Исановы ребятишки очень гордились своим дедушкой. И как же им не гордиться — первый был в колхозе работник, все его уважали, все с ним советовались. Даже когда его болезнь согнула и он уже ничего не мог делать, а только на завалинке посиживал, колхозники то и дело к нему приходили — совета спрашивали. Дедушка всё знал. Даже какая завтра будет погода, лучше радио предсказывал. По радио, бывало, говорят, что «без осадков», а дедушка Исан поглядит на небо, опираясь на палку, хитровато прищурится и скажет:
— Оно, может быть, в других местах и без осадков, а у нас дождичек к вечеру будет…
И верно, с утра на небе ни облачка, а к вечеру дождь.
В другой раз пообещают дождь, а дед пошутит:
— А на нашу деревню вроде не хватит, не будет у нас дождя.
И опять угадает.
Колхозники ему верили больше, чем бюро погоды. Бюро ошибалось, а дед Исан никогда!
И перед тем, как сено косить, и перед тем, как рожь начинать жать, колхозники с ним советовались. И даже просто так, когда встречались и здоровались, не спрашивали: «Ну, как дела?», а говорили: «Ну, как погодка?»
Нравилось это деду. Весело на свете жить, когда ты людям нужен.
Вот решили колхозники старика подлечить и послали его на Чёрное море, на горячее солнышко, в грязелечебный санаторий. И так его там здорово подлечили, что у него не только спина разогнулась, — даже борода распушилась. Вернулся домой бравый, как солдат с военной службы.
Вышел дед на крыльцо без палочки, сел на завалинку, со всеми бодро раскланивается и на вопрос: «Ну, какова погодка?», бойко отвечает:
— Отменно хороша предвидится!
А к вечеру как грянет дождь…
Вначале дед подумал, что это он с дороги ошибся, давно дома не был, вот немного от своей местности и отвык. Но и дальше с ним так пошло: он всё хорошую погоду обещает, а погода — на дождь.
Загрустил дед и сам с собой стал разговаривать:
— Вот тебе и раз! Испортился ты, Исан… Да, вот он как, курорт-то, тебя, старина, подвёл… Бывало, под непогоду все твои простуженные жилы гудят, а теперь их так вылечили, что ни одна и не вякнет!
Застыдился дедушка, что он может людей нечаянно обмануть, и перестал даже на лавочку выходить. Уткнётся в газеты и читает, читает. Новые перечитал, за старые принялся. Бледнеет, худеет и становится всё скучней. Обеспокоились все его близкие, и дети и внуки: «Беда с дедом-то, потерял интерес к жизни. Что нам делать? Как беде помочь?»
Слышат ребятишки, как тревожатся отец с матерью, и жалко им дедушку. Хочется старику помочь, а чем — не знают. Снова его простудить, что ли, чтобы от ревматизма все жилы и кости заныли? Но зачем же? Как это можно лечить старика болезнью?!
Сколько ни советовались внуки и внучки с мальчишками и девчонками своей улицы, а потом и всего колхоза, ничего путного придумать не могли…
А тут время подошло идти в школу. Внучата у деда были ещё маленькие, только Наде да Пете пришлось в первый класс в эту осень пойти.
Вот явились они и видят — собралось много девочек и мальчиков, даже не сочтёшь, — не то тридцать, не то двадцать пять человек. А учительница одна и всех их учит. Вот какая умная Татьяна Васильевна — одна умней стольких ребят. Такая умная, наверное, всё знает и как дедушке помочь — тоже…
И как-то Надя ей про дедушкину беду рассказала.
Учительница призадумалась, а потом и говорит:
— Дам я вам, дети, одну волшебную вещицу. Повесьте вы её на стенку над дедушкиной кроватью, может, она его и вылечит…
Сняла у себя со стены и отдала Наде и Пете какую-то машинку, похожую на будильник. Только она не скрипела, не тикала. На ней были написаны какие-то слова, а над ними чуть покачивались золотые стрелки. Но что там было сказано, внучата разобрать не могли. Они ведь пришли только в первый класс, не научились ещё грамоте.
— Но, дети, это надо держать в тайне. Никому про эту машинку не рассказывать, тогда она поможет! Тсс! — И учительница приложила палец к губам.
Внучата так и сделали. Даже дедушка не видал, когда они над его кроватью эту волшебную машинку привесили. И стали ждать, поможет она деду или нет?
День ждут. Ничего. Второй ждут, третий… И вдруг стали замечать — что-то веселеет дед. Вначале на своих стал хитро, лукаво поглядывать: за обедом — на внучат, за ужином — на их отца с матерью. А потом вдруг вышел на завалинку, расправил пушистую бороду и на вопросы: «Ну, какова погодка?», стал отвечать:
— Нынче ничего, а вот завтра, должно, раздождится.
И верно, назавтра изморось пошла.
И в другой и в третий раз верно угадал. И вскоре так оживился, что стал погоду предсказывать с шутками да с прибаутками.
Иные колхозники его спрашивали:
— Что-то вас не видно было? Чего-то пусто было на завалинке? Али приболели, Исан Кузьмич?
— Было, было с дороги. Расклеился малость.
— Ну конечно, это бывает от перемены климата.
— Да, а вот обжился, и ничего, опять поправился!
Про чудесную машинку ничего не говорил. И внучата помалкивали. И хотя сами всё, что на ней написано, давно уже прочли, но никому не рассказывают, — а вдруг это деду повредит? Лучше уж помолчать.
И вы, друзья, если догадались, никому не рассказывайте. Пусть это будет наш секрет.
