Вскоре после рассвета, когда роса на лужайке еще не просохла, гуси один за другим пробрались в сад через лаз в живой изгороди. Том, как обычно, спустился вниз около полуночи и открыл дверь в сад — в саду было раннее утро, к этому он уже привык, а вот стада гусей на лужайке не ожидал.

Две гусыни и гусак, как всегда, вытянули шеи и уставились на мальчика, но гусята не обратили на него ни малейшего внимания и, пощипывая траву, разбрелись кто куда. Один гусенок нагнул голову, пытаясь выпить капельку росы. Двое других, словно маленькие лодочки, разлеглись на травке белыми пушистыми грудками вверх. И самое ужасное, кое-где на лужайке уже виднелись оставленные гусями темно-зеленые кучки.

«Что теперь будет?» — Том с ужасом подумал об Авеле, о Хьюберте, Джеймсе, об Эдгаре, о служанке Сюзанне и о суровой даме — никого другого он не знал. Похоже, именно суровая дама и была тетушкой Хетти. Сама Хетти не считается, потому что именно она, понятно, невольная виновница происшествия — Хетти и ее лаз в живой изгороди. Конечно, Тому пришлось признаться, что он тоже виноват — нетрудно признаваться, когда твоего голоса никто не слышит.

Скоро и другие заметили гусиное семейство. Первым их обнаружил Авель — он резко остановился, широко распахнул голубые глаза и рот тоже открыл, но ни слова не произнес.

Потом поднялась оконная рама, и до Тома донесся повелительный голос. Тетушка звала Авеля, громко вопрошая, что эти гуси делают на лужайке — хотя всем было ясно, чем именно гуси занимаются. Она продолжала взывать к Авелю, требуя объяснить, что он собирается делать, откуда эти гуси взялись и — тут сердце Тома сжалось от страха — кто в этом безобразии виноват.

Авель пустился в пространные объяснения, отвечая на два первых вопроса, но окошко захлопнулось, прервав его монолог на середине фразы. Послышался шум шагов и сердитые голоса, сначала на втором этаже, потом на лестнице. Похоже, все обитатели дома сейчас окажутся в саду. Мальчик поспешил укрыться за деревом, в такой ситуации прячешься инстинктивно, даже если ты — невидимка. Ему было немного не по себе — по дороге к дереву пришлось пройти прямо рядом с Авелем.

Скоро уже все обитатели дома высыпали на крыльцо, среди них и Хетти. Девочке хотелось быть в центре событий, а что они ее касаются весьма непосредственно, ей и в голову не пришло. Хьюберт, Джеймс и Эдгар — впереди всех, готовые к самым решительным действиям.

— Не слишком на них наступайте, — кричал с другой стороны лужайки Авель. — Нам бы их в сад плодовый выгнать — там от них урону никакого. А потом я их прямехонько на луг выпущу.

Тут на месте происшествия появилась и собачонка. Пинчер слегка припозднился и теперь, перебирая коротенькими лапками, пробирался между ног тех, кто столпился на крыльце, и скоро оказался впереди всех.

— Придержите собаку, — заорал Авель. Он медленно подкрадывался к гусям, трое мальчиков заходили с другой стороны, пытаясь отогнать гусиное семейство в сторону плодового сада. Никто не обратил внимания на предупреждение Авеля, да и пес пока мирно сидел на крыльце. Только Том заметил, что Пинчер весь дрожит — похоже, он недолго намерен оставаться не у дел.

Гуси, высоко подняв головы на гибких шеях, тихонько продвигались в нужную сторону, гусята вышагивали впереди. Гусак и гусыни волновались, подозрительно оглядывались. Внезапный бросок и заливистый лай собаки привел их в полное гусиное неистовство. Все пошло кувырком, казалось, на лужайке не три гуся, а по меньшей мере десяток, а шум стоял такой, будто их целая сотня. Белые и серые крылья, неистово молотя по воздуху, заполонили лужайку. В ужасе, смятении и ярости гусыни, гусак и гусята метались во все стороны, топча цветочные клумбы, оставляя повсюду следы и помет, пихая и толкая друг друга. Том заметил, как гусак, в попытке защитить свое потомство, наступил широкой плоской лапой на маленького гусенка. К счастью, огромная перепончатая лапа совсем не то, что сапог, и гусенок легко из-под нее выбрался — не раздавленный, а просто взлохмаченный.

Опасность — хотя и немалая — грозила только цветочным клумбам и лужайке. У пса хватило ума держаться подальше от урагана щелкающих клювов. Пинчер отбежал к краю лужайки, а оттуда, трусливо поджав хвост, пробрался обратно к дому. Даже Авель и мальчики немного отступили — взбешенный отец гусиного семейства с двумя женами по бокам и сбившимися в кучу детишками являл собой устрашающее зрелище.

Они выждали, пока стадо немного успокоится, а затем — теперь куда осторожнее — снова принялись теснить их в сторону плодового сада. Хетти забежала вперед — открыть садовую калитку.

Том не выходил из укрытия. Перед ним оставалась только покинутая всеми разгромленная лужайка. На пороге застыла одинокая фигура — тетушка Грейс. Он уже раньше заметил ее суровый вид, а сейчас выражение лица и вовсе не сулило ничего хорошего.

И Том, и тетушка прислушивались к отголоскам происходящей битвы. Вот открылась калитка, ведущая в сад с плодовыми деревьями, вот гуси, похоже, прошли через калитку, вот мальчики восторженно завопили, и калитка с громким стуком захлопнулась.

Том ожидал, что все вернутся к дому, но никто не появился. Он тут же сообразил — они идут вдоль ограды с другой стороны сада, выясняя, где и как гуси пробрались в сад. Из-за изгороди то и дело раздавались жалобные стенания Авеля, потом голоса послышались у живой изгороди, и наконец вся компания появилась на лужайке.

Хетти с ними не было. Понятно — девочка догадалась, кто во всем виноват, и поспешила спрятаться.

Выйдя на лужайку, Авель снова принялся причитать — салат пропал, начисто съеден гусями, огород страшно разорен, саженцы вытоптаны и сломаны, гусиный помет везде и повсюду. Потом, на прямой и недвусмысленный вопрос хозяйки доложил ей о лазе в живой изгороди, через который гуси наверняка пробрались в сад.

— Как гуси умудрились такую дырку проделать, а никто не заметил, мне неведомо, может, им сам Дьявол помогал, — расстроенно бормотал Авель.

— Это не гуси, — неожиданно воскликнул Эдгар, — это Хетти.

Том не сомневался, что Эдгар говорит наугад и ничего наверняка не знает, но всем остальным такая догадка сразу же пришлась по вкусу.

Авель мгновенно замолчал, словно пытаясь сообразить, как бы поменять тему разговора. Мальчики тоже молчали, стало так тихо, что даже издалека, из-за своего дерева, Том слышал тяжелое, свистящее дыхание тетушки.

— Харриет! — громкий, грубый оклик звучал совсем не по-женски.

Прятаться было бесполезно. Не слишком быстро, но и не медленно Хетти пересекла лужайку и приблизилась к тетке. Лицо девочки так побледнело, что глаза и волосы казались еще чернее. Право же, лицо Хетти стало белее мела, Том только потом сообразил — у нее даже губы совершенно побелели.

Она стояла перед тетушкой, а та даже не спросила, правда ли, что она проделала лаз, и зачем ей это понадобилось. Не задав ни одного из ожидаемых Томом вопросов, тетка закричала:

— Это ты во всем виновата!

Хетти ничего не ответила, Тому показалось, что она потеряла дар речи. Все существа, которыми ее фантазия населила сад, — библейские герои, эльфы, персонажи старинных сказаний и досужих баек, плоды ее собственного воображения — все ее воображаемые друзья теперь ничем не могли помочь. Даже Том не мог за нее заступиться, не мог даже пальцем пошевелить в ее защиту.

Он отвернулся, боясь, что тетка сейчас ударит Хетти. Но нет, вместо этого тетушка принялась выговаривать девочке. Она и приживалка, взятая в дом из милости, и неблагодарная побирушка, которую приютили из чувства долга перед покойным мужем — оказалось, что Хетти была его племянницей. Только родственные обязательства опрометчиво заставили тетушку сжалиться над Хетти, и Хетти полагается по гроб жизни благодарить тетушку, быть покорной и послушной, а не вводить тетушку и кузенов в непомерные расходы. Нет же, она сплошной позор и бесчестье — лгунья, преступница, чудовище.

— Почему, — беспомощно шептал взбешенный Том, — почему ее родители отсюда не заберут? Почему?

Он давным-давно разуверился — да и раньше сомневался — в королевском происхождении Хетти, но ясно же, любые, самые бедные, самые разнесчастные родители постараются избавить ребенка от такого ужасного обращения. Мама Тома его бы спасла, папа Тома его бы спас — возмущенные родители тотчас бросились бы на помощь любимому сыночку.

— Может, мама Хетти ничего не знает? А где ее отец? — Том скорчился за деревом, закрыл лицо руками и от полного своего бессилия разрыдался.

А ужасный голос продолжал метать громы и молнии, а потом, наконец, настала полная тишина. Нехотя, словно против своей воли, Том поднялся и взглянул на дом — никого. То ли все, включая Хетти, ушли, то ли просто исчезли с лица земли.

Ему хотелось очутиться как можно дальше от этого места. Он перелез через низенькую ограду в дальней части сада и принялся бродить между деревьями. Потом уселся под деревом и в полном изнеможении задремал.

Проснувшись, он сразу понял — что-то изменилось. Время казалось другим. Но солнечные лучи пробивались сквозь листву с востока — значит, все еще утро.

Он перелез через ограду обратно в сад и отправился на поиски Авеля или Хетти — хоть кого-нибудь встретить, только не эту ужасную женщину. Свернув на дорожку, идущую к солнечным часам, он заметил крохотную фигурку, одетую в черное, — маленькая девочка, гораздо моложе Хетти, в черном платье, черных чулках и черных ботинках. И волосы черные, и лента в волосах черная. Теперь лента развязалась, и непокорные прядки рассыпались по лицу, и без того спрятанному в ладошках. Слышны были только тихие рыдания.

Такого горя Том в жизни не видел. Он было собрался тихонько отойти, но взглянув еще раз на одинокую, маленькую фигурку, решил остаться. В это утро он почему-то не мог отмахнуться от чужого несчастья. Том подошел поближе к малышке и, несмотря на то что никто в саду, кроме Хетти, его голоса не слышал, пробормотал:

— Не плачь, пожалуйста.

Удивительно, но она услышала его голос, обернулась, словно ища утешения, но плакать не перестала и рук от лица не отвела.

— Ты чего плачешь? — спросил мальчик.

— По дому скучаю. По маме… и по папе!

Тут Том понял, почему она одета во все черное и почему так горько, безнадежно рыдает. Какая-то странная мысль крутилась у него в голове, вот сейчас, еще минутку, и он поймет — совершенно невероятно, но голос и манера говорить такие знакомые, и весь облик девочки…

— Не плачь, пожалуйста, — снова беспомощно повторил он.

— Но, кузен… — послышалось сквозь рыдания.

Тогда он внезапно все понял. Она принимает его за кузена, Хьюберта, Джеймса или Эдгара. Это Хетти, та самая Хетти, которую он так хорошо знает, но в то же время совсем другая Хетти, потому что — ага, все понятно — она гораздо младше. Несчастная малышка Хетти, у нее только что папа с мамой умерли. Теперь у бедной одинокой сиротки нет дома — ее из милости, нехотя, взяли сюда, к тетке, у которой любви и заботы хватает только на трех родных сыновей, к тетке, чье сердце холоднее льда.

Не стоит пугать Хетти и объяснять ей, что он вовсе не кузен. И утешить ее ему не удастся. Том ничего не сказал и тихонько отошел.

Он больше ни разу не сталкивался с маленькой Хетти. Попав в сад в следующий раз, он снова увидел знакомую Хетти, ту, что постарше. И вопросов про родителей он больше никогда не задавал. А если она вдруг вспоминала свою игру в королевское происхождение, плен и тюремщиков, никогда не возражал.