Вилла с просторным садом, где *** провел лето, которое уже на исходе. По бокам виллы растут различные деревья, среди которых выделяются сосны и кипарисы, а также кустарники, олеандры и лавры. Посредине, перед виллой, имеется свободное пространство. В центре этого пространства имеется площадка, вымощенная мраморными плитами, на которой находятся три кресла. Кресло, что в центре, имеет форму курульного кресла, и два другие, находящиеся по бокам от этого кресла, слегка изогнутой формы, причем все три кресла расставлены полукругом.
Кресла, находящиеся по бокам, могут быть выполнены с низкими спинками из самшита. Вилла, находящаяся в глубине сцены, белого цвета. В центре фасада располагается просторный вход, выполненный весь из стекла. С каждой стороны от входа имеется по два арочных окна; во всех четырех окнах зажжен свет и создается такое ощущение, что весь первый этаж виллы занимает атриум прямоугольной формы.
Между окнами атриума первого этажа и между окнами второго этажа оставляется пространство высотой, по крайней мере, в один метр. Для памятной надписи — эпиграфа, который в определенный момент действия пьесы неожиданно появится там, словно выбитый на фасаде, и, который, естественно, будет заранее заготовлен и прикрыт, до поры, до времени, наложенными на него листками бумаги, того же цвета, что и фасад здания. Эти листочки будут убираться друг за другом, сзади, по мере того, как *** будет произносить свою заключительную речь.
Фасад виллы будет выполнен из раздвижных панелей, с тем, чтобы можно было их в определенный момент легко собрать и сложить по высоте, и, перемещая их медленно сзади по двум направляющим, сходящимся в центре, быстро их убрать со сцены. Одновременно в центре освободившегося пространства на высоту до одного метра поднимется «статуя». Это произойдет сразу же после того, как наш герой в конце пьесы усядется в курульное кресло. Это кресло должно быть крепко закреплено на платформе, служащей пьедесталом, и, отделанной по периметру белой тканью, которая будет выталкиваться из-под пола сцены, и таким образом статуя поднимется над сценой.
При поднятии занавеса в саду еще будут ощущаться сумерки, которые будут потихоньку все более сгущаться. Таким образом, в конце этого Действия пьесы наступит уже вечер, в тиши которого появится луна со своим ярким, загадочным сиянием. Перед стеклянным входом, в залитой светом вилле, в этот момент можно будет увидеть группу приглашенных и двух журналистов, занятых ранее во втором Действии пьесы. Которые, не найдя свободных мест в атриуме, (не исключено, что эти журналисты из каких-то чисто профессиональных побуждений не старались их и найти) , предпочли остаться здесь и внимательно смотрят по сторонам.
Можно различить, но с трудом, голос Его Превосходительства Джаффреди, произносящего речь по случаю юбилея — пятидесятилетия рождения поэта, а также в связи с вручением ему титула графа. Время от времени раздается шум аплодисментов, перекрывающий речь Джаффреди.
На переднем плане находятся Тито, Чезаре и два случайных официанта.
Тито (Быстро тараторит). Уже было объявлено о его прибытии. Но он, вряд ли, пройдет отсюда. Все уже расписано. Будьте внимательны к звукам рожка, звуки которого раздадутся сразу же, едва его автомобиль остановится там, у ограды, Как это произойдет — тут же подбегайте к нему –
Чезаре: — двое с этой стороны и двое с другой стороны, вместе с привратником, и низко поклонитесь ему; как мы уже об этом ранее договорились. Кстати, нам удалось найти для привратника также и трость.
Тито: Прекрасно, прекрасно.
Cобирается вернуться вовнутрь виллы, но затем останавливается и добавляет:
И предупреждаю, впредь его надо величать не «Его Высочество», а «Ваше Высочество синьор Граф».
Чезаре: Не сомневайтесь,… синьор Граф. И об этом нас также предупредила синьора Графиня.
Тито: Прекрасно, прекрасно.
Из группы, толпящейся у входа в виллу, выходят два журналиста. Они идут навстречу Тито, который направляется в виллу, откуда снова слышится шум аплодисментов.
Первый журналист: Пожалуйста, не могли бы вы быть, так любезны…
Тито: Вам что, не досталось места? Пойдемте со мной!
Первый журналист: Нет, нет, мы остались снаружи специально –
Второй журналист: — чтобы пообщаться с кем-нибудь из его семьи… Если бы вы могли уделить нам немного внимания…
Тито: Но, к сожалению, я не имею сейчас такой возможности; вы сами это можете видеть. Мне еще надо успеть дать массу указаний Только что объявили о прибытии Князя. Поговаривали, что он не сможет присутствовать на этом торжестве, однако…
Первый журналист: Прекрасно! Таким образом, это мероприятие будет отмечаться на самом высоком уровне.
Второй журналист: Как жаль, что Его Превосходительство Джаффреди уже начал свою речь…
Тито: Это просто восхитительно! Восхитительно! Вы его слышали?
Первый журналист: Его речь была набрана в печать в типографии еще утром. Пожалуй, она носит несколько полемичный характер…
Тито: Но это же его обычный стиль! (Раздаются аплодисменты). Вы только послушайте, послушайте, какой у него ошеломляющий успех! А, какой зал! Вы его видели?
Второй журналист: Конечно, видели! Un parterre des rois… (достойный королевского дворца).
Тито: Простите, но я должен срочно бежать…
Первый журналист: Как жаль…
В этот момент из виллы выходит Валентина, с огромным букетом цветов.
Валентина: Тито, Тито, я просто не знаю, что мне делать, я стала здесь, у входа, чтобы вручить цветы Его Высочеству, а вдруг он решит воспользоваться запасным входом, предназначенным для важных персон!
Тито: О, царица небесная, неужели ты не можешь спросить об этом у мамы?! Откуда мне знать это? Вручишь ему цветы, когда он будет в зале!
Первый журналист (Обращается к Валентине). Синьорина, не могли бы вы оказать нам любезность…
Тито: Извините, господа, но лучше будет, если вы обратитесь ко мне! Чтобы вы хотели узнать?
Валентина: Вас интересует список приглашенных лиц?
Первый журналист: Он у нас уже есть!
Второй журналист: Для освещения торжества там внутри остались другие наши коллеги…
Тито: Но тогда, простите! Отвлекать нас в такой момент…
Первый журналист (Обращается к Валентине). Вы не могли бы немного рассказать нам о некоторых сторонах личной жизни вашего Отца…
Второй журналист: Это был бы очень ценный материал! Мы так мало знаем об этой стороне его жизни…
Первый журналист: Он, по всей видимости, должен быть очень доволен оказанными ему почестями?!
Тито: Доволен? Понадобилась вся сила убеждения нашей матушки и авторитет Его Превосходительства Джаффреди, чтобы заставить его согласиться на организацию этого мероприятия! Знали бы вы, как нам всем пришлось попотеть при этом! Мы все еще до сих пор не пришли в себя….
Валентина: Но только не подумайте, пожалуйста, что эти почести ему совсем не нравятся, хотя нам и пришлось его буквально уламывать. Более того, я бы сказала, что они ему нравятся очень.
Тито: Да еще как!
Первый журналист: Что он строптивый, мы все это знаем!
Тито: Поверьте, но во всем, чего он добился, есть неоспоримая заслуга нашей матушки — в том, что его слава стала прочной как глыба мрамора. Мы, дети, это отлично понимаем!
Валентина: Да, да, мама для этого сделала очень много… Поскольку в жизни он ведет себя, словно ребенок. Он не в состоянии купить себе самостоятельно даже носового платка. Единственное, что он может делать, так это только наблюдать.
Тито: Что, верно, то верно! Можно поклясться, что и сейчас он там за всем наблюдает. Со стороны может показаться, что он витает все время где-то в облаках, и ни до чего ему нет дела. Уму непостижимо, как только ему это удается делать! Мама, все время обижается: Как! Неужели, ты не видел этого? Или, неужели, ты не видел того?! Но ему все нипочем! Он ничего не видит в упор; но зато может заприметить такие вещи, о которых мы никогда и не догадываемся, и, когда он нам рассказывает о них, нам не остается ничего, как только поражаться его наблюдательности. Ты помнишь, как он обратил наше внимание на ту синьору, которая нервно, едва уловимыми движениями заламывала себе пальцы. Он тут же повторил нам их точь-в-точь; и в этом, на первый взгляд ничем непримечательном жесте, он выразил всю суть той женщины! Мы все тут так и ахнули от удивления!
Первый журналист (Все время делает заметки в своем блокноте). Здорово! Это очень интересно!
Второй журналист (Также делает заметки у себя в блокноте). В высшей степени!
Тито (Обращается к Чезаре). Чезаре, голубчик мой, что ты стоишь здесь как вкопанный?! Пошли, по крайней мере, этих двух официантов вовнутрь и пусть они там дежурят в полной готовности!
Чезаре: Слушаюсь, синьор Граф.
Отдает указание двум официантам.
Идите, идите вовнутрь. А я посторожу здесь, снаружи.
Тито (Обращаясь к двум журналистам). Извините, но и мне тоже надо удалиться; я больше не могу задерживаться здесь ни минуты. Ты тоже, Валентина, следуй за мной; потом решишь, что делать с цветами.
Первый журналист (Приближается со своим коллегой к Чезаре). Может, вы добавите что-нибудь к сказанному ранее?
Чезаре: Я? Что я могу вам сказать?
Второй журналист: Пожалуйста, мы просим вас! У великого человека не бывает секретов от своего собственного слуги. Вы уже порядком как служите у него?
Чезаре: Вот уже восемнадцать лет; но мне совершенно нечего сказать вам.
Первый журналист: Скажите, по крайней мере, он одевается сам или…
Чезаре: Синьор Граф всегда одевается сам…
Второй журналист: Это очень интересная информация. А вы его, случайно, никогда не заставали врасплох… мало ли что бывает… в какой-нибудь момент, когда вы утром приносите ему кофе…
Чезаре: Синьор Граф столь осторожен в своих поступках и так собран, что, когда я вхожу к нему, предварительно получив на это разрешение, я нахожу, что он успел уже к этому моменту привести в порядок даже волосы на голове.
Первый журналист: И это тоже для нас очень ценная информация!
Второй журналист: Стало быть, он не пользуется никакими штуковинами для сохранения своей прически!
Чезаре: Никакими. Волосы у него уложены на голове красиво от природы. Кроме того, дорогие синьоры, я попрошу вас больше не задавать мне никаких вопросов. Я на них, просто, не стану отвечать.
Журналисты, сделав в свих блокнотах пометки, направляются к входу виллы. В этот момент с левой стороны виллы появляется Верочча и Комиссар Полиции, который преграждает ей путь.
Комиссар полиции: Нет; я уже сказал, что не могу пропустить вас без пригласительного билета.
Верочча: А я уже вам сказала, что я не собираюсь входить на виллу!
Комиссар полиции: Как это не собираетесь, если вы уже находитесь на вилле?!
Пытается взять Вероччу за руку. Между тем, к ним подходит Чезаре и два журналиста.
Верочча (Вырываясь). Прошу соблюдать дистанцию!
Чезаре (Обращаясь к Комиссару Полиции). Синьорина является родственницей Его Высочества!
Верочча: И совсем я не родственница.
Чезаре: Как же, Его Высочество синьор Граф…
Первый журналист: Она доводится золовкой племяннику Его Величества.
Чезаре: Она американка.
Верочча: Я вовсе не американка.
Второй журналист: Она русская.
Комиссар полиции: Вот как, русская? Нам только этого не хватало? А, ну, покажите-ка мне свои документы!
Верочча (Показывает на сумочку). Они у меня здесь. С уже оформленной визой на выезд.
Чезаре (Говорит Верочче тихим голосом). Знаете, это Комиссар Полиции?
Первый журналист: Синьор Комиссар, можем вас заверить, что мы знаем эту синьорину; она, действительно, доводится золовкой племяннику Его Величества…
Чезаре: … Это правда — Его величества синьора Графа…
Комиссар полиции: Но тогда, почему у нее нет пригласительного билета?
Второй журналист: Именно по этой причине!
Комиссар полиции (Обращаясь к Верочче). Вы меня просите держаться на расстоянии? Нет, знаете! Наоборот, это я получил приказ держать других на расстоянии.
Верочча: Я ужасно счастлива уже оттого, что «такую, как я» поручено держать от него на расстоянии, и ни кому-нибудь, а самому Комиссару Полиции.
Второй журналист: Это сделано также в виду высокого ранга приглашенных лиц…
Комиссар полиции: Извините, но, что может означать ваша фраза: «такую, как я»?
Верочча: А то, что такую, как я, надо держать от него на расстоянии, вечно, как и любую другую живую вещь! Это я знаю по себе, можете не сомневаться… Именно поэтому у меня нет и в мыслях приближаться к нему. (Обращается к Чезаре). Я его уже предупредила, что и не подумаю войти вовнутрь.
Комиссар полиции: Но, что вам в таком случае надо?
Верочча: Ничего. Только взглянуть на него…
Чезаре (Интерпретирует ее слова по-своему). Может, ваша сестра, и ваш зять уже прошли в зал?
Верочча: Нет. Не думаю, чтобы они уже приехали. Кстати, они не знают, что я могу быть здесь. Перед тем как уехать, мне захотелось увидеть его еще раз, издалека, так, чтобы он меня не заметил. Но сейчас мне не хочется даже этого. Вижу, что там полно народу… (Показывает на группу людей, собравшихся у входа в виллу, и, глазеющих по сторонам).
Первый журналист (Обращаясь к Чезаре). Вы не могли бы их сдвинуть немного в сторону.
Чезаре: Нет проблем! Я на это имею, кстати, указание синьоры Графини, ее тетушки.
Верочча: Она не моя тетушка.
Чезаре (Обращаясь к Комиссару Полиции). Вы можете спокойно оставить нас, если вам надо быть в другом месте.
Комиссар полиции: А они могут поручиться за синьорину?
Чезаре: За нее поручусь я вам сам.
Второй журналист: И мы тоже, синьор Комиссар.
Комиссар полиции: Идет!
Комиссар полиции возвращается на свое прежнее место. В это время раздаются новые аплодисменты из зала виллы.
Верочча: Ему что, там читают похоронную речь?
Первый журналист (Смеется). И впрямь — похоже на похоронную речь!
Чезаре (Держится с достоинством). Похоронную? Ничуть нет! Это почему же? Речь произносит Его Превосходительство Джаффреди.
Второй журналист: По случаю вручения ему титула Графа.
Чезаре: Это праздник, и в высшей степени торжественный.
Первый журналист: Ожидается приезд Князя: Его Высочества.
Второй журналист: Если бы она только видела все великолепие этого зала!
Первый журналист (Обращается к Чезаре). Попросите, пожалуйста, всех этих людей немного расступиться и освободить вход в здание… (Чезаре удаляется).
Верочча (Пытается удержать Чезаре жестом и говорит тихим голосом). Не надо…
Верочча остается в нерешительности и мечется между желанием увидеть *** и желанием тут же уйти. Группа гостей, стоящая у входа в зал, и, к которой, между тем, обращается Чезаре, не заставляет себя долго уговаривать и проходит вперед.
Некоторые из гостей усаживаются в кресла с изогнутыми спинками; в то время как Верочча осторожно подходит к входу в зал и начинает следить за тем, что происходит там внутри.
Первый приглашенный: Конечно же! Конечно! Выполним вашу просьбу с удовольствием.
Второй приглашенный: Кажется, что его речи не будет конца!
Первый журналист (Одновременно обращается к Верочче). Пожалуйста, проходите, синьорина, проходите…
Третий приглашенный: Какое счастье, что мы остались снаружи! При той духоте, что стоит там, в зале… Может, он говорит и хорошо, но слишком длинно!
Четвертый приглашенный: Здесь, хоть можно дышать! Можно и закурить. (Предлагает Третьему Приглашенному сигарету).
Первый журналист (Обращается ко Второму Журналисту). Черт подери! Мы совершенно забыли спросить у его детей, какой эффект произвела на их семью его последняя выходка. Нет, ты только взгляни на нее! Как она буквально пожирает его глазами!
Второй журналист: Значит и в самом деле все это правда, что болтает народ!
Первый журналист: Разве, тебе недостаточно того, что ты видишь? Ее даже не пригласили на празднование… бедняжку, можно сказать, выставили за дверь… Ты, случайно, не разглядел его, как он там выглядит, внутри?
Второй журналист: Как же, разглядел. Можно сказать, что он похож на мертвеца… Уже ходят целые легенды на счет их любви, гнездышком для которой стала вилла его племянника… Причем, все это случилось с особого благословения ее сестры… Насколько мне известно, синьорина едва достигла своего совершеннолетия…
Первый журналист: К тому же, сам знаешь, как устроены русские женщины…
Второй журналист: … поговаривают даже, что его жена застигла их врасплох…
Первый журналист: Не думаю, я не верю этому… Что же касается его жены, дорогой мой.… то лучше оставим ее на потом… Меня лично больше интересует она! (Показывает на Вероччу). Какая блестящая глава для его будущего биографа! Если бы только можно было ее запечатлеть в этой позе, стоящей у входа в зал… запечатлеть, как с ней поступили несправедливо, и, что ей не нашлось даже места среди гостей…
Второй журналист: Как жаль, что быстро стемнело…
Первый журналист: Нет, ты только посмотри! Посмотри! Как она сжимает кулаки, скрестив их на груди…
Второй журналист: Да, да, такое ощущение, что она хочет что-то закричать…
Первый журналист: Как бы мне хотелось поговорить с ней еще раз…
Второй журналист: Давай подойдем к ней…
Первый журналист: Нет, нет, если сейчас подойти к ней, она может испугаться и убежать…
Второй журналист: Я слышал, что они завтра уезжают…
Первый журналист: Подумать только, все эти стихи Делаго были написаны именно для нее… которые, чтобы о них там не говорили, были прекрасными…
Второй журналист: И имели такую жуткую развязку…
К журналистам приближается Третий и Четвертый гость, которые также наблюдают за Вероччей, разговаривая между собой.
Третий приглашенный (Показывая на Вероччу). Извините, кто будет эта синьорина? Вы, случайно, ее не знаете?
Первый журналист: Видите ли…
Четвертый приглашенный: Никак поклонница его таланта?
Второй журналист: Пожалуй, больше чем поклонница.
Третий приглашенный: Она похожа на иностранку.
Четвертый приглашенный: Что вы имели в виду, когда сказали — больше чем поклонница?
Второй журналист: А вы сами посмотрите на нее!
Третий приглашенный: О, боже! Такое ощущение, что из ее груди вот-вот вырвется душераздирающий крик! Она не в силах пережить увиденное и закрывает себе лицо руками! (Верочча проходит немного вперед, при этом, она вся дрожит и конвульсивно дергается).
Верочча: Да он же мертв! Он мертв!
Первый журналист (Потрясенный). Да нет же! Вы, что говорите, синьорина?
Второй журналист: Мертв? Этого не может быть!
Верочча, вместе с другими, собирается вбежать в зал; но все тут же останавливаются, так как, оттуда внезапно доносится бурный шум аплодисментов, раздавшихся по случаю окончания речи Джаффреди.
Третий приглашенный: Нет, нет! Разве вы не слышите, они аплодируют…
Четвертый приглашенный: По всей видимости, только что закончил свою речь Джаффреди…
Верочча: А я вам говорю, что он мертв. Никто этого даже не заметил. Я лично видела, как он закрыл свои глаза.
Первый журналист: У него и в правду изнеможенный вид…
Третий приглашенный: К тому же, он одет во все белое…
Первый журналист: Ему нравится покрасоваться на публике, в особенности летом… Он там в своем одеянии выглядит словно лебедь.
Четвертый приглашенный: Действительно. Но он так бледен, без единой кровинки в лице — синьорина в чем-то права — что его можно волне принять …
Второй журналист: Вот именно, за лебедя…
Первый журналист: … уже пропевшего, однако, свою последнюю песню. Он, должно быть, и впрямь чем-то серьезно болен.
Третий приглашенный: Это и неудивительно, при всех этих эмоциях…
Первый журналист (С наигранной печалью в голосе обращается к Верочче). И, возможно, что дело вовсе не только в этих праздничных эмоциях..
Второй журналист: Когда ты становишься знаменитостью…
Верочча: Наступает твоя смерть.
Раздается пронзительный звук рожка, по ту сторону виллы.
Все (За исключением Вероччи, кидаются к входу в зал, поглядеть, что там происходит). А вот и Князь! Прибыл Князь!
В зале снова раздается взрыв аплодисментов, на этот раз по случаю прибытия Князя.
В этот момент с левой стороны виллы появляются Пьетро и Наташа.
Пьетро (Приближается с задумчивым видом к Верочче). А, ты здесь! Мы тебя искали повсюду…
Наташа: Я же тебе говорила: она знает о том, что мы должны прийти сюда…
Пьетро: Я готов был отдать свою руку на отсечение, что не увижу тебя здесь!
Наташа: Теперь ты видишь, что я знаю ее лучше тебя…
Пьетро: Согласен. Ты его уже видела?
Верочча (Отвечает больше кивком головы, чем голосом). Да.
Пьетро: А он?
Наташа: Кто? Он? Она, наверняка, даже не показалась ему на глаза.
Внутри виллы снова раздаются аплодисменты.
Верочча: Он находится теперь далеко. И не в состоянии больше ничего не слышать и никого не видеть.
Пьетро: Мы с Наташей хотим лишь только попрощаться с ним и тут же уйти.
Верочча: Он в любом случае не услышит вас и не увидит. По крайней мере, больше не говорите ему обо мне ничего: я вам это запрещаю делать! В особенности, о том, что я была здесь…
Пьетро: А, если он что-либо спросит о тебе?
Верочча: Не спросит.
Верочча, чтобы удалиться, направляется в ту сторону, откуда появилась. На углу виллы она неожиданно сталкивается с Матушкой-Наставницей, запыхавшейся от быстрой ходьбы, и с двумя монашками, за которыми следуют девушки и ребята из духовной семинарии. В группу входят, по крайней мере, четыре парня и четыре девушки, одетые в форму семинаристов.
Матушка-наставница (Вся запыхавшаяся). Живее, живее, сколько раз я уже вам сказала, что мы опаздываем… (Обращается к ребятам). Вы, пока оставайтесь здесь в саду. И попрошу вас вести себя смирно! (Затем обращается к монашкам). А мы — войдем вовнутрь!
Просит собравшихся приглашенных и журналистов расступиться, и входит в виллу с двумя монашками. Парни и девушки, едва освободившись от опеки, и все еще запыхавшиеся от быстрой ходьбы, тут же бросаются врассыпную по саду.
Первый парень (Хлопает от удовольствия в ладоши). Уффа, как здесь красиво!
Второй парень: Здесь все скоро будет нашим, в том числе, и тот привратник с тростью!
Третий парень: Затем мы разобьем здесь спортплощадку!
Четвертый парень: Нет, спортплощадку можно будет разбить немного в стороне! А здесь мы организуем зону отдыха! Со звуками рожка, как это полагается!
Первая девушка: Вы не знаете, случайно, почему здесь привратник с тростью?
Девушка, старшая по возрасту: Чтобы командовать: Смирно! Всем построиться! И в случае чего, треснуть тебя по голове!
Вторая Девушка (Бежит, чтобы усесться в одно из кресел, стоящих сбоку. За ней следуют также ребята). Здесь можно прекрасно посидеть! Осторожно! Только не все! Там есть еще одно кресло!
Первый парень (Хватает второго парня, который уже успел усесться в кресло). Ты, пересядь в другое кресло; оно такое же!
Второй парень (Сопротивляется и старается вывернуться). Нет! Это место я занял первым! В другое кресло ты пересядь сам! (Но Первый парень стягивает его с кресла, и они начинают бурно выяснять отношения друг с другом).
Девушка, старшая группы: А. ну-ка, все отсюда, марш! Не хватает только, чтобы вы еще и подрались! Немедленно прекращайте! А то я все расскажу нашей Матушке!
Первый журналист (Увидев, что *** выходит из атриума). Тссс! А вот и он! Направляется сюда!
Все ребята в саду, в том числе и Первый Журналист, объявивший о появлении ***, и другой журналист, и четверо приглашенных лиц, завидев ***, одетого во все белое, застывают на своих местах — в самых необычных позах — и глядят на него завороженными глазами.
Пьетро и Наташа также замирают на своих местах и сильно переживают, увидев, как плохо выглядит ***.
Верочча, к этому моменту успевает уже уйти.
*** (Спускается в сад и останавливается среди застывших людей. Смотрит сперва на ребят, после чего на остальных, и, наконец, на Пьетро. И принимается говорить ледяным голосом). Все вы одинаковые… Вылеплены из одного и того же теста… И ты тоже…
Пьетро: Нет… просто, я не могу спокойно смотреть на тебя и видеть, как ты…
Наташа (Приближается к *** и говорит ему тихим, но вибрирующим голосом). Только не стой на месте! Двигайся! Подойди к ребятам и приласкай их! Покувыркайся с ними на земле!
Пьетро (Как выше). Брось все к чертовой матери! И выкинь прямо здесь, при всех, какой-нибудь сумасшедший номер!
Наташа: Так, чтобы мурашки у всех пробежали бы по телу.
Пьетро: После чего — уезжай отсюда вместе с нами! Мы заедем за тобой завтра утром!
*** (После небольшой паузы, отрывисто). Не могу.
Наташа: Ты что, чего-то боишься?
***: Чего мне бояться?
Наташа: Боишься покончить со всем этим!
*** Нет, я не боюсь. Это диктуется исключительно соображениями необходимости.
Наташа: Перед кем? Перед другими? Тебе жалко их? А, как же тогда Верочча?
***: Нет. Это чисто мой вопрос. Жалость здесь ни причем. Просто мне уже все дьявольски надоело. Я должен все хорошенечко обдумать, прежде чем что-то предпринимать.
Из виллы выходит Тито, крайне обеспокоенный.
Тито: О, боже, папа… (Завидев Пьетро и Наташу). Как, и вы тоже здесь?!
Пьетро: Мы уже уходим…
Тито (Продолжает говорить, но на этот раз обращается к отцу). … Его Высочество только что закончил беседу с Джаффреди и собирается уходить…
*** (Показывая на Пьетро и Наташу). Я вышел только, чтобы попрощаться с ними.
Тито (Как выше). … Ты мог бы это сделать и попозже! А сейчас — немедленно возвращайся в зал!
*** направляется в сторону входа в виллу. Перед входом в виллу оборачивается и поднимает руку, и едва заметным движением руки снова прощается с Пьетро и Наташей, а также, возможно, с той, которой здесь больше нет. Наташа это понимает и говорит ему:
Наташа: Ты поступил правильно, попрощавшись также и с ней. Я ей об этом обязательно скажу.
Тито: Вы поступаете нехорошо, нехорошо, дорогие мои господа, что стоите перед ним и смотрите на него подобным образом, буквально не сводя с него своих глаз… Я его сын и все понимаю! Я вам это говорю, потому что все понимаю!
Наташа: Что ты его сын — никто не отрицает. Тебе следует усвоить одну простую вещь — вокруг него будет носиться даже слуга, состоящий у него на службе.
Второй журналист: Что, верно, то верно. Не говоря уже о других… Как никак, а он у всех нас вызывает такое уважение… восхищение…
Наташа: Именно эти знаки внимания и убивают, в конечном счете, человека. Вот почему, даже очутившись перед неизвестным предметом, убитого таким образом человека, люди отдадут должное этому предмету, То же самое касается и тебя, если в тебе признают его сына, многие остановятся перед тобой, чтобы посмотреть на тебя. Это происходит всегда, когда чья-то жизнь останавливается.… или же, когда ее останавливают другие…
Первый журналист: Это является логическим следствие того тяжкого бремени, которое налагает на человека слава. Вот почему он останавливается в своем развитии!
Наташа: И становится больше не жилец на этом свете.
Тито (Раздраженно). Позволь, но, кто тебе мог сказать такое? Кто тебе это сказал?!
Третий приглашенный: Насколько мне кажется, он еще жив! Да еще как!
Первый приглашенный: Благодаря господу-богу!
Второй приглашенный: Обожаемый в семье и высоко почитаемый во всех уголках нашей страны!
Первый приглашенный: Он вознесся столь высоко, что никто уже даже не может дотянуться до него руками!
Третий прглашенный: Чего еще можно желать большего!
Четвертый приглашенный: Простите, а эта вилла его?
Тито: Нет. Нет. Она ранее принадлежала одной синьоре, большой поклоннице его таланта…
Второй журналист: … Княгине, умершей совсем недавно…
Тито: Вы даже представить не можете, какую бы она испытала радость, поскольку она его очень любила, если бы ей довелось присутствовать на этих торжествах… В прочем, что касается виллы, то она ее завещала духовной семинарии.
Первый журналист: А, так вот почему здесь столько семинаристов?!
Тито: Да, именно поэтому. Однако, она завещала ее с одним условием, а именно, что гимназия будет обязательно носить имя моего отца.
Второй журналист: Ходят слухи, что и город, в котором он родился, также выступил с аналогичной инициативой…
Тито: Да, да, причем их просьба уже удовлетворена — так что город теперь будет носить его имя.
Третий приглашенный: А, вот и он, собственной персоной, снова возвращается к нам со своими гостями.
Первый журналист: Верно. Видимо, Князь уже уехал.
***, находится между Джаффреди и Матушкой — Наставницей, в окружении Джованны, Валентины и толпы гостей, из тех, кто остался после отъезда Князя, с отъездом которого торжества практически завершились. Все спускаются в сад, где дневной свет уже плавно перешел в лунный. Время от времени во время последующей сцены периодически будут вспыхивать отдельные фотовспышки, которые надо производить способом отличным от магниевых вспышек, во избежание образования густого дыма на сцене.
Джаффреди: Князь, что и говорить, был сама любезность, о чем можно только мечтать!
Джованна: Как жаль, что никто из нас не сумел ответить ему, сколько жителей сейчас живет в его городе!
Тито: В родном городе папы? Он это спрашивал? Я бы мог ему это ответить сразу!
Первый журналист: Двадцать пять тысяч.
Тито: Если говорить точно: двадцать четыре тысячи шестьсот пятьдесят три.
Джованна (Недовольно обращается к Валентине). Нет, ты посмотри на него, а?! Он знал все это и находился здесь! Мы ему сказали, что в свое время в нем жило что-то около восемнадцати тысяч человек.
Валентина: Но затем уточнили, что сейчас их там живет гораздо больше…
Матушка-наставница: Он также поинтересовался, сколько у нас в заведении учащихся… и я счастлива была ему ответить, что и моя семинария, как и его родной город, считает за честь впредь носить столь славное имя нашего юбиляра. Сестра, (обращается к одной из монашек), соберите-ка мне побыстрее ребят: мы покажем их синьору Графу. Только на минутку, чтобы его не очень беспокоить.
Две монашки принимаются понемногу собирать девушек и ребят из гимназии, отыскивая их среди гостей.
Тито: Папа уже встречался с ними до этого.
Матушка-наставница: Я их предупредила заранее, с кем им доведется встречаться.
Джованна: Вы, Матушка, могли бы вступить в обладание виллой уже буквально через два-три дня…
Матушка-наставница: К чему такая спешка: вы можете оставаться здесь, сколько вам понадобится.
Валентина: Мы задержались здесь до сегодняшнего дня в виду торжеств…
Джованна: У нас уже все готово для переезда.
Матушка-наставница: Но Княгиня, царство ей небесное, завещала, что Его Высочество может оставаться здесь до тех пор пока пожелает… К тому же нам потребуется уйма времени, чтобы обустроить эту виллу под наши нужды… А вот и наши ребята!
Монашки строят ребят перед *** в два ряда.
Прекрасно, а теперь, что я вам говорила? Нужно поклониться.
В то время как ребята кланяются, вспыхивает магниевая вспышка. Все ребята от неожиданности вздрагивают.
Валентина: Бедняжки, испугались вспышки…
Джованна: О, да я вижу здесь ребята обеих полов?!
Матушка-наставница: Да, синьора Графиня! Из двух отделений. Мужского и женского.
Джаффреди (Обращаясь к ***). Тебе надо будет сказать им что-нибудь…
Джованна: Это было бы очень любезно с твоей стороны…
Матушка-наставница: Мы вам будем весьма признательны за это,… я даже не осмелилась бы просить вас о подобном…
Валентина: Если ты не сильно утомился…
Джаффреди: Всего пару слов…
Матушка-наставница: Они бы навсегда остались в наших душах, словно высеченные…
Джованна: Попробуй, дорогой… Скажи им, всего пару слов!
Тито: Прошу тишину! Тише!
Воцаряется тишина.
Наташа (В наступившей тишине, тоном, выражающим глубокое сожаление, словно она все еще не может поверить увиденному и услышанному). И неужели из-за всего этого… из-за всего этого… стоило оставаться здесь…
Джованна: Что она говорит?!
Тито: Тише!
*** стоит перед курульным креслом, установленным на мраморной площадке.
Все приготовились его внимательно слушать; журналисты запаслись блокнотами, чтобы не упустить ни слова из его речи. Следует еще несколько фотовспышек.
После чего наступает абсолютная тишина. Тогда *** принимается говорить отчетливым, но леденящим душу голосом, делая паузы, словно ему стоит нечеловеческих усилий то, чтобы его слова в форме эпиграфа могли появиться вытесанными из камня на фасаде виллы, за его спиной, по мере того, как он их произносит.
***: ДЕТСТВО
Никто не замечает чуда с высеченными словами. Тишина не должна прерываться ни на секунду. Все присутствующие своими лицами, руками и кивками головы выражают свое восхищение и удовлетворение. После слов, произнесенных ***.
Джованна и Валентина направляются к семинарским девушкам и ребятам, чтобы увести их вовнутрь виллы, и одновременно приглашают всех вернуться в зал.
Тем временем, Тито делает всем знак, чтобы те оставили отца одного в саду на минутку. Пьетро и Наташа удаляются, свернув слева за виллу.
Когда все разойдутся, *** сядет в курульное кресло. И, начиная с этого момента, при мерцающем свете луны, начнется медленное и одновременное движение фасада виллы, который плавно собирается и удаляется со сцены, и курульного кресла, которое начинает подниматься вверх вместе с ***, сидящим в нем в своей обычной позе, застывшей, и, напоминающей собой статую. Все это протекает в гробовой тишине.
Занавес