Аллах вознес на небеса самого знаменитого пророка — ‘Ису. На небеса же им был взят и пророк, о котором почти ничего не известно — Идрис. В суре «Марйам» (19), начинающейся с рассказа о рождестве ‘Исы, среди других великих пророков прошлого, которых Аллах приказывает вспоминать, наряду с Ибрахимом, Мусой, Харуном и Исма‘илом назван Идрис: «И вспомни в Книге Идриса, поистине, он был праведником, пророком. И вознесли Мы его на высокое место» (19:56/57-57/58). Еще раз он назван в ряду других «терпеливых» (21:85).

Контекст, в котором упоминается Идрис, ставит его рядом с самыми почитаемыми пророками. Однако о нем ничего не рассказывается, да и имя его не находит себе явных параллелей или прототипов в библейских или аравийских сказаниях. Между тем упомянут он как лицо, слушателям известное. Следует, видимо, предположить, что нам пока неизвестны бытовавшие в Аравии сказания, связанные с этим именем. В них скорее всего говорилось о терпеливости Идриса, его особых связях с Богом и, наконец, о его вознесении на небо. Говорится о нем мало, возможно, потому, что Идрис не выдвигался Кораном как «двойник» Мухаммада (подобно, например, Нуху). Он как бы дополнял общий состав исторической цепочки пророков, составляющей стержень мировой истории, завершавшейся Мухаммадом.

Загадочность фигуры Идриса мучала и средневековых комментаторов, и современных исследователей. Естественным образом мотив вознесения привел к отождествлению Идриса с библейским Енохом, которого Бог, как известно, забрал к себе на небо. Эту идентификацию приняли европейские исследователи. Что же касается имени, то они предположили, что оно восходит к греческому имени Андреас. Так звали повара Александра в одном из вариантов Романа об Александре. Он вкусил живой воды, которую искал его хозяин, и стал бессмертным. Косвенно он упомянут в Коране в рассказе о путешествии Мусы к «месту слияния двух морей». Андреем звали и одного из апостолов. Такой список можно продолжить, но непонятно, как это имя стало именем «вознесенного» пророка.

Дело осложняется еще и тем, что в одном случае, в месте, стилистически параллельном тому, где упомянут Идрис, вместо Идрис стоит имя аль-Йаса‘ (38:48), несколько созвучное имени Елисей, но вполне могущее быть и несколько искаженным аравийским именем и даже именем аравийского божества. Есть, к примеру, широко распространенное сабейское имя Йаса‘’амар («Йаса‘ приказал»).

Рядом с Идрисом и аль-Йаса‘ упоминается еще один таинственный персонаж — Зу-ль-Кифль (21:85; 38:48). Он тоже из «терпеливых» и «избранных», т.е. пророк. Имя его по форме вполне арабское. Начинается оно с частицы зу, означающей принадлежность, обладание. То, чем обладают, выражено арабским словом кифль — «доля», «покровительство, поручательство», «замена». Соответственно имя пророка можно понять как «тот, за кого поручаются» («кому покровительствуют») или «тот, кто поручился» («заменил») и т.д.

Имя упомянуто в списке пророков, поэтому естественно искать первые аналогии среди ветхозаветных персонажей. Единственный ключ к поиску — имя, а оно многозначно. Поэтому и в средние века, и в наши дни с ним связывали множество различных персонажей, чаще всего — Иезекииля, иногда — Осию, Захарию и т.д..

Видимо, в истоках этого образа действительно лежит ветхозаветный герой. Однако пришел он в Коран из устных преданий, где имя его было арабизировано или заменено арабской кличкой. Упомянут Зу-ль-Кифль два раза как лицо известное. Науке еще предстоит реконструировать этот и другие циклы аравийских преданий и неканонических библейских сказаний, из которых в Коран попали и эти, таинственные, и другие, более знакомые пророки Корана.

Несколько ветхозаветных персонажей узнаются по имени легко. Среди них — «праведник» Ильяс. В суре «Стоящие в ряд» («ас-Сафат», 37) после эмоционального, резко ритмизованного рассказа о Судном дне, рае и аде Аллах напоминает людям, что он прежде уже посылал увещевателей. Люди их не послушали и за то были наказаны. Пророков же, гонимых соотечественниками, Аллах облагодетельствовал. Эта часть суры тоже своеобразно ритмизована. Упоминание каждого из пророков вводится или завершается рефреном «Мир (ему)!». Все пророки, названные тут, встречаются в Коране многократно. И среди них Ильяс, о котором Коран рассказывает (скорее, упоминает) лишь однажды.

Ильяс был одним из посланников Аллаха. Он призвал своих соплеменников прекратить обращаться за помощью к Ба‘алу, а молиться Аллаху, «лучшему из творцов». Люди пророку не поверили. Все неверующие будут наказаны. В конце стоит славословие, в котором имя пророка (видимо, ради рифмы) дано в несколько иной форме — не Ильяс, а Ильясин: «Мир Ильясину!» (37:123-130). Звукосочетанием ин/ун оканчиваются все аяты этой части суры.

Сура по происхождению мекканская и принадлежит к числу наиболее совершенных с точки зрения художественной формы частей Корана. Краткий рассказ об Ильясе как бы особенно выделяется тем, что приведен единожды, и именно здесь. Выделяет его и упоминание имени божества, которому поклонялись неверующие,— Ба‘ал. В аналогичных историях о пророках, кроме истории Нуха, имена языческих божеств не называются. Здесь же Ба‘ал резко звучит как дополнительный эмоциональный всплеск, противоположенный стоящему рядом термину рабб. И Ба‘ал и рабб означают одно и то же — «господин», «хозяин». Но рабб в Коране — всегда Аллах. Не совсем обычно и утверждение, что Аллах был изначальным божеством сородичей Ильяса, но они оставили его ради Ба‘ала: Аллах — «Господь отцов ваших первых». Значительно чаще упоминание «отцов первых», предков, появляется в Коране в устах противников пророка, стремящихся защитить веру отцов от новшеств Мухаммада.

Возможно, что это связано с проповедью Мухаммада. Для пророка одной из сложнейших проблем был как раз вопрос о разрыве с традициями предков. Одним из возможных ответов на обвинения в искажении веры предков было утверждение, что многобожие не изначально, а само есть искажение «первой» веры. Поэтому столь большое значение придавалось Ибрахиму, и предку и первому единобожнику. Этому созвучно и объяснение проповеди Ильяса восстановлением древней веры.

Корнями своими рассказ об Ильясе восходит к известной истории в Первой книге Царей (18) о том, как пророк Илия боролся со жрецами Ба‘ала. Некоторые детали коранического текста, в частности форма имени, указывают на то, что библейский рассказ дошел до Корана через христианскую среду. Этому есть и внутрикораническое косвенное подтверждение. Ильяс назван в Коране еще один раз в цепочке упоминаемых один за другим древних пророков (6:85). Эта цепочка разорвана аятами на три группы: а) Дауд, Сулайман, Аййуб, Муса, Харун; б) Закария, Йахья, ‘Иса, Ильяс; в) Исма‘иль, аль-Йаса‘, Йунус, Лут. Ильяс, как видим, оказался рядом с христианскими фигурами. Видимо, для Мухаммада и его соплеменников имя пророка было более созвучно именам христианского предания.

В списке облагодетельствованных Аллахом пророков в мекканской суре «Скот» («аль-Ан‘ам», 6:84) между Сулаймаиом и Йусуфом назван Аййуб, библейский Иов. Как предшественник Мухаммада он упомянут и в мединской суре «Женщины» («ан-Ниса‘», 4:163/161) между ‘Исой и Йунусом. История Аййуба представлена верующим как назидательный пример того, что Аллах в конце концов всегда помогает тем, кто полагается на него и предан ему, как бы велики ни были обрушивающиеся на человека несчастья. Как мы видели, эта идея пронизывает и коранический рассказ о Йусуфе. История Йусуфа изложена очень подробно. Об Аййубе говорится кратко и отрывисто, в виде двух диалогов в двух мекканских сурах. Это хороший пример коранической стилистики: для доказательства определенной идеи цитируются лишь отдельные места некоего рассказа, который целиком должен под влиянием такого цитирования восстанавливаться в сознании знающих его слушателей. Мы же можем понять фабулу только благодаря знанию библейской истории или комментария.

В суре «Сад» (38:41/40-44/43) Аллах призывает Мухаммада терпеть неверие соотечественников и напоминает, что не было случая, чтобы Аллах не помог своим пророкам, не возвеличил их или не спас от беды. Он напоминает о Да’уде, о Сулаймане, а потом и об Аййубе: «Вспомни раба Нашего Аййуба!» Аййуб взмолился Господу, что Шайтан наслал на него беды и страдания. Какие именно — в Коране не сказано. Аллах ответил Аййубу: «Ударь своей ногой! Вот омовение холодное и питье». Опять из текста не ясно, в чем дело, но по аналогии с библейским рассказом можно понять, что волшебный источник должен исцелить язвы на теле пророка. Потом Аллах «даровал» ему семью, т.е. возвратил ее. Из этого можно понять, что среди бед, насланных Шайтаном, была и потеря близких. Особо с похвалой отмечено, что Аййуб был терпелив. А далее следует фраза и вовсе непонятная. Аййубу приказано взять пучок (веток?) и ударить им кого-то, и это не будет грехом. Комментаторы объясняют, что ударить нужно было жену Аййуба, которая усомнилась однажды в том, что Аллах поможет ее мужу.

Мотив неверия жены Аййуба есть в библейском предании, но там нет ничего о ее наказании поркой. Неверие жен великих праведников — важный мотив Корана, который особо отмечает также неверие жен Нуха и Лута. Возможно, что мотивам поведения жен в устных сказаниях, которыми пользовался Мухаммад, уделялось особое внимание. В таких рассказах назидательность совмещалась с развлекательностью.

В более поздней мекканской суре «Пророки» («аль- Анбийа’», 21:83-84) снова идет речь о милостях, дарованных Аллахом своим посланникам. Среди примеров — Аййуб, который воззвал к Господу: «Постигла меня беда, а Ты — милосерднейший из милосердных!» Аллах отстранил беду и вернул Аййубу его семью и «подобных им».

История Аййуба в Коране обращена не только к слушателям Мухаммада, но и к нему самому. Она должна убедить его (и других), что Аллах все видит, и он поможет, поможет обязательно. Иногда кажется, что в этих заклинаниях о неизбежной помощи Аллаха есть некоторый ответ на внутреннюю мольбу, просьбу о помощи, Аййуб не просто терпит, он просит помочь. Вспомним, как просил о помощи и о наказании врагам Нух.

Мы знаем, что Мухаммад часто оказывался в Мекке в отчаянном положении, видели, что сомнения и отчаяние пророка находят в разных формах свое выражение в Коране. И здесь перед нами не просто историческая параллель, доказывающая права мекканского пророка. В речи Аййуба звучат искренние эмоции: «Постигла меня беда…», «Коснулся меня Шайтан страданием и наказанием…» И людей, и себя уговаривает Мухаммад.

Это можно считать косвенным указанием на то, что история Иова была известна в Аравии. Трудно уговаривать себя на примере истории, только что узнанной. Краткое кораническое изложение рассказа об Аййубе сохранило лишь некоторые детали книги Иова, однако в Коран полностью перешла главная идея библейской) повествования — страстотерпение праведника и благоволение Бога к избранным им людям. Библейская идея здесь прямо вошла в идейную схему Корана.

Коран свидетельствует и о популярности в Аравии другой библейской истории — об Ионе-Йунусе. Пророк этот поначалу в Коране по имени не называется. В разных сурах он именуется описательно: «спутник кита»,«тот, кто с рыбой». В суре «Письменная трость» («аль-Калам», 68:48-50) Аллах увещевает Мухаммада, огорченного противодействием сородичей:

«Потерпи же до решения твоего Господа и не будь подобен спутнику кита. Вот он воззвал, находясь в утеснении.

Если бы его не захватила милость его Господа, то был бы он выброшен в пустыне с поношением.

И избрал его Господь и соделал его праведником».

В суре «Стоящие в ряд» (37:139-148), где поочередно провозглашается «Мир!» древним пророкам, рассказано и о Йунусе, правда без рефрена «Мир (ему)!». Там сказано, что Йунус был посланником, но убежал к нагруженному кораблю, бросал жребий и проиграл, и его проглотил кит. И он «заслужил порицание» и остался бы в чреве кита до Дня воскрешения, если бы не восхвалял Аллаха. Аллах выбросил его в пустыню и вырастил над ним дерево. Потом Йунус был послан к ста тысячам людей и сумел убедить их, чтобы они уверовали.

В обоих рассказах многое непонятно, если не знать, заранее, что «утеснение» состояло в том, что проповедь единобожия шла неудачно. Поэтому пророк и убежал и сел на корабль. Однако корабль в море остановился, что означало, что на нем беглец. Чтобы найти его, и бросали жребий. Йунуса обнаружили и выбросили в море. Там его проглотил кит. В чреве кита он взмолился к Аллаху, и тот приказал киту выбросить Йунуса на пустынный берег. Об этом мы знаем частично из Библии, частично из комментариев к Корану. Естественно предположить, что и слушатели Мухаммада знали, о чем идет речь.

Центральный эпизод этой истории упомянут в суре «Пророки» (21:87-88) снова среди перечисления благодеяний Аллаха своим посланникам:

«И того, что с рыбой, когда он ушел во гневе и думал, что Мы не справимся с ним. И воззвал он во мраке: „Нет божества, кроме Тебя, хвала Тебе, поистине, я был неправедным!“

И Мы ответили ему и спасли его от горести, и так Мы спасаем верующих».

В суре, названной именем пророка — «Йунус», ему посвящен лишь один аят (10:98) — о том, что жители города, где проповедовал Йунус, не были сразу наказаны за неверие. Они потом уверовали и были прощены. Йунус, несмотря на свою временную слабость, считается весьма почитаемым пророком, он из тех, кого «Мы (Аллах) превознесли над мирами» (6:86; 4:163/161).

Коранический Йунус, как и Аййуб,— пример взаимоотношений пророка и Бога. У них как бы взаимные обязанности. Пророк должен быть терпелив, а Аллах должен ему помогать в выполнении его миссии. Этим Бог возвышает пророка.

Почти все отрывки, связанные с Йунусом,— мекканские, и они нарочито поданы как увещевания Мухаммаду. В истории главное — осуждение пророка за слабоволие. Осуждение тех, кто ему не поверил,— второстепенно. Осуждение Йунуса прямо обращено к Мухаммаду: «…не будь подобен спутнику кита» (68:48).

Характер изложения, арабское прозвище показывают, что и история Йунуса была известна окружению Мухаммада. О том же говорят, по моему мнению, и то, что Коран выделяет город, в котором проповедовал Йунус, из общей схемы пророческих историй Корана. Это единственный город, жители которого не поплатились за свое неверие. Видимо, подгонка под кораническую схему была бы слишком явной в хорошо известной истории.

Знакомая аравийцам легенда имела скорее всего христианскую окраску. На это указывают мотив осуждения пророка и некоторые детали, встречающиеся именно в христианских преданиях. Ветхозаветные и христианские мотивы в данном случае удачно оживляют образ Мухаммада, создавая еще один, отличный от других образ его «двойника», использовавшийся подсознанием пророка для того, чтобы его подбодрить.

Упомянут в Коране и некий ‘Узайр, человек, которого якобы иудеи объявили однажды сыном Аллаха. Тем самым они, подобно христианам, отвернулись от истинного единобожия, возрожденного исламом: «И сказали иудеи: и ‘Узайр — сын Аллаха“» (9:30). Имя ‘Узайр соответствует имени библейского Эзры (Ездры) — знаменитой фигуры в истории иудаизма, никоим образом, однако, иудеями не обожествляемого. Впрочем, возможно, что была в Аравии неизвестная нам иудейская секта, особо выделявшая и почитавшая именно Эзру.

Есть в Коране еще одна история, где осуждается поведение праведника. Имя «героя» не названо. Более позднее предание утверждает, что речь идет о некоем Барсисе. В Коране рассказано: «Вот он (Шайтан) сказал человеку: „Будь неверным!“ А когда тот стал неверным, он сказал: „Я отрекаюсь от тебя. Я боюсь Аллаха, Господина миров!“» (59:16). Характер текста — конкретность и наличие прямой речи — позволяет предположить за ним какое-то известное предание. Возможно, что оно было близко тому, что рассказывают комментаторы. Во всяком случае, у нас нет никакого другого материала. Согласно преданию, некоему отшельнику Барсисе братья привели больную девушку, которую он взялся излечить. Шайтан уговорил отшельника поддаться соблазну, обещая ему защиту. Тот обесчестил девушку, а затем убил. Когда же братья девушки пришли за ней, Шайтан помог им изобличить и покарать преступника.

В Коране действует так много библейских персонажей, что кажется удивительным отсутствие некоторых из них. В частности, еще со времен средневековья комментаторов, видимо, удивляло отсутствие упоминаний о пророке Иезекииле. Его считали прообразом многих таинственных фигур, например Зу-ль-Кифля. С ним связывали и некоторые из многочисленных в Коране обрывков сказаний, где, как в рассказе о Барсисе, не названо действующее лицо. Один из них вдохновил Пушкина:

В Коране это звучит так: «Или как тот, кто проходил мимо селения, а оно было разрушено до оснований. Он сказал: „Как оживит это Аллах, после того как оно умерло?“ И умертвил его Аллах на сто лет, потом воскресил. Он сказал: „Сколько ты пробыл?“ Тот сказал: „Пробыл я день или часть дня“. Он сказал: „Нет, ты пробыл сто лет! И посмотри на твою пищу и питье, оно не испортилось. И посмотри на своего осла — для того, чтобы Нам сделать тебя знамением для людей,— посмотри на кости, как Мы их поднимаем, а потом одеваем мясом“. И когда стало ему ясно, он сказал: „Я знаю, что Аллах мощен над всякой вещью“» (2:259/261).

Конечно же, у Пушкина звучит лучше. Но перед нами лишь прозаический русский перевод. Красота же и действенность подлинного текста во многом определяются арабским языком и специфической коранической поэтикой.

В Коране легенда эта включена в историю об Ибрахиме как дополнительное свидетельство способности Аллаха оживлять все мертвое. Для этой легенды находили и находят многих действующих лиц. Среди них и Иезекииль, и Эзра, и Неемия. В иудейских и христианских преданиях много аналогичных историй.

Долгий многолетний сон, показавшийся коротким,— распространенный мотив назидательной литературы. Мотив этот часто встречается и в Коране, например в допросах людей в Судный день (см., например, 23:112/114-114/116; 17:52/54; 20:103). Однажды этот мотив оказывается главным стержнем в знаменитом рассказе о «людях пещеры» — семи спящих отроках. Сказание о них подробно и с явным удовольствием изложено в суре, которая так и называется — «Пещера» («аль-Кахф», 18).

Сура начинается с напоминания, что Коран ниспослан для того, чтобы сообщить верующим, что они будут вознаграждены вечным добром. Он же предупреждает тех, кто сказал: «Взял Аллах для Себя ребенка» (т.е. христиан), что они заблуждаются и будут наказаны. Далее следует уже менее стандартное обращение — упрек Мухаммаду, зачем он так беспокоится, поверят или не поверят ему эти неверующие: «Как будто бы ты готов погубить себя по их следам, от горя, если они не поверят этой истории» (18:6/5).

Далее идет напоминание о могуществе Аллаха указанием на растения, которые по его воле появляются на земле и по его же воле исчезают. За этим кратким «доказательством» следует пространный рассказ о том же, о всемогуществе Аллаха. Вспоминается чудесная история, связанная с кругом преданий тех самых христиан, враждебность которых Мухаммаду упомянута в начале суры. Это чудо, о котором пойдет речь, лишь одно из многих, творимых Аллахом постоянно: «Или ты полагаешь, что обитатели пещеры и ар-Ракима были чудом среди Наших знамений?»

Поначалу кратко излагается суть рассказа: юноши спрятались в пещеру и попросили Господа сжалиться над ними и помочь. Аллах «закрыл им уши в пещере на многие годы» (18:11/10). Потом Аллах воскресил их, чтобы проверить, какая из спорящих друг с другом партий (групп людей) правильнее сосчитает время, которое те пробыли в пещере.

Выиграть в этом споре должны, видимо, мусульмане, ибо далее Аллах говорит, что теперь расскажет эту историю так, как было на самом деле.

Некие юноши уверовали в Аллаха и отказались исповедовать веру своих соотечественников — многобожников. Их, однако, принуждали, и Аллах приказал им скрыться в пещеру, где он их защитит. Они и остались там, закрытые от лучей солнца. На вид они казались бодрствующими, поворачивались с боку на бок. У входа легла, растянувшись, их собака.

Потом Аллах разбудил юношей, и они стали расспрашивать друг друга, сколько же времени они тут пробыли. Им казалось, что только «день или часть дня». Один из них отправился с деньгами в город. Его послали купить пищи и приказали действовать осторожно, чтобы не попасться в руки врагам.

Тут коранический рассказ выпускает часть, видимо, известную слушателям и известную нам по другим версиям легенды и по комментариям. Юноша пытался купить еду на древние монеты трехсотлетней давности. По этим монетам выяснилось, сколько же лет они проспали в пещере. К тому времени уже победило христианство, и бояться было нечего.

Коран продолжает рассказ. Это событие было доказательством верности обещаний Аллаха, но не оно вызвало споры среди людей. Спорили о том, как отметить пещеру. Над ней построили молельню (в Коране — масджид, «место преклонения колен», в мусульманском словоупотреблении — мечеть). Спорили о том, сколько было юношей. Говорили: трое и пес, семеро и пес. Коран наставляет Мухаммада по этому поводу — истинное положение вещей знает только Аллах и немногие, поэтому спорить и препираться об этом бессмысленно.

Тут в повествование вторгается живая атмосфера устного рассказа. Аллах обращается к Мухаммаду: «Не говори ни о чем: „Я это сделаю завтра“, не добавив „как захочет Аллах“. А если забудешь, то помяни своего Господа». Комментарии разъясняют, что в этом месте Мухаммад прервал свое повествование, обещая, как опытный рассказчик, интригующий слушателей, сообщить истинное число лет, которые проспали юноши, завтра. При этом он не добавил «как Аллах захочет» или «если Аллах захочет». Такое нарушение мусульманского этикета и вызвало это откровение-замечание. Далее идет заключение истории: «И оставались они в пещере своей триста лет и прибавили еще девять. Скажи: „Аллах лучше знает, сколько они пробыли“» (18:25/24). «Девять лет» может относиться к годам сна или означать годы, прожитые юношами уже после пробуждения.

Так, указанием Аллаха закончен спор о юношах. Рассказ построен как обсуждение общеизвестной спорной проблемы. Он «доказывает», что люди ничего не знают, а знает только Аллах. «Доказывает» это с помощью истории, которая сама является «доказательством» всемогущества Бога. Таким образом, в оформлении Кораном предания о спящих отроках объединяются как бы две линии восхваления Аллаха. Своеобразна и структура — сначала идет краткое резюме, вводящее в спор, а потом — рассказ, выделяющий некоторые подробности, но не пересказывающий весь сюжет.

История отроков изложена в Коране однажды и более нигде не повторяется и не упоминается. Она сохранила элементы живой атмосферы того, как рассказ произносился. Тут ярко виден сам Мухаммад. Сначала ему приказывается не впадать в отчаяние из-за немусульман. Потом ему излагается христианская легенда, вызывающая среди них много споров, и дается верное решение спорных вопросов. В конце появляется как бы второй пласт личностных мотивов. Аллах делает пророку замечание о том, как следует излагать людям обещания на будущее.

В рассказе живо видна и связь со слушателями. Рассказ явно был в принципе слушателям знаком. Споры же о том, сколько спали юноши, сколько их было и т.д., тоже хорошо передают атмосферу устного пересказа легенд, с нарочитым и особым интересом к псевдоточности. В Мекке спорили о сроках сна юношей. Мухаммад использовал обстановку спора для того, чтобы еще раз «доказать» достоинства и преимущества своего. Бога. Изложив основные элементы рассказа с точки зрения спорящих, он провозгласил, что истину знает только Аллах. Он сообщит ее своему пророку, а тот — людям, но не сегодня, а завтра. Так Мухаммад привлекал и удерживал внимание людей.

Сам рассказ был известен, и потому Мухаммад мог опустить значительную его часть. Вместе с тем в некоторых местах он особенно подробен, хотя, казалось бы, достаточно краткого изложения сути, что и сделано уже в начале. Я думаю, что детальность рассказа связана в этом случае с ощущением личной причастности. Мухаммад излагал историю, особо ему близкую.

Кораническая легенда в особой форме пересказывает знаменитое христианское сказание о семи отроках эфесских. Оно повествует о том, как на триста лет были усыплены Богом семь юношей-христиан, укрывшихся от преследований при императоре Деции в III в. Есть некоторые основания предполагать, что в Коране использован особый вариант легенды, согласно которому знаменитая пещера находилась не в Эфесе, а в римском некрополе под Филадельфией (совр. Амманом).

И по сей день там существует склеп с семью отделениями. С раннеисламских времен с ним связывают легенду о спящих отроках. Я был там. Он действительно расположен так, как описано в Коране. Туда не попадают лучи восходящего и заходящего солнца. Над ним видны остатки небольшой церкви. Исследователи пытались весьма разнообразно объяснить слово Раким. На самом деле Раким-Рекем — частый термин в набатейской топонимике Палестины и Северной Аравии. Так называли древнюю Петру. Наконец, в тексте рассказа есть специфическое употребление арабского глагола зака, характерное для сиро-палестинского диалекта. Обычно он означает «быть чистым». В Коране юноше, идущему купить продукты, говорят: «…посмотри, какая еда чище (азка)» (18:19/18). Но азка в сиро-палестинском диалекте означает «вкусный», «вкуснее». С таким значением рассказ приобретает большую конкретность и живость. Ведь слово стоит здесь не в пересказе, а как бы в цитируемой живой речи.

Как видим, целая группа деталей указывает на сиро-палестинский регион как источник коранического рассказа. Нам известны предания о том, что Мухаммад в молодости бывал в Сирии с торговыми караванами. Часто их считают малодостоверными, так как рассказы порой сопровождаются сказочными деталями. Однако в Сирию (в частности, через Амман) вел один из главных торговых путей мекканцев. Нет серьезных оснований сомневаться в том, что и Мухаммад ездил по этим дорогам. Это подтверждается и живым изложением легенды, носящей сиро-палестинскую окраску. Мухаммад обсуждал с мекканцами легенду, один из вариантов которой он сам слышал и привез из Заиорданья или Сирии.