С самого начала Андрон меня перехитрил. Ему выдали казённое обмундирование, а мне нет. Потому что он был плохо одет, а я хорошо. Как же он надо мной смеялся! Я злился, а поделать ничего не мог. Не ябедничать же на него.
И ещё раз он меня перехитрил. На уроках сидел таким тихоней, что его оставили на задней парте, вдвоём с толстым, спокойным мальчишкой, который постоянно жевал то пряники, то урюк, то ещё что-то. Прозвали его «Пряничным».
У него отец был лавочником, и сластей у толстяка всегда был полон сундук. У меня слюнки текли, когда я слышал, как два приятеля жуют!
А я, показав свою резвость, сразу попал на заметку к нашей классной руководительнице Глафире Ефимовне. Она посадила меня на первую парту, чтобы я был всегда у неё на виду. Да ещё рядом с девчонкой. И сказала:
— Оля, поручаю тебе Берёзкина, постарайся его дисциплинировать!
Оля стала меня дисциплинировать:
— Берёзкин, не вертись! Берёзкин, вынь руки из карманов! Не гнись, Берёзкин, сутулым учителем будешь, школьники станут смеяться! Берёзкин, внимание! Пропустишь интересное!
Ну просто беда! Зажат с двух сторон. Вместо одной стало у меня две классные руководительницы. Одна строже другой. Оля строже.
Дулся я на неё, а ничего поделать не мог. Говорила Оля всё правильно. Чего же хорошего горбиться? Ссутулишься — и вправду школьники потом смеяться будут. Пропустишь интересное — пожалеешь.
А уроки были один интереснее другого. География, история, русская литература. Как и где люди живут, как прежде жили. Разве это не интересно? А мне повертеться хочется. Уж как-нибудь да нашёл бы минутку — Оля не позволяет.
— Тсс, слушай про Полежаева, он же наш земляк был, жил в Мордовии! — одёргивает Оля.
И я слушаю, забыв проказы, про тяжкую судьбу поэта Полежаева.
— Тсс, как интересно про Лермонтова!
И я затаив дыхание слушаю про Лермонтова.
Замечательно преподавала нам русский язык и литературу Глафира Ефимовна.
Чтобы лучше усваивали красоту русского языка, она задавала нам заучивать наизусть много стихов. Оле это было легко — она их давно знала. У неё отец учитель в русской школе, мать тоже русская. А мне потрудней.
— Ну давай помогу, — говорила она. — Ты слушай, слушай и запоминай!
И, отведя меня в дальний угол двора, во время большой перемены начинала читать стихи. И всегда такое, что я рот раскрыв слушал и забывал побегать и поозорничать с ребятами.
А что Андрон? Андрон, видя, как меня Оля дисциплинирует, только посмеивался да пожёвывал. Его сосед по парте не приставал к нему со стихами, а кормил пряниками.