Во второй половине дня случилось две вещи. Во-первых, Хлои и Даниэль посмотрели три серии «Карточного домика». А во-вторых, журналисты под домом наконец-то разошлись. С наступлением сумерек они стали похожи на маленьких назойливых мушек, улетающих на поиски нового огня.

Телевизор сестры выключили около девяти. Хлои покопалась в до сих пор неразобранных коробках и нашла запасную зубную щетку и пижаму для Даниэль. От пижамы та отказалась и вместо этого взяла одну из черных спортивных маек Хлои. В без четверти десять она уже спала без задних ног на матрасе в гостевой комнате, который еще не успели положить на кровать, стоявшую разобранной у стены. Это заставило Хлои осознать, что после ухода Стивена этот дом может так и остаться необжитым, да и вряд ли она одна сможет его себе позволить.

Голова Хлои кипела идеями и тревогами, так что о сне речь не шла. В полном одиночестве она села за обеденный стол с бокалом вина и собиралась заново перебрать материалы дела, но потом передумала. До поимки Алана Шорта глупо было надеяться на какой-то прогресс.

Когда бокал опустел, она с удивлением обнаружила, что они с Даниэль прикончили целую бутылку. Пьяной она не была, но голова слегка кружилась. Лечь спать уже не казалось ей чем-то невозможным.

Она прошлась по дому, чтобы, по установленной неделю назад традиции, запереть все двери: переднюю, заднюю и боковую, ведшую в патио. Поскольку снаружи оставалось еще два телевизионных фургона, она посчитала нужным закрыть и жалюзи тоже.

У двери из кухни на веранду Хлои потянулась к шнуру, но ее рука замерла раньше, чем жалюзи успели закрыться. На веранде что-то было. Маленькая корзинка для пикника.

На секунду Хлои засомневалась, стоит ли ее подбирать. Может, какой-то репортер решил таким образом извиниться за назойливость? Или кто-то из полицейских, дежуривших у дома весь день, проявил заботу?

Нет, – она отбросила эту идею. Копы предупредили бы заранее. А репортеры не стали бы рисковать идти через весь двор на глазах у полиции.

Тогда что было в корзине? И кто ее принес?

Наплевав на осторожность, Хлои быстро распахнула заднюю дверь, схватила корзинку, оглянулась, проверяя, не поджидает ли ее кто-то в засаде, и мгновенно вернулась в дом. Заперев двери и опустив жалюзи, она поставила корзинку на кухонный стол.

Нет смысла ждать или пытаться себя отговорить, – подумала она.

Затаив дыхание, она отдернула крышку корзинки. Внутри оказалось около дюжины печений. Шоколадных. Судя по виду и запаху, свежих и домашних.

В первую секунду Хлои решила, что кто-то хочет их отравить. Но это было бы слишком глупо и неправдоподобно. Она уставилась на печенья, как будто из них могла сложиться какая-то головоломка, и тут заметила листок бумаги, выглядывавший из-под пергамента на дне.

Она потянула листок за уголок и вытащила его на стол. Это оказался не просто листок, а конверт. Конверт, запечатанный золотистой наклейкой, такой же, как те, что появлялись в квартире Даниэль.

Очень медленно, будто там могла быть бомба, Хлои открыла конверт, изо всех сил стараясь держаться за самый край, чтобы после проверить его на отпечатки. Внутри, разумеется, была только маленькая записка. Три слова, но сколько смысла…

ЭТО НЕ КОНЕЦ.

На секунду Хлои застыла на месте, но тут же стряхнула оцепенение и пошла в спальню за набором для улик – тем же, который остался у нее с первых лет учебы в академии. Она знала, что на других письмах отпечатков не было, но хотела как-то себя успокоить.

Вскоре на кухонном столе расположилась маленькая лаборатория, и Хлои начала покрывать конверт и записку порошком. Как и предполагалось, на них ничего не было. Затем она проверила корзинку и даже пергамент под печеньем – тоже ничего.

Она встала и долго разглядывала нежданную посылку. Ей хотелось разбудить Даниэль, но после недолгих сомнений она решила, что не стоит. После всего, что пережила ее сестра за последние дни, ей нужно было хотя бы выспаться.

ЭТО НЕ КОНЕЦ.

Это уж точно, – подумала Хлои. Кто-то сумел пробраться в ее двор и поставить корзинку на крыльцо. Кто-то вторгся на ее частную территорию и подошел вплотную к ее дверям, чтобы подразнить ее запиской.

Нет, – со злостью сказала она себе. Это однозначно не конец.