Маура закрыла глаза и растворилась в поцелуе Эверода, слушая, как дождь барабанит по крыше беседки. Буря выманила ее из дому легкими дуновениями ветерка, а теперь его губы ласкали ее легчайшими прикосновениями. Ее завертело, будто в водовороте, сладко кружилась голова, путались мысли; Маура лишь сознавала, что освобождается от каких-то предписанных ей оков, совершает недозволенное.

Она приподнялась на цыпочки, поощряя Эверода действовать смелее. Но Маура не ожидала того отклика, какой получила: сильно прижав ее спиной к столбикам беседки, он запустил пальцы в ее длинные волосы и впился губами в ее губы. Поцелуй, начавшийся так нежно, превратился теперь едва ли не в пытку. Эверод больно прикусил ей нижнюю губу и протолкнул вглубь рта свой язык, борясь там с ее языком.

Он подчинял ее себе.

Девушка попыталась сопротивляться, но из ее горла вырвался лишь слабый хрип. Эверод не обратил на это никакого внимания. Он требовательно мял ее губы, отчего они быстро распухли. Задыхаясь, Маура схватила его за локти, пытаясь высвободиться. Его же это лишь раззадорило. Ощутив руку виконта на своей груди, Маура вдруг испугалась.

С трудом она смогла оторвать свои губы от его рта.

— Нет! Нет! Не надо!

Девушка изо всех сил отталкивала Эверода, пока он не отпустил ее. И, не заботясь более о том, что промокнет, она выбежала из беседки под тугие струи дождя.

— Маура!

Ливень заглушил его возглас, подстегнув девушку; она побежала быстрее. Эверод, однако, перехватил ее в десятке шагов от беседки. С запозданием Маура сообразила, что у нее с самого начала не было ни малейшей возможности улизнуть от него. Преимущества были на его стороне.

Теперь они оба промокли до нитки. Гроза, посмотреть на которую вышла Маура, больше не казалась ей безобидной. Очередной раскат грома заставил девушку съежиться.

— Ты что, с ума сошла?! — крикнул Эверод.

Маура отбросила с лица мокрые пряди и повернулась, исполненная решимости вернуться в дом. Час был поздний, никто и не заметит, как она проскользнет обратно. А если ей удастся вытереть грязные следы, никто не узнает о том, что она выходила ночью из своей спальни.

Эверод грубо схватил девушку за локоть, желая силой втащить ее обратно в беседку.

— Мы еще не все сделали! — прорычал он.

Когда Маура поскользнулась в грязи, он подхватил ее на руки и понес.

— Туфелька! Я потеряла туфельку. — Маура пыталась разглядеть ее сквозь ночную тьму и струи ливня. Поднимался легкий туман, из-за него даже вблизи ничего не было видно.

— Ты голову потеряла, если думаешь, что я сейчас стану барахтаться в грязи, отыскивая тебе туфельку, — сказал Эверод, делая последний шаг и отпуская девушку. — Замерзла?

Маура скрестила руки на груди и отвернулась — она заметила, что ее намокший пеньюар стал почти прозрачным.

— Нет. — Воздух действительно был все еще теплым, да и дождь показался ей не прохладнее, чем вода в ванне. — Что ты там делаешь с моим плащом?

Рубашка Эверода прилипла к телу. Тонкие струйки воды лились и лились с его косы, словно из водосточной трубы.

— Пытаюсь его расстелить, чтобы нам было на что присесть, — ответил он, не глядя на Мауру. — Вон там мой сюртук. Надень его: он поможет тебе уберечь свою стыдливость, а то ты подумаешь, будто я пытался купить ее у тебя.

Нет, каков грубиян!

С этой мыслью Маура отошла от виконта и отыскала сюртук, продела руки в длинные рукава, чувствуя себя очень неловко в одежде, которая была ей велика. Сюртук хранил запах Эверода, но об этом девушка старалась не думать. Она не была уверена, захочет ли он принять хоть что-то из ее рук, но все же прихватила и жилет.

Маура подошла к Эвероду и протянула жилет ему.

— В этом, без сомнения, вы почувствуете себя лучше, чем в рубашке.

Эверод окинул ее задумчивым взглядом, но жилет взял. Пока она усаживалась на плащ, виконт отвернулся, содрал с себя промокшую рубашку, отшвырнул ее и надел жилет. Не говоря ни слова, Эверод сел рядом с Маурой и снял с себя туфли и чулки. Девушка нахмурилась, взглянув на единственную оставшуюся туфельку. Она была вся в грязи — вряд ли удобно будет бежать в ней к дому. Девушка сердито сбросила туфельку.

— Мне что, извиниться? — спросила Маура, которой не нравилось воцарившееся молчание.

— Я так и подумал, — резко ответил Эверод.

Мауру так поразил этот неожиданный ответ, что она вдруг начала хохотать. Придерживая полы сюртука, она раскачивалась взад-вперед, а в глазах плескалось веселье. Что ж, Эверод, пожалуй, не сможет правильно понять ее настроение, но после их стычки она чувствовала себя очень глупо.

Негодяй, озабоченный лишь одним — как бы уложить в постель первую попавшуюся женщину, — не выбежал бы, тревожась о ней, под проливной дождь. И не дал бы ей свой сюртук, ощутив, как ей неуютно. Разумеется, никто не назовет Эверода ангелом, но Маура в душе признала, что неправильно расценила его намерения.

Она поджала под себя ноги, накрыв их, как смогла, сюртуком.

— Должно быть, я вела себя…

— Как умалишенная? — подсказал Эверод нежным голосом.

— Необдуманно. — Маура откинулась на перила беседки. Так ей было не очень удобно, зато облегчало боль в затекшей пояснице.

— А что я должна была подумать, Эверод? Не далее как сегодня днем я видела, как вы прогуливались в парке со своей беременной возлюбленной.

Невзирая на темноту, он вперил в Мауру яростный взгляд.

— Хотя вас это и не касается, я разъясню мои отношения с леди Спринг. Некогда мы действительно были близки, но с той поры минул уже не один год. Эта дама просто мой друг. И младенец, которого она носит во чреве, не мой.

Килби и ее подруги рассуждали о том, что леди Спринг не смогла бы противиться мужественности Эверода. Но его, похоже, обидели обвинения Мауры, и он не стал ей лгать.

— И еще: драгоценности вашей матери, — тихо сказала Маура и протянула руку. — Зачем вы преподносите мне столь дорогой подарок?

Она услышала его усталый вздох.

— Кольцо, браслеты и серьги много лет пролежали в шкатулке, — стал объяснять виконт, взмахивая рукой. — Я видел, что ожерелье вам очень нравится. Вам не хотелось возвращать его мне, но вы все равно это сделали, потому что так и надлежало поступить. И хотя вы не похожи на мою мать внешне, вы схожи с ней характером. Будь моя матушка жива, она бы порадовалась, что вам пришлись по сердцу ее любимые драгоценности, — в этом у меня нет сомнений.

— Ах, Эверод!

Он придвинулся ближе к Мауре.

— То, что я делаю, Маура, я делаю не бескорыстно. Быть может, мне доставляет удовольствие видеть, что вы носите мой подарок.

— Что ж, в таком случае я не осмелюсь оскорбить вас предложением взять его назад, — сказала она и заметила, что он осторожно просунул руку между перилами и ее спиной. Эверод вновь угадал ее невысказанное желание. Маура прижалась к его руке, наслаждаясь ее надежностью и теплом его тела.

— Раз уж мы говорим столь откровенно, — проворковал Эверод, приглаживая свободной рукой ее волосы, — то тебе следует знать еще кое-что.

— Умоляю, скажите, милорд, — откликнулась Маура, запрокидывая голову.

— Я имею твердое намерение тебя соблазнить.

Маура засмеялась.

Она думала, что он шутит, но Эверод всегда был очень серьезен, если речь шла о том, чтобы уложить в постель женщину, которую он желал. Он безошибочно узнавал этот взгляд — призывный и покорный одновременно, — которым смотрит женщина, готовая оказаться в его постели. Быть может, Маура и сама не отдавала себе отчета в своих желаниях, но Эверод сумел разглядеть выражение страстного томления в глазах цвета морской волны. Когда он прижимал ее к себе, она вся растворялась в нем, словно была частью его самого.

Сейчас Эверод пытался обуздать бурное желание обладать Маурой немедленно.

Он подарил ей материнские драгоценности вовсе не для того, чтобы купить ее благосклонность, однако сейчас кровь его вскипела, затмевая разум, и он готов был предложить ей все что угодно, лишь бы добиться ее согласия.

В глубине души Эверод усмехнулся своей нетерпеливости. Если у него сохранилась хоть капля здравого смысла, он должен отнести Мауру в дом, и пусть она думает, что он пошутил. Иначе большинство его друзей скажут, что он потерял и совесть, и рассудок. Ему оставалось лишь надеяться, что Маура не станет испытывать пределы и того, и другого.

— Это не шутка.

К Мауре мгновенно вернулась серьезность.

— У меня нет желания становиться вашей возлюбленной, Эверод. Как поведали мне Килби, Фэйр и Пэйшенс, в высшем обществе и так много дам, которые претендуют на эту сомнительную честь.

При упоминании о проделках Килби, Фэйр и Пэйшенс виконт скрипнул зубами.

— Я не прошу тебя стать моей возлюбленной.

— Становиться вашей женой я тоже не собираюсь!

Когда он ответил, в его голосе зазвучала горькая ирония:

— Да вы, я вижу, смелая девушка, Маура Кигли! Вы что же, хотели бы связать себя узами брака с вероломным негодяем? С человеком, на которого даже родной отец не может смотреть без брани и проклятий?

Маура попыталась отстраниться, но он схватил ее за полы сюртука и притянул к себе, чтобы видеть лицо.

— Думаю, что не хотели бы. — Он разжал пальцы и отпустил сюртук. — Да ведь я и не предлагаю выходить за меня замуж. Я хочу тебя, Маура. Ты тоже хочешь меня. И если ты станешь это отрицать, мне придется назвать тебя лгуньей.

На это Маура ничего не сказала.

Должно быть, он ошеломил ее своими до грубости откровенными речами. Девушка привыкла к цветистым признаниям и слюнявым поцелуям щенков вроде его братца Роуэна. Будь здесь фонарь или свеча, Маура без труда увидела бы растущее на глазах свидетельство желаний Эверода. А так она не заметила, что ему уже несколько раз пришлось поправлять напрягшийся детородный орган, которому стало слишком тесно в панталонах.

Поэтому Эверод не мог думать ни о чем другом: ему необходимо было разрядиться, вставив упомянутый орган в ее тело.

— Это было бы дурно, — выговорила наконец Маура. — Как я могу верить вам?

— Но ты же племянница Жоржетты, — холодно парировал он. — Могу ли я верить тебе?

Логика и зов плоти редко уживаются вместе. Эверод почувствовал, как девушка выпрямилась, напряглась, изобретая сотню доводов против того, чтобы они оба закрыли глаза на то, что их разделяет, и уступили тому, что влечет их друг к другу.

Эвероду неинтересно было выслушивать эти доводы.

Он ведь уже заглушил свой внутренний голос, подсказывавший ему не трогать Мауру Кигли.

В противном случае он не бродил бы среди ночи в парке своего отца.

И не думал бы о том, чтобы похитить невинность Мауры.

Эверод запустил большой палец под сюртук и провел сверху вниз, высвободив одну руку Мауры.

— Этот наряд тебе больше не нужен, — и высвободил другую руку.

— Эверод!

Боже, как ему хотелось видеть черты ее бледного лица яснее и дольше, чем позволяли редкие вспышки молний! Была ли она напугана или смирилась? А может быть, испытывала облегчение от того, что он взял ситуацию в свои руки?

— Пеньюар тоже надо снять. Пусть свежий ветерок высушит кожу.

Но Эверод не стал снимать с Мауры остатки одежды, он просто ждал. Прошло несколько мирут, прежде чем он услышал, как шуршит ткань. Еще пару мгновений — и мокрый пеньюар упал на доски беседки. Эверод, который затаил дыхание, выдохнул и снял свой жилет. Он любил, чтобы атлас кожи соприкасался с таким же материалом.

Затем виконт встал на колени и слегка дрожащими руками расстегнул пояс, поспешно освобождаясь от панталон. Он не опасался, что Маура может передумать, ему просто не терпелось овладеть ею. И только это нетерпение несколько мешало ему. Эверод выпрямился, окончательно сбросил панталоны и пинком ноги отшвырнул их; теперь все его внимание сосредоточилось на сидевшей перед ним женщине.

— Давай, ложись, — велел он, подкладывая ей под голову сюртук вместо подушки.

— Я не… не знаю, как доставить тебе удовольствие, — призналась Маура, и голос ее при этом дрожал, как будто она совершала смертный грех.

Такая забота о том, что нужно ему, тронула зачерствевшее сердце Эверода. Он укрепился в намерении не допустить, чтобы она разочаровалась в своем первом любовном опыте. Он стал целовать Мауру, покусывая ее губы, пока она не ответила ему тем же.

— Доставить мне удовольствие нетрудно, — сказал виконт, лаская пальцами ее шею, груди, постепенно спускаясь к гладкому животу. — Я же обещал прогнать твою боль поцелуями. — И он подвинулся, устраиваясь между ее ногами.

— В этом нет необходимости, — проговорила Маура, начиная задыхаться, когда пальцы Эверода стали гладить ее ногу от колена и выше, по внутренней стороне бедра, а его приводила в восхищение эта нежная гладкая кожа.

Маура уже вся дрожала от его ласковых, осторожных прикосновений, тело ее напряглось. Эверод не заблуждался на этот счет: он понимал, что ее хрупкий стан выгнулся, как натянутый лук, отнюдь не в предвкушении того наслаждения, которое ожидало их обоих.

— А я настаиваю. — И виконт поцеловал ее колено, затем повернулся, приподнял второе колено и прижался к нему губами.

— Да ведь больно! — возмутилась Маура, когда Эверод слегка передвинулся и стал покусывать ее бедро.

— Правда? Значит, я что-то делаю не так.

Он рассмеялся, когда она чуть слышно пробормотала ругательство. По крайней мере, ему показалось, что это было ругательство. С другой стороны, он считал, что такая девушка, как Маура, не способна сквернословить. Эверод скользил рукой выше и выше, пока не нащупал мягкие волоски между ногами. Он ласково погладил сокровенную расселину, и по телу Мауры пробежала дрожь. Пальцы продвигались все глубже; Маура не мешала ему. Эверод застонал, когда его пальцы оросились влагой — доказательством ее готовности.

Маура желала этого соединения не меньше, чем он сам.

С тех пор как виконт выследил ее на Бонд-стрит рядом с этой стервой тетушкой, он все время кружил вокруг Мауры, дразнил ее, искушал, пытался расшевелить — и все ради этого мгновения. Эверод добился того, что ее тело стало жаждать его, пусть даже ее разум и сердце не ведали до конца его побуждений. Зато он сам не решил еще, чего именно хочет от Мауры, помимо обоюдного удовлетворения страсти, в котором она долго отказывала им обоим.

Но теперь было не время искать ответы на невысказанные вопросы, которые возникали в глубине сознания каждого из них. Маура, обнаженная, распростерлась на его сюртуке, как добровольная жертва. Ночь и буря укрывали их от посторонних глаз. Все спали, некому было остановить Эверода, и он почувствовал, что умрет, если не войдет в нее тотчас же.

Не давая Мауре возможности передумать, он взобрался на нее. Опираясь на руки, виконт раздвинул ей ноги и устроился между ними. Затем потянулся одной рукой вниз, взялся за свой подрагивающий от нетерпения орган и стал вводить его. Всякий раз, когда Эверод на миг задерживался, входя в мягкое зовущее лоно, его пронизывало чувство мучительного наслаждения.

Он потерся головкой детородного члена о ее влажную расселину.

— Только не проси меня остановиться. Я не настолько благороден, как тебе кажется, Маура. Сегодня я намерен овладеть тобой до конца.

— Я знаю. — И она погладила его по щеке.

Направляя пальцами головку члена, Эверод все дальше и дальше проникал в истекающую влагой жаркую глубину, такую желанную и жаждущую его. Хотя на улице было прохладно, а по открытой беседке гуляли порывы ветра, лоб Эверода покрылся испариной, когда он проник еще глубже и ощутил слабое сопротивление ее девственной преграды.

Слабая боль, причиненная его вторжением, заставила тело Мауры напряженно застыть.

Девица.

Эверод и до этого знал, что она непорочна. Прежде он избегал укладывать в свою постель невинных девушек. Не то чтобы излишняя щепетильность мешала ему лишить девушку невинности — просто отдаленные последствия такого поступка обычно перевешивали то незначительное удовольствие, какое он мог при этом получить. Не следовало забывать и о мамашах, озабоченных замужеством дочек. Но ни один из этих доводов не помешал ему причинить Мауре первую боль, которую она испытала при его вторжении.

Глядя на нее сверху вниз, сердясь на самого себя за то, что он не тот терпеливый влюбленный, о каком мечтала романтичная Маура, Эверод резко сказал ей:

— Есть невинность или нет — это ничего не меняет. Отобрать ее должен я, ведь твое тело предназначено для меня.

И в доказательство своих слов он резко протолкнул член в глубь ее лона. Маура закрыла глаза и впилась ногтями в его плечи, красноречиво свидетельствуя о том, какую боль он ей причиняет.

— Больно, — прошептала она.

В постели Эверод не был эгоистичен. Он не мог не почувствовать ее боль. Это была одна из причин, по которым он избегал хлопот с невинными девушками. Он ошибся, полагая, будто Мауре будет не так больно, если он станет входить в нее медленно.

— Я передумал, — сказал Эверод и почти вышел из нее.

— Как так?

Он слышал, сколько удивления было в этом вопросе. Без предупреждения он резко вошел в нее снова на всю глубину, пронзая преграду, стеснявшую его свободу. Два крика слились в один: крик боли и крик торжества.

Эверод уткнулся лбом в ее плечо. Лоно Мауры облегало его детородный орган плотно, словно вторая кожа. Он приостановил движения, давая ей возможность привыкнуть к его проникновению.

— У нас получилось, Маура. Я вошел в тебя, — проговорил он; правая рука скользнула ей под ягодицы, крепко прижимая два тела друг к другу. — Я делаю тебе очень больно?

— А если я скажу «да»… ты поцелуешь меня, чтобы прогнать боль? — Она слегка пошевелилась, чтобы удобнее принимать на себя его вес и тот твердый орган его тела, который так плотно засел в ее горячей влажной глубине.

— Бесстыжая девчонка, — сказал Эверод с нежностью. — Только ты одна могла осмелиться дразнить меня в такую минуту.

— А хочешь, я упаду в обморок, как полагается девице?

— И пропустишь самое интересное? Ни за что! — Эверод легонько укусил ее за подбородок.

Оказывается, чтобы находиться в ней и не двигаться, ему пришлось сделать над собой огромное усилие. Чтобы отвлечь Мауру от неприятных ощущений, виконт положил руку ей на грудь и стал играть набухшими сосками, гладить большим пальцем чувствительную кожу, пока Маура не выгнулась под ним дутой.

— Ну вот, — тихонько сказал Эверод, прижимаясь бедром к ее бедру. При этом он слегка пошевелился внутри нее, и это едва не закончилось семяизвержением. — Ну что, храбрая моя девочка, пора нам обоим исцеляться от боли.

Он отстранился и вновь на всю глубину погрузился в ее тугую вагину. Ее тело на этот раз не сопротивлялось. Ее лоно уступило его неистовому натиску. Поначалу Маура тихо лежала под ним, позволяя его телу тереться о ее тело. Но, понемногу привыкнув к ритму его движений, она осмелела. Ее бедра приподнимались, встречая его, позволяя ему проникать еще глубже.

Поскольку вокруг по-прежнему было не видать ни зги, Эверод пользовался остальными чувствами, чтобы проверить, как реагирует Маура. Он прислушивался к ее судорожным вздохам, когда грубая растительность на его груди гладила изгибы теплой шелковистой кожи ее грудей. Он прикоснулся пальцами к ее лицу и с облегчением обнаружил, что щеки у нее сухи. Он поглаживал ее губы и вскрикнул от неожиданности, когда она шутливо укусила его за палец.

Эверод отомстил тем, что просунул руку между их телами и стал мять кусочек плоти между ее ногами, пока его мужской орган неутомимо двигался внутри нее.

Маура отозвалась на это незамедлительно. Она застонала, заметалась, врезавшись лбом в его подбородок. Эверод зарычал и увеличил темп движений. Маура извивалась под ним, дыша часто-часто.

— Отдайся мне полностью, — прошептал он ей на ухо, как змий-искуситель. — Это не больно.

Маура рванулась к нему и тут же застыла. Когда женщина получает удовлетворение, на мужчину это действует особенно возбуждающе. Маура тоненько вскрикнула, крепко-крепко прижимаясь к нему, а он меж тем лихорадочно двигался взад-вперед.

Чувствуя приближение сладостных содроганий, Эверод поспешно вышел из нее и сжал в руке разбухшую головку члена. Он посасывал грудь Мауры, а пальцы тем временем сжимали и ласкали его собственный твердый орган. Ее грудь заглушила его торжествующий рык. Прижавшись лицом к ее нежному телу, Эверод застыл: пальцами он наконец довел себя до высшей точки наслаждения, горячее семя вырвалось наружу.

— Боже правый! — воскликнул он, когда безумие стало проходить. — Я солгал, когда говорил, что это не больно. Миледи, быть с вами в постели — это сладчайшая из пыток.

Он не увидел, но угадал, что Маура робко улыбается.

— И ты хочешь, чтобы мы снова занялись этим?

Бессильно повалившись с нею рядом, Эверод застонал.

Маура оказалась сиреной. Его тело болело, а чертов детородный орган хотел еще.

— Без малейшего сомнения.

Может быть, если они повторят это безумное соитие, он сумеет разгадать, кто же из них кого соблазнил.