Когда они прибыли на место, их встретили два офицера полиции, и Макензи сразу поняла, что они были не менее удивлены, чем она сама. Однако когда они с Эллингтоном вышли из машины, на лицах офицеров отразилось облегчение.

«Что, чёрт возьми, происходит?» – Макензи спросила офицера, который указал следовать за ним налево.

«Утром пришёл какой-то мужчина и во всём сознался».

«Против него есть улики?»

«Он очень много может сказать о местах преступлений, – ответил офицер. – Честно говоря, я почти не владею информацией. Этим делом занимаются несколько полицейских и один детектив. Два ваших агента прибыли примерно двадцать минут назад».

Офицер ввёл их в здание отделения Сёрд-дистрикт, а потом пошёл быстрее. Они прошли через небольшой офис с перегородками и вошли в коридор. В конце коридора было несколько людей. Двое из них были в привычных для агентов Бюро костюмах – Харрисон и Ярдли.

Офицеры махнули на прощание и быстро пошли к выходу. Казалось, они хотели как можно скорее покинуть коридор. Макензи и Эллингтон направились к собравшимся. За людьми коридор уходил влево.

«Комнаты для допросов», – предположила Макензи.

«Что нам известно об этом человеке?» – Макензи спросила Ярдли, когда они дошли до них.

«Мы ещё не получили всю информацию. Получаем её так быстро, как только это возможно. Местная полиция помогает с поиском среди публичной информации. Пока мы знаем вот что: в семь сорок пять утра в двери отделения вбежал Джозеф Симмонс и начал кричать, что его необходимо наказать, что он больше этого не выдержит. Его попытались успокоить – это была женщина, только заступившая на службу, – и он ударил её в челюсть. Его арестовали около часа назад, и кажется, что он знает чертовски много об убийствах священников. Мне не хочется это говорить, но… я даже не знаю. Он ведёт себя, как сумасшедший».

«Вы лично с ним разговаривали?» – спросила Макензи.

«Не больше трёх минут. Потом мне на телефон начали приходить материалы, касающиеся его личности, и я вышла из кабинета. Кстати, всё, что мне прислали, я переслала вам на почту».

«Спасибо», – сказала Макензи. Она отошла в сторону от толпы и шума разговоров. Она открыла почту и нашла в ящике два новых письма. Оба были от Ярдли и пришли меньше получаса назад. Макензи просмотрела их, и слово за словом, всё встало на свои места. Разочаровывал способ поимки убийцы, но теперь он был у них… Не всё ли равно как?

Макензи прочла PDF-файлы, которые выслали из Бюро, и познакомилась с Джозефом Симмонсом. Он сбежал из дома в пятнадцать лет и до двадцати одного жил на улицах Ричмонда, штат Вирджиния. Он зарабатывал деньги, подрабатывая разнорабочим на фермах и стройках. Этих денег хватало на жизнь и, в конце концов, он получил постоянную работу в Target в Ричмонде. К двадцати восьми годам он перебрался в Вашингтон. Сначала работал стажёром в области системной безопасности, а потом помощником менеджера на складе. Отличный пример человека, который сделал себя сам,… если бы только три года назад всё не пошло наперекосяк.

Три года назад Симмонса арестовали за избиение женщины у бара. Кроме того, он ударил её спутника кирпичом по голове, что чуть не привело к госпитализации. За это нападение он отсидел короткий срок в тюрьме, а после освобождения его снова арестовали за серию нападений неизвестного в Вашингтоне и округе. В конечном итоге, его отпустили, когда схватили настоящего подозреваемого. За два года, что прошли с того случая, Симмонс сознался ещё в двух преступлениях: угоне машины и избиении проститутки после того, как она его обслужила.

Он был признан виновным в этих преступлениях.

Однако когда Симмонс сознался в убийстве присяжного в нашумевшем деле прошлого года, он был явно невиновен. Его отпустили и отправили к психиатру.

И вот он снова в участке. Это было странно и бессмысленно. Иными словами, соответствовало природе их расследования.

«Что думаешь?» – спросил Харрисон.

«Думаю, что как минимум нужно его проверить. Его привычка сознаваться в преступлениях – это способ привлечь к себе внимание, особенно когда речь идёт о серьёзном правонарушении, которого он не совершал. Если он так сильно жаждет внимания, нельзя предугадать, на что он способен».

Кроме неё, Эллингтона, Ярдли и Харрисона в коридоре были также два полицейских и детектив в штатском. Все обсуждали случившееся утром. Один из полицейских тихо смеялся, а детектив выглядел хмуро.

«Кто здесь главный?» – спросила Макензи.

«Вы, ребята, – ответил тот из полицейских, кто не смеялся. – И слава Богу, как по мне. Дайте знать, если понадобится наша помощь».

Макензи кивнула и направилась по коридору налево. Вдоль стены шли три двери, последняя вела в комнату для допросов; следующая за ней – в комнату для наблюдения, где, как решила Макензи, за беседой будут наблюдать офицеры, детектив и коллеги-агенты.

Она вошла в комнату для допросов. Джозеф Симмонс с интересом посмотрел в её сторону и замер на мгновение. На какую-то секунду Макензи показалось, что перед ней находится Габриэль Хэмбри с дыркой в голове и визитной карточкой на рубашке.

Макензи отмахнулась от этой мысли и ответила на взгляд Симмонса. Он не нервничал и не смущался. Казалось, он ждал её прихода, как ребёнок ждёт, когда ему отрежут кусок именинного пирога, зная, что грядёт время, когда он сможет задуть свечку.

«Он ищет внимания, – подумала Макензи. – Если он убийца, то, не получив его, начнёт замыкаться в себе и не станет сотрудничать. Нужно вести себя так, словно я нахожусь под впечатлением или даже расстроена тем, что он сам сдался, а не мы его поймали».

«Скажите мне, – изображая смущение, спросила она, – почему сейчас? Почему вы сдались именно сейчас?»

«Потому что я закончил», – сказал Симмонс.

«Четыре жертвы, – продолжила Макензи, не забывая говорить расстроенным голосом. – Почему четыре?»

«Не знаю. Так мне приказали».

«Кто приказал?»

Симмонс наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую и закусил верхнюю губу. Наконец он повёл плечами и ответил: «Мне так сказали. Голоса».

«Что ещё говорят вам голоса?» – спросила Макензи.

«Этого я вам сказать не могу, иначе они расстроятся. Кроме того, я должен был сдаться. Давайте смотреть правде в глаза,… вы бы меня никогда не поймали».

«Ну, рано или поздно поймали бы», – ответила она, изображая жуткое разочарование. Она знала, что не блещет актёрской игрой, но понимала, что Симмонс не заметит подвоха,… пока она будет льстить его самолюбию.

«А как иначе», – сказал он и резко засмеялся. Смех звучал так же наиграно, как разочарование Макензи.

«Я должна знать, – сказала она, садясь напротив него за небольшой стол, – как вы смогли так высоко поднять крест, когда убили Коула. Доски весят не меньше тонны».

«Я взял доски в церковном подвале. Они служили декорацией для детских представлений. Из середины одного из них торчал болт после одного из выступлений. Я вытащил доски из подвала и прикрепил одну к задней стене церкви, пока прибивал руки Коула к другой. Поднять его на такую высоту было непросто, но я справился».

«В одиночку?»

«Ага», – нахально ответил он.

«Чем вам не угодили эти священники?» – спросила Макензи.

«Тем, чем они не нравятся всем остальным – слепой верой. Невежеством и готовностью увести других с верного пути в поисках невидимых богов. Ненавистью к гомосексуалистам. Жадностью. Грехами, которые они пытаются закопать, как кот закапывает гавно в песок».

«Четырёх жертв вам достаточно? – спросила Макензи. Она решила, что если задаст все вопросы ещё раз, Симмонсу это не понравится, и будет легче уличить его во лжи. Тем более, если он был убийцей, его начнёт раздражать праздная беседа, конкретно не касающаяся его деяний. – Скрывается ли за цифрой четыре особый смысл?»

«Нет, – сказал он. – Я просто решил, что выполнил миссию. Я же уже говорил. Голоса сказали четыре. Вот я и закончил на четырёх».

Макензи кивнула, решив, что нашла первую ошибку в его истории. На простые вопросы, которые позволяли ему злорадствовать, он отвечал подробно. А когда она спросила его, почему он остановился, то получила расплывчатый ответ, даже какой-то примитивный. Голоса – глупо и ожидаемо.

«Что ж, мистер Симмонс, сегодня вы поступили правильно, – сказала она. – Как я понимаю, вы знаете свои права, или мне всё же их зачитать?»

По его лицу промелькнула тень сомнения. Это произошло так быстро, что Макензи едва её не упустила: «Я всё знаю».

«Я просто решила, – сказала она. – Я хочу сказать, угон машины и нападение на проститутку несколько лет назад, а потом ещё это преступление, помните? Убийство, в котором вы сознались…».

«Говорите о сучке из жюри присяжных?»

«Да, – ответила Макензи. – Тогда вам удалось избежать наказания, не так ли?»

И вот опять… маска дала трещину. Она не могла сказать наверняка, что бы это значило, но точно знала, что он что-то скрывает.

«Я не избежал наказания, – сказал Симмонс. – Идиоты-полицейские обвинили кого-то другого. Они меня отпустили. Смотрите, к чему это привело – четыре мёртвых священника».

«Так этого вы добивались? Из-за несовершенства системы вы оказались на свободе и решили показать им, какую огромную ошибку они совершили?»

«Нет, я добивался другого. Может быть, четверо священников…»

«Не все они были священниками», – заметила Макензи.

Симмонс заёрзал на стуле, а Макензи подалась вперёд. Что-то здесь было не так. Она почти физически видела ложь… в его взгляде и каждом слове. Да… что-то здесь было не так, и Макензи собиралась обратить ложь против него самого.

Она дала ему время ответить, и когда он промолчал, она продолжила обман:

«Да, Коул был священником, как и отец Костас. Но Вудалл и Таттл не были. Вудалл был пастором, а Таттл – преподобным. Они не были священниками. Это большая разница. Вы об этом знали?»

«Это неважно, – ответил Симмонс. – Сейчас они мертвы. Их лживые речи больше никто не услышит».

«Это верно, – сказала Макензи. – У меня последний вопрос. Под ногами Коула вы положили вещи, но с другими этого не делали. Почему?»

«Ради веселья. Ведь то же самое было с Иисусом, вы знали? Они даже бросали жребий, чтобы взять его вещи».

«Я знаю. Почему вы оставили именно эти вещи под крестом? В чём их значение? Бумажник, одежда и мармеладные драже». И снова по лицу прошла еле заметная тень сомнения, но Симмонс покрыл её улыбкой.

Макензи не хотела упустить момент и снова набросилась с вопросами.

«Мармеладные драже, – сказала она с некоторым отвращением. – Как будто вы хотели над ним посмеяться. Вы действительно нашли их в его карманах?»

«Да, – ответил Симмонс. – Чёрт, я и себе парочку оставил после того, как повесил сволочь».

После его слов Макензи почти игриво провела пальцами по поверхности стола и встала с места. «Скоро сюда придёт офицер, чтобы записать ваши показания», – сказала она.

«Что вы…»

Но Макензи уже покинула комнату, направившись туда, где её ждали Ярдли, Харрисон и Эллингтон.

«Быстро ты», – сказал Эллингтон.

«Это он? Это ведь он?» – спросил Харрисон.

«Я пока не уверена, – ответила Макензи, хотя внутренне она склонялась к «нет, конечно, нет». – Харрисон, можешь сделать пару звонков? Узнай, является ли Джозеф Симмонс прихожанином церкви Святого Петра».

Макензи подошла к главному детективу. Он выглядел неуверенно, пока она оценивающе оглядывала его с ног до головы, но смог выдавить из себя приветливую улыбку.

«Я могу попросить вас и полицию о помощи?» – спросила Макензи.

«Конечно».

«Мне нужен анализ его ладоней. Он утверждает, что притащил доски из церковного подвала, но по рукам не видно, чтобы он недавно работал, а речь идёт об огромных досках. Что-то должно было остаться на руках, ведь я права?»

«Возможно, – сказал детектив, – но если он был в перчатках…»

«Тогда он снял их меньше четырёх часов назад. Могут остаться следы недавнего присутствия на его коже перчаток?»

«Возможно. Правда, результаты мы получим не раньше, чем через день».

«Подходит. Можете проследить, чтобы провели анализ?»

«Конечно», – сказал детектив, сразу потянувшись за телефоном.

Эллингтон отошёл от остальных и жестом подозвал Макензи к себе. Она подошла, пытаясь не отвлекаться на хитрую улыбку, с которой сама на него смотрела, – улыбку, на которую, будь они одни, он бы ответил долгим поцелуем.

«Ты не думаешь, что это он?»

«Да. Он не смог ответить на простые вопросы о мотивах и дать подробности, которых бы мы не знали. Я специально спрашивала его о фактах и структуре места преступления, хотя пока я не знаю, как много он вообще знает о местах убийств».

«Хочешь, я вытяну из него эту информацию?»

«Да, ты бы сильно помог».

«А ты чем пока займёшься?» – спросил Эллингтон.

«Распечатаю материалы его предыдущих признаний. Сознаваясь в ужасных преступлениях, он искал внимания, а случаи с нападением на проститутку и угоном авто, возможно, его рук дело. Но убийство… Это другое. Попытаюсь найти неопровержимое доказательство».

«Неопровержимое доказательство… его невиновности?»

Макензи широко улыбнулась в ответ и пошла искать свободный кабинет: «Поживём – увидим».

***

Пока отделение Сёрд-дистрикт бурлило от волнения, Макензи и Эллингтон вернулись в штаб-квартиру ФБР к девяти часам утра. Эллингтон допросил Симмонса на предмет того, что ему было известно о местах преступлений, а у Макензи было достаточно времени, чтобы сравнить эти факты с информацией, которую для неё смогли достать детектив и Харрисон.

Сейчас, когда перед глазами были все данные, она сидела напротив Макграта за небольшим дубовым столом в глубине его кабинета. Эллингтон сидел рядом, готовый подтвердить всю информацию и её теорию.

«К каким выводам вы пришли относительно Симмонса?» – спросил Макграт.

«К ожидаемым, – сказала Макензи. – Ещё в комнате для допросов интуиция стала мне подсказывать, что он не убийца. А из собранной за утро информации – некоторые факты мы получили буквально пять минут назад – я могу сделать вывод, что Джозеф Симмонс – не убийца».

«Лёгкая победа не для тебя, да, Уайт?» – сказал Макграт.

«Послушайте меня, сэр. Давайте начнём с его биографии. Он сбежал из дома. Даже если дела дома идут из рук вон плохо, психиатры говорят, что те, кто сбегает из дома, по сути, ищут любви и внимания. До сегодняшнего дня Симмонс уже сознавался в двух серьёзных преступлениях. Он точно не совершал одного из них – убийства члена суда присяжных восемь лет назад. Тогда зачем было признавать вину?

Избиение проститутки – это его рук дело. Из отчётов видно, что он действовал осторожно. Он сильно её избил, но так, чтобы точно не убить. И вот он снова приходит в полицию и признаётся в серии убийств, о которой говорят по телевизору. Я не дам ему нас обмануть. Если он хочет сесть в тюрьму, я посажу его за препятствие правосудию, но совершенно точно не за убийство».

«А как же подробности с мест убийств, которые ему известны?» – спросил Макграт.

«Я могу вам ответить, – сказал Эллингтон. – Агент Харрисон нашёл подтверждение того, что ещё полгода назад Симмонс являлся прихожанином церкви Святого Петра. Он не часто появлялся на службах и не участвовал в церковных мероприятиях, но наведывался туда достаточно регулярно, чтобы его знали и с ним подружились другие прихожане. Два семестра назад он даже помогал в работе детской воскресной школы. Так он узнал о досках в подвале, вплоть до болтов и насечек на них.

Если говорить честно, единственное другое место убийства, о котором он знал, – это церковь Живого Слова. Сегодня примерно в два часа ночи на сайте CNN.com появилась статья с описанием места убийства, более подробным, чем у других новостных изданий. Если он изучал дело, то именно в статье нашёл эти подробности. Он не сказал ничего, кроме того, чтобы было написано на сайте».

«И наконец, – сказала Макензи, – во время нашей беседы я умышленно пыталась сбить его с толку, выдавая ложную информацию. Я спросила Симмонса, зачем он разложил вещи под крестом Коула. Я назвала бумажник, одежду и мармеладные драже. Так как вряд ли кто-то мог придумать что-то более безумное, чем драже, Симмонс сразу купился на мою уловку: стал шутить и говорить, что даже съел одну конфету, пока устанавливал крест».

«А на самом деле там были конфеты Lifesavers, да?» – спросил Макграт.

«Да, сэр».

«Чёрт».

Макграт откинулся на спинку стула, глядя на документы, которые лежали на столе перед Макензи и Эллингтоном.

«Мы поступим следующим образом, – сказал Макграт. – Будем держать Симмонса столько, сколько сможем. Так мы заткнём журналистов и немного успокоим нервных политиков и священников. Мы не будем обнародовать его личность. Однако долго это продолжаться не сможет, а значит, нам нужен настоящий подозреваемый. Итак,… что вы собираетесь делать дальше?»

Макензи знала, что будет делать дальше, но пока не хотела это обсуждать с начальством, потому что не успела поговорить на этот счёт даже с Эллингтоном.

«С вашего разрешения, сэр, сегодня вечером я отправляюсь в Александрию».

«Я уже говорил, – сказал Макграт, – что разрешаю вам поступать так, как считаете нужным. Езжайте туда, но поймайте этого урода. А зачем вам в Александрию?»

«На встречу группы бывших жертв сексуального насилия. Отец Рональд Митчелл рассказал мне, что большая часть членов этой группы стали жертвами насилия от рук служителей церкви. Я подумала, что смогу найти какую-нибудь подсказку из их жизненных историй».

«Тогда не теряйте времени даром, – сказал он. – Я бы однако предпочёл, чтобы Эллингтон остался здесь и помог Ярдли и Харрисону».

«Ещё одна просьба, – сказала Макензи. – Мне понадобится список людей, к которым Бюро в прошлом обращалось относительно вопросов религии и Библии».

«Перешлю тебе список в течение получаса, – сказал Макграт. – Ещё что-нибудь?»

Макензи не знала, как и реагировать на то, что Макграт предлагал помощь. Ей казалось, что сейчас он достанет для неё всё, что она ни попросит.

И у неё была ещё одна просьба. Она крутилась на языке, готовая сорваться с губ, но Макензи сдержалась. Просьба громким эхом звучала в голове:

«После окончания этого расследования я хочу получить полный доступ к расследованию дела отца».

Не высказав своего желания вслух, она сказала: «Нет, сэр».

В последний раз взглянув на Эллингтона, Макензи вышла из кабинета. Её вдруг накрыло осознание того, что эту гонку ей не выиграть.