— Ни единой зацепки, — вздыхает Скарлетт. — Хоть ты тресни! Я прочитала все книги в библиотеке, которые хоть как-то связаны с вервольфами или фенрисами, распечатала страниц сто из Интернета — тоже ничего.

Сестра смотрит в окно. Небо обложено тяжелыми облаками, в квартиру льется холодный бледно-голубой свет. Я складываю из старых заметок Скарлетт лягушек, надеясь, что она не догадается спросить, где это я выучилась оригами.

Минуло три дня после событий в боулинге. Поначалу Скарлетт радовалась, что мы прикончили двух волков, но потом ей с новой силой захотелось отыскать потенциального фенриса и вожака стаи Стрелы. Каждую ночь мне снятся кошмары — волчьи когти, занесенные над головой, удар, от которого нет спасения… Если бы не Сайлас…

— Время на исходе. — Скарлетт поднимается, наливает себе воды, достает горсть печенья из пакета. Церковные колокола, словно издеваясь, отмечают четверть часа одним ударом. Сестра вздыхает. — Надо предпринять что-то еще. Если бы не Альфа, мы бы справились со стаей из боулинга. Может, стоит еще раз попробовать.

— Только не со Стрелой, — вмешивается Сайлас. Он лежит на диване и подбрасывает теннисный мячик. — По-моему, Альфа рассказал о нас своей стае. К тому же цель нашей вылазки заключалась в том, чтобы разузнать о потенциальном фенрисе.

— Нельзя закрыть глаза на волков, — продолжает Скарлетт с отчаянием в голосе. — Есть стаи Колокола и Монеты. Их вожаки про нас понятия не имеют…

— Да, а пока мы тут беседуем, они присоединяются к Стреле, — угрюмо добавляет Сайлас. — Волки решили объединиться в одну большую стаю и заполучить нового фенриса. Тем более что с одной громадной стаей драться тяжелее, чем с тремя маленькими.

— И что ты предлагаешь?

Скарлетт с таким грохотом ставит стакан на стол, что Баламут бросается прочь из комнаты.

— Не знаю, — вздыхает Сайлас. — Я не пытаюсь тебя разозлить, просто мы тут уже три недели, а выяснили только, что потенциальный фенрис — это какой-то конкретный человек, который может трансформироваться только в определенное время, в нужную фазу луны, раз в семь лет. Под это определение подходит половина мужского населения Земли, а лунная фаза после дня рождения ничем нам не поможет, разве что выслеживать всех поголовно именинников. Это, Летт, работенка не из легких. Может, лучше сосредоточиться на охоте, а не на том, чтобы приманить фенрисов с помощью «кандидата», — отвечает он твердым голосом, который, кажется, специально приберегает для общения с моей сестрой.

— И кто их будет заманивать, Сайлас? Может, ты? Или я? Рози не в состоянии играть роль приманки по всему городу. Если у нас не будет потенциального волка, все пойдет насмарку.

— А раньше тоже разницы не было? Пока в задачу не добавился этот кандидат, тебя устраивало охотиться на одиночек! — бросает в ответ Сайлас.

Он не боится вступить с ней в спор, но и Скарлетт не пугает противостояние.

— Знание приносит с собой ответственность! — восклицает сестра, краснея от злости. — Мы обязаны найти потенциального фенриса и использовать его в качестве приманки. Мы не ищем легких путей!

Сайлас что-то бормочет себе под нос. Лицо моей сестры горит бурлящим под кожей гневом.

— Что ты сказал? — Голос Скарлетт опасно дрожит.

Кажется, ей удалось разобрать последние слова. Я поджимаю губы и подумываю о том, чтобы вмешаться, но не знаю, принять мне сторону родной сестры или любимого мужчины.

— Не важно. — Сайлас качает головой и тянется за книгой.

— Говори!

Он глубоко вздыхает и смотрит на Скарлетт.

— Летт, может, это и правда твоя работа. Но не моя.

С этими словами он бросает на меня мимолетный взгляд, но я отвожу глаза. Я не смогла бы сказать подобное сестре. К счастью, она настолько поглощена вспышкой гнева, что не замечает наших взглядов.

— Не твоя? Ах, не твоя! Вот и прекрасно, вали в Сан-Франциско и прохлаждайся там! — срываются с ее языка горькие слова. — На твоей совести кровь девушек, которых ты мог бы спасти, а вместо этого решил выучиться игре на гитаре. Твое умение тренькать «Светит звездочка с небес» приобретено ценою их жизней. Не забудь объяснить это родителям девушек.

— Летт, ладно тебе… — начинает Сайлас.

Растерянность на его лице сменилась осознанием собственной вины.

Скарлетт качает головой, а потом переводит взгляд на меня:

— Рози, мы с тобой остались вдвоем.

Слова должны уязвить Сайласа, но они ранят меня в самое сердце. Я киваю, не поднимая глаз, и с трудом сдерживаю слезы. Сестра, схватив топор, выбегает из квартиры. Дверь с грохотом захлопывается, и воцаряется тишина. Сглатываю ком в горле, прохожу на кухню и небрежно скидываю тарелки в раковину. Одно из блюдец со звоном бьется.

Я должна охотиться. Скарлетт — моя сестра. Я должна выйти на охоту. Погибли девушки — их сожрали! А я могу положить этому конец.

— Рози… — со вздохом окликает меня Сайлас.

— Ты не должен был с ней так говорить! — кричу я. — Скарлетт права: это наша работа!

— Рози, ты ведь не больше моего желаешь все время охотиться и изучать волчьи повадки. Не хочу обижать Скарлетт, но я не могу жить так, как она. И ты не можешь, — продолжает он.

Не пойму: он извиняется перед Скарлетт или пытается привлечь меня на свою сторону?

— Она моя сестра! — разгоряченно кричу я.

Кажется, растерянность скоро сменится слезами.

— Твоя сестра, — повторяет Сайлас. Его глаза обсидиановыми каплями сияют в комнате, залитой голубым светом. — Твоя сестра, но не ты. Рози, ты отдельная личность.

Я разражаюсь злым смехом. Слезы льются из-под ресниц, стекают по лицу и падают на опущенные в грязную раковину ладони.

— У нас одно сердце, — шепчу я, отбрасывая волосы с влажного лица.

Одно сердце, разделенное пополам… Скарлетт закрыла меня собой, чтобы я чуть подольше смогла не смотреть в глаза чудовищу. Она всегда защищает меня. Это ее всегда ранят, уродуют и рвут на кусочки — а я смотрю на мир двумя глазами и мечтаю о жизни без охоты.

Какая же я эгоистка! Жалкая эгоистка!

Раскат грома раздается так внезапно, так резко, что от него содрогаются оконные стекла, Отдаленные вспышки молний смешиваются с ровными потоками света от небоскребов в центре города. Скоро придет гроза.

Я хочу еще раз гневно поинтересоваться у Сайласа, как ему в голову пришло, что я брошу охоту ради развлечений обычной жизни. Внезапно серый пушистый комок выскальзывает за дверь.

— Дверь открыта! — ору я, пролетаю мимо Сайласа, на ходу подхватывая с кресла плащ, и сдергиваю с тумбочки одну из плетеных корзин для белья.

Баламута так просто не поймать, его придется загонять в угол. Набрасываю пурпурную ткань на плечи, мчусь вниз через ступеньку, выскакиваю из дома и как сумасшедшая начинаю звать кота. Почему все в этом городе такого же цвета, как дымчатая шерсть Баламута? Дурацкий кот!

— Он не мог далеко убежать! — встревоженно кричит Сайлас, нагоняя меня.

Я молчу, опасаясь, что вместо ответа с моих губ сорвется бессильный писк. Вокруг все движется: острые углы, чужие локти, машины, со скрежетом замирающие перед знаком остановки, — но ничто не напоминает медлительных текучих движений моего кота. Я осматриваю улицу и упираюсь взглядом в пустую парковку. За сеткой забора мелькает что-то серое.

— Вот он! — вскрикиваю я так резко, что посыльный на велосипеде чуть не врезается в пожарный гидрант.

Бросаюсь через дорогу, бегу вдоль забора, отыскивая разболтавшийся кусок сетки. Сайлас появляется у меня за спиной, берет корзинку, а потом отжимает сетку в сторону, пропускает меня в образовавшуюся щель, кидает мне корзинку и, наконец, сам протискивается за ограду. Металлическая сетка-рабица с грохотом встает на свое место.

Здесь тише, чем на улице, как будто густые кусты и мусоровозы, припаркованные возле забора, приглушают городской шум. С этой стороны ограды здания выглядят заброшенными: крошащиеся кирпичные стены превратились в торчащие зубцы, порывы ветра треплют забытое на веревках белье. На голову падают тяжелые капли дождя. Я шлепаюсь на колени и принимаюсь заглядывать под проржавевшие машины. Охраняющий свалку пес буравит меня желтыми глазами с той стороны забора и хрипло лает.

— Он точно здесь? — окликает меня Сайлас из зарослей сорняков на другом конце парковки.

Киваю, и в горле снова встает черный ком страха.

Я окликаю Баламута, а потом просто ору во весь голос.

Зову кота, Скарлетт, Сайласа; из горла льется поток слов, которые невозможно разобрать. Мне нужно, чтобы кто-то все исправил, помог почувствовать, будто мой разум и сердце не раздирают меня напополам. Больше всего на свете мне хочется, чтобы кто-нибудь подсказал мне, что делать, нашел кота под дождем и вернул мне хоть какое-то ощущение нормальности.

Сайлас в перепачканной грязью и ржавчиной футболке смотрит на меня.

— Прекрати истерику! — твердо приказывает он.

Я мотаю головой, не в состоянии успокоиться.

— Рози, ну же! Ты сама со всем справишься, тебя не нужно спасать! — продолжает Сайлас, будто читая мои мысли. — Ну же!

Киваю сквозь слезы. Я тяжело дышу, едва слышно всхлипываю и продолжаю месить грязь, заглядывая в затянутые паутиной салоны старых «фольксвагенов».

— Стой! — слышу я Сайласов крик, а вслед за ним — громкий треск.

Сайлас пробегает вдоль дальней стены полуразрушенного дома, ныряет в заросли и тут же снова выскакивает на парковку в погоне за серой молнией, которая петляет между машинами и запрыгивает в кусты. Бросаюсь на подмогу, и в этот момент небо раскалывает удар грома, струи дождя сыплются на нас вперемешку с кирпичной крошкой, летящей с выщербленных балконов.

— Налево! — кричу я.

Сайлас бросается в указанном направлении, а я бегу вперед, перепрыгиваю через ржавый мотор и остатки старого автомата для пинбола. Баламут вылетает из-под автомата и, ощутив на шкурке первые капли дождя, тут же забирается обратно.

Сайлас выхватывает у меня корзину и стремительным движением накрывает кота, прежде чем тот успевает метнуться под груду металлолома.

— Попался!

Баламут бьется о плетеные стенки. Я смеюсь и облегченно вздыхаю. Несмотря на приклеенную к лицу улыбку, слезы текут по щекам.

— Баламут, я тебя ненавижу!

Я одновременно плачу и смеюсь.

Иду к ним. Моя одежда покрыта грязью, волосы спутаны, но мне плевать. Сквозь прутья корзинки разглядываю Баламута, а он в ответ смотрит так, будто я предала его. Встаю на ноги и встречаюсь глазами с Сайласом.

— Спасибо, — шепотом благодарю я.

В груди нарастает какое-то непонятное чувство.

— Пожалуйста, — шепчет он в ответ.

Сайлас пристально смотрит мне в глаза, беспокойно облизывает губы и приглаживает волосы. Баламут недовольно мяукает под корзинкой. Дождь идет все сильнее, капельки блестят у Сайласа на ресницах и текут по губам. Почему я смотрю на его губы? Отвожу волосы за уши и слушаю, как дождь смывает шум города по ту сторону забора.

— Рози… — говорит, а может, лишь обозначает легким движением губ Сайлас.

Он касается кончиков моих пальцев — на сей раз я подаюсь вперед, и наши пальцы переплетаются. Сайлас делает вдох, словно собираясь что-то добавить, но вместо этого притягивает меня к себе, стирая расстояние между нами. Его грудь при каждом вздохе касается моей. Какой он теплый… У меня кружится голова — от его близости и от жара его тела.

— Прости, — шепчет он, но не отпускает меня.

— За что?

— Вот за это… — Сайлас высвобождает руку и проводит ладонью по моему лицу, стирая капли дождя.

Томительное чувство охватывает теперь все мое тело, наполняет вены и рвется наружу. Я обнимаю Сайласа. Он, наконец, склоняется надо мной и бережно приподнимает мой подбородок. Наши губы встречаются — поначалу нерешительно, потом жадно. Я крепко держусь за его рубашку, словно это не даст мне раствориться в грозовых тучах. Сайлас гладит меня по спине, потом одной рукой касается бедра, а другой продолжает прижимать меня к себе, пока не начинает казаться, что я могла бы слиться с ним — потому что нет на свете ничего правильнее.