1

Перед нами прошла жизнь Песталоцци, жизнь, охватывающая четыре пятых века, жизнь, наполненная кипением горячего сердца, жизнь необыкновенно полная, насыщенная жизнь творца, жизнь подлинного общественного деятеля.

Каковы итоги этой жизни? Что дал Песталоцци человечеству, что дал он трудящимся? В чем его значение? Какой след оставил он после себя? Что, наконец, он дал Стране советов?

Деятельность Песталоцци была разнообразной. Он пытался быть практическим деятелем, сельским хозяином, промышленником, он много написал в своей жизни, стал известен как романист, окончил свою жизнь как всему миру известный педагог, стоявший четверть века во главе самых разнообразных педагогических учреждений.

Мы искусственно выделяем в его жизни ряд различных областей— общественную деятельность, литературные занятия, педагогику и т. д. Говоря о Песталоцци, мы вспоминаем о нем то как о педагоге, то как о деятеле швейцарской Директории, то как об авторе социального романа. Мы не всегда при этом помним о том, что трудно представить себе жизнь более единую, единую во всем ее разнообразим, чем жизнь Песталоцци. Что бы он ни делал. куда бы его ни бросало пламенное сердце, везде он обуреваем одной и той же мыслью, одной и той же над всем доминирующей идеей. Это идея — помочь народу, помочь трудящимся — беднякам.

Песталоцци был энтузиастом этой идеи. Она, как крепкий цемент, сковывает в некое монументальное единство все разнообразие работ, увлечений, порой даже авантюр Песталоцци. Это замечательнейший пример служения едином цели, подчинения всего себя единой идее.

В то же время в мировую историю Песталоцци вошел только как педагог. Забыты его романы, во всяком случае их не читает никто, кроме профессиональных педагогов, да и эти подходят к ним. конечно, не как у художественным произведениям, а как к педагогическим трактатам Он не сыграл какой-нибудь крупной роли а революционном движении своего века, он ни в коей мере не был вождем. Поэтому историк швейцарской революции упомянет о нем только вскользь. Однажды, на очень короткий момент, загорается его имя в бурях Французской революции. Песталоцци ярко откликался на общественные события, но он никогда не вел за собой кого-нибудь. Совершенно очевидно поэтому, что ни его общественная ни его литературная деятельность не могли дать ему бессмертия.

В историю, повторяем, он вошел как великий педагог.

2

Педагогика Песталоцци — это доподлинная социальная педагогика. Это не социалистическая педагогика, не педагогика пролетариата, не пролетарская педагогика. Она имеет право быть названа социальной и потому, что всегда исходит из интересов трудящихся масс, она социальна и потому, что никогда не отрывается от всех других сторон жизни трудящихся, рассматривая себя лишь как отдельное звено во всем комплексе условий, определяющих жизнь людей. Никто до Песталоцци не поставил этого вопроса в такой форме. Среди буржуазных и мелкобуржуазных педагогов никто после Песталоцци не поставил вопроса глубже. Социал-реформистами во всем мире прославлен как творец «социальной педагогики». Наторп, выдвигавший триединую формулу: воспитание для общества, в обществе, через общество. Это удобная формула для тех. кто заинтересован в затушевывании классовых противоречий. Поэтому буржуазные педагоги всех стран прославляют Наторпа.

Поучительная параллель: с одной стороны человек, живший в ту эпоху, когда сколько-нибудь оформленного рабочего движения не существовало, ставит все вопросы воспитания с точки зрения интересов трудящихся, среднего и беднейшего крестьянства, стремясь на этих путях во что бы то ни стало помочь народу: с другой стороны, человек, величающий себя социалистом, надумавший свою «социальную педагогику» в эпоху обострения классовых битв после Маркса, после Энгельса, холодно выдвигает формулу абстрактного социального воспитания.

Насколько неизмеримо выше для нас первый и насколько неизмеримо ближе для нас первый и как вызывает нашу ненависть и презрение второй!

Неудивительно поэтому, что и вопросы трудового воспитания поставлены у Песталоцци с далеко большей смелостью и большей глубиной, чем у кого-либо из его буржуазных и мелкобуржуазных «последователей». Как мы видели, для Песталоцци труд является могучим средством воспитания, также как и воспитание является средством для обеспечения определением трудовой профессии. Для Песталоцци не существует противоположения между общим и профессиональным образованием, его общее образование в то же время профессиональное, его профессиональное образование в то же время имеет глубокое общеобразовательное значение. И то и другое вместе подчинено задаче социальной, задаче поднятия подавленных, эксплуатируемых беднейших масс на высоту нормальной обеспеченной и счастливой жизни.

И эта идея не могла быть воспринята и развита его буржуазными «наследниками». Ведь если итти по этому пути, по которому начал итти Песталоцци, пришлось бы с неумолимой неизбежностью притти к пролетарской педагогике. Его классовая постановка вопроса о воспитании, перенесенная в условия XIX–XX вв., его страстная любовь к эксплуатируемым и угнетенным могли получить и действенное выражение только в борьбе пролетариата. Поэтому-то так бледно, так равнодушно пишут буржуазные историки о нейгофском опыте. Его нельзя вычеркнуть из истории Песталоцци, ведь на него ушло шесть лет его жизни; это яркая страница, ее нельзя вырвать из биографии, но ее буржуазный историк-педагог старается затенить, смазать, передать как одно из чудачеств гениального человека.

Так стремились буржуазные наследники вытравить все классовое из деятельности Песталоцци, представить его как бесклассового теоретика-педагога, как великого методиста начальной школы.

Конечно, и здесь Песталоцци — в области теории и практики обучения — дал очень много. Он конечно не философ и не «ученый» педагог. Если даже не поверить его заявлению о том, что уже в течение 30 лет он не прочел ни одной книги, то во всяком случае надо признать, что он не изучал ни современных ему философов, ни современных ему педагогов. О Канте он узнал через Фихте, о новых работах

Базедова он знает также по наслышке. Он создает свою теорию педагогики независимо от кого бы то ни было. В этом его сила и в этом и его слабость. Его теоретическим построениям не хватает научной культуры, в них нет стройности и систематичности, нет учета всего того, что сделано до него, а потому Песталоцци зачастую ломится в открытую дверь, открывает Америки, давно уже открытые до него. Но везде он оригинален, везде он вносят свое. Уже до Песталоцци и Локк и Руссо выдвигали целый ряд психологических положений, являвшихся фундаментом их воспитательной теории. В особенности велики заслуги Руссо, в «Эмиле» которого разбросано огромное количество замечательнейших наблюдений, великолепнейших психологических афоризмов. Песталоцци идет за ними. В юности он изучил того и другого; но он дает обобщающую установку, то есть то, чего не хватало и Локку и Руссо. Он говорит о психологическом обосновании всего обучения, всей педагогики. Характерно. что и к этому требованию он приходит, движимый социальным импульсом. Он стремится к тому, чтобы каждый человек, каждая мать как бы они ни были мало культурны, пользуясь его методами обучения и воспитания, могли стать хорошими педагогами. Для этого-то он и ищет наиболее простые элементы воспитания, для этого-то он и углубляется в психологию. Его «элементарное образование» насквозь психологично. Конечно его психология мало удачна, он не идет дальше анализа восприятий, прячем этот анализ проводится весьма механистично. Тем не менее им выдвигается с большой остротой проблема созерцания, глубокого и полного восприятия наблюдаемого объекта, и на этом строится его методика обучения.

Следствием такой постановки вопроса является его теория гармонического упражнения всех сил, а отсюда его теория воспитания как гармонического, умственного, физического (технического) трудового и нравственного развития.

Песталоцци в основе своей — идеалист, но идеалист, который часто сбивается на материалистическую трактовку многих вопросов. Так. его учение о воспитательном значении среды (жизнь образует) льет воду на мельницу материализма.

Педагогическое учение Песталоцци вызревало из его практики. Однако далеко не все свои идеи он сумел воплотить в жизнь. Наоборот, в жизни получили утверждение не самые верные и не самые яркие его педагогические идеи. Современники Песталоцци обращали больше внимания на его методические приемы, на методику обучения в начальной школе. Здесь он во многих отношениях является пионером, во многих отношениях он показал образцы методической работы по отдельным предметам, образцы сплошь и рядом, как мы видели выше, малоудачные.

Для того чтобы понять значение Песталоцци в области постановки обучения в начальной школе, надо еще раз вспомнить, что имелось в школах того времени Дистервег, один из крупнейших последователей Песталоцци в Германии, так описывает метод школьной работы той эпохи: «каждый ребенок читал отдельно. Метод одновременного чтения был еще неизвестен. Один за другим ученики подходили к столу, за которым сидел учитель. Он указывал на одну букву и называл ее, ребенок повторял название. следовало упражнение — распознавание и запоминание указанных букв, потом разбирались слоги буква за буквой; так ребенок ознакомливался с буквами и постепенно научался читать. Это был трудный, очень трудный метод изучения для него. Обыкновенно проводили годы, прежде чем приобреталось сколько-нибудь удовлетворительное умение читать; многие не приобретали его и в течение четырех лет. То был подражательный и чисто механический труд для обеих сторон. Редко думали о необходимости понимать читаемое Слоги произносились однообразным голосом, без понижений и повышений, и чтение было лишено всякой выразительности. Дети повторяли протяжным голосом тексты из Священного писания, псалмы и содержание катехизиса от начала до конца, — короткие вопросы и длинные ответы, все одинаково монотонным голосом. О содержании слов, звуки которых они мало-помалу закрепляли в памяти, дети не знали ничего… Не лучшим было обучение пению. Учитель пел псалмы несколько раз. пока дети не оказывались в состоянии повторить мотив или, вернее, провизжать его вслед за учителем»…

В школах изучали катехизис, псалтырь, и этим дело в большинстве случаев и ограничивалось.

Песталоцци ввел в начальную школу такие предметы, которых там никогда раньше не было. Он ввел начала геометрии, он показал все значение рисования и дал методику этого предмета. Он вводит географию и естествознание, он реформирует методику обучения чтению и арифметике. Он выпускает целый ряд книг, представляющих методическую разработку во всех указанных областях. Одним словом, Песталоцци резко изменяет все учебные планы, программы и методику обучения в начальной школе — короче, он создает ту начальную школу, которая устанавливается во всех буржуазных странах начала XIX столетия и прежде всего в Германии. До Песталоцци была одна начальная школа с одним кругом предметов, с одной методикой, вернее сказать, почти без всяких предметов и без всякой методики. После Песталоцци начальная школа получает свою программу, свои учебные планы, свою методику.

Методика предметов начальной школы начинается с Песталоцци. Неудивительно поэтому, что Песталоцци особенно популярен, особенно известен как реформатор начальной школы. И в этом он мог бы почерпнуть известное удовлетворение Как бы ни стремилась буржуазия извратить всеобщую начальную школу таким образом, чтобы она отвечала ее интересам, тем не менее, служа этой школе, Песталоцци служил в значительной мере тем беднякам, о которых он думал всю свою долгую жизнь.

Методика Песталоцци во многих случаях — очень формальная и механистическая методика. Исходя из своей теории психологизирования обучения из анализа восприятий, исходя из выделения в «элементарном обучении» элементов — слово, звук и форма — исходя, наконец, из стремления сделать эту методику доступной каждому человеку, он пришел к целому ряду механических приемов с их ужасающей однотонностью, с повторением одних и тех же моментов. В руках массовых учителей эти приемы стали еще более механическими, еще более бездушными. Эта методика была между прочим остроумно высмеяна Львом Толстым, давшим описание одного урока по так называемому «методу Песталоцци».

«Учитель из немецкой семинарии… смело, самоуверенно он садится я классе — инструменты готовы: дощечки с буквами, доска с планочками и книжка с изображением рыбы. Учитель оглядывает своих учеников и уже знает все, что они должны понимать, — знает, из чего состоит их душа, и много еще другого, чему он научен в семинарии.

Он открывает книгу и показывает рыбу. «Что это такое, милые дети?» Это, изволите видеть, Anschaungsunterricht (наглядное обучение— термин Песталоцци А. П.). Бедные дети обрадуются на эту рыбу, ежели до них уже не дошли слухи из других школ и от старших братьев, каким соком достается эта рыба, как морально ломают и мучат их за эту рыбу. Как бы то ни было, они скажут: это — рыба. «Нет», — отвечает учитель (Все, что я рассказываю, есть не выдумка. не сатира, а повторение тех фактов, которые я без исключения видел во всех лучших школах Германии и тех школах Англии, где успели заимствовать эту прекрасную и лучшую методу). «Нет. — говорит учитель. — Что вы видите?» Дети молчат. Не забудьте, что они обязаны сидеть чинно, каждый на своем месте и не шевелиться — Ruhe und Gehorsam.

— «Что же вы видите?» — «Книжку», — говорит самый глупый. Все умные уже передумали в это время тысячу раз. что они видят, и чутьем знают, что им не угадать того, чего требует учитель, и что надо сказать, что рыба не рыба, а что-то такое, чего они не умеют назвать. «Да. да, — говорит с радостью учитель. — очень хорошо: книга». Умные осмеливаются, глупый сам не знает, за что его хвалят. «А в книге что?» — говорит учитель. Самый бойкий и умный догадывается и с гордой радостью говорит: «буквы». «Нет, нет, со-всем нет! — даже с печалью отмечает учитель — надо думать о том, что говоришь» Опять все умные в унынии молчат и даже не ищут, а думают о том, какие очки у учителя, зачем он не снимет их, а смотрит через них и т. п. «Так что же в книге?. Все молчат. «Что вот здесь?» — «Рыба», отвечает смельчак. «Да. рыба, но ведь не живая рыба?» — «Нет, не живая», — «Очень хорошо. А мертвая?» — «Нет». — «Прекрасно. Какая же это рыба?»— «Еin Bild — картина». — «Так. прекрасно». Все повторяют: это картина, и думают, что кончено. Нет. надо сказать еще. что это картина, изображающая рыбу. И точно таким же путем добивается учитель, чтобы ученики сказали, что это есть картина, изображающая рыбу. Он воображает, что ученики рассуждают, и никак не догадывается, что ежели ему велено заставлять учеников говорить, что это есть картина, изображающая рыбу, или самому так хочется, то гораздо проще было заставить их откровенно выучить наизусть это мудрое изречение.

Еще счастливы те ученики, которых учитель оставит на этом в покое. Я сам видел, как он заставлял их сказать, что это не рыба, а вещь — ein Ding, а вещь эта уже есть рыба. Это, изволите видеть, новый Anschaungsunterricht в соединении с грамотой, это — искусство заставлять детей думать…

«Я до сих пор госле тщетного искания этого Anschaungsunterrichtа и методы Песталоцци по всей Европе ничего не нашел, кроме того. что географии надо учить по картам выпуклым, ежели они есть, краскам — по краскам, геометрии по чертежам, зоологии по зверям и т. д., что каждый из нас знает с тех пор, как родился, чего вовсе не нужно было выдумывать, потому что это давно выдумано самой природой, вследствие чего это каждому, не воспитанному в противных понятиях, и известно».

Нетрудно заметить, что толстовское описание применения метода Песталоцци в германской народной школе весьма напоминает описание Рамзауера. Толстой прав в своем ироническом отношении к такому обучению детей, но, конечно, с большой долей легкомыслия отбрасывает самую необходимость теоретического изучения проблемы наглядного обучения.

Таковы основные моменты педагогики Песталоцци. По богатству идей эта педагогика стоит выше, чем педагогика Амоса Коменского, Локка и Руссо. Кроме того перед всеми нами она имеет то бесспорное преимущество, что его теория была теснейшим образом связана с практикой и его педагогические идеи рождались в процессе практического творчества. Он был действительно великим педагогом.

3

Нам уже неоднократно приходилось рассказывать о том. как относились современники к Песталоцци. Мы знаем, каким поклонением порой его окружали, как высоко превозносили его заслуги и рядовые учителя и крупнейшие деятели той эпохи; мы знаем и то, как ненавидели порой Песталоцци и как боролись с ним.

Но как отразилась деятельность Песталоцци на практике?

Как мы уже неоднократно подчеркивали, буржуазная школа прошла мимо сущности его социальной педагогики. Она вытравила классовые моменты из его педагогической системы, она приняла Песталоцци только как реформатора методики обучения в начальной школе. При жизни буржуазия использовала его Институт как хороший передовой интернат для своих детей.

Весь XIX в., поскольку речь идет о реформе начального образования. идет под знаком Песталоцци. Большой известностью пользуется Гербарт, но он не заменяет Песталоцци, он дополняет его, вернее, стремится дополнить и дает методику обучения не только для начальной, но и для средней школы, которая, кстати сказать, никогда не отражала в себе идей Песталоцци.

Впереди других стран в деле применения методики Песталоцци идет Германия, в частности Пруссия. Здесь огромную роль сыграли выступления философа Фихте, который пропагандирует систему Песталоцци в своих знаменитых «Речах к немецкой нации» (1808). Известно то значение, которое имели для Германии эти речи, произнесенные в обстановке военной оккупации Пруссии. Фихте стал одним из самых популярных деятелей Германии, таким же популярным стал для Германии и Песталоцци. Теоретики буржуазной педагогики взяли очень многое у Песталоцци, они взяли формулировку цели воспитания, взяли многое из того, что говорилось им о моральном воспитании. о гармоническом воспитании, — кстати, формула о гармоническом воспитании с тех пор является самой ходовой фразой во всех буржуазных учебниках педагогики. — но они, на словах воздавая дань социальному характеру педагогики Песталоцци, на деле никогда не делали, не смели делать практических выводов из того положения, которое было им выдвинуто. Много и неоднократно говорилось о трудовой педагогике Песталоцци, но никогда не было ни одного шага в деле развития этой идеи дальше.

Итак, буржуазные школы, буржуазные педагоги приспособили Песталоцци к своим потребностям, взяли то. что им было тогда полезно и нужно, построили начальную школу, ставшую в то время уже экономической и политической необходимостью, на основе методики Песталоцци, но вытравили из учения Песталоцци все революционное, все то, что хотя бы отдаленно напоминало педагогику трудящихся.

4

Чем же дорог и близок нам Песталоцци? Буржуазия замолчала то. что является ценным с нашей точки зрения у Песталоцци Наше дело — восстановить Песталоцци во всей его целости и целостности, отвергая те его рассуждения, где он выступает как сын своего века, отвергая его религиозность, целый ряд искусственных построений и т. д. Наша задача — понять его как великого друга бедняков, как энтузиаста в деле борьбы за лучшее будущее. Как ни слагалась личная жизнь Песталоцци, он всегда хотел быть с трудящимися, он хотел работать для них. Никогда, как бы политически он ни ошибался, он не вставал сознательно на сторону эксплуататоров и богачей. И тогда, когда он строит свою ферму я Нейгофе, и тогда, когда он приветствует Французскую революцию, и тогда, когда он содействует своей литературной деятельностью подавлению контрреволюционных выступлений в Швейцарии, и тогда, когда он обращается к Александру I с просьбой, почти требованием в самом скором времени уничтожить крепостное право, и тогда, когда он беседует с Наполеоном, и тогда, когда он его проклинает, — всегда и везде Песталоцци движим мыслью об интересах того общества иного класса, с которым он связал себя на всю жизнь. Это — крестьянство, за исключением крестьян богачей и кулаков. Это не тот класс, который является творцом социализма и коммунизма, но это тот класс в союзе с которым пролетариат борется с эксплуататорами. Поэтому демократ-народник Песталоцци нам ближе, чем кто-либо, в особенности, если иметь в виду то, о чем нам приходилось уже говорить, именно то, что в ту эпоху пролетарское революционное движение еще делало свои первые шаги.

Пролетариат, придя к власти, строя социализм, не отбрасывает завоеваний человечества — наоборот, он тщательно взвешивает все добытое человечеством в течение многих сотен лет. Он отбрасывает грязь и шлак и берет ценное, перерабатывая это ценное в целях создания своей культуры.

Так же подходит он и к трудам Песталоцци. Трудовая политехническая школа Советского союза является высшим этапом в сравнении с тем, о чем мечтал Песталоцци. Но, поднимаясь выше, стоя на высших ступенях лестницы, мы помним, что одним из первых стал на нее великий друг бедняков Песталоцци. Одним из первых он пытался строить трудовую школу, поняв ее как социальную необходимость, поняв ее как классовую задачу трудящегося крестьянства. Его призыв к школьной активности, его требование психологического обоснования всего обучения, наконец его требование гармонического всестороннего воспитания, его указание на значение среды и многое другое в переработанном виде вошло в советскую марксистско-ленинскую педагогику. Его педагогика в целом — не наша педагогика, но некоторые камни для построения великого здания коммунистического воспитания мы берем и у Песталоцци.

Демократ-народник, глубокий мыслитель и педагог, замечательнейший тип энтузиаста-общественника, искрение преданный друг трудящихся не может быть чужим в Стране советов.

Памятник Песталоцци в Ифертоне