— Мы нашли кое-что снаружи, — направился ко мне Джо, указывая в сторону заднего крыльца и кивком головы приглашая следовать за ним.

Он открыл дверь и показал на множество грязных отпечатков ботинок, и, судя по длине шага, ботинки были мужскими. Следы были довольно отчётливыми: хорошо прорисованный носок обуви, но немного нечёткая пятка. Одна цепочка следов вела в дом, а вторая обратно во двор.

— Довольно большие, так что, скорей всего, принадлежат мужчине, — пояснил Джо. — И земля на отпечатке ещё не высохла, значит, они здесь не так давно.

Он отступил назад, чтобы я смог лучше рассмотреть.

— Возможно, их оставил убийца, — продолжил Джо, заявляя и так очевидный факт, — но как этих отпечатков может не быть внутри дома?

— Я бы предположил, что он снял обувь, — сухо прокомментировал я.

Самому мне была гораздо более интересна эта нечёткость у каблука; возможно, человек страдает хромотой или другим нарушением походки. А может быть, вокруг каблука ботинок налипла и засохла грязь, и теперь этот ободок грязи оставлял нечёткую размытость.

Я посмотрел в сторону густого леса за домом; дорога к нему была такой же грязной, как и тропинка, по которой я шёл утром на работу. Сегодня не было дождя, но вот последние несколько дней шёл сильный ливень, и земля до сих пор была мокрой.

Решив вернуться к этому чуть позже, я сконцентрировался на отпечатках ботинок: они были необыкновенно широкими и длинными.

— Стоит как можно точнее их измерить. Конечно, это не так-то просто будет сделать в темноте, — заметил я, поглядывая на темнеющее небо, — но важно поспешить. Вдруг кто-нибудь затопчет за ночь место происшествия.

Джо согласно кивнул, и мы вошли обратно в дом.

— И ещё хочу показать тебе вот это, — тихо сказал начальник. — Его мы тоже нашли снаружи.

Он вытащил из нагрудного кармана какой-то небольшой предмет, аккуратно держа его за край через носовой платок, и я понял, что, несмотря на его скепсис по поводу отпечатков пальцев, он старается не подвергать риску быть уничтоженными любые улики, которые мы можем извлечь из этого предмета.

На ткани платка лежал серебряный медальон, в который вдета голубая лента. Лента была в пятнах, и я предположил, что это кровь вперемешку с грязью. Когда я осторожно приподнял его, тоже воспользовавшись платком, то заметил, что медальон превосходной работы с искусной, тонкой росписью на гладком металле.

На обратной стороне я с трудом мог различить мелко выгравированные буквы, которые, скорей всего, отображали имя мастера. А над этой неразборчивой надписью была другая: «Для С.У.».

— Что внутри? — спросил я.

— Сам посмотри, — ответил Джо.

Неуклюжими и непослушными пальцами я попытался открыть медальон, всё ещё пользуясь носовым платком, чтобы не оставить на металле собственные отпечатки. Внутри были два маленьких портрета: мужчины и женщины. Я решил, что юная женщина на снимке слева и есть Сара.

Хоть я и видел девушку только после жестокого убийства, черты её лица показались мне знакомы. Даже на чёрно-белом снимке было видно, что она была очень красива. Прямые волосы (фотография не показывала, но я знал, что они почти белые) были собраны назад, открывая идеальный овал лица с высокими, острыми скулами.

Я видел широко посаженные глаза, уверенно смотревшие вперёд, а её улыбка была хоть и приятной, но почти незаметной. Я словно ощутил её сдержанность по отношению к фотографу.

Рядом с фотографией Сары была вторая. На ней был изображён мужчина, смотрящий прямо в камеру; его широкое лицо наполовину скрывали длинные усы, закрученные на концах — такие были в моде последние пару лет.

Мягкие тона маленькой чёрно-белой фотографии позволяли предположить, что волосы у мужчины светлые, возможно, пепельные или даже седые, учитывая его возраст. Он выглядел гораздо старше Сары, лет на пятьдесят по моим подсчётам, по крайней мере, на время создания фотографии.

— Думаю, это её отец, — произнёс Джо.

— Похоже на то. Мы попросим Уингейтов подтвердить это, — я снова посмотрел на медальон. — Повтори ещё раз, где ты это нашёл?

Если Джо и упоминал это, то я не обратил внимание.

— На лужайке в трёх метрах от заднего крыльца в направлении леса. Думаешь, его уронил убийца?

— Возможно, — протянул я. Конечно, это было самым вероятным объяснением. Я положил медальон в карман вместе с носовым платком. Позже проверю его на отпечатки пальцев, но учитывая маленькие размеры и толстый слой грязи, не было надежды, что смогу что-то найти.

И всё же, я никак не мог побороть беспокоящее меня чувство, что что-то не так. Если мужчина на фотографии был её отцом, то где её мать? Странно носить с собой фотографию отца, и не носить фотографию матери. И ещё страннее носить там свою фотографию.

Когда я шёл по коридору обратно, чтобы забрать из дома своё оборудование, то услышал со стороны библиотеки деликатное покашливание.

Я чуть не забыл об Эбигейл Уингейт, второй племяннице миссис Уингейт. Она сидела на неудобном на вид мягком золотистом диване среди тёмных шкафов из орехового дерева, плотных бархатных алых штор и пушистых ковров с восточными орнаментами. С ней находились два терьера, которых я видел ранее на лужайке. Они были полностью измученными, лежали рядом с хозяйкой и почти не обратили на меня внимание.

Эбигейл была низенькой хрупкой женщиной с каштановыми волосами и голубыми глазами, оттенёнными тёмно-синим платьем. Она выглядела гораздо моложе, чем я ожидал. Не думаю, что ей было больше двадцати пяти, двадцати шести лет.

— Саймон Зиль? Точнее, детектив Зиль, не так ли? — произнесла она хорошо поставленным мягким голосом, и я сразу опознал в нём произношение людей, принадлежащих к высшему обществу Нью-Йорка.

— Да, — ответил я и заметил на её щеках высохшие дорожки слёз. Хоть это и было частью моей работы, я остро ощущал, входя в комнату, что вторгаюсь в чьё-то личное горе. Обычно я успевал заранее настроиться, но сегодня Эбигейл застала меня врасплох.

— Меня зовут Эбигейл Уингейт. Доктор Филдс сказал, что у вас будут ко мне вопросы. А у меня есть пара вопросов к вам…

Она запнулась на полуслове и указала на небольшое кресло напротив неё.

— Мне жаль, что мы встретились при подобных печальных обстоятельствах, — сидя в кресле, сам поразился, насколько формально звучит мой голос. — На сегодня мы наверху закончили работу, — добавил я, чтобы дать себе время собраться с мыслями.

Она была первым человеком, нашедшим тело двоюродной сестры, а значит, она очень важный свидетель. И если девушка выглядит способной последовательно мыслить и разговаривать, то лучше опросить её сразу, пока память не затуманена временем. Или одним из успокаивающих препаратов доктора Филдса — в дальнем конце стола в коробочке стоял бромид калия.

— Вы нашли Стеллу? — её голос был тихим, но настойчивым.

— Стеллу? — вопрос застал меня врасплох.

— Стеллу, нашу служанку. Шеф Хили не сказал вам, что она пропала? Никто не видел её с тех пор, как приехал доктор Филдс. Но её чемодан и все вещи до сих пор на месте.

— Ей говорили об убийстве вашей двоюродной сестры?

— Не думаю, — ответила Эбигейл. — Но, возможно, она что-то подслушала.

«Или что-то увидела, пробравшись наверх во время всеобщего переполоха».

— Может, у неё поблизости есть друзья, к которым она могла отправиться на ночь? — предположил я. — Это было бы объяснимо, если предположить, что она знает о произошедшем.

— Нет, она приехала сюда всего пару месяцев назад и ещё не завела друзей, — в голосе девушки явственно нарастала паника. — Если её здесь нет, значит что-то не так.

— Но она была здесь какое-то время с тех пор, как вы нашли Сару? — спросил я.

— Думаю, да, — неуверенно протянула она.

«Может, девушка просто настолько расстроилась, что решила убежать?»

— Не стоит пока беспокоиться, но завтра первым делом мы всё проверим, — постарался я успокоить Эбигейл. — Стелла была этим вечером с вашей тётей?

Она согласно кивнула, пояснив, что Стелла помогала тёте в саду: надо было приготовить его к зиме, выкопать луковицы цветов и спустить их на время холодов в подвал.

— У тётушки Вирджинии каждое лето расцветает прекрасный сад. Она одержимо ухаживает за каждым растением.

— И в каком приблизительно часу это было?

— В три, — уверенно ответила девушка.

— И никто, кроме вашей двоюродной сестры, не был в это время в доме?

Эбигейл утвердительно кивнула, пояснив, что Мод Манси — их повариха и главная горничная — уехала в город за покупками, а сама девушка как раз вышла с собаками на прогулку.

— Как вы думаете: ваша тётя или Стелла могли бы услышать какой-нибудь шум в доме с того места, где они работали?

— Тётушка точно нет — она почти глухая. Стелла могла что-то услышать, но лично я, находясь снаружи, никогда не слышала доносящихся изнутри дома звуков. Особенно, когда на улице холодно, и все окна закрыты, как сейчас.

Один из терьеров подобрался ближе к хозяйке, и меня осенило.

— Мисс Уингейт, вы выгуливаете собак постоянно в одно и то же время?

— Стараюсь, — ответила Эбигейл. — Если только погода не совсем отвратительная.

— А как ваша тётя обычно проводит свои дни и вечера?

Я говорил расслабленно, пытаясь, чтобы мой вопрос не выглядел намеренным. Если убийца Сары наблюдал за домом Уингейтов, за их передвижениями, то лучше бы мисс Уингейт об этом не догадываться.

Если она и поняла, к чему я клоню, то не высказала никакого беспокойства.

— Чаще всего около трёх часов тётушка Вирджиния пьет чай с миссис Стреттон, нашей соседкой из жёлтого дома в колониальном стиле. Но сегодня они не встречались, потому что миссис Стреттон собиралась прийти к нам на ужин.

— Ясно, — я записал имя женщины в свою маленькую записную книжку. Этим вечером офицеры из Йонкерса должны будут опрашивать миссис Стреттон и других соседей.

— Вы заметили во время прогулки что-нибудь необычное? Незнакомый вам звук или человек?

— Да, заметила одного мужчину, — сказала Эбигейл. — Он был мне не знаком, и довольно странно одет, так что теперь я начинаю задаваться вопросом: а может, я видела…

Она запнулась на пару секунд, чтобы взять себя в руки.

— Но он не вёл себя подозрительно.

— Расскажите поподробней, — попросил я. — Где он находился? Во что был одет?

Я полностью сконцентрировался на рассказе.

— В конце прогулки на обратном пути к дому одна из собак погналась за белкой. Она рванула к деревьям у оврага, проходящего у южного края нашего поместья. Собака продолжала лаять и не собиралась оттуда возвращаться, поэтому мне пришлось спуститься и посадить её на поводок. И тогда я и увидела этого мужчину, направлявшегося в сторону леса.

Эбигейл перевела дыхание и продолжила:

— Если честно, я мельком на него посмотрела и мало что заметила. У меня не было на то причин. Всё, что я помню, это его шапка: она совсем не подходила для сегодняшней погоды. Огромная, меховая и пушистая.

Я видел такие: высокие, из коричневого или чёрного меха, продолговатые и круглые, чтобы закрывать уши. Такие шапки часто носили в Нью-Йорке в морозном январе, но сейчас, в ноябре, когда лишь слегка прохладно и не подмораживает, такая шапка казалась не к месту.

Кроме этой примечательной шапки Эбигейл не смогла ничего вспомнить: мужчина шёл быстро, но никуда не торопился, словно просто знал, куда именно идёт.

— И вы не слышали ничего необычного, пока гуляли с собаками?

Девушка на мгновение задумалась.

— Теперь, когда вы спросили… Спустя какое-то время после того, как я вышла на прогулку, послышался громкий крик. Но это было какое-то животное в лесу. Вообще-то, этот звук напугал собак. Он был похож на крик гагары, хотя такого, конечно, не могло быть. Здесь не водятся гагары.

— А звук точно шёл со стороны леса? — осторожно уточнил я.

Я хотел быть уверенным, потому что время этого крика было очень подозрительным.

— Точно. Человек не может издавать такие звуки.

Я начал расспрашивать дальше и довольно легко разузнал подробности жизни двадцатипятилетней Сары Уингейт. Её воспитание было соответствующим и типичным для нью-йоркской семьи с уровнем достатка выше среднего.

Её семья переехала в Бостон, когда Саре было тринадцать — у отца-банкира появилась возможность открыть филиал в новом городе. Но девушка вернулась в Нью-Йорк, чтобы продолжить учёбу. Одарённая студентка как раз перешла на четвёртый курс Колумбийского университета по специальности математика, а до этого закончила среднеобразовательный колледж Барнард. И очевидно, она отлично справлялась, потому что даже опубликовала две статьи — главный критерий успешности в научных кругах.

Судя по словам Эбигейл, Сара была довольна и счастлива. Хотя, очевидно, она сталкивалась с привычными для такого занятия проблемами — женщина, получающая высшее образование, да ещё и по такой мужской специальности, как математические науки. Но Сара никогда не жаловалась.

— Конечно, я думаю, она служила объектом для насмешек или грубых высказываний, — сказала мисс Уингейт, — но она была очень уверена в своих возможностях. Полагаю, она просто игнорировала всех, кто пытался приуменьшить её намерения и достижения. Такие люди просто-напросто не стоили её времени.

— Ваша сестра упоминала кого-нибудь, кого ненавидела? Или кто её необъяснимо ненавидел настолько, чтобы…

— Чтобы сотворить подобное? — с ужасом перебила его мисс Уингейт. — О нет… Сложно такое представить. Конечно, люди к ней придирались. Некоторые считали, что она занимает в университете место, принадлежавшее по праву мужчине. Некоторые думали, что благовоспитанной леди самое место дома. Но из того, что мне рассказывала Сара… Она не встречалась ни с чем, кроме обычной зависти и недовольства.

Я с ноткой сомнения отнёсся к высказываниям Эбигейл: в конце концов, возможно, Саре просто неудобно было обсуждать подобное со своей семьёй. И однокурсники Сары, и её преподаватели могли поведать совсем иную историю.

— А был какой-нибудь молодой человек? — поинтересовался я, пытаясь напрямую спросить о любых романтических отношениях девушки.

Но мисс Уингейт без колебаний ответила:

— Я абсолютно уверена, что у Сары не было кавалера. Её родители часто знакомили её с достойными молодыми людьми, надеясь, что они найдут ей подходящую партию. Но Сара ими не интересовалась.

По дальнейшему разговору о семье Сары стало ясно, что девушка была очень близка с семейством Уингейтов. Эбигейл и её тётя представляли собой единственных родственников Сары в этих местах, потому что родители Сары находились в постоянных разъездах между Бостоном и Европой, где в данный момент и находились.

Миссис Уингейт в подробностях рассказала о том, как вела себя Сара в последние несколько дней. Она приехала в Добсон в пятницу поздно вечером, никого не предупредив, и очень удивила этим Эбигейл и тётю. Сара извинилась за неожиданный приезд и объяснила, что ей просто надо тихое место для учёбы. С тех пор она постоянно работала, и присоединялась к тётушке с сестрой только во время еды и на редких коротких прогулках.

Я глянул на часы и осознал, что если мы хотим отвезти сегодня на ночь Уингейтов к друзьям, то стоит поторопиться. Я уже узнал о привычках Сары столько, сколько мог; теперь осталось подойти к самой неприятной теме: попросить девушку описать, что она увидела, вернувшись домой с прогулки.

Было больно слушать, как мисс Уингейт описывает свой жуткий приход. Она вошла в кухню, отпустила собак с поводка и повесила пальто в шкаф в прихожей. Когда она включила на кухне пару ламп, то услышала, как наверху скулит маленький терьер. Озадаченная и удивлённая, Эбигейл поднялась по лестнице, чтобы выяснить причину беспокойства пса, и нашла свою двоюродную сестру зверски убитой. Остальное я уже знал и сам.

— Один последний вопрос, — произнёс я, поднимаясь с кресла. — Не взгляните на эту подвеску?

Я аккуратно открыл медальон с помощью носового платка и поднёс его ближе к мисс Уингейт, чтобы она могла лучше рассмотреть.

— Мы считаем, что это медальон Сары, — произнёс я, тем самым прося её подтвердить это.

Девушка оцепенело кивнула. Я решил, что это из-за горя.

— Мужчина на второй фотографии — её отец?

Мисс Уингейт ответила не сразу. И когда подняла на меня глаза, они были полны слёз и смущения.

— Он слишком стар, чтобы быть её отцом. К тому же, я никогда не видела этого человека.

Её брови взлетели вверх, и лоб прорезали морщины.

— Зачем её в медальоне фотография этого мужчины?

Это был риторический вопрос. Откуда я мог знать ответ? Но я ответил так, чтобы она перестала зря переживать:

— Возможно, это кто-то, о ком она вам рассказывала, и кого вы знаете только по имени.

— Возможно, — неуверенно протянула девушка.

— Когда вы сегодня утром виделись с Сарой, на ней был этот медальон?

— Не думаю. Она вообще редко носила украшения, только по особым случаям. По крайней мере, я так считала.

Мисс Уингейт окинула меня тяжёлым, мрачным взглядом.

— Глядя на эту фотографию, я задаюсь вопросом, а знала ли я вообще что-нибудь о настоящей жизни Сары.

Я ничего не ответил. Да и что я мог сказать? Под пристальным вниманием расследования все личные детали жизни становятся достоянием общественности. А практически у всех есть скелеты в шкафу. Какой бы тихой не казалась жизнь человека, всегда найдутся маленькие или большие секреты.

Судя по звукам с другой стороны дома, Джо завёл внутрь остальных. Среди общего шума и гама мы услышали взволнованный и сварливый голос:

— Конечно, я буду спать сегодня здесь! Здесь мой дом и все мои вещи!

Миссис Уингейт, казалось, была категорически против предложения провести вместе с племянницей ночь в другом месте. Большинство людей, в чьих домах было совершено преступление — даже не такое серьёзное — предпочитали проводить в доме как можно меньше времени. После убийства многие вообще не возвращались в прежний дом. Но, похоже, подобные эмоции были абсолютно чужды миссис Уингейт.

Джо осторожно попытался убедить её, что «это только на одну ночь» и «разве вам не будет удобнее у соседей после такого ужасного вечера?». Ответом было яростное «Нет!» вкупе с настойчивым утверждением, что она собирается этой ночью спать в собственной кровати и не собирается слушать ничего иного.

Эбигейл Уингейт отправилась урезонивать тётушку, и я пожелал Джо спокойной ночи. У меня ещё оставалось неоконченным одно дело в городе, а короткая прогулка прохладной ночью как раз поможет привести меня в чувство.

Пока я шёл по булыжной дороге с холма в сторону города, меня не покидало нарастающее беспокойство. Несмотря на сказанное мисс Уингейт, исчезновение Стеллы меня очень тревожило. Это было ещё одной частью головоломки, и чем больше мы раскрывали деталей, тем запутаннее она становилась. Возможно, Стелла действительно услышала или увидела что-то важное, и я начинал убеждаться в этом ещё больше с тех пор, как стало ясно, что, скорей всего, она сбежала.

И столько деталей в этом деле меня смущало! Что мне делать с отрезанной по непонятным причинам косой Сары? И что насчёт медальона с фотографией неизвестного мужчины внутри? Но больше всего меня беспокоила сама Сара. Она была неподходящей жертвой, а дом её тёти был неподходящим местом преступления. Зачем кому-то убивать её с такой жестокостью?

Все эти вопросы без ответов так меня тревожили, что даже вид мерцающего в лунном свете Гудзона, протекающего в стороне от холма, не успокоил бурлящий в голове беспорядок.