Особого внимания заслуживают и исторические предания об Аравии, относящиеся ко времени, относительно близкому к жизни Мухаммада. За ними стоят вполне конкретные события аравийской истории, преображенные легендами, но еще не забытые. На их примере можно хорошо увидеть, как собственная история становилась легендой, а потом — аргументом в религиозной проповеди.
Практически все эти коранические сказания связаны с историей Южной Аравии, Йемена, той части полуострова, где на протяжении веков существовала высокая культура и государственность. Культурное, в частности — религиозное, наследие древнего Йемена сыграло заметную роль в формировании ислама.
Один короткий сюжет легко укладывается на первый взгляд в обычную схему — «пророк и его народ». В суре «Дым» («ад-Духан», 44:37/36-37) в ответ на нападки неверующих Аллах говорит Мухаммаду: «Они ли лучше или народ Тубба‘ и те, которые раньше? Их Мы погубили, ведь они были грешниками».
Речь идет о погубленном за неверие народе, как были погублены адиты, самудяне, мадйаниты. Так и сказано в другом месте, в суре «Каф» (50:13-14/13): «…и ‘ад, и Фир‘аун, и братья Лута, и обитатели аль-Айки, и народ Тубба‘ — все сочли лжецами посланников, и оправдалась Моя угроза».
Кто же такой Тубба‘? В предании мусульманского времени слово тубба‘ — титул (нечто вроде «царь») правителей химйаритской династии, господствовавшей в Йемене в IV-VI вв.; Тубба‘ по преимуществу, Тубба‘ с заглавной буквы, предание называет царя Абкариба Ас‘ада, по прозвищу аль-Камиль («Совершенный»), правившего в конце IV — начале V в. Есть легенда о том, что он принял иудаизм, а в одном из вариантов биографии царя утверждается, что он был убит своим народом, который отказался принять единобожие. Все как будто подходит под стандартную кораническую схему.
Дело, однако, обстоит значительно сложнее. Если исследовать развитие самого предания о царе Ас‘аде, то окажется, что более ранние сказания в мусульманское время были подогнаны под кораническую схему. Этому предшествовала нарочитая идентификация Тубба‘ Корана с Абкарибом Ас‘адом.
Изначально, в Мекке коранического времени, термином тубба‘ называли некоего чужеземного аравийского царя, который некогда совершил поход в Хиджаз, но был отогнан. Точно установить, кого имел в виду Мухаммад, пока не представляется возможным. Первые комментаторы, современники, не предлагали никаких отождествлений. Они ожесточенно спорили о другом — был ли Тубба‘ посланником к своему народу, был ли он верующим. Ведь выражение «народ Тубба‘» могло означать нечто подобное «народу Нуха»; тогда есть пророк и народ, который его не признал. Но ведь тубба‘ — царь, и выражение могло быть аналогичным «Фир‘аун и его войско», тогда Тубба‘ — неправедный тиран вроде Фир‘ауна. Постепенно спорщики склонились к тому, что Тубба‘ был праведником. Потом ему нашли подходящий прототип в йеменской истории. Возможно, Абкариб Ас‘ад на самом деле был прототипом коранического упоминания, однако доказать это нельзя. Пока мы можем лишь говорить, что Коран, видимо, имел в виду предание о походе некоего аравийского царя в Хиджаз. Царь мог быть из Йемена, а мог быть и из Северной Аравии. Аллах остановил поход и помог разбить врага. Об этом и напоминает Коран, объясняя поражение волей Аллаха и тем, что пришельцы были неверующими и не послушали некоего пророка. Так сливаются стандартный сюжет из пророческого цикла и сюжет, подобный истории о «походе слона», о которой речь пойдет в конце этой главы.
Самое знаменитое государство древней Южной Аравии называлось Саба’. Это название у соседних народов стало общим для всей Южной Аравии. Выше уже шла речь об истории с царицей Сабы. Она восходит к Библии. Там приезд царицы ко двору царя Соломона был одним из главных доказательств величия этого правителя. Богатство и процветание сабейцев были знамениты в мире уже с начала I тысячелетия до н.э. Саба’, Южная Аравия, славилась добывавшимися там благовонными смолами (ладан, мирра). Сабейские купцы продавали эти дорогие и редкие, но необходимые для религиозной практики и медицины товары в страны Средиземноморья. Кроме того, через Южную Аравию шла значительная часть торговли с Индией. Поэтому государства древнего Йемена процветали. Лишь с начала нашей эры их постепенно начинают вытеснять торговцы из Египта. К VI в. южноаравийская, а с ней и общеаравийская торговля приходят в упадок.
Торговые доходы позволяли йеменцам развивать традиционную систему орошения своих земель. Два раза в году (осенью и весной) на Южную Аравию обрушиваются потоки дождевой воды, которая бурными реками стекает с гор и быстро уходит в море или всасывается в почву. Если эту воду быстро разобрать по полям, то ее может хватить до следующего периода дождей. Древние йеменцы создали по всей стране системы плотин, которые распределяли несущийся поток (сель) по как можно большим земельным площадям. Иногда оросительные сооружения были поразительно велики и монументальны, возвышаясь как огромные крепости.
Именно такой была плотина около сабейской столицы — Мариба. Еще и сейчас там стоят огромные башни шлюзов, сложенные из крупных, ровно отесанных глыб. В отличие от многих других эта плотина служила для хранения воды и постепенного снабжения ею плантаций пальм и полей зерновых, окружавших город. Содержание оросительной системы требовало больших, организованных и регулярных усилий. По мере упадка южноаравийской торговли и из-за политических усобиц между йеменскими правителями она постепенно пришла в негодность. Вода неоднократно прорывала обветшавшую Марибскую плотину. На плотине сохранились каменные стелы, в надписях на которых йеменские цари V-VI вв. описывали, каких усилий стоило им восстановить плотину. Ко времени Мухаммада она разрушилась. Марибский оазис опустел.
Марибская плотина была знаменита по всей Аравии, всем известно стало и о ее гибели, которую описывали поэты и сказители. Позднее даже возникла легенда о том, что после прорыва плотины большая часть йеменских племен выселилась на север Аравийского полуострова. Такое историческое событие — реальная и недавняя катастрофа — не могло пройти мимо внимания Мухаммада. О нем рассказано в суре, так и названной — «Саба’» (34).
После перечисления благ, дарованных Да’уду и Сулайману, речь идет о Сабе:
«У Сабы в их жилище было знамение: два сада справа и слева — питайтесь уделом вашего Господа и благодарите Его! Страна благая, и Господь милосердный!
Но они уклонились, и послали Мы на них разлив плотины и заменили им их сады двумя садами, обладающими плодами горькими; тамариском и немногими лотосами.
Этим воздали им за то, что они не веровали! Разве Мы воздаем кому-нибудь, кроме неверных?!» (34:15/14-17/16).
Перед нами удивительно конкретное описание, явно восходящее к рассказам очевидцев, но не самой катастрофы, а того, как выглядел оазис до и после прорыва плотины. Поля и пальмовые рощи древнего Мариба действительно находились по обе стороны вади, образуя как бы «два сада». Согласно надписям на плотине, ее тело, перегораживавшее долину, называлось ‘Арим. Так же оно названо и в Коране. Описание того, что осталось на месте опустевших садов, осязаемо воспроизводит реальный пейзаж полупустынных районов Аравии. Русский перевод не совсем точно передает терминологию Корана. Там названы пустынные растения в порядке увеличивающегося их размера: кустарник арак (в тексте описательно — укуль хамт, «плоды горькие»), небольшие деревья — асль (атль), крупные деревья — сидр.
До последнего времени предполагалось, что Коран сохранил воспоминание о тех прорывах плотины, которые зафиксированы в надписях (450 г., 542—545 гг.). Недавнее обследование наслоений позади Марибской плотины показало, что последний прорыв произошел где-то около 570 г., т.е. во времена, близкие к Мухаммаду. Из известных нам источников об этом прорыве сообщает только Коран.
Вслед за этим описанием идет рассказ о гибели торговых городов на пути из Йемена в Средиземноморье. Упадок торговли произошел ранее последнего прорыва плотины, и сообщение тут не столь конкретно (34:18/17-20/19):
«И устроили Мы между ними и теми селениями, которые благословили там (в Сирии и Палестине), заметные для глаза селения; и направили там путь: „Идите там ночи и дни в безопасности!“».
Речь, конечно же, идет о системе торговых городов, обеспечивавших отдых и охрану каравана по пути вдоль Хиджаза.
«И сказали они: „Господи, увеличь расстояние между нашими путешествиями!“ — и обидели самих себя». Судя по общему контексту, речь шла о каком-то корыстном желании, возможно — об увеличении сферы контроля (и сбора пошлин) одних городов за счет других. Думаю, что так отразились споры и соперничество между городами. Как бы то ни было, жители этих торговых центров были наказаны за свои непомерные желания:
«И обратили Мы их в повествование и разорвали на клочки. Поистине, в этом — знамение для всякого терпеливого, благодарного!
Иблис заставил их признать правдой его мысль, и они последовали за ним, кроме немногих из верующих».
Реальная история послужила, как видим, основой для стандартных коранических поучений. Люди не довольствовались благами, дарованными Аллахом. Они не понимали, что все блага — не от них самих, а от Аллаха. Они послушались Иблиса и требовали большего, чем заслужили. За это они наказаны, уничтожены. Если бы рассказ о городах не стоял рядом с рассказом о плотине, понять его реальную основу было бы трудно — так затемняет ее стандартное поучение.
Два сада в рассказе о Сабе — историческая и топографическая реальность. Но они же — символы бренности людского благополучия. В Аравии растительность в любой момент может погибнуть из-за засухи или быть уничтожена слишком обильным селевым потоком. Так же легко пустынная земля может вдруг вся зазеленеть после дождя или паводкового потока. Поэтому в Коране часто используется образ появляющейся и исчезающей по воле Господа растительности.
Сад фигурирует в Коране в небольшой притче, действующие лица которой не названы по именам (68:17-33). Комментаторы утверждают, что упомянутая история происходила в Йемене. Неверующим Коран обещает такое же испытание, какое постигло владельцев некоего сада. Ожидая большого урожая, они решили приступить на следующий день к его сбору, не оговорившись при этом: «Если захочет Аллах». Утром они отправились к саду, обсуждая, как бы не допустить к его плодам бедняков. Однако ночью Аллах наслал на сад какое-то бедствие (в тексте тайфун — «нечто охватывающее», ураган? потоп?), и все плоды погибли. Пришедшие хозяева были ошеломлены «гем, как в один момент сами превратились в бедняков. Они поняли, что наказаны за то, что не восславили вовремя Аллаха. Полные раскаяния, они стали просить у него прощения, надеясь на его милость. На этом притча кончается, и за ней следует сентенция о том, что наказания, ждущие грешников и неверующих после смерти, куда более суровы.
В суре «Пещера» («аль-Кахф», 18:32/31-44/42) рассказано о двух виноградниках, окруженных пальмами и полями и расположенных по разным берегам водного потока. По аравийским понятиям это высший предел благоденствия земледельца. Хозяин одного из садов стал похваляться перед хозяином другого, что он богаче, что семья у него больше, говоря, что никакого Суда в будущем не будет, а если и будет, то он, богач, все равно получит лучшую долю. Сосед увещевал его, напоминая, что, войдя в сад, надо сказать: «Что угодно Аллаху» или «Нет мощи, кроме как с Аллахом». Он говорил, что, хотя он и беднее соседа, все может измениться. Господь может даровать ему лучший сад, или, напротив, послать поток, который снесет сад соседа, или же увести орошающую сад воду. Действительно, в саду богача вдруг исчезли все плоды. Он принялся причитать о том, что все труды его оказались бесполезными из-за того, что он не верил в единственного бога — Аллаха. И никто не помог ему. Коран заключает — защитить может только Аллах.
Еще в одном месте тоже говорится о гибели полей. Это — краткое назидание в суре «Семья ‘Имрана» («Аль-‘Имран», 3:117/113): «То, что они тратят в этой ближайшей жизни, подобно вихрю, в котором холод: он поразил посев людей, которые обидели самих себя, и погубил его. Поистине, Аллах их не обижал, но они сами себя обижают».
В этих притчах есть непосредственная реальность аравийского быта. Поэтому место действия первой из них считали возможным видеть в Йемене. Вторую же притчу современные исследователи считают возможным квалифицировать как реальный случай, произошедший в окружении Мухаммада. Внутри текста Корана они оба перекликаются с рассказом о двух садах Сабы, способствуя как бы его обобщению, несколько отрывая его от конкретной истории Марибской плотины. Это помогает построению двух измерений рассказа о Сабе. Он одновременно приземленно конкретен (я показал выше удивительную конкретность описания) и в то же время — абстрактен и философичен.
Третий отрывок формулирует такие же идеи, но очень кратко. И даже в такой кратчайшей формулировке видна иная композиция. Описание катастрофы построено, как в рассказах об аравийских пророках,— страшное бедствие, уносящее посевы. За ним человеку, знакомому с аналогиями, слышится история гонений на пророка и обещание кары, которая и последовала. Описанный тут «вихрь, в котором холод» — рихун фиха сиррун — созвучен описанию «ветра шумного» — рихун сарсарун, уничтожившего адитов (69:6).
Все эти сюжеты и мотивы могли быть взяты просто из жизни. Вместе с тем нравоучения на примере жизни земледельцев широко распространены в назидательной литературе иудеев и христиан. Сходные рассказы есть в талмудических текстах, похожие по духу и форме притчи встречаются в Евангелии. Они могли доходить до Мекки и Йасриба, служить предметом бесед и рассуждений жителей этих городов. Соответственно Мухаммад мог черпать материал и из «массовой культуры» своего народа, и из только что услышанных впервые чужих историй.
В йеменской истории в последние века до ислама было много драматических событий. Одно из них — преследование и казни христиан города Наджрана иудейским царем Йемена Йусуфом Ас’аром в начале VI в. В первые века нашей эры на юге Аравии довольно широко распространились иудаизм и христианство. Одним из оплотов последнего стал крупный торговый город Наджран на севере Йемена. Йеменские христиане имели тесные связи с Византией и Эфиопией, что вело к постепенному усилению в стране эфиопского влияния, укреплению прямой власти эфиопов на части йеменских земель. Все это вызывало недовольство местной знати, мятеж которой возглавил объявивший себя потомком химйаритских царей из династии Абкариба Ас‘ада аль-Камиля Йусуф Ас’ар, прозванный арабским преданием Зу Нувас («Тот, кто с локонами»). Политически противопоставив себя эфиопскому влиянию и монофизитскому христианству, он объявил, что принимает иудаизм и делает его официальной религией Йемена. Началось изгнание из страны эфиопов и преследование связанных с ними христиан-монофизитов. Был захвачен их оплот — город Наджран. Христиане Наджрана, те, кто отказался отречься от своей веры, были казнены в 525 г.
Гонения вызвали резкую реакцию в христианском мире. Религия в данном случае была теснейшим образом связана с политикой. Византия, соперничавшая с Ираном, пыталась обеспечить себе контроль над южноаравийским торговым путем из Средиземноморья в Индию. Появились христианские сочинения и послания, с трагическим напряжением описывавшие муки христианских праведников, на которые их обрек иудейский царь-тиран. Затем последовала политическая и военная акция. Византия помогла Эфиопии, и та вторглась в Южную Аравию. Совместно с недовольной Йусуфом знатью эфиопы свергли царя-иудея. Краткое правление христианского царя-химйарита сменилось вскоре прямой эфиопской оккупацией.
В Коране в суре «аль-Бурудж» («Башни», 85:4-9) есть такие строки:
Далее сразу идет переход к описанию мук ада: «…те, которые испытывали верующих, мужчин и женщин, а потом не покаялись,— им ведь наказание геенны, им наказание огня» (85:10).
Здесь отчетливо видна эмоциональная конкретность — боль и возмущение. Однако суть изображенного может быть объяснена по-разному. Иногда тут видят намек на божий суд с помощью огня, когда две веры спорят между собой и огонь не поглощает угодных Богу. Такова знаменитая история о мужах в «печи, раскаленной огнем», из Книги Даниила или кораническая история о попытке сжечь Ибрахима. Иногда в этом отрывке видят просто описание мук грешников, попавших в ад за преследование верующих. Большинство из комментаторов считают, и, видимо, справедливо, что источник этой коранической картины — описание казней христиан в Наджране, их сжигания во рву. Во рву горят христианские праведники, а над ним сидит и созерцает их муки иудейский царь с приспешниками. Историческая основа скорее всего действительно такова. Однако между ней и Кораном есть еще одно передаточное звено. Общий протестующе-негодующий настрой сродни христианской монофизитской пропагандистской литературе о наджранских мученичествах. Она не просто сообщала, но призывала к мести. В Коране эти эпизоды явно восприняты через такую христианскую передачу, через христианские рассказы о гибели за веру, а не через более спокойные повествования, каковые тоже существовали (например, тоже христианские, но несторианские сообщения) и сохранились в трудах арабских историков. Высокий эмоциональный накал позволил этому отрывку в Коране стать одновременно и историей о зверствах неверующих, и отвлеченным описанием адских мук. Такому отвлечению от реальной исторической основы особенно способствовало то, что для Корана христиане были не лучше иудеев. И те и другие были «людьми Писания», единобожниками, которые могли считаться в равной степени и верующими в Аллаха, и верующими неправильно.
Эфиопская власть в Йемене оказалась непрочной. В середине VI в. эфиопский наместник страны по имени Абраха (т.е. Авраам), фактически покончил с прямым управлением негуса и стал независимым правителем Южной Аравии, приняв к тому же традиционный титул йеменских царей: «Царь Сабы и Зу Райдана, и Хадрамаута, и Йаманата, и бедуинов их в Тауде и в Тихаме». Подражая йеменским царям IV-V вв., он возобновил походы на север, во Внутреннюю Аравию, стремясь восстановить йеменский контроль над торговыми путями, остановить наступление на Йемен кочевых племен с севера, стараясь помешать росту новых торговых и религиозных центров, в частности Мекки. Сохранившиеся надписи Абрахисвидетельствуют о том, что он вел активные наступательные действия в направлении двух основных торговых путей Аравии — пути из Йемена на восток, через Йемаму, и пути на север, через Хиджаз. Ту же политику, видимо, продолжали и преемники Абрахи вплоть до самого конца VI в., когда Йемен был завоеван сасанидским Ираном.
Местные предания Мекки сохранили память о том, как некий царь с юга, эфиоп или йеменец (Абраха или его сын), совершил поход на Мекку, попытался ее захватить, но потерпел неудачу. Среди осаждавших разразилась эпидемия, царь повернул назад. Чудесное спасение города произвело большое впечатление, тем более что в войске врагов был поразивший воображение мекканцев боевой слон. Год спасения от слона стал одной из опорных дат мекканской хронологии. От него, от «года слона», в городе отсчитывали даты. Согласно одному из преданий, именно в «год слона» (т.е. в 70-х годах VI в.) родился Мухаммад. Чудесное спасение Мекки послужило сюжетом одной из самых ранних, самых кратких и самых красивых сур Корана — суры «аль-Филь» («Слон», 105). Описание здесь тоже конкретно, как и в рассказе о Сабе, но конкретность эта легендарна и сказочна.
Коран опирается на уже существующее предание, объясняет чудесное спасение волей Аллаха, подчеркивает фантастические детали (например, образ птиц, мечущих камни на врагов) и тем самым развивает дальше мекканское историко-эпическое предание. Вот эта сура целиком:
Это, как и все многочисленные и разнообразные сказания, рассмотренные выше, было красочным аргументом в полемике. С помощью «истории» доказывались величие Аллаха и правота Мухаммада, его пророка и посланника.