Меня разбудил мамин голос. Она собиралась за продуктами в магазинчик на углу и наказала мне присмотреть за Уиллом.

Застонав, я перевернулся на другой бок. Во всяком случае, попытался. Конечности отказывались меня слушаться. Они были такие же вялые и хрупкие, как если бы их слепили из песка. «Ему же почти семнадцать», – хотел было сказать я, но и на это сил не нашлось.

Глаза намертво слиплись. Я попробовал моргнуть, но не смог и шевельнуть веком. Правой щекой я вжимался в подушку. Левая была мокрой.

Я не помнил, как добрался домой, но, похоже, мне это удалось. Мама снова окликнула меня.

Как там Лиззи? Я хотел встать, но тело не подчинялось командам. Я пьян? Это единственное объяснение, почему ни одного события не отложилось в моей памяти. А я разве не должен быть в больнице? Я дернулся – только и всего.

Снова мамин голос. Она начала раздражаться. Я попытался ответить, но моя глотка сжалась и не хотела реагировать. Я закашлялся. Спазмы обжигающей волной прокатились по грудной клетке. Я кашлянул и снова вздрогнул. Да, я точно в больнице.

Наконец колоссальными усилиями воли мне удалось открыть один глаз. Через шторы пробивался яркий солнечный свет. Поморщившись, я снова его закрыл.

Немного погодя я снова медленно его открыл. Что-то не давало мне покоя… что-то не так.

Немного привыкнув к ослепительному свету, я смог различить детали моего окружения. Передо мной на камень опустилась чайка, злобно каркая.

Чайка?

Я нашел в себе силы приподняться, опершись на локти.

Я не дома.

Стряхнув песчинки из глаз, я с трудом сел на колени. Все тело ныло. Сколько я был в отключке? Где я?

Понемногу память вернулась ко мне. Голд! Точно. Надо позвать на помощь. Течение выбросило меня на берег. Осталось лишь найти кого-нибудь. Шатаясь, я поднялся на ноги и осмотрелся в поисках каких-нибудь признаков цивилизации.

А потом снова упал.

На пляже передо мной лежал разбитый самолет. Маленький пассажирский борт с поломанным крылом. В нос мне ударил запах горелого, и я заметил, что фюзеляж почернел от копоти. При аварии некоторые кресла вырвало с корнем. На одном из них лежала Кармен. Из ее груди торчал покореженный кусок железа, а одной руки и вовсе не было. Розовые кончики ее волос раскидало по лицу. Меня едва не вывернуло.

Остальные валялись у самолета как попало. Кто-то в креслах, кто-то просто так. Ван Ань лежал на крыле, облепленный песком. Девушки – Сомия и Паша – обнявшись, как будто спали. Там был и Кёртис. Его огненно-рыжая шевелюра обагрилась кровью, а веснушки совсем побледнели. Его друга, Эллиота, нигде не было видно.

Наконец внутри самолета я заметил Уилла. Я побрел к нему, шепча его имя, протягивая руки.

Волосы свисали ему на лицо, а на лбу красовался гигантский красный кровоподтек. Он лежал без движений, не дыша. Его всегда такие живые руки безжизненно висели по бокам.

Во мне ничего не шевельнулось. Я окончательно выгорел, словно кто-то гигантской ложкой до остатка вычерпал мою душу. Я отшатнулся и повернулся лицом к пляжу.

– Лиззи! – прокричал я. Где она?

Лиззи была у берега. Опутанная ремнем безопасности, придавленная фюзеляжем, она наполовину лежала лицом в воде, закрыв голубые глаза. Рот слегка приоткрыт.

Я освободил ее от ремня, вытащил из-под самолета и приобнял, а затем нежно поцеловал ее холодные губы. Как будто это могло оживить ее.

– Лиззи? – умоляюще произнес я.

Все были мертвы. Все. Все было обставлено так натурально, так естественно, что я сам стал задаваться вопросом: а не разбились ли мы на самом деле в том самолете? И последние три дня… я просто бредил?

Но кое-кого не было.

Грейди.

– Эй, Бен.

Он стоял рядом, чистый и умытый.

– Наконец-то ты проснулся. Угадай, кого приняли на работу? – Не этими словами он, улыбаясь, двинулся на меня.