29 ноября 2004 года

Пятнадцать лет назад падением Берлинской стены завершилась Третья мировая холодная война. Геополитические итоги ее известны.

Ничто не предвещало новых глобальных тектонических сдвигов в начале 90-х. Да, чудовищная по своей жестокости гражданская война продолжалась в Югославии; где-то в центральной Африке около миллиона высоких стройных людей было вырезано их соседями, маленькими и коренастыми. Однако в целом процесс распада биполярной структуры мира казался управляемым. Наступала эра «конца истории» и «устойчивого глобального развития». Но постепенно из-под обломков биполярной системы стали выползать порожденные ею призраки, категорически несогласные на конец истории. Почти полвека сначала КГБ, а затем ЦРУ бережно вскармливали, обучали и вооружали, направляя друг против друга арабских и не только арабских боевиков, выступавших под различного рода радикальными исламистскими знаменами. Оставшиеся без миссии и без хозяев честолюбивые воины аллаха быстро наши себе новое и гораздо более амбициозное призвание.

Метафизический бунт

Они оказались в нужном месте в нужный час. Мусульманский мир, и прежде всего страны Ближнего Востока, переживали тяжелый цивилизационный кризис. Демографический взрыв, массовая безработица молодежи, абсолютная коррумпированность и неэффективность правящих режимов — все ингредиенты социального взрыва и исламской революции были налицо. Отказ элит, купающихся в нефтедолларах, лишиться хотя бы части своих сверхдоходов, изменить архаичную социальную структуру общества и повести свои страны по тернистому пути модернизации оставлял им только один путь — канализации агрессивной энергии исламских радикалов против «внешнего врага» — Запада, и прежде всего США.

Тем более что сами элиты при всей своем неравнодушии к потребительским благам западной цивилизации так же страстно ненавидели Запад, как и радикалы, большей частью вышедшие из тех же привилегированных семей.

Вообще, антиамериканизм во всем мире — это вовсе не социальный бунт обездоленных, это, если хотите, метафизический бунт очень даже привилегированных, но глубоко уязвленных и страдающих от самоощущения вторичности и тем самым ущербности своего статуса. (В той же России антизападные и антиамериканские комплексы и страсти бушуют наиболее грозно как раз в тех верхних разреженных слоях «элиты», в которых принято посылать жен рожать в американские клиники, а детей — обучаться в американские университеты.)

Так или иначе, единодушная ненависть элит к Западу, и прежде всего к США, благодаря достижениям западных технологий через все электронные СМИ транслировалась мусульманской улице. В результате бойцы джихада были сильны и «мнением народным», и избытком рекрутов из самых разных слоев общества — от миллионеров до нищих, и эффективностью своей горизонтальной сетевой структуры, независимые ячейки которой возникали в самых разных уголках мира и наносили болезненные удары по американским интересам. Однако до 11 сентября 2001 года их все еще не принимали всерьез.

11 сентября обозначило определенный рубеж, после которого действительно можно говорить о четвертой мировой войне, объявленной радикальными исламистами Западу. Именно радикальными исламистами, а не неким безликим «международным терроризмом».

«Международный терроризм» — термин бессмысленный, так как терроризм — это не какое-то политическое движение, а один из методов ведения военных действий, в той или иной степени используемый в любом военном конфликте. Очень широко используют, например, террористов-самоубийц тамильские тигры в своей борьбе против центрального правительства Шри-Ланки. Но ясно же, что никто из тех, кто говорит о «международном терроризме», не имеет в виду тамильских тигров или сикхов, например. Поэтому давайте называть вещи своими именами и говорить о разветвленной горизонтальной сетевой структуре радикального ислама («Аль-Каида» — это лишь одна из ее ячеек), объявившего войну Западу и использующего в качестве основного средства ведения войны террор, т. е. сознательное массовое убийство мирных жителей. Сетевая структура объединяет некой общей идеологией группы, которые могут независимо возникать в различных регионах, эксплуатируя локальные проблемы и конфликты. Вместо разгромленных ячеек появляются новые, тем более что недостатка в молодых энтузиастах, так же как и в финансовых ресурсах, движение не испытывает. Весь мир видел на телевизионных экранах ликующие толпы на арабской улице, празднующие смерть тысяч американцев 11 сентября.

Все эти обстоятельства делают вызов, брошенный радикальным исламом Западу, чрезвычайно серьезным и опасным. Тем более что по своим целям и идеологическим установкам этот вызов носит тотальный характер. Традиционный терроризм был и остается «прикладным» ремеслом. Субъекты, использовавшие его, добивались конкретно очерченных практических целей — независимости какой-то территории, освобождения каких-то преступников, выкупа и т. д.

Терроризм исламистов — это метафизический терроризм, добивающийся Абсолюта, уничтожения безбожного Запада, установления Царства Божьего на земле в форме Всемирного Халифата. Цели абсурдные и нереальные, но пока привлекательные для тысяч, а, может быть, и миллионов готовых на все фанатиков. Не читки он требует от акторов мировой политики, а полной гибели всерьез.

Да, скифы мы

А где же при всем этом Россия? Своей афганской авантюрой Россия (в ее советской ипостаси), казалась бы, сделала все, чтобы направить на себя растущую пассионарную энергию исламистских революционеров. Но удивительным образом пронесло. Аятолла Хомейни определил, правда, СССР как Сатану-2. Но то ли распад СССР снял с повестки дня исламистских радикалов проблему Сатаны-2, то ли каким-то звериным чутьем они чувствовали свою социальную близость к российской элите, которая в массе своей не менее страстно ненавидела сытый и преуспевающий Запад. Так или иначе, все 90-е годы нарастающие атаки исламистов были направлены в основном против Запада. Частично против Индии и Китая в силу локальных проблем, но ни в коем случае не против России. Ничего не изменила в этом раскладе и первая чеченская война. Это был классический конфликт центра с сепаратистами (каких около сотни в мире), не нагруженный никаким религиозно-идеологическим содержанием. Его официальное пиар-сопровождение шло под рубрикой «восстановление конституционного порядка».

Вторая война начиналась как важнейший инструмент избирательной кампании в России, как стержень задуманной ельцинским окружением операции «Наследник». Духоподъемное «мочить в сортире» сплотило «встающую с колен» нацию и превратило малоизвестного чиновника не только в президента страны, но и в национального героя. Но выборы прошли, а война осталась, и очень надолго.

Здесь я позволю себе привести обширную цитату из моей статьи в «Общей Газете» в ноябре 2000 года:

«Чечня уже не приносит и никогда больше не принесет никаких политических и психологических дивидендов. Все они были по полной программе отыграны во время избирательной кампании. Глубоко ощущая свою позорную несостоятельность, политическая „элита“ нуждается для своей духоподъемности в новых, более сильных возбуждающих средствах.

И на наших глазах рождается новый более масштабный миф. Оказывается, мы сражаемся в Чечне не с бывшими трактористами, секретарями райкомов ВЛКСМ и, в лучшем случае, с советскими полковниками. Мы сражаемся с Международным Исламистским Интернационалом, раскинувшимся от Филиппин до Косово.

Да, господа, скифы-с мы. Азиаты мы, с раскосыми и жадными глазами. И как послушные холопы веками держим щит меж двух враждебных рас — монголов и Европы. О чем просвещенной Европе даже с некоторой обидой в голосе и докладываем:

„Российские солдаты сегодня находятся на переднем крае борьбы с исламским экстремизмом. К сожалению, это мало кто замечает. Сегодня мы являемся свидетелями создания некоего экстремистского интернационала по так называемой дуге нестабильности, начиная от Филиппин и кончая Косово. Это очень опасно для Европы, в первую очередь, потому что там большое количество мусульманского населения. Это действительно международный террористический интернационал.

И в этом смысле Россия стоит на переднем крае борьбы с этим международным терроризмом. И по большому счету, Европа нам должна быть за это благодарна и поклониться в ноги за то, что мы боремся с ним, пока, к сожалению, в одиночку“ (Из выступления В. Путина в Лондоне в октябре 2000 г.).

Ну что ж, психологически конечно комфортней воспринимать чеченскую бойню не как продолжающуюся уже, как минимум, два столетия войну с мятежной колонией, а как крестовый поход против мирового исламского терроризма. Кому-то это могло показаться и удачным пропагандистским ходом для представления войны западному общественному мнению».

С тех пор прошло 4 года. Мы так часто повторяли, что боремся на Кавказе с международным терроризмом, что это стало самосбывающимся прогнозом. Международный терроризм заказывали, и он пришел. Действительно, за последние годы характер поведения и мировоззрения чеченских боевиков и сочувствующей им значительной части населения, особенно молодежи, стремительно меняется. На смену полевым командирам, преследовавшим чисто сепаратистские цели, приходят люди идеологически воспринимающие себя частью мирового исламского джихада.

И дело не в том, что они получают с Ближнего Востока финансовую и кадровую помощь. Она не столь значительна и не носит определяющий характер. Гораздо важнее и гораздо опаснее эволюция самовосприятия сражающихся против нас боевиков, тех целей, которые они перед собой ставят. Не случайно, что эти банды становятся по своему составу все более интернациональными и, в первую очередь, за счет представителей различных северокавказских этносов. Исламским «интернационалистам», в том числе и чеченским, безразличны статус Чечни, да и вообще судьба ее народа. Они рассматривают ее как плацдарм для всемирной исламской революции, для джихада против России.

Социально-политическая обстановка сегодня на Северном Кавказе — это тот же классический питательный бульон для вирусов исламистской революции: бедность, тотальная коррупция светских властей, демографический взрыв, массовая безработица среди молодежи. Своим упорным отказом вести переговоры с сепаратистами в Чечне, не разделяющими идеологии джихада, бесчинствами федеральных структур против мирного населения, и не только в Чечне, мы поджигаем запал этой революции, шаг за шагом методично создаем уже на всем Северном Кавказе фронт исламистского джихада, направленного исключительно против России. Так, больше года федеральные власти игнорировали все жалобы жителей Ингушетии о массовых похищениях людей, осуществлявшихся местным руководством ФСБ, пока, наконец, ни грянули события в Назрани. Но и после них не было сделано никаких выводов.

Мы уже говорили о том, что исламистский джихад — это горизонтальная сетевая структура, объединенная общей и очень заразительной и убедительный для миллионов идеологией, локальные ячейки которой достаточно автономны и, как раковые клетки, могут распространяться, поражая все новые участки. Своей собственной политикой мы создаем базу исламистского джихада на Северном Кавказе, толкая в его лагерь все большее количество рекрутов.

Чтобы переломить эту тенденцию, нужны простые, но, как выясняется, очень сложные для нас вещи.

Первое и самое главное — прекращение бесчинств федеральных войск против мирного населения.

Второе — готовность вести переговоры с каждым, кто сражается с нами с оружием в руках за свои сепаратистские цели, но понимает, что исламский радикальный экстремизм угрожает, прежде всего, самой Чечне (как мы когда-то стали разговаривать с А. Кадыровым). Объективно эти люди сегодня уже наши союзники.

Третье — прекращение такого отношения к кавказцам на территории России, которое показывает, что мы их считаем врагами, а не согражданами.

Четвертое — система мер (стимулирование частного бизнеса, использование части стабилизационного фонда), направленных на развитие социальной инфраструктуры и создание рабочих мест на Северном Кавказе.

Но для такого радикального изменения нашей политики на Кавказе нужна прежде всего политическая воля высшего руководства.

Резервуары исламизма

Вернемся теперь на главный фронт четвертой мировой войны — в Ирак. Как бы ни развивалась далее военная операция в Ираке, США уже потерпели серьезную политическую неудачу. Они совершили множество ошибок, главным образом после окончания чисто военной стадии операции. Достаточно напомнить, что в конце 2003 года только 20 % населения Ирака, согласно опросам общественного мнения, рассматривали войска коалиции как оккупантов, а сейчас такого мнения придерживаются 80 % населения. Вопрос о том, была ли военная акция против Саддама Хусейна оправданной с самого начала, на фоне реальных проблем, стоящих перед коалицией в Ираке, является сегодня чисто академическим.

Д. Керри потому и проиграл выборы, что он был достаточно убедителен в критике ошибок Дж. Буша в 2003 году, но совершенно беспомощен в ответе на вопрос, а что же делать сейчас в Ираке. «Я привлеку европейских союзников, я привлеку ООН» — повторял он. И Дж. Буш с удовольствием привлек бы и союзников, и ООН. Но дело в том, что европейские союзники США не пошлют ни одного солдата даже для охраны миссии ООН в Багдаде. В «старой» Европе образовался широчайший антиамериканский фронт — от левых интеллектуалов до правых националистов. Первые традиционно ненавидят США как оплот империализма, осквернившего своей победой в холодной войне их светлые коммунистические или социалистические идеалы. Вторые устали за десятилетия той же войны от роли ведомых в атлантическом сообществе и накопили очень много гроздьев гнева против старшего брата. Что касается Франции, то ее США спасали в трех мировых войнах, включая холодную. Такое вообще никогда не прощается. О настроениях мусульманской улицы я уже не говорю.

Все прогрессивное человечество, вдохновляемое электронными средствами массовой информации от ВВС до Аль-Джазиры, жаждет унижения и поражения Америки. Трагикомически нелепым отрядом в этом мировом идеологическом джихаде выглядит российская политическая элита. Выше уже говорилось, как много усилий мы потратили, чтобы доказать всему миру, что боремся с «международным терроризмом». Но с каким торжествующим злорадством встречается нами каждый удар, наносимый тем же международным терроризмом по нашему «партнеру по контртеррористической коалиции» США. Видеоряд наших государственных телевизионных каналов летом 2004 года представлял собой клиническое зрелище. Скорбные сцены взрывов в Москве и останков пассажиров сбитых российских самолетов перемежались ликующими репортажами наших корреспондентов о взрывах в Багдаде, Фаллудже, Неджефе. Такие же мерзавцы, что и террористы в России, взрывали машины, убивали детей, но теперь они уже назывались повстанцами, партизанами, иракскими патриотами, борющимися против американской военщины.

Так глубоко и так страстно ненавидеть своего официального «стратегического партнера по борьбе с международным терроризмом»? Такая сшибка сознания напрягает даже привыкшую к шизофреническому взгляду на мир российскую политическую «элиту».

Поэтому с таким облегчением политический бомонд воспринял данное, наконец, Президентом РФ в его обращении к народу 4 сентября 2004 года разъяснение. Это очень серьезный текст. По замыслу его составителей, стилистически это было путинское 3 июля 1941 года. Братья и сестры, к вам обращаюсь я, друзья мои, и объясняю вам, кто есть наши враги:

«Одни хотят оторвать от нас кусок пожирнее, другие им помогают. Помогают, полагая, что Россия как одна из крупнейших ядерных держав мира еще представляет для кого-то угрозу. Поэтому эту угрозу надо устранить. И терроризм — это, конечно, только инструмент для достижения этих целей».

Вот теперь, после разъяснений отца нации, все как-то сразу стало на свои места. За спиной международного терроризма стоит гораздо более страшный и опасный, но зато насколько более привычный враг. Президент как оперативник по основной специальности назвал его несколько отвлеченно — «другие», «кто-то».

Но для совсем уже несообразительных в прайм-тайм на государственных каналах были немедленно спущены две самые откормленные презренными баксами телевизионные овчарки, которые доходчиво артикулировали, что «другие», «кто-то» и «кое-кто» — это Запад, НАТО, США.

Картина мира в глазах российского обывателя приобрела теперь кристальную ясность и законченность. Россия, в едином порыве сплотившаяся вокруг любимого руководителя, сражается со всем окружающим миром — глобальным терроризмом и стоящими за ними Западом, прежде всего США. И как предупредил президент, эта война будет продолжаться долго, очень долго.

Через несколько дней власть, правда, удивила мир новой сентенцией о том, что основной целью исламских террористов является поражение на выборах президента Дж. Буша, стоящего, как нам уже до этого доходчиво объяснили, за их спиной. Как столь противоречивые идеи мирно уживаются в голове носителя высшей власти, вопрос интересный, но довольно частный. Гораздо важнее проанализировать, каковы будут последствия ухода американцев из Ирака, о котором так страстно мечтает российская политическая элита и ее европейские братья по разуму. К какому кардинальному повороту в ходе четвертой мировой войны он приведет?

Казалось бы, после победы Дж. Буша на выборах этот сценарий можно было бы исключить. Но это далеко не так. Американцы сталкиваются, и еще долго будут сталкиваться в Ираке с серьезнейшими проблемами. По существу, перед ними стоит та же стратегическая задача, что и перед Россией на Северном Кавказе — завоевать доверие населения. Исламские радикалы и их спонсоры прекрасно понимают, что Ирак — это решающая схватка, и бросают туда все свои резервы, стремясь вызвать в стране обстановку хаоса и всеобщего негодования.

Американцам приходится нести потери, преодолевать неудачи, неизбежные на любой войне, не только в обстановке ненависти большинства третьего мира, но и под улюлюканье своих ближайших традиционных союзников, неожиданно обнаруживших в себе громадный запас накопившейся гнойной неприязни к своему старшему партнеру. В конце концов, они могут и не выдержать.

В случае бесславного ухода коалиции из Ирака уход западных войск из Афганистана станет вопросом нескольких месяцев, если не нескольких недель. Трудно даже представить себе тот колоссальный торжествующий энтузиазм, который охватит миллионы людей в мусульманском мире. Включая даже тот тонкий слой светской элиты, которая прекрасно будет понимать, что она будет сметена исламской революцией.

«Мы сокрушили в Афганистане одну супердержаву, и теперь в Ираке вторую» — этот нехитрый тезис приведет в лагерь исламских радикалов десятки тысяч новых молодых бен ладенов.

Весь громадный регион от Ближнего Востока до Пакистана станет резервуаром исламского экстремизма. В Афганистане все вернется к ситуации 2001 года, и радикалы начнут продвигаться в Центральную Азию. Их сторонники поднимут восстание в Ферганской долине и других горячих точках, где ситуация сегодня уже более взрывоопасна, чем на Северном Кавказе.

В целом вся эта пассионарная энергетика торжествующего исламизма будет самым логичным и неизбежным образом направлена против России через Среднюю Азию и Кавказ. Даже не потому, что Россия будет восприниматься ими так уж враждебно, а просто в силу естественной склонности к расширению ареала влияния через регионы, уже взрыхленные для исламской революции.

Это продвижение будет остановлено в Казахстане. Китай не может допустить и никогда не допустит поглощения исламистами Казахстана, в перспективе основного источника своих энергетических ресурсов, и, конечно, установит военно-политический протекторат над этой сферой. После чего геополитическая судьба Сибири и Дальнего Востока становится очевидной.

Бжезинский был прав?

А что же США после ухода из Ирака? Осознав, что они несколько переоценили свои возможности, США вернутся к достаточно традиционной концепции «Крепость Америка». Кстати, это у них неплохо получается. После 2001 года там не было ни одного теракта. Со все большей ностальгией в США будут вспоминать биполярную модель сосуществования с СССР, которая в последние десятилетия холодной войны была парадигмой уже не столько конфронтации, сколько совместной ответственности за стабильность глобальной системы. И, соответственно, все большей популярностью будет пользоваться по существу та же биполярная модель, которую З. Бжезинский предложил еще 10 лет назад в своей знаменитой книге «Великая шахматная доска», которая показалась тогда экзотической и маргинальной. Это модель кондоминиума США и Большого Китая, которые будут вместе определять геополитическую структуру XXI века.

Когда США были на вершине своего могущества, не было оснований делать китайцам фантастические стратегические презенты — включение в сферу их влияния Японии, Тайваня, Центральной Азии, Сибири. После фиаско в Ираке концепция З. Бжезинского покажется в Вашингтоне спасительным выходом, особенно, когда Китай проявит себя единственной силой, способной ограничить исламскую экспансию. Американо-китайская ось может оказаться более устойчивой и долговечной, чем американо-советская еще и потому, что она будет наполнена серьезным экономическим содержанием.

В каждой революции наступает свой термидор. (Собственно мы давно уже это видим на примере Ирана, опередившего в своем революционном и, соответственно, постреволюционном развитии остальные страны региона примерно лет на двадцать пять.) Бывшие радикалы, свергнув прежние элиты, сами начнут торговать нефтью. Перебесившись и немного перекроив политическую карту мира в основном за счет бывших советских республик, включая Россию, исламский мир войдет в берега. Революционная фразеология будет использоваться еще долго, но ни вожди, ни массы не будут уже мечтать ни о Всемирном Халифате, ни об окончательной победе над неверными. Исламский мир займется, наконец, всерьез модернизацией, ощущая себя наряду с США и Китаем одним из полюсов силы и влияния.

Многополярность, о необходимости которой так долго говорили российские политические мыслители, наконец, воссияет. В этом собственно и будет заключаться основной итог четвертой мировой войны. Единственным недостатком этого нового прекрасного мира станет отсутствие в нем какого-либо внятного места для России. Две-три русских республики к востоку от Урала мягко и деликатно будут поглощаться экономически и демографически Китаем в течение ближайших десятилетий. Для европейских русских земель, оставшихся после исламизации Северного Кавказа и Поволжья исторически перспективным может показаться возвращение в Киевскую Русь. Двуязычное славянское государство со столицей в Киеве при благоприятных обстоятельствах сможет лет через 10–15 претендовать на вступление в Европейский Союз.

Европа останется сравнительно комфортным и привлекательным континентом. Однако в силу демографических и политических факторов неуклонно будет усиливаться его исламская составляющая. В официальную церемонию инаугурации или, скорее, инициации французского президента будет включена обязательная процедура обрезания в прямом эфире в главной мечети Парижа. Бессменный правитель Московии, седовласый харизматический гарант безопасности кремлевских сортиров пришлет своему старому другу давно обещанных специалистов.