В тусклом свете различимы три фигуры.

ДИЛИ в расслабленной позе неподвижно сидит в кресле.

КЭТ, тоже неподвижно, лежит на диване, поджав колени к подбородку.

АННА стоит у окна, глядя наружу.

Молчание.

Луч света высвечивает ДИЛИ и КЭТ, они курят сигареты.

Фигура Анны у окна по-прежнему в тени.

КЭТ (задумчиво): Темно.

Пауза.

ДИЛИ: Худая, толстая?

КЭТ: Полнее меня. Кажется.

Пауза.

ДИЛИ: Была тогда?

КЭТ: Кажется, полнее.

ДИЛИ: Теперь, может, и нет.

Пауза.

Она была твоя лучшая подруга?

КЭТ: О, что это означает?

ДИЛИ: Что?

КЭТ: Слово подруга… как посмотришь назад… все это время…

ДИЛИ: Ты не можешь вспомнить, что ты тогда чувствовала?

Пауза.

КЭТ: Очень много времени прошло.

ДИЛИ: Но ты же помнишь ее. И она тебя помнит. Иначе зачем она сюда придет?

КЭТ: Наверно, потому что помнит.

Пауза.

ДИЛИ: Ты и тогда считала ее лучшей подругой?

КЭТ: Она была моя единственная подруга.

ДИЛИ: Лучшая и единственная.

КЭТ: Одна-единственная.

Пауза.

Если у тебя есть что-то одно, ты же не скажешь, что оно лучше всего остального.

ДИЛИ: Потому что не с чем сравнивать?

КЭТ: М-м-м…

Пауза.

ДИЛИ (улыбаясь): Она была несравненна.

КЭТ: Вот уж нет.

Пауза.

ДИЛИ: Я не знал, что у тебя было так мало друзей.

КЭТ: Вообще не было. Кроме нее.

ДИЛИ: Почему именно ее?

КЭТ: Не знаю.

Пауза.

Она была воровка. Все время крала вещи.

ДИЛИ: У кого?

КЭТ: У меня.

ДИЛИ: Какие вещи?

КЭТ: Разные. Белье.

ДИЛИ фыркает.

ДИЛИ: Ты ей напомнишь?

КЭТ: Ну… Не думаю.

Пауза.

ДИЛИ: Тебе не терпится ее увидеть?

КЭТ: Нет.

ДИЛИ: А мне не терпится. Мне очень любопытно.

КЭТ: Что?

ДИЛИ: Ты. Я буду за тобой наблюдать.

КЭТ: За мной? Зачем?

ДИЛИ: Хочу посмотреть, та ли она, что прежде.

КЭТ: Ты надеешься по мне догадаться?

ДИЛИ: Конечно.

Пауза.

КЭТ: Я едва помню ее. Я ее почти совсем забыла.

Пауза.

ДИЛИ: Ты хотя бы знаешь, что она пьет?

КЭТ: Не имею понятия.

ДИЛИ: А что если она вегетарианка?

КЭТ: Спросишь у нее.

ДИЛИ: Теперь поздно. Ты ведь приготовила запеканку.

Пауза.

Почему она не замужем? Она ведь будет без мужа?

КЭТ: Спроси у нее.

ДИЛИ: Не могу же я обо всем ее спрашивать.

КЭТ: А ты хочешь, чтобы я задавала ей твои вопросы?

ДИЛИ: Нет, зачем же.

Пауза.

КЭТ: Конечно, она замужем.

ДИЛИ: Откуда ты знаешь?

КЭТ: Все замужем.

ДИЛИ: Тогда почему она будет без мужа?

КЭТ: Разве?

Пауза.

ДИЛИ: В письме есть что-нибудь про мужа?

КЭТ: Нет.

ДИЛИ: Как ты думаешь, какой он? За какого человека она могла выйти? Ведь она же твоя лучшая… единственная подруга. Ты должна иметь представление. Что это может быть за человек?

КЭТ: Не представляю.

ДИЛИ: И тебе совсем не любопытно?

КЭТ: Ты забываешь. Я ее знаю.

ДИЛИ: Ты не видела ее двадцать лет.

КЭТ: А ты совсем ее не видел. Есть разница.

Пауза.

ДИЛИ: Во всяком случае, запеканки хватит на четверых.

КЭТ: Ты сказал, она вегетарианка.

Пауза.

ДИЛИ: У нее было много друзей?

КЭТ: Ну, как у всех, наверное.

ДИЛИ: Как у всех? А как у всех? У тебя не было никого.

КЭТ: Одна была.

ДИЛИ: Это — как у всех?

Пауза.

У нее… было полно друзей, да?

КЭТ: Сотни.

ДИЛИ: Ты их видела?

КЭТ: Не всех, я думаю. Но все же — мы ведь жили вместе. У нее бывали гости. Время от времени. Я их видела.

ДИЛИ: Ее гости.

КЭТ: Что?

ДИЛИ: Ее гости, ее друзья. У тебя же не было друзей.

КЭТ: Ее друзья, конечно.

ДИЛИ: И ты их видела.

Пауза.

(Резко.) Вы жили вместе?

КЭТ: М-м-м?

ДИЛИ: Вы жили вместе?

КЭТ: Ну, конечно.

ДИЛИ: Я этого не знал.

КЭТ: Как же.

ДИЛИ: Ты мне не говорила. Я думал, вы просто были знакомы.

КЭТ: Еще бы не были.

ДИЛИ: А вы, оказывается, жили вдвоем.

КЭТ: Конечно, жили. А где же она могла красть у меня белье? На улице?

Пауза.

ДИЛИ: Я знал, что ты с кем-то снимала комнату одно время…

Пауза.

Но не знал, что с ней.

Пауза.

КЭТ: Ну конечно, с ней.

Пауза.

ДИЛИ: Впрочем, все это не имеет значения.

АННА отворачивается от окна; говорит, приближаясь к ним.

Садится на свободный диван.

АННА: Всю ночь в очередях, под дождем, ты помнишь? боже мой, Альберт Холл, Ковент Гарден, что мы тогда ели? вот так подумаешь, до глубокой ночи, делать только то, что любишь; конечно, мы были молоды, но откуда только силы брались, а утром на работу, и то концерт, то опера, то балет, эти ночи, ты не забыла? а потом на крыше автобуса вниз по Кенсингтон Хай Стрит, кондукторы в автобусах, а потом летим за спичками, — нечем было зажечь конфорку, потом делали, кажется, омлет, да? кто готовил? обе хихикаем, болтаем, обе жмемся к теплу, потом в постель, сон, а наутро снова та же горячка и спешка, бежишь на работу в погоне за автобусом, завтраки в Грин Парке, делились свежими новостями, и эти наши любимые бутерброды, невинные девочки, невинные секретарши, и снова ночь впереди, и бог знает, сколько волнений еще ждет, одно предвкушение чего стоит, ожидание всего этого, и наша бедность, но быть бедной и молодой, быть девушкой, в Лондоне, тогда… и какие кафе мы отыскивали, почти как квартиры, да? там собирались художники и писатели, а иногда актеры, а в других бывали танцы, и мы сидели едва дыша, потягивали кофе, спрятав лицо, чтобы никто нас не видел, чтобы не потревожить, не отвлечь, и слушали, слушали все эти разговоры в этих кафе, это были люди творчества, конечно, и неужели это по-прежнему существует, кто бы мне сказал, ты знаешь? ты можешь сказать мне?

Легкая пауза.

ДИЛИ: Мы редко выбираемся в Лондон.

КЭТ встает, подходит к столику, разливает кофе из кофейника.

КЭТ: Да, я помню.

Она добавляет молоко и сахар в одну чашку и передает ее Анне. Черный кофе передает Дили и садится со своей чашкой.

ДИЛИ (Анне): Вы пьете бренди?

АННА: Я бы выпила немного.

ДИЛИ наливает всем бренди и раздает бокалы. Остается стоять с бокалом в руке.

АННА: Прислушайтесь. Какая тишина. Здесь всегда так тихо?

ДИЛИ: Здесь очень тихо, да. Как правило.

Пауза.

Иногда можно услышать море, если слушать очень внимательно.

АННА: Как вы мудро выбрали этот уголок света, и как вы верно и смело поступили, что живете все время в такой тишине.

ДИЛИ: Мне-то, конечно, приходится бывать в отъезде, по работе. А вот Кэт всегда остается.

АННА: Тому, кто здесь пожил, не захочется отлучаться далеко отсюда. Я бы не захотела отлучаться далеко, я бы просто боялась далеко отлучаться, одного страха ради, как бы дом куда-нибудь не пропал, пока меня нет.

ДИЛИ: Страха ради?

АННА: Что?

ДИЛИ: Страха ради. Давно не слышал, чтобы так говорили.

Пауза.

КЭТ: Иногда я гуляю по морю. Там почти никого не бывает. Длинный пляж.

Пауза.

АННА: Правда, мне не хватало бы Лондона. Ну конечно, ведь я девочкой жила в Лондоне. Мы обе были еще девочки.

ДИЛИ: Жаль, что я не знал вас обеих тогда.

АННА: Вам жаль?

ДИЛИ: Да.

ДИЛИ подливает себе бренди.

АННА: У вас прекрасная запеканка.

ДИЛИ: Что вы?

АННА: Жена, я хотела сказать. Извините. У вас прекрасная жена.

ДИЛИ: А-а.

АННА: Я имела в виду запеканку. Я хотела сказать, ваша жена хорошо готовит.

ДИЛИ: Так значит, вы не вегетарианка?

АННА: Нет, что вы.

ДИЛИ: Ну да, вам ведь нужна хорошая пища, на природе, плотная пища, для поддержания сил, у вас много воздуха… Вы меня понимаете.

Пауза.

КЭТ: Да, я страшно люблю все это, люблю всем этим заниматься.

АННА: Чем — всем?

КЭТ: О, ты сама понимаешь, всем этим.

Пауза.

ДИЛИ: Ты хочешь сказать, готовкой?

КЭТ: Всем этим.

АННА: Мы не слишком изощрялись в готовке, некогда было, но время от времени мы тушили огромный кусок мяса, поглощали его целиком и то и дело засиживались далеко за полночь за чтением Йетса.

Пауза.

(Задумчиво.) Да. Время от времени. То и дело.

АННА встает, подходит к окну.

И такое голубое небо.

Пауза.

Видите тонкую полоску света? Это море? Там горизонт?

ДИЛИ: В ваших краях совсем другая линия берега.

АННА: О, совсем другая. Наш остров вулканического происхождения.

ДИЛИ: Я знаю.

АННА: О, правда?

ДИЛИ: Я там был.

Пауза.

АННА: Я счастлива, что попала сюда.

ДИЛИ: Уверен, что Кэти тоже очень приятно. У нее мало друзей.

АННА: У нее есть вы.

ДИЛИ: У нее мало друзей, хотя была масса возможностей завести их.

АННА: Видимо, она довольна тем, что имеет.

ДИЛИ: Ей не хватает любопытства.

АННА: Наверно, она счастлива.

Пауза.

КЭТ: Вы говорите обо мне?

ДИЛИ: Да.

АННА: Всегда была мечтательница.

ДИЛИ: Она любит долгие прогулки. Все это. Вы знаете. Плащ на плечи. Руки поглубже в карманы. И вниз по улочке. Любит все это.

АННА поворачивается к Кэт.

АННА: Да.

ДИЛИ: Иногда я беру в ладони ее лицо и смотрю в него.

АННА: Правда?

ДИЛИ: Да. Я смотрю в него, держа в ладонях. Потом я как бы отпускаю его, убираю руки и даю ему плыть.

КЭТ: Моя голова пока неплохо держится на плечах.

ДИЛИ (Анне): Оно точь-в-точь уплывает.

АННА: Всегда была мечтательницей.

АННА садится.

Порой мы гуляем по парку, и я говорю ей, ты замечталась, ты грезишь, проснись, о чем ты грезишь? а она обернется ко мне, чуть-чуть откинет волосы и взглянет так, словно я тоже ей пригрезилась.

Пауза.

Однажды она мне сказала, я проспала всю пятницу. Ничего ты не проспала, я отвечаю, о чем ты говоришь? Она снова, я целиком проспала пятницу. Но сегодня пятница, я ей говорю, весь день была пятница, а сейчас вечер пятницы, ты не могла проспать пятницу. Я точно знаю, что проспала, она отвечает, я ее целиком проспала. Сегодня суббота.

ДИЛИ: Вы хотите сказать, что она буквально не различала дней недели?

АННА: Да.

КЭТ: Нет, я различала. Тогда была суббота.

Пауза.

ДИЛИ: Какой теперь месяц?

КЭТ: Сентябрь.

Пауза.

ДИЛИ: Мы побуждаем ее думать. Вы должны чаще бывать у нас. От вас идет здоровое влияние.

АННА: Но товарищем она была прелестным.

ДИЛИ: Весело было с ней?

АННА: Волшебно.

ДИЛИ: Движенья прелестны, волшебны слова.

АННА: Ах, эти песни. Мы любили напевать их, одну за другой, по ночам, лежа на полу, эти милые старые вещи. Иногда посмотришь ей в лицо, а она совсем не чувствует моего взора.

ДИЛИ: Взора?

АННА: Что?

ДИЛИ: Слово взор. Не часто его услышишь.

АННА: Да, совсем не чувствует. Вся поглощена чем-то.

ДИЛИ: Может быть, этим: движенья прелестны, волшебны слова?

КЭТ (Анне): Я не знаю эту песню. Разве мы ее пели?

ДИЛИ (поет, обращаясь к Кэт): Движенья твои прелестны, волшебны твои слова…

АННА: О, да. Конечно. Мы их наизусть знали.

ДИЛИ (поет): В небе одна голубая луна…

АННА (поет): Как скользит гребешок в твоих волосах…

ДИЛИ (поет): Эту радость, о нет, у меня не отнимет никто…

АННА (поет): Как ты мила, как улыбка твоя нежна…

ДИЛИ: Моя подружка лишилась сна, и я тому виной…

Легкая пауза.

АННА (поет): Ты словно долгожданный поцелуй весны…

ДИЛИ (поет): Настанет счастливый миг, увижу словно во сне,

Как ты расцветешь во всем, и все расцветет во мне…

Легкая пауза

АННА (поет):

ДИЛИ (поет): На твои глаза наползла слеза…

АННА (поет): Сигаретный дымок слезит глаза…

Пауза.

ДИЛИ (поет): Гуляет ветер по ночным перронам…

Пауза.

АННА (поет): В пустынном парке звон часов не слышен…

Пауза.

ДИЛИ (поет): Улыбка Гарбо, свежий запах лилий…

АННА (поет): Звенит трамвай, последний бар закрыли…

ДИЛИ (поет): Образ твой неотвязно со мной…

Пауза.

Теперь не умеют так сочинять.

Молчание.

Дело было так. Я заглянул в один небольшой кинотеатрик, хотел посмотреть «Третий лишний». Было нестерпимо жарко, я гулял без всякой цели. Помню, улица мне показалась знакомой, и вдруг я сообразил, что именно здесь отец купил мне мой первый трехколесный велосипед, собственно, другого у меня уже не было. Во всяком случае там был велосипедный магазин и рядом этот кинотеатрик, где шел «Третий лишний», и там стояли две билетерши, в фойе, одна поглаживала себе грудь, а другая говорила: «ты, поганая сука», а та, что гладила себе грудь, говорила: «м-м-м-м» таким опьяняющим голосом и улыбалась, глядя на другую, и вот меня вынесло из этой безумной летней жары прямо в никуда, я смотрел «Третий лишний», и Роберт Ньюмен был бесподобен. Я до сих пор считаю, что он был бесподобен. Я мог бы ради него на убийство пойти, даже теперь. Кроме меня там был только один человек во всем зале, всего один человек на весь зал, вот она сидит. И вот она сидела в неверном свете, не шевелясь, почти, кажется, в самом центре, а я сел сбоку и так и остался. И я вышел, когда фильм кончился, но заметил, хотя Джек Мейсон все же умер, что первая билетерша уже едва дышит, и я постоял секунду на солнце, о чем-то, наверно, думал, и тут эта девушка тоже вышла и, помнится, начала оглядываться вокруг, и я сказал, ведь правда, Роберт Ньюмен просто бесподобен, и она сказала что-то, господи, неважно что, но при этом взглянула на меня, и я подумал, черт, вот оно, верное дело, подцепил, и потом мы сидели в кафе и пили чай, и она глядела то в чашку, то на меня, и она сказала мне, что Роберт Ньютон, по ее мнению, удивителен. Так что Роберт Ньютон нас соединил, и только Роберт Ньютон сможет разлучить нас.

Пауза.

АННА: И Мак-Кормик тоже был хорош.

ДИЛИ: Я знаю, что Мак-Кормик был хорош. Но не он нас соединил.

Пауза.

ДИЛИ: Вы тогда видели этот фильм?

АННА: Да.

ДИЛИ: Когда именно?

АННА: О… давно.

Пауза.

ДИЛИ (к Кэт): Помнишь этот фильм?

КЭТ: О да, прекрасно.

Пауза.

ДИЛИ: Я думаю, не ошибусь, если скажу, что в следующий раз мы уже держались за руки. Я держал ее прохладную руку в своей, она шла рядом, улыбалась каким-то моим словам, смотрела на меня, ты помнишь? — слегка откидывая волосы, и я думал, что она еще бесподобнее, чем Роберт Ньюмен. Что бы он сказал обо всем этом, думал я, и трогал ее глубоко, всюду. (Анне.) Как вы думаете, что бы он подумал?

АННА: Я не была знакома с Робертом Ньютоном, но я хорошо знаю, о чем вы говорите. Есть вещи, о которых человек помнит, даже если они с ним не случались. Я помню некоторые вещи, которых, может быть, и не было, но раз я о них вспоминаю, значит, они были.

ДИЛИ: Что?

АННА: Этот человек, который плакал в нашей комнате. Однажды я пришла поздно вечером и увидела, как он рыдает, закрыв лицо руками, сидя в кресле, весь скрючившись в кресле, а Кэти сидела на кровати с чашечкой кофе, и они не сказали со мной ни слова, даже не взглянули на меня. Мне ничего не оставалось. Я разделась, выключила свет и забралась в постель, занавески были тонкие, и свет с улицы проникал в комнату. Кэти на своей кровати, не шевелясь, тот человек рыдает, свет проникает в комнату, пробегает по стенам, был легкий бриз, занавески слегка волновались, и было слышно только рыдание, и вдруг оно прекратилось. Он подошел ко мне, очень быстро, посмотрел на меня, но я совершенно ничего не почувствовала, ничего.

Пауза.

Нет, нет, совсем не так… он двигался не быстро… совсем нет… он двигался очень медленно, свет был слабый, он остановился. Он стоял посреди комнаты. Смотрел на нас, на наши кровати. Потом повернулся ко мне. Приблизился к моей кровати. Склонился надо мной. Но я ничего не чувствовала, совершенно.

Пауза.

ДИЛИ: Какой он был?

АННА: А через минуту я услышала, как он вышел. Было слышно, как закрылась входная дверь, шаги на улице, потом тишина, потом шаги стихли, и снова тишина.

Пауза.

Но немного позже, ночью, я проснулась, посмотрела на ее кровать и увидела две тени.

ДИЛИ: Он вернулся!

АННА: Он лежал на ней, поперек ее тела.

ДИЛИ: Мужчина на моей жене, поперек тела?

Пауза.

АННА: Но рано утром… он ушел.

ДИЛИ: Спасибо на том!

АННА: Словно его и не было.

ДИЛИ: Почему же не было. Он дважды вышел и единожды вошел.

Пауза.

Нет, какая волнующая история.

Пауза.

Как он выглядел, этот парень?

АННА: О, я так и не разглядел его лицо. Я не знаю.

ДИЛИ: Но он хотя бы?..

КЭТ встает. Подходит к маленькому столику, достает сигарету из коробки, закуривает. Смотрит на Анну.

КЭТ: Вы говорите обо мне, словно о мертвой.

АННА: Нет, нет, ты была совсем не мертвая, ты была такая живая, такая одушевленная, ты все время смеялась…

ДИЛИ: Конечно, ты часто улыбалась со мной, помнишь? Мы идем по улице, держимся за руки, Ты улыбаешься до ушей.

АННА: Да, она могла быть такой… одушевленной.

ДИЛИ: Одушевленная, это не то слово. Когда она улыбалась… Как бы описать это?

АННА: Ее глаза лучились.

ДИЛИ: Вот-вот, я и то не сказал бы лучше.

ДИЛИ встает, идет за коробкой с сигаретами, берет ее, улыбается Кэт. КЭТ смотрит на него, ждет, пока он закурит, затем берет у него коробку, подходит к Анне, предлагает ей закурить. АННА берет сигарету.

АННА: Нет, мертвой ты не была. Никогда и ни в чем.

КЭТ: Я хотела сказать: вы говорите так, словно я сейчас мертвая. Теперь.

АННА: Как ты можешь так говорить? Как ты можешь так говорить, когда — вот, я смотрю на тебя, вижу, как ты робко склоняешься надо мной, смотришь на меня…

ДИЛИ: Ну, хватит!

Пауза.

КЭТ садится. ДИЛИ наполняет бокал.

ДИЛИ: Сам я был студентом тогда, заигрывал со своим будущим и все думал: черт возьми, зачем навьючивать на себя, ведь у нее еще молоко на губах не обсохло, у этой худышки, и всех добродетелей, что она все время молчит, и ни на йоту характера, ни капли решимости, вся — на дуновении каких-то легких флюидов, которые клубились вокруг нее, но не каких-то уловимых флюидов, и уж конечно, не моих, а таких, я думаю, флюидов, что только ей и были внятны, без малейшего понимания, конечно, — насколько я, во всяком случае, понимаю это слово, по крайней мере так мне все это тогда представлялось. Классическая женская фигура, я себе говорил, или классическая женская поза, что-то такое, что давно ушло.

Пауза.

Таково мое тогдашнее представление. То есть это мое твердое убеждение насчет моих тогдашних представлений обо всем этом. О том, что было двадцать лет назад.

Молчание.

АННА: Когда я узнала, что Кэти вышла замуж, у меня сердце запрыгало от радости.

ДИЛИ: Кто вам сообщил эту новость?

АННА: Одна моя подруга.

Пауза.

Да, так и запрыгало от радости. Ведь я же знала, что она никогда не совершает пустых, опрометчивых, поспешных поступков. Есть люди, которые, прежде, чем прыгнуть, бросают камень в реку, чтобы узнать, холодна ли вода, и лишь очень немногие ждут, пока появится рябь, и уж потом только прыгают.

ДИЛИ: Некоторые люди — что? (К Кэт.) Что она говорит?

АННА: И я знала, что Кэти ждет не только, пока эта рябь возникнет, но пока она разойдется по всей поверхности, ведь вы знаете, что по ряби наверху можно судить о дрожании каждой частички воды, до самого дна реки, но даже когда она почувствует, что это случилось, когда она вполне удостоверится в этом, она и тогда не обязательно прыгнет. Но на этот раз она прыгнула, и я сразу поняла, что она влюбилась по-настоящему, что она счастлива. И отсюда я вывела, что и с вами случилось нечто похожее.

ДИЛИ: Вы имеете в виду рябь?

АННА: Если хотите.

ДИЛИ: У мужчин тоже бывает рябь?

АННА: В каком-то смысле.

ДИЛИ: Понятно.

Пауза.

АННА: А позже, когда я узнала вас, я обрадовалась вдвойне, потому что я знала, что Кэт всегда любила искусство.

КЭТ: Когда-то давно я любила искусство, но теперь не могу вспомнить, какое именно.

АННА: Только не говори, что ты забыла, как мы проводили целые дни в галерее Тейт, как мы изучали Лондон, старые церкви, старые дома, те, что уцелели после бомбежки, в Сити, к югу от Темзы, в Лэмбете, в Гринвиче. Боже. А воскресные газеты! Я не могла оторвать ее от воскресных обозрений. Она просто бредила ими и тянула меня то в галерею, то в театр, так много всего можно было увидеть и услышать в этом чудесном Лондоне в ту пору, что иногда мы что-то пропускали, или не хватало денег, поэтому приходилось что-то пропускать. Например, я помню, однажды, в воскресенье она сказала мне, оторвавшись от газеты, скорее бежим, скорей, скорей бежим, и мы схватили сумочки и бросились к автобусу и приехали в какой-то совершенно глухой район и почти в полном одиночестве посмотрели чудесный фильм под названием «Третий лишний».

Молчание.

ДИЛИ: Да, мне довольно много приходится путешествовать, по работе.

АННА: Вам нравится это?

ДИЛИ: Не то слово. Не то слово.

АННА: Далеко уезжаете?

ДИЛИ: Объездил весь земной шар, пока работаю.

АННА: А как же бедняжка Кэти, пока вас нет? Что же она делает?

АННА смотрит на Кэт.

КЭТ: Перемогаюсь как-то.

АННА: И надолго он отлучается?

КЭТ: Пожалуй. Иногда. (К Дили.) Ведь правда?

АННА: Вы так надолго оставляете свою жену? Как вы можете?

ДИЛИ: Приходится много путешествовать. Такая работа.

АННА (к Кэт): Наверно, мне стоит приезжать, чтобы побыть с тобой, пока он в отъезде.

ДИЛИ: Разве ваш муж не будет по вас скучать?

АННА: Будет, конечно, но он поймет.

ДИЛИ: А в этот раз он понял?

АННА: Конечно.

ДИЛИ: Мы приготовили для него вегетарианское угощение.

АННА: А он не вегетарианец. Он даже немножко гурман. Мы живем на прелестной вилле, уже много лет. Это очень высоко, среди скал.

ДИЛИ: Наверно, неплохо питаетесь там наверху, а?

АННА: Да, в общем грех жаловаться.

ДИЛИ: Да, я немного знаю Сицилию. Так, слегка. Таормина. Вы живете в Таормине?

АННА: Как раз рядом.

ДИЛИ: Как раз рядом, да-да. Это очень высоко. Возможно даже, ваша вилла попадалась мне на глаза.

Пауза.

Работа как-то приводила меня на Сицилию. У меня такая работа, что приходится изучать жизнь во всех ее проявлениях, по всему земному шару. Встречаться с людьми по всему земному шару. Я употребляю это слово, земной шар, поскольку у слова мир так много различных эмоциональных, политических, социологических и психологических ассоциаций и коннотаций, что я предпочитаю по возможности без них обходиться, или, иначе говоря, от них избавляться, или, если угодно, отказываться от них. Ну, а как ваша яхта?

АННА: О, просто прекрасно.

ДИЛИ: Капитан прямо правит?

АННА: Настолько прямо, насколько мы того пожелаем, если, конечно, вообще пожелаем.

ДИЛИ: А не показалась ли вам Англия по возвращении несколько как бы туманной?

АННА: В известном смысле, что, впрочем, бывает обманчиво.

ДИЛИ: Бывает обманчиво? (Про себя.) Что она, черт возьми, хочет этим сказать?

Пауза.

Что ж, если вашему мужу угодно будет посетить эту сторону света, моя милая женушка будет только рада, уж она из сил выбьется, а приготовит ему что-нибудь попышнее и послаще, а может, и посочнее. Это ей ничего не стоит.

Пауза.

Я думаю, что дела оставляют ему мало времени для путешествий. Как его зовут? Гиан Карло или Пер Паоло?

КЭТ (Анне): У вас мраморные полы?

АННА: Да.

КЭТ: Вы прямо босиком по ним ходите?

АННА: Да. Правда, я надеваю сандалии на террасе, иначе можно повредить ступни.

КЭТ: Из-за солнца, ты хочешь сказать, из-за жары.

АННА: Да.

ДИЛИ: У меня была прекрасная съемочная группа на Сицилии. Потрясающий оператор. Ирвинг Шульц. Ас в своем деле. Мы нашли очень точный, аскетичный ракурс для съемки этих женщин в черном. Таких сгорбленных старух во всем черном. Я написал сценарий и снял фильм. Меня зовут Орсон Уэллс.

КЭТ: Наверно, вы пьете апельсиновый сок у себя на террасе, а на закате — что-нибудь покрепче, и смотрите вниз, на море?

АННА: Да, порой.

ДИЛИ: По сути дела, я достиг вершин в своей профессии. Да, по сути дела так; и конечно, у меня есть масса связей в мире изысканных и утонченных людей, главным образом, проституток всякого рода.

КЭТ: А как ты находишь сицилийский народ?

АННА пристально смотрит на нее.

Молчание.

АННА (тихо): Давайте никуда не пойдем в этот вечер, не будем никуда выходить, останемся. Я приготовлю что-нибудь на ужин, ты помоешь волосы, расслабишься. Послушаем музыку.

КЭТ: О, даже не знаю. Можно и выйти.

АННА: Почему тебе так хочется выйти?

КЭТ: Можно погулять по парку.

АННА: В парке грязно ночью, и потом — все эти ужасные люди, мужчины, которые прячутся за деревьями, женщины со страшными голосами, они так истошно вопят, когда мимо них проходишь, и из-за деревьев вдруг выходят люди, и из-за кустов, и всюду тени, и полицейские шныряют, это будет ужасная прогулка, фары светят в глаза, и скрежет машин, и эти отели, ты ведь не любишь крутящихся дверей, ты их терпеть не можешь, смотреть на все это, на людей в освещенных вестибюлях, эти разговоры, толчея… все эти люстры.

Пауза.

Ты сразу захочешь вернуться, едва выйдешь. Тебя неудержимо потянет домой… в свою комнату…

Пауза.

КЭТ: Тогда что же мы будем делать?

АННА: Останемся. Хочешь, я почитаю тебе? Хочешь?

КЭТ: Сама не знаю.

Пауза.

АННА: Ты голодна?

КЭТ: Нет.

ДИЛИ: Голодна? После этой запеканки?

Пауза.

КЭТ: Что я надену завтра? Ума не приложу.

АННА: Надень зеленую юбку.

КЭТ: У меня нет подходящей блузки.

АННА: Как же, а бирюзовая?

КЭТ: Подойдет ли?

АННА: Еще бы. Конечно, подойдет.

КЭТ: Я померю.

Пауза.

АННА: Хочешь, я приглашу кого-нибудь?

КЭТ: Кого?

АННА: Чарли… или Джейка?

КЭТ: Я не люблю Джейка.

АННА: Тогда Чарли… или…

КЭТ: Кого?

АННА: Мак-Кейба.

Пауза.

КЭТ: Я подумаю, пока буду купаться.

АННА: Хочешь, я тебя вымою?

КЭТ (вставая): Нет, я сама.

КЭТ медленно идет к двери спальни, выходит, закрывает за собой дверь.

ДИЛИ встает, глядя на Анну.

АННА поворачивает к нему голову.

Они смотрят друг на друга.

Свет медленно гаснет.