I

Воскресным утром около девяти, совершив ограбление со взломом и потусовавшись в парке, гуляки заявились к Рэйчел. Оба не спали всю ночь. На стене висела записка:

"Поехала в Уитни. Профейн, kisch mein tokus."

— Мене, мене, текел уфарсин, — сказал Стенсил.

— Гм, — отозвался Профейн, собираясь отрубиться на полу. Вошла Паола в платке и с коричневым бумажным пакетом, в которой что-то позвякивало.

— Ночью обокрали Айгенвэлью, — сказала она. — Об этом написано на первой полосе «Таймс». — Они тотчас набросились на коричневый пакет и извлекли оттуда «Таймс» с четырьмя бутылками пива.

— Как тебе это нравится? — сказал Профейн изучая первую страницу. "Полиция рассчитывает схватить преступников с минуты на минуту". "Дерзкое ночное ограбление".

— Паола, — позвал Стенсил из-за его спины. Профейн отшатнулся. Паола с открывашкой в руке обернулась и посмотрела мимо левого уха Профейна на блестевший в руках у Стенсила предмет. Она стояла молча с застывшим взглядом.

— Теперь нас трое.

Наконец она снова перевела взгляд на Профейна:

— Ты едешь на Мальту, Бен?

— Нет, — но без решительности в голосе.

— Зачем? — сказал он. — Там нет ничего особенного. На Средиземке куда ни зайдешь — везде сплошная Кишка.

— Бенни, если полиция…

— Какое им до меня дело? Зубы-то у Стенсила. — Он ужаснулся. Только сейчас до него дошло, что он нарушил закон.

— Стенсил, приятель, что ты скажешь, если один из нас вернется туда с зубной болью, чтобы выяснить… — Он не договорил. Стенсил молчал.

— Неужели весь этот геморрой с веревкой понадобился, чтобы я поехал с вами? Что во мне такого особенного?

Никто не проронил ни слова. Паола выглядела так, будто вот-вот выйдет из себя, разрыдается и, быть может, упадет в объятия Профейна.

Внезапно с лестницы послышался шум. В дверь постучали.

— Полиция, — раздался голос.

Стенсил, запихивая зубы в карман, бросился к пожарной лестнице.

— Вот черт! — сказал Профейн. Когда Паола наконец открыла дверь, Стенсила уже и след простыл. Поддерживая рукой насквозь мокрого Руни Винсома, там стоял тот самый Тен Эйк, который прервал оргию у Мафии.

— Здесь проживает Рэйчел Аулглас? — Он объяснил, что пьяный Руни с расcтегнутой ширинкой и косой рожей пугал малышей и оскорблял добропорядочных граждан на ступенях собора святого Патрика. — Он хотел только сюда, — Тен Эйк почти умолял, — он не пойдет домой. Вчера вечером его выпустили из Белльвью.

— Рэйчел скоро придет, — мрачно сказала Паола. — Пусть пока полежит.

— Я возьмусь за ноги, — сказал Профейн. Они оттащили его в комнату Рэйчел и бросили на кровать.

— Спасибо, офицер, — Профейн, спокойный как международный медвежатник из старых фильмов, пожалел, что у него нет усов.

Тен Эйк ушел с каменной миной на лице.

— Бенито, все просто ужасно. Чем скорее я буду дома…

— Счастливого пути.

— Почему ты не хочешь ехать?

— Между нами ничего нет?

— Нет.

— Никаких неуплаченных долгов или старой любви, которая может разгореться вновь?

Она покачала головой, на этот раз слезы были настоящими.

— Тогда в чем же дело?

— Мы же вместе ушли из квартиры Тефлона в Норфолке.

— Нет, нет.

— Бедный Бен. — Они называли его бедным. Но, щадя его чувства, никогда не объясняли почему, превращая это слово в ласковый эпитет.

— Тебе всего восемнадцать, — сказал он, — а ты уже потеряла голову. Когда тебе будет столько же, сколько мне, ты поймешь… — Она не дала ему договорить, бросившись на него, как набрасываются на боксерскую грушу, не давая уйти, увлажняя замшевую куртку накопившимися за долгое время слезами. Он оттолкнул ее, озадаченный.

И надо же было так случится, что именно в этот момент вошла Рэйчел. Она была из тех, кто быстро приходит в себя, и первое, что она сказала:

— Ого! Так вот что происходит за моей спиной! Пока я, Профейн, в церкви молюсь за тебя. За детей.

У него хватило здравого смысла, чтобы выйти следом за ней.

— Поверь, все было совершенно невинно. — Рэйчел пожала плечами, намекая, что на этих двух репликах первое действие окончено, на размышление у нее было несколько секунд. — Ты ведь была не в соборе святого Патрика? А туда стоило зайти. — Он указал большим пальцем в сторону того, что храпело сейчас в соседней комнате. — Полюбуйся!

Понятно, с кем провела Рэйчел оставшуюся часть дня и ночь. Придерживая его голову, подтыкая одеяло, прикасаясь к щетине и грязи на лице, наблюдая, как он спит и как постепенно разглаживаются хмурые складки.

Через некоторое время Профейн пошел в «Ложку». Там он объявил Команде, что собирается на Мальту. Разумеется, устроили отвальную. Под конец у Профейна появились две поклонницы, атаковавшие его с горящими от любви глазами. Команда походила на узников, которые радуются за своего товарища, вновь оказавшегося на свободе.

Впереди Профейну не светило ничего, кроме Кишки, хотя, по сравнению с Большой Восточной, Кишка даже в чем-то выигрывала.

В море тоже есть трасса. Но это уже совсем другое.

 

II

В выходные Стенсил, Профейн и Свин нанесли краткий визит в Вашингтон: искатель приключений — дабы приблизить предстоящее путешествие, шлемиль отгулять последнее «увольнение», а Свин — помочь ему. В качестве pied-a-terre они выбрали ночлежку в Чайнатауне, и Стенсил сразу же помчался в Госдепартамент посмотреть, что там есть.

— Не верю я в это, — сказал Свин. — Стенсил тебя просто путает.

— Не дергайся, — только и ответил Профейн.

— Думаю, надо выпить, — сказал Свин. Tак они и поступили. Но то ли Профейн потерял с возрастом класс, то ли эта выпивка была худшей в его практике. В памяти остались пробелы, а это всегда неприятно. Профейн помнил, как Свин решил подыскать компанию, и они пошли в Национальную галерею; и точно — перед "Тайной вечерей" Дали они нашли двух девушек-госслужащих.

— Меня зовут Чок, — представилась блондинка, — а это Чик.

Свин застонал от мгновенно нахлынувшей ностальгии по Хэнки и Пэнки.

— Отлично, — сказал он. — Это Бенни, а я, хью-хью, Свин.

— Не сомневалась, — сказала Чик. Но соотношение числа девушек и юношей в Вашингтоне равнялось примерно восемь к одному. Она схватила Свина выше локтя и оглянулась, будто среди статуй прятались невидимые сестрицы.

Они жили недалеко от улицы П и имели коллекцию всех пластинок Пэта Буна. Не успел Свин поставить большую бумажную сумку с плодами дневной прогулки по алкогольным кладезям столицы — легальным и не очень, — как на них, ничего не подозревающих, обрушилось 25 ватт этого дела с песней "Би боп э лула".

После такой прелюдии воспоминания о выходных носили отрывочный характер: Свин засыпает на ступеньках у памятника Вашингтону и, пролетев полмарша, врезается в учтивую армию бойскаутов; они вчетвером в «Меркури» Чок кружат по Дюпон-серкл в три часа ночи, затем к ним присоединяются шесть негров в «Олдсмобиле», которым вздумалось устроить гонки; обе машины едут на Нью-Йорк-авеню, где находится квартира, занимаемая одной неодушевленной аудиосистемой, пятьюдесятью энтузиастами джаза и Бог знает каким числом ходящих по кругу бутылок общего вина; Чок и он сам под одеялом "Хадзон Бэй" на ступенях масонского храма на северо-западе Вашингтона, где их будит менеджер страховой компании, представляется Яго Саперстайном и приглашает на очередную попойку.

— Где Свин? — поинтересовался Профейн.

— Он украл мой «Меркури», и сейчас они с Чик едут в Майами, — сказала Чок.

— О-о!

— Пожениться.

— Мое хобби, — продолжал Яго Саперстайн, — выискивать молодых людей, которых интересно привести на вечеринку — вроде вас.

— Бенни — шлемиль, — сказала Чок.

— Шлемили — это всегда интересно, — сказал Яго.

Попойка происходила на границе с Мэрилендом; Профейн, сопровождавший Яго, познакомился с гостями. Среди них: беглец с острова Дьявола, пробиравшийся под псевдонимом Мэйнард Василиск в Вассар преподавать там пчеловодство; изобретатель, отмечающий семьдесят второй отказ Патентного бюро, на сей раз — по поводу автоматического борделя для вокзалов и автостанций, устройство которого он с помощью синек и жестов разъяснял стайке тиросемиофилов (коллекционеров этикеток с коробочек французского сыра), похищенных Яго с их ежегодной конференции; хрупкая дама-биопатолог, уроженка острова Мэн, примечательная тем, что была единственным в мире моноглотом мэнского диалекта и потому ни с кем не разговаривала; безработный музыковед по имени Петар, посвятивший жизнь поискам утраченного концерта Вивальди для казу — о концерте он впервые услышал от бывшего чиновника администрации Муссолини по имени Сквазимодео — тот валялся теперь под роялем мертвецки пьяный, — Петар знал не только то, что этот концерт похитили из монастыря какие-то меломаны-фашисты, но также и двадцать тактов из медленной части, которые он, блуждая среди гостей, время от времени исполнял на пластмассовом казу; и другие «интересные» люди. Сонный Профейн ни с кем не общался. Он проснулся на рассвете в ванне Яго под хихиканье облаченной лишь в бескозырку блондинки, поливавшей Профейна бурбоном из четырехлитрового кофейника. Профейн собрался было открыть рот и подставить его под струю, как вошел Свин собственной персоной.

— Верни бескозырку, — сказал Свин.

— Я думал, ты во Флориде, — сказал Профейн.

— Ха-ха, — сказала блондинка, — поймай меня. И они убежали — сатир и нимфа.

Следующее, что всплыло в памяти — это возвращение к Чок и Чик: на коленях Чок лежит его голова, на проигрывателе — Пэт Бун.

— У вас фамилии на одну букву, — ворковала Чик в противоположном конце комнаты. — Бун, Бодайн.

Профейн встал и поковылял на кухню, где его вырвало в раковину.

— Вон! — выкрикнула Чок.

— Да, пора, — пробормотал Профейн. Внизу на лестнице стояли два велосипеда, на которых девушки, экономя на автобусных билетах, ездили на работу. Профейн схватил велосипед и снес его с крыльца на улицу. Безобразие — ширинка расстегнута, коротко подстриженные волосы взъерошены на висках, на лице двухдневная щетина, рубашка на брюхе расстегнута, и выглядывает сетчатая майка; виляя из стороны в сторону, он поехал к ночлежке.

Он не миновал и двух кварталов, как сзади послышались крики. На втором велосипеде его преследовали Свин с сидевшей на руле Чик. Далеко позади виднелась Чок — на своих двоих.

— Ой-ой-ой! — сказал Профейн. Он покрутил переключатель и врубил первую скорость.

— Вор! — крикнул Свин и засмеялся своим непристойным смехом. — Вор. Словно из-под земли возникла полицейская машина и помчалась наперерез Профейну. Тот переключился, наконец, на третью скорость и пулей исчез за углом. Так они преследовали его по осеннему холодку, по воскресным улицам безлюдным, если не считать их самих. В конце концов полицейские со Свином настигли Профейна.

— Все в порядке, офицер, — сказал Свин, — это — мой друг, я не буду предъявлять обвинения.

— Вот и славно, — сказал полицейский, — а я буду. — Их отвезли в участок и посадили в «аквариум». Свин заснул, а две рыбины, попавшие туда раньше них, принялись стаскивать с него ботинки. Профейн слишком устал, чтобы вмешиваться.

— Эй! — окликнул Профейна веселый алкаш с другого конца комнаты. Хочешь сыграть в "хвост и гриву"?

Под синей наклейкой на пачке «Кэмела» были буквы — либо Х, либо Г — и число. Участники по очереди угадывают букву, и если один ошибается, то другой дает ему либо в Хвост (то есть под зад), либо в Гриву (то есть по шее) соответствующее числу количество раз. Кулаки алкаша напоминали небольшие булыжники.

— Я не курю, — сказал Профейн.

— А-а, — сказал алкаш, — тогда как насчет камня, ножниц и бумаги?

Как раз в это время наряд патруля и полиции притащил взбесившегося помощника боцмана семи футов ростом, вообразившего себя знаменитым Кинг-Конгом.

— Аййе! — кричал он, — Я — Кинг-Конг, не вздумайте тут меня трахать.

— Ну-ну, — сказал патрульный, — Кинг-Конг не говорит. Он рычит.

Тогда помощник боцмана зарычал и, подпрыгнув, уцепился за свисавший с потолка старый вентилятор. Он закружился, крича по-обезьяньи и молотя себя кулаком в грудь. Патрульные с полицейскими в замешательстве топтались внизу, самые храбрые пытались схватить его за ноги.

— И что теперь? — сказал один из полицейских. Ему ответил оторвавшийся вентилятор, уронивший помощника в самую гущу блюстителей порядка. Они набросились на него и связали тремя или четырьмя ремнями. Полицейский прикатил из гаража небольшую тележку, погрузил на нее помощника боцмана и куда-то повез.

— Эй! — крикнул патрульный, — смотрите-ка, кто в аквариуме. Это Свин Бодайн, его разыскивают в Норфолке за дезертирство.

Свин открыл один глаз.

— А, ладно, — сказал он, закрыл глаз и стал спать дальше.

Пришли полицейские и сказали Профейну, что он может идти.

— Пока, Свин, — сказал Профейн.

— Трахни там за меня Паолу, — сквозь сон проурчал босой Свин.

В ночлежке Стенсил играл в покер, но партия вот-вот должна была закончиться, поскольку заступала следующая смена. — Как раз вовремя, сказал Стенсил, — а то Стенсил остался бы без штанов.

— Ты нарочно им поддавался, — сказал Профейн.

— Нет, — возразил Стенсил, — деньги потребуются для путешествия.

— Решено?

— Решено.

Профейн почувствовал, что дело никогда еще не заходило так далеко.

 

III

Недели через две состоялась приватная отвальная — только для Профейна и Рэйчел. После того, как он сфотографировался на паспорт, сделал последние прививки и все остальное, Стенсил стал его личным слугой, сметая неким волшебством все бюрократические рогатки.

Айгенвэлью ничего не предпринимал. Стенсил даже зашел к нему возможно, дабы испытать себя перед встречей с тем, что осталось от В. на Мальте. Они обсудили концепцию собственности и сошлись на том, что истинному собственнику не требуется физическое владение. Если дантист по душам знал (Стенсил почти не сомневался, что знал), то «владельцем», с точки зрения Айгенвэлью, был Айгенвэлью, а с точки зрения Стенсила — В. Коллизия мнений. Они расстались друзьями.

Воскресный вечер Профейн провел у Рэйчел за сентиментальной бутылкой шампанского. Руни спал в комнате Эстер. Последние две недели это было его основным занятием.

Потом Профейн лежал, устроившись головой на коленях Рэйчел, а ее длинные волосы укрывали и согревали его. Наступил сентябрь, но владелец дома не спешил с отоплением. Оба были раздеты. Профейн прижался ухом к ее большим половым губам, словно они могли заговорить с ним. Рэйчел рассеянно прислушивалась к бутылке шампанского.

— Послушай, — прошептала она, поднося отверстие бутылки к его свободному уху. Он услышал звук выделявшейся из раствора двуокиси углерода, усиленный стеклянным резонатором над поверхностью шампанского.

— Счастливый звук.

— Да. — Стоило ли рассказывать ей, что на самом деле напоминал этот звук? В Ассоциации антроисследований были как счетчики радиации, так и собственно радиация в количестве, достаточном для имитации нашествия саранчи в лабораторных условиях.

На следующий день они отчаливали. У лееров "Сюзанны Сквадуччи" столпились типы, тянувшие на фуллбрайтовских стипендиатов. Молнии серпантина, дождь конфетти и оркестр (все взято напрокат) создавали праздничную обстановку.

— Чао! — кричала команда. — Чао!

— Sahha, — сказала Паола.

— Sahha, — эхом отозвался Профейн.