Нам с Изабеллой было сложно стряхнуть с себя разочарование, когда мы оба покинули дом Мами Дюран. Мы считали непростительным тот факт, что она обладала нужной нам информацией, но отказалась с нами ею поделиться.

И всё же, я был благодарен ей за то, что она дала нам адрес Фромли. Если, конечно, это был его настоящий и последний адрес проживания. Если повезёт, он приведёт нас и к самому парню.

Но её причины не делиться со мной всей имеющейся информацией были сейчас для меня не так важны. Какими бы они не были, они меркли в сравнении с важностью раскрыть убийство Сары Уингейт.

Когда мы приехали в снимаемую Майклом Фромли комнатку на Западе 41-ой улицы, владелица квартиры миссис Эддисон была дома.

Когда мы показали ей фотографию её жильца, она подтвердила его личность, но уверяла, что он не появлялся здесь с середины октября. Описать его привычки женщина почти не могла, но, по крайней мере, добровольно пустила нас в его комнату. Её молоденькая служанка повела нас на третий этаж.

— Дальше я не захожу, — сказала она, когда мы дошли до верхней лестничной площадки. — Меня от него в дрожь бросает, — кратко пояснила она, но когда мы начали расспрашивать поподробнее, она просто отрезала, что ей «хватает ума держаться подальше от таких, как он».

И она ушла, прежде чем мы успели ещё что-либо спросить.

Изабелла потянулась к бронзовой дверной ручке комнаты Фромли, но я удержал её, пока она не успела открыть дверь.

— А вдруг он внутри? — прошептал я.

— Ой, — дёрнулась она и отступила назад. Её глаза расширились от испуга, когда она заметила в моей левой руке кольт.

Изабелла отошла на два метра по коридору, и я повернул ручку. Дверь открылась с громким скрипом. Я осторожно вошёл внутрь и удостоверился, что в помещении пусто. Я вздохнул с облегчением и высунул голову в коридор, кивая Изабелле, чтобы та вошла.

— Какое неприятное место, — произнесла она, морщась от затхлого запаха в комнате и полумрака.

Оранжевые обои в цветочек плохо гармонировали с тёмно-зелёными задёрнутыми шторами. Мы раскрыли занавески, но всё равно какое-то время пришлось привыкать к царящему здесь полумраку. Когда я снова стал различать контуры предметов, то заметил столик с умывальником рядом с кроватью, а над ним — маленькое зеркало.

Я надел безворсовые хлопчатобумажные перчатки и поместил в чистый пакет чашу для бритья и помазок. На этих предметах непременно должны остаться отпечатки Майкла Фромли.

Я отнесу их в полицейскую лабораторию в Йонкерсе до окончания этого дня в надежде, что они совпадут с отпечатками, которые я ранее собрал в доме Уингейтов.

Когда я покончил со сбором улик, то внимательнее осмотрел комнату. Здесь не было никаких личных вещей, никаких фотографий. Даже книг или журналов не было видно.

«Проводил ли он здесь много времени?» — задавался я вопросом, обводя взглядом абсолютно пустую и заброшенную комнату. Хотя платяной шкаф был забит одеждой различных размеров и различной степени изношенности.

Похоже, Фромли был барахольщиком и не мог выбросить ни единую деталь гардероба, из которой уже вырос. Изабелла начала обыскивать его шкаф, а я занялся полками в прикроватной тумбочке и спрятанным под кроватью чемоданом.

Через некоторое время я уже был готов предложить уйти, когда взволнованно заговорила Изабелла:

— Саймон, вы должны на это взглянуть. Они были спрятаны под стопкой рубашек.

Она протянула мне папку с документами, и когда я её взял, отвела взгляд и нервно отошла к окну. Но окна комнаты Фромли выходили на вентиляционные трубы, поэтому из окна пробивалось мало света. Девушка развернулась, пересекла комнату и открыла настежь дверь. А ещё спустя пару секунд, не способная выдержать затхлый запах в комнате, Изабелла вышла в коридор.

Я сел на массивный деревянный стул и положил папку перед собой. Изабелла нашла внутри документы с множеством снимков — пугающих снимков, с учётом известной нам одержимости Фромли.

На каждом была изображена девушка, неизменно молодая и привлекательная. Многие фотографии были сделаны случайно: женщины стояли или сидели в метро, трамваях или на паромах.

Знали ли они, что их фотографируют? И если да, представлялся ли Фромли фотографом?

Даже если у него есть один из этих новых рекламируемых «Кодаков», то они слишком громоздки, чтобы их не заметить.

Алистер говорил что-то о том, что женщины, которых Фромли встречает просто на улице, могут особенно возбуждать его интерес. С одной стороны это было интересной теорией, а с другой — полной чепухой.

Но я начал считать фотографии. Двадцать, тридцать, сорок… Внутри было более пятидесяти снимков различных женщин.

Знал ли Алистер о привычке Фромли фотографировать? И как Фромли добился позволения сфотографировать у стольких женщин?

Но ещё более отрезвляющим был другой тип вложенных в папку снимков: фотографии лежащих, как в моргах, трупов.

Я неосознанно вздрогнул, просматривая снимок за снимком. Все трупы были женскими с синяками или другими повреждениями различной тяжести. Подобных фотографий было только десять, но и одной такой было бы слишком много.

Я отбросил вопрос «зачем он захотел сохранить у себя эти фотографии»? Вместо этого я задумался над тем, каким образом он смог получить к ним доступ. Такие снимки можно найти лишь в полицейских рапортах, и то — в отчётах коронера. Простой обыватель не сможет получить подобные фотографии.

Я засунул папку в свой чемоданчик и молча вышел из комнаты, присоединившись к стоящей в коридоре Изабелле. Она выглядела уставшей и взволнованной.

Я не смог придумать ничего утешительного, поэтому просто коснулся её руки, и мы вместе вышли на улицу, где поймали экипаж обратно к центру города, где располагалась «улица жестяных кастрюль» и квартира Клары Мерфи.

Разыскивая Стеллу, мы многое узнали о Фромли, хотя я первоначально ожидал получить не такую информацию. Надеюсь, определив местонахождение Клары, я смогу найти и Фромли. Папка с фотографиями, лежащая в моём чемоданчике, оттягивала мне руку и напоминала, почему это надо было сделать как можно скорее.

Внутри экипажа Изабелла медленно приходила в себя. Снимки, которые мы только что видели, демонстрировали извращённое мышление Фромли, с которым девушка напрямую прежде не сталкивалась в центре Алистера.

Она часто видела отпечатанные заключения Алистера и его заметки по этому делу, но она никогда сама не присутствовала при этих разговорах с Фромли и самого его видела довольно редко.

Изабелла передёрнула плечами.

— После этих снимков… Он каким-то образом стал для меня более реальным. Они показали, каким он видит мир вокруг себя. Я и не представляла, что столкновение с его миром будет таким пугающим.

Она запнулась и добавила:

— Я знала, что он мечтает, и он одержим ужасными, мерзкими мыслями. Но столкнуться с ними в виде записей на бумаге — это одно, а вот получить такое свидетельство на фотографиях — совсем другое.

— Только помните: он просто человек, — успокаивающе улыбнулся я. — Таким я его вижу. Я не могу его бояться. Потому что в тот момент, когда это случится, моя решимость его поймать может поколебаться.

Я не знал, поверила ли она мне, но Изабелла взяла себя в руки и пояснила, как фотографии, которые мы нашли, согласуются с масштабной идеей Алистера о Майкле Фромли.

— Алистер некоторым образом подготовил меня к подобному, — сказала она. — Он всегда утверждал, что фантазии и мечты Фромли подпитывают его насильственные действия. Именно поэтому Алистер — да и Фред Эббингс — работали над тем, чтобы помочь ему очеловечивать людей вокруг него. Они считали, что чем больше Майкл научится распознавать мысли и чувства других, тем ближе он будет подходить к своей полной реабилитации.

Я ничего не ответил Изабелле, потому что мы как раз добрались до нашей цели — Запад 38-ой улицы. Но то, что мы сейчас выяснили, заставило меня ещё сильнее переживать из-за Клары Мерфи.

Я надеялся, что Клара сможет помочь нам найти Фромли. Но больше всего я надеялся, что мы найдём её в квартире; найдём живую, неизбитую, в безопасности от любого насилия, движимого этим человеком. Факт того, что её последний раз видели в обществе Фромли, заставлял меня беспокоиться о её благополучии.

В отличие от предыдущего вечера, когда это место было пустынным, а большинство жителей отправились на ужин, сегодня холл был заполнен какофонией звуков: какая-то женщина с чувством пела глубоким оперным голосом, и громко, отрывисто звучала «Моя девчонка Сэл» на пианино.

Помещение было шумным, наполненным людьми. Здесь кипела жизнь — прекрасный антидот для нашего настроения после посещения комнаты Фромли. Мы направились к комнате 432, где я — как и прошлым вечером — постучал несколько раз в дверь. Никакого ответа.

— Всё ещё нет дома, — разочарованно вздохнул я. — Попробуем позже.

Я отвернулся от двери и решил найти управляющего, который мог что-нибудь рассказать о расписании и привычках Клары.

— Подождите минутку, — произнесла Изабелла. — Сначала стóит что-нибудь сказать. Она может быть дома, но просто не отвечает, из-за того что боится.

Если в этом всё дело, то я не мог представить, что ей сказать, чтобы убедить впустить нас. Вариант «Откройте, полиция!» вряд ли сработает. Но возможно, у Изабеллы получится лучше, чем у меня.

— Попробуйте вы, — настоял я. — У вас получится убедительнее.

Она согласно дёрнула головой и мягко, но уверенно крикнула:

— Мисс Мерфи, вы там? Меня зовут Изабелла Синклер. Мы с другом надеялись с вами поговорить. Мы займём всего пару минут вашего времени.

Мы подождали несколько секунд, а потом услышали звук набрасываемой на дверь цепочки, и я снова поразился дару Изабеллы выбирать верную манеру разговора.

Сначала дверь лишь слегка приоткрылась. В щели показался глаз, окинувший Изабеллу с головы до ног и решивший, что ей можно доверять.

Затем дверь открылась шире, чтобы мы могли пройти.

Внутри было темно, как и в комнате Майкла Фромли. И грязно — кровать была не застелена, бельё засалено, а в раковине высилась гора посуды. И всю комнату заполнял запах мочи из ночного горшка.

Я осмотрелся и заметил выцветшие розовые обои, отклеившиеся от стены. Эта квартира была самой неопрятной из всех, что я видел.

Впустив нас, Клара Мерфи отошла к единственному в комнате креслу — простой деревянной качалке — и осторожно опустилась в него. Мы с Изабеллой одновременно заметили её раны, но Изабелла среагировала первой.

— Мисс Мерфи, вы ужасно ранены! — воскликнула она. — Вам надо срочно посетить доктора.

Клара Мерфи явно опешила от этой идеи. И когда она поняла, что Изабелла настроена серьёзно, то резко отказала ей.

Но она не приняла в расчёт настойчивость Изабеллы.

— По крайней мере, позвольте нам пригласить медсестру прямо сюда.

— Спасибо, но я буду в порядке, — снова отказалась Клара, говоря невнятно из-за отёкших губ. — Мне просто надо отдохнуть, — слабо добавила она.

Я не сомневался, что это так, потому что выглядела она так, словно не спала несколько дней. Да и не ела столько же, если судить по разбитому лицу и синякам на нижней челюсти.

Когда мои глаза приспособились к сумраку в комнате, я разглядел и другие её травмы. Лицо Клары покрывали многочисленные порезы и синяки; левая рука безвольно свисала вдоль тела, и я предположил, что она сломана; клок волос с левой стороны был вырван; а по той осторожности, с которой она опускалась в кресло, я мог сказать, что под одеждой кроется ещё очень много повреждений.

Она служила живым свидетельством чрезвычайной жестокости, на которую был способен Майкл Фромли.

— Мисс Мерфи, — продолжила Изабелла, — мой друг работает в полиции. Вы позволите детективу Зилю позвонить в местное отделение полиции? Они помогут вам выдвинуть обвинения против того, кто это с вами сделал.

Сара хрипло рассмеялась.

— Мисс, — произнесла она, — я осознаю ваши благие намерения, но вам лучше прекратить. Не обращайте внимания на мои раны. И забудьте про полицию. Никто не послушает, что скажет такая, как я. Так о чём вы пришли со мной поговорить?

Хоть мне и стыдно было признавать, она была права. Ресурсы полиции были ограничены, и жалобам женщин, подобных Кларе Мерфи, уделялось мало внимания.

«Слишком долго околачивалась в плохой компании», — вот что сказали бы большинство офицеров. В основе их заявлений лежала уверенность, что истинная леди не может попасть в беду.

Но никто не заслуживает такого обращения, как Клара Мерфи, и я решил пригласить к ней медсестру и разносчика еды, как только мы закончим разговор. И не посмотрю на её возражения.

Если ничего не сделать, её рука всю оставшуюся жизнь будет причинять ей беспокойство. Ей нужна немедленная помощь. И квалифицированная. Мне ли не знать.

Почувствовав, что она хочет быстрее от нас избавиться, я задал вопрос.

— Мы не задержим вас надолго, мисс Мерфи, поэтому я перейду сразу к делу. Что вы можете рассказать нам о Майкле Фромли?

Клара побледнела, но ответ её был чётким.

— Ну, он — именно тот человек, что сотворил это со мной, — она обвела здоровой рукой и так очевидные ранения.

Возможно, мне надо было выразить какое-то сочувствие, но если честно, всё, что я мог — это сосредоточиться на опросе, потому что запах в комнате был просто ужасный.

Наверно, Изабелла думала так же. Она спросила:

— Мисс Мерфи, могу ли открыть на пару минут окно? Свежий воздух пойдёт вам на пользу.

Клара с сомнением на неё посмотрела.

— На дворе ноябрь. Там холодно.

— Да, но солнце яркое. Мы только чуть приоткроем окно, к тому же, ненадолго, — Изабелла пошла на компромисс и добилась согласия Клары. Я облегчённо вдохнул залетевший в комнату свежий воздух.

— Мы ищем Майкла Фромли в связи с недавним убийством, — произнёс я. — Мы так понимаем, вы были с ним знакомы.

Она посмотрел на меня без эмоций, и на мгновение мне показалось, что она меня не слышит. Но она заговорила снова:

— Не расскажете, кого он убил?

— Мы считаем, что он убил молодую девушку к северу от Нью-Йорка, — осторожно сказал я.

— Он её резал?

— Неоднократно. Официальная причина смерти — резаная рана горла, но на теле есть и другие множественные раны.

Я надеялся, что больше она не станет расспрашивать. Я обычно не раскрывал деталей происшествия потенциальным свидетелям. И сейчас чувствовал, что если поделюсь с ней некоторой информацией, то она охотней станет с нами сотрудничать.

Клара серьёзно задумалась.

— Мерзкое животное, — наконец выдохнула она. Мы просто ждали, когда она соберётся с силами.

И Клара начала объяснять.

— Я заметила Майкла в начале прошлого месяца, когда он пришёл на моё шоу. Я была на подпевке в мюзикле «Маленький Джонни Джонс»44, хотя в ту ночь, когда я его встретила, меня уволили. Директор жаловался, что я постоянно опаздываю на репетиции. Так он платил мне крохи, поэтому мне приходилось устраиваться на дополнительные работы, из-за которых я всё время и опаздывала.

Она замолчала на пару секунд.

— Поэтому, когда он появился, у меня как раз все дела пошли под откос. Я забирала последнюю плату у начальника, а тут подошёл он, с цветами и широченной улыбкой, готовый отвезти меня на ужин.

— Но вы и раньше его встречали? — уточнил я.

Она медленно-медленно, с трудом, поменяла позу.

— Да, встречала, — признала она. — Он приходил то на одно шоу, то на другое, заигрывал с девочками. Он вообще не был в моём вкусе — слишком самодовольный, слишком агрессивный. Не думаю, что я согласилась бы с ним встретиться. Если бы меня тогда не уволили. Но сейчас это уже не важно.

Она продолжила рассказывать свою историю, давая нам как можно больше подробностей, дат и посещённых мест. Майкл Фромли на первых свиданиях вёл себя, как истинный джентльмен: водил её то в рестораны и на представления на окраине города, то в клубы в центре.

Но однажды вечером, когда он здорово напился, а Клара отказалась пригласить его к себе наверх, он её ударил. Лучше бы она прислушалась тогда к этому тревожному звоночку.

Она неделю игнорировала его извинения, но, в конце концов, согласилась встретиться с ним ещё раз. Они пошли в клуб «Фортуна» с субботу двадцать первого числа — это мы уже знали от Иззи. В этот же вечер Фромли подмешал ей снотворное в напиток, а потом отвёз на заброшенный склад у реки и избил до полусмерти.

Когда она пришла в себя, его уже не было. Девушка немедленно отправилась домой, где последние две недели существовала в условиях, в которых мы её и застали.

Описываемый ею мужчина был переменчив. То он разбрасывался огромными суммами денег и находился в прекрасном настроении, то был на мели и легко выходил из себя.

Но когда у него появлялись деньги, он спускал их на развлечения в сомнительных ресторанах и барах, а не в презентабельных заведениях. И большая часть всей суммы за вечер уходила на алкоголь.

— Я знала, что он любит выпить, — угрюмо сказала Клара. — Но не знала, что его проблемы заходят так далеко.

Прежде чем уйти, мы попросили список всех заведений, которые Клара посещала с Фромли за последний месяц и смогла вспомнить. Она была впечатлена, что в трёх или четырёх ресторанах он был постоянным посетителем, поэтому их мы и решили навестить в первую очередь.

Уходя, я предупредил её, что мы пришлём медсестру.

— Я говорю это вам, чтобы вы её ждали и не испугались, — пояснил я. — Вам это ничего не будет стоить; это меньшее, что мы можем сделать, чтобы отблагодарить вас за разговор с нами. И, похоже, вашу сломанную руку надо срочно лечить.

Когда мы закрывали за собой дверь, то всё ещё слышали её слабые протесты.

Мы остались на 28-ой улице, перейдя перекрёсток Бродвея и Шестой авеню — дома большинства музыкальных издателей.

Мы с Изабеллой не разговаривали — в любом случае, в этой какофонии было бы непросто услышать друг друга.

Мы как раз прошли мимо издательства Пола Дрессера45, когда моё внимание привлёк певец и пианист, исполняющие импровизацию джаза. И тут меня неожиданно толкнул в спину мужчина, шедший позади, и я растянулся на земле.

Я тяжело приземлился на больную правую руку и задохнулся от боли, пронзившей всю конечность до плеча.

Напавший на меня мужчина одной рукой пытался выхватить мой кожаный чемоданчик, а второй — выдавить мне глаза. Я вывернул голову и увидел, что Изабелла лежит на земле, но к счастью, рядом с ней никого не было.

Значит, нападавший только один. Он и толкнул меня в спину, сейчас прижимая к тротуару. Я почувствовал что-то солёное на языке и понял, что это кровь. И прежде чем на меня навалилась привычная слабость, сработали инстинкты, и я изо всех сил врезал локтем назад. Одеревеневшей правой рукой я мог лишь мёртвой хваткой вцепиться в свой чемоданчик. Мужчина продолжал систематически наносить мне удары по рёбрам, пытаясь заставить отпустить портфель.

Не взирая на выворачивающую внутренности боль, я сконцентрировался на ударах локтем по нападавшему и сквозь пелену сыплющегося града ударов слышал, как Изабелла зовёт на помощь.

Помощь пришла в виде двух исполнителей джаза. Певец — высоченный африканец — поднял с меня нападавшего мужчину с лёгкостью, которой я позавидовал. Его напарник — сморщенный пожилой мужчина — помог Изабелле, а потом присоединился к певцу, прижимавшему нападавшего к стене.

Я поднялся на ноги и направился к Изабелле. Я не заметил никаких внешних повреждений, кроме пятен грязи на её пальто. Она была потрясена, но не пострадала.

— Вы ранены? — уточнил я.

Она храбро улыбнулась и ответила:

— Я в порядке. Спасибо. Вам обоим, — последняя фраза была обращена к нашим спасителям.

Я бегло осмотрел собственные травмы. Всё происшествие заняло от силы минуту или две, но нападавшему удалось нанести мне несколько существенных ударов.

Всё лицо покрывали царапины, на рёбрах, я уверен, были синяки, но ничего не было сломано. Я достал платок и промокнул самую кровоточащую ссадину под левым глазом.

— Вы знаете этого человека? — насыщенными баритоном спросил певец.

Нас окружила толпа зевак. Я уставился на нападавшего, зажатого между кирпичной стеной и мои спасителем.

Это был крупный мужчина около ста восьмидесяти сантиметров ростом с выпирающим брюхом. Его лицо было одутловатым, заросшим неровной щетиной, а на голове торчал короткий «ёжик». Я порылся в памяти, вспоминая несколько последних дел, но был уверен, что вижу его впервые.

Я качнул головой.

— Думаю, вы тоже его не знаете? — обратился я к Изабелле.

— Не знаю, — ответила она.

— Как тебя зовут? — спросил я, приближаясь к нападавшему.

— Не твоё дело! — огрызнулся тот, но в ответ получил ощутимый тычок под рёбра от певца.

— Думаю, тебе лучше отвечать, когда этот джентльмен тебя о чём-то спрашивает. Попробуем ещё раз.

Певец глянул на мужчину, которого прижимал к стене. Если мой нападавший был сто семьдесят семь — сто восемьдесят сантиметров ростом, то мой спаситель возвышался над ним на добрых пятнадцать сантиметров. И к тому же, он был в прекрасной физической форме.

— Хэл Джонс.

Мне это ничего не говорило.

— И по какой причине ты напал на этого джентльмена? — похоже, мой спаситель был так же намерен довести всё до конца и добраться до сути, как и я.

— Ни по какой, — с запинкой произнёс нападавший, всё больше нервничая. Кажется, он начал осознавать, в какую ситуации попал.

— Так ты хочешь мне сказать, что ты из тех, кто нападает на леди и джентльменов безо всяких причин? Да я ни на секунду не поверю, — произнёс высокий певец.

— Ты в курсе, что напал на офицера полиции? — добавил я, строго глядя на нападавшего.

Теперь его зрачки расширились от страха:

— Он об этом ничего не говорил. Я сделал это только ради денег.

— Каких денег? Тебе кто-то заплатил? — спросил я, внимательно на него глядя.

— Мне заплатили десять баксов, — ответил он. — Где-то с полчаса назад, когда я выходил от Моретти, ко мне подошёл мужик. Я как раз проигрался в пух и прах, и мне были нужны деньги, — он посмотрел на меня, а потом на певца. — Эй, может, отпустишь меня. А то не очень удобно.

— Не-а, — ответил певец. — Перебьёшься. А теперь внимательно отвечай на вопросы офицера.

— Он дал тебе десять долларов авансом? — удивился я.

Нападавший кивнул.

— Ага. И сказал, что если отберу у тебя сумку, то он меня найдёт и добавит ещё денег.

Я оглядел окружавшую нас толпу. Может, Фромли за нами наблюдает?

— Как он выглядел? И как он меня описал?

Мужчина ухмыльнулся.

— Он вас не описывал. Просто сказал, что это будет человек, который выйдет из этого дома, — он кивнул на здание, в котором была квартира Клары, — с прелестной цыпочкой, — кивнул он на Изабеллу. — А выглядел он… ну, обычно, короче. Коричневая шляпа, коричневое пальто. Среднего телосложения. Лица я не видел. Он ни разу прямо на меня не взглянул.

— Это был он? — показал я ему снимок Фромли, который носил с собой.

— Может быть. Не могу сказать. Слушайте, мистер, ничего личного. Мне просто были нужны деньги.

В этот момент через толпу протиснулись двое полицейских из округа Тендерлойн и немедленно направились к певцу и его напарнику, угрожая дубинками.

— Отпустите этого человека, сейчас же! И руки вверх, чтобы мы их видели!

Их предвзятое отношение было очевидно, и мне стало стыдно перед моими спасителями, у которых, к тому же, по лицам можно было прочесть, что такое обращение для них привычно.

Я вышел вперёд и протянул полицейским своё удостоверение.

— Вы неправильно поняли. Этих людей надо наградить за оказанную мне помощь. А арестовать надо другого, — я кивнул на мужчину с брюшком, по-прежнему прижатого к зданию. — За нападение на офицера полиции.

— Вы уверены? — более старший офицер окинул взглядом толпу, выискивая любого, кто сможет опровергнуть мои слова.

— Уверены, — ответила Изабелла, твердо встречаясь с ним взглядом. — Все, стоящие здесь, кто видел случившееся, расскажут вам то же самое.

— Ладно, — старший офицер всё ещё выглядел подозрительным, но направился к певцу, забрал моего нападавшего и сразу же заковал в наручники. — Значит, вы будете выдвигать обвинения?

— Естественно, — ответила я.

Я ещё раз поблагодарил мужчин, которые нам помогли, и мы с Изабеллой направились за двумя офицерами в здание Девятнадцатого участка, где написали заявления для выдвижения обвинений.

Оттуда мы направились к станции подземки на 33-ей улице и сели на ближайший поезд, двигавшийся в северном направлении. Мы отправлялись в исследовательский центр, где я надеялся наконец-то встретиться с Алистером. Этим вечером мне очень сильно хотелось с ним поговорить.

Я был полностью поглощён мыслями о том, что сегодня случилось: об отвратительных фотографиях, которые мы нашли в шкафу Фромли, об ужасных травмах, которые он нанёс Кларе Мерфи, о нападении, организованном на меня Фромли — а это не мог быть никто другой, кроме него.

Это была не случайная атака. В моей голове пронеслись несколько версий развития событий, и я решил, что скорей всего, Фромли шёл за нами дома миссис Эддисон, где он снимал комнату.

А затем, пока мы были у Клары Мерфи, он спланировал нападение и подкупил Хэла Джонса, чтобы тот ему помог. А это подразумевает определённую долю планирования и дальновидности, которые, учитывая заявления Алистера, я от него никак не мог ожидать.

Я хотел услышать, что думает по этому поводу Алистер, потому что меня поразила одна деталь: это нападение было спланировано не просто для того, чтобы меня напугать. Мужчина пытался похитить мой чемоданчик.

Если предположить, что Фромли к этому причастен, то ему пришлось пойти на многое, чтобы вернуть и уничтожить найденные мной улики: фотографии, чашу для бритья, которую я взял для снятия отпечатков, и даже мои записи по этому делу. Мне повезло, что чаша не разбилась во время схватки.

А, может, он знал, что именно я взял? Если так, то значит, он осмотрел свою комнату после того, как мы с Изабеллой её покинули.

На грани сознания замаячила некая беспокоящая меня мысль, и я сначала никак не мог её ухватить.

Мог ли кто-то иной — не Фромли — организовать нападение на меня сегодня днём?

Естественно, у меня были враги по прошлым расследованиям в Нью-Йорке. Но сам по себе выбор времени делал Фромли подозреваемым. Мы посетили его комнату и расспросили его последнюю девушку перед самым нападением. И кому ещё могла понадобиться моя сумка?

Наверно, самым тревожащим в этом происшествии было то, что человек, которого мы пытались найти, сам нашёл нас. Неприятное чувство.

Рассуждая так, я ощутил новую уверенность в том, что Алистер был прав: Майкл Фромли, должно быть, действительно убийца, которого мы ищем. Я идиот, если до сих пор в этом сомневался.

И я буду ещё большим идиотом, если не приложу всех усилий для его немедленной поимки.