Мы стоим перед плакатом, прилепленным к стене над звонком в коридоре.

— Есть еще, — до сих пор задыхаясь от беготни в саду, говорит Дэниел. — Один в комнате отдыха, другой — на лестничной площадке.

— Ну и дерьмо! — заявляет Джейк.

Как с языка снял. Вот, значит, что замышлял Эшли.

На плакате черным фломастером аккуратно прописаны печатные буквы:

«Открыта церковь!

Последняя комната на втором этаже,

возле крыла медсестер.

Ежедневно вечерняя служба. Начало в 19.30.

Здесь рады всем!»

Вокруг ровных букв — по-детски неуклюжие рисунки ангелов и крестов, а внизу стикер с надписью: «Сегодня мы помолимся об Эллори».

— Господи Иисусе, — говорю я, и Луис смеется над шуткой, которая получилась у меня без задней мысли.

— Может быть, теперь он перестанет молиться в спальне, — подает голос Том.

Я с ним согласен. Одна беда — Джейк явно насмехается над нами, из-за чего Эшли с его сраной набожностью бесят меня еще больше, чем обычно. Джо молчит. Его взгляд прикован к стикеру внизу плаката.

— А давайте посмотрим, — предлагает Уилл. Любопытства ему не занимать. Впрочем, как всегда.

На несколько минут все забывают о разногласиях. Мы поднимаемся по лестнице, оставляя за собой на старом дереве мокрые следы. Девочки молчат, но идут за нами. А чем еще тут заниматься?

— Сюда! — кричит Дэниел, как будто мы сами не знаем, куда идти.

В коридоре темно, но сквозь одну распахнутую дверь льется свет. Во время своих ночных прогулок я ни разу так далеко не заходил — слишком близко к комнатам медсестер. А Эшли молодец, помещение выбрал что надо. Даже Джейк не рискнет прийти сюда выбивать из него дурь. «Преподобному» надо будет только хорошенько крикнуть, чтобы привлечь чье-то внимание.

Мы все собираемся у двери, и Эшли суетливо тараторит:

— Проходите, проходите.

У меня нет ни малейшего желания переступать порог, но в комнату протискиваются Гарриет и Элеонора. За ними — Уилл с Луисом. Вместо кроватей здесь двенадцать стульев по три в ряд. Впереди стоит стол, накрытый простыней.

От перетаскивания мебели Эшли вспотел, но улыбается:

— Проходите! Здесь всем рады!

Кто-то смеется, и улыбка чуть-чуть увядает. Эшли делает вид, что занят бумажками, которые лежат на одном из стульев.

— Ты конченый кретин, — говорит Джейк. Дэниел заливается хохотом.

Я оглядываюсь и вижу в коридоре Клару. Кажется, церковь ей не по душе, но наше агрессивное поведение ей, похоже, нравится не больше. Может быть, пожив тут с недельку, она начнет нас понимать.

— Какое красивое окно! — восхищается Гарриет, глядя вверх.

Она права. Окно действительно красивое. Арочное, прямо в центре стены.

— Из-за него я и присмотрел эту комнату, — подхватывает Эшли. — Оно похоже на церковное. — На мгновение он затихает, а потом добавляет: — Если хочешь, можешь его разрисовать. Хозяйка возражать не будет.

— А вы с Хозяйкой, как я посмотрю, на короткой ноге, — ухмыляется Джейк. — Только это ничего не изменит.

Эшли молчит.

— Ты все равно дефективный, — встревает Дэниел. — Как и все остальные.

— Я знаю, — говорит Эшли.

— Да пошел он к черту, — выплевываю я в бешенстве. Эшли меня и правда бесит до белого каления, но он один из нас, из нашей спальни. — Будет сидеть тут сам со своими стульями. Вот и пусть сидит. Зато не будет ходить за нами хвостом.

Отворачиваюсь и ухожу. Том идет за мной.

— И то правда, пошел он к черту.

Все ясно. Я по-прежнему вожак в четвертой спальне.

Толпа у двери рассасывается. Все идут по своим делам. Уилл с Луисом вприпрыжку мчатся по коридору на поиски веревок для каштанов, а я решительно шагаю в спальню. Поспать — вот что мне нужно.

Сегодня холоднее, чем вчера. Словно невидимый туман, холод пробирается сквозь старые камни. По спящему дому я брожу в носках, хотя на отполированном полу может быть скользко, и если я упаду, то точно перебужу всех медсестер. В постели я валялся дольше, чем обычно. Ждал, не заберут ли Джо, но лифт так и не заурчал, как голодный желудок лазарета. В доме царит тишина.

Спускаюсь в кухню, делаю себе бутерброд с маслом и ем, глядя в окно на старый дуб. Ночью он кажется неповоротливым черным гигантом. Внизу тихо, в комнате отдыха пусто. Может быть, Клара все-таки решила принимать таблетки, как все остальные, и оставила мои ночи в покое. По идее, мне должно полегчать, но почему-то в животе все сжимается, и возникает ощущение, что там вообще ничего нет. Я подумываю послушать в наушниках музыку, но тут же отбрасываю эту затею. В конце концов, я не Клара. Плясать в темноте может только круглый идиот. К тому же я хочу иметь возможность услышать шаги, если кому-то вздумается сюда заглянуть.

Возвращаюсь наверх и вдруг понимаю, что иду прямо в церковь Эшли. Вернувшись вечером в спальню, он надменно улыбался. Никто не спрашивал, как прошла его дурацкая служба, но он явно был собой очень доволен. В глубине души мне хочется разбить стулья в щепки, но я не знаю, откуда взялось это желание. Может быть, надо их хотя бы переставить, чтобы попугать «преподобного». Подходя к двери, я вижу мерцание тусклого света и понимаю, что Клара меня опередила. Но на этот раз я не собираюсь прятаться. Ночи по-прежнему мое время, а она по-прежнему влезает на мою территорию. Если кто и должен уйти, то точно не я.

— Где ты взяла свечу?

Клара стоит ко мне спиной и в свете желтого огонька пытается прочитать какую-то бумажку. Свеча приклеена воском к блюдцу, которое стоит на столе с простыней. Сам стол отчаянно пытается прикинуться алтарем, но все без толку.

— Здесь была. А спички я из кухни принесла.

Она даже не вздрогнула. Слышала, что я иду, или ей просто наплевать? Клара поворачивается в мою сторону, но все еще смотрит на бумажку.

— За Эллори, — читает она, — любимого брата Джо, сына Мэри и Стивена, обитателя седьмой спальни. «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». Откровение, глава двадцать первая, стих четвертый. Красиво, если хорошенько подумать. И печально.

— Только не говори, что тебе по душе все это божественное дерьмо, — ухмыляюсь я.

Клара качает головой. В свете свечи сияют рыжие волосы.

— Нет. Я верю в природу. Мы умираем, разлагаемся, питаем землю, растения, насекомых. Как-то так.

— Обхохочешься, — говорю я, словно мне плевать на все на свете, но ее слова оседают на лед у меня в животе, и я начинаю жалеть, что не остался в кухне.

— Ну мы-то пока живы, — пожимает плечами она. — Ничем от других не отличаемся.

— Еще как отличаемся. Потому нас и называют дефективными. — Мой голос так и сочится сарказмом, но Клара как будто и не замечает.

— И все-таки мне так не кажется. Каждое утро для всех начинается новый день. Никому не дано знать, что будет завтра. — Она широко улыбается, глаза горят. — А вдруг завтра найдут лекарство? Или в дом ударит молния, и все мы сгорим заживо. Или в Лондоне произойдет землетрясение, и все мои одноклассники умрут раньше меня. Теперь понимаешь?

Я улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Логика в ее словах есть. Чем не соломинка в океане ужаса?

Клара снова смотрит на бумажку и тихо говорит:

— Хотя для Эллори уже поздно. Гарриет ходила на службу. Говорит, из седьмой спальни пришел только Джо. Грустно, правда? Они должны были прийти хотя бы ради Джо.

— Здесь так не бывает.

Улыбка испаряется. Клара не понимает, как все устроено в этом доме. Пока не понимает. Она думает, что все как раньше, но ошибается. Сомневаюсь, что сумею объяснить ей разницу, даже если захочу. Этому нужно учиться самостоятельно. На языке возникает комок желчи, и я уже собираюсь сказать что-то злобное, как вдруг слышу звон из-за двери, ведущей в крыло медсестер.

— Что это такое? — спрашивает Клара.

— Будильник. — Бросаюсь к свече и гашу ее пальцами, не обращая внимания на боль от горячего фитиля. Так хоть запаха не будет. А потом, не задумываясь, хватаю Клару за руку: — Бежим!

Мы выскакиваем в коридор и уже на бегу слышим звуки возни. Похоже, просыпаются и медсестры из лазарета, и даже сама Хозяйка.

— Что присходит? — шепчет Клара, вжимаясь со мной в темную стену.

— Не знаю.

— Сюда. Быстрее! — Она дергает меня за руку, и мы поднимаемся на один лестничный пролет.

До ее спальни рукой подать. Она затаскивает меня в комнату и закрывает дверь. Ни Элеонора, ни Гарриет не просыпаются, а мы, тяжело дыша, бежим в дальний угол. И как раз вовремя — за дверью слышатся чьи-то тяжелые шаги.

В окне виден яркий свет, а потом мы слышим хруст гравия под колесами. Спальня Клары дальше от главного входа в дом, чем моя, но мы все равно с опаской выглядываем из-за занавесок. К дому подъезжает большой грузовик. Передние фары — как две луны в ночной темноте. Двигатель с пыхтением переключается на нейтралку. Из кабины выпрыгивает водитель и обходит грузовик сзади. Со скрипом открываются металлические двери. Слышатся разные голоса.

— Да в чем, блин, дело? — шепчу я. Вряд ли в таком грузовике привезли очередных новичков. Мы все приехали сюда на черных фургонах.

— Наверное, продукты привезли, — говорит Клара. Мы с ней стоим так близко, что я вижу каждую бледную ресницу. Рот Клары приоткрыт. Когда она говорит, запотевает стекло. — Мы же бог знает где! Наверняка еду и все остальное сюда откуда-то привозят. Ты раньше такого не видел?

Я качаю головой:

— Это в первый раз.

— Как думаешь, это надолго?

— Грузовик большой. Пока разгрузят, пройдет какое-то время.

— Тогда мы тут застряли, пока машина не уедет и все не разойдутся по комнатам.

— Или никто никуда не разойдется, и тогда мы по уши в дерьме.

— Будем решать проблемы по мере их поступления. — Клара заметно дрожит. — Холодно-то как! — Отпускает занавеску, идет к кровати и залезает под одеяло.

И то правда. Теперь, когда мы никуда не бежим, мне тоже холодно. Но на незанятых кроватях одеял нет. Несколько секунд я молча стою, не зная, что делать.

— Залезай давай, — шепчет Клара и смотрит на меня, словно ждет, когда я решусь. — Ну же!

Хорошо, что в комнате темно, и Клара не видит моего лица, когда я забираюсь к ней и пытаюсь устроиться на узком матрасе. Зуб даю, я покраснел, как вареный рак. Руки и ноги кажутся слишком длинными, во рту пересохло. Секунду назад мне было холодно, но теперь кожа просто горит. Клара сдвигается, чтобы освободить мне место. Мы лежим бок о бок и пялимся в потолок. Рыжие волосы не умещаются на половине маленькой подушки и щекочут мне лицо, но они мягкие и кажутся теплыми.

— Так-то лучше, — говорит Клара, а потом поворачивается ко мне лицом. — Ведь лучше?

— Ага, — отзываюсь я и громко сглатываю.

Я еще никогда не лежал в постели с девушкой. По жилам вихрем гуляет смесь беспокойства и волнения, с которыми я никак не могу справиться. Как можно тише делаю глубокий вдох. Так реагировать — это же идиотизм. Мой правый бок прижат к левому боку Клары. Щиколоткой я чувствую пальцы ее ноги. Даже сквозь пижаму ее кожа кажется невероятно теплой. И тут до меня доходит, что уже несколько недель я вообще ни к кому так близко не подходил. Я чувствую едва уловимые движения, когда Клара делает вдох или выдох. Дышит она медленно и спокойно, а я с трудом выдавливаю из легких воздух.

— Когда я была маленькой, — говорит она все так же шепотом, поворачивается ко мне, и наши головы соприкасаются, — лет приблизительно до десяти или одиннадцати, мне хотелось учиться в каком-нибудь интернате. Ну, знаешь, которые только для девочек. Я запоем читала дурацкие детские книжки про такие школы. Там у героев вечно были ночные игрища, они нарушали правила, заводили друзей и подруг на всю жизнь. И вот я здесь. Не совсем то, на что я надеялась, но все-таки. Забавно, да?

Она снова смотрит в потолок, и моя неуверенность в себе слегка ослабевает.

— Ну, — начинаю я, — таких друзей, как здесь, ты вряд ли смогла бы завести где-нибудь в другом месте. Эти точно будут на всю жизнь. Гарантирую.

Голос у меня самый беззаботный на свете, и Клара тихонько хихикает. На несколько секунд я словно становлюсь старым Тоби — главным шутником в классе. Хотя юмора чернее не придумаешь.

— Наверное, ты прав, — соглашается Клара. — Хотя думать об этом жутковато.

Я намеренно меняю тему:

— Знаешь, я удивлен, что ты не училась в каком-то шикарном интернате. Слышал, твой отец чиновник.

— Ну что ты! Моя школа была очень даже шикарной. — Она играет с локоном. Вытягивает его вверх. Волосы такие длинные, что бледная рука полностью выпрямляется. — Одна из лучших, само собой. Но я там не жила. Нельзя контролировать того, кого нет рядом, а я должна была быть идеальной дочерью. Если бы родители позволили мне там остаться, у меня было бы слишком много времени, чтобы быть самой собой. — Клара улыбается. — Но теперь-то они, наверное, места себе не находят. Я у черта на куличках, да еще и дефективная. Бедный папа! Видел бы ты его лицо, когда за мной приехали. Но оно того стоило. Почти. Мне кажется, он уже тогда думал, как бы все это сохранить в тайне. Скорее всего он всем сказал, что я погибла в какой-нибудь ужасной катастрофе. А потом и сам в это поверил.

Мы оба молчим. Я ведь успел навыдумать, что у нее была сказочная жизнь.

— Похоже, он у тебя тот еще козлина, — говорю я наконец.

— Он политик, а они все такие, разве нет? — Клара вздыхает. — Но раньше, когда мне было лет пять, он был замечательным папой. И мама была замечательной. Просто они слишком многого для меня хотели.

Я смотрю на нее, и на пару секунд ее задумчивое лицо становится серьезным, но складка между бровей быстро исчезает, и Клара вдруг спрашивает:

— А ты в какую школу ходил?

— В самую обыкновенную. — В мыслях призраками встают Джонси, Билли и Джули Маккендрик. — Нормальная была школа. Скучная.

Не хочу об этом думать. Не хочу вспоминать, как долгими жаркими днями гонял в футбол или просто слонялся по улице. Сейчас вокруг — холодная ночь. И пусть рядом лежит Клара, а у меня в животе творится черт знает что и я ничего не могу с этим поделать, я бы все отдал, только бы вернуться в прежнюю жизнь. Если бы я мог вернуться домой целым и невредимым и снова стать здоровым, то оставил бы всех умирать и ушел, ни разу не оглянувшись. А через несколько дней забыл бы даже имена.

«Говорят, кровь прямо из глаз брызжет».

«Здесь какая-то ошибка».

Нам все еще слышно, как гудит двигатель и как по гравию ходят чьи-то ноги.

— Наверное, грузовик сюда переправили на лодке, как и нас. Была бы дорога, мы бы ехали по ней. Луис считает, что мы на острове. Наверное, он прав.

— Надо как-нибудь ночью хорошенько все осмотреть. Перелезть через стену.

Моя очередь вертеть головой.

— Ага, конечно.

— Я серьезно. — Клара смотрит на меня сияющими глазами. — Что тут такого? Никто ведь не узнает.

— Ты уже забыла, как Джейк рассказывал про двух мальчишек, которые пытались сбежать?

— Не забыла, но ведь мы и не собираемся убегать. Немножко погуляем и вернемся. И никто нас не поймает.

Наши лица так близко, что мы почти касаемся носами. В животе опять что-то переворачивается и падает ниже. Я в курсе, что сейчас происходит у меня в штанах, и усилием воли пытаюсь это прекратить. Клара — обычная девочка. И близко не такая классная, как Джули Маккендрик. Два часа назад она мне даже не нравилась. Я и сейчас не уверен, что в этом смысле хоть что-то изменилось. Она как существо со дна неподвижного океана. Ходит в воде и поднимает ил, из-за которого ничего не видно. Жизнь в доме была четкой и ясной, пока она не приехала. А теперь все меняется.

— Надо пойти завтра же ночью. — Клара смотрит в потолок, как будто пытается принять решение. — Все равно более подходящего времени не будет. Надо жить сегодняшним днем и все такое.

— Ты точно спятила, — ворчу я.

Какое-то время мы лежим молча. Наверное, мы оба задремали, потому что, когда я открываю глаза, грузовика уже нет, а по небу разлился сероватый свет. В доме тихо. Будить Клару не хочется, поэтому осторожно выбираюсь из постели, но в последний момент поворачиваюсь и поправляю на Кларе одеяло, чтобы не замерзла. Она сонно улыбается с закрытыми глазами, утыкается носом поглубже в подушку и вдруг тихо бормочет:

— Я же говорила.

— Что говорила? — шепчу я.

— Вместе веселее.

Я ухожу и возвращаюсь в свою спальню. Если медсестры с Хозяйкой до сих пор не спят, то ничем себя не выдают. В коридорах пусто, запертый от всего мира дом снова безмятежно спит. Снимаю носки и залезаю под одеяло. Постель холодная и кажется какой-то незнакомой. Я снова и снова думаю, что Клара действительно спятила. Лезть через стену — чистое безумие. Но сердце бьется, как сумасшедшее, и уснуть не получается.

По ночам Клара не спала с самого приезда, но сегодня за завтраком у меня впервые такое ощущение, будто у нас один секрет на двоих. Я уже совсем не злюсь на нее за то, что она крадет нечто исключительно мое. Пока обитатели спален занимают места в столовой, мы с ней даже не переглядываемся. Зато у буфета с едой Клара и Том обмениваются шутками и смеются. Он возвращается за стол слегка покрасневший и весьма довольный собой. Черт знает почему, но от этого и я чувствую себя довольным.

— Кто хочет молока? — спрашивает Том.

— Если сам не хочешь, зачем тогда взял? — интересуется в ответ Луис.

— Он окучивает Клару, — хихикает Уилл.

— Ничего подобного, — огрызается Том. — Просто передумал.

— Ага, как же.

Лицо Тома покрывается красными пятнами. Вид такой, словно у него поднялась температура. К разговору я даже не прислушиваюсь. Уилл уже озвучил все, что я и сам думаю.

— Народ, посмотрите на Джо, — говорит Луис, кивая в сторону стола седьмой спальни.

Я поднимаю голову, Том оборачивается. Трое сидят на одном конце стола, Джо — на другом, в полном одиночестве. Троица спокойно болтает, словно он пустое место. Посередине сидит Джейк. Слева от него — Дэниел, который так и светится от того, что внезапно сблизился с лидером. Справа — чернокожий пацан Элби, который большую часть свободного времени играет джаз на саксофоне в музыкальной комнате. Если каким-то чудом медсестры до сих пор не заметили, что Джо болен, то теперь это очевидно для всех.

Он сидит, ссутулившись, и вяло засовывает ложкой в рот хлопья из тарелки. С каждым глотком вздрагивает, как от боли. Нос забит, и приходится дышать через рот. Перед нами словно повторяется история с Эллори, вот только никто даже не пытается прикрыть Джо.

— Готовь резиновые перчатки, Тоби. — Луис вгрызается в тост. — Тебя ждет гора посуды.

Рядом со мной по полу скрипят ножки стула. Эшли отодвигается от стола и встает. Сначала я думаю, что он хочет взять еще один тост, но он, поджав губы, подхватывает тарелку и чашку с чаем.

— Закончил? — спрашиваю я.

Эшли не отвечает. Выпрямившись, словно проглотил кочергу, он идет к столу седьмой спальни. Болтовня стихает, все пялятся на него, но он ни на кого не обращает внимания и садится прямо напротив Джо.

— Ну почему он не может быть нормальным, как все? — притворно хнычет Уилл. — Из-за него нам всем от Джейка перепадет. Зачем ему это надо?

— И почему за завтраком? — ворчу я, чувствуя, как портится настроение. — Сдалось мне это дерьмо прямо с утра.

Слегка расправив плечи, Джо благодарно улыбается Эшли. Я смотрю на остальных и вижу, как внимательно глазеют на Джейка Дэниел и Элби. Их глаза сияют. Они ждут, когда Джейк отреагирует. В доме выживает сильнейший. В буквальном смысле. Здесь нет места сочувствию в адрес тех, кто слабее. От близнецов из седьмой спальни удача уже отвернулась. Джейк заметно стискивает зубы и уже явно собирается встать, как вдруг появляется Гарриет и садится на последний свободный стул. Эшли с Джо — по обе стороны от нее. Она притащила несколько тостов и, улыбаясь обоим мальчишкам, ставит тарелку прямо посередине.

Джейк оглядывается на Клару и Элеонору, которые как ни в чем не бывало продолжают завтракать. Все ждут, что будет дальше. У меня учащается пульс. Здесь так не принято. С того самого дня, как у всех на глазах расплакался Генри, умоляя не забирать его в лазарет. О таком лучше навсегда забыть. Если бы дело было только в Эшли, Джейк наверняка что-нибудь бы сказал, и я даже не попытался бы с ним спорить. Но за стол пришла и Гарриет. А это уже совсем другое дело. Тем более с тех пор, как здесь появилась Клара. Через несколько секунд Джейк продолжает есть, не обращая внимания на двух лишних людей за столом. У меня возникает ощущение, что вся столовая вздохнула с облегчением.

— Почему он ничего не делает? — хмурится Луис.

— Не один Том помешался на новой девочке, — говорю я.

Том одаривает меня злым взглядом, Уилл тихонько хихикает. Аппетит пропадает. Снова становится не по себе. Стаи меняются. У Эшли теперь свой маленький Божественный Отряд. И пусть вся эта затея обречена на провал, а самого Эшли начнут еще больше недолюбливать, происходящее все равно вызывает рябь на спокойной поверхности. Уже не только Клара поднимает со дна ил. Я хочу, чтобы все оставалось, как прежде. Когда ничего не меняется, не чувствуешь течения времени.

— Черт с ними, — говорю я. — Пусть этот ханжа лучше сидит там, чем с нами. Может, даже переедет в спальню к Джо.

— Вы только представьте! — Лицо Уилла озаряется весельем. — Начнет там бубнить свои молитвы по вечерам!

Иногда я жалею, что вырос из его возраста. Хорошо быть мелким и не понимать, что происходит.

Сегодня холодно. На учителе, который ждет нас в классе, толстый шерстяной джемпер. Вид у этого человека усталый. Может быть, учителям тоже пришлось проснуться посреди ночи, чтобы разгрузить машину. Пока мы занимаем места, Уилл подходит к батарее и кладет что-то сверху.

— Это чтобы подсушить каштаны, — объясняет он, заметив, что все на него смотрят. — Так они крепче будут.

— А мне ты об этом не говорил, — обижается Луис.

— Забыл. Зато теперь ты знаешь. Чтобы каштаны были крепче, их надо подсушить.

Луис мигом вытаскивает из кармана пару каштанов и кладет на другой конец батареи.

Уилл ухмыляется:

— Все равно тебе меня не победить!

— Занимайте места, ребята, — говорит учитель. — Сегодня отвечаем на вопросы по пройденному материалу.

Он садится за стол и смотрит, как мы достаем из парт тетрадки и учебники, а потом поворачивается к окну. Так он и будет сидеть, пока не решит без всякого энтузиазма пройти по комнате и посмотреть, чем мы занимаемся. Честно говоря, я сомневаюсь, что он настоящий учитель. Настоящий наверняка бы попытался нас хоть чему-то научить. Мы рассаживаемся, воцаряется тишина. Слышно только поскрипывание ручек по бумаге. Я рассеянно рисую на задней обложке учебника, пока не замечаю, что нарисовал морские волны. Неужели мы действительно решимся? А вдруг нас поймают? Может быть, до конца дня Клара успеет передумать. Я даже не знаю, хочу этого или нет.

— Продолжай работать, пожалуйста. — Учитель смотрит на меня.

— Извините. — Я опускаю голову и изучаю абзац с вопросами под ним. В «Повелителе мух» у Хрюши не самый удачный день.

Через час учитель отлипает от стула и начинает ходить по классу. Когда он нависает надо мной, я чувствую запах сигарет вперемешку с бальзамом после бритья. Учитель старый. Ну уж точно старше, чем когда-нибудь стану я. Короткая бородка почти седая и редкая — сквозь нее виднеется кожа. Ему однозначно больше сорока. Он кивает и идет дальше. По одному только виду ясно: он понимает, насколько все это бессмысленно.

— Ты теперь всегда будешь сидеть в столовой с Джо? — спрашивает у Эшли Луис.

Первые два часа прошли. Учителя переходят из класса в класс, а у нас — никому не нужная десятиминутная перемена.

— Зачем тебе это? Он ведь болен.

Эшли даже не поднимает глаз:

— Я больше не стану переходить на другую сторону дороги.

Даже его манера говорить меня раздражает. И голос у него противный и гнусавый.

Уилл пришибленно смотрит на меня:

— Что это вообще значит?

— Библейская ерунда, — отвечает Луис. — Это он так умничает.

— Никто не должен бояться в одиночестве, — заявляет Эшли, открывая учебник по математике.

Меня так и подмывает хорошенько ему врезать за тупость. Со страхом все остаются один на один. Если бы не соревнование, ей-богу, я бы хотел, чтобы Эшли был следующим.

После обеда ложусь спать. Приятно следовать привычному распорядку и не путаться с остальными. О Кларе и предстоящей ночи я не думаю. Вообще стараюсь ни о чем не думать, кроме усталости, и справляюсь на ура — сплю до самого ужина. Потом иду отмокать в ванне. Утром я был в душе, но если запереться в ванной, то не придется идти в комнату отдыха, думать о дурацкой церкви и с зачарованным ужасом наблюдать, как сдает Джо. Лежу в воде, пока она не становится прохладной. Вылезаю и тщательно осматриваю себя в поисках каких-нибудь изменений. За месяц я запомнил на себе все родинки. Ощупываю подмышки, но никаких уплотнений нет. Дальше — пятки, лимфоузлы на шее. Все вроде бы в порядке. По крайней мере пока.

Когда я возвращаюсь в спальню, там сидят Луис, Уилл и Элеонора. Привязывают веревки к каштанам. Том валяется на кровати и делает вид, что ужасно занят книжкой-пазлом.

— Какого черта вы все здесь? — Я в одном полотенце. Никак не ожидал кого-то здесь увидеть. Тем более одну из девочек.

— Не можем попасть в комнату отдыха, — отвечает Луис, сосредоточенно пытаясь проделать отверстие в каштане.

Я пристально смотрю на Элеонору. Та вскакивает, опустив голову, и собирает вещи, но оставляет потрепанную книжку.

— Если хочешь, можешь почитать, Уилл. Я уже закончила. Очень интересно.

Тот широко улыбается:

— Круто, спасибо. Спокойной ночи.

Она бегом выметается из спальни, и я успокаиваюсь, когда за ней закрывается дверь.

— Если Эшли и Гарриет теперь сидят за столом седьмой спальни, может, Элеонора сядет с нами? И Клара тоже. — Уилл смотрит на меня полными надежды глазами.

Я отвечаю злым взглядом:

— Через день-другой Джо заберут, и Эшли вернется.

— Повезло нам, — говорит Луис, продевая шерстяную нитку в ушко здоровенной иглы.

В комнате отдыха я не видел ни ниток, ни иголок. Где они их раздобыли? У Хозяйки? Неужели забыли, почему мы все здесь торчим?

— Да я просто так сказал, — бормочет Уилл.

— И сморозил чушь. — Я надеваю пижамные штаны. Одеваться в повседневную одежду при всех — несусветная глупость. Вот когда все уснут…

От волнения покалывает в животе, и на пару секунд сгусток ужаса рассасывается. Меня это немножко пугает. Темный сгусток — якорь, который тащит меня на дно. С ним нужно подружиться, принять его. Хотеть чего-то большего нет смысла.

— Почему вы не смогли попасть в комнату отдыха? — спрашиваю я.

— Из-за Джейка, — отвечает Луис, как будто я сразу все пойму. — Он даже Тома прогнал.

— Тома — в первую очередь, — уточняет Уилл и берет в руки каштаны. — Я готов. Скажешь, когда закончишь.

— И почему? Потому что Эшли сидел за их столом? — За это Джейк нам еще отомстит, это уж наверняка.

— Нет. Он всех выгнал. Некоторые пошли играть в музыкальную комнату, а мы решили прийти сюда.

— Он там с Кларой, — наконец встревает Том. — Смотрят какую-то комедию. — Он не отводит взгляда от книжки, но и так заметно, что он в бешенстве. — Джейк хотел остаться с ней наедине.

— Не знал, что он ей нравится, — спокойно говорю я и тщательно вытираю ноги. Не хочу, чтобы все заметили, как я краснею.

Джейк и Клара вместе смотрят фильм. Это что-то типа свидания? Как по мне, иначе и не назовешь. Понятия не имею, что я чувствую, но точно что-то странное.

— А еще они посуду вместе мыли, — добавляет Уилл. — Вернулись все в пене и много смеялись. — По его каштану бьет каштан Луиса, но безрезультатно. Уилл улыбается: — Мне Клара нравится. С ней не так скучно, как раньше.

На это мне ответить нечего.

— Я думал, посуду моют спальнями, — говорит Том. — Как это она оказалась в паре с Джейком?

Мне хочется пойти к расписанию и посмотреть, кого Джейку пришлось запугать, чтобы поменяться сменами. Ложусь в постель и рассеянно слушаю, как болтают и смеются Уилл и Луис. Каштаны отскакивают друг от друга и бьют их по пальцам. Все мои мысли заняты тем, что происходит внизу в комнате отдыха. Может быть, у Джейка с Кларой теперь тоже есть один секрет на двоих? Он ей и правда нравится? Несколько дней подряд я мечтал о том, чтобы она от меня отвязалась, а теперь чувствую себя так, будто меня предали. Глупее некуда. Вспоминаю о Джули Маккендрик и Билли. Неужели так всегда и бывает? И тут возникает мысль, которая затмевает все остальные: а вдруг Клара расскажет Джейку о ночах? Вдруг попросит его не принимать таблетки? Все волнение напрочь исчезает, как только я представляю себе картину: сегодня ночью в кухне нарисуется Джейк и уйдет с Кларой под ручку бродить по дому. Но самое худшее — Джейк об этом наверняка проболтается. Если она ему расскажет, то все обо всем узнают.

Я закрываю глаза. Может быть, останусь сегодня в спальне. Всегда можно вернуться в плотный пузырь одиночества. Она ведь даже не симпатичная. К черту Клару. К черту Джейка. Пусть хоть до смерти затрахают друг друга в каждом, мать его, углу. Мне плевать.