отставка, но вот, говорит, Хрущев забыл, что и при социализме бывает борьба за власть».

Когда Хрущев уединился в своем кабинете, вступил в действие завершающий этап плана руководителя КГБ по замене и разоружению охраны. На посты уже поставили новых людей, но деликатность момента была в том, что личная охрана Никиты Сергеевича все еще была при нем и с оружием не расставалась. Мало того, по инструкции офицеры обязаны были выполнять все распоряжения охраняемого. Это могло означать только одно: прояви Хрущев упрямство, могла бы пролиться кровь.

Вспоминает Н. Васильев: «Вечером, значит, приехали с 9-го управления сотрудники во главе с Казеевым, майором, и сказали: «Николай Федорович, есть указание, чтобы вся ваша охрана сдала оружие и сменить посты». Я им ответил, что я посты снимать не могу, как мне не положено, это может сделать только начальник Управления, пусть он снимает, а если замена, я могу сделать.

Тут же решили, чтобы не нарушать инструкцию, посты не снимать, а просто заменить на них людей. Что бы было, если бы охраняемый или в частности вот в данный момент Никита Сергеевич присутствовал при разоружении? Конечно, по нашей инструкции и по моим бы действиям, если бы мне Никита Сергеевич сказал, что Николай Федорович, кто это к вам пришел и кто это может вас разоружить, то я бы не подчинился, не подчинился. Но это было сделано уже основательно. То есть подготовлено, и я уже был в курсе дела».

В 10 часов утра заседание Президиума ЦК продолжилось. Хрущева надо было добивать. Эту задачу выполнял Полянский. Он припомнил Хрущеву все, даже то, как тот сквернословит, «от чего не только уши вянут, но даже и чугунные трубы краснеют».

Дурак, бездельник, лентяй, вонь, грязная муха, мокрая курица, дерьмо — это только печатные из употребляемых Хрущевым оскорблений.

Подгорный продолжил тему, подчеркнув, что для партии и страны будет лучше, если Хрущев сам попросит об освобождении.

Итог обсуждения подвел Брежнев.

Потом единодушно решили освободить Хрущева от всех постов. Микоян тоже был «за». Хрущеву зачитали уже подготовленное его же собственное заявление об отставке. В нашем фильме мы показали это заявление впервые. Сразу бросалось в глаза то, что подпись на заявлении отличалась от обычной подписи Хрущева на других документах. Никита Сергеевич явно был подавлен и расстроен. Он четко осознавал тот факт, что игра была проиграна, и ему уже ничего другого не оставалось, как поставить подпись под бумагой, которой он не писал.

Вспоминает Николай Егорычев — в 1964 г. первый секретарь Московского городского комитета КПСС: «Буквально за полтора-два часа до начала Пленума звонит мне Леонид Ильич: «Коля, слушай, а стоит ли нам открывать прения на Пленуме, ведь на трибуну полезут самые подхалимы, те, кто больше всего выслуживался перед Хрущевым, они и начнут его поливать». Но потом, как выяснилось, конечно, у Леонида Ильича были совсем другие мысли. Он понимал, что мы сгоряча выскажем все, что у нас наболело, а он как раз думал о другом. Он думал о том, чтобы вернуться к такому положению, чтобы он оставался лидером, единоличным лидером, чтобы он возглавлял Политбюро».

Боялся Брежнев неожиданной дискуссии еще и потому, что Хрущев как сильный оратор мог раскачать зал и повернуть Пленум в другую сторону. Поэтому Хрущеву перед заседанием строго-настрого запретили выступать как с репликами, так и с просьбами.

На этом странном Пленуме в Москве присутствовали 153 из 169 членов ЦК, 130 из 149 кандидатов, 46 членов Центральной ревизионной комиссии из 63.

Вспоминает Н. Егорычев: «Я сидел где-то, наверное, на 5–6 ряду. Никита Сергеевич вышел последним. Очень был расстроен. Он покраснел как-то, у него, видимо, было очень высокое давление, я так думаю, он весь был багровый такой, сел, уткнулся в стол, ни слова не говорил, сидел и молчал. С докладом выступал Суслов Михаил Андреевич, потом Леонид Ильич спрашивает: «Ну, как, товарищи, прения будем открывать, есть ли необходимость?» Из зала кричат: «Нет такой необходимости, не надо». — «Как будем решать? Вот Никита Сергеевич подал заявление». Из зала некоторые кричат: «Надо из партии исключать, судить там».

Но это сзади как-то, там галерки не было, но все равно они там где-то сгруппировались, были такие члены ЦК, которые хотели подладиться к любой обстановке. Власть переменилась — снимай сапоги, как в «Свадьбе в Малиновке».

Заявление Хрущева об уходе зачитал все тот же Суслов. В ходе нашего телевизионного расследования мы обнаружили, что это был совсем не тот документ, который подписывал Хрущев. Видно, заготовок было несколько на все случаи жизни, впопыхах перепутали. Но это уже никого не волновало. Заговорщики сделали главное — убрали навсегда с политической сцены так мешавшего им человека.

Пленум продолжался всего полтора часа. Под бурные аплодисменты на освободившийся партийный трон вознесли победившего Брежнева.

Рассказывает Юлия Хрущева: «14 октября я приехала на Ленинские горы и застала отца совершенно одного. Мы очень долго гуляли по лесу, собирали листья, он молчал. Я пыталась его отвлечь на какие-то темы, ну вроде поэзии Пушкина, Некрасова.

Он сказал: «Некрасов был великий поэт, потому что так, как он знал простого человека, не знал его никто». И начал читать просто, начиная с Саши «Плакала Саша», стихи Некрасова и читал их, наверное, часа два.

Потом мы зашли в дом, он говорит: «Тебе, наверное, нужно уехать к детям (дети у меня были маленькие)». Я говорю: «Мне нужно, папа, позвонить, хотя бы узнать». Он говорит: «Не звони, телефоны выключены все».

Так заканчивалась громкая десятилетняя эпоха Хрущева, яркого политика, бросившего вызов культу Сталина, развенчавшего его преступления, но так до конца не сумевшего преодолеть сталинизм в самом себе. В этом человеке причудливо соединились самоуверенность, недальновидность вместе с добром и отчаянным личным мужеством, которого так не хватало сменившему его лидеру.

Последние семь лет своей жизни Никита Сергеевич проведет практически под домашним арестом на небольшой даче в Петрово-Дальнем под Москвой. Из политической жизни его вычеркнули уже навсегда. Пройдет всего лишь несколько дней после революционного Пленума, как на Белорусском вокзале соберутся новые главные действующие лица большой политики: Брежнев, Косыгин и Андропов. Они отправятся спецвагоном в Беловежскую Пущу на охоту. Пришла пора немного расслабиться и расставить своих людей на освобождающиеся места.

Эпоха Хрущева закончилась.

 

Пули для Брежнева

Кремль. Центр России. Цитадель власти. Больше пяти веков эти стены не только надежно скрывают государственные тайны, но и защищают их главных носителей. Однако жизнь хозяев цитадели — будь то цари или президенты — никогда не была спокойной. На нее покушались всегда заговорщики, террористы-одиночки, маньяки. И эти древние стены тоже не раз слышали выстрелы.

Название нашего сериала — «Кремль 9». Для сведущих людей это — «девятка». Для других — это просто почтовый адрес. Его хозяева не любят быть на виду. Сотрудники Федеральной службы охраны просто обязаны быть незаметными.

Это их профессия.

Однако бывают случаи, когда именно эти незаметные люди должны выйти из тени и шагнуть на авансцену истории. Кульминация одного из таких событий произошла в Кремле. Речь идет о самом дерзком покушении на лидера Советского Союза в январе 1969 года.

Леонид Ильич Брежнев запомнился современникам больным стариком. Конечно, таким он был не всегда. Еще бодрый, даже молодцеватый пятидесятисемилетний Брежнев сменяет Хрущева на главном посту в стране. Это произошло в октябре шестьдесят четвертого года, после заговора высших чинов КПСС. Леонид Ильич — в самом расцвете политических сил, он вызывает у большинства своих современников симпатии, поскольку смотрится выигрышнее грубого, по-крестьянски скроенного, неинтеллигентного Хрущева. Пройдут годы, и это время назовут эпохой Брежнева, началом застоя во всех сферах жизни государства. Это потом самого лидера в окружении станут называть дедом. Нередкое для наших лидеров прозвище. А совсем скоро дряхлыми «дедами» станут все, кто входил в правящую верхушку Союза. Все это будет потом, чуть позже.

В конце шестидесятых мы еще были первыми в космосе, балете и хоккее. Это было время побед. Они были долгожданными особенно после трагической гибели в 1967 году космонавта Владимира Комарова на первом корабле новой серии «Союз». Важны были веские доказательства случайности, нелепости этой трагедии. И эти победы были одержаны. Вначале были надежные полеты беспилотного «Союза-2» и «Союза-3» с Береговым, а первого января 1969 года успешно завершают программу в космосе Шаталов, Елисеев, Хрунов и Волынов на «Союзах» 4 и 5. Это была победа не только советской технологии, но, как тогда писали, Коммунистической партии во главе с Леонидом Брежневым.

Впрочем, в те времена Коммунистическая партия и лично ее Генеральный секретарь были соавторами всех побед, в какой области они бы ни одерживались.

22 января 1969 года космонавты-победители прибывают в Москву, в аэропорт Внуково-2. Их торжественно встречают руководители Коммунистической партии, правительства и коллеги-космонавты. Сразу после встречи уже обычный для триумфаторов маршрут: по Ленинскому проспекту, улице Георгия Димитрова, Крымскому мосту, а дальше через Боровицкие ворота в Кремль, на церемонию награждения. Вся страна восторженно наблюдает торжественный въезд триумфаторов в Москву по телевидению.

Тем временем аэропорт Внуково принимает еще одного незапланированного участника торжественной церемонии встречи космонавтов. Сюда дневным рейсом из Ленинграда прибывает малозаметный человек в шинели младшего армейского офицера. В карманах у него лежат два пистолета Макарова и четыре полные обоймы к ним. В то время офицерская форма внушала больше уважения, чем сейчас, ну а специальной техники — таких привычных сегодня металлоискателей — в аэропортах не было и в помине. Поэтому наш герой, смешавшись с толпой, спокойно сел в рейсовый автобус и отправился в центр Москвы.

А ведь вооруженного незнакомца уже интенсивно искали.

Военные патрули, милиция искали младшего лейтенанта, топографа Виктора Ильина, бежавшего накануне из своей части под Ленинградом.

Те, кто искал Ильина, знали, что он бежал с оружием.

Командир части, чтобы не досталось от начальства, решает сначала никакого шума не поднимать и найти дезертира своими силами. Не получилось, потому что к концу дня выяснилось: Ильин с украденными пистолетами улетел в Москву. Так что шифровка в КГБ об этом происшествии пришла лишь поздним вечером. Только с этого момента беглеца начинают искать и в столице.

Кто же такой Ильин?

Он родился в бедной рабочей семье. Рано лишился родителей. Вскоре был усыновлен. В четырнадцать лет добрые соседи сказали парню, что он в семье не родной. Это стало для Ильина потрясением. Среднюю школу он не окончил, поступил в топографический техникум. Потом был призван в армию и стал служить по профилю — в топографической части в городе Ломоносове в звании младшего лейтенанта. Среди сослуживцев ничем особенным не выделялся, любил лишь поспорить с преподавателем на политзанятиях.

В Москву Ильин ехал не потому, что там было легче затеряться в огромной массе приезжих. Он очень хотел принять участие в торжественной встрече героев космоса, которая была запланирована на следующий день. Космонавты Ильина не очень интересовали, другое дело Генеральный секретарь ЦК КПСС…

Переночевать в Москве Ильин решил у дальнего родственника Романова. Тот жил в районе ВДНХ. Ночь прошла спокойно, и на следующее утро Ильин отправился в сторону Красной площади.

Тем временем среди оперативников госбезопасности распространили устную ориентировку на Ильина. Среди тысяч людей, собравшихся вдоль Ленинского проспекта, по пути следования кортежа, искали по приметам армейского младшего лейтенанта.

Искали словно иголку в стоге сена.

Предполагали, что с его стороны возможна вооруженная провокация. Искали по всему пути следования, искали Ильина и в Кремле. Ориентировку получили без фотографии. Оперативникам только сообщили, что сбежавший лейтенант служит в одной из частей под Ленинградом. Почему фотографию не передали в Москву, остается неясным. Не верили в то, что Ильин имеет какие-то далеко идущие планы? А может быть, обыкновенная наша надежда на русское «авось»?

Как бы там ни было, работали без фотокарточки.

Утром двадцать второго января правительственный кортеж и вооруженный офицер начинают движение навстречу друг другу: к Боровицким воротам Кремля — Брежнев с космонавтами из Внукова на лимузинах, а Ильин с окраины Москвы от ВДНХ на метро. В нашем фильме мы впервые опубликовали фотографии Ильина, сделанные сразу после его ареста.

Его было не узнать.

Ильин уже был в форме сержанта милиции. Он просто дождался, когда приютивший его милиционер Романов отправился утром на дежурство, и спокойно переоделся в его форму. Размер почти совпал. В карманах шинели все те же два пистолета Макарова с полными обоймами. В одиннадцатом часу переодетый милиционер успешно добирается до Красной площади. Постояв у Спасской башни, он спускается к Москве-реке и двигается вдоль кремлевской стены по набережной. Ему нужно выбрать точку для стрельбы, причем такую, чтобы пули летели без помех.

Цель была уже определена давно — Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев.

Вот уже видны Боровицкие ворота. По всем приготовлениям ясно: правительственные машины будут въезжать к Кремлю здесь. Пройдя на территорию Кремля, который в этот день был открыт для посещений, Ильин понял: лучшего места для покушения, чем прямо у Боровицких ворот, не найти.

Путь Ильина, выбранную им точку для стрельбы мы отобразили в фильме на схеме. Топограф шел от Красной площади вдоль Кремлевской стены до Боровицких ворот. Он рассудил точно: перед воротами автомобильный кортеж будет тормозить. Для прицельной стрельбы по машинам самый удобный момент — скорость минимальная и подойти к автомобилям здесь можно ближе всего.

Правительственный кортеж начинает движение из Внукова.

Первым идет «ЗИЛ» с только что прилетевшими космонавтами: Шаталовым, Волыновым, Елисеевым и Хруновым. Во второй машине встречавшие их коллеги: Береговой, Терешкова, Николаев, Леонов. И только в четвертой по счету машине ехал Леонид Брежнев.

Запомним это.

В тот год день двадцать второго января был очень морозным. Градусники в Москве показывали минус тридцать. Поджидавший в Кремле машину Брежнева Ильин порядком замерз. Уже два часа, чтобы не привлекать внимание, он ходит здесь по разрешенному маршруту. Из разговоров в толпе встречающих знает, что кортеж ждут около четырнадцати часов. Пора бы уже приноровиться к оружию, но где? Для репетиции как нельзя лучше подходит туалет на Соборной площади Кремля. Здесь, к своему великому огорчению, Ильин осознает — быстро вытащить два пистолета из кармана шинели невозможно. Времени остается все меньше.

Ильин принимает решение.

Пистолеты можно спрятать в рукавах, перчатки долой, с предохранителя снять. Человек, греющий озябшие руки в рукавах, в такой мороз вряд ли может у кого-нибудь вызвать подозрение. Вот так нахально, с втянутыми руками и пошел Ильин к выбранной точке к Боровицким воротам. Понимая, что, только играя ва-банк, он поймает удачу, подошел к группе людей, столпившихся у тротуара, и смело стал наводить порядок. Ему опять повезло. В этом месте всегда существовал милицейский пост, который отменили на время сегодняшней церемонии. Это и сбило с толку охрану. Рассказывает Владимир Редкобородый — генерал-майор КГБ СССР, офицер охраны:

«При проведении больших мероприятий наша служба привлекала местное отделение милиции по охране Красной площади и Кремля. Естественно, наши сотрудники, которые несли службу внутри Кремля, не могли знать всех сотрудников милиции в лицо. По этой причине появился незнакомый нам милиционер на территории Кремля, хотя сотрудники абсолютное большинство милиционеров знали в лицо».

Кортеж тем временем, не доезжая до Кремля, делает плановую остановку у кинотеатра «Ударник». По протоколу космонавты, которых чествуют в этот день, пересаживаются в открытый автомобиль. Вот они уже в нем, но порядок следования кортежа не изменился. Машина с Брежневым так и идет четвертой и от маршрута не отклоняется, как утверждают некоторые исследователи. В таком же порядке автомобили будут въезжать в Боровицкие ворота.

До выстрелов остается две минуты.

Как и ожидалось, около четырнадцати часов в толпе встречающих раздаются крики: «Едут! Едут!»

Ильин тут же бросает возиться с публикой и занимает место ближе к воротам. Невообразимо, но случайно фотограф зацепил объективом его фигуру. Он уже изготовился к стрельбе. В следующее мгновение Ильин сделает короткий шаг к точке, откуда он и откроет стрельбу…

Все, что было доступно широкой публике в этой истории, было очерчено границей, которая образует ворота Боровицкой башни Кремля. Дальше было нельзя, мешал гриф «Секретно». Может, поэтому и родилось столько домыслов вокруг покушения на Генерального секретаря ЦК КПСС. Сегодня мы с вами переступим эту границу, и вы узнаете, почему пули, предназначенные для Брежнева, достались совсем другим людям.

Во время съемок этого фильма нам разрешили установить одну из телевизионных камер на Боровицкой башне Кремля, и у нас появилась возможность оценить, какую позицию выбрал Ильин. Он стоял рядом с канализационным люком. Пожалуй, это лучшая точка, которую вообще можно было выбрать в тот морозный день охотнику за Генсеком.

Скорость машины минимальная, расстояние до цели тоже.

Первыми в ворота въезжают три мотоциклиста почетного эскорта, затем появляется открытая машина с космонавтами, которую сразу берут в кольцо мотоциклисты. Вторым по счету следует закрытый черный лимузин с Береговым, Николаевым, Терешковой и Леоновым.

Надо сказать, что издалека, а тем более через лобовое стекло движущейся машины отличить космонавта Берегового от Генерального секретаря Брежнева было задачей не из простых. Кто знает, можно ли было всмотреться в кабину машины в ту секунду, которая давалась стрелку на принятие решения, да и предположить, что Ильин был абсолютно спокоен в тот момент, что его не колотила нервная дрожь, довольно трудно. В такой ситуации всматриваться в лицо сидящего человека в правительственной машине с черными густыми бровями просто нет времени.

«В это время я услышал какой-то хлопок и удар по машине. Стекло полетело внутрь автомобиля. Опять хлопок и не один, и обратил внимание на водителя, вот 20 сантиметров передо мной он сидел, и зияющее отверстие в шее, и черная кровь за воротничок хлынула. Вот на этот выстрел я резко повернул голову, и пуля прошла здесь, я увидел дырку в стекле», — вспоминает космонавт Леонов.

Напомним, что кортеж сопровождали мотоциклисты эскорта. Они должны были по правилам пропустить в Боровицкие ворота охраняемый лимузин, а потом сразу его догнать. Старший сержант Зацепилов в тот момент так и сделал.

Василий Зацепилов, капитан КГБ СССР: «Когда наша машина стала подъезжать, раздались хлопки. Мне показалось, что, может, по-новому как-то встречают или это что-то такое. Я сразу вверх посмотрел на стену, думал, салют или что».

Это были не хлопки, а выстрелы из пистолетов Ильина. Он попал в выбранную цель.

Из рапорта сотрудника «девятки» капитана Германа Романенко: «Когда началась стрельба по нашей машине, я дал команду водителю быстрей ехать вперед. Но машина вместо увеличения скорости стала двигаться медленнее, уклоняясь вправо от маршрута, а затем, пройдя метров 30, совсем остановилась».

На сохранившихся уникальных кадрах видно, как обстрелянный «ЗИЛ» замедлил ход и остановился. Первая машина кортежа оторвалась от него уже на значительное расстояние, но ее пассажиры заметили неладное — их взгляды устремлены назад. Лишь один по инерции все машет и машет рукой неизвестно кому. Рядом едет, уже раненый, мотоциклист эскорта.

«Тут уже я увидел человека, который стоял в милицейской форме. В милицейской форме, в темно-синей, в руках у него было два пистолета. Ну, расстояние девять, может быть, десять, может, одиннадцать метров, не больше. Я видел выражение лица этого человека — ну, такое какое-то испуганно-остервенелое, и он стрелял сразу из двух пистолетов».

Еще на одной уникальной фотографии видно, как открывается дверь лимузина. Оцепеневшие зрители, ничего толком не разобрав, — ревут двигатели мотоциклов и автомобилей, — наблюдают, как обстрелянные космонавты (плохо видно на слайде, но это Терешкова и Николаев) переходят в резервную машину. За ними последуют Береговой с Леоновым. Они сядут уже в другие автомобили.

Рассказывает летчик-космонавт Алексей Леонов: «В это время подъехала машина, открылась задняя дверь, и я сразу не увидел, кто ее открывает.

Практически на полу находился Шелепин. В это время он был членом Политбюро. Он меня поманил рукой, говорит: «Иди, иди сюда, террорист». Очевидно, по линии по всей по связи прошло — будьте внимательны, примите меры, пригнитесь там, лягте в автомобиле».

Огибая расстрелянную машину, основной кортеж проследовал по маршруту. Без остановки проезжает место происшествия и лимузин Брежнева.

Зам. начальника Управления КГБ СССР, генерал-майор Сергей Королев вспоминает: «Подъехал Леонид Ильич, и у него такой встревоженный вид был. Но для меня самое важное вот запомнилось до сих пор, это прошло уже тридцать лет, осталось вот это именно возмущение его. А стреляют, говорит, в этом, выстрелы какие-то, говорит, в районе Боровицких ворот. Что за дикость такая, что за безобразие! Вот буквально вот так сказал: «Что за дикость такая, что за безобразие!»

Девять пуль попали во вторую закрытую машину кортежа, в которой, как предполагал Ильин, ехал Брежнев. Одна из пуль оказалась смертельной для водителя старшего сержанта Ильи Жаркова. Машина теряет управление. Находившийся на переднем сиденье сотрудник «девятки» капитан Романенко останавливает ее ручным тормозом. На фотографиях видно, как кучно стрелял топограф Ильин, как легко пули прошивают колеса, обшивку машины, лобовое стекло. Ни эта машина, ни лимузин Генсека не имели тогда броневой защиты. Кстати, даже после этого случая Брежнев так и не пересядет в новый бронированный «ЗИЛ», который ему изготовят по заказу «девятки».

А. Леонов: «Подъехали мы к Кремлевскому дворцу, и поскольку я должен находиться в президиуме, то мы вместе с Шелепиным зашли в раздевалку Президиума, там разделись, и в этом холле находилось все Политбюро. Картинка была такая растерянная очень. Леонид Ильич Брежнев, тот был в какой-то прострации такой. Он ко мне подходит: «Алексей, ну покажи, покажи, пойдем». Я говорю: «Что показать?» — «Ну, покажи шинель свою». Ну, ему кто-то уже доложил, что никто не пострадал, кроме как Леонова, след пули на шинели, а больше никто кроме водителя, который тяжело ранен. Я подошел, ему показал шинель, это там же раздевалка была. Ну, он мне говорит: «Слушай, Алексей, ну ты не переживай, это не в тебя, это в меня стреляли».

Космонавты чудом остались живы. Водитель их машины, тяжело раненный Илья Жарков, не приходя в сознание, скончался.

Когда такие вещи происходят в кино, зрители порой ворчат, мол, вот накрутили сценаристы. Но в данном случае сценаристы не имеют никакого отношения к произошедшему в тот январский день в Кремле.

Жизнь «накрутила» лучше любого сценариста.

Дело в том, что Илья Ефимович Жарков пришел в тот день на службу в последний раз. Ему уже была оформлена пенсия. Однако один из водителей гаража особого назначения заболел, и начальник попросил Жаркова выручить, сесть за руль. Мероприятие было ответственное, и молодежи поручать такое задание ему не хотелось. Вообще-то водители ГОНа любили подобные поездки. Ощущение праздника и какого-то душевного подъема было не только у тех, кто стоял вдоль дороги по пути следования кортежа, но и у всех, кто участвовал в подобных поездках.

На этот раз праздник был омрачен прогремевшими выстрелами.

Очевидцы вспоминают, что Леонид Брежнев был в шоке от происшедшего и даже не пытался скрыть свое состояние. Председатель правительства Алексей Николаевич Косыгин, один из немногих, звавших Генерального на «ты», подошел к нему вплотную, с тревожной настойчивостью повторяя: «Леня, надо начинать. Леня, пора, пора».

Но взять себя в руки и открыть торжественный пятитысячный митинг здесь, во Дворце съездов, так и не получилось. За него пришлось это делать первому секретарю Московского горкома КПСС Виктору Гришину.

Леонов — дважды Герой Советского Союза, генерал-майор авиации, действующий академик Международной академии астронавтики, рассказывает: «В зале уже был слушок, какой вот, в зале кто-то чего-то кому-то говорил, а такое многотысячная голосовая такая, голосовой эффект, создавал шум. Это был шум шепота, но многоголосого. Каждый друг другу что-то говорит, да и боялся. Дальше пошло так, как нужно. Выступал академик Келдыш с докладом, потом выступали члены экипажа, и после этого был наверху прием, мне так кажется, я сейчас немножко забыл, по-моему, был прием в это время. Но уже темой была другая, темой разговора. Все говорили о том, что произошло».

Одна из пуль Ильина попала в мотоциклиста эскорта Василия Зацепилова. Он вспоминает тот день: «Рывок какой-то. Я сначала не понял ничего. Но рука у меня, которая на газ держу, она у меня отчего-то сразу как-то отказала. Я попытался левой, прогазовку сделал, чтобы мотоцикл не заглох.

Космонавты какие-то в этой, открытой, какие-то растерянные. С третьей машиной доехал до Дворца съездов. Я не знаю что, почему, я сроду матом не ругался, а тут стал их всех поливать матом».

За те секунды, пока стрелок вел огонь, к нему подбежал младший лейтенант «девятки» Ягодин и приемом самбо сбил с ног. Видно, дал ему хорошо, потому что Ильин теряет сознание.

Сразу объявляется боевая тревога.

Ильин лежал на тротуаре. Здесь же находились сотрудники, которые доложили своему командиру Волеву о том, как все произошло. Волев по телефону доложил руководству Управления, что он находится на месте происшествия. Выполняя указания руководства, задержанного и сопровождающих посадили в автомашину, и она ушла в арсенал.

Говорит Иван Приказчиков — полковник, почетный сотрудник КГБ СССР: «Я был в медслужбе через 5–7 минут. В комнате находился задержанный на топчане в трусах. Рядом был комендант Московского Кремля генерал-лейтенант Шорников и мой сотрудник Редкобородый».

Человек в милицейской форме все еще был без сознания. Лейтенант Редкобородый попытался привести его в чувство. Однако получилось это у него не сразу.

Говорит Редкобородый: «Он был без сознания. Когда положили его на кушетку, руки у него болтались, как плети. Я подумал, что они переломлены. Расстегнув шинель, я обнаружил, что в карманах находится еще две обоймы от пистолета. Я попросил принести воды, немножко он пришел в себя, и первый вопрос был задан ему: «Как ваша фамилия?»

Он промолчал, потом через некоторое время сказал, что я из династии Романовых, приехал в Москву, чтобы убить Генерального секретаря».

К этому времени сотрудники «девятки» полностью перекрыли Кремль. Всех встречающих кортеж блокировали. Сделано было все, чтобы задержать возможных сообщников террориста.

Однако сообщников не оказалось.

Новейшая советская история еще не знала попыток покушения на лидеров государства в самом Кремле. Понятно, что Комитет государственной безопасности сразу же запускает на полную мощность свою следственную машину, привлекаются лучшие силы. Уже через три часа после покушения на Лубянке состоялся допрос задержанного у Боровицких ворот.

Кто за ним стоит?

Заговор ли это или операция зарубежных спецслужб?

Двадцать четыре тома материалов, собранных следователями КГБ, дают ответ на эти вопросы.

Говорит Александр Загвоздин — генерал-майор юстиции, начальник отделения следственного отдела КГБ СССР: «22 января 1969 года я находился у себя на службе в Следственном управлении КГБ СССР в Лефортово. Во второй половине дня, что-то около шестнадцати часов, мне позвонил один из заместителей руководителя КГБ и предложил немедленно явиться к нему в кабинет в известное всем здание на Лубянке. Там мне сказали, что недавно в Кремле человек, одетый в форму милиционера, стрелял в космонавтов. Слово «космонавтов» было сказано с определенным упором так, что мне стало ясно, речь пойдет не о космонавтах».

К тому времени у Загвоздина было за плечами двадцать пять лет следственной работы, и руководство поручало именно ему вести самые важные дела. Предчувствия полковника в тот день не обманули. Новое дело было особой важности.

«Когда я вошел в помещение, в котором находился задержанный, то обратил внимание, что он сидит между двумя охранниками. Был он очень бледен, взор его, как говорят, был обращен в никуда. Один из первых вопросов, который я задал Ильину, был: в кого он стрелял у Боровицких ворот? Ильин ответил, что он стрелял в Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева, поскольку тот проводит неправильную, вредную для народа политику».

По ходу допроса в кабинет стали заходить руководители КГБ и присаживаться на стулья позади Загвоздина. Вскоре пришел и сам шеф госбезопасности Андропов и сразу включился в допрос Ильина.

Справка.

У тех, кто видел наш фильм, была уникальная возможность услышать, как будущий лидер Советского Союза, шеф КГБ вел в тот день допрос задержанного, для вас же мы публикуем стенограмму:

Андропов: Допустим, что вы чего-то не понимали, не понимали как со Сталиным, не понимали теперешние дела там, вот, почему вы решили, что вы главный судья и вам, так сказать, решать вопрос с пистолетом в руках?

Ильин: Человек должен жить, а не существовать…

Андропов: А что значит жить?

Ильин: Потому что люди сейчас живут, приспосабливаются, как только где может. Кто где может, тот там и тащит, вплоть даже там до винтиков и болтиков. Что-то ну не то идет в обществе, когда отрицательный процесс в обществе идет.

Андропов: Может, это все и так, только вот выбранное вами средство вроде как не решает этих как раз проблем.

Ильин: Я совершал акт, скажем, убить Генерального секретаря, то значит на его место должен стать новый человек.

Андропов: Так кто же, по вашему мнению, должен был встать?

Ильин: Наиболее самый такой человек порядочный знаю, но точно… Суслов.

Андропов: Почему вы, однако, отдаете предпочтение Суслову?

Ильин: Потому что самое, вот… Опять-таки на Суслова так от людей просто… У нас считают наиболее, что ли, ну, наиболее выдающейся личностью в партии вот в данный момент.

Конец фрагмента.

Справка.

Суслов Михаил Андреевич. Родился в 1902 году. Уже при Сталине занимает высокие руководящие посты в Коммунистической партии Советского Союза. С 1947 года — секретарь ЦК КПСС. Много лет член Президиума ЦК, строгий последовательный приверженец коммунистических догм. При Брежневе один из самых влиятельных членов Политбюро ЦК КПСС.

Из справки понятно, что в то время Михаил Суслов был практически человек номер два в партии, а значит, и в СССР.

Мог ли воспользоваться результатами этого допроса всесильный шеф КГБ Андропов для того, чтобы столкнуть с политического Олимпа второго человека в партии, Суслова? Теоретически да, мог. Оставалось всего лишь, как мы сейчас говорим, оформить компромат. Ильин — его друзья — участники заговора — Суслов — заказчик, руководитель. Наверное, Сталин такого бы шанса не упустил, чтобы в очередной раз расчистить пространство вокруг себя. Очевидно, в Стране Советов что-то изменилось за те шестнадцать лет, что прошли со смерти отца народов.

Андропов этого не сделал.

Бумага не легла на стол Генерального секретаря ЦК КПСС. Леонид Ильич Брежнев не видел ни повода, ни причины для развертывания дела против главного идеолога партии и своего сторонника Суслова. Судя по всему, Андропов это понимал.

Но вернемся к Ильину.

На следственном эксперименте, который провел полковник Загвоздин, террорист с видимым удовольствием восстановил все, как было в тот день.

В районе входа на выставку «Алмазный фонд» Ильин занял место у металлического барьера, отделявшего тротуар от проезжей части. Он прохаживался вдоль него и так вошел в роль, что отдавал команды и оттеснял зевак от тротуара. Народу было немало. Услышав возгласы «Едут!», Ильин прекращает выполнять не свои обязанности — оттеснять народ от барьера и подходит как можно ближе к проему Боровицких ворот. При появлении второго крытого «ЗИЛа», где, как он полагает, едет Брежнев, Ильин, словно фокусник, достает пистолеты из рукавов. Он все время держал их за стволы. Пальцы чуть разжимает, и рукоятки падают в ладонь. Согнув руки в локтях, чуть прижав их к бокам, как ковбой, лихо разряжает две обоймы патронов. Все шестнадцать пуль, выпущенных Ильиным из пистолета, потом нашли. Одна из них стала смертельной для водителя Жаркова.

Долгих тридцать лет все эти вещественные доказательства были засекречены и опечатаны. В нашем фильме мы впервые их показали. Аккуратно сняли бечевку и увидели собранное по кусочкам стекло будки охранника у Боровицких ворот. Будь лейтенант Боков в момент стрельбы в самой будке, а не перед ней, пуля его бы не пощадила. Среди вещественных доказательств и шинель младшего лейтенанта. Ее хозяин проделал путь от своей части под Ленинградом до аэропорта Пулково, оттуда в Москву к родственнику. Там же и та самая милицейская сержантская форма, что защитила Ильина в тот роковой день от лишних расспросов и стала пропуском в Кремль. В рукавах этой шинели были спрятаны пистолеты. Армейская куртка мотоциклиста Зацепилова тоже сохранилась. На ней след пули Ильина. Кто знает, пройди она чуть ниже или левее, возможно, ее хозяин получил бы более тяжелое ранение.

О том, что Ильин долго готовился к этой операции, говорили книги по юриспруденции, которые он тщательно проштудировал перед тем, как отправиться в Москву. Их хозяин явно просчитывал возможные варианты наказания в случае успеха или неуспеха своего замысла. Выбиваются из юридического ряда лишь «Записки сумасшедшего» Гоголя. Ильин словно предвидел свою судьбу, и эта книга стала пророческой для своего хозяина.

Говорит Загвоздин: «Я следователь, а не врач-психиатр, однако смею утверждать, что психически больные люди, страдающие такими тяжкими заболеваниями, как шизофрения, на первых этапах болезни скрывают свои переживания, болезненные, бредовые идеи. Так было и с Ильиным. У него была одна бредовая идея — убрать Генерального секретаря ЦК КПСС. В остальном он вел себя так, как нормальный человек, в связи с чем ни его родственники, ни его сослуживцы, друзья, знакомые не подозревали, что он страдает психическим заболеванием».

Перед вами еще одна выдержка из стенограммы допроса Ильина.

Андропов: Вы вот месяц назад пришли к мысли о теракте, что явилось толчком к этому?

Ильин: Вот я, скажем, решил убить его, да, то скажем, вот это намерение, это чувство ведь оно основывалось, откладывалось на протяжении, скажем, нескольких лет. А убить Генерального секретаря — это ведь все-таки не просто пойти в лес, скажем, в тайге и вырубить какое-то одно деревце… Скажем, человек, который уже будет следующим, ведь он уже по крайней мере хоть на день, да и задумается, что произошло, над тем, что способствовало этому. У нас в правительстве есть люди, которые не могут приспосабливаться.

Андропов: А откуда вам это известно, что у нас в правительстве есть лица, которые приспосабливаются? Кто-нибудь вам об этом говорил или как вы пришли к такому выводу?

Ильин: Это только мои убеждения.

Андропов: Откуда они взялись, ваши убеждения? Вы хоть один раз Брежнева видели?

Ильин: Видел.

Андропов: Где?

Ильин: На Марсовом поле.

Говорит Загвоздин: «Еще на первом допросе Ильина я усомнился в его психической полноценности. Об этом и сказал Юрию Владимировичу Андропову, заявив при этом, что о характере заболевания и степени ущербности психики Ильина нам должны дать заключение врачи».

Спустя несколько месяцев врачи заключение дали.

Этому предшествовало долгое изучение следствием всех связей Ильина с пятнадцатилетнего возраста. А последний год перед терактом следователи восстановили буквально по дням и часам. Боялись пропустить заговор, потому так долго и не докладывали наверх. Там не потерпели бы скороспелости выводов, слишком большое значение придавалось тогда этому покушению на Генсека. В конце концов, когда версия заговора все же развалилась под давлением фактов, руководство партии устроила следующая простая схема. Только сумасшедший может стрелять в руководителя самого передового и прогрессивного государства в мире.

Лишь 18 марта 1970 года, больше чем через год после выстрела, Военная коллегия Верховного суда Советского Союза освобождает Ильина от уголовной ответственности и направляет на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа.

Там его будут лечить двадцать лет.

Лишь в марте девяностого года суд решает Ильина из больницы выпустить. Угрозы для власти и общества он уже не представляет. Был ли Ильин в действительности психически ненормальным или не был, на наш взгляд, остается загадкой.

Следствие и врачи утверждают: да, был.

Было ли выгодно системе в этой ситуации, чтобы он был ненормальным? Мы однозначно утверждаем — да, было выгодно. Ну, а если и существовали какие-то доводы в пользу психического здоровья этого человека, то они были абсолютно бессильны против обстоятельств.

Виктору Ильину сейчас за пятьдесят. Он инвалид второй группы, живет в Петербурге. Одинок. Старается ни с кем, кроме соседей, не общаться.

В начале девяностых журналисты пытались сделать из Ильина героя, борца за демократию, не получилось. Героем он так и не стал. Эхо выстрелов, прозвучавших в конце шестидесятых годов у Боровицких ворот Кремля, возможно, до сих пор звучит в его памяти. Навязчивая идея превратила его в убийцу и принесла страдания ни в чем не повинным людям.

Таков печальный итог этой трагической истории.

История дворцовых переворотов в России разнообразна и увлекательна. В этой стране мало кто приходил к власти в обстановке покоя и умиротворения, дождавшись естественной смерти предшественника. Но то были времена самодержавия, и, казалось бы, в стране победившего социализма все должно быть по-другому.

Ан нет.

Мы уже рассказали о том, как пришел к власти и очень скоро потерял ее Лаврентий Берия. Рассказывали, как всех переиграл Никита Хрущев. Рассказали и том, как дважды первого секретаря ЦК КПСС, хозяина огромной советской страны Никиту Сергеевича Хрущева в открытую пытались отстранить от власти.

Первый раз в 1957 году, когда в атаку пошли те, кто еще совсем недавно вместе с Хрущевым составлял ближний сталинский круг: Маленков, Молотов, Каганович. Переворот им почти удался. Не хватило совсем чуть-чуть. С Хрущевым тогда остались два человека, воля и активные действия которых сломали все планы заговорщиков.

Первый — министр обороны Георгий Жуков. Он заявил в лицо оппонентам, что армия на стороне Хрущева.

Второй — ближайший соратник Никиты Сергеевича, кстати, приехавший в 1957 году в Кремль сразу после микроинфаркта — Леонид Брежнев.

Именно он сумел дозвониться до Жукова, который находился на военном полигоне, и вызвать его в Москву.

Видимо, в благодарность Хрущев уберет Жукова с поста министра уже через три месяца. Никиту Сергеевича до смерти напугала фраза Георгия Константиновича об армии, по приказу маршала встающей на ту или иную сторону.

Брежнева вскоре после событий 1957 года Хрущев сделал вторым человеком в государстве, и, вероятно, под впечатлением уроков своего учителя через семь лет Леонид Ильич стал мотором заговора, лишившего в конце концов Хрущева власти.

Самого Брежнева соратники по перевороту — Шелепин, Семичастный, Подгорный, Косыгин — считали временной фигурой.

И в страшном сне они не могли представить, что эта временная фигура обыграет в конце концов всех и будет править Советским Союзом восемнадцать лет. В двадцатом веке — это второй по длительности срок после правления Сталина.

 

Дворцовые тайны времен Леонида Ильича Брежнева

В начале шестьдесят четвертого года именно Брежнев вместе с Александром Шелепиным — «железным Шуриком», как звали его тогдашние обитатели кремлевских коридоров, возглавил заговор против Хрущева.

Даже Владимира Семичастного — председателя КГБ, ближайшего приятеля Шелепина и его соратника еще по комсомолу, в планы смещения Хрущева посвятили не сразу.

Говорит генерал-полковник Владимир Ефимович Семичастный: «В начале 64-го года Шелепин сказал так доверительно. Он прямо предупредил, что, вероятно, с тобой будет какой-то официальный разговор, поэтому я с тобой не говорил ни о чем, ты ни о чем не слышал. Ну, он мне дал понять о том, что идет в кругах членов Политбюро и секретарей ЦК, кандидатов, то есть состав Президиума ЦК, кто входит, идет разговор о том, что Хрущев всем надоел и пора… Вот ты и имей в виду».

Через полтора месяца, весной, вновь на эту тему заговорил уже Брежнев, причем в своем кабинете.

Владимир Семичастный: «Брежнев меня отозвал, вот примерно как это там и говорится, в кабинете, что ли, отозвал, из-за стола встал, в уголок отвел, значит, секретничать начал. И я… И он о том говорит, что вот так и так, как ты смотришь, если возникнет вопрос о смещении, об освобождении Хрущева? В общем, у большинства членов Политбюро складывается такая точка зрения».

Рисковал ли Брежнев в тот момент?

Да, и очень сильно.

Тайна, которую знают двое, уже не тайна. Тем более в Кремле, тем более тогда, когда вся система была выстроена так, что к власти можно было прийти лишь в результате интриг, компромиссов и сложнейших комбинаций.

Раскрыв свои карты, Брежнев наверняка чувствовал себя неуютно, оставаясь в полной неизвестности, с кем после него будет говорить тайный собеседник и не сдаст ли он его уже за порогом кабинета.

Рассказывает Владимир Семичастный: «И вот начались тогда утечки уже, начали ползти слухи о том, что что-то готовится где-то, кто-то, разговоры… Воронов на одном из совещаний проговорился и, значит, стал говорить о том, что пора с Хрущевым кончать или что-то вроде того, что Хрущев надоел всем».

Настал момент, когда информация дошла и до Хрущева. Но никаких резких шагов он не успел сделать, а может быть, уже не смог сделать. Хотя его реакции боялись до последнего.

Владимир Семичастный: «Я пришел к Брежневу и сказал: или вы давайте решайте вопрос о проведении Пленума, или кончится это тем, что меня вызовет Хрущев, скажет, что существует антипартийная группа новая, и ты сидишь ушами хлопаешь, и, понимаете, у тебя под носом, вот здесь, творят безобразия, а ну-ка давай действуй. И что мне останется делать? Я вынужден буду принимать меры, и довольно решительные».

Обратим внимание, что пришел Семичастный не к Шелепину, а именно к Брежневу. Его лидерство в заговоре к тому моменту уже никто не оспаривал.

А может быть, Шелепину и Семичастному выгодно было выдвинуть тогда Брежнева на первый план.

Вдруг все провалится?

К тому же они не сомневались, что в случае успеха через короткое время смогут быстро устранить и самого Брежнева.

Об октябрьских днях 1964 года написаны десятки книг, да и мы в одной из серий «Кремля 9» подробно рассказывали о последних днях пребывания Хрущева у власти. Напомним лишь, что звонил ему в Пицунду с просьбой приехать в Москву как раз Брежнев как второй человек в государстве и самый близкий соратник.

Звонил из квартиры на Кутузовском проспекте, где собрались Подгорный, Суслов, Полянский, Шелепин и Семичастный.

Когда на следующий день, 13 октября, в полдень, Хрущев сходил с трапа самолета во Внукове, шансов у него не было никаких.

Брежнев подготовил свой приход тщательно и профессионально, по всем правилам высшего партийного искусства.

Нервничал ли Брежнев в те дни?

Конечно, и очень сильно. В первую же ночь после смещения Хрущева он отдал не требующий пояснений приказ начальнику личной охраны Ребенко.

Рассказывает генерал-майор, заместитель начальника личной охраны Брежнева Владимир Тимофеевич Медведев: «Леонид Ильич, приехав домой, сказал, вызвал Ребенко и сказал: «Ты, говорит, на всякий случай сегодня возьми автомат и побудь в подъезде дома, не ночуй там у себя в кровати, а побудь в подъезде дома». Он не решался спросить, почему и так далее. Он говорит: «Вопросов никаких не задавай, вот сделай, выполни это для меня, и все будет нормально».

Ответ на вопрос, кого больше боялся в ту ночь Брежнев — сторонников Хрущева или подчиненных шефа КГБ Семичастного, — знал только сам Леонид Ильич.

Как известно, легитимное избрание первого лица в партии могло произойти лишь на съезде, который собирался раз в четыре года. В 1964 году до очередного, XXIII съезда оставалось еще два года.

И, похоже, группа Шелепина не сомневалась, что этих двух лет им хватит, чтобы подготовить избрание своего человека. С Брежневым они особо не церемонились. Чего стоит рассказ Семичастного о том, как примерно через полгода после ухода Хрущева в отставку Владимир Ефимович пришел к Леониду Ильичу с жестким, необычным предложением — пореже ездить на охоту и сообщать об этом в прессе. Мол, это вызывает недовольство в партии и народе.

Тогда Брежнев разговор замял, но все запомнил.

На охоту ездить продолжал регулярно. Это была его основная страсть. A как опытный охотник, он умел долго и тщательно готовить основной выстрел.

О том, что Брежнев — фигура у власти временная, писала в те дни и западная пресса. Вывод такой они делали, анализируя кремлевскую расстановку сил.

Ключевые посты в силовом блоке занимали люди Шелепина: КГБ возглавлял Семичастный, МВД — Тикунов, Девятое управление, охранявшее первых лиц, — генерал Чекалов.

Но главное, у «железного Шурика» — Шелепина было много сторонников среди высшей партийной элиты.

Вот за ее голосами и повел в первую очередь охоту обаятельный и энергичный в те годы Леонид Брежнев. Он прекрасно знал человеческую натуру и человеческие слабости.

Первые секретари обкомов, которые определяли жизнь страны, все еще хорошо помнили стиль и Хрущева, и Сталина. Разумеется, они отметили способность первого лица позвонить даже во время собственного отпуска, по-товарищески поинтересоваться видами на урожай, обстановкой в регионе, а также здоровьем жены и детей.

Это было непривычно и очень привлекательно.

Надо ли удивляться, что в шестьдесят шестом на XXIII съезде большинство из них подтвердили полномочия Брежнева.

С этого момента борьба за власть в Кремле вступила в решающую фазу. Группе Шелепина оставалось быть на самом верху меньше года.

Улыбчивый, чернобровый, энергичный, тогда еще совсем не старый, новый лидер во второй половине шестидесятых все больше завоевывал популярность в стране. И очень умело ею пользовался для укрепления личных позиций в Кремле.

С популярностью Брежнева в те годы мог соперничать разве что председатель Совета Министров Алексей Косыгин.

Ни председатель Президиума Верховного Совета Подгорный, ни все более уходящий в тень Шелепин — соратники по перевороту в шестьдесят четвертом — в середине шестьдесят седьмого сравниться с Брежневым уже не могли.

Именно с Брежневым народ связывал последние очень популярные решения власти: переход на пятидневную рабочую неделю, повышение заработной платы, снижение пенсионного возраста у мужчин до 60 лет, у женщин до 55 лет, отмену трудодней и оплату в рублях труда колхозников.

Все это было, что называется, на виду.

Но не менее точно действовал Брежнев и под кремлевским ковром, где продолжалась знаменитая схватка бульдогов.

Он ударил туда, куда и должен был ударить. По силовому блоку. В советской системе существовали очень громкие и важные должности, но почти не влияющие на расстановку сил в Кремле.

К примеру — министр иностранных дел.

А вот должности министров обороны и МВД, председателя КГБ и главы партийного аппарата интересовали Брежнева в первую очередь.

С них он и начал, когда почувствовал достаточно сил.

Первую атаку на министра внутренних дел Тикунова Шелепин и Семичастный отбили, вторую уже не смогли.

Министром становится давний друг Леонида Ильича Николай Щелоков.

Для того чтобы понять важность этого назначения, необходимо заглянуть немного вперед, в самый конец брежневского правления. Несмотря на ужасное состояние здоровья, Брежнев продолжал зорко следить за своим окружением, особенно за Андроповым, возглавлявшим мощнейшую спецслужбу. Именно Щелоков и его МВД стали к тому времени главным препятствием на пути ведомства Андропова к полному контролю ситуации в стране.

О взаимной ненависти Щелокова и Андропова все знали уже в 70-х. К тому же в замах у Щелокова в то время ходил зять Брежнева Юрий Чурбанов. А ведь один из основных ударов Андропов, готовясь к уходу Брежнева, нанес именно по паре Галина Брежнева — Юрий Чурбанов.

Понятно, что в шестьдесят седьмом при назначении Щелокова предвидеть подобное Брежнев не мог, но это решение говорит о том, насколько глубоко он знал механизмы работы советской властной вертикали.

Еще одна важнейшая составляющая этой вертикали — Министерство обороны.

За армию и ее министра Брежнев с определенного момента был спокоен. 31 марта 1967 года умер ставленник Хрущева — Родион Малиновский. Вместо него Брежнев сразу же назначил министром обороны Андрея Гречко, давнего друга. Дружили они еще со времен войны.

Кстати, уже после ухода Брежнева из жизни над этой его манерой — назначать на ключевые посты друзей и близких знакомых молодости — многие смеялись.

А зря.

Идейный соратник рано или поздно способен предать; близкий друг, человек, что называется, из ребра — никогда.

Не потому ли 18 лет его правления на место больного Брежнева никто не претендовал, даже в последние годы, когда он был сильно болен.

И понятно, почему тогда, в 1967 году, партаппарат взял под контроль еще один давний друг Брежнева Константин Черненко.

На своем посту из группы Шелепина оставался лишь председатель КГБ Семичастный.

Учитывая специфику ведомства, которое он возглавлял, удар готовили втайне и нанесли предельно резко.

Как в восточных единоборствах.

В повестке дня того заседания Политбюро весной шестьдесят седьмого вопрос о председателе КГБ не значился. Поэтому, прибыв в Кремль, Семичастный ни о чем не подозревал. Не насторожило даже отсутствие его сторонников и покровителей: Шелепина и Воронова.

Что-то понимать Семичастный начал лишь в тот момент, когда Брежнев, проводивший заседание, попросил задержаться его и членов Политбюро. И, не давая опомниться, сообщил, что есть решение о переводе шефа КГБ на другую работу и назначении председателем КГБ секретаря ЦК Юрия Андропова.

Была найдена и соответствующая формулировка: чтобы приблизить КГБ к ЦК.

По воспоминаниям самого Семичастного, среагировал он резко:

— А я что, был далеко от ЦК?!

Это был неприкрытый намек Брежневу на недавнее партнерство во время отстранения Хрущева.

«Нет, нет, все было нормально, но решение принято, и пора заканчивать заседание».

Семичастный был ошеломлен и взбешен, но понимал, что возможности возражать у него в тот момент были сильно ограниченны.

Одна история со Светланой Аллилуевой чего стоит.

Накануне пятидесятилетнего юбилея Октябрьской революции мир получил невиданный политический скандал. Дочь Сталина — Светлана — его любимая Сетанка — сбежала за границу. Не захотела жить в стране, система в которой на девяносто процентов была создана ее отцом. Система жизни, власти, взаимоотношений. Причем уехала Сетанка не в Китай, Югославию или Австралию, а транзитом через Индию прямиком в США. В логово главного идеологического противника.

Ведомство Семичастного этот побег прозевало, а опытный Владимир Ефимович хорошо понимал, что при определенных усилиях недоброжелателей такой скандал может окончиться не только устранением с должности шефа КГБ, но и вообще вылетом из системы номенклатуры.

Короче говоря, в тот день Брежнев вновь сработал виртуозно.

А через три месяца на очередном Пленуме ЦК с должности секретаря был снят главный его соперник — Александр Шелепин.

Именно тогда, летом — осенью шестьдесят седьмого, и началась настоящая эпоха Брежнева.

Впереди были несколько лет активной и плодотворной работы, потом был резкий слом, связанный с потерей здоровья, и, наконец, последние шесть лет, вспоминать о которых многим из его окружения стыдно и больно до сих пор.

До января 1969 года охраны в нынешнем понимании этого слова у первых лиц Советского Союза не было. По городу Генеральный секретарь передвигался в сопровождении двух, а часто и одного прикрепленного.

Все изменилось после знаменитого покушения лейтенанта Ильина у Боровицких ворот.

Тогда Брежнева спасло лишь то, что Ильин перепутал машину и открыл стрельбу по автомобилю, в котором сидели космонавты Николаев, Терешкова, Леонов и Береговой. Одна из пуль смертельно ранила водителя Илью Жаркова. Видимо, из-за неординарности произошедшего, а также недавно закончившейся схватки не на жизнь, а на смерть с группой Шелепина допрашивать Ильина отправился сам председатель КГБ Андропов.

Одной из главных задач следствия было выяснение, стоял ли кто-то за спиной Ильина.

Очень скоро ведомство Андропова убедилось, вернее, убедило всех, что действовал психически неуравновешенный террорист-одиночка, но происшествие у Боровицких ворот заставило кардинально изменить систему охраны высшего руководства Советского Союза.

Рассказывает Владимир Медведев: «Мы где-то с апреля уже начали ездить «на хвосте», как у нас говорят. На хвостовой машине уже непосредственно по три человека, это выездная охрана. Начальник выездной охраны, два человека — рядовые сотрудники. Вот я был вначале как рядовой сотрудник выездной охраны. Сказать, что Леонид Ильич с каждым из нас беседовал, я не могу».

В тот год Леониду Брежневу исполнилось шестьдесят три. Это был деятельный, веселый, в чем-то даже бесшабашный человек. Во всяком случае, охране своей он доставлял хлопот как никто в тогдашнем Политбюро.

Чего стоят знаменитые брежневские заплывы в море. Его мало волновали температура воды, стенания доктора, обязанного плыть рядом, а также уговоры охраны. Часто его останавливала лишь дрожь, начинавшая колотить сопровождение.

Владимир Медведев: «Как сейчас говорят, экстремальщик, это точно. Однажды еще такой случай был, связанный с плаванием. Мы тоже плыли от берега в море. И возвращались назад, а течение было от берега, и никак к берегу не приплывем. Ну, мы-то приплывем, а он плывет медленно. И течением относит.

И мы уплыли, я не знаю, с километр, наверное, вдоль берега, километра два, может. И вышли аж на городской пляж, на другой берег. И мы говорим: в лодку садись, а он: «Нет, я сам». И выплыл. Идет, еще утро, людей не так много. Встречался. Некоторые идут, мы проходим мимо, не обращали внимания, а некоторые идут так, раз, повернут лицо, Леонид Ильич ведь вроде: «Здрасьте, Леонид Ильич». — «Здравствуйте».

Пикантность ситуации заключалась еще и в том, что по общественным пляжам Генеральный секретарь шествовал в плавках.

Сказать, что Брежнев любил машины и скорость — это значит ничего не сказать. За руль он садился часто, и уж обязательно во время воскресных поездок на охоту в Завидово. Одному богу известно, сколько седых волос появилось у водителей и прикрепленных сотрудников охраны во время этих поездок.

Владимир Медведев: «Скорость была у него… Однажды мы работаем уже в выездной охране, у нас лопнул баллон. И его заменили, ну, чтобы не соврать, может, минута, может, меньше даже. И когда мы начали ехать за ним, то мы его уже практически не могли догнать до самого дома. Он вот эти 148 км до этого охотничьего хозяйства, он ездил иногда за 55 минут. Вот с такой скоростью».

А на работе в Кремле этот улыбчивый и вполне добродушный человек жесточайшей рукой продолжал выстраивать пирамиду личной власти.

Поставив во главе КГБ своего личного друга Андропова, который — и это мало кто знает — принимал активное участие еще в свержении Хрущева, Брежнев все сделал для того, чтобы контролировать… и друга Андропова.

Для этого замами Юрия Владимировича назначаются два ближайших Брежневу человека. Оба, что называется, из его ребра.

Родственник и давний друг еще по довоенному Днепродзержинску — Цинёв и старый друг по работе в Молдавии — Цвигун. Что интересно, Цвигун и Цинёв терпеть не могли друг друга. Этот клубок единомышленников во главе КГБ полностью устраивал лишь одного человека — Леонида Ильича Брежнева.

Такую же систему сдержек и противовесов он выстроил и в самом Политбюро.

На его заседаниях друг напротив друга сидели: председатель Совмина — Косыгин и председатель Президиума Верховного Совета — Подгорный. Это были два антипода, относящиеся друг к другу примерно так же, как Цвигун и Цинёв. Оба могли теоретически претендовать на роль лидера, и оба были повязаны по рукам и ногам. В замах у Косыгина, к примеру, ходили старый друг Брежнева Полянский и его днепропетровский товарищ Тихонов.

Наступит время, и Брежнев устранит вначале Подгорного, а затем и сверхпопулярного в народе Косыгина.

В фильме о Леониде Ильиче нам пришлось рассказать о двух Брежневых: до болезни и после. История семьи Брежневых тоже разделяется на два совершенно разных периода.

На стыке 60–70-х уже начинала «чудить» дочь Галина, стал выпивать и сын Юрий, но мало видящий их отец почти ни о чем не догадывался.

По праздникам, когда все собирались на даче, Леонид Ильич был по-настоящему счастлив.

Владимир Медведев: «На любой праздник приезжала семья. У него семья большая. У него брат Яков был, жена брата. Сестры, Виктория Петровна. Все приезжали. Было очень весело. Гуляли, сидели за столом, выпивали немножко вино. Было очень весело. Все дети были там. Дети, внуки. Все на даче присутствовали. И он в это время, я бы сказал, настолько был расслаблен, настолько был, как обычный человек, доволен жизнью, радостный».

Как мы уже сказали, выросшие дети уже давно жили своей жизнью. Неизвестно, как сложилась бы их судьба, живи они с отцом в одном доме.

В это трудно поверить, но до своей болезни к привилегиям и капризам близких Леонид Брежнев относился очень жестко.

Сотрудники дачи в Завидово вспоминают. Жена Брежнева Виктория Петровна обратилась к мужу с просьбой назначить на должность заместителя коменданта дачи — чисто хозяйственную должность — кого-нибудь из охраны. Мол, ему не надо долго входить в дела.

Реакция Брежнева была бурной.

«Охрана выделена мне и только мне!» — мы приводим самые мягкие слова, произнесенные им тогда.

Характерен был и случай с внуком.

Вспоминает Медведев: «Пошли мы с ним гулять по берегу вдоль моря и зашли, там был такой участочек, посаженные растения. Он увидел эти, бамбук, молодой бамбук рос, красивый, небольшой участочек посажен. Он зашел туда и давай рвать этот бамбук, то есть ломать. Я говорю: «Андрей, ты что делаешь, это же люди посадили, смотри, как красиво». А он: «А». Я не выдержал, схватил его за руку и по заду огрел. Он надулся и говорит: «Я дедушке все расскажу». Я говорю: «Ну, давай, рассказывай». На следующий день, этот день закончился, на следующий день выходит и опять меня ждет. Говорю: «Ну что, сказал дедушке?» Молчит. Отвернулся так, молчит. Я говорю: «Ну ладно, если не сказал, то молодец. Если сказал, то опять молодец. Дедушка бы тебе еще раз врезал».

Первый громкий звонок, связанный со здоровьем, прозвенел в шестьдесят восьмом, во время тяжелейших переговоров с чехословацкой делегацией накануне ввода войск.

Как рассказывал Косыгин, он вдруг почувствовал, что у Брежнева стал заплетаться язык, а через некоторое время Леонид Ильич опустил голову на стол.

Перепуганные помощники и охрана отнесли его в комнату отдыха, где примчавшиеся врачи сумели поставить точный диагноз — реакция слабой нервной системы на снотворное.

К тому моменту тщательно следящий за своим здоровьем Брежнев, в одночасье бросивший курить, как только об этом попросили врачи, уже начал попадать в зависимость от снотворных препаратов.

Началось все с того, что из-за многолетней колоссальной нагрузки у него стал пропадать сон.

В такие ночи Брежнев злился, не мог нормально отдохнуть и в конце концов попробовал принимать снотворное — одну-две таблетки.

Вначале.

Потом все больше и больше.

Наступит момент, когда проблема таблеток для Генерального секретаря выйдет на уровень Политбюро, а пока ни врачи, ни охрана, ни соратники по Политбюро ничего не подозревали.

Однако сотрудники охраны уже в 1969 году во время очередного заплыва на море обратили внимание на странную шутку, обращенную к доктору:

— Сейчас я тебя утоплю! — смеясь, крикнул Брежнев.

— Не надо, — жалостливо, в тон Генеральному, ответствовал врач.

— А ноксирон дашь?

— Дам, дам, только не топите.

Тогда охрана еще не знала, что такое ноксирон, нембутал и прочие препараты. Она не подозревала, что скоро выучит все эти названия наизусть и будет делать все, чтобы ограничить их прием Генеральным секретарем ЦК КПСС, который был тяжело болен и разрушался буквально на глазах.

К 1974 году Брежнев бесповоротно выиграет борьбу за власть. И надо же такому случиться — именно в этот момент сломается окончательно.

Не догадываясь о серьезности и необратимости изменений здоровья Брежнева, охрана и ближайшее окружение все чаще стали попадать в форс-мажорные ситуации. Одна из них случилась во время визита во Францию. В резиденции во время утреннего туалета начальник охраны Ребенко обратил внимание, что Брежнев долго не выходит из ванной комнаты.

Владимир Медведев: «Мы подошли к двери. Дверь мощная такая была, слышно не очень, даже может совсем. Слышим, вода не течет. Слышно, что не течет. Вот. Александр Яковлевич говорит: «Володя, надо выбивать дверь». Я говорю: «А как же, а вдруг он, так сказать…» Он — нет. Надо выбивать дверь. Ну надо, так надо. Так сказать поднажавшись. Но надо было дверь так выбить, чтобы она не упала вовнутрь. В общем, мы сорвали ее с петель и успели подхватить. И что очень хорошо, что успели. Потому что Леонид Ильич практически был на полу, вот. Мы его… дверь отложили в сторону, быстренько к нему подошли, начали его трясти за плечо. Он пришел в себя, поднял голову и говорит: «Что со мной случилось?» Мы говорим: «Вот так и так».

В тот раз, как, впрочем, и в большинстве подобных случаев, Брежнев после серии уколов сумеет собраться и отправиться на встречу с президентом Франции. О том, что случилось в резиденции, по его внешнему виду догадаться было невозможно.

До поры до времени.

Пройдет немного времени, и больной и мало уже что соображающий он станет заложником той системы власти, системы сдержек и противовесов, которую сам же с таким упорством и создавал.

Придет беда и в его семью.

Впрочем, об этом, о таблетках-пустышках, о взятках, трагедии в Ташкенте, ускорившей смерть Брежнева, мы рассказали в следующем фильме сериала «Кремль 9».

Придя к власти в 1964 году, сначала выстроив, а затем и отстроив ее механизм, Леонид Ильич Брежнев мог бы спокойно наслаждаться плодами своего труда, если бы не одно обстоятельство.

Его здоровье.

Все началось в конце шестидесятых. Первые приступы болезни особой тревоги у врачей не вызвали.

«Реакция слабой нервной системы на прием снотворного» — именно такой необычный диагноз поставили врачи, когда во время переговоров с чехословацкой делегацией накануне ввода войск в эту страну Брежнев внезапно потерял сознание.

Как потом выяснилось, колоссальная многолетняя нервная нагрузка привела к тому, что у Брежнева пропал сон. Вот тогда он и начал принимать снотворное. Поначалу немного. Одну-две таблетки.

Рассказывает генерал-майор Владимир Медведев: «Он не мог уснуть, он вертелся, крутился, он читал. Он занимался чем угодно, но, когда ложился спать, он не мог уснуть. И это для него было пыткой. Потому что целый день в таком напряжении, голова, в напряжении всех нервов. И он еще не спит, не отдыхает, у него ни мозг не отдыхал, ничего».

Видимо, из-за своего характера к здоровью Брежнев относился очень неровно. Когда что-то начинало сильно болеть, он собирал врачей, внимательно слушал, а потом выполнял все их рекомендации. Но стоило болезни отступить, он тут же обо всем забывал. И продолжал вести прежний образ жизни: с охотой, застольями и лихими поездками на машинах. Его бесшабашный характер как нельзя лучше просматривается в истории, приключившейся в ФРГ в начале семидесятых.

Германский канцлер, зная о слабости Брежнева к машинам, преподнес ему в подарок роскошный «Мерседес». Немецкие специалисты тут же на месте стали объяснять новому хозяину, где какие кнопки, переключатели и педали. Дело происходило у входа в резиденцию, Брежнев долго и внимательно слушал, а затем внезапно сел в машину и нажал на газ.

Владимир Медведев: «А он как дал по дороге и вперед. Проскочил. Начальник охраны, мы все. Там она дорога вдоль горы эта. И уехал, и только его остановили на выезде уже с этой территории. Ворота закрыты, не стали, там, команду дали, чтобы не открывали ворота, шлагбаум не поднимали. Он там остановился. Остановился, там подскочили, показали ему, как надо назад. Он развернулся, приехал снова туда, на дачу. Вот такой случай был. Смеется, доволен ужасно».

Характерна для Брежнева и история с прекращением курения по настоятельной рекомендации врачей. Обеспокоенные резким ухудшением здоровья Генсека, они сумели в конце концов уговорить его бросить курить, несмотря на многолетний курительный стаж.

Рассказывает Михаил Титков — генерал-майор КГБ СССР: «В зале, где должно было происходить совещание, на столе, как обычно, положили сигареты его любимые «Новость» и другие сигареты. Он вошел, посмотрел на все это, взял пачку сигарет и говорит: «Вот я вам всем говорю, это последний раз я держу в руке сигареты. С сегодняшнего дня я больше не курю».

С этого дня у охраны появилась еще одна обязанность: тоскующий по табачному дыму Брежнев во время поездок в машине закрывал окна и просил своих охранников — Ребенко и Медведева покурить. Так и ехали от Заречья до Кремля. Когда подъезжали к кремлевскому подъезду и открывали дверцу машины, дым оттуда частенько валил как при небольшом пожаре.

Нечто подобное происходило и ночью на даче в Заречье.

Плохо спавший Брежнев один-два раза за ночь звонил Медведеву и просил прийти покурить. Часто подобную же просьбу он высказывал и во время плавания в бассейне. Вдруг подплывал к бортику все с тем же пожеланием:

— Закури…

Некую комичность ситуация приобретала во время посещения хоккейных матчей. Многие помнят знаменитые объявления диктора во Дворце спорте о запрете курения.

Титков: «И представляете, такая ситуация: ложа вся на виду, это идет объявление, что «у нас не курят», а Медведев сидит и сигарету, значит, потягивает, дым пускает. Леонид Ильич услышал это объявление, оборачивается, он всех звал по именам: «Володя, ты почему нарушаешь и не слушаешь вот, что здесь объявляют, что это за безобразие?»

Естественно, что Медведев или тот, кто его заменял в этот раз, сигарету тут же гасил, хотя догадывался, что последует далее.

Титков: «…А через минуту Леонид Ильич: «Ну, давай, никто не видит, давай, закуривай снова».

Окончательно сломался Брежнев неожиданно и за очень короткий промежуток времени.

Организм, попадавший все в большую зависимость от приема снотворных, давал сбои все чаще и чаще. Настал момент, когда именно пошатнувшееся здоровье Генерального секретаря подтолкнуло некоторых из его ближайшего окружения попытаться разыграть эту карту в борьбе за власть.

По воспоминаниям начальника Четвертого управления Минздрава Евгения Чазова, до поры до времени полной информацией о здоровье главы государства располагал лишь председатель КГБ Юрий Андропов. Получал он ее напрямую от Чазова.

И хранил в тайне, пока мог.

Сам Андропов еще не чувствовал силы выиграть борьбу за трон, а давать повод все той же группе Шелепина, Косыгину или Подгорному не хотел.

Особенно он опасался активизации Подгорного. У крайне амбициозного Николая Подгорного обида на Брежнева копилась давно. После свержения Хрущева он явно рассчитывал на большее, чем пост председателя Президиума Верховного Совета — почетный, но мало что значащий в советской системе власти. Когда информация о резком ухудшении здоровья Брежнева стала просачиваться к членам Политбюро, первым активизировался именно Подгорный.

К тому моменту у Брежнева все чаще стали возникать астенические, депрессивные состояния с нарастающей мышечной слабостью, доходящие до прострации.

Во время очередного приступа к помещенному в больницу на улице Грановского Леониду Ильичу вдруг приехал старый друг и товарищ Николай Подгорный.

Такого не было никогда.

Стало понятно, что Подгорный решил собственными глазами увидеть неработоспособного Генсека, а потом сочувственно рассказать об этом на Политбюро. Визит председателя Президиума Верховного Совета СССР закончился тем, что в палату его не пустили.

Об этом странном посещении тут же было доложено Андропову, а тот, в свою очередь, позвонил Суслову и сообщил ему о состоянии здоровья Брежнева, на что Суслов ответил сердобольной и крайне циничной фразой: «Хорошо, если бы Леонид Ильич смог выступить на каком-нибудь совещании».

Вот так и стал сломавшийся Брежнев заложником системы сдержек и противовесов, которую сам и создал. Хотя многое, конечно же, шло от характера. Бодриться он продолжал до самой смерти. Власть любил, а прогибаться перед обстоятельствами — нет.

Вот и держался до конца, тем более после того, как, поставив вопрос о своей отставке, получил бурную отрицательную реакцию товарищей по партии.

Отметим: запредельно циничную реакцию.

Владимир Медведев: «В семьдесят шестом он уже начал говорить о том, чтобы уйти с этого поста. Он разговаривал с Викторией Петровной, это мы слышали, это я слышал лично. Вот он за ужином однажды ей сказал, пожаловался на то, что он плохо себя чувствует в плане отдыха и прочего, и говорит: «Видимо, мне надо попросить товарищей, чтобы меня сменил кто-то. Я тяжело себя чувствую, и руководить страной мне тяжело».

Это был не просто сиюминутный порыв. Брежнев действительно поставил на Политбюро вопрос о своей отставке. Реакция была абсолютно предсказуема. Общее мнение ярко и доходчиво выразил все тот же Андропов.

Владимир Медведев: «Выступил Андропов и сказал: «Леонид Ильич, вы наше знамя, вы можете находиться на даче, работать на даче, можете на работу даже не ездить, но вы должны находиться на посту Генерального секретаря».

Впрочем, эти временные слабости не мешали Брежневу продолжать использовать весь свой опыт в устранении тех, кто без его ведома думал о лидерстве в стране. Он не забыл Подгорному странный визит в больницу. И хотя в тот момент сам ничего не понимал и не видел, товарищи по Политбюро нашли возможность доложить все так, как было на самом деле.

Летом 1976 года на очередном XXV съезде КПСС по традиции членов Политбюро избирали и переизбирали единогласно. Все решения принимались еще до съезда. Каково же было удивление непосвященных, когда Подгорный и еще один член Политбюро — Полянский получили неприлично много голосов против.

Всем все стало ясно: дни Подгорного и Полянского сочтены. Так оно и произошло. Через год, в июле семьдесят седьмого, председателем Президиума избирают… Леонида Ильича Брежнева. А ведь совсем недавно он ставил вопрос о своей отставке.

С Подгорным все понятно, а чем же не угодил Полянский?

Он позволил себе возмутиться ролью простой медсестры в истории огромной мировой державы. Прорвало его после очередной поездки на охоту в Завидово. Как всегда, по окончании самой охоты все сели за стол. Каково же было удивление Полянского, когда вместе с членами Политбюро за столом по приглашению Брежнева оказалась и медсестра Нина Александровна. Мало того, в ее присутствии Брежнев не постеснялся заговорить о секретных государственных делах.

Уже в Москве Полянский позволил себе возмутиться этой странной привязанностью Генерального секретаря. И с этого момента он был обречен. Дело в том, что к тому времени проблемой влияния этой медсестры на Брежнева уже занималось руководство КГБ. Причем до поры до времени безуспешно. Все началось в тот момент, когда Брежнев начал все больше и больше попадать в зависимость от приема снотворных препаратов, причем доза постепенно увеличивалась.

Владимир Медведев: «Вопрос действительно встал у руководства комитета, у членов Политбюро о том, что они видят, что, в общем-то, Леонид Ильич ненормально себя чувствует и ведет. Начали разговор об этом. Это не скрывалось ни от кого. Он на Политбюро спрашивал у коллег, кто пользуется каким снотворным. Просил у них: «А вы дайте мне пару таблеток, я посмотрю, как они действуют». У одного, у второго, у третьего».

Итак, Брежнев перешел грань допустимого. А поспособствовали этому два человека: личный врач Родионов и та самая медсестра. Родионов, будучи человеком с ленцой, вообще вел себя необычно для своего высокого положения. Посреди рабочего дня мог уехать и пропасть.

Владимир Медведев: «Он, уезжая, говорил: «Я у бабушки». Потом Леонид Ильич спрашивает, мы говорим: «Он сказал, что у бабушки», то есть бабушки Леонида Ильича. А так он сказал однажды, куда поехал, Леонид Ильич взял и позвонил туда. Его там не было. Он взбучку ему так устроил. Но тем не менее, может, недельку все было нормально, а потом опять стал уезжать. А уезжая, он давал снотворные эти Нине Александровне, и она уже сама распределяла, куда сколько надо дать».

Вот так и жили. В свою очередь, медсестра, к которой Брежнев привязывался все больше, тоже решала свои локальные задачи, иногда за счет здоровья Генерального секретаря ЦК КПСС. Охрана стала подозревать, что медсестра не ограничивается тем количеством таблеток, что передает ей лечащий врач.

Владимир Медведев: «Может быть, она давала, чтобы он подольше поспал. И так, в общем-то, и было. Она уходила, говорила нам, что ей куда-то надо. Мы не знали, куда, может, она и у Леонида Ильича отпрашивалась порой. Поэтому она вела себя очень спокойно».

Спокойная Нина Александровна так же спокойно решила все свои проблемы. Получила трехкомнатную квартиру в престижном доме ЦК КПСС, помогла быстрому карьерному взлету мужа-пограничника: от капитана до генерала, обеспечила независимое материальное положение семьи.

Кстати, по странному стечению обстоятельств муж-пограничник погибнет в автомобильной катастрофе в восемьдесят втором, в год смерти Брежнева, а тогда Нина Александровна спокойно пользовалась шансом, предоставленным ей судьбой, вернее, личной симпатией всесильного Леонида Брежнева.

Вопрос об устранении из окружения Брежнева симпатичной медсестры вставал все острее.

Генсек разрушался на глазах, и в конце концов Андропов и Чазов решились. Вначале Чазов попытался поговорить с женой Брежнева Викторией Петровной. Ее реакция Чазова ошеломила: «Вы врачи, вы и разбирайтесь, а я портить отношения с мужем не хочу».

Накричал на Чазова и сам Брежнев. И вот тогда была разработана целая операция по устранению Нины Александровны. Постепенно стали сокращать время общения Брежнева и медсестры. Ему говорили разное: то муж заболел, то ребенок, то еще что-то. Настал момент, когда работавший с Брежневым с тридцать восьмого года и знавший его досконально начальник личной охраны Ребенко нажал на болевую точку.

Владимир Медведев: «По-моему, он сказал о том, что она распространяет слухи о Леониде Ильиче, о его положении и его состоянии и так далее. Может, этого и не было, я не знаю, но вот это было, он очень не любил этого».

Почувствовав неладное, Нина Александровна попыталась разрешить проблему. Однажды, будучи на дежурстве, она решила подойти к Леониду Ильичу, который гулял на улице.

Владимир Медведев: «И ее быстренько Александр Яковлевич оттер, отвел в сторону, не дав возможности Леониду Ильичу ее увидеть. И после этого, обратившись к Леониду Ильичу, сказал, что, Леонид Ильич, можно ли, ну, у Нины Александровны там что-то в доме не в порядке, что-то со здоровьем, она одна работала, можно ее заменить? Леонид Ильич говорит: «Раз такое дело, конечно, замените».

Вот так и добились, чтобы Генсек постепенно забыл о своей привязанности. Но проблема приема снотворных таблеток сразу исчезнуть не могла. Настал момент, когда центральная нервная система Брежнева изменилась настолько, что даже обычные успокаивающие средства являлись для него сильнодействующими препаратами. О проблеме уже знало все Политбюро. Он изводил своих друзей просьбами дать снотворное. Многие, такие, как Черненко и Тихонов, помогали.

Как можно отказать другу?

Некоторые, такие, как Андропов, выходили из положения с помощью пустышек, которые он приказал специально изготавливать. А тут еще врачи на вопрос Брежнева: «А усиливает ли действие таблеток водка?» — опрометчиво ответили: «Да».

Остановился Брежнев на белорусской «Зубровке», которую попробовал в Беловежской Пуще.

Все та же роковая Беловежская Пуща.

Владимир Медведев: «И он стал, сказал нам, чтобы мы эту «Зубровку» имели всегда и наливали ему к обеду. Чтобы мы наливали. Но мы уже пришли к мнению, вот так поговорив между собой, мы эту «Зубровку» стали разбавлять водой. Полбутылки выливали этой «Зубровки» в другую бутылку, а доливали туда воды, чтобы его удержать от этого. Потому что таблетки, да еще и алкоголь. Это было для нас очень плохо. Куда мы ни приезжали, мы заходили на кухню. Там на нас все смотрели, такие глаза расширенные, чем мы занимаемся. А мы разбавляли эту «Зубровку». И мы незаметно ставили ее на стол во время приемов. Больших приемов».

Постепенно и о «Зубровке» Брежнев заговорил в том плане, что не действует. Что это за «Зубровка» такая?

Владимир Медведев: «А если бы он попробовал вот так где-то на приеме «Зубровки» настоящей, я не знаю, что бы он сделал с нами, узнав о том, что мы разводим эту «Зубровку». Вот такие дела».

Как ни старалось скрыть окружение Брежнева тот факт, что он недееспособен, во второй половине семидесятых это стало ясно всем: и в стране, и за рубежом. На глазах у все понимающих людей началась вакханалия под названием «культ личности Брежнева».

Дряхлеющие вместе с ним соратники — чего стоит одно падение с лестницы Тихонова во время визита в Польшу — вешали на уже ничего не понимающего «дорогого Леонида Ильича» одну награду за другой. Славословили так, что вместе с Генсеком становились посмешищем перед всем миром.

Все это происходило на фоне резкого ухудшения экономической ситуации в стране.

Стремительно пустели полки продовольственных магазинов, за самыми обычными продуктами: колбасой, маслом, яйцами — выстраивались колоссальные очереди, особенно в провинции.

На этом фоне в 1979 году Советский Союз ввязывается в афганскую авантюру. В ответ — экономическое эмбарго западных стран. В 1981 году нормы потребления мяса в СССР были определены в 2 кг на душу населения.

Практически ничего.

Хуже, чем в войну. Понимал ли Брежнев, в каком положении находится он сам и страна? Как говорят близко его знавшие — да, понимал. В минуты просветления несколько раз вновь заводил разговор об отставке. Но быстро уступал окружению и продолжал жить своей странной жизнью, состоящей из десяти-двенадцати часов сна, плавания в бассейне и редких приемов делегаций, коротких, по два часа заседаний Политбюро один раз в неделю, поездок на любимый хоккей и обожаемую охоту. Домой возвращался, как правило, перед программой «Время». На ужин обязательно приглашал прикрепленного. Так и сидели втроем, разговаривали, потом смотрели «Время», и Брежнев поднимался в спальню. Дети и внуки приезжали редко, но Брежневу хватало общества жены и прикрепленного. Он вообще очень нежно относился к своей жене.

Владимир Медведев: «Он так беспокоился за ее здоровье, за здоровье Виктории Петровны. Она лет пятнадцать-двадцать болела сахарным диабетом, и часто у нее случались приступы, и он настолько переживал. Это была пара идеальная по человеческим меркам. Он постоянно заботился о ней, постоянно спрашивал, постоянно интересовался, у нас спрашивал, как она, постоянно ей звонил, как она себя чувствует».

Во время ужинов обсуждалось и личное, даже такой деликатный вопрос, как дикция Генерального секретаря ЦК КПСС. В тот момент эта проблема перешла уже в политическую плоскость, чего стоят одни анекдоты, гулявшие по стране.

Владимир Медведев: «Находясь за ужином с ним, Виктория Петровна, она в этом плане молодец, она ему прямо говорила: Леня, вот у тебя дикция такая уже пошатнувшаяся, не та, что была раньше. В этом плане, в отношении дикции, он сам понимал и спрашивал врачей, как ему изменить эту дикцию, наладить разговорную речь. Ему даже врачи говорили, какие слова он слабо выговаривал — «социализм» и «политический». И он ходил, будучи на даче, он ходил и про себя шептал».

С определенного момента и любая зарубежная поездка превращалась для окружающих Брежнева в мучение. Лидер великой державы мог отключиться в любой момент, как это произошло в ГДР в октябре семьдесят девятого. Накануне торжественного заседания в честь тридцатилетия образования ГДР Брежнев тайком от всех выпил большую дозу снотворного, а утром перед выездом, сидя в беседке, отключился на глазах у всех. Лишь благодаря усилиям врачей и огромной силе воли самого Брежнева его удалось привести в более-менее нормальное состояние. Но было принято решение: во время выступления на трибуне одного его не оставлять. Так и смотрел изумленный мир на Владимира Медведева, все выступление простоявшего за спиной Генсека.

Настало время, когда и любимая охота превратилась для Брежнева в почти недоступное удовольствие. Руки перестали удерживать ружье. Нужно было в последний раз перевернуть еще одну любимую страничку в жизни. А он упирался до последнего.

В 1979 году, находясь на вышке, Брежнев впервые не удержал карабин и прикладом в кровь разбил лицо. Врачи сделали примочки и наконец решились предложить закончить с охотой.

Владимир Медведев: «Но он смеялся над всеми и говорил: «Мы еще поживем, мы еще поохотимся».

На следующий день в воскресенье мы опять поехали на охоту. И, подъезжая, проезжая мимо поля, мы увидели, что на поле находятся кабаны. Он остановил машину, открыл дверцу. Это делал он неоднократно, положил ружье на эту дверцу и начал целиться в бегущего кабана. Они увидели нас и побежали. Он начал целиться вот в этого кабана. И старался поудобнее на эту дверь облокотиться. Получилось так, что он одной рукой держит ружье, а другой рукой за машину. Чтобы не вывалиться из машины, держится. Вроде бы все в порядке, нажал, а ружье к плечу сильно не прижал. И прицелом ему вообще вокруг глаза все разбило. У него рванула такая, полилась такая кровь, что не знали, что делать».

Самое интересное, что через два дня начинался официальный визит в Чехословакию. Тогда многие обратили внимание на странно загримированное лицо Леонида Брежнева. Неудивительно: раны кровоточили все дни визита.

К началу восьмидесятых большинство из обитателей кремлевских кабинетов уже знали: дни Генерального секретаря сочтены. Семидесятипятилетний Генсек угасал на глазах, продолжая оставаться заложником созданной им самим системы. Неудивительно, что раньше всех готовиться к уходу Брежнева начал шеф КГБ Юрий Андропов. Он все-таки был самым информированным человеком в стране.

Его команда начала издалека, с громких уголовных дел: «рыбного» дела магазина «Океан», а также дела директора Елисеевского гастронома Соколова, — ниточки от которых тянулись на самый верх, к ближайшему брежневскому окружению. Затем последовали узбекское дело, дело Медунова — любимца Брежнева и первого секретаря Краснодарского обкома.

Наконец настал момент, когда задели и дочь Генсека Галину.

Она никогда не отличалась спокойным нравом и поведением. О ее похождениях, мужьях, нарядах и бриллиантах уже давно судачила вся Москва. Галину Брежнев очень любил, и на все попытки доложить о похождениях дочери он реагировал очень бурно.

Владимир Медведев: «Докладывал ему Александр Яковлевич Ребенко по всем вопросам, касаемым семьи. Он был доверенным лицом у него, все вопросы докладывал однозначно. По всем вопросам. Иногда и получал за это. Что там, а почему вы не посмотрели, а почему вы недоглядели? Ребенко выходил такой насупленный. После этого начинался сыр-бор в наших рядах, чтобы мы смотрели, все это было довольно-таки временно».

Удар по Галине Брежневой Андропов нанес через ее очередное увлечение — тенора Большого театра Бориса Буряце.

Это был экстравагантный, слащаво-красивый молодой человек по прозвищу Боря-цыган. Любил носить норковую шубу и галстук с бриллиантовой булавкой, ездил на иномарке, жил в знаменитом актерском доме на улице Чехова. Галина его любила и, когда 29 января 1982 года к Буряце приехали с обыском, бросилась его выручать. Именно это и нужно было сотрудникам КГБ. Дело в том, что в качестве понятых были приглашены две соседки, старушки-актрисы. Более говорливую публику трудно придумать. Неудивительно, что о картинах, иконах, золоте, бриллиантах, наркотиках и примчавшейся Галине Брежневой на следующий день знала вся Москва. Что и требовалось доказать.

Здесь мы пока остановимся.

История прихода Андропова к власти, методы, которыми нейтрализовалось ближайшее окружение Брежнева, рассказ о последнем бое, который престарелый Генсек попытается дать Андропову, ждут вас впереди. Нам же сегодня осталось рассказать о последних днях человека по имени Леонид Брежнев.

Окончательно подорвала его здоровье трагедия в Ташкенте, которая случилась весной 1982 года во время посещения авиационного завода. Внезапное изменение программы визита не позволило охране обеспечить безопасность посещения одного из цехов. В результате огромная масса людей взобралась на леса, стоявшие вдоль самолета. В какой-то момент вся эта масса людей сдвинулась вслед за проходящим Брежневым, и леса не выдержали. Падающие доски, металлические конструкции и люди накрыли как раз ту часть цеха, где находился Брежнев.

Владимир Медведев: «Мы держали эти леса, после этого у меня плечи, руки, наверное, еще месяц болели, как я не вывернул эти руки, не знаю. Мы кричим: «Помогите нам держать эти леса!»

Все, кто вот тут, с этой стороны были, схватились за эти леса и стали поднимать. Подняли. Я вижу, что Леонид Ильич лежит. Рядом с ним лежит Володя Собаченков, наш прикрепленный, и у него из головы течет кровь, голову пробило. Леонид Ильич лежал, мы его стали поднимать. Врач говорит: «Только осторожней». Подняли, вытащили его оттуда, подняли, он за плечо держится, болит у него. Угол этих лесов ободрал ему ухо и ударился в ключицу, и ключица пополам. Александр Яковлевич Ребенко выхватил пистолет, как закричит: «Разойтись! Стрелять буду!»

Все отвалили в стороны. Мы срочно там кричим, вообще, что творилось невообразимое».

Сломанная ключица требовала операции, но из-за слабого сердца врачи решили оставить все как есть. Прямо из больницы по настоянию членов Политбюро Брежнев и отправился на демонстрацию 1 мая 1982 года. О плачевном состоянии Генсека, не способного поднять даже руку, после этой демонстрации заговорили с удвоенной силой.

Но и этого соратникам показалось мало.

Несмотря на возражения Брежнева, они настояли на его выступлении на майском Пленуме ЦК, приведя убийственный аргумент: «Это нужно для мировой общественности».

Это было чудовищное зрелище: с трудом держащийся на ногах Генсек не выговаривал половины слов…

Конец наступил через полгода. Последний раз Брежнев появился на публике 7 ноября 1982 года.

На параде.

Рука по-прежнему не работала, ключица так и не срослась. Ему бы лет за семь до этого уйти на пенсию, ездить на любимые хоккей и охоту, нянчить внуков, а он почему-то стоял на Мавзолее, окончательно потерявший здоровье, а главное, репутацию.

Жить ему оставалось чуть меньше 70 часов.

Утром 10 ноября офицеры охраны Владимир Собаченков и Владимир Медведев, как обычно, отправились будить Генерального секретаря на второй этаж дачи в Заречье.

Виктория Петровна проснулась в 7 часов и уже пила чай в столовой. Собаченков направился к окну раздвигать шторы, а Медведев взял за плечо лежащего на кровати Брежнева.

Владимир Медведев: «Толкаю: «Леонид Ильич, пора просыпаться». Он всегда очень быстро поднимал глаза, голову: «А, ребята, что?». Мы говорим: «Пора просыпаться». Всегда так было раньше. А в этот раз молчит. Я его опять за плечо: «Леонид Ильич!» Опять молчит. Пониже нагнулся, чувствую, он не дышит».

Как и положено, позвонили Андропову и Чазову и стали делать искусственное дыхание. Делали минут сорок.

Первым вслед за «Скорой» приехал Андропов.

Владимир Медведев: «Он пошел, заглянул и говорит: «Володя, подойди сюда». Я подошел. «Ну, расскажи, как было». Я ему это все рассказал. Он говорит: «Я пойду туда». Я его проводил, вниз спустился».

Через несколько дней Андропов станет Генеральным секретарем ЦК КПСС. Он осуществит мечту, к которой стремился последние несколько лет. Только счастья это Андропову уже не принесет, тем более что период его пребывания у власти станет самым коротким в России XX века. Но все это будет впереди, а тогда, 10 ноября, нужно было еще похоронить Леонида Брежнева. В морг тело сопровождал тот же Владимир Медведев: «Ехал с ним. У него по дороге развязались руки, я ему снова сложил, завязал. Подумал: «Все мы люди бренные. Такой властью обладал, а теперь лежит, живот шевелится, у него большой живот, и весь такой, ничем не скован, смертью». Он теплый был, просто как живой человек».

Вот так и закончилась жизнь балагура и весельчака, страстного охотника и галантного кавалера, политического игрока, правившего огромной страной восемнадцать лет, — Леонида Ильича Брежнева. Прожить последние годы так, как прожил он, не пожелаешь никому. На его примере лишний раз убеждаешься в правдивости слов о том, что главное в жизни — здоровье. Даже если власть твоя безгранична.

Вот так закончилась эпоха Брежнева…

Владимир Медведев: «Я вернулся на дачу туда. Уже собрались Ребенко, я, Геннадий Васильевич, Володя Собаченков. Сидим вот так, что-то так тихо, ни одного звонка, ничего. Ребенко, что ли, говорит: «Вот так вот, и конец. И ему конец, и нам в моральном отношении конец. Вот видите, сколько мы просидели здесь, и ни одного звонка».

Ведь кто-то мог бы, ведь никто не знал, что он умер, ближайшее только окружение, а звонков уже не было. Удивительное дело…»