Откуда взялись партизаны?

Напомню определения, приведенные во 2-м томе «Военного энциклопедического словаря», подготовленного в Институте военной истории Минобороны Российской федерации (издание 2001 года):

« Партизан (франц. partisan) — лицо, добровольно сражающееся в составе организованных вооруженных формирований на территории, занятой противником.

Партизанское движение — вооруженная борьба народных масс за свободу и независимость своей страны, ведущаяся на территории, оккупированной или контролируемой противником (…). Основной силой в этой борьбе выступают партизаны, действующие в составе организованных вооруженных формирований и опирающиеся на поддержку местного населения».

с. 274

Ученые не отождествляют собственно партизан (т. е. добровольцев из числа гражданских лиц) с военнослужащими регулярных войск, действующими в тылу противника. Поэтому неправильно называть партизанами воинские подразделения Красной Армии и специальные группы органов НКВД-НКГБ, действовавшие на территории, оккупированной противником.

Между тем, боевые действия партизанского типа на территории Калининской, Смоленской, Брянской и Орловской областей вели, в основном, части РККА, оказавшиеся в окружении или специально туда отправленные. К ним надо добавить местное население, мобилизованное на военную службу, а также спецгруппы чекистов. Поэтому наш анализ действий этих псевдо-партизан будет предельно кратким.

* * *

Еще 6 июля 1941 года, на 15-й день войны, бюро Смоленского обкома партии приняло решение о создании в области партизанских отрядов. Секретарей обкома назначили кураторами: Ф. И. Крылова — по Глинковскому, Красненскому, Монастырщенскому, Починковскому и Стодолищенскому районам; З. Ф. Слайковского — по двум Демидовским районам; В. И. Иванова — по Смоленскому, Духовщинскому, Кардымовскому, Руднянскому и Ярцевскому районам; C. Л. Деньгина — по группе Северных районов; Г. И. Пайтерова — по Ершическому, Рославльскому, Хиславическому и Шумячскому районам.

А в конце июля — начале августа советское военное командование вывело пешим порядком через линию фронта в тыл к немцам несколько подразделений 214-й воздушно-десантной бригады — в Починковский район, где бывшим парашютистам надлежало вести партизанскую войну.

Таким образом, ядро будущих партизанских отрядов создавалось еще летом и осенью 1941 года, однако после оккупации Смоленщины массовые партизанские действия в указанном районе развернулись далеко не сразу. Вот о чем свидетельствуют немецкие источники того периода:

«Действия партизан состоят исключительно из набегов на деревни для обеспечения себя продовольствием, зимней одеждой и строительством жилья на зиму. Нападений на транспортные средства вооруженных сил и часовых не отмечается. Отмечено несколько случаев диверсий, выразившихся в нарушении линий телефонной связи. Вместе с тем было установлено, что партизаны стремятся терроризировать русских, сотрудничающих с /немецкими/ войсками, то есть членов местной вспомогательной полиции, старост и председателей колхозов. Партизаны принимают бой лишь тогда, когда подвергаются атакам или не имеют возможности избежать столкновения».

Армстронг, с. 34–35

Вывод однозначен:

«…партизанское движение в районе Ельни и Дорогобужа в последние месяцы 1941 года можно назвать лишь зарождающимся. Здесь (…) имели место мелкие стычки, но партизанских действий, которые наносили бы крупный урон оккупантам, отмечено не было. Действия партизан не препятствовали и практически не влияли на продолжавшееся немецкое наступление».

Армстронг, с. 35

Почему так? Да потому, что руководство партизан на местах явно выжидало, чем закончится наступление Вермахта на Москву. Если бы немцы заняли в октябре или ноябре столицу СССР (как они планировали), то никакого партизанского движения в регионе не было бы и в помине.

В лесных районах вокруг Ельни и Дорогобужа, после разгрома советских войск под Вязьмой в ходе оборонительной операции Западного и Резервного фронтов (с 2 по 13 октября 1941 года), оказалось в окружении много бойцов и командиров РККА. Достаточно сказать, что на фронте протяженностью 340 км — от Осташкова до Ельни — потерпели поражение и попали в окружении войска шести советских армий (!) — 16-й, 19-й, 20-й, 22-й, 29-й и 30-й. В тех же районах скрывались работники местной администрации и органов НКВД. Постепенно они пришли в себя после шока поражения и начали формировать партизанские отряды — сначала небольшие, а затем крупные.

«С середины января до конца марта 1942 года происходил бурный рост партизанского движения, в котором на смену небольшим группам, численностью от пяти до тридцати человек, пришли крупные и хорошо организованные формирования, чья общая численность достигла 10 000 человек.

Как этого удалось добиться? Рост партизанского движения происходил в основном за счет большого количества оказавшихся в окружении после боев 1941 года красноармейцев. Большинство их пряталось в деревнях, некоторые, сбиваясь в мелкие группы, занимались мародерством. Эти люди быстро оказались мобилизованы находившимися на месте или доставленными сюда организаторами партизанского движения».

Армстронг, с. 11

Первоначально упор делался на повторный призыв красноармейцев-окруженцев (по факту — дезертиров), поэтому в начале 1942 года 75 % численности партизанских отрядов составили именно бывшие красноармейцы. Не удивительно, что партизанские соединения приобрели структуру воинских частей, основной единицей которых являлся полк.

Затем взялись за местное население, которое до Зимнего наступления Красной армии под Москвой (с 5 декабря 1941 по 7 января 1942 года) приходилось гнать под ружье палкой, но после советского контрнаступления дело пошло веселей ввиду ожидавшегося вскоре возвращения советской власти.

На всех уровнях управления партизанами, начиная с самых низовых, находились кадровые офицеры и комиссары РККА, либо сотрудники НКВД.

Однако централизованное управление отрядами было налажено только в январе 1942 года, когда в район Вязьмы вышел 1-й гвардейский кавалерийский корпус П. А. Белова (1897–1962) (до ноября 1941 года корпус назывался просто 1-м кавалерийским, без титула «гвардейский» — М. П.) и быстро прибрал к рукам власть в регионе.

Комкор Павел Белов (1897–1962)

Белов приказал в феврале 1942 года осуществить массовый призыв местных «мобилизационных ресурсов» младших возрастов (1923–24 годов рождения). Иными словами, численность «людей с оружием» в немецком тылу возросла благодаря обычной советской «обязаловке», никакого «всенародного подъема» в помине не было.

Современные российские авторы заслугу в деле сковывания немецких войск в районе Вязьма — Дорогобуж связывают именно с Беловым, а всю совокупность вооруженной массы в тылу немцев туманно называют «группой Белова» (без разбора — где партизаны как таковые, где бывшие парашютисты, а где— кавалерийский корпус):

«Признавая значительные недостатки в применении группы Белова, Оперативный отдел штаба фронта (Западного — Авт.) в то же время констатировал:

„Несмотря на неоднократные попытки немецкого командования ликвидировать эту группу войск, нарушивших нормальную работу их тылов в продолжение длительного времени, корпус сумел прочно приковать к себе немецкие войска, находившиеся в районе Вязьма, Дорогобуж, Спас-Демянск. Противник вынужден был февраль и март затратить на то, чтобы не допустить расширения территории, занятой войсками группы Белова. По этой же причине немецкое командование ряд соединений, предназначенных для усиления передовых позиций фронта, вынуждено было держать в своем глубоком тылу исключительно для борьбы с группой Белова и разраставшимся партизанским движением. В этом смысле оперативное значение действий группы Белова в феврале-марте — велик“».

Абатуров В. В. 1941. На Западном направлении, с. 341–342

Но в действительности действия именно партизан (в отличие от гвардейцев-кавалеристов) отличались пассивностью:

«Военные действия партизан в первую очередь сводились к обороне контролируемого ими района. С этой целью прилагались огромные усилия к строительству полевых фортификационных сооружений».

Армстронг, с. 15–16

Поясню: они «героически обороняли» те районы, которые еще никто не атаковал. И только тогда, когда Красная Армия перешла под Москвой в контрнаступление, а фронт оказался в считанных километрах от Ржева и Вязьмы, партизаны Дорогобужа и Ельни резко активизировали свои усилия.

 

Партизанские «успехи»

Большая часть территории Смоленщины (и ряд районов Московской области) были оккупированы только на карте — у немцев не хватало войск для фактического контроля всех населенных пунктов на занятой территории. Линия фронта существовала, однако в своем тылу Вермахт и охранные службы контролировали лишь города, крупные села и важнейшие магистрали, на остальной территории царило безвластие. Именно там создавались все партизанские зоны (ибо противник изначально их не контролировал) и там же происходило постепенное накопление партизанской массы.

Зимой 1941–1942 гг. в полосе группы армий «Центр» в целом, 4-й полевой и 4-й танковой армий в частности, сложилась критическая ситуация для германского командования. По линии фронта ему приходилось отражать удары превосходящих сил Западного и Калининского фронтов, а сил для укрепления гарнизонов в тылу просто не было. Район же Дорогобужа и Ельни в феврале — марте 1942 года прямо-таки наводнили партизаны — свыше 10 тысяч человек по современным оценкам. А немцы в 1942-м думали, что их там 30 тысяч, то есть столько же, сколько насчитывала в период зимнего наступления вся 33-я армия М. Г. Ефремова (1897–1942). В то же время немецкие гарнизоны в городах и крупных селах состояли из охранных рот, от силы — батальонов.

Однако ни партизанское руководство (то есть комкор Павел Белов и штаб его корпуса), ни советское фронтовое командование не сумели толком использовать благоприятную для себя ситуацию.

Отряды партизан насчитывали людей больше, чем советские стрелковые полки той поры, не уступая им в вооружении. Партизаны, помимо собранного по лесам стрелкового оружия, имели артиллерию, минометы и даже легкие танки (запчасти к ним перебрасывали по воздуху). Командный состав этих отрядов полностью состоял из офицеров РККА. Половина рядового состава тоже прошла службу в армии — это вчерашние окруженцы и дезертиры. Другая половина была призвана по мобилизации — как в Красную Армию. Так что местные партизанские соединения мало отличались от регулярных частей. Тем не менее, сделать что-либо с крупными подразделениями немцев они не могли.

Московские «спецы» настойчиво советовали Белову активизировать действия в направлении Вязьмы. Они не понимали, что после провала зимнего наступления советских войск на данном направлении, стабилизации и укрепления немецкого фронта к весне 1942 года, положение советских партизан, располагавшихся в его оперативном тылу, с каждым днем становилось все более опасным. Несмотря на это, содержание «ценных указаний» не менялось: отвлекайте на себя фронтовые части противника, парализуйте движение на транспортных магистралях!

Как отмечено выше, действия партизан в районе Ельни и Дорогобужа осенью 1941 года командование тыловых частей немцев характеризовало следующим образом:

«Действия партизан состоят исключительно из набегов на деревни для обеспечения себя продовольствием»…

В начале 1942 года ситуация несколько изменилась. Вот что сказано в верноподданническом письме «дорогому товарищу Сталину от партизан и жителей» одного из оккупированных районов Смоленской области:

«…Теперь на земле нашего района и части соседних районов больше не осталось фашистских оккупантов. Тысячи их были уничтожены. В одном только марте мы убили 1300 и ранили более 1000 фашистских варваров. Одновременно с уничтожением гитлеровских оккупантов мы безжалостно мстим их холуям и предателям нашей Родины».

Армстронг, с. 56

Но соответствовала ли реальная эффективность партизанской деятельности заявленной?

По данным штабов партизанских движений Московской, Смоленской и Тульской областей (где партизаны Дорогобужа и Ельни составляли основную часть) «народные мстители» убили или ранили 121 439 фашистов и «их пособников», совершили 1363 крушения поездов (это больше чем в Ленинградской или Орловской областях, где организованное партизанское движение имело гораздо более длительный характер), уничтожили или повредили 616 танков и бронемашин, 4388 автомобилей, 228 километров линий связи, 618 мостов, а кроме того вывели из строя или захватили 920 паровозов и 13 778 вагонов (Большая Советская Энциклопедия, том 19, М., 1975, с. 234).

Пропагандистское фото: юные партизаны Смоленщины, 1942 год

Дневник боевых действий Отдельного партизанского полка под командованием майора В. В. Жабо от 28 мая 1942 года содержит сведения о том, что помимо ведения полком «тяжелых боев с крупными силами противника при содействии авиации и 40 танков, брошенными германскими командирами на ликвидацию партизанского края», в боях за деревни «Лепехи, Петрищево, Шумилово, Бельдюгено, Синютно, Свинцово, Преображенское, Полуовчинки, Луги, Субботники, Каменка, село Желание и станцию Угра партизаны подбили и уничтожили 15 танков противника». К слову, тот же полк В. В. Жабо 1 апреля 1942 года в боях за деревни Денисково и Вознесение якобы истребил 137 «фашистов».

Необходимо учесть, что дорогобужские партизаны до своего разгрома в июне 1942 года активно действовали всего лишь 5 месяцев (с января по май). Поверить в то, что за столь краткий период партизаны, избегавшие серьезных столкновений с сильным противником, смогли «намолотить» такую груду вражеских трупов и разбитой техники, может только идиот.

Действительность была куда прозаичнее. В ходе операции «Ганновер», положившей конец организованному сопротивлению партизан Дорогобужа и Ельни, немцы потеряли с конца мая до середины июня 1942 года убитыми 468 человек (в том числе около 200 бывших советских военнопленных, входивших в состав спецгруппы Абвера «Граукопф»), более 1300 ранеными и до 200 пропавшими без вести. Всего до 670 погибших и 1300 раненых, никаких танков и бронемашин.

Несложно прикинуть, что если в ходе интенсивных «боевых контактов» партизан с немцами потери последних убитыми за три недели составили менее 700 человек, то в предыдущий «вялотекущий» период эти потери были намного меньше. Вот и выходит, что вся героическая деятельность «дорогобужцев» (с учетом карательной операции «Мюнхен», проведенной 221-й пехотной дивизией Вермахта в районе Ельни) обошлась противнику максимум в тысячу человек убитыми и две — две с половиной тысячи раненых. Эта цифра (3,5 тыс. чел.) в 35 раз меньше официально заявленной (121,5 тыс.)!

Неутешительные итоги партизанской борьбы на данном географическом направлении косвенно признало и советское командование:

«Советское Верховное командование понимало, что партизанское движение в этом районе практически перестало существовать».

Армстронг, с. 81–82

 

Высшая точка движения — разгром

Партизаны Смоленщины не сидели в землянках, потому что к зиме 1941–1942 гг. никто лесных баз не подготовил, а сделать это зимой проблематично. Никто не готовил укрытий и весной. Вместо этого партизаны засели в деревнях и селах, окружили их траншеями и огневыми точками, и ждали прихода частей Красной Армии. Но дождались… немцев.

Начальник тыла 4-й полевой армии генерал фон Унрух докладывал о том, что «район к востоку от Смоленска и вокруг Дорогобужа наводнен крупными силами партизан». Поэтому в марте 1942 года германское командование решило привлечь для очистки района Ельни и Дорогобужа более крупные силы.

Первые попытки немцев очистить тыл силами небольших соединений («…усиленная рота жандармерии; четыре роты по 80 человек каждая от 27-го танкового полка; одна рота строительных частей совместно с одним зенитным орудием выделенные авиабазой…») ни к чему не привели — партизан в районе насчитывалось раз в 10–12 больше.

Первую масштабную операцию («Мюнхен») командование Вермахта провело в марте 1942 года — с целью очищения района Ельни и разблокирования дорог. Особый корпус начальника тыла группы армий «Центр» (221-я пехотная, 10-я и 11-я танковые дивизии) первоначально должен был нанести удар от станции Починок в направлении Ельни — для очистки от партизан прилегающих районов. Затем, соединившись с войсками, наступавшими на Дорогобуж от железной дороги Смоленск — Вязьма, двусторонним охватом планировалось уничтожить партизан в треугольнике между Смоленском, Ельней и Дорогобужем. Однако ввиду тяжелого положения на центральном участке фронта и невозможности выделения дополнительных сил вторую часть операции отменили, ограничившись ударом по Ельне 221-й пехотной дивизии.

К 28 марта (операция началась 19-го) была взята под контроль дорога Починок — Балтунино — Ельня. В апреле были очищены подступы к Ельне. Вот тогда и нужно было спохватиться руководству партизанскими силами, начать отход на юг — в Брянские леса. Но эта операция не встревожила не только комкора Белова, но и руководство Западного фронта в лице Г. К. Жукова, которому подчинялся после окружения 1-й гвардейский кавкорпус Белова.

Для полной ликвидации партизанской зоны требовалась более масштабная операция. Она последовала в конце мая 1942 года.

С учетом близости фронта и его стабилизации германское командование решило задействовать два армейских корпуса 4-й полевой армии Вермахта, а также содействующие части (общая численность от 30 до 45 тысяч человек, численность же партизан определялась около 20 тысяч человек).

План операции предусматривал нанесение с севера, востока и юга концентрических ударов по восточной части партизанской зоны, а после этого сплошное прочесывание территории в сторону Дорогобужа, и далее на запад.

За сутки до начала операции в глубь партизанского сектора в районе Ельня — Дорогобуж, с задачей захвата или уничтожения штаба генерала Белова, была выведена пешим порядком спецгруппа Абвера, состоявшая из русских националистов (до 300 человек под командованием полковника Сахарова), переодетых в советскую военную форму. Группа получила наименование «Graukopf» («Старик»). Несмотря на то, что основную задачу (захват штаба Белова) выполнить не удалось из-за дезертирства двух бывших советских офицеров, выдавших план партизанам, действия группы «Граукопф», а также роты фон Рентелена (тоже состоявшей из бывших красноармейцев), осуществлявшей сходную задачу в полосе немецкой 5-й танковой армии, были признаны успешными:

«Командующий генерал на совещании 26 мая 1942 года заявил, что соединение „Граукопф“, несмотря на то, что ему не удалось достичь главной цели, то есть уничтожить штаб Белова, добилось успехов, имеющих большое значение для всей операции „Ганновер“.

Он отметил, что само появление белогвардейского отряда в советском тылу внесло неразбериху, поскольку (…) красные не знали, откуда появилось это подразделение и как ему удалось пересечь линию фронта. В дальнейшем, поскольку телефонная связь была нарушена, комиссары и политруки убиты, несколько сот солдат противника были взяты в плен, а захваченное у противника оружие уничтожено. Подразделение внесло вклад своим участием в нескольких сражениях с вызванными по рации или телефону отрядами противника, понесшими крупные потери, в результате чего возникла настоящая паника (…) красные в неразберихе стреляли друг в друга (по утверждениям пленных)».

Армстронг, с. 67

Собственно наступление немцев началось на следующий день, 24 марта, и к концу июня завершилось полным разгромом партизан.

«Характеризуя боевые действия, все немецкие донесения подчеркивают одно и то же: советские силы сначала оказывали упорное сопротивление, но после того как первоначальное сопротивление было сломлено, советские подразделения ожидал быстрый крах. Так, например, немецкая дивизия, атаковавшая на участке фронта, занятого партизанским полком под командованием Шабо /правильно — Жабо — М. П./, докладывала, что полк упорно оборонялся на созданных им укрепленных позициях, но не смог перенести оборону вглубь. То же самое произошло, когда генерал Белов выдвинул другие части, как партизанские, так и регулярные, навстречу наступающим немецким войскам. Аналогичным образом был разгромлен 1-й партизанский полк.

В донесении 4-й армии о первом этапе операции „Ганновер“ отмечается, что если советские силы и оказывали в ряде пунктов упорное сопротивление, то, как правило, партизанские и регулярные части удавалось разгромить за несколько дней».

Армстронг, с. 70

Немцы насчитали 5093 трупа «красных», еще 5630 они взяли в плен. Таким образом, общие потери красноармейцев-партизан составили 10 723 человека. Еще 2000–3000 человек скрылись в лесах в районе Дорогобужа. Потери Вермахта и содействующих частей составили, как уже отмечено выше, 468 человек убитыми (включая 200 человек из группы «Граукопф»), 1524 ранеными или пропавшими без вести. Общие потери — 1992 человека (см. Армстронг, с. 71–72).

Избежавшие окружения партизаны утратили боеспособность и были озабочены лишь проблемой выживания (примечательно, что местные жители помогали немцам в «наведении порядка» и ликвидации остатков партизанского движения в области). Комкору Белову с остатками соединений удалось вырваться из кольца, после чего его и ряд других командиров вывезли через линию фронта самолетом. Оставшиеся партизанские группы ушли в район Брянска. Последующие попытки советского командования возродить партизанское движение в крае провалились, так как население оккупированной зоны их не поддержало.

«В результате одна из находившихся в этом районе немецких армий смогла доложить, что в период с 1 октября 1942 года по 18 января 1943 года в тылу армии практически не было партизан».

Армстронг, с. 74

А это не пропаганда: русские полицейские с немецким офицером (пригород Смоленска, 1942)

 

Причины поражения

Создание партизанской зоны в оперативном тылу вражеских войск имело смысл при проведении зимнего наступления, однако тактические выгоды из сложившейся ситуации командование Красной Армии в должной мере не использовало — в первую очередь потому, что не позволил противник.

По мере свертывания наступления советских войск (к весне 1942 года) нахождение партизан в деревнях в тылу крупных формирований Вермахта стало опасным, следовало начать отвод партизанских отрядов в район брянских лесов. Почему этого не было сделано? Белов не мог издать соответствующий приказ без распоряжения Жукова. А Жуков не распорядился по двум причинам:

1) Партизанская зона в тылу противника радовала глаз накануне сражений за Ржев и Сычевку. Командующий Западным фронтом рассчитывал на помощь партизан, однако не учел возможности немцев нанести удар по дорогобужской зоне в оперативный промежуток времени.

2) Командующий Западным фронтом все равно не мог, даже если бы захотел, осуществить отвод партизан — подобное решение принимал Госкомитет обороны.

Стратегические «ляпы» дополнили «ляпы» тактические:

1) Партизанские отряды не создали в весенний период лесных баз, а по-прежнему оставались в наскоро укрепленных деревнях.

2) Ни разведка партизан, ни разведорганы Западного фронта не сумели вскрыть факт концентрации дивизий 4-й полевой армии Вермахта против партизанской зоны.

3) Несмотря на присутствие среди партизан большого количества сотрудников НКВД, при появлении группы «Граукопф», состоявшей из реальных, а не мнимых диверсантов, среди них началась паника (успехи церберов в фуражках с синими околышами в борьбе против реальных врагов всегда выглядели очень скромно по сравнению с «прессованием» собственных граждан).

4) В самом начале немецкого наступления, вместо того, чтобы приказать отрядам рассыпаться на мелкие группы и спешно выходить из зоны, Белов распорядился выдвигать их навстречу частям противника. На что он рассчитывал? Неужели на то, что партизаны разобьют регулярные войска? Вероятно, командующий кавкорпусом опасался, что при делении на мелкие группы основная масса принудительно мобилизованных людей разбежится по домам. Но это все равно произошло.

Вместо создания небольших отрядов (численностью до роты), рассредоточенных на большой территории, в укрепленных лагерях в лесных массивах, советское командование формировало партизанские батальоны и полки, которые размещало в деревнях, на территории, которую противник фактически не контролировал. Однако с главной задачей — блокированием транспортных коммуникаций в тылу группы армий «Центр» — партизаны не справились. Немцы как возили технику, боеприпасы, продовольствие и резервы по местным дорогам, так и продолжали возить вплоть до середины 1943 года.

Вывод из всего этого только один — полный провал.

Расстрел пленных партизан

 

Армейский «костяк» партизанских формирований

Созданию крупных партизанских формирований в Брянских лесах в наибольшей мере способствовало то обстоятельство, что здесь в ходе немецкой наступательной операции против Западного фронта осенью 1941 года образовались два «котла» — в районах Трубчевска и Хвастовичей. Здесь бродили целые толпы «окруженцев», сформировать из которых отряды было несложно — при наличии организаторов.

Заняв территорию Брянской области и ликвидировав оба «котла», боевые части Вермахта ушли дальше на восток, а решением задач обеспечения безопасности в регионе занялись тыловые подразделения. Последние не имели возможности ни полностью контролировать все районы, ни очистить леса от тысяч красноармейцев из разбитых советских подразделений.

Оставалось только организовать этих «бесхозных» бойцов, на что и сориентировали «московские товарищи» имевшиеся в области партизанские группы. Они появились здесь в октябре — ноябре 1941 года, насчитывали по 6–8 человек, состояли в основном из партийно-советских «аппаратчиков» районного уровня. Кроме того, «организаторов» сбрасывали с самолетов на парашютах.

«Большинство первых отрядов представляли собой группы красноармейцев, оказавшихся в окружении или отрезанных от своих частей в ходе боев под Смоленском, Вязьмой и Брянском. Партизан, взятый в плен под Рославлем в августе 1941 года, сообщил на допросе, что остатки двух стрелковых дивизий Красной Армии были объединены в три партизанские группы, в каждой из которых насчитывалось от 50 до 60 человек (…)

Другой разновидностью партизанских отрядов (на начальном этапе в 1941 году) были так называемые диверсионные группы и истребительные батальоны, которые, по всей вероятности, и являлись в то время основными силами партизан».

Армстронг, с. 98

Ясное представление о том, из кого состояли партизанские формирования Брянской и Орловской областей в 1942 году, дают немецкие архивные документы:

«По оценкам штаба XXIV корпуса немцев, в марте 1942 года к северу от Брянска насчитывалось до 10 000 партизан, „треть из которых составляли регулярные войска“. Согласно немецким донесениям, действовавший в районе Лавшина партизанский отряд численностью от 1500 до 2000 человек целиком состоял из красноармейцев.

В апреле 1942 года 339-я дивизия на основании захваченных партизанских документов сообщала, что в районе Бытоша (…) в составе партизан были: уцелевшие во время боев в окружении офицеры и солдаты Красной армии; сбежавшие из лагерей военнопленные; сотрудники партийных органов и НКВД; комсомольцы; руководители и специалисты, присланные из армейских штабов. (…)

Формирования создавались /присланными из-за линии фронта организаторами — М. П./ из:

а) военнослужащих Красной армии, отрезанных от своих частей в ходе боев в окружении;

б) людей из различных партизанских групп;

в) годных к службе в армии мужчин в возрасте 18 лет и старше, мобилизованных в деревнях…

…Партизан, захваченный в плен в районе Дятькова в августе 1942 года (…) описывая находящиеся в этом районе боевые формирования, выделял отряд Орлова, чья численность тогда составляла 700 человек, и отряд Калуги, при этом он сообщал, что две эти группы состояли из красноармейцев 16-й и 10-й армий.

Дополнительная информация о количестве красноармейцев, входивших в состав партизанских отрядов, была получена на допросах другого захваченного в плен партизана, бывшего лейтенанта Красной армии, выпущенного из немецкого лагеря для военнопленных и поселившегося в Рогнединском районе, а затем призванного в партизаны. Он сообщил, что в мае 1942 года в этот район прибыл батальон из состава советской 10-й армии для выполнения следующих задач:

1. Призыв на службу всех находящихся в этом районе красноармейцев, уцелевших в ходе боев в окружении или отпущенных из лагерей для военнопленных.

2. Мобилизация мужчин, родившихся в период с 1923 по 1925 год.

3. Организация партизанских групп. Сначала из красноармейцев и призывников создавались равные по размеру батальону подразделения численностью до 300 человек, а затем их направляли на усиление партизанских групп».

Армстронг, с. 103–105

В Брянской области, как и в Смоленской, производился массовый принудительный призыв населения в партизанские отряды. Только некоторая часть городской молодежи, наиболее распропагандированная в советский период, поддерживала партизан. Именно наивный городской «молодняк» пополнял партизанские отряды «на добровольных началах».

По мере увеличения численности отрядов — в связи с мобилизацией местных жителей — изменялась их организация. К началу 1943 года все мелкие подразделения свели в отряды (роты) и бригады (батальоны), была также создана партийно-советская структура для руководства ими. С этой целью Брянскую область разделили на Северную, Южную и Западную зоны.

Еще в начале января 1942 года части Красной Армии вышли в район города Киров (до 1936 года поселок Песочня). С этого момента в полосе немецкой обороны между 4-й полевой и 2-й танковой армиями образовалась брешь («ворота»), через которую партизаны северной части области стали получать подкрепления и боеприпасы с «большой земли». Отряды Северной зоны (от Брянска до Кирова) напрямую подчинялись командованию войск, действовавших в районе Кирова.

«…успешное советское контрнаступление приблизило фронт к базам партизан, позволив им установить связь с частями Красной Армии. В результате партизанское движение претерпело кардинальные изменения: оно было реорганизовано по военному образцу и осуществляемый за ним контроль стал более строгим как извне, так и изнутри. Это было особо заметно в северных районах, где освобождение советскими войсками Кирова и прорыв немецкой линии фронта создали возможность для более тесного взаимодействия партизанских групп с Красной Армией. Партизанские отряды, организованные НКВД и партийными работниками, оказались в прямом подчинении одной из советских дивизий и получали подкрепление людьми и оружием.

(…) Когда немцы попытались захватить Киров и ликвидировать брешь между 2-й танковой и 4-й армиями, партизаны оказывали поддержку войскам Красной Армии, не только разрушая линии коммуникаций в тылу, но и обороняя отдельные участки фронта».

Армстронг, с. 89

Руководство деятельностью партизан Западной зоны (район селений Клетня — Мамаевка) осуществлял штаб Западного фронта.

Партизанскими отрядами в Южной зоне (от Брянска до реки Неруза), включавшей Орловщину, руководил штаб Брянского фронта в Ельце и находившийся там же Орловский областной комитет партии. Обком назначил А. П. Матвеева начальником Орловского штаба партизанского движения (позже этот штаб переименовали в штаб партизанского движения Брянского фронта).

Непосредственно «в лесу» партизанами Южной зоны командовал сотрудник НКВД Д. В. Емлютин, которому подчинялись от 30 до 40 отрядов, а позже все здешние бригады.

Д. В. Емлютин — типичный советский начальник-самодур. Вот таким и вешали на грудь звезды героев

Комиссаром при нем был секретарь одного из орловских райкомов партии А. Д. Бондаренко. Штаб Емлютина находился в Смелиже и назывался Объединенным штабом партизанских отрядов западных районов Орловской области.

Емлютин руководил партизанами Брянской области до лета 1943 года, когда его отозвали на «большую землю», а штаб реорганизовали:

«На отношения, существовавшие между Ельцом /где располагался партизанский штаб Центрального фронта — М. П./ и командованием партизан в брянских лесах проливает свет ряд документов, захваченных немцами в 1943 году. В этих же документах указывается, что летом 1943 года (…) Емлютина сменил подполковник Горшков. Сам штаб получил название Южная оперативная группа. Причины освобождения от должности Емлютина, который отправился в июне в Москву и не вернулся, не совсем ясны».

Армстронг, с. 119

Свет на причины снятия Емлютина с должности проливают показания капитана Русакова, который на допросе у немцев вот как характеризовал этого деятеля:

«Подполковник Емлютин, бывший начальник райотдела НКВД в Курской области. Население Курской и Орловской областей хорошо знает партизан Емлютина. Это банда насильников, грабителей, мародеров, терроризирующих местных жителей, сам Емлютин — садист, живущий только убийствами».

Соколов Б. В., с. 102

 

Боевые действия партизан

Основной формой деятельности брянско-орловских партизан поначалу являлись налеты на деревни с целью добычи продовольствия путем ограбления населения, а также убийства должностных лиц, назначенных оккупационными властями. С воинскими частями, даже тыловыми, партизаны долгое время старались не связываться, так как любое столкновение с ними обычно заканчивалось поражением и рассеиванием «мстителей».

«Немцы не испытывали особых трудностей в очистке от партизан считавшихся важными населенных пунктов, но после ухода из них войск партизаны вскоре возвращались туда и расправлялись с теми, кто сотрудничал с немцами или проявлял враждебное отношение к советскому режиму».

Армстронг, с. 89

Вот она — главная, но официально не декларируемая роль партизанских формирований — постоянно напоминать местному населению о советской власти.

Отметим, что органы управления были жизненно необходимы местному населению. Создать аналогичные собственные органы партизаны не могли по вполне понятным причинам. Но партизан меньше всего волновало выживание местных жителей, они слепо и рьяно исполняли указания своих командиров, а те — указания Москвы. Суть таковых была проста: «Безжалостно уничтожать предателей Родины!».

Сталин еще во время операции «Тайфун» требовал заброски в немецкий тыл как можно большего числа диверсионных групп, состоявших из «пламенных» комсомольцев (вроде известной Зои Космодемьянской) — жечь деревенские избы, конюшни, амбары, чтобы немцам негде было размещать солдат, лошадей и имущество. Вопрос о том, куда после этого деваться семьям местных жителей (зимой!) Сталина и его подручных абсолютно не интересовал.

В этой связи отметим любопытную деталь:

«Даже в феврале 1943 года отмечалась антипатия крестьян к партизанам. Одно из немецких донесений описывает эти настроения следующим образом:

„Нигде… гражданские лица не принимают участия в актах саботажа и не поддерживают такие /акты/. Сельское население, как и прежде, отвергает партизан“…»

Армстронг, с. 146

Собственно боевая деятельность партизан Брянщины и Орловщины в основном сводилась к мелким диверсиям. Это повалка столбов телеграфной связи, подрывы на автомобильных дорогах, засады против отдельных автомобилей, небольших автоколонн, а иногда и поездов. Диверсий такого рода совершалось довольно много, но они имели хаотичный характер и не причинили существенного ущерба войскам Вермахта.

Партизаны заполняли неконтролируемые противником пространства, где создавали партизанские зоны. Однако это не приводило к последующим атакам на гарнизоны противника в населенных пунктах или на железнодорожные станции, а сводилось к удержанию пресловутых «зон» — как правило, до появления сколько-нибудь значительных сил немцев.

«В мае 1942 года в директиве немецкого тылового командования перечислялись следующие цели партизан:

1) разрушение /путей — М. П./ сообщения армии…

2) борьба с отрядами вспомогательной полиции и сельским населением, работающим на германскую армию.

3) запугивание населения путем проведения враждебной пропаганды…»

Армстронг, с. 125

Как уже сказано, действия партизан разделялись на две условные категории:

1) «Прессование» местного населения;

2) Действия на коммуникациях противника.

Первая категория нашла свое воплощение в регулярных нападениях партизан на деревни: «мстители» отнимали у населения продукты и скот, убивали людей, сотрудничавших с немецкими властями либо «враждебно (по мнению партизан) относившихся к советской власти». Тем самым они решали сразу несколько целей. Во-первых, обеспечивали себя продовольствием. Во-вторых, удерживали местных жителей от сотрудничества с оккупационным режимом. В-третьих, препятствовали использованию немцами местных ресурсов и рабочей силы.

Операции на коммуникациях подразделялись на четыре типа:

1) Действия диверсионных групп (8–10 человек). Они перерезали телефонные провода, валили телеграфные столбы, закладывали мины на шоссейных и железных дорогах. Для подрыва железных дорог чаще всего использовались ящики из-под патронов, набитые взрывчаткой и снабженные нажимным либо электрическим взрывателем. В большинстве случаев, заложив мины, партизаны ретировались подальше от места закладки, но иногда несколько групп по обе стороны дороги ожидали подрыва поезда (автомобиля — если дело происходило на шоссе) и открывали огонь из стрелкового оружия.

Иногда практиковались так называемые «цепные взрывы» — когда железнодорожные пути минировалось на большом протяжении:

«Немцы обратили внимание на эту „совершенно новую тактику“ в феврале 1943 года. В донесении об этом отмечалось, что 18 февраля 1943 года отряд численностью до 150 человек скрытно выдвинулся к линии железной дороги Унеча — Клетня и установил 72 взрывных устройства под железнодорожным полотном. В донесении утверждалось, что во время этой операции одновременно действовали 70 групп подрывников…

В тылу 2-й танковой армии немцев (…) атака на железнодорожную линию Брянск— Льгов в районе Дерюгина 13 октября 1942 года стала темой специального донесения, где говорилось, что, пока отряд общей численностью в 350 человек атаковал силы охраны, диверсанты-подрывники, действовавшие на участке протяженностью в 2,4 километра, успели взорвать железнодорожное полотно в 178 местах. Допросы захваченных в плен партизан позволили выяснить, что специалисты-подрывники прошли трехмесячную подготовку в Туле и были доставлены семью транспортными самолетами. В донесении подчеркивалось, что предыдущие разрушения железной дороги в результате взрывов мин… удавалось устранить за сравнительно короткое время. (…) Судя по немногим упоминаниям цепных взрывов в последующих донесениях, можно предположить, что они не играли важной роли в общей массе попыток партизан нарушить систему снабжения немецких войск».

Армстронг, с. 130–131

Железнодорожный мост через Десну у Вигоничей, который подорвали партизаны

Хотя немцы и опасались, что им не хватит запасных рельсов для ремонта разрушенных путей, главным результатом «цепных взрывов» стало быстрое расходование дефицитной взрывчатки.

2) Массированные атаки (как правило, на хорошо охраняемые мосты) очень больших групп — в несколько сотен человек. Такие атаки партизаны производили в тех случаях, когда получали категорический приказ «сверху» взорвать тот или иной мост, а подобраться к нему малой группой не представлялось возможным из-за наличия сильной охраны. Но они редко достигали успеха.

3) Нападения на населенные пункты, расположенные на основных магистралях. Операции такого типа советские историки упоминали вскользь, так как они сопровождались уничтожением деревень (поселков, станций) вместе с жителями, а не только местных полицейских.

4) Нападения на транспортные средства и воинские эшелоны из засад. Партизаны практиковали их довольно часто, но редко достигали существенных успехов. Самый крупный пришелся на 9 марта 1942 года в районе Журиничей, в 20 км восточнее Брянска, когда в результате атаки 500 партизан на подорвавшийся ремонтный поезд были убиты и ранены 3 немецких офицера и 224 солдата. Такие нападения оказывали в первую очередь психологическое давление на противника.

В целом, результативность партизанских диверсий оставалась сравнительно невысокой, так как немецкая охрана постоянно находила взрывные устройства до того, как они успевали сработать.

По докладам немецкого тылового командования, с мая по октябрь 1942 года партизаны осуществили 260 успешных взрывов, а также 540 нападений на часовых, но 301 взрыв удалось предотвратить. С ноября 1942 по апрель 1943 года успешных подрывов было 236, а предотвращенных — 222 (нападений на часовых зафиксировано 553). С апреля по июнь 1943 года партизаны произвели 496 успешных подрывов, но еще 523 оккупанты предотвратили (нападений на часовых было 1093). Всего за 14 месяцев — 992 успешных подрыва (в среднем, 71 в месяц), тогда как 1046 диверсий немцам удалось предотвратить.

Казалось бы, что при такой интенсивности диверсий вражеским войскам приходилось буквально «разрываться» между фронтом и тылом.

Немецкий танк, якобы подбитый брянскими партизанами в феврале 1942 г. На фото явно не февраль, видимо, танк немцы просто бросили из-за поломки

Однако в реальности этого не происходило: наличных сил тыловых командований Вермахта вполне хватало для обороны занятых ими населенных пунктов и охраны важнейших путей сообщения.

За все время оккупации на территории Брянской области (а это 34,9 тыс. кв. км — на 6 тыс. кв. км больше такой страны как Албания) лишь однажды подрыв вызвал существенные перебои в системе снабжения немцев. Это произошло 7 марта 1943 года, когда отряд Ромашина (до 600 человек) успешно атаковал и подорвал мост через Десну у Вигоничей.

«Нападение вызвало временное прекращение движения на одном из главных путей снабжения 2-й танковой армии немцев. Несколько дней все эшелоны приходилось направлять в обход по линии Смоленск — Рославль. Командование тыла 2-й танковой армии считало это „крупным успехом“ партизан».

Армстронг, с. 127

Партизанам Брянщины и Орловщины, несмотря на все диверсии, не удалось перерезать транспортные коммуникации группы армий «Центр». Поэтому вывод очевиден: действия партизанских формирований не доставляли германскому военному командованию чрезмерных проблем в плане материального ущерба. Другое дело — моральное воздействие. Известный немецкий генерал-танкист Гейнц Гудериан отметил в своих мемуарах:

«По мере того, как война принимала затяжной характер (…) партизанская война стала настоящим бичом, сильно влияя на моральный дух фронтовых солдат».

Таков же вывод известного в России исследователя партизанского движения полковника органов госбезопасности Вячеслава Боярского:

«Наиболее эффективным видом воздействия на противника оказалось не военное, а морально-психологическое».

Боярский В. И., с. 250

 

Операции немцев против партизан

До лета 1942 года никаких крупных операций против партизан немцы не проводили вообще.

Первой относительно крупной антипартизанской операцией немцев стала «Птичье пение» (Vogelsang) в июне 1942 года. Однако сил для нее было привлечено недостаточно (5500 человек), тогда как партизан севернее Брянска насчитывалось свыше 4 тысяч. Поэтому операция свелась к вытеснению «мстителей» из зоны Дятьково — Ивот — Стар.

Партизаны разрозненными группами ушли в южном и западном направлениях. Они потеряли около 1700 человек (1193 убитыми, 498 пленными). Кроме того, в районе операции немцы арестовали 2249 мужчин в возрасте от 16 до 50 лет, а 12 530 местных жителей эвакуировали из этого района. Потери немцев составили 58 убитых и 130 раненых (соотношение потерь 1: 9 в пользу немцев).

В западной части Брянской области безуспешной оказалась операция Klette I, проведенная в октябре 1942 года в районе Клетни. Здесь полторы тысячи немцев пытались окружить четыре тысячи (!) партизан. К тому же не была соблюдена секретность, и партизаны ускользнули из кольца, потеряв всего 43 человека убитыми и 2 пленными.

Вслед за первой операцией последовала вторая (Klette II), однако в ходе ее (с 15 января по 9 февраля 1943 г.) партизан удалось рассеять, но не уничтожить. Из 3500–4500 человек были убиты 441, 126 попали в плен, 178 дезертировали.

С 19 мая по 19 июня 1943 года в этой же зоне проводилась операция «Соседская помощь» (Nachbarhilfe). На этот раз сюда бросили две дивизии, которые рассеяли партизанские отряды на «мелкие и очень мелкие группы». Было убито 571 человек, 369 взято в плен; эвакуированы 16 900 местных жителей. Немцам удалось практически полностью уничтожить отряд «За Родину», ядро которого составляли бывшие «оперативники» из Ямпольского райотдела внутренних дел.

Тем не менее, усилиями советского командования, готовившего летнее наступление и перебрасывавшего подкрепления по воздуху, деятельность партизан в Мамаевском лесу была восстановлена, хотя и в меньшем объеме, чем прежде.

Операция «Вольный стрелок» (Freischuetz) длилась всего 10 дней, с 21 по 30 мая 1943 года. В ней участвовали две дивизии и одна оперативная группа в несколько тысяч человек.

Однако дивизии очень скоро потребовались на фронте, поэтому немцы спешно «прошерстили» район, хватая и стреляя кого надо и кого не надо (из заявленных 420 пленных более 300 составили женщины и дети, среди 1459 убитых женщины и дети составили около 300 человек; было эвакуировано 2392 местных жителя). После окончания операции, по немецкой оценке, в районе все еще оставалось около 1500 партизан.

Схваченный партизан

В южной части Брянской области две первые операции против партизан — «Треугольник» (Dreireck) и «Четырехугольник» (Vierreck) проводились в середине сентября 1942 года и, несмотря на большие потери «мстителей» (2244 убитых и пленных), не привели к полной их ликвидации. Часть партизан, переправившись через реку Навля, ускользнула в южном направлении и позже вернулась на прежние места базирования.

В ходе крупной операции «Цыганский барон» (Zigeunerbaron) с 16 мая по 6 июня 1943 года пять пехотных и одна танковая дивизии нанесли партизанам серьезные потери, хотя и не смогли уничтожить их полностью (1548 партизан погибли, 1568 были взяты в плен — всего 3116 человек). Было уничтожено 2930 землянок и огневых точек; трофеи, помимо стрелкового оружия, включали 21 орудие и 3 танка; эвакуировано 15 812 местных жителей.

Однако было уже поздно: в июле — августе 1943 года немцы оставили Брянскую область и отступили на запад.

 

Русские против русских

Уже в конце 1941 года немцы стали формировать на местах из советских граждан или военнопленных вспомогательные военизированные отряды полиции.

«К 1943 году в тылу 2-й танковой армии немцев насчитывалось 30 так называемых „восточных батальонов“ (Ostbatailone) и 12 батальонов местной самообороны. Кроме этого, в восточной части области были созданы отряды вспомогательной полиции численностью в несколько тысяч человек. Эти подразделения коллаборационистов составляли примерно половину сил немцев, осуществлявших охрану в тыловых районах».

Армстронг, с. 94–95

Нам уже ясно, что этих сил было, во-первых, недостаточно для полного уничтожения партизан, а во-вторых, борьба с партизанами составляла лишь одну из многих задач, решаемых военизированной полицией.

Однако были исключения, подтверждающие наш тезис о важнейшей роли специальных формирований в антипартизанской борьбе. Так, весьма смекалистым оказался бывший учитель физики Константин Воскобойников (1895–1942), которого немцы, назначили бургомистром поселка Локоть (административного центра Брасовского района Орловской области) — в Южной зоне брянских партизан. Он обратился к командованию 2-й танковой армии Вермахта с просьбой разрешить ему создать отряд самообороны в 200 человек для защиты поселка и окрестных деревень от грабежей партизан. Командование согласилось. Бургомистр лично возглавил подразделение, состоявшее из добровольцев, и основательно прижал партизан, но 8 февраля 1942 года погиб в одной из стычек.

Новым бургомистром Локотя, и, как вскоре выяснилось, еще более деятельным, стал заместитель Воскобойникова, бывший инженер-химик Бронислав Каминский (1899–1944), отбывший три года в советских лагерях и освободившийся за пару месяцев до начала войны. Понятно, что его отношение к советской власти не имело ничего общего с любовью или благодарностью. Каминский сформировал несколько отрядов самообороны, с которыми начал решительные действия против партизан и вскоре очистил от них значительную территорию.

Бронислав Каминский

Убедившись в том, что местное самоуправление способно своими силами обеспечить безопасность тыловых районов, командующий 2-й танковой армией генерал Шмидт приказом от 19 июля 1942 года преобразовал Локотский район в округ. В его состав вошли 6 районов Орловской области (Брасовский, Дмитровский, Комаричский, Навлинский, Севский, Суземский) и два района Курской области (Дмитриевский и Михайловский). Население округа насчитывало 581 тысячу человек. Целая страна!

К концу 1942 года антипартизанская бригада Каминского состояла из 14 стрелковых батальонов, 4-х дивизионов (броневого, артиллерийского, зенитного, тылового), медицинской и комендантской рот. Одних только минометов в бригаде насчитывалось более 100 единиц (калибра 50 и 82 мм), имелись 8 танков, 2 танкетки, 3 бронеавтомобиля. Оружие и техника были трофейные советские. В крупных деревнях округа дислоцировались около 30 рот бригады, в нескольких поселках размещались батальоны.

Командование 2-й танковой армии поставило перед бригадой Каминского следующие задачи: охранять от партизан выращенный урожай и скот, транспортные колонны с продовольствием, обеспечивать сбор натуральных налогов в деревнях. На практике все это означало непрерывную борьбу с партизанами, крайне нуждавшимися в продовольствии.

Против партизан Каминский действовал весьма успешно. Его бойцы сожгли 12 деревень и поселков, примыкающих к лесным массивам, жители которых снабжали партизан продуктами. Это Алтухово, Гаврилова Гута, Добровольский, Игрицкое, Кокоревка, Конушино, Красная Слобода, Смиличи, Требушка, Черпь, Чухра, Шушуево. Населению, потерявшему свои дома и хозяйственные постройки, пришлось переселиться в другие деревни — подальше от леса.

К 1 августа 1943 года численность бригады достигла 12 тысяч (!) хорошо вооруженных бойцов. То есть, у Каминского было больше людей, чем во всех партизанских соединениях Брянской области вместе взятых, поэтому вполне можно вести речь о гражданской войне местного значения.

Немецкий пропагандистский плакат

 

Выводы

1) Партизанские соединения Брянской области возникли на базе окруженных советских частей и партийно-советской номенклатуры низшего звена, ни о каком «общенародном подъеме» речи быть не может.

2) Пополнение партизанских отрядов осуществлялось путем призыва местных жителей на действительную военную службу, по факту — принудительно. Несомненно, имело место и добровольное участие какой-то части граждан, но их было мало.

3) Основными задачами партизан являлись две: диверсии на вражеских путях сообщения и постоянное давление на местное население, дабы исключить поддержку им оккупационного режима.

4) Как и повсюду на оккупированных территориях СССР, «мстителям» не удалось сколько-нибудь серьезно нарушить работу коммуникаций противника.

Вместе с тем брянские партизаны тактически действовали более гибко, в отличие от дорогобужцев, поскольку над ними не стояли армейские штабы.

Не было бы счастья, да несчастье помогло: за все время оккупации региона советскому командованию не удалось толком наладить централизованное руководство партизанами (последние подчинялись то партийным органам, то НКВД, то командованию отдельных армий, а под конец — собственному штабу партизанского движения). Поэтому в критических ситуациях партизанские командиры действовали «своим умом», что оказалось благом для них.

«Изменник советской родины»

5) В области шла настоящая гражданская война — общая численность партизанских соединений в разные периоды времени составляла от 10 до 20 тысяч человек, тогда как под командованием одного только Б. Каминского в 1943 году состояло около 12 тысяч человек, почти все — добровольцы.

6) Местному населению по большому счету было все равно, кто победит, лишь бы скорее кончилась война. Пока побеждали немцы, «общественное мнение» склонялось в сторону Берлина; покатился фронт на запад — начали преобладать «московские» настроения.

7) Все антипартизанские операции германское командование проводило в большой спешке (только операция «Цыганский барон» длилась три недели), так как войска, привлекавшиеся для операций в тылу, постоянно требовались на фронте, куда их очень быстро возвращали, не успев завершить начатое дело.

8) Действия партизанских отрядов, в свою очередь, отличались большим количеством, но малой результативностью. Так, число успешных диверсий на железных дорогах в июле 1942 года составило 57, в августе — 55, в сентябре — 62, в октябре — 49, в ноябре — 57, в декабре — 72 (Армстронг, с. 141). А эшелоны противника продолжали идти на фронт до последнего дня оккупации.

Действия брянских партизан не влияли на положение войск противника на фронте, зато били по местному населению, на головы которых валились все эти «Треугольники» и «Цыганские бароны». Однако высшему руководству СССР было наплевать на судьбу оккупированных граждан: «чем хуже для них — тем лучше для нас!»

Надо отметить любопытный факт. По данным статистического исследования «Россия и СССР в войнах XX века» (Москва, 2001, с. 231, таблица 116) потери мирного населения, «преднамеренно истребленного на временно оккупированной территории» РСФСР составляют 1 миллион 800 тысяч человек. Однако потери гражданского населения в ходе проводимых на территории РСФСР карательных операций нацистов (таковых было проведено относительно немного) составляют в каждой из них от нескольких сотен человек до трех тысяч (в самом худшем случае). Да и оккупация на территории РСФСР длилась недолго по сравнению с БССР.

При подобных масштабах 1,8 миллиона человек никак не получается! Это обстоятельство можно объяснить следующим образом: советская статистика включила в приведенную цифру значительную долю потерь, понесенных советскими войсками на фронтах. Видимо, статистики не учли тот факт, что не все бойцы РККА (особенно из числа так называемых «оккупированных») включались в списки личного состава частей. Как известно теперь, «оккупированные» в списках бойцов не значились (либо числились в рабочих и строительных подразделениях), но на убой их гнали толпами. Каким же образом числить человека, который погиб (из числа жителей N-ского пункта выбыл), а в число мобилизованных граждан не попал? Только в качестве «погибшего мирного жителя»!

 

Партизаны, о которых идет здесь речь, в советской историографии известны под наименованием «ленинградских партизан» или «партизан Ленинградской области».

Партизанское движение в Ленинградской области, при всем его сходстве с беларуским (в принципах организации, целях, задачах, тактике) имело в то же время ряд особенностей.

Начнем с того, что широкомасштабное партизанское движение на территории самой Ленинградской области продолжалось недолго. Это был тот период потерь 70–90 % партизанских формирований, о котором говорил в своем докладе И. Г. Старинов. Дело в том, что спешно сформированные в 1941 году в районе Ленинграда отряды разместили в тылу врага практически на одной линии — от Гдова на востоке до Чудово на западе. А главной задачей им поставили нарушение коммуникаций противника севернее рокадной магистрали Нарва — Гатчина — Тосно.

Фактически, отряды бросили на убой. Ведь район от Гатчины на севере до Луги на юге являлся оперативным тылом группы армий «Север», действовать там (причем непродолжительное время, постоянно маневрируя и с выходом на свою территорию) могли только мобильные, хорошо подготовленные группы диверсантов. А здешние партизанские отряды были поначалу многочисленными (батальоны и даже полки) и малоподвижными (имели склонность к «обжитым местам»).

Об уровне их специальной подготовки вообще не приходится говорить. Дело не в нехватке времени или «невнимании к советам профессионалов». Просто знание подрывного дела здесь было ни к чему: требовалось владеть навыками «малой войны» и выживания в прифронтовой полосе, а где ж такому в СССР могли научить?

 

Соотношение сил

Начальник охраны тыла группы армий «Север» генерал-лейтенант Рокк имел в своем распоряжении три охранные дивизии — 207, 281 и 285 (первые две в тылу 18-й полевой армии). Кроме того, в тылу 18-й армии действовали 4 полевые и 15 местных комендатур (комендант района генерал-лейтенант Кнут имел в распоряжении несколько охранных батальонов). Тыловой район 16-й армии (комендант генерал-лейтенант Шпейман) имел 2 полевые и 11 местных комендатур и несколько охранных батальонов. Кроме того в тылу группы армий «Север» находились 4 полицейских полка и 6 батальонов СС, подчиненных командованию СС и полиции «Остланд» и «Россия-Север», действовала айнзатцгруппа «А» бригаденфюрера СС генерал-майора полиции Шталлекера.

Поэтому в скором времени деятельность ленинградских партизанских отрядов была пресечена. Понеся тяжелейшие потери, они частично вернулись на свою территорию, а частично перешли в другой район — в полосу между Лугой и железной дорогой Нарва — Гатчина. Здесь до 1944 года действовали четыре партизанские бригады. Три из них (6-я, 9-я и 12-я) базировались в глухом районе восточнее Гдова, откуда совершали набеги на участки Гдов — Сланцы и Нарва — Кингисепп. Еще одна бригада (11-я) располагалась в заболоченном районе озера Вялье между железнодорожными участками Луга — Ленинград и Батецкая — Ленинград. Вот, собственно, и все «партизанское движение Ленинградской области».

Остальное якобы «ленинградское движение» имело место южнее — в Псковской и Новгородской областях.

Относительно крупный район базирования партизан в 1941 году находился в районе станции Плюсса, но самые крупные формирования дислоцировались южнее озера Ильмень. 1-я Особая ленинградская бригада Никифорова располагалась в зоне Старая Русса — Пола — Лычково; 3-я ленинградская бригада Иванова дислоцировалась западнее Демянска. Впрочем, к ноябрю 1942 года ввиду изменения линии фронта и выхода советских войск к Старой Руссе и Холму 1-я и 3-я бригады перешли к западу: 1-я — южнее Порхова, а 3-я — севернее.

2-я ленинградская бригада Васильева организовала «партизанский край» в районе между Дном и Холмом (в 1944 году 2-я бригада ушла в район Гдова, а ее зону заняли вновь сформированные 9-я и 13-я бригады).

Еще южнее располагались те партизанские силы, которые сегодня называют «партизанами Калининской области» (ныне — Тверская область), хотя в действительности они имели к этой области малое касательство. Партизанские зоны здесь простирались от Опочки и Себежа на западе до Великих Лук и Невеля на востоке (позже в связи с выдвижением фронта к Великим Лукам часть соединений переместилась в район Острова).

Некоторая часть занимаемых территорий относилась к Псковщине и Новгородчине, однако большая ее часть входила перед войной в состав Витебской области БССР. Собственно, на лесные массивы этой области и опирались «калининцы». Выделение этих формирований в «отдельное (от беларуских партизан) производство» произошло по той причине, что с конца 1941 года они организационно подчинялись сначала командованию Калининского фронта, а с 1942 года — Калининскому штабу партизанского движения.

* * *

В качестве «лирического отступления» хочу заметить, что значительная часть Псковской, Новгородской и Калининской областей (Калинином в 1931 году назвали древний город Тверь) — это территория расселения балтийского племени кривичей. В советской (ныне российской) историографии их упорно называют «славянами». На самом деле кривичи входят в число предков беларусов, и с финно-угорско-тюркским этносом нынешних россиян не имеют ничего общего. Напомню, что Псков и Тверь до их захвата Московией представляли собой государства кривичей.

В этой связи смешно выглядит следующий пассаж в предисловии В. А. Спириденкова к его книге «Лесные солдаты. Партизанская война на северо-западе СССР. 1941–1944»:

«До войны русская земля жила по законам мирного времени и обычаям, установленным испокон веков. Всегда была в нашем народе способность к сближению не только с соседом, но и с инородцем. Неожиданно для врагов и их пособников эта земля взорвалась и стала гореть под ногами оккупантов, превратилась в партизанский край. Незлобливый, работящий, добрый сердцем народ, не склонный к громким словам и демонстративным поступкам, крайним проявлениям эмоций, вдруг вскипел так, что начал ставить на колени подразделения и части хваленой прусской военщины».

Спириденков В. А., с. 5

Далее Спириденков совершенно правильно утверждает, что за созданием партизанского движения на северо-западе СССР стояли «партийные руководители на местах, сотрудники НКВД-НКГБ, а также общевойсковые командиры и политработники» (с. 22–23). При чем здесь «вскипевший вдруг русский народ»?!

Ленинградские партизаны на марше. 1943 г

 

Действия партизан

Нет смысла подробно описывать перипетии борьбы в этом регионе. Она мало отличалась от того, что происходило в Брянской области и БССР. Задачи были такие же: прервать коммуникации, атаковать вражеские гарнизоны.

Что касается эффективности этих действий, то партизаны не смогли оказать существенную помощь войскам Ленинградского, Волховского и Калининского фронтов в ходе многочисленных наступательных операций, предпринимавшихся советским командованием на северо-западном направлении.

В Полновском районе стояли вражеские гарнизоны (в Полне до 400 человек, в районе станции Ям — столько же). И хотя это самое «сердце» партизанской зоны, так они и стояли там до прихода Красной Армии в 1944 году.

Не сумели «ленинградцы» перерезать вражеские транспортные артерии. Часто приводимый в качестве примера эффективности партизанской разведки эпизод с переброской летом 1943 года 223-й пехотной дивизии Вермахта из-под Ленинграда по маршруту Новоржев — Идрица — Люблин — Мозырь — Полтава на самом деле яркий пример бессилия советских партизан в борьбе с вражеским транспортом.

Судите сами. С 25 по 30 мая 1943 года от станции Дно до станции Чихачево проследовали 224 вагона с войсками. 6 июня было установлено сосредоточение юго-западнее Новоржева немецкой дивизии неустановленной нумерации (вскоре в этом районе партизаны нашли солдатскую книжку рядового из 425-го пехотного полка 223-й пехотной дивизии). 11 июля 1943 года пленный солдат 344-го полка подтвердил факт переброски 223-й дивизии с мгинского направления под Новоржев.

С 16 по 19 июля происходило перемещение дивизии «неустановленной нумерации» от станции Локна к городу Опочка, а с 1 по 4 августа фиксировалось прибытие дивизии «неустановленной нумерации» в район поселка Идрица (позже удалось выяснить, что это все та же 223-я дивизия). 11 августа дивизия из Идрицы ушла и 15 августа появилась под Полтавой (Спириденков, с. 84).

Вот и задумайтесь: в течение 11 недель (с 25 мая по 4 августа 1943 года) немецкая дивизия перемещалась по железным дорогам через несколько партизанских зон, а партизаны не только не смогли, но даже не пытались как-то помешать этому перемещению.

Самой громкой акцией партизан Северо-Запада на вражеских коммуникациях, помимо участия в «Рельсовой войне» и «Концерте», считается операция по подрыву двух железнодорожных и одного шоссейного мостов через реку Неведрянка в районе деревни Савкино (операция «Савкинский мост»).

Поступил категорический приказ командования Калининского ШПД о подрыве мостов, а для руководства операцией прибыли уполномоченные ЦШПД подполковник А. И. Штрахов и майор И. И. Веселов. Поэтому калининским партизанам волей-неволей пришлось спланировать штурм укрепленного узла в районе мостов (без «стимула» от ЦШПД они никогда не взялись бы за такое предприятие).

Для решения задачи, которую вполне могла решить авиация за один налет, собрали 22 (!) отряда из шести калининских бригад (Ф. Т. Бойдина, С. Д. Буторина, Н. М. Вараксова, А. М. Гаврилова, В. Г. Семина и Н. В. Шаповалова) плюс один отряд из бригады имени К. К. Рокоссовского Белорусского ШПД. Общее число бойцов — свыше 3 тысяч человек, при одном 45-мм орудии. Часть этих сил должна была осуществлять вспомогательные акции — подрывать мосты по соседству, устроить заслоны на дорогах и т. п. Одновременно с атакой мостов планировалось уничтожение вражеских гарнизонов в селах Савкино и Могильно (их численность неизвестна). Непосредственно савкинские мосты обороняла охранная рота лейтенанта Альфонса (70 человек, 11 ручных и 4 станковых пулемета, 4 ротных миномета, 40 автоматов).

Немецкий солдат в плену у партизан. Жить ему осталось недолго

Судя по мемуарам советских авторов, серьезных сил немцев в Савкино, Могильно и Нащекино не оказалось, а вот позиции роты охраны лейтенанта Альфонса партизаны штурмовали всю ночь 31 марта 1943 года, до того момента, пока удалось подорвать оба железнодорожных моста. «Мстители» понесли тяжелые потери от пулеметного и минометного огня. Помимо рядовых бойцов погибли: уполномоченный Калининского ШПД майор И. И. Веселов, его ординарец И. Беляев, командиры взводов В. Антропов, Н. Березкин, А. Болотов, П. Кулешов, политрук Максименко. А толку? Через 15 дней немцы восстановили оба моста и движение на этом участке в полном объеме.

Существование партизан в районе от Луги до Невеля на протяжении двух с лишним лет было вызвано отсутствием у немцев сил для удаления этой «занозы». Войск не хватало на фронте. К примеру, с 7 января по 27 апреля 1942 года 16-я полевая армия Вермахта вела бои в Демянском котле, куда она попала из-за отказа фюрера отвести 16-ю армию за реку Ловать.

В «котле», помимо частей дивизии СС «Мертвая голова», находились еще пять армейских дивизий. Примерно в тот же период в сражении в районе Холма участвовали полицейские полки СС — те самые, которым полагалось бороться с партизанами. Отметим также, что хотя указанные наступательные операции советских войск происходили под самым носом у «ленинградцев» и «калининцев», действенной помощи от партизан Красная Армия так и не дождалась.

Как известно, 14 июля 1943 года был издан секретный приказ № 0042 начальника ЦШПД П. К. Пономаренко «О партизанской рельсовой войне на коммуникациях врага». Это означало подготовку всех партизанских сил к крупномасштабной операции по массовому уничтожению рельс, чтобы поставить противника в катастрофическое положение.

На рассматриваемом нами направлении началом операции определили первые числа августа (в отличие от Брянской области, где партизаны вышли на рельсы уже 22 июля). Почему действия «ленинградцев» и «калининцев» оказались приурочены именно к началу августа — непонятно: ведь еще 22-го июля перешли в наступление на мгинском направлении Ленинградский и Волховский фронты.

«В июле 1943 года для калининских партизан самолетами из-за линии фронта было заброшено 9565 кг тротила, 24 000 детонаторов, 10 000 метров огнепроводного шнура, 2515 метров пенькового тлеющего шнура и тысячи килограммов других боеприпасов. Впоследствии, в ходе самой операции, дополнительно было доставлено еще 5000 килограммов тротила, 10 500 детонаторов и 2000 метров огнепроводного шнура. На первый взгляд это очень большое количество средств минирования. Но если учесть то, что все это было распределено между 12 бригадами, то увидим, что каждая из них в отдельности получила весьма немного».

Спириденков, с. 248

К операции приступили в ночь с 3 на 4 августа.

«За одну ночь:

5-я Калининская бригада на отрезке железной дороги Себеж — Посинь вывела из строя 2200 рельсов;

7-я Калининская бригада на участке железной дороги Рига — Москва протяженностью в 6 километров взорвала практически все рельсы;

Белорусская бригада И. К. Захарова разрушила железнодорожное полотно на дороге Мариуполь — Ленинград между Идрицей и Дриссой, взорвав 830 рельсов;

Бригада Ф. Т. Бойдина на участке железной дороги Зилупе — Себеж уничтожила 667 рельсов;

Бригада В. М. Лисовского взорвала 1620 рельсов».

Спириденков, там же

Немцы бросили на ликвидацию последствий массированной атаки партизан все наличные силы. В Идрицкий и Себежский районы отправили три восстановительных поезда, четыре железнодорожных батальона и 465 рабочих-путейцев, мобилизовали население деревень, прилегавших к железной дороге. Ремонт путей шел за счет рельсов второй колеи, маневровых станционных путей, частичного завоза из Латвии, а также автогенной сварки разорванных рельсов на месте их подрыва. Несмотря на огромные разрушения, уже через трое (!) суток движение поездов было восстановлено. Все же немецкому командованию в те дни пришлось перебрасывать на фронт одну пехотную и две моторизованные дивизии не по железной дороге, а походным порядком.

Подрывать рельсы вместо эшелонов конечно проще и безопаснее. Но в результате противник не терял военных грузов, а диверсии не влияли на моральное состояние войск, перевозимых поездами. Кроме того, подрыв рельса 200-граммовой тротиловой шашкой к его разрушению не приводил, а только выбивал кусок длиной 25–35 сантиметров. Немцы опиливали такой рельс и сваривали его термитом или автогеном. Кроме того, они изготавливали стальные мостики П-образной формы длиной 80 сантиметров, которые накладывали на поврежденные рельсы, пропуская по ним поезда.

Повышенная активность партизан на железных дорогах привела к печальным последствиям для них самих.

 

Антипартизанские действия немцев

Беспроблемное существование партизан впервые было серьезно потревожено в декабре 1942 года в ходе проведения карательных экспедиций «Нюрнберг», «Шнеехазе» («Снежный заяц») и «Зимнее волшебство», в ходе которых наносились удары по Россонской и Освейско-Себежской партизанским зонам. План экспедиций представил новому командующему группой армий «Север» Кюхлеру лично обергруппенфюрер СС Бах-Зелевски.

Это был период, когда немцы полагали, что фронтальный удар ограниченными силами, с последующим проникновением в глубь партизанской зоны приводит к полному разгрому противника. А поскольку на совещаниях по координации действий немецких гарнизонов в период проведения акций присутствовал капитан полиции Карл Миллер (советский разведчик из бригады НКВД М. С. Прудникова «Неуловимые»), не удивительно, что операция «Нюрнберг» разгромом партизан не завершилась.

В ней участвовали пять полицейских полков СС, 14 отдельных батальонов и несколько местных гарнизонов, общей численностью менее 20 тысяч человек. Приличная концентрация войск принесла лишь тактический успех — часть партизанских отрядов удалось окружить в треугольнике Полоцк — Витебск — Невель. Но ядро партизанских сил, хотя и с большими потерями, вырвалось из кольца в январе 1943 года. Как всегда, пострадало мирное население.

Поскольку в ходе операции «Нюрнберг» уничтожить партизан не удалось, решено было вслед за ней провести операцию «Шнеехазе».

В рамках ее планировалось очистить от партизан треугольник Невель — Полоцк — Себеж (несколько севернее от места предыдущей акции) путем расчленения партизанской зоны на четыре части и уничтожения окруженных отрядов. Кроме того, планировалось восстановить нормальное движение по железной дороге Полоцк — Идрица и автомобильному шоссе Полоцк — Себеж. Однако на этот раз немцы привлекли слишком мало сил. Это подразделения 601-го полка 201-й охранной дивизии, 2-го велосипедного полка 8-й легкой пехотной дивизии, 409-го отдельного горно-егерского полка и 481-го отдельного гренадерского артиллерийского полка. Привлекались также сводные отряды полиции из гарнизонов Идрицы, Невеля, Нищи, Опочки, Освеи, Полоцка, Рудни, Себежа, Стеймаков, Суток и других населенных пунктов. Общая численность группировки, наступавшей на партизанскую зону с запада, составила до 5 тысяч человек.

В конце января группировка карателей со стороны Себежа, Невеля, Идрицы и Дретуни повела наступление в направлении Россон, расчищая дороги и восстанавливая разрушенные мосты. Отмечу, что мосты были взорваны внутри партизанской зоны, где немцев не было, видимо, для затруднения продвижения противника, но в Калининский ШПД партизаны доложили о подрыве «стратегических мостов». Немцы две недели продвигались в глубь зоны по плану, занимая деревни одну за другой.

Пленные партизаны. Их судьба очевидна

Партизанские донесения рисуют драматическую картину ожесточенных сражений партизан с превосходящими силами врага, упорные многочасовые бои, неоднократное «отбрасывание карателей» и т. п. В таком же духе эти события освещаются в послевоенных исследованиях и мемуарах. Но все это выдумки. Наглядное представление о реальности дает фрагмент из боевого приказа командующего объединенной партизанской группировки А. В. Романова 9 февраля 1943 года на совещании командиров бригад в штабе по координации действий:

«Противник бросил против нас крупные силы и, не встречая должного сопротивления , продвигается на запад. Отдельные командиры, вместо того, чтобы вести бои с противником, уходят, не принимая боя . Дальше уходить некуда. Учтите, товарищи, что над нами нависла угроза ликвидации партизанского края, потери всех баз и разгрома партизанских бригад. Кроме этого, мы бросаем население, которое нас вспоило и вскормило, на произвол судьбы, и хуже всего, кто-то распространяет слухи, что немцы ничего не будут делать населению».

Спириденков, с. 222–223

Вот так «героически» защищали партизаны россонскую зону от карателей. Сказки о том, что в середине февраля 1943 года партизаны «остановили продвижение противника, а затем перешли в наступление, освобождая потерянные ранее населенные пункты» так сказками и остались. Просто немцы все что планировали — выполнили, те пункты, которые собирались занять — заняли, хотели проникнуть в глубь партизанской зоны — проникли. Однако тут же выяснилось вот что:

а) наличных сил недостаточно для полного уничтожения партизан;

б) армейские подразделения, привлеченные к операции, надо вернуть на фронт, поэтому использовать их для контроля занятой территории невозможно;

в) собственных сил (подразделений охранной дивизии, полицейских полков и др.) для закрепления на занятой территории недостаточно.

Но, поскольку операция кончилась, все войска группировки вернулись в места своей дислокации. Германское командование занялось «осмыслением полученного опыта».

Партизанские командиры тем временем стали строчить геройские рапорты начальству. Общая схема их одна и та же: факт потери подконтрольного населенного пункта объяснялся «превосходящими силами противника», с которым партизаны якобы вели «многочасовые бои», так что захват каждой деревни давался карателям «большой кровью».

Вот пример с деревней Павлово, которую «героически защищали» отряды 1-й бригады Ф. Т. Бойдина, 3-й бригады А. М. Гаврилова, 5-й бригады В. И. Марго и отряд автоматчиков В. П. Самсона. Враг якобы овладел деревней «после 7-часового боя», потеряв 160 солдат убитыми и ранеными (общее число врагов, убитых в районе Павлово партизаны определили в 300 человек), были уничтожены 20 конных повозок и 1 танк. Потери партизан убитыми — 40 человек (о раненых не говорится). Соотношение потерь — 1:7,5 в пользу партизан. Понятно, что это просто фантастика.

Когда же каратели начали возвращаться в места своей постоянной дислокации, в Центр пошли доклады об «освобождении N-ского населенного пункта», с намеком на то, что сделано это было с боем. К примеру, 12 февраля 1943 года «белорусские партизаны совместно с 3-й Ленинградской бригадой А. М. Гаврилова освободили поселок Россоны». На самом деле первого противника в тот день на том направлении (обоз 601-го пехотного полка) «гавриловцы» встретили под вечер уже за Россонами, на дороге в Альбрехтово.

Еще продолжалась операция «Шнеехазе», а немцы запланировали новую — «Зимнее волшебство». 4 февраля 1943 года обергруппенфюрер СС Фридрих Еккельн издал приказ о создании двух боевых групп для уничтожения партизан на стыке границ БССР, Латвийской ССР и РСФСР. Командиром 1-й группы был назначен начальник СС и полиции Латвии бригаденфюрер СС генерал-майор полиции Вальтер Шредер. Командиром 2-й — начальник шутцполиции штандартенфюрер СС полковник полиции Макс Кнехт. Группа Кнехта включала, помимо штабной группы, четыре латышских полицейских батальона, взвод из состава батареи ПВО, 10-й моторизованный взвод фельджандармерии и сигнальный взвод. Общая численность группы — 2,5 тысячи человек.

В состав боевой группы Ф. Еккельна входили пять полицейских полков СС, около десяти полицейских батальонов, части местных гарнизонов и подразделения полиции (латыши, летувисы, русские, беларусы), а также подразделения добровольческого легиона «Норвегия».

Общая численность группировки составила более 15 тысяч человек, что дало конкретные результаты. Главной целью операции являлось уничтожение Себежской партизанской зоны, а также очистка 30-километровой полосы вдоль границы с Латвией и тылов группировки «Север». С середины февраля передовые отряды карателей выдвигались на исходные позиции, а в 20-х числах началось общее наступление. К 10 марта они полностью вытеснили партизан из Освейского, Дриссенского и большей части Россонского районов.

Но еще 15 февраля перешел в наступление под Демянском Северо-Западный фронт Красной Армии, а 4-го марта его войска начали наступление в районе Старой Руссы. Это, наряду с весенней распутицей, вынудило немцев свернуть операцию и отвести части на исходные позиции. Само собой, что «мстители» тут же отрапортовали об освобождении от оккупантов Освейского района и других территорий. Как всегда, пострадало мирное население «партизанской зоны»:

«В ходе экспедиции ими /карателями — М. П./ было убито и сожжено живьем вместе с домами более 15 тысяч мирных жителей, 2,5 тысячи угнаны на каторгу в Германию, более тысячи детей направлены в лагерь смерти Саласпилс в Латвии».

Спириденков, с. 236

Цифровые данные о жертвах среди населения завышены вдвое, но сам факт массовых репрессий действительно имел место.

* * *

В октябре 1943 года в результате советского наступления (3-я ударная армия Калининского фронта на Невельском направлении) части группы армий «Север» отошли западнее, на оборонительную линию «Пантера» (в Идрицком и Себежском районах), многие подразделения Вермахта оказались вблизи от партизанских зон. Используя это обстоятельство, обергруппенфюрер Бах-Зелевски спланировал операцию «Генрих» по окончательному уничтожению Россонско-Освейской партизанской зоны. Ряд последующих операций привел к полной ликвидации партизанского движения южнее реки Сороть.

В ходе операции «Генрих» немцы овладели шоссе Полоцк — Клястицы — Себеж — Опочка и раскололи партизанский край. Некоторые бригады, выходя из окружения, соединились с войсками РККА. Партизанские отряды западнее шоссе ушли в глубину оккупированной территории, а вот отряды, оказавшиеся к востоку от шоссе, были уничтожены.

В конце декабря 1943 года в рамках операции «Рождественская» части Ф. Еккельна окружили партизанские соединения в районе Дретуни, после чего приступили к прочесыванию в Идрицком, Освейском и Россонском районах.

«Немцы, уничтожив главные силы партизан, отобрав у них контроль за территорией края и частично вытеснив их за линию фронта, прекратили экспедицию, сохранив лишь блокаду края и патрулирование его небольшими карательными группами. Но оставалась еще часть Себежского и Идрицкого районов, которая в декабре 1943 года полностью от партизан очищена не была…

…Выведенная в тыл /советский — М. П./, партизанская армия очень пригодилась бы через пол месяца для нанесения ударов по немецким тылам, когда 14 января 1944 года наши войска перешли в наступление, стремясь взломать немецкую оборону на рубеже Старицы, Жеглово, Свибло, Байкино, Чайки в Идрицком районе».

Спириденков, с. 271

В феврале 1944 года Идрицкий и Себежский районы стали прифронтовыми. Стремясь полностью очистить тылы своей армейской группировки, немцы 10 марта 1944 года начали операцию «Весеннее патрулирование». Не принимая боя, партизаны уходили в самые глухие лесные места и болота, туда же бежало население. В апреле 1944 года операция «Весенний праздник» практически покончила с организованным сопротивлением партизан:

«К июню 1944 года разгром партизан был практически закончен. По немецким данным, их здесь было убито или взято в плен более 14 тысяч. По донесениям командиров партизанских соединений, потери составили 7 тысяч убитых и пропавших без вести. Точные цифры потерь уже никто никогда не узнает».

Спириденков, с. 281

Уцелевшие отряды подали признаки жизни лишь с выходом в Опочский, Освейский, Идрицкий, Себежский и Красногородский районы советских войск.

 

Без поддержки народа

Партизанской войны на Украине у большевиков (коммунистов) не получилось, да и получиться не могло. Слишком велико было недовольство ими среди основной массы населения.

Начнем с Западной Украины — Волыни и Галиции. Она находилась под властью коммунистов всего полтора года, но за этот срок успела «накушаться» чистками и репрессиями «выше крыши».

«По самым минимальным оценкам, более 400 тысяч жителей присоединенных территорий были высланы в Сибирь и Казахстан просто по решению местных „административных органов“».

Солонин М. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война. М., 2007, с. 449

Помимо массового выселения, «социально чуждый элемент» столь же массово уничтожали в многочисленных тюрьмах и концлагерях, которыми «советские» густо усеяли территорию Западной Украины. Людей казнили десятками тысяч, не щадя ни женщин, ни детей. Украинские исследователи непрерывно находят все новые и новые коллективные захоронения жертв коммунистического террора периода 1939–1941 года, притом даже в таких местах, как бывшие церкви и монастыри. Они подсчитали, что за 21 месяц (с 18 сентября 1939 по 22 июня 1941 года) сталинские палачи убили на «воссоединенных землях» не менее 60 тысяч человек — в среднем, 3 тысячи в месяц, 100 человек в день!

Об одобрении крестьянами коллективизации хозяйств и говорить не приходится — если эту затею прокляли в Подмосковье и Поволжье, то неужели могли восславить на Волыни или в Закарпатье?

Украинское население на Правобережной Украине было сплошь униатским. Следовательно, и в религиозном плане у него не было точек соприкосновения с пришлыми россиянами и украинцами-восточниками. А уж «младшими братьями» в «семье равных народов» западные украинцы тем более себя не считали.

Украинские националисты начали вооруженную борьбу против Советов еще осенью 1939 года, вскоре после вторжения сюда Красной Армии.

«Герой Советского Союза Ф. Ф. Архипенко (в те дни — молодой летчик 17-го ИАП) вспоминает, как „весной 1941 года по заданию комиссара в одной из деревень под Ковелем мне довелось прочитать доклад, посвященный дню Красной Армии… Во время доклада под окнами раздалось несколько выстрелов… Атмосфера вокруг была довольно напряженной, и пришла мысль, что неплохо бы быстрее уехать отсюда, пока жив…“».

Солонин, с. 451

Так что Вермахт пришел на благодатную землю — как и в Прибалтике, как и в Западной Беларуси, здесь вслед отступающим частям Красной Армии гремели выстрелы местных жителей.

Не являлось союзником большевиков и население центральных районов Украины, выморенное страшным голодом 1932–1933 годов.

«Пожар мятежа бушевал на Украине. Причем не только в западных ее областях. Так, в описании боевых действий 32-й танковой дивизии читаем:

„…к вечеру 6.07.41 дивизия подошла к Староконстантинову, но в город войти не удалось, так как в городе паника и беспорядки…“

Староконстантинов находится в Проскуровской (ныне Хмельницкой) области. Это „старая советская“ часть Украины. Но даже там „беспорядки“ оказались такой силы, что командир танковой (!) дивизии не рискнул войти в город.

При этом в самом областном центре, как докладывал начальник Управления политпропаганды Юго-Западного фронта Михайлов, „после панического отъезда из города районных и областных руководителей была взорвана электростанция и разрушен водопровод. Отошедшие в Проскуров наши части остались без света и воды“…»

Солонин, с. 453–454

Тюрьма НКВД № 1 в Львове после бегства большевиков. Родственники опознают тела казненных «врагов народа». Какой мощнейший заряд ненависти они получили

Марк Солонин прав — летом 1941 года РККА воевала на враждебной ей территории Украины. И только в восточной части республики — «промышленной зоне» — дело обстояло несколько иначе. Сельское население и здесь было в основном украинским, но городское — русским и еврейским. Поэтому, опираясь на горожан, партийно-советское руководство летом 1941 года занялось подбором руководящих кадров для партизанских соединений.

 

Партизанский маршрут

На территории Центральной Украины практически нет лесов (исключая Припятский район), где могли базироваться партизаны. А вот в районе «излучины Днепра» такой лесной массив имелся (точнее, это излучина его притока — реки Самара, в районе Новомосковск — Павлоград). Вдобавок здесь проходят дороги, связывающие Днепропетровск с Запорожьем, Никополем, ДнепроГЭС, Новомосковском, Сталино, Харьковом. Московские стратеги решили развернуть партизанские отряды для действий на указанных магистралях. Это решение оказалось трагической ошибкой дилетантов — лесной массив у реки Самары был мышеловкой.

Дело в том, что он ограничен с востока рекой Самара, с запада — железной дорогой Новомосковск — Павлоград, и оттуда невозможно скрытно уйти никуда. Этот «лесной оазис» со всех сторон окружен открытым пространством, да еще и заперт с востока рекой, на противоположном берегу которой тоже открытое пространство. Пребывание отрядов в лесном массиве имело смысл лишь в том случае, если бы они ограничились разведкой, либо проводили боевые операции в других районах — по принципу «не пакости там, где живешь». Но партизаны принялись действовать именно «по месту жительства». Поначалу им даже сопутствовал успех — ввиду отсутствия вооруженных сил противника.

Так, Новомосковский отряд 2 ноября 1941 года атаковал село Вольное, располагавшееся на окраине лесной зоны. А 10 декабря 1941 года более 200 «мстителей» атаковали лагерь советских военнопленных в районе села Знаменка и освободили около двух сотен человек. Однако этот успех оказался последним. Повторная атака партизан 21 декабря на село Вольное была отбита с большими для них потерями. В тот же день в район Новомосковска прибыл 1-й батальон 190-го пехотного полка Вермахта. Через четыре дня операция завершилась полным уничтожением партизанского отряда (242 партизана погибли, 160 попали в плен).

Еще раньше, в октябре — ноябре 1941 года, части 444-й пехотной дивизии Вермахта ликвидировали Никопольский партизанский отряд.

«В ходе медленной, но проводимой с особой тщательностью операции немцы в течение следующей недели окружили партизан и практически полностью их уничтожили. Двести пятьдесят человек погибли или были взяты в плен непосредственно в болотах, а сто человек задержаны между Никополем и Кривым Рогом после того, как им на время удалось ускользнуть от немцев на лодках под покровом ночи. К 26 октября район Никополя был полностью очищен от партизан; в ходе проведения операции немцы потеряли убитыми 27 солдат; один офицер и 31 солдат были ранены…»

«Судя по донесениям подразделений СД, действовавшие к востоку от Никополя партизанские группы (…) состояли в основном из военнослужащих Красной Армии, набранных в Москве и направленных для партизанских действий в этот район…

Командирами партизан были партийные работники, также, по всей видимости, набранные в Москве. Основным заданием этих групп было, очевидно, проведение диверсий. Когда они добирались до болот, у этих групп даже не было проводников из местных жителей».

Армстронг, с. 283

На этом организованному партизанскому движению в Украине пришел конец — все последующие группы и отряды перебрасывались через линию фронта с советской территории, фактически они представляли собой разведывательно-диверсионные подразделения, а не партизанские отряды.

Слева — С. А. Ковпак (1887–1967)

А как же Ковпак, Федоров и прочие?

Здесь мы переходим к интересному вопросу о том, как советские авторы в послевоенный период навели «тень на плетень». Повторяю еще раз: советского партизанского движения на территории Украины не было (если иметь в виду основную территорию республики). За исключением «излучины Днепра» (или Самары), почти все «украинские» партизаны (среди которых далеко не все были украинцами) базировались в припятских лесах и болотах. Но этот пограничный между БССР и УССР малонаселенный регион (с мизерным присутствием оккупантов) можно равно считать и украинским, и беларуским.

Изучение боевой деятельности советских украинских партизанских формирований дает любопытную картину. Оказывается, они были «кочевыми» или «блуждающими». К примеру, возьмем Путивльский отряд во главе с председателем Путивльского горисполкома Сидором Ковпаком. Путь этого отряда из Сумской области пролегал сначала в Курскую, а позже — в Орловскую область РСФСР. Именно там он превратился в достаточно крупное соединение Сумской области УССР и уже оттуда в 1942–1943 гг. совершил рейд по Гомельской, Пинской, Волынской, Ровенской, Житомирской, Киевской областям и в Закарпатье. Будучи разбитым, соединение Ковпака отступило опять-таки в Припятские леса.

Весьма примечательно то, что указанный маршрут (Орловская область — Гомельская область — Припятские леса — Волынь — Галиция — снова Волынь — снова Припятские леса) повторяли все крупные «украинские» формирования. Например, соединение А. Ф. Федорова, первого секретаря Черниговского обкома компартии Украины, называлось «Черниговско-Волынским». Но посмотрите на карту: где Чернигов, а где Волынь? От Чернигова до Луцка по прямой линии более 420 км. Их разделяют три области — Ровенская, Житомирская и Киевская!

Отряды только назывались украинскими. Возглавляемые представителями партийно-советской номенклатуры Украины, они формировались в Брянской, Орловской и Смоленской областях, состояли в основном из «окруженцев» и местного «партийно-комсомольского актива». Там же они и базировались. Затем совершался марш к месту постоянной дислокации — в Припятские леса (где имелась возможность укрыться, практически отсутствовали немцы), после чего совершали набеги на Галицию и Волынь.

Партизаны соединения Ковпака в походе

Но почему партизаны не пытались проводить операции в других областях? А потому, что в других областях нет обширных лесов, где можно укрыться. Из Брянских лесов «украинские» соединения переходили в леса Припятские, а на территории собственно украинской от Припяти можно пройти только на Волынь и в Закарпатье — снова из одних лесов в другие. Как видим, указанный маршрут диктовался соображениями собственной безопасности, отнюдь не стратегической целесообразностью.

На Волыни и в Закарпатье советские партизанские отряды надолго не задерживались, их быстро «выдавливали» оттуда, так как Волынь и Галицию контролировали отряды украинских националистов, с которыми имелась договоренность «о ненападении». Да и поддержкой местного населения «советские» не пользовались.

Соединение Ковпака после выхода в Закарпатье было заблокировано крупными силами Вермахта, разбито и рассеяно. Партизаны в панике бросили тело комиссара Сумского соединения С. В. Руднева (по сути, являвшегося главой большинства операций), в кармане одежды которого немцы нашли не отправленную в Москву радиограмму о положении соединения:

«Срочно!

Строкачу и Коротченко. Находимся здесь уже сутки. Положение угрожающее. Нас бомбят немецкие бомбардировщики. Мы уничтожили орудия и пулеметы /т. е. уничтожили собственное тяжелое вооружение, чтобы оно не досталось врагу — М. П./. Против нас действуют 4, 13, 12 и 26-й полки СС; 102-й Кавказский батальон, венгры и подразделения неизвестной принадлежности. Просим начать бомбардировку Делятина, Надворной, Коломии, Львова и аэродрома.

1 августа 1943 г. 15.00.

Руднев».

Там же, с. 422

 

Не партизаны, а террористы

Только отряду «Победители» кадрового сотрудника НКВД Дмитрия Медведева удалось продержаться на территории Ровенской и Львовской областей с июня 1942 по март 1944 года. Но о нем — особый разговор.

Официально задачи его отряда были обычными — «разжигание народной борьбы», разведка и диверсии. Однако летом 1942 года вдогонку отряду Медведева послали еще одну группу. Она состояла из сотрудников органов НКВД и бывших милицейских оперативников из Львовской области. Это Николай Гнидюк, Николай Приходько, Николай Струтинский, Борис Сухенко, Михаил Шевчук и ряд других «товарищей». Возглавлял группу сотрудник Наркомата внутренних дел СССР Николай Васильевич Грачев, ныне известный как Николай Иванович Кузнецов (1911–1944). По воспоминаниям ветеранов, специфика действий группы была исключительно террористической, поэтому главный акцент в ее подготовке делался на стрельбу (некоторые члены группы, как вспоминал Н. Гнидюк, поначалу стреляли плохо, и «Грачев» лично осуществлял их подготовку).

Дмитрий Медведев, командир отряда чекистов «Победители»

Каковы же были задачи «товарища Грачева»? Гнидюк сообщает, что «Грачев» имел особое задание, он наведывался в Ровно в мундире немецкого офицера. По свидетельству других ветеранов отряда Медведева, к Грачеву-Кузнецову приводили пленных немцев, чтобы он практиковался с ними в немецком языке. Значит, разведка? Вовсе нет, Кузнецов добывал сведения от случая к случаю, а его агентура играла роль местных осведомителей партизан, не более того. «Пауль Зиберт» (Кузнецов) терся среди немецких офицеров, но мало что мог узнать от них — «великосветский шпионаж» редко дает что-либо конкретное. И к чему тогда участие в силовых акциях на шоссе Киев — Ровно? А затем начались убийства чинов немецкой администрации в Галиции. Разведчику террор абсолютно ни к чему.

Среди ряда историков популярна версия о том, что основной задачей Кузнецова являлось провоцирование немецких оккупационных властей на репрессии против мирного украинского населения. Например, вот что пишет В. Батшев:

«Разведчик-террорист отряда Н. И. Кузнецов совершил несколько покушений на немецких чиновников. В ответ немцы расстреливали ни в чем не повинных людей, тем самым „выполняя“ приказ Сталина об „ожесточении населения против немцев“. Мерзко, не правда ли?

Однажды террорист убил прибывшего в служебную командировку на Украину имперского советника финансов Геля. На месте убийства Кузнецов „потерял“ бумажник, якобы принадлежавший одному из эмиссаров Бандеры.

„Мы начали с того, — рассказывает Медведев, — что положили в бумажник десятка полтора рейхсмарок, столько же американских долларов, купюру в пять фунтов стерлингов, советские деньги“. И дальше: „Что же касается директивы (в бумажнике этом, попавшем в руки Медведева от пленного или убитого бандеровца, была директива о борьбе против партизан), то ее заменили другой, написанной тем же почерком и гласившей:

„Дорогой друже!

Мы очень удивились, что ты до сих пор не выполнил нашего поручения. Немцы войну проиграли. Это ясно теперь всем. Нам надо срочно переориентироваться, а мы скомпрометированы связью с гитлеровцами. Батько не сомневается, что задание будет тобой выполнено в самое ближайшее время. Эта акция послужит сигналом для дальнейших акций против швабов“.

Медведев пишет:

„В Ровно, по подозрению в убийстве Геля, арестовано и расстреляно 38 виднейших украинско-немецких националистов. Был арестован редактор газеты „Волынь“. Аресты не ограничились только Ровно“.

О провокации против бандеровцев Медведев пишет потому, что уверен — к ним у его читателей не будет сочувствия. Почему же не будет? Бандеровцы проповедовали „третий путь“ и любили „нэньку Украйну“ не меньше других. И как могут быть националисты „украинско-немецкими“?

О провокациях, которыми он натравливал немцев на население, Медведев молчит. Достаточно и того, что признал — провокацией, как методом борьбы, партизанское руководство широко пользовалось.

Медведев — старый чекист, он работал в ЧК с 1920 года. В 1938 году был арестован и осужден как „перегибщик“. Каким же палачом надо было быть, чтобы в годы „Большого террора“ попасть в „перегибщики“! В 1941 году после начала войны по представлению начальника 4-го (партизанского) управления НКВД Судоплатова его освободили из заключения вместе с другими перегибщиками и отправили на фронт — в партизаны.

А теперь вглядитесь в лицо Грачева-Кузнецова — убийцы 6000 (шести тысяч) украинских, русских, белорусских, еврейских своих сограждан. Именно убийцы — потому что после его террористических актов были расстреляны как заложники 6 тысяч человек.

Николай Кузнецов, он же Пауль Зиберт

Знал ли террорист Кузнецов о том, что последует после его выстрелов? Разумеется. Ведь он исполнял сталинский приказ № 0428 о том, что „народ надо ожесточить против немцев“. Они и ожесточали. Это руководители и исполнители сталинской воли, верные слуги режима — чекисты».

Батшев B. C. Партизанщина

Этот вариант близок к истине, но в целом ситуация видится мне несколько иначе. В мае 1942 года британские спецслужбы забросили на парашютах в Чехию группу чешских солдат-эмигрантов, которые 27 мая тяжело ранили рейхспротектора «Богемии — Моравии» Рейнхарда Гейдриха. Он скончался через неделю — 4 июня. Эта акция англичан очень понравилась Сталину. И вот по его инициативе в «чекистский» отряд Д. Н. Медведева посылается группа, основной задачей которой является убийство гауляйтера Украины Эриха Коха (другие должностные лица оккупационной администрации служили для «Грачева» закуской). Тогда же было принято решение о ликвидации комиссара Беларуси Вильгельма Кубе, для чего и туда отправили несколько оперативных «чекистских» групп.

То, что за убийство высокого чина немцы возьмут множество заложников и расправятся с ними, «великого друга простых людей» Сталина абсолютно не беспокоило. Это английские капиталисты-эксплуататоры, ненавидящие трудящихся, акций типа чешской более не осуществляли, так как узнали, что нацисты в отместку за Гейдриха расстреляли всех мужчин в городе Лидице.

 

Несколько слов о Крыме

Остается рассказать еще о Крыме, хотя он стал «украинским» только в 1954 году, как недавно выяснилось — на 60 лет.

Здесь все обстояло достаточно просто. Партизаны Крыма это в основном военнослужащие, работники местного партийно-государственного аппарата и представители русскоязычного городского населения (все тот же партийно-комсомольский «актив»).

Фельдмаршал Эрих фон Манштейн (1887–1973), командовавший немецкой 11-й полевой армией в Крыму, показал себя в борьбе с ними наилучшим образом. Быстро сориентировавшись в местных условиях, он определил свои выгоды: население Крыма в массе своей было тогда татарским (об этом предпочитают не распространяться в России) и враждебно настроенным по отношению к советской власти. Позволив татарам сформировать отряды самообороны, и придав их маневренным антипартизанским группам немецких и румынских войск, Манштейн обезопасил себя с этой стороны и продолжал осаду Севастополя.

«Для борьбы с партизанами татары при содействии немцев создали отряды самообороны по 70–100 человек, в которых в качестве инструкторов находились немецкие унтер-офицеры. Уже к концу января 1942 года было сформировано 14 татарских рот самообороны во главе с немецкими офицерами численностью 1632 человека, а около 9 тыс. татар-добровольцев были направлены во вспомогательные части 11-й армии…

Начальник II партизанского района Крыма И. В. Генов 31 января 1942 года с тревогой докладывал в Москву:

„Местное татарское население успешно вооружается… немцами, цель — борьба с партизанами… Надо полагать, что в ближайшие дни они начнут практиковаться в борьбе с нами. Мы готовы к этому… хотя понимаем, что вооруженные татары куда опаснее… немцев и румын“».

Армстронг, с. 235–236

Боец татарской роты самообороны в Крыму (1943 г.)

В общем, «героические действия» партизан Крыма, это сказка. Они (действия) сводились, в основном, к выживанию партизан среди враждебно настроенного местного населения любым способом, вплоть до каннибализма!

 

Политическая ситуация на Северном Кавказе

Ситуация с развертыванием (точнее — с попыткой развертывания) советского партизанского движения на Северном Кавказе и в Калмыкии показательна с точки зрения тех проблем, с которыми столкнулись его организаторы.

Если выражаться проще, здесь местное население только и ждало, когда советскую власть спихнут к черту.

«…недоверие к гражданскому населению в Красной Армии было столь велико, что во избежание „распространения заразы пораженчества“ был выпущен приказ:

„Красной Армии категорически запрещается вступать в контакт с местным населением“.

А когда в начале октября 1942 года шло наступление немцев на город Орджоникидзе, местному гарнизону было приказано „передавать в военный трибунал всех паникеров и распространяющих ложные слухи лиц; расстреливать дезертиров, шпионов, мародеров и подлецов на месте“».

Армстронг, с. 213–214

Именно на Северном Кавказе политика немцев достигла наибольшего успеха. Выяснилось со всей очевидностью, что усилия большевиков полностью подавить здесь антисоветские национальные движения пошли прахом — население встретило германских оккупантов с распростертыми объятиями, ни о какой поддержке партизан не могло быть и речи.

«Накануне войны вспыхнуло крупное восстание в Мечено-Ингушской АССР, продлившееся и после начала войны. Хотя республика и не была оккупирована немцами, в отдельных ее частях положение было нестабильным, и эти районы, по существу, вышли из-под советского контроля — факт, во многом стоивший чеченцам их формальной автономии, а многим из них жизни».

Армстронг, с. 210

Позже Сталин, воспользовавшись указанным обстоятельством, привел в действие план по ликвидации малых автономий (республик и областей). Калмыцкую АССР ликвидировали «за измену» калмыков 27 декабря 1943 года; Чечено-Ингушскую АССР — за «измену» чеченцев — 11 февраля 1944 года. Заодно ликвидировали Карачаево-Черкесскую и Кабардино-Балкарскую ССР. Всех людей этих национальностей по приказу Сталина вывезли с Кавказа в безлюдные районы Казахстана и Средней Азии, где значительная их часть погибла.

Немцы контролировали территорию Северного Кавказа около шести месяцев, с августа 1942 по январь 1943 года. Если бы больше, то их пребывание в этом регионе повлекло бы самые печальные последствия для Москвы:

«Если немецкие попытки подстрекательства к восстаниям в районах, расположенных южнее линии фронта на Кавказе, не увенчались успехом, то сотрудничество с противником местного населения в оккупированных районах Кавказа осуществлялось в значительно больших масштабах, чем где-либо еще на оккупированной территории».

Армстронг, с. 214

Немцы в свое время причислили малые народы Кавказа к разновидности арийцев (хотя это грубая историческая ошибка: «кавказоидов» в свое время вытеснили на задворки Европы — Кавказ и Пиренеи — именно «арийцы» в ходе своего переселения с севера на юг). Регион Кавказа они планировали использовать в качестве исходного для последующего продвижения на Ближний Восток и в Индию, поэтому было решено создать здесь прочную базу германского присутствия. Соответственно с местным населением на Кавказе «работали» не головорезы Гиммлера, а думающие специалисты из ведомства Розенберга.

Они выдвинули лозунг: «При немцах вы сможете жить так, как вам будет угодно» и принялись проводить в жизнь политику предоставления северокавказским регионам реальной автономии — в отличие от Украины и Беларуси. Розенберга поддерживал бывший посол в СССР Фридрих-Вернер фон Шуленбург (1875–1944), возглавлявший тогда так называемую «русскую комиссию». Он и его ближайшие советники Герварт, Пфлайдерер и генерал Кюстринг предложили следующий вариант:

«На Кавказе должны быть созданы независимые государства… Эти государства будут пользоваться независимостью в той же мере, что и Словакия… Несколько государств будут объединены в Кавказскую федерацию, чьим исполнительным органом станет Совет Федерации, в котором представитель Германии будет обладать правом вето».

Армстронг, с. 216

Настоящие партизаны Северного Кавказа вовсе не выглядели такими «джигитами», как на этой пропагандистской фотографии

Той же точки зрения придерживался ведущий специалист германских спецслужб по сотрудничеству с коллаборационистами Теодор Оберлендер:

«Без сотрудничества с местным населением Кавказ удержать не удастся, а если и удастся, то лишь с огромными потерями».

Армстронг, с. 217

Германское военное командование действовало в духе этих принципов. Так, в немецких войсках, направлявшихся на Кавказ, распространялись указания следующего содержания:

«Входящие на Кавказ войска должны:

1. Обращаться с населением Кавказа дружески, за исключением случаев проявления антигерманских настроений.

2. Не чинить препятствий стремлению горских народов избавиться от колхозной системы.

3. Разрешать открытие храмов всех религиозных конфессий и не препятствовать проведению религиозных служб и отправлению обрядов.

4. Уважать частную собственность и оплачивать реквизируемые вещи и имущество.

5. Завоевывать доверие населения образцовым поведением…

6. Давать объяснения всем строгим мерам военного характера по отношению к населению.

7. С особым уважением относиться к чести кавказских женщин».

Армстронг, с. 218

Аналогичные наставления получили и румынские части, входившие в состав 17-й полевой армии Вермахта:

«Германский рейх считает народы Кавказа, включая калмыков, кубанских, терских и донских казаков, своими друзьями. Поведение немецких и союзных войск должно быть соответствующим этому отношению. Все штабы, войска и органы должны быть поставлены в известность о необходимости проявления доброжелательного отношения к населению…»

Там же

В зоне действий группы армий «А» немецкая администрация проводила мероприятия, не имевшие аналогов на других оккупированных территориях СССР — в течение года до 40 % обрабатываемой земли планировалось передать из колхозов в сельхозкооперативы, в горных районах весь колхозный скот передавался частным хозяевам.

Кроме того немцы поощряли создание в аулах отрядов самообороны, которые они вооружали трофейным советским оружием — винтовками, автоматами, ручными и станковыми пулеметами.

Как отмечали в своих сводках оккупационные власти, мусульманская часть местного населения проявляла повышенное стремление к сотрудничеству с германскими властями, христианская же часть (кабардинцы, осетины, черкесы) — занимала в основном позицию благожелательного нейтралитета.

 

Крах советских партизан на Кавказе

В такой обстановке попытки советского руководства развернуть на Северном Кавказе широкое партизанское движение вполне закономерно потерпели полный провал.

Эти попытки осуществлялись по двум основным вариантам:

а) Выводом через линию фронта специальных диверсионных групп с последующим возвращением их на свою территорию. Такая форма действий практиковалась, в частности, в Калмыкии, которая с лета 1942 по начало 1943 года представляла собой фактически «бесхозную» территорию.

б) Путем организации местных истребительных батальонов и небольших партизанских отрядов, разбросанных по всему Северному Кавказу.

Эти отряды и батальоны практически все быстро распались, а их бойцы в массе своей дезертировали.

«На Кавказе, как и в более северных регионах, ядром партизанского движения стали официально созданные истребительные батальоны. Как и в других местах, большинство из них оказались малоэффективными и в конечном итоге распались. На Кавказе этот процесс знаменовал собой конец партизанского движения, которое так никогда и не достигло следующей фазы, когда отряды увеличивались в размерах, усиливали свой престиж и получали поддержку местного населения».

Армстронг, с. 271

Д. Армстронг описывает в качестве примера судьбу партизанского соединения некоего В. А. Егорова (в советских источниках — Егорин), одного из сотрудников городского отдела НКВД из Новороссийска.

Одной из задач (всего лишь «одной из…») этого соединения являлось, ни много ни мало, «нарушение поставок из Новороссийска в действующую немецкую армию». На деле же активность партизан Егорова (Егорина) свелась к тривиальной борьбе за выживание. Этот факт еще раз показывает, как плохо советские штабы понимали суть партизанской войны: посылали отряды в тыл противника с заданиями космического масштаба, не думая о том, как обеспечить партизан хотя бы продуктами питания.

В результате соединение Егорова, состоявшее из нескольких небольших отрядов, организовывалось и реорганизовывалось до тех пор, пока окончательно не развалилось. Занимались его бойцы в основном налетами на местные села и станицы с целью «изъятия» продовольствия, а в перерывы между грабежами иногда закладывали мины на автомобильных дорогах. Не имея никакой поддержки среди местного населения, «мстители» в принципе не могли развернуть партизанское движение, что и констатировали штабы немецкой группы «А».

«Активность местного населения по вступлению в партизанские отряды, создаваемые до начала немецкой оккупации и во время ее, была на удивление низкой. В ряде районов партизанские группы так и не были организованы; многие из созданных групп распались, так и не начав партизанских действий.

В регионе, где географические условия давали возможность скрываться от советских властей, а политическая атмосфера определялась национальными чаяниями горских народов, особым укладом жизни казаков и повсеместным, поразительно устойчивым проявлением пораженческих настроений, к моменту появления немцев в августе 1942 года существовали сильные антисоветские настроения, как среди славян, так и среди неславянских народностей.

В результате находившееся в зачаточном состоянии партизанское движение не получало запасов продовольствия и подкрепления людьми. Большинство партизанских отрядов, которым надлежало увеличить свою численность до размеров рот, насчитывали всего от 30 до 75 человек, отобранных еще при формировании отрядов, и перспективы увеличения их численности были крайне туманными».

Армстронг, с. 267–268

«В ряде случаев дисциплина в отрядах была настолько слабой, что партизаны просто превращались в мародеров без всякой „политической ориентации“. В одном случае, например, группа из шести человек „специализировалась“ в краже лошадей, коров и телят, чье мясо затем они продавали по высоким ценам».

Армстронг, с. 254

Верхне-Баканский партизанский отряд состоял из местных комсомольцев и коммунистов, возглавлял его бывший секретарь парткома цементного завода, комиссаром был секретарь местного райкома партии, подразделениями командовали офицеры из местного НКВД и военкомата. Каковы же были успехи этого формирования, укомплектованного сознательными советскими гражданами?

«Свидетельств активной деятельности этого отряда до ноября 1942 года не обнаружено».

Армстронг, с. 233

В сентябре 1942 года полностью развалился партизанский отряд из города Микоян-Шахар (180 человек) — после месяца бесцельных блужданий по горам Кабардино-Балкарии.

Вот еще один пример заранее организованного партизанского отряда:

«Организация отряда была поручена секретарю райкома Сергею Гриненко, ранее служившему в ВЧК, а потом в административно-партийном аппарате.

Отлично понимая, что среди казачьего населения, ненавидевшего со времен гражданской войны все советское, нельзя рассчитывать на поддержку, Гриненко, отобрав около 100 человек, начал энергично организовывать секретные базы для партизан в огромном Колосовском лесу. Ни одного казака, даже коммуниста, в свой отряд он не принимал.

Через несколько дней после прихода в лес все партизаны приняли присягу и подписали торжественно обязательство бороться с врагом, не щадя своей жизни. Текст присяги партизана выглядел так:

„Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического советского народа, клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство коварного фашизма. Если же по моей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей“.

После занятия области немцами в отряд стали приходить бойцы и командиры, попавшие в окружение. Энкаведисты опрашивали их и передавали в трибунал, имевшийся в отряде. В большинстве случаев трибунал приговаривал переданных ему бойцов и командиров к расстрелу.

Отделение немецких егерей в горах Кавказа

Многие из них, не выдержав враждебного отношения партизан, пытались бежать, но эти попытки были сопряжены с большим риском: пойманных расстреливали. Только за первые два месяца (сентябрь и октябрь 1942 г.) расстреляли более 50 человек, попавших к нему в отряд и пытавшихся уйти.

В сентябре 1942 отряд напал на станицу Махошевскую, известную еще до войны своими антисоветскими настроениями и встретившую немцев как союзников и освободителей.

Гриненко расстрелял на площади старосту, бывшего коммуниста, выбранного старостой исключительно за свою, всем известную, честность и искренность. Затем расстреляли захваченные полицейских и жителей, которые открыто выражали свои антисоветские настроения. Затем комиссары отряда выступили с речами, предложив молодым идти в партизаны. Все те, кто категорически отказался, были отобраны и тут же, на станичной площади, расстреляны. Захватив имевшиеся на складе запасы продовольствия, партизаны погрузили их на подводы и ушли в лес…»

В. Батшев. Партизанщина: мифы и реалии

А вот как действовал отряд «Анапа-I» из соединения Егорова:

«Со своей новой базы на реке Темная Гостагайка (…) партизаны этого отряда до ноября /1942 г. — М. П./ смогли провести всего две операции — взорвали мост в станице Анапской и дважды в районе станицы Натухаевской закладывали мины на горной дороге, редко использовавшейся немцами».

Там же, с. 235

Конец был примерно один и тот же:

«Тем временем Егоров реорганизовал оставшиеся у него силы — порядка 260 человек из первоначально находившихся в этом районе 500 партизан. Он приказал уклоняться от столкновений с немцами и их союзниками и проводить рейды небольшими группами. (…). Пока Егоров был способен контролировать подчиненные ему силы, уровень дезертирства был относительно низким; когда же группы отделялись, у их членов сразу возникал соблазн вернуться к „мирной гражданской жизни“».

Там же, с. 239

Каковы же результаты всех этих предприятий?

«Нет свидетельств того, что партизанам когда-либо удавалось создавать серьезные помехи немецким приготовлениям к боевым действиям или их операциям. (…).

Утверждения советских источников о достижениях партизан выглядят фантастичными и явно вызывают сомнения. Согласно одному из них, партизанский отряд из Краснодара численностью 60 человек (якобы один из лучших) за период с августа 1942 года по февраль 1943 года причинил немцам следующий ущерб: было взорвано 16 локомотивов и 392 железнодорожных вагона с войсками или с оружием и боеприпасами; уничтожено более 40 танков и бронемашин, 36 тяжелых орудий, более 100 легких орудий и минометов; 113 автомашин и грузовиков, более 100 мотоциклов с колясками, взорвано 34 моста… более 8000 фашистов были убиты или тяжело ранены (Игнатов Н. с. 275).

Уничтожение одним отрядом того, что составляет целую немецкую дивизию, явно является преувеличением, противоречащим однообразным немецким донесениям о крайне низкой эффективности действий партизан».

Армстронг, с. 269

Детально рассмотрев действия советских партизан на Северном Кавказе, американские исследователи сделали следующие выводы:

«Советское партизанское движение провалилось не только в Карачае, но и во всем Ставропольском крае. Согласно подписанному Сусловым отчету…, датированному 28 декабря 1943 года, из 59 районов края партизанские отряды создали только 40 районов. В этих 40 отрядах числилось 2011 человек…

Из 834 человек, ушедших в горы, 235 человек дезертировали еще до прихода немцев. К концу августа, лишившись продовольственных баз, перешли за перевал, погибли в боях и пропали без вести 294 человека, в горах остались действовать лишь 205 человек. До 22 ноября 1942 года действовало только 3 отряда… Остальные 11 отрядов распались в основном в конце августа, а отдельные — в середине сентября.

Личный состав оказался плохо подготовленным к партизанской борьбе в горных условиях, „комплектовался поспешно и без проверки каждого в отдельности, часть людей, принятых в отряды, оказались нестойкими, отдельные — предателями. Предатели и трусы оказались даже среди командного состава партизанских отрядов“. Командир Зеленчукского партизанского отряда Л. при первом же выстреле впал в панику и призвал прекратить сопротивление, после чего отряд благополучно разбежался по лесам.

А комиссар Черкесского городского партизанского отряда П. на второй же день после занятия немецкими войсками Архызского ущелья бросил отряд на произвол судьбы и ушел за перевал. Комиссар Изобильненского отряда В. также оказался изменником и перешел на службу к немцам. Отряд был полностью разгромлен, командир отряда Чвикалов погиб. Комиссар Молотовского (Красногвардейского) отряда П. „добровольно перешел к немцам и стал работать агентом гестапо по борьбе с партизанами, оставшимися в тылу у немцев коммунистами. Перешел к немцам Кочкаров, работавший в качестве заместителя сводного штаба по разведке. Он активно помогал гестапо в разгроме партизанского движения в горах“».

Армстронг, с. 228–230

Иными словами — полный крах!

 

«Партизаны» Калмыкии

Как уже сказано выше, Калмыцкая АССР — это огромная степь между Волгой, Каспийским морем, Ставропольским краем, Ростовской и Сталинградской областями. С лета 1942 по начало 1943 года она представляла собой фактически «бесхозную» территорию.

Здесь советское командование использовало тактику заброски на формально оккупированную территорию специальных диверсионных групп с последующим возвращением их на свои базы. Например, в ноябре — декабре 1942 года была проведена операция по проникновению нескольких сотен «партизан-диверсантов» (по немецким оценкам от 400 до 800 человек) из района Астрахани в сектор между реками Кума и Маныч и далее к западу.

«Эти группы, по всей видимости, были хорошо подготовлены и вооружены, а также разбиты на роты и взводы, имевшие политруков. Учитывая то, что оборонялся этот сектор лишь небольшим количеством немецких войск (которые были сильно рассредоточены), отрядами коллаборационистов и несколькими подразделениями двух казачьих частей /из соединения „атамана Панвица“ — М. П./, вряд ли стоит удивляться, что партизанам легко удалось проникнуть в этот район и, по существу, беспрепятственно передвигаться по территории в сотни квадратных километров».

Армстронг, с. 248–249

Применение именно такого метода вызывает недоумение. Ведь в регионе практически отсутствовала линия фронта, поэтому не было нужды в «просачивании» мелкими группами, тем более что они не имели конкретных целей, что хорошо видно по их последующим действиям. Все ограничилось декларацией «железных» задач, которые отряды все равно не могли решать, так как в регионе отсутствовали опорные пункты противника и транспортные магистрали, а совершать дальние рейды в направлении Ставрополя они физически не могли. На практике вся «партизанская борьба» свелась к банальному грабежу калмыцких селений и угону скота.

Советские отряды имели плохо подготовленный командный состав, как правило, присланный из Центральной России. Вот отрывки из дневника (найденного американцами среди трофейных германских документов) «начальника разведки» одного из отрядов:

«27 ноября 1942 года. Мы находимся в поселке Улан-Туг. Я реквизировал теленка, двадцать кур и кое-что еще. Мы расстреляли семерых предателей Родины, среди них младший лейтенант Филиппов, лейтенант Монахов и сержант Рыбалко. Так им и надо! Мы поступим так с каждым, кто поднимет руку на свою Родину. В конце концов, я же старший офицер, заместитель командира отряда и начальник разведки. Я буду сражаться до последнего вздоха…

29 ноября 1942 года. День был неудачным. Мы пошли из Улан-Туга в поселок Плавенский за водой… На обратном пути мы попали на наши мины, которые сами установили (десять мин). Два человека погибли, еще двое были тяжело ранены…

7 декабря 1942 года. В нашем отряде нет порядка. Командир отряда Васильев ведет себя не так, как ему следует. Он отстранил меня от должности заместителя командира отряда и начальника разведки и назначил командиром одного из подразделений… Это понижение…

14 декабря 1942 года. Я отправился в Коровинский колхоз, чтобы раздобыть для себя лошадь. Там я присоединился к другому отряду для участия в операции против калмыков…

19 декабря 1942 года. Я вернулся в отряд Васильева. Он грозился расстрелять меня. Мы продолжаем движение.

20 декабря 1942 года. Немцы обнаружили нас. Наши припасы на исходе. Нас окружили, но нам с боями удалось прорваться.

21 декабря 1942 года. Нас преследуют. Стычки происходят снова и снова. Я убил немецкого офицера и полицая. Забрал у убитого немца золотое кольцо и кое-какие вещи. Мы уничтожили около пятидесяти немцев и казаков…»

Там же, с. 250–251

Непонятно также, кому конкретно подчинялся тот или иной отряд в регионе, и какие органы контролировали партизанские действия: то ли НКВД Калмыцкой АССР, то ли местный обком партии.

Но самое главное — события на территории Калмыцкой АССР имели явные признаки гражданской войны. С одной стороны, местное население враждебно относилось к советской власти и благожелательно встретило оккупационные войска. Подразделения, противостоявшие здесь партизанам, были представлены, кроме немногочисленных немецких частей, двумя казачьими полками под командованием немецких офицеров.

Другая сторона проблемы — отношение советских партизан к местному населению. Отмечаю это в связи с тем, что за последнее время довелось немало слышать бредовых измышлений о «тесной дружбе народов СССР в годы Отечественной войны, в огромной степени способствовавшей нашей победе». Но это сейчас ветераны стали такими политически подкованными. А во время войны отношение партизан (которые на этой земле все поголовно были пришлыми) к местному населению являлось крайне враждебным. Понятие «калмык» было для них синонимом слова «враг», что и отметил историк А. Даллин, который нашел и опубликовал выдержки из дневника «начальника разведки».

Если же еще учесть тот факт, что калмыцкое население редко имело собственные формирования самообороны, можно смело говорить о военных преступлениях партизан против безоружных граждан, формально, по крайней мере, одного с ними государства. Вся их вина состояла в том, что они сильно не любили советскую власть (а кто ее любил в национальных республиках, краях и областях?).

И вот еще что любопытно. Хотя Калмыцкую АССР ликвидируют «за предательство» лишь в 1943-м году, уже в 1942 году в советских штабах существовало мнение о калмыках как о врагах.

Вот и недавно прибывший из Центральной России «начальник разведки» изначально был настроен враждебно против калмыков.

Вывод американских историков относительно Калмыцкого региона в частности и всего Северного Кавказа в целом таков:

«Партизанское движение в Калмыцкую АССР полностью было привнесено извне. Его организация была упорядочена лишь в последние месяцы немецкой оккупации, но его вклад в военные операции Красной Армии был ничтожным. Кое-каких успехов партизаны добились в качестве «длинной руки» советского режима, уничтожая коллаборационистов и спасая от угона немцами скот. (…) К тому же здесь, как и везде на Северном Кавказе, отсутствие поддержки местного населения было одной из главных помех для успешного ведения партизанской войны».

Армстронг, с. 251–252

Казаки на немецкой службе (Калмыкия, январь 1943 г.)

 

Выводы

Итак, мы можем отметить следующие факты:

1) Ядром партизанских формирований на первом этапе (лето 1941 — лето 1942 гг.) выступали остатки разбитых советских войск, либо переброшенные через линию фронта специальные группы.

На последующих этапах осуществлялся призыв в партизанские отряды местного населения на основе положения о «почетной обязанности» каждого советского гражданина призывного возраста защищать «советскую социалистическую Родину». Желание или нежелание граждан, проживавших на оккупированных врагом территориях, идти в партизаны и тем самым превращать свои семьи в заложников абсолютно не принималось во внимание. Отсюда массовое дезертирство из отрядов. Число добровольцев из местного населения среди партизан было незначительным.

2) Командные посты во всех партизанских формированиях занимали бывшие партийно-советские и комсомольские «аппаратчики», сотрудники НКВД (в т. ч. органов милиции), кадровые офицеры РККА, пограничных или внутренних войск все того же НКВД.

3) Уровень специальной подготовки командиров и рядовых бойцов партизанских отрядов оставлял желать много лучшего (чаще всего такая подготовка просто отсутствовала).

4) Партизаны стремились максимально снизить риск потерь, поэтому в большинстве случаев ограничивались имитацией боевой деятельности.

5) Реально, главной задачей партизанских формирований стало запугивание гражданского населения оккупированных территорий с целью противодействия его (населения) сотрудничества с оккупационными властями. Партизаны повсеместно осуществляли акции, провоцировавшие оккупационный режим на репрессии против гражданского населения. Не останавливались они и перед массовыми убийствами своих сограждан.

6) Официальные данные о потерях гражданского населения от рук карателей не соответствуют действительности. Завышая величину этой категории жертв, советские статистические органы тем самым скрывали террор со стороны партизан, а также занижали потери действующей армии.

7) Долгое время отсутствовало централизованное управление партизанами; «Центр» зачастую не мог разобраться, кому конкретно (штабу партизанского движения, командованию фронтов или органам НКВД) подчиняется тот или иной отряд.

8) Германское командование, благодаря своей агентуре, показаниям пленных и дезертиров располагало достаточной информацией об организации, дислокации и боевых возможностях партизанских формирований в регионах. При надлежащей подготовке ему не составляло большого труда громить даже многотысячные соединения «мстителей». Но отсутствие специального командования для ведения систематической антипартизанской борьбы и недостаток наличных сил не позволили немцам полностью уничтожить партизанское движение, хотя в 1944 году они были близки к этому.

9) Гражданское население оккупированных территорий не поддерживало реально ни ту, ни другую сторону.

Почему? Во-первых, СССР представлял собой прежнюю Российскую империю, только под новым названием. А в этой империи даже представители «титульной нации» — русские (в основной массе крестьяне) были настолько замордованы правящим режимом, что не возражали против смены правящего режима — лишь бы жить стало лучше. Оккупированное население ожидало исхода борьбы, чтобы потом стать на сторону победителя. Реальную оппозицию оккупантам составляли только представители партийно-советско-комсомольской номенклатуры, что и понятно — у большинства из них не было иного выхода.

10) Действия советских партизан постоянно сопровождались совершением военных преступлений. Об этом — четвертая часть книги.