– Ты сам должен понимать, что не следовало приходить сюда, – начал Невин. Он своим ушам не поверил, когда дворецкий передал, что его хочет видеть мистер Милрой. С большими покрасневшими глазами он выглядел еще хуже, чем Голландец. – Мать уже перенесла одно потрясение. Стоит ей увидеть тебя в своей гостиной, она может лишиться оставшегося рассудка.
– Я пришел не для того, чтобы мучить ее. – Хотя когда-то он бы с удовольствием вырвал герцогине ее ядовитый язык. – Выбирай. Можем стоять здесь и поливать друг друга грязью, чтобы господам из общества было о чем посплетничать. Но ты мог бы пригласить меня в дом и сделать вид, что смирился с нашим родством.
Невин стоял, скрестив на груди руки, подпирая входную дверь. Мимо по дороге проехала коляска, и он увидел, как один из пассажиров обернулся посмотреть на них. Дрейк закинул голову назад, чуть не ударившись о дверь. Ему явно все это не нравилось.
– Черт. – Опустив руки, он открыл дверь. – Входи. Что бы я ни выбрал, по-тихому не сговориться.
Кенан прошел внутрь вслед за ним. Роскошь дома его не удивила. Изысканно убранный холл свидетельствовал о богатстве и бесподобном вкусе, развитом прекрасным воспитанием. Уверенная походка Невина говорила о том, что он принимал этот дом и богатство как должное.
Они зашли в библиотеку, где была собрана коллекция чучел птиц. Здесь чувствовался едва ощутимый мужской запах, который наверняка оставил Рекстер. Кенан погладил по перьям чучело сокола, прикрепленное к деревянной подставке так, словно хищник собирался взлететь.
Он и не знал, что отец интересовался чем-то другим, помимо выпивки, карт и женщин. И вот он стоял в этой комнате как неприкаянный, смотрел на чучело птицы и понимал, что, несмотря на то, что он многое узнал о герцоге за последние годы, они оставались чужими друг другу. Невин обернулся и заметил, что Кенан рассматривает сокола.
– Он не клюнет. Даже незваного гостя. Можем сесть и поговорить, как цивилизованные люди.
Невин обошел массивный стол орехового дерева и сел в одно из кресел. Кенан опустился на подушку изумрудного цвета, лежавшую на другом кресле.
– Когда его нашли, он уже был мертв? – прервал молчание Кенан.
Это был не единственный вопрос, который его волновал, но один вопрос вел к другому, и он не собирался покидать этот дом, не получив ответы на все.
Щека Невина дернулась.
– Неизвестно. Я только знаю, что он был мертв, когда я вернулся домой. – Откашлявшись, Дрейк спросил: – Откуда ты так быстро узнал о его смерти?
Кенан снял шляпу и положил на колени. Почесав затылок, он чуть скривил рот – этим вопросом брат выказывал свои подозрения.
– Во всяком случае, не потому, что нанес смертельный удар, если ты на это намекаешь. Но пока я свожу на нет только свою жизнь. Я виделся с Уинни сегодня утром.
Он не хотел говорить Невину о своей неудаче. Их вряд ли можно было назвать друзьями. Хотя вчера вечером и врагами они не были. Кенан мог ничего не рассказывать, но для него было важно, что Невин тогда поддержал его. Это доказывало, что их связывали не только кровные узы. Их связывало отношение к Уинни.
– Судя по твоему виду, она не простила тебя.
– Можешь ты думать о чем-то более приятном, чем о попытках быть честнее такого бесчестного ублюдка? Но сделал ли я что-либо для того, чтобы Уинни думала по другому? Признаю, то, как я поступил с ней, не говорит в мою пользу. Это только подтвердило худшие из опасений Бедгрейна насчет неблагородной крови. Он вышвырнул Меня из дома, но прежде пересчитал мне ребра.
Услышав выпаленное признание Кенана, Невин чуть не ахнул.
– Ее отец тебя ударил?
После того как Милрой на глазах у Невина разобрался с Диго и его дружками, удивление Невина было понятно.
– Меня держали лакеи, – пояснил Кенан. – Да я еще не такого заслуживаю.
– Значит, непревзойденный Безрассудный Милрой не так уж неуязвим, – мягко усмехнулся Невин.
– Никто не может быть всегда неуязвимым.
– Полиция считает, это ограбление, – сказал Невин, меняя тему.
Кенан насторожился.
– Думаешь, это так?
Положив руку на подлокотник, Дрейк вздохнул:
– Похоже на то, учитывая, что у отца хорошенько пошарили по карманам. Свидетелей не нашли, так что версия проходит, впрочем, как и любая другая.
– Думаешь, я причастен к его смерти? Прямой вопрос Кенана ошеломил его.
– Отец уехал из города, ничего не сказав ни мне, ни матери. Никто, даже ты, не мог знать, когда он вернется. Кроме того, мы ведь были вместе прошлым вечером.
Кенан решил идти дальше.
– Хозяйка «Серебряной змеи» – Рекстер был там – сказала мне, что герцог спрашивал обо мне. Причем он был трезв и даже не подходил к карточным столам.
Невин уже наводил справки насчет отношений Кенана Милроя и Бланш Шабер и был задет тем, что последним в жизни, чем занимался его отец, было то, что он пытался разыскать своего внебрачного сына.
– Но вы так и не увиделись.
Ожидая, что сейчас снова начнутся подозрения, Кенан не сводил взгляда с Невина. Но казалось, тот был искренен.
– Нет. Хотя, возможно, я знаю, зачем он хотел видеть меня. – Кенан замолчал. Если он будет продолжать, то их перемирию скорее всего придет конец. – Рекстер проматывал семейное состояние. А ты распродаешь акции. Можешь не отрицать, Невин, я это точно знаю.
Терпения Невина как не бывало.
– Ты шантажировал его?
– Ба, да ты обо мне высокого мнения, братец. Отвечаю на вопрос: нет, в вымогательстве нужды не было – он сам уничтожал себя, без моей помощи.
– Я пытался заставить отца держать себя в руках, черт возьми. Он понимал, что было поставлено на карту. «Женись на богатой», – говорил он, словно это решило бы все проблемы.
– Послушай-ка меня, Невин. Рекстер никогда бы не бросил играть. Он лишь сменил игру и ставки. Ты сказал, что этому надо положить конец, ведь так? Он, наверное, был вне себя от ярости, так что хотел…
– Что? Договаривай!
– Рекстер был умен и утверждал, что был женат на моей матери! Что я – его настоящий наследник. Кажется, У него были какие-то документы в подтверждение. Когда от него забеременели обе – и его жена простолюдинка, и женщина голубых кровей, – его семья поспешила исправить его ошибку. Да и потом, что такого? Они всего-то разрушили жизнь ирландской актрисе, а ему было из кого выбирать себе наследника, – произнес Кенан с горечью.
– Я…ты лжешь, – набросился на него Невин. Он так побледнел, что даже губы казались серыми.
– Отнюдь! – воскликнул Кенан. – Как только ты вставлял свои авуары на аукцион, я скупал их один за другим. Стоит мне набраться терпения, и все станет моим.
Понимая, что ему все известно об их состоянии, Невин поднялся.
– Все, кроме родословной и титула. Ты не смог купить их и решил украсть.
– Рекстер предлагал мне все без остатка, – усмехнулся Кенан. – У него было два сына: одного предал он, другой предал его. Когда ты пригрозил, что отвернешься от него, он пошел на отчаянный шаг, думая, что я жаден и с радостью все приму и возмещу его жертву. Перестань злиться, лучше подумай. Он пожертвовал одной семьей ради своей жадности. Почему не пожертвовать другой?
Невин походил взад-вперед, снова уселся в кресло и прижал пальцы к вискам.
– Что ты такое несешь… Я не верю.
– Я тоже не поверил, – признался Милрой. – Не поверил и выгнал его из дома.
– Думаешь, при нем были эти документы, когда на него напали? – Лицо Невина снова приобретало нормальный цвет.
– Иначе зачем он искал меня?
Оттого, что собственные слова были брошены теперь ему, он вздрогнул и рассмеялся:
– Ха, ты понимаешь, что это значит, Милрой? Кенан покачал головой.
– Если это правда, братец, то у меня было больше причин убить отца, чем у тебя…
С пером в руке Уинни сидела за столом, пытаясь написать письмо брату она уже полчаса смотрела на одно и то же предложение. Как ей обо всем рассказать, чтобы Брок не сорвался в Англию вызвать на дуэль Кенана Милроя? Ведь, кроме Типтона и отца, защитников ее чести было хоть отбавляй.
Она сделала то, чего клялась никогда не делать, – доверилась человеку, который не был способен оценить это. Было так больно ошибиться в нем Уинни всегда гордилась тем, что была благоразумна, была настоящей леди, какой хотела бы видеть ее мать. Если бы не портрет, который отец хранил в своей спальне, облик матери давно стерся бы из ее памяти. Она с трудом сдерживала слезы, которые время от времени подступали к глазам. Единственное, что Уинни отчетливо помнила о доброй маме, – запах ее любимой клубничной воды Уинни смахнула скатившуюся по щеке слезу. Она всех подвела. Надо было следовать образцам добродетели. Но было так чудесно, когда она жила сердцем, а не правилами Время, проведенное с Кенаном, было таким волшебным и романтичным! Переполняемая любовью и надеждой, она пошла к нему, не сознавая, что это она, только она делала шаги навстречу, а он пятился назад. Не то чтобы она обвиняла Кенана. Он не изменился. Изменился только ее взгляд на будущее.
– Мисс Бедгрейн, – позвала ее служанка Милли, отрывая Уинни от раздумий. – К вам пришла леди А'Корт.
Уинни отвернулась и аккуратно вытерла слезы.
– Ах, я ведь тебя предупреждала, что не буду спускаться, кто бы ни пришел.
Она и без того знала, что стала главной темой разговоров в свете.
– Да, мисс, извините, что я так настаиваю, но графиня выглядит еще несчастнее вас. – Выходя, служанка пробурчала: – Это уже подвиг сам по себе, что она пришла. Я провожу ее в гостиную.
Милли закрыла за собой дверь, не дав хозяйке возможности ответить.
Уинни открыла ящик стола и положила внутрь незаконченное письмо. Надо попробовать дописать как-нибудь в другой раз. Но что могло обеспокоить Брук? Наверняка какие-то мелочи, ведь у ее подруги была идеальная жизнь. Она удачно вышла замуж за человека, который ее любил, и теперь носила под сердцем его наследника. Стоило ли жалеть женщину, у которой было все, о чем мечтала она сама? Подумав, что муж запретил Брук общаться с ней, Уинни еще больше расстроилась.
Милли ничего не преувеличила, когда приходила к хозяйке. Брук действительно выглядела неважно. Когда Уинни вошла в гостиную, она даже не встала поприветствовать подругу, а так и осталась сидеть на диване с опущенной головой и сложенными на коленях руками. Всегда опрятно одетая, сегодня она была в помятом персиковом платье, закрытом, с длинными рукавами и с пятном на подоле. Странный наряд для такой хорошей погоды.
– Брук, дорогая, тебе, наверное, ужасно жарко в этом платье, – начала Уинни, но как только она заметила, что подруга дрожит, ее притворная бодрость улетучилась. – Может, принести тебе что-нибудь выпить?
– Нет, спасибо. Мне что-то холодно. Уинни приложила ладонь к щеке Брук.
– Хм, горячая. Лучше тебе сегодня было остаться в постели, а не ездить с визитами.
Вдруг Брук крепко обняла подругу.
– У меня не было выбора, понимаешь? Боже, что мне было делать?
Услышав дрожащий голос Брук, Уинни забеспокоилась:
– Тебе нехорошо. Я пошлю кого-нибудь за лордом А'Кортом.
– Нет! – Брук встала. Лицо ее исказил ужас. – Я… я… – задыхаясь, повторяла она. Схватившись за живот, молодая женщина лишилась чувств.
– Брук!
Уинни упала на колени и стала отстегивать брошь, которая прикрепляла шифоновый шарфик к платью, чтобы Брук смогла нормально дышать.
Развязав шарфик, Уинни увидела на шее Брук синяк и еле удержалась от крика:
– Нет! О нет!
Она не знала, что и думать. Но чтобы убедиться, что подруга лишь потеряла сознание, Уинни взяла безжизненную руку. Пульс едва прощупывался. Она выбежала из гостиной звать Гара, думая об одном человеке, который мог помочь Брук…
Все вышло хуже, чем она могла представить. Типтон со слугой Спеком примчались сломя голову, решив, что это Уинни стало плохо. Увидев ее, зять вздохнул с облегчением, под влиянием чувств обнял Уинни крепко-крепко, чуть не переломав ей ребра, и тут же побежал к пострадавшей.
Все время, пока ждали Типтона, Брук лежала без сознания. Только во время осмотра она начала приходить в себя. Ее перенесли наверх, в одну из спален. Милли помогла раздеть ее и снять корсет.
Теперь Уинни поняла, что при выборе платья Брук думала далеко не о погоде. Обе руки, от запястий до плеч, были покрыты синяками всех цветов радуги. На правом плече остался воспалившийся след от укуса, а еще несколькими были покрыты груди. Под платьем оказалась окровавленная нижняя юбка. Пока Уинни из вежливости предлагала ей что-нибудь выпить, подруга молча истекала кровью. От запаха и вида всего этого ей самой стало нехорошо. Уинни бросилась к ночному горшку, и ее стошнило.
Убедившись, что как врач он не нужен Уинни, Типтон вытолкнул свояченицу за дверь. Смутившись от проявленной ею слабости, она поставила рядом с закрытой дверью стул и уселась ждать.
Дверь наконец открылась. Типтон вздрогнул, увидев Уинни под дверью. Вздохнув с неодобрением, присел рядом.
– Я же сказал тебе идти отдыхать.
– Как можно устать, сидя на стуле? – возразила она – Скажи мне всю правду. Она очень плоха?
Он на миг задержал взгляд на ее лице и с сожалением кивнул.
– Хотя с виду ужасные, синяки поверхностные. А вот укусы воспалились и вызвали жар.
– А ребенок? – шепотом спросила Уинни.
– Она потеряла ребенка Мне очень жаль, Уинни. Я знаю, вы близкие подруги. Кто-то непростительно жестоко обошелся с ней.
– Не кто-то. Лорд А'Корт. Ее муж. Человек, который должен был холить и лелеять ее. А вместо этого он… он… – Голос Уинни оборвался, стоило ей вспомнить избитое тело подруги. – Я не допущу, чтобы Брук вернулась к нему. В следующий раз он может ее и убить!
– Ты слишком взволнована, Уинни, и не можешь трезво рассуждать, – прошептал Типтон, понизив голос, чтобы их не услышали за прикрытой дверью. – Ни ты, ни я ничего не в силах сделать, у этого человека есть права.
Слезы застлали ее глаза.
– Права?! – вспылила она. – А как насчет прав Брук? Ее нерожденного ребенка?!
Она думала, что была ужасно черствой, завидуя тому, что казалось счастливым браком с любимым человеком. Уинни не замечала несчастья и отчаяния Брук.
Типтон посадил ее обратно на стул, прежде чем Уинни успела встать и сделать шаг, чтобы сбежать.
– У тебя истерика. Я пошлю Спека за Девоной. Вырвавшись из его рук, она всхлипнула:
– Нет, нет.
Он обнял ее, прижал к себе.
– Тихо, тихо. Если будешь плакать, это навредит ребенку.
Уинни насторожилась и посмотрела на него. Да, Типтон раскрыл ее тайну.
– Как ты догадался?
– Здесь большого ума не надо, сестренка. Ты не первая из тех, кого мне довелось наблюдать в деликатном положении.
Она вздрогнула, почувствовав себя дурой, ведь Девона родила сына лишь в прошлом году. Логично, что Типтон все понял быстрее других, да и потом он же врач.
– Милрой – отец?
Она кивнула, и по щекам покатились слезы. Но, заметив в его взгляде угрожающий блеск, поспешно сказала:
– Можешь так на меня не смотреть. Когда ты встретил Мою сестру, ты сам не мог оторвать от нее рук!
– Но этот человек приложил к тебе не только руки, Уинни.
– Это мой выбор, Типтон. И тебя не касается.
Из гордости она старалась казаться неприступной. Но Типтон не отступал.
– Снова защищаешь его?
– Не лезь в мои дела. Ты еще хуже Брока, – бросила она.
– У Милроя тоже есть гордость, Уинни. Ни один мужчина не желает прятаться за спиной женщины. И тем более не хочет, чтобы ты думала, что ему нужна жалость!
Уинни поджала губы, уловив, что симпатии Типтона на стороне Кенана; это ей не понравилось, она предпочла бы видеть зятя бушующим от ярости.
Она встала и прошла мимо него. Приоткрыв дверь, посмотрела на спящую Брук. Казалось, страх и боль молодой женщины растворились в успокоительном, которое ей дал Типтон.
«Некоторые все же прячутся за спинами женщин», – подумала Уинни.
Интересно, как скоро лорд А'Корт явится в дом Бедгрейнов? Из слов, что Брук говорила в бреду, Уинни поняла, что подруга отпустила кучера и никто не знал, куда она направилась. И что бы Типтон ни говорил о правах и законах, она не отдаст Брук мужу.
– Черт, вот упрямая женщина, – ругнулся Типтон, прекрасно понимая, что никакие угрозы не помешают Уинни отстаивать интересы тех, кого она любит. – Ты меня слушала?
Уинни закрывала дверь. Подумав, что зять имеет в виду Кенана, ответила:
– О, да, слушала, но ты ошибаешься. Женщины тоже не выносят жалости. Уж я-то точно не выйду замуж из жалости!
Ночью в спальню Уинни вбежала Милли, разбудила хозяйку и сказала, что внизу ее ждет лорд А'Корт. Графу потребовалось больше времени, чем она предполагала, чтобы найти жену.
Намеренно заставляя его ждать, она неторопливо надела скромное бледно-голубое муслиновое платье с небольшим шлейфом. Круглый вырез украшали кружева. Собранные в пучок волосы Милли покрыла косынкой и проверила застежку цепочки, на которой висел золотой с жемчужиной крестик матери Уинни. Удовлетворенная своим видом, Уинни направилась вниз. Мысль о том, что благополучие Брук зависит от ее убедительной игры, давала ей больше сил, чем любое мастерство, которым можно овладеть.
– Милорд, – поздоровалась она с графом, осторожно подмигнув лакею Гару, чтобы тот не уходил далеко. – Мою семью часто называют эксцентричной, но даже нам не приходит в голову наносить визиты в столь поздний час.
С измученным выражением лица А'Корт пожал ей протянутую руку. Она почувствовала его дрожь.
– Мисс Бедгрейн, простите за вторжение, но я слишком расстроен, чтобы думать о правилах приличия. Моя жена пропала.
Как бы потрясенная известием, Уинни положила руку на грудь поверх крестика.
– Бедняжка Брук, – искренне посочувствовала она. – Рассказывайте.
В его глазах блеснули капельки слез.
– В последнее время было очень много дел, и я, увы, стал менее внимателен к жене. Я сорвался, и мы поссорились. Я заперся в кабинете, а Брук ушла из дома якобы за покупками. Вышла из коляски и больше не вернулась.
– Какой ужас! Надеюсь, ваши люди уже прочесывают Улицы?
На миг в его взгляде проскользнуло раздражение.
– Да, да. Но она как сквозь землю провалилась.
Он потер глаза, чтобы остановить навернувшиеся слезы.
Ей следовало быть очень осторожной. Этот человек чересчур вспыльчив. Если бы Уинни не видела синяков Брук, она бы подумала, что граф действительно страдает.
– Хорошо, что вы лично принесли мне эту плохую новость. Я люблю Брук, как сестру. Мы можем что-нибудь сделать, как-то помочь?
– Несомненно, мисс Бедгрейн. Вы можете рассказать, где моя жена, – настаивал он.
Услышав холодное требование, Уинни отступила на шаг и нахмурилась, будто ничего не поняла.
– Милорд, вы сами сказали, что Брук пропала, пока ходила по магазинам. Почему вы думаете, что мне известно, где она находится?
– Почему? – повторил он и с искаженным лицом подался к ней, но остановился, заметив, что придется иметь дело с лакеем, если он хоть пальцем дотронется до нее. Бросив притворяться, что он убит горем, А'Корт сжал кулаки. – А к кому еще могла сбежать эта глупая корова, как не к милосердному ангелу всех угнетенных Лондона? Говорите же, где она!
Уинни крепко сжала крестик и не отпускала. Ее потрясло, что лорд А'Корт знал, чем она занимается. Наверное, это Брук догадалась и поделилась с мужем. А может, он выбил из нее признание… Уинни пыталась держать себя в руках. Этот жестокий человек был способен на все.
– К сожалению, я ничем не могу помочь вам, Милордгар проводит вас до коляски.
Он резко подался вперед и, потеряв контроль на собой, схватил Уинни. Гар набросился на него сзади, но граф оказался очень сильным. Пока лакей пытался отцепить его от хозяйки, лорд А'Корт заломил ей руку. В суматохе с головы Уинни соскочила косынка. Милли дергала ее за платье, но сил служанки хватило лишь на то, чтобы, всхлипывая, произносить имя хозяйки.
– Отпустите ее! – закричал Гар и ударил лорда А'Корта в ухо. Тот заревел от боли и высвободил Уинни. Они разлетелись в разные стороны.
– Он вас ранил, мисс? – спросила служанка, помогая Уинни удержаться на ногах.
В ответ та покачала головой, стараясь восстановить дыхание.
– Если вы именно так обращаетесь с женщинами, неудивительно, что жена ушла от вас, – сказала Уинни, потрясенная неожиданным нападением. – Гар, доведите его сиятельство до выхода любым способом. У лорда нет времени на соблюдение правил приличия!
– Послушай меня, ты, праведная сучка, мне нужна моя жена. Вы не сможете прятать ее от меня долгое время. Я найду ее, – предупредил А'Корт и хотел снова кинуться на нее, но Гар схватил его за грудки. – И, когда найду ее, я вернусь. – Он пытался сопротивляться, пока его тащили к двери. – Вы пожалеете, что вмешались.
По крайней мере, подумала она, он это сказал. Слова милорда заглушились в перепалке с лакеем. Еще одно усилие Тара – и оба скрылись за дверью.
Милли вся тряслась от страха.
– Этот изверг говорил серьезно. Что вы будете делать, мисс?
– Ничего. Он не сможет доказать, что я в этом замешана.
Уинни крепко ухватилась за перила, что выдавало ее волнение. Лорд А'Корт был не первым грубым мужчиной, что встретился на ее пути, и она не собиралась поддаваться на его угрозы. Оберегая Брук, она забыла о своих собственных страхах. Кроме того, как только об угрозах графа узнают Типтон и ее отец, тот скорее призадумается о том, как бы побыстрее убраться из Лондона, а не о том, как отомстить ей. Уинни пыталась утешить себя хотя бы этим, так как этой ночью не могла уснуть.