Сразу после появления Синей Бороды проснулся хозяин Феличиты (типаж: обедневший аристократ с моноклем, в шелковой пижаме, с трубкой и кольцом-печаткой), он приветствовал нас обоих примитивными ужимками и звуками, которые ничем особенно не отличались от манеры Густава. Так как его светлость за отсутствием «Джеймса» сам пожелал принести свежие булочки и утреннюю газету, я воспользовался благоприятным случаем и прошмыгнул на улицу, пока он открывал входную дверь. Но сперва попрощался с Феличитой и заверил, что скоро вновь навещу ее.

Затем я снова поднялся на крышу и встретился с Синей Бородой, который там поджидал меня. Ему не слишком приятно было говорить о событиях прошлой ночи, но я мало заботился о его чувствах.

— С одной стороны, ты пришел ко мне, чтобы я разобрался в этом убийстве, с другой стороны, умолчал об этих собраниях, то есть утаил существенное. Я спрашиваю себя, что за приятные сюрпризы еще меня ожидают? — начал я, скрежеща зубами.

— Существенно, существенно! Силы небесные, да кто бы подумал об этом! Эти бдения в честь Клаудандуса — всего лишь безобидное времяпрепровождение, небольшое щекотание нервишек, проверка мужества. Называй как хочешь. Да, черт побери! Что общего может быть у всей этой истории с сумасшедшим охотником, прокусывающим загривки?

Я готов был взорваться от ярости. Он что, специально прикидывался дурачком?

— Ну да, абсолютно ничего, ты, идиот! Весь агрессивный сброд собирался в кучу, чтобы достичь больших результатов в состоянии опьянения, а там, кто знает, что за извращенные вещи происходят или могут произойти, но к убийствам это, само собой разумеется, вообще не имеет никакого отношения! Ты обманул меня, Синяя Борода! Гораздо хуже — ты утаил от меня очень важную информацию. И сам прекрасно это знаешь, мой друг. А вот почему ты так поступил, остается для меня загадкой.

— Ну, я подумал, что это не так важно, — пробормотал он смущенно.

— Не так важно? Если речь идет о распутывании таких сложных дел, то важна каждая деталь, Синяя Борода, каждая! Любая мелочь может приобрести большое значение при определенных обстоятельствах. И заметь себе на будущее: либо ты ведешь со мной честную игру, либо мы вообще не имеем никаких общих дел!

Восходящее солнце окрасило море крыш в насыщенный оранжевый цвет. Воздух был прозрачен и свеж, отчего солнце начало слепить нам глаза. Пока мы добирались до владений Густава, с трудом ковыляя рядом со мной, Синяя Борода выложил по порядку все новости. Секта существует уже несколько лет. Причины ее возникновения никому толком не известны. Точно только одно: Джокер, седовласый церемониймейстер, первым начал распространять учение о мученике Клаудандусе. Год от году он находил все больше и больше новых приверженцев своего дела, и под конец почти все окрестные жители стали членами секты, не умея толком объяснить причину того. Как верно заметила Феличита, это происходило из сильной потребности в религиозности, защищенности и соответствующей порции экшн. Кроме этих странных эксцессов с электрическим током, которые постепенно стали частью ритуала, Синей Бороде не бросилось в глаза ничего необычного во время собраний, если не принимать во внимание, что вся ситуация сама по себе была крайне необычна. Мой довод, что запах химикалий, который исходит из полуразрушенных помещений, оказывает на членов секты устойчивое, вызывающее агрессию воздействие, Синяя Борода не признал. Запах, по его мнению, всегда возникает подобно привидению и скорее вызывает сонливость, нежели агрессивность. И ему также не было известно, кем в действительности являлся Клаудандус.

Все это не могло меня успокоить. Наоборот, вопросы порождали лишь новые вопросы. Убийца скрывался в этом болоте тайн и полуправды, как вирус в ужасно сложном организме, тайно и тихо подкрадывался на ходулях смерти.

Пока мы шли в направлении к нашей крыше, мой взгляд скользил вниз по домам и садикам, освещенным люминесцентным золотом солнца. Да, на этой земле существуют не только люди, подумал я, которые все это построили и возомнили себя королями вселенной. В каждом космосе существует еще микрокосм, и удручает то, что последний всегда оказывается отвратительным отражением первого. Но почему все должно быть именно так? Почему бы просто не поделить мир на плохую и хорошую половины? Серый цвет навевает неприятное чувство, выставляет вещи в безнадежном свете, разрушает представление о черном и белом. Добро и зло будто бы никогда не существовали. Было немного добра и немного зла, немного черного и немного белого. Серый, отвратительный цвет, зато реальный. Возможно, самый реальный. Истина, объяснение ужасных вещей, которые произошли, мотив убийства и убийца — все это скрыто за серым цветом, за этим прекраснейшим укрытием, когда-либо существовавшим на земле.

Дома меня и Синюю Бороду ожидал горшочек со свежей, уже потрошенной треской. Даже если изъяны Густава состоят исключительно из заскоков, то по части изысканного корма для своего лучшего друга ему нет равных. Конечно, для такого отношения к делу потребовались продолжительное воспитание и красноречивый язык тела. Потому что сами люди никогда не додумаются, что, кроме них самих, и кто-то другой способен радоваться кулинарным изыскам. Хотя приготовление и сервировку своего собственного корма они сделали культом, а порой и идеологией, наличие отличного вкуса у других живых существ они не предполагают. Ввиду такой узколобости помогает только одно: голодание! Не есть эту гадость, эти отбросы, эти вонючие помои, которые они предлагают, а голодать и еще раз голодать! Должно быть столько выдержки и гордости, сколько демонстрирует в форме голодовки их собрат, сидящий в кутузке, если ухудшаются условия его содержания. Этим способом гражданского непослушания я дал понять Густаву в самом начале нашего знакомства, что он может хоть давиться «пряником», который предлагает мне в качестве еды, но я ни в коем случае не готов даже обнюхать его. Так как уровень умственных способностей Густава, о чем уже неоднократно упоминалось, находился где-то между уровнем развития знаменитой говорящей обезьяны Коко и отправленной в космос русской собаки, то прошло некоторое время, пока он осознал свои ошибки и наконец сообразил готовить для меня изысканные блюда. Даже на легкое обжаривание мяса, да даже на то, чтобы приправить его солью, я сумел подвигнуть его с течением времени, и, чтобы не отклониться от темы, вскоре Густав действительно ходил у меня по струнке. Это замечание на полях должно только подчеркнуть, что в действительности нет никаких угнетенных, а есть лишь те, кто позволяет себя угнетать. Аминь.

Так как объем желудка Синей Бороды был в четыре раза больше моего, мой друг продолжал жадно набивать свой живот треской, когда я, насытившись сверх меры, окинул взглядом инспектора гостиную, чтобы оценить, как идет процесс ремонта.

Прогресс от усилий обоих чернорабочих был налицо. В то время как Арчи клал паркет, Густав, обливаясь потом, с неизменно высунутым и неконтролируемо извивающимся языком клеил обои на стену. Когда он взглянул на меня, то оставил все свои дела и подошел ко мне, высоко поднял и запустил свои толстые как сосиски пальцы в мой мех, чтобы, как он всегда с удовольствием выражался, получить «остро необходимые единицы ласки».

Арчи, который абсолютно сжился с ролью слесаря и плотника, притащил в квартиру все возможные бесполезные — а я полагаю, только бесполезные — агрегаты, которые раздобыл в округе радиусом в сотню километров. Мне кажется, там была даже машинка по очистке носа от козявок. Хотя нас обоих связывала большая симпатия, он не мог не сдержать замечания по поводу моей породы: сказал, что в данный момент в моде бирманские кошки, а мой типаж уже устарел. Густав в ответ возмутился и заверил меня, что мне не следует слушать этого злого дядю Арчи.

Я и не собирался слушать, а спрыгнул вниз из рук моего друга и вернулся в ванную комнату, где меня ожидал Синяя Борода возле пустой, чисто вылизанной плошки. В благодарность за мое гостеприимство он хотел сдержать свое обещание, данное прошлым днем, и познакомить меня с «другим всезнайкой».

Встреча с другим всезнайкой превзошла все ожидания и обещания, которые сыпались из Синей Бороды по дороге. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что все, что я сейчас расскажу, будет справедливо подвергнуто сомнению. Потому что если бы я сам не видел все собственными глазами, то, честно говоря, никогда бы не поверил. Но такова проклятая правда, и я решил для себя хотя бы не преувеличивать.

Синяя Борода привел меня к увитому со всех сторон растениями старому дому, который располагался в самом отдаленном углу нашего района. Пряничный домик выглядел изнутри как сокровенная мечта продвинутого молодого менеджера, который был охвачен желанием устроиться как эти вип-персоны на час из Беверли-Хиллз, которые ежеминутно ухмыляются с экранов телевизора. Стильный до абсурда, миниатюрный шале, что-то в этом роде рекомендует своей семье преуспевающий дизайнер. Самой примечательной особенностью этого дома была пустота. Главным предметом обстановки, смысловым центром каждого помещения был либо уникальный напольный ковер, либо полированный белый мрамор. Мебель и другие вещи были расставлены крайне экономно, как на выставке.

Было как-то не по себе. Куда люди подевали такие вещи, как шкатулка для шитья или принадлежности для чистки обуви? Разве у них не сохранилось ничего в память о детстве? Куда они, черт побери, распихали весь этот дурацкий, мелкий хлам, который накапливается со временем во всяком хозяйстве? Вместо домашней утвари здесь были исключительно такие предметы, которые создавали впечатление, будто их позаимствовали из Музея современного искусства в Нью-Йорке.

Через приоткрытую входную дверь Синяя Борода и я проникли в гостиную, где находились только тяжелая кушетка, музыкальный центр с CD-плейером плюс стойка с дисками классической музыки. На белых стенах висели два постера. Первый был сильно увеличенным снимком женского полового органа, второй — мужского пениса. Воистину здесь обитал ценитель искусства! Какая противоположность вкусу Густава или, точнее говоря, безвкусице. Парню однажды пришло на ум вырвать из календаря репродукцию «Подсолнухов» Ван Гога и прикнопить к стене кнопками, заметьте, кнопками, пока я наконец не разорвал, почти обезумев от ярости, это безобразие на мелкие кусочки. Я спросил себя, сохранили ли хозяева этого вместилища современного искусства отвратительные резиновые коврики в ванной, как Густав? Или есть ли в их коллекции связанные крючком, возможно еще бабушкой, салфетки, в том случае, если у них вообще когда-то была бабушка. Вероятно, они не ели мяса. А если ели, то наверняка не производили таких отвратительных звуков, как Густав.

С ухмылкой Синяя Борода погрузился в рассмотрение увеличенной фотографии вагины.

— Впечатляюще, — заметил я. — Мы в доме сутенера или профессора искусств?

— Черт побери, я этого тоже не знаю.

Он напряженно задумался.

— Думаю, парень, которому принадлежит эта халупа, как-то связан с наукой. Математика, биология или парапсихология, черт знает что. Во всяком случае, он должен зашибать хорошие деньги, коли может позволить себе весь этот хлам.

— И где же теперь всезнайка, которого содержит этот всезнайка?

Он пожал плечами:

— Без понятия. Но мы можем его поискать.

Мы не спеша отправились по коврам и мрамору, мрамору и коврам и так все дальше, пока нам не стало плохо от всех этих новинок из мира чудес гиперсовременного интерьера. Мы были сыты по горло африканскими тотемами в качестве единственного убранства помещения, от кушеток в стиле Ле Корбюзье, стульев Thonet и комодов Бидемайера, реставрация которых, вероятно, стоила бо́ль-ших денег, чем вся жизнь глупого крестьянина, у которого выманили эту мебель.

Но наконец мы все-таки нашли объект нашего поиска, и эта встреча успешно увенчалась созданием предприятия «Всезнайка»!

Когда мы вошли в расположенный на втором этаже кабинет, я не сразу его заметил — полотно на стене справа привлекло мое внимание. На огромной картине был изображен широкоплечий, опустившийся мужчина лет сорока пяти с большой головой, высоким лбом и приветливыми довольно проницательными голубыми глазами, смотрящий через очки в золотой оправе. Его взгляд выражал ум и любопытство, а в уголках твердого рта, казалось, играло лукавство. На нем был обычный костюм священника: широкий черный сюртук и штаны, заправленные в высокие узкие сапоги. Он стоял среди каких-то неопределенных растений, ветви и листья которых окружали его, отчего возникало впечатление, словно и сам он вырос из земли среди всей этой зелени. Внизу в правом углу картина была подписана безукоризненно изящным почерком: Грегор Иоганн Мендель. Должно быть, хозяин дома был религиозным человеком или картина изображала просто его родственника, возможно, даже отца.

Мой взгляд блуждая скользнул от портрета и сфокусировался на компьютере, перед монитором которого на стеклянном столе сидел наш друг! В первый момент я подумал, что он там заснул. Но потом я увидел, как он ловко двигает правой передней лапой и уверенно пользуется клавиатурой. Это было просто непостижимо! Не этот ли парень вызвал последний крах на бирже? Я уже слышал странные историйки о нашем народе, но эта картина была просто абсурдна, ни природа, ни — того хуже, — «Жизнь животных» Брема!

Пока я был занят тем, что затаил дыхание, ошеломленный, тот оторвался от экрана и с улыбкой взглянул на нас.

— Добро пожаловать, дорогие друзья! Я уже начал беспокоиться, куда это вы запропастились. Синяя Борода говорил мне…

Он заметил мой удивленный взгляд и тряхнул головой, посмеиваясь.

— О, вы поймали меня за баловством. Ну, достижения микроэлектроники опутали мир злейшими чарами: ты должен играть, пока не дойдешь до конца. Итак, не позволяйте вам рассказывать гордым владельцам компьютера, что они нуждаются в этих чудо-машинах исключительно из рациональных причин. Не верьте. Большая часть времени будет потрачена на игрушки. Я не исключение.

Он был из коричневых «гаван», то есть породы, которая на голову стоит выше других по уму и проницательности. Разновидность — специфическая американская порода, голова которой немного длиннее и шире, а нос имеет ярко выраженную форму «стоп» между глаз. Из-за характерной формы морды и чрезвычайно больших, острых ушей его нельзя было сравнить ни с одним из собратьев. Его мягкая шерсть, плотная, теплая, шоколадно-коричневая, которая могла сойти за черную при тусклом освещении, поглощала последние солнечные лучи осени, которые падали через огромное окно на письменный стол. Да, на него было удивительно приятно смотреть, но как с почти всеми собратьями в этой округе, похоже, и с ним было что-то не в порядке. Я не мог точно определить, что именно, но всезнайка показался мне таким, словно, ну как сказать, был составлен как примитивная игра-загадка из разных кусочков, не желающих гармонировать друг с другом. Возможно, это впечатление объяснялось возрастом — он находился уже на пороге старости. А может быть, с ним также что-то сделали ужасное, как с Феличитой.

— Итак, вот этот парень Френсис, а хитреца напротив зовут Паскаль, — представил нас Синяя Борода.

Паскаль спрыгнул с письменного стола вниз и подошел к нам, так что я смог бросить взгляд на монитор. Но кроме неразборчивой криптограммы текста, сплетенной из разноцветных графиков, ничего не сумел разобрать.

— Для меня радость и большая честь познакомиться с тобой, Френсис, — сказал Паскаль со своей убийственной сердечностью и остановился перед нами.

— Возможно, я могу предложить вам обоим немного перекусить? У меня здесь подушечки с крабами.

— Благодарю, мы как раз поели.

Сальто-мортале вежливости медленно закрадывалось мне в душу.

— Э-э, я лично ничего не имел бы против кусочка. Сегодня утром у меня не было настоящего аппетита, и еда просто не лезла в горло, если вы понимаете, что я имею в виду.

Синяя Борода смущенно таращился своим уцелевшим глазом себе на лапы, при этом уголком глаза молча умоляя меня о понимании.

— Ну, конечно же, мой милый Синяя Борода. Отсутствие аппетита весьма весомый аргумент. Возможно, было бы разумно, если бы ты прошел медицинское обследование. Такими небольшими недомоганиями не стоит пренебрегать.

— О, нет, — заверил его Синяя Борода. — Это, говорят, всего лишь небольшое недомогание. Думаю, мне станет гораздо лучше, если я проглочу небольшой кусочек.

— Да-да, разумеется. Сухой корм на кухне.

С обходительностью, которую уже нам демонстрировал, хозяин дома хотел проводить нас туда. Но когда Синяя Борода как по сигналу направился в сторону кухни, я быстро преградил дорогу компьютерному специалисту.

— Извини, Паскаль, но я даже во сне не мог представить себе, что один из нас может пользоваться таким аппаратом. Ты не мог бы мне это продемонстрировать?

На его лице расплылась довольная улыбка. Парень был сама обходительность!

— Ну, конечно, Френсис, с большим удовольствием. Если хочешь, то я даже могу тебя научить. Впрочем, Синяя Борода много о тебе рассказывал. Только хорошее, конечно. Твое стремление прекратить убийства в районе я нахожу достойным всяческой поддержки и подражания. И своими скромными силами тоже пытаюсь раскрыть замыслы жестокого палача. Думаю, объединенными усилиями мы смогли бы положить конец его преступлениям. Сейчас ты увидишь, как действует принцип…

Мы вскочили на письменный стол и уселись перед монитором, стоявшим на компьютерном блоке. Хозяин дома не поскупился. Вещь действительно была от IBM. Текст на экране, очевидно, представлял собой научное эссе, потому что уже после прочтения первых строк концентрация моего внимания стала улетучиваться.

— Мой хозяин, конечно, не догадывается, что я пользуюсь в его отсутствие компьютером. Но его нет целыми днями дома, а здесь порой бывает чертовски скучно, уж можешь мне поверить. В моем возрасте редко испытывают желание побродить по улицам.

Еще один, кому страшно бывать на улице. В районе живут исключительно отшельники. Что и понятно, если учесть, что «улица» находится под покровительством брата Амока.

— Это невероятно, Паскаль. Как, ради всего на свете, ты освоил эту науку?

— Очень просто. Книги по программированию моего товарища вечно разбросаны по этому кабинету. Я просто заглядываю в них и учусь сам этому делу. Дискетки заимствую у него. Я даже освоил втайне от него почтовый ящик и открыл на жестком диске тайные файлы…

— Минутку, минуточку, не так быстро, — запротестовал я. — Если тебе небезразлично, будут ли тебя дальше слушать, говори помедленнее. Книги по программированию, дискеты, жесткий диск — все звучит для меня как китайская грамота.

Он довольно ухмыльнулся.

— Да-да, старик Паскаль много болтает, если целый день впереди. Прежде всего всякую чепуху. Это уже возраст. Болтают об одиночестве из мести. Но не волнуйся, Френсис. Я всему тебя научу. На самом деле все очень просто, потому что логично. А по твоим глазам я вижу, что ты прирожденный логик.

— Мне и самому хочется, чтобы мой логический гений пригодился при расследовании серийных убийств. Несмотря на многочисленные свидетельства и улики, собранные за это время, я так же хитер, как и прежде.

— Так на чем мы остановились?

Паскаль нажал одну из кнопок управления, которая находилась на верху клавиатуры. После чего экран потемнел сверху, пока совершенно не стал черным. Потом в этой черноте всплыл список, содержащий тьму названий, пронумерованных римскими цифрами. На самом верху был написан заголовок: «FELIDAE».

— Ты знаешь, что значит это слово? — спросил Паскаль.

— Конечно, — ответил я. — Это научное обозначение нашего вида, который подразделяется на panthera, acinonyx, neofelis, lynx и leopardus. Хотя среди зоологов еще и сегодня происходят жаркие споры о том, правильно ли отнесены все эти роды к главному первоначальному виду, к кошачьим.

Взгляд Паскаля стал отрешенным, словно проник в овеянные тайной доисторические времена.

— Felidae… — почти с благоговением произнес он. — Эволюция породила удивительное множество живых существ. Более миллиона видов зверей живут сейчас на земле, но ни один из них недостоин большего уважения и восхищения, чем кошачьи. Хотя они включают в себя всего около сорока подвидов, к ним относятся абсолютно восхитительные создания… Как ни тривиально звучит, это — чудо природы!

— Но что содержит этот список, Паскаль? Ты изучаешь предков с помощью компьютера? Что общего это имеет с убийствами?

Он улыбнулся лукаво:

— Терпение, мой юный друг, немного терпения. Если беседуешь с пожилым человеком, необходимо иметь прежде всего два качества: абсолютный иммунитет против запаха изо рта и терпение!

С помощью клавиши он просмотрел по порядку отдельные пункты списка, пока не дошел до заголовка «Общее» и не выделил его другой клавишей. Список исчез, появился перечень имен, под которыми прилагался текст размером с полстраницы.

— Здесь детальное описание членов сообщества, жителей нашего района, — объяснил Паскаль. — Каждый собрат зарегистрирован: имя, возраст, пол, порода, окрас шерсти, семья, хозяин, свойства характера и особые приметы, состояние здоровья и так далее. Особенно тщательно здесь зафиксированы разнообразные отношения между отдельными собратьями, которые по желанию упорядочивает сложная поисковая система. Но сейчас я подумал, что должен внести и твои данные. Здесь собраны сведения примерно о двухстах братьях и сестрах. Я составил список в начале моего компьютерного курса, чтобы проверить с помощью необозримого материала функцию этой программы по управлению данными. Только шутки ради. Между тем со временем она приобрела новое значение.

Он снова нажал на клавишу, после чего справа наверху появился маленький мигающий вопросительный знак. Возле него Паскаль напечатал слово «убийство». Ящик тихо загудел, на экране в темпе быстрого просмотра замелькал вверх и вниз список, пока окончательно не остановился на имени «Атлас», выделив черной рамкой его и прилагающиеся к нему сведения, подчеркнул кроваво-красным и заключил совсем внизу жирным черным крестом.

— Атлас был первым, кто попался в сети к черному человеку. Он был маленький Казанова — молод, беззаботен, воплощение ненасытной жажды жизни и любви. Невероятно, что он имел каких-то врагов. Он был, правда, не кастрирован, так что, вероятно, встал поперек дороги шефу всего района. Как у всех некастрированных, у него были великолепные данные для территориальных притязаний.

— Ты знаешь, что все без исключения жертвы в момент своего…

— Да, все предавались любви в момент своего убийства, находились позади самки. Это единственное, что между ними общего, кроме того, что все погибшие были мужчинами и между их семьями существовали дальние родственные связи. Но не будем пока ворошить это.

Он снова нажал свои магические клавиши, и снова появилось отмеченное крестом имя.

— Вторая жертва: Томтом. Невротическая скотина, страдал прогрессирующей манией преследования. Крайне пугливый, совершенно не приспособленный к жизни. Раньше или позже — для него и так все закончилось бы плохо… Третий труп: безымянный собрат. Вероятно, бездомный бродяга, который каждый день кочевал с места на место. Вполне возможно, он жил сердобольными подачками и остатками пищевых отходов из мусорных бачков. Чистое совпадение, что весенние эмоции застали его именно в нашем районе. Четвертый труп — Саша. Он был еще совсем ребенок. Очень похоже, что лишь за пару недель до финального укуса в загривок по-настоящему достиг половой зрелости. Особая примета: слишком молод, чтобы умереть. Пятый в списке, наконец, Дип Пёпл. Синяя Борода рассказывал мне, что тебе уже известно. Не подумал бы, что в этом господине Чистюле скрывался тайный гурман.

— У меня идея, — сказал я, — прикажи компьютеру выискать породы жертв убийцы.

— Неплохо, — обрадовался Паскаль. Теперь он был в своей стихии. Удовольствие от того, что он наконец нашел такого же увлеченного игрока, было написано у него на мордочке. Хотя он знал ответ, потому что сам внес данные, его лапа с молниеносной скоростью порхала над клавиатурой.

Спустя несколько секунд компьютер выдал нам сведения, которые высветились в желтом окошке наверху:

Имя: порода

Атлас: европейская короткошерстная

Томтом: европейская короткошерстная

felidae X: европейская короткошерстная

Саша: европейская короткошерстная

Дип Пёпл: европейская короткошерстная

— Все пятеро не особенно благородные представители кошачьих, — промурлыкал Паскаль.

— Но все же порода — объединяющее их свойство, — упрямо возразил я.

— Это, милый друг, ничего не доказывает, потому что под европейской короткошерстной подразумевается самая распространенная порода на всем белом свете. Хочу подчеркнуть: европейская короткошерстная наше стандартное обозначение! Я полагаю, что семьдесят процентов в нашем районе относятся к этому виду.

Он был прав. Но инстинкт говорил мне, что в моей теории есть свой смысл.

— Однако странно то, что все жертвы были самцами, охваченными страстью и европейскими короткошерстными.

— Нет, не все. — Его мордочка омрачилась, из смеющихся глаз исчезла всякая радость. — Я, собственно, еще не дошел до того, чтобы внести шестую жертву.

— Что за шестая жертва?

Я больше ничего не понимал. Синяя Борода опять утаил что-то от меня? Не ответив мне, Паскаль снова нажал пару клавиш. Компьютер поискал какое-то время и затем выплюнул список собратьев, чьи имена начинались с буквы «Ф».

Ужасная мысль начала сверлить мне голову. Но я предпочел бы лучше умереть, чем продолжать думать в этом направлении. Нет, предположение было абсурдным, оно ставило с ног на голову всякую логику.

Но ужасная догадка подтвердилась. Паскаль остановил курсор в постоянно скользящем наверх списке напротив имени Феличиты и выделил красным этот пункт с помощью клавиши.

— Феличита? — рассмеялся я истерически.

На лице Паскаля не отобразилось ничего, он задумчиво продолжал свою работу.

— Да, к сожалению, и Феличита.

— Нет, нет, Паскаль! Это невероятно. Ты что-то путаешь. Я полчаса назад беседовал с ней. Она показалась мне очень живой.

— Мне сообщили об этом буквально перед вашим приходом с Синей Бородой.

— Кто рассказал тебе?

— Агата. Она бродяжка и шастает везде.

— А почему ты сразу мне не сказал об этом?

— Не хотел начинать наше знакомство с такой ужасной новости.

— Но когда и как…

Вдруг пелена упала у меня с глаз. Открытое слуховое окно… Ее хозяин покинул квартиру вместе со мной, чтобы решить свои утренние дела. И она, бедняжка, осталась совсем одна.

Вдруг у меня полились слезы из глаз. Почему? Зачем? Какой был смысл убивать это и без того обделенное судьбой несчастное существо?

Я спрыгнул вниз со стола и выскочил из дома. На улице меня охватило безрассудное чувство, что Паскаль сказал неправду. Он имел в виду другую Феличиту! Да, так должно быть. Казалось, я мог повернуть время вспять, лично убедившись в существовании Феличиты.

Сломя голову я мчался по садовой ограде, взглядом отчаянно выискивая, где можно было бы подняться на крыши. Весь мир вокруг, казалось, кружился как вырванные листки из календаря, которые выбросили в воздух. Там — пожарная лестница! Я махнул наверх и, сбив дыхание, оказался снова в море крыш. Теперь без остановок: я должен ее увидеть, должен обязательно увидеть ее. Потому что она не могла умереть. Эта мысль в голове все больше превращалась в шизофреническую истину.

Наконец я добрался до слухового окна, которое по-прежнему было открыто. С замирающим сердцем просунул голову внутрь и глянул вниз.

Это была сцена из фильма ужасов. Благородный дедушка сидел в кресле-качалке и ревел в три ручья. У его ног лежала Феличита, голова и тело были почти отделены друг от друга. Убийца на этот раз был особенно жесток. Потому что он использовал не только смертельный укус в загривок, который с лихвой достиг своей цели, но и продолжал рвать и кусать бедняжку за шею, когда та уже давно была мертва. Много крови вытекло на ковер из тела, отчего складывалось впечатление, будто Феличита плавала в кровавом соке. Наверняка чудовище откусило бы ей голову, если бы не услышало шаги старика; оно скрылось через слуховое окно, совершив невероятный прыжок. Слепые глаза Феличиты были широко раскрыты, словно она не желала себе ничего более страстно перед смертью, как что-то увидеть.

Как много ненависти, как много войны, как много зла в мире! Она по праву боялась «улицы». Потому что там, снаружи, были другие, убийцы! Несмотря на мое безутешное состояние, я был убежден, что верно изложил мою теорию у Паскаля. Убийство Феличиты отличалось от остальных пяти именно тем, что она была свидетельницей! Она была убита, потому что, возможно, хотела рассказать мне важные вещи.

Вдруг меня окатило холодным душем. Вывод из этих размышлений следовал один: за мной все время следили. Убийцей был дикий, пускающий слюни безумец. Он был сверх меры умен и ни в коем случае не хотел, чтобы вмешивались в его планы.

Я рассмотрел Феличиту, ее серебристую шкурку, окропленную кровавыми каплями, ее сверкающие зеленью глаза, в которых я мог прочитать тоску по жизни зрячих… Я видел всю эту проклятую несправедливость и поклялся отомстить. Кто делал такое, должен был умереть так же, как Феличита!