Остановил меня солнечный зайчик. Откуда ни возьмись, заиграл, заюлил на потолке. Не мог же он возникнуть вдруг, сам по себе? Солнечные зайчики рождаются от стекла, стали, воды… Но только тогда, когда они в движении, иначе зайчики не играют.
А чаще всего зайчики появляются из рук мальчишек, когда они играют чем-нибудь отражающим солнце.
У Оли была стеклянная линза, которая рождала зайчиков, да не простых, а с разноцветными переливами.
Я присмотрелся и увидел Олиного зайчика! Только из её рук, от её зажигательного стёклышка мог появиться такой пушистый, с голубоватым свечением зайчик.
Почему он так пляшет, скачет, словно смеётся, радуется? Чему радоваться? Тому, что я в горе? В тюрьме? В одиночестве?
Нет, из Олиных рук не могло появиться ничего дурного, не мог явиться на свет и такой злой зайчик.
А если он радуется чему-то хорошему? Тому, что он знает и видит, а я ещё не различаю.
Я вдруг засмеялся, запрыгал, затанцевал, подражая весёлому зайчику. Он плясал на потолке, я — на каменном тюремном полу. Он бесшумно, а я громко. Так громко, что привлёк часового. Он подошёл к «волчку» и стал разглядывать меня с удивлением.
— Ты чему радуешься, пацан? — негромко спросил он. — Ты не того, не тронулся?
Я рассмеялся громче и стал отплясывать веселей. Часовой совсем напугался и вызвал дежурного.
— Что тут? Какое ещё происшествие? — спросил недовольно усач.
— Да вот, заключённый пляшет!
— Это почему? Не положено! — заглянул в «волчок» дежурный.
— Положено! Положено! — закричал я. — В Первомай всем веселиться положено!
Растанцовывая, я и не заметил, как исчез солнечный зайчик, и плясал один в своё удовольствие.
— Может, доктора к нему позвать? — посоветовался сам с собой озадаченный дежурный.
И, словно по волшебству, появился доктор. Да, да, самый настоящий доктор — Олина мама, санитарный врач.
Она появилась после каких-то гудков, звонков, в сопровождении начальника милиции, в полной праздничной форме.
— Что тут у вас случилось?
— Да вот, заключённый шумит, пляшет!
Начальник милиции поднял густые брови. А Олина мама засмеялась:
— Так это же Берёзкин! Шумный брат! Тот самый, за которого поручился товарищ Пальмин!
— Шумбрат Берёзкин, давай на выход! — улыбнулся начальник.
Двери, словно по волшебству, раскрылись передо мной. Мне показалось, что даже без скрипа. И замки не скрежетали. И ключи не звенели. Я вышел из тёмной камеры на свет солнца, словно выплыл по воздуху, как во сне.
— Умыть бы его, — сказал начальник, — неловко такого к праздничному столу…
— Некогда, некогда, мы заждались, — сказала Олина мама. — Дома у нас умоется! — и потянула меня за собой.
— Как вы попали сюда? — удивился я, видя, что она идёт беспрепятственно мимо всех замков, дверей и сторожей.
— Санитарный врач всюду может войти, в любое место, — ответила Олина мама.
— Здорово! — позавидовал я. — А всё-таки я буду учителем!
— Конечно, — согласилась она. — А Оля — учительницей. Дал слово — держись!
И тут я увидел Олю. Она стояла на той стороне улицы, раскрыв руки, улыбаясь, и глаза её так сияли, что, наверно, из них-то и рождались солнечные зайчики. Зажигательного стёклышка в руках её не было.
— Шумбрат, Берёзкин!
— Шумбрат, Оля!
И мы пошли рука об руку. И она рассказала, как вместе с родителями подняла на ноги всё начальство, чтобы найти меня. А я рассказывал, как чуть-чуть не стал Котом. И мы уже строили планы, как будем перевоспитывать беспризорников. Мы были так счастливы, что нам хотелось добиться счастья для всех людей.
Как это сделать, мы ещё не знали. Но мы уже знали, что посвятим этому всю свою жизнь.