Мужчина клевал носом, засыпая, когда цепи на пассажирском сиденье снова начали ворчать. Его фургон был припаркован на парковке торгового центра в Олбани. Цепи даже не звенели на этот раз, но он всё равно слышал их ворчание. И он знал, на что они жалуются. На то, что он не похитил ту женщину из ФБР вчера.

— Сколько раз вам говорить, что она не подходит? — бросил он. — Если бы я взял её, вы не были бы довольны. Вы бы спрашивали, почему она не старше, почему не в униформе, почему не сделала того, что должна. Вы бы только жаловались.

Цепи приутихли, но в целом не прекратили ворчать. Его не удивляло, что они сегодня с цепями совершенно не в ладах. Он находился с ними в замкнутом пространстве фургона уже больше двадцати четырёх часов. Естественно, что они уже начали действовать друг другу на нервы.

После вчерашнего происшествия с женщиной, он поехал прямиком в Олбани и сделал эту парковку своей базой. Рано или поздно, он был уверен, правильная жертва появится. Но день уже подошёл к концу и успел пройти, а этого всё ещё не произошло. После того, как центр закрылся вечером, он переехал на фургоне на соседнюю улочку и уснул в нём на полу. Он вернулся сюда первым делом поутру.

Уже становилось темно, и он размышлял, как проведёт здесь ночь. Цепи определённо раздражались всё больше и больше. Он не был уверен, сколько он ещё вынесет.

Он в свою очередь тоже устал и был раздражён. Но терпение и бдительность — самое важное. Он достал батончик из бардачка и начал его есть. Пусть немного, но ему нужно было подкрепить силы и восполнить запас энергии. Он не мог выйти из фургона и пойти купить себе еду. Цепи не дадут ему. И, конечно, будут правы. Если он даже на несколько минут покинет свой пост, он может упустить идеальную жертву.

В этот час люди больше выходили из торгового центра, нежели входили в него. В основном это были молодые люди и семьи с детьми. Он не увидел никого, кто бы отдалённо походил на того, кого искали они с цепями.

Несмотря на это, батончик поднял ему настроение. Ему в целом полегчало. И правда — у него есть всё, что ему нужно в жизни. Особенно он был доволен фургоном. Он привёз его сюда много лет назад и он верно служил ему всё это время. Фургон был достаточно большим, чтобы в нём можно было спать, когда необходимо, и удобный для того, чтобы перевозить женщин. Он быстро понял, что женщины тоже могут спать здесь — то есть, начинать свой вечный сон.

И он уж точно никогда не жалел, что покинул свой прежний дом. Он слишком был связан с его детскими кошмарами. Он был абсолютно счастлив уехать в полном одиночестве, выбрать новый город и поселиться в нём.

Тогда ему было восемнадцать. Его новый дом понравился ему с самого начала, и люди были добры к нему. Несколько лет он жил спокойно и не причинял никому никакого вреда. Всё изменилось пять лет назад, когда он взял свою первую жертву.

Доедая батончик, он задумался, что пошло не так. Он никогда не хотел кого-то мучать или убивать. Он и сейчас не хотел.

Возможно, ему не стоило красть те смирительные рубашки, когда его выпустили из психбольницы. Просто тогда у него появилось непреодолимое ощущение, что они ему понадобятся однажды. И цепи, которые он копил потихоньку много лет, тоже настаивали, чтобы он их хранил.

Но что произойдёт теперь? Если он не возьмёт новую женщину, он знал, что цепи покажут свою власть над ним, свяжут его, закроют его дверь, чтобы он не смог выбраться, сделают его беспомощным, как в детстве. Ему нужна третья жертва, и побыстрей.

Неожиданно цепи зашелестели, будто призывая его быть внимательным. И точно — из центра выходили две женщины, на обеих были надеты униформы медсестёр. Одна была стройная и слишком молодая, но другая была плотного телосложения и среднего возраста, именно такая, какую он искал.

Он посмотрел, как они пошли к машине в соседнем ряду на парковке. Женщина, которая была ему нужна, села за руль. Он завёл мотор и поехал следом за их автомобилем.

Следуя за ними в спальный район, он вдруг понял, что что-то не так. Если даже он схватит плотную женщину, он всё ещё не сможет покорить её. Проблема была простая.

Я не выбирал тех двух. Они выбрали меня.

В первый раз, пять лет назад, бедная женщина из Ойбанкса спровоцировала его, когда он поднял мелочь, которую она обронила в магазине.

«Какой милый мальчик!» — сказала она.

Эти слова и этот тон — такой снисходительный, как будто он умственно отсталый — больно укололи его, напомнив его мать и монахинь.

То же случилось с женщиной из Ридспорта.

«Какой хороший мальчик!» — сказала она, когда он помог ей донести покупки.

Обе женщины подписали свой приговор этими словами, хоть и сказанными из добрых побуждений. Но эта женщина ничего ему не говорила. А без этого импульса, без провокации он не мог действовать.

А если он не будет действовать, он окажется во власти цепей.

Машина, за которой он ехал, остановилась перед домом. Младшая женщина вышла, помахала водителю и пошла в дом. Вторая снова тронулась, а он поехал следом, всё ещё не зная, что делать.

Но тут цепи стали шептать ему, объясняя всё: он должен как-то спровоцировать её, чтобы она спровоцировала его. И у цепей была своя идея на этот счёт. Но для этого нужно было очень точно всё подгадать, а они сомневались, что он сумеет это сделать. Он решил доказать им, что они ошибаются.

Теперь он ехал за женщиной по дороге, которая петляла по парку. Вокруг никого не было. Место казалось подходящим для действия.

— Здесь? — спросил он цепи.

Цепи что-то пробормотали в знак согласия.

Впереди, на краю парка, был светофор. Горел зелёный, но цепи убедили его, что скоро цвет сменится. Он осторожно обогнал машину женщины и поехал прямо спереди неё. Загорелся жёлтый и он ускорился немного, как будто собираясь проехать перекрёсток прежде, чем загорится красный.

Затем он хорошенько вдавил тормоза. И конечно, машина женщины врезалась в его сзади с резким ударом. Столкновение не было достаточно сильным, чтобы принести большой ущерб, но свою цель оно выполнило.

Он съехал на обочину, поставил машину на тормоз и вылез. Женщина отъехала от его фургона на несколько метров и вышла с озабоченным выражением лица. Он подошёл к задней части своего фургона и изучил нанесённый обеим машинам ущерб. Когда подошла женщина, он попытался объяснить ей, что произошло, и извиниться.

— Я… Я… Я… — стал заикаться он.

На лице женщине вдруг отразилась симпатия.

— О, бедняжка! — сказала она. — Конечно же, это моя вина. Пойду найду свою страховку.

Женщина вернулась в машину и открыла бардачок.

Он почувствовал именно тот приступ агрессии и злости, которые ему были нужны.

«О, бедняжка!» — сказала она.

Что она себе думает, он что, ребёнок?

Он открыл заднюю дверь своего фургона и достал тяжёлую связку цепей, и стал ждать, держа цепи за спиной одной рукой. Когда женщина снова показалась, он указал на свой задний бампер, как будто пытаясь привлечь её внимание к повреждениям.

— Что там? — спросила она.

Когда она наклонилась, чтобы взглянуть получше, он ударил её по затылку связкой цепей. Она упала именно так, как было нужно: головой в кузов фургона, полностью без сознания. Так что ему осталось только поднять её ноги в фургон и закрыть дверь.

Когда он уезжал, цепи молчали. Он знал почему. Они были слегка восхищены. Они не ожидали, что он сделает всё так смело и ловко. Они недооценивали его. А теперь он показал свою над ними власть — по крайней мере, на ближайшее время.

* * *

Час спустя он приехал домой. Он подъехал на фургоне к дому и сдал задом к двери в подвал. Тогда он вышел, подошёл к задней двери фургона и открыл её.

Вот она, лежит совершенно без движения, вокруг её головы лужица крови. Он наклонился, чтобы убедиться, что она всё ещё дышит. К счастью, она дышала. Цепи хотели, чтобы она была жива, пока жива.

Он остановился на дороге за Олбани и надел на неё смирительную рубашку. Рано или поздно сознание вернётся к ней, и цепи решили, что будет лучше, если он наденет на неё рубашку сразу.

Теперь стояла трудная задача, как занести её в подвал. Женщина была немного тяжелей, чем предыдущие две, а он был совсем не сильным. Он дёргал и тянул её, пока она не вывалилась из фургона, а потом снова, дергал и тащил, пока она не оказалась у двери в подвал. Он открыл дверь и толкнул её внутрь.

Пока он катил её по бетонному полу, женщина издала громкий стон, затем снова замолчала. Койка уже была подготовлена. Он положил на неё верхнюю часть тела, затем закинул и ноги.

Теперь всё должно быть проще. Он начал обматывать её цепями, крепко привязывая к койке. Цепи смеялись от удовольствия. Они были довольны его работой.

Когда он закончил, он услышал её слова:

— Где я? — спросила она, приходя в сознание. — О Боже, где я? Что происходит?

Он громко шикнул на неё. Если бы он мог говорить, он бы объяснил ей, почему она должна молчать. Здесь разрешалось говорить только цепям.

Но шиканье не помогло.

— Где я? — невнятно проговорила она, её ужас усиливался. — Кто-нибудь, помогите!

Он сунул ей в рот тряпку и закрепил её, обмотав вокруг её головы цепями. Она продолжала извиваться и стонать. Её широко открытые глаза остановились на чём-то в комнате. Он проследил её взгляд и увидел, что она смотрит на маленький алтарь, который он соорудил.

На столе, придвинутом к стене, стояла доска объявлений. На самом столе он почтительно разложил обувь, значок тюремного надсмотрщика, униформу медсестры и её бейджик, несколько пуговиц и другие вещи, принадлежащие тем женщинам. На доске объявлений были прикреплены некрологи, похоронные листовки и фотографии цветов, которые он положил на могилы.

Он был рад, что она увидела. Это должно было её немного успокоить. Она, конечно, поняла, что он и её память увековечит тут, когда придёт время. К его глазам подступила слеза, когда он вспомнил, как оплакивал тех женщин и как будет оплакивать эту.

Но женщина громко застонала под кляпом. Она не поняла. Это взбесило его. Всё происходило так же, как и тогда. Он ослабил цепи и вытащил кляп, чтобы дать ей воды, но она бесконтрольно закричала.

Возможно, у него получится объяснить этой. Он достал свою опасную бритву из кармана, открыл её и поднёс к горлу женщины, снова шикая. Так она поймёт, что он не хочет резать ей горло и это будет её выбор, если она не перестанет орать. Всё, что ей нужно, это замолчать.

Её стоны немного притихли. И всё же он увидел следы несговорчивости в её глазах. Это не к добру. Рано или поздно она закричит, и тогда у него не будет другого выбора, как убить её.

Как и в прошлый раз, он повесит её на всеобщее обозрение. Это предупреждение абсолютно необходимо. Мир должен знать. Мир должен понять. Мир должен оставить его в покое. Он ещё не знал, где и как выставит её. Цепи ему подскажут.

Так было всегда. Убийства этих женщин никогда не были его инициативой. Цепи просто не оставляли ему другого выбора. Это был просто закон жизни и он ничего не мог с этим поделать.