Над Миадвэем огненной рекой разливался закат, путаясь в пушистых ветвях хвойного леса. Чем дальше на север от бесплодной Синейской пустоши, тем лес был гуще, и тем чаще в нем попадались поселения йонов. Как птичьи гнезда, дома людей-птиц помещались на деревьях и соединялись подвесными деревянными мостами. Мосты образовывали улицы и перекрестки, на них кипела жизнь — йоны перемещались по шатким «улицам» так же уверенно и легко, как по земле.

Особенностью расы было то, что взрослый йон весил едва ли не меньше, чем человеческий подросток нормального телосложения. Ступи на мосты какой-нибудь здоровяк из Караги или Энейи, и хрупкие конструкции не выдержали бы. Йоны мягко говоря не жаловали чужеземных гостей, и те, кого не порубили местные берсерки еще на подступах к границам Миадвэя, рисковали переломать себе кости при попытке наведаться в йонский дом. Свои «гнезда» люди-птицы вили высоко, тут и насмерть расшибиться недолго. Что и говорить, дружелюбный народ эти йоны.

Закат полыхал над негостеприимным лесом, когда я наконец открыла глаза. Шкруть меня заешь, что происходит? Я провела ревизию собственного тела, убедилась, что все в целости, только вот положение этого самого тела наводило на безрадостные размышления. Судите сами — я болталась вниз головой на плече у йона, тычась лицом в пропахший костром серый плащ. От мужчины исходил странный тонкий запах, не похожий на запах человеческого пота. Даже скорее приятный, чем нет. Да уж, Алата, нашла о чем размышлять — о том, как пахнут эти мерзкие берсерки! Не парфюмом же королевы Келассы им благоухать.

Стальной Молнии при мне, разумеется, не было. Я чувствовала это, даже болтаясь мешком у йона на плече и не показывая вида, что очнулась. Интересно, куда они нас тащат? Сквозь щелочку в приоткрытых веках я заметила Шактаяра и Азаль в таком же бедственном положении, на плечах у здоровенных йонов. Где-то вне поля моего зрения наверняка нашлись бы и Эш с Натэей. Позади нас бодро вышагивала пестроволосая йонша, которой доверили нести оружие пленников. Подмышкой у нее была зажата Лола — последний привет от нашего Юча. Интересно, как так получилось, что маг остался на пустоши, а его неразлучная спутница путешествует дальше с нами? То, что Юч не прорвался сквозь Купол следом за книгой, я чувствовала. Все еще оборванные связи кварты, фальшивая боль утраты… Не сразу поймешь, что лучше — остаться на Синейской пустоши или попасть в плен к йонам.

Рукоять Стальной Молнии дразнила, выделяясь на фоне эшева Крика Солнца и шпаги аларинца. Дотянуться бы, и…

И что? Ехидный внутренний голос поспешил вмешаться в мои героические размышления. У йонши, несшей оружие, на щеке выделялось бесформенное алое пятно, выдававшее в женщине берсерка. Прочие миадвэйцы, подло напавшие на нас у границы Синейской пустоши, могли похвастаться такими же украшениями на хищных горбоносых лицах. Это означало, что стоит мне дернуться невпопад, и шесть мечей — у йонов они были короткими и широкими у гарды — порубят меня без промедления. Даже пикнуть не успею. Против берсерка, для которого во время боя не существует никаких моральных и прочих преград, даже опытному воину Колыбели Героев придется изрядно попотеть. А недоученному воину? А безоружному? А одному против шестерых? Вот поэтому я временно перестала вздыхать о недостижимой Стальной Молнии и продолжила изображать бесчувственное тело. Только мозг лихорадочно работал в поисках выхода из создавшегося положения.

Спроси любого, хоть сколько-нибудь проучившегося в знаменитой магнамарской крепости, что самое важное для воина?

— Сила, — не задумываясь, ответят одни. — Умение нанести сокрушающий удар, блистательное владение оружием.

— Отвага, — возразят другие, и в числе их будет Эш. — Готовность встретить лицом к лицу любую опасность. Умение не спасовать перед превосходящими силами противника и с гордо поднятой головой принять самое безнадежное сражение.

— Ум и хитрость, — не согласятся третьи, среди которых буду и я. — Умение в любой ситуации сохранить холодный разум и выбрать то самое, единственно верное место и время, когда воин-одиночка сможет дать отпор целой армии.

От прилившей к голове крови шумело в ушах, но тренированного воина Колыбели этим не проймешь. Висим. Думаем. Выжидаем.

Интересно, Эш уже очнулся? Только бы этот герой не вздумал начать отчаянное сопротивление, едва придя в себя. А то с него станется «с гордо поднятой головой» ввязаться в бесполезный самоубийственный бой. Если бы соратники по кварте умели передавать друг другу мысли, я бы непременно передала болтающемуся в нескольких шагах от меня Эшу всего три слова «Помни о Марчисе». Мертвые мы ему не поможем. Что бы не там не вопила уязвленная гордость воина Колыбели, самое время заткнуть ей глотку. Самое время вспомнить о том, что есть случаи, когда даже ученику прославленной цитадели полезнее быть живым трусом, чем мертвым героем.

К тому же, ожидание нужного момента — это не трусость. Это хитрость.

— Может, перестанешь притворяться? — тем временем донесся хрипловатый голос йона, который нес драгоценную ношу в лице меня. — Если можешь идти сама, иди. Я тебе не ездовая лошадь.

Удивительно, но ожидаемой грубости и презрения к ненавистным чужакам в голосе миадвэйца не было. Интонация была примерно такая же, как у Шактаяра, когда тот пытается меня поддеть своими язвительными замечаниями. Интересно, как этот ходячий птиц почуял, что я очнулась? Я соскочила на землю и пошла рядом.

— Я, конечно, и сама могу идти. Если ты скажешь, куда мы направляемся.

Будь мы в страшной сказке, которые другие народы так любят рассказывать про йонов, ответом мне должен был бы стать болезненный пинок в какое-нибудь уязвимое место и рычание типа «Разговорчики в строю! Иди, куда велено, и не чирикай!» Но йон ощутимо выбивался из сложившегося стереотипа и поэтому ответил:

— К Золотому Яйцу в горах Вель.

Вот так вот просто. Захотелось пленнице узнать, куда ее ведут — узнала. И не просто название какого-то там города. Йон, не задумываясь, помянул всуе священнейшее место своего народа. При том, что считается, что за любые разговоры об этом таинственном святилище йоны жестоко карали чужаков и ни один инорасец еще ни разу не ушел оттуда живым.

Что ж, значит мы будем первыми!

— Ты меня сразу убьешь, если спрошу, зачем мы туда идем?

— Нет, — мне показалось, что йон улыбнулся. Трудно судить по существу другой расы о возрасте, но похоже, миадвэец был самым молодым из шестерых. Остальные йоны молчали, не вмешиваясь в разговор. Их лица и тела почти не пострадали от наших героических попыток оказать сопротивление. Недаром есть присказка «заживает, как на йоне». — Если я убью тебя сейчас, придется опять идти вдоль границ Миадвэя, выискивая жертву. Вождь Ильхельм будет недоволен, если к завтрашнему рассвету не будет сотни жертв из инорасцев для проведения Ритуала Новой Крови.

Вот тебе и ответ, Алата. Эта великолепная шестерка не растерзала нас на месте только потому, что их вождю понадобились кровавые жертвы для какого-то там ритуала. Очень оригинально. Этот Ильхельм наверняка подружился бы с нашим Наставником Шеттом. Почему в Энейе никто не додумался поклоняться богине судьбы? О, знай я эту злодейку по имени, такую бы молитву закатила на тему «Мы пошли спасать Марчиса от смерти на древнем алтаре. Так, шкруть меня заешь, мы сами вляпались в аналогичную историю?!»

— Очень мило, — недрогнувшим голосом отозвалась я. — А сколько уже набралось жертв, не считая нас?

— Девяносто пять, — с готовностью ответил йон. — Вы последние пятеро. И все со стороны Синейской пустоши. В кои то веки синейское отребье прорвало барьер и попалось к нам в руки. Вождь давно мечтал об этом. Он сказал, что единовременное появление нужного количества жертв Ритуала Новой Крови есть великий знак, что бог Вель готов снова явиться в мир, где йоны уже так долго ждут его.

Не в моем положении было обижаться на причисление к «синейскому отребью», и эту часть речи йона я пропустила мимо ушей. Но что это у них за Ритуал Новой Крови, интересно? Понятное дело, нас порежут вместе с остальным «отребьем» во имя торжества йонского бога, но по какому поводу? Очнулась бы магичка, что ли, эта непризнанная специалистка по расам Виннея! Но Натэя то ли умело притворялась, то ли взаправду болталась оранжевой простыней на плече у одного из берсерков и не жаждала просветить соратницу по кварте относительно йонских ритуалов. А ведь пригодилось бы. Чем больше мы знаем, тем больше шанс, что получится обернуть это знание в свою пользу. Я ведь уже говорила о правильном выборе момента.

Некоторое время мы шли молча. Потом йон вдруг слегка замедлил шаг и сказал:

— Вы хорошо дрались. Я приношу свои извинения тебе и твоим друзьям, что нам пришлось напасть и причинить вам боль. Мы берсерки. Мы не можем иначе. Когда вождь говорит «надо», мы идем и выполняем. Ильхельму нужны жертвы, и он их получит.

Йон, просящий извинения? Этот парень не переставал меня удивлять. Кому расскажешь — не поверят.

— И вам совсем не жаль тех, кто предназначен в жертву? — вряд ли удастся воззвать к человечности не-человека, подчиняющегося любым мысленным приказам вождя расы. Но попытаться стоило.

— Тех, кто своим присутствием поганил Синейскую пустошь? Ничуть, — казалось, на все мои вопросы у йона заранее был готов ответ.

— А нас? Ты ведь видишь, мы не из их числа. Тебе нас не жаль?

— Вас — жаль, — не стал спорить йон. — Но какое это имеет значение? Мы можем думать и чувствовать, что угодно. Но ослушаться приказа вождя мы не можем. Такова наша природа.

Дальше мы пошли молча. Странное дело, думала я. Все вокруг представляют йонов совсем не так — тупыми, зомбированными, одинаковыми убийцами во главе с главным злодеем — вождем, правителем Миадвэя. А оказалось, что — как бы смешно это ни звучало — йоны тоже люди.

Или это мне попался такой «человечный»?

Каково это, имея собственные мысли и чувства, всегда действовать по чужой воле? Похоже, Наставник Шетт мечтает проверить это на населении всего Виннея.