Кривые половицы скрипнули под красным ковром книжной лавки «Book and Bell», когда Джейн переступила порог. Колокольчик над дверью зазвенел, и Мисти, женщина с копной пышных белых волос, повернулась на звук. Викканка не проявила никаких признаков узнавания, ведь Джейн, выражаясь буквально, была сама не своя, и то и дело напоминала себе об этом. Она хотела было представиться, когда заметила какую-то студентку в узких джинсах и с короткой панковской стрижкой, – она листала книжку «Чайные листья и куриные кости: путеводитель современной девушки по секретам мироздания». Судя по виду, девушка вряд ли следила за газетными сенсациями, но Джейн не рискнула вслух называть свое настоящее имя при других ньюйоркцах.

Вместо этого она подошла к стойке с журналами и заметила, как рука Мисти потянулась под прилавок. Женщина не теряла спокойствия, пристально глядя на Джейн. Либо у Мисти там была тревожная кнопка, либо что-то более угрожающее и сверхъестественное, что она использовала при визите посетителей, которые заглядывали в ее магазин с таким же загадочным видом, как, должно быть, выглядела для нее сейчас «Элла».

– Мисти, – выпалила она, и хозяйка магазина подозрительно нахмурилась. – Я новая соседка Ди, – поспешила продолжить она. – Меня зовут Элла. Мы должны были встретиться на этих выходных, но вы ушли прежде, чем я вернулась домой.

Для пущей убедительности она положила на стойку левую руку, и Мисти опустила взгляд на ее пальцы, точнее, на простое серебряное кольцо, которое хранило в себе магию Селин, пока Джейн не приняла ее в наследство. Это был абсолютно гладкий обруч металла со скошенными краями, но однажды она была готова поклясться, что видела на его поверхности древние письмена. Линн и Малкольм оба опознали кольцо с первого взгляда, даже Ди заметила что-то странное в нем еще до того, как убедилась, что ведьмы существуют на самом деле. Джейн была уверена, что с этим кольцом ее признают среди людей, имеющих отношение к магии, хотя и не могла толком объяснить почему.

Мисти коротко кивнула, и Джейн немного расслабилась, когда та положила обе руки на стойку.

– Я всегда рада, когда друзья Ди приходят в мой магазин, правда, мне отчего-то кажется, что вы ищете что-то конкретное.

Она бросила взгляд на студентку, но та не подняла головы и вообще ничем не выдавала своей заинтересованности в разговоре. Но разве не так вел бы себя подслушивающий человек?

К счастью, она уже успела придумать способ справиться с этой проблемой.

– Мне кажется, то, зачем я здесь, вы держите в задней комнате, – ответила она спокойно, и Мисти удовлетворенно улыбнулась.

– Там сейчас такой беспорядок, – ответила Мисти и направилась к шторе, отделяющей главный зал, шелестя цыганскими юбками. – Я вам покажу, где искать.

Джейн последовала за ней, вспоминая свои предыдущие визиты в тесное потайное помещение. Пол покрывал тот же красный ковер, что и в основном помещении, но вместо красивых витрин с хрустальными шарами, свечами и украшениями из серебра, каждый сантиметр на стенах в дальней комнате был заставлен книгами. В одном углу стоял небольшой треугольный столик и несколько шатких деревянных стульев, которые напоминали Джейн школьную мебель. Впервые она пришла сюда с Ди и Харрисом, здесь она научилась целенаправленно использовать свою магию. Тогда это было ей в новинку, этакий крутой секрет, тогда ей и в голову не пришло, какая опасность таится в этих умениях. Она вздохнула, вспоминая о том времени, и Мисти повернулась к ней лицом.

– Вот же дьявол, Джейн, – полушепотом произнесла Мисти. – Ди сказала, что все получилось, но это же замечательно! – она подошла поближе, рассматривая лицо Джейн. Ее внимательность казалась почти назойливой, но Джейн молчала, потому что любопытство Мисти можно было понять – у нее было полное на то право, ведь она оказала неоценимую помощь, у нее было право на что угодно. – Я была уверена, что будет что-нибудь узнаваемое, – удивлялась она. – Хотя бы морщинки вокруг глаз, но я, даже зная, что это ты, ничего не вижу.

– Как и все остальные, – подтвердила Джейн. – Ты нашла идеальное заклинание.

Ненакрашенные губы Мисти расплылись в улыбке.

– Что-то мне подсказывает, что наградой за мою неоценимую помощь будет поиск очередной иголки в стоге сена.

Джейн покраснела.

– Мы с Ди обсуждали следующие шаги. И она предположила, что ты сможешь помочь мне продумать его дальше, посоветовать заклинание, – ответила она.

– Это я могу, – согласно кивнула Мисти, наливая чай из железного чайника в бумажный стаканчик. Развернув картонные ручки, она протянула чай Джейн. – Но ты здесь не поэтому.

Джейн тяжело опустилась на стул. Он показался ей ниже, чем раньше, хотя на самом деле это она стала значительно выше. Она поерзала, пытаясь устроиться поудобнее и не разлить при этом чай.

– Все немного выходит из-под контроля в последнее время, – призналась она. – И хотя я столького добилась всего за пару дней, мне кажется, будто события увлекают меня за собой. А потом я возвращаюсь домой – и понимаю, что ничего не меняется и я все так же далека от нормальной, спокойной, счастливой жизни. И в довесок ко всем этим радостям, у меня похмелье. Вот, – виновато закончила она, прихлебывая чай.

– Похоже, простыми «поправляйся» тебе не поможешь, – сухо согласилась Мисти. – Я бы брызнула тебе чего-нибудь в чай, но твоя аура не расположена опохмеляться. Что тебе нужно, солнышко, так это чем-нибудь занять голову.

– Я просто пришла за заклинанием, – нерешительно повторила Джейн.

Не обращая внимания на ее слабый протест, Мисти высунулась из-за черной шторы в главное помещение магазина. Удостоверившись, что никто не собирается ничего стянуть и не нуждается в помощи, она всецело сосредоточилась на Джейн.

– Значит, нам обеим будет чем занять голову. Я поищу тебе заклинание, а ты почитаешь вот это, – она сняла с верхней полки перевязанную шнурком стопку рукописей.

Едва она положила стопку на стол, Джейн узнала, кому принадлежал этот убористый ровный почерк.

– Дневники Розали Годдар, – прошептала она.

Страницы давно пожелтели, потрескались и выглядели именно так, как ей всегда представлялись старинные ценные колдовские манускрипты. Розали Годдар написала целую книгу про реальное колдовство, пока ее родня, не на шутку перепугавшись, не сдала ее в дом для умалишенных. Она жила и умерла в семнадцатом веке, но, как рассказывали Джейн, истины в этой книге больше, чем в любой другой из доступных на эту тему. Кое-что в записях было бессмысленно, многое попросту ошибочно, но многие утверждения Годдар находили себе подтверждение, и Джейн инстинктивно доверяла давно почившему автору.

– Иногда она указывает источники, – рассказала Мисти. – Но здесь полно интересных данных, которые не выходили в печатном виде. Они совершенно бессистемны, но вдруг ты найдешь что-то, что тебе поможет. Просто читать, просматривать эти отрывки и фрагменты поможет тебе снова сосредоточиться, что, по правде сказать, тебе и нужно сделать.

«С этим не поспоришь». Джейн придвинула к себе дневники и перевернула текстом вверх.

– Спасибо, – успела поблагодарить она, когда Мисти юркнула за штору присматривать за магазином, оставив Джейн наедине с дневниками. Погрузившись в чтение, она почувствовала, как сознанием овладевает привычная неподвижность, как при медитации, на которую Ди иногда ее уговаривала.

Что, если магия – не орудие дьявола и не фокусы шарлатанов, а лишь талант, дарованный людям, как музыкальный слух или способности к рисованию или стрельбе? Все мы знаем, что ведьмы мечены, чтобы явить их зло миру, но я верю, что зло обычно скрыто гораздо глубже. Говорят, что ведьма скорее использует свою злую силу, чем пойдет на смерть, но тогда как мне известно о многих казнях, я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь спасся от казни, прибегнув к колдовству и явив его миру воочию. Отсюда я могу лишь заключить, что мы теснимся друг к другу, как дети в темноте, убеждаем друг друга, что распознаем странность, когда увидим ее. Да, в мире есть магия. Но почему те, кому не дано ей пользоваться, считают себя вправе показывать пальцем на тех, кому дано? Не разумнее ли те из нас, кто руководствуется высшим порядком, живя среди нас, у всех на глазах, и все же скрываясь?

Мать не одобряет моего нового увлечения. Но, думаю, отец втайне радуется моему старанию в учении. Вслух он никогда не признается, тем более, что это противоречит ее словам, но сегодня вечером я нашла у себя в столе новую пачку бумаги, которой, я точно знаю, не было там утром. Либо он помогает мне по силам, либо, как знать, какая-нибудь ведьма прознала о моих изысканиях и тайно поддерживает меня. Я надеюсь, пока я была достаточно осторожна в своих расспросах, но время покажет.

– Да уж, покажет, – фыркнула Джейн чуть слышно, разложив бумаги веером. Даты на листах охватывали шесть лет, а Годдар с самого начала страдала многословием. Но Джейн фыркала без злого чувства: тема обнаружения магии была, бесспорно, важна для нее, и что-то в слоге Годдар привлекало. Что было особенно кстати сейчас, когда нужно запастись терпением, потому что в первых томах дневника магия практически не упоминалась.

Розали Годдар была все так же заинтересована магией, но она также была молодой женщиной, и голова ее была занята не только колдовством.

Приготовления к свадебному торжеству идут полным ходом. Я знаю, что мой возраст уже подошел, и знаю, что Джон Годдар хороший и весьма благородный человек, но я все никак не могу поверить, что все это наяву, даже когда мать целыми днями без умолку твердит о приданом. Сестры завидуют мне: особенно Лиззи, она грезит о замужестве и по ночам, и даже днем, наяву. Но это единственная жизнь, которую я знаю: я, прилежная ученица, милый юноша с моей улицы, который никогда не мог поспеть за нами, когда мы бегали наперегонки и играли. Он даже ростом еще ниже меня, хотя Лиззи убеждена, что он еще перегонит собственного отца. Она, впрочем, также думает, что она сама – потерянная принцесса из дальнего королевства…

Джейн перелистнула несколько страниц и перешла к следующему тому. Розали все еще говорила о своей жизни, но жизнь становилась интереснее, и Джейн жадно зачиталась.

“Петру” – совсем не скандинавское имя. Он говорит, что его настоящий отец отнюдь не мистер Торссен, а кто-то с родины его матери. Она прибыла из страны к востоку от той, откуда родом были мы, когда жили в Старом Свете. Села на корабль вместе с Петру, приехала сюда и здесь вышла замуж. Она не любит говорить об этом и заставляет нас звать его Питером. Эрика Картер говорит, это потому что она цыганского рода и не хочет, чтобы ее народ знал, что она вышла замуж за респектабельного человека.

Петру любит мистера Торссена как отца, но мне кажется, иногда он грустит от того, что мать не хочет рассказывать об их прежней жизни. Он был еще слишком мал, чтобы что-то запомнить, а если его мать так настаивает, чтобы ее прежняя жизнь была забыта, он может так никогда и не узнать даже крошечных подробностей. Иногда он так печален, и смотрит так отчужденно, что мне хочется обнять его лицо руками, и приходится напоминать себе, что мне уже найдена куда более подходящая пара, чем мальчик, росший без отца, из неведомой страны.

Стоит ли говорить, что Джон всем сердцем не любит Петру, но особенно его озадачивает мой интерес к Сабине Торссен. Она такая милая и такая загадочная, иногда мне даже кажется, что от ее недоверия ко мне, мне становится еще любопытнее узнать о ее жизни по ту сторону океана. Петру как-то намекнул, что ее народ владел собственной магией, и Эрика уверяет, что все цыгане просто переполнены ей. Не знаю, как насчет этого, но если закрыть глаза и представить человека, который способен управлять сверхъестественными силами, на ум приходит лицо миссис Торссен. Петру рассказывает, что она молится на непонятном ему языке, на языке, которому она его не учила. Все вольны молиться на любом языке, на каком им вздумается, говорит отец Рексфорд, но Петру говорит, что иногда ему кажется, что она бормочет что-то совсем другое.

Джон шутя называет ее «той еще ведьмой», но он не думает об этом так, как я. Может быть, я действительно так легковерна, как он говорит. Может, я использую эти фантазии, которыми я увлечена, чтобы объяснить свое увлечение Торссенами.

– Осторожно, спойлер: в конце она все равно выйдет за этого унылого Джона, – пробормотала себе под нос Джейн немного разочарованно.

Петру и его мать были прорисованы намного интереснее, и с трудом верится, что такие, как они, позволили бы своим близким сдать Розали в сумасшедший дом впоследствии, когда ее книга подпортит репутации семьи. Джейн вспомнила, как через некоторое время после начала ее работы в «Ателье Антуан», Элоди обнаружила, в какой строгости росла и воспитывалась Джейн, и три долгих месяца посвятила тому, что вводила ее в курс современной поп-культуры, в которой она должна была расти с детства. То же самое чувство, как когда они смотрели «Титаник» в ее уютной квартирке с видом на собор Парижской Богоматери, испытывала она сейчас: может, на этот раз все закончится иначе? Может, Розали будет жить долго и счастливо, может, корабль не потерпит крушение. Но все было не так.

Она пропустила еще пару томов и открыла очередной дневник на случайной странице. Тут же в глаза ей бросилось знакомое имя. Амбика. В мире мог быть не один человек с таким именем, но Джейн была совершенно уверена, что Розали писала о той, чье имя было вырезано в мраморе на стене дома Доранов – мать всех колдуний во всем свете. По легенде, у нее было семь дочерей, которым она перед смертью и передала свою магию. Одна из семи сестер стала прародительницей Джейн, другая – Мейв и Харриса, третьей в потомки досталась Линн и ее компания. Джейн закрыла глаза и вспомнила изображение фамильного дерева в гостиной Линн, но в этом не было необходимости: первым под именем Амбики вне всякого сомнения было имя «Хасина».

Джейн пробежала глазами страницу, пытаясь уцепиться хоть за что-то в дебрях мелкого почерка. Розали сейчас была замужем за Джоном, как и должно было случиться. Петру погиб. Он вырос и стал обозленным, безрассудным, и его состояние все ухудшалось, пока однажды он не бежал из колонии, окутанный облаком подозрений, связанных с загадочной гибелью тамошнего зверолова.

Наедине со своим дневником, Розали задавалась вопросом, не связано ли его взрослое агрессивное поведение с ее неохотным отказом завести с ним роман. Чувство вины привязало ее плотно и крепко к Сабине Торссен.

Мать Петру, хотя никогда и не призналась в том, что она ведьма, рассказывала Розали мифы и истории, чтобы отвлечься от потери единственного сына, которые были подозрительно похожи на рассказы о зарождении колдовства в мире. Большей частью Джейн знала об этом из книги самой Розали и других источников, но многие нюансы со временем ей сообщали Малкольм, Харрис, бабушкино письмо, каменная стена Линн, чтобы убедить Джейн, что в лице Сабины Розали наткнулась на свою первую главную зацепку.

Сабина рассказала Розали все об Амбике. Единственная дочь могущественного военачальника, которая подверглась суровым испытаниям от подчиненных отца, когда тот погиб. Но боги прикоснулись к ней, сказала Сабина (и Розали ужаснулась множественному числу), и шаманы все согласились, когда Амбика явилась перед ними, светясь своими чарами, что она должна стать их королевой. Нижестоящим военачальникам понабилось нечто более убедительное, но и они быстро пали ниц, когда Амбика вызвала наводнения и землетрясения, чтобы разметать их армии.

Старость в те годы приходила быстрее, и хоть Амбика была матерью семи сыновей и семи дочерей, она так и не смогла выбрать, кого сделать наследным правителем. Потому она разделила свои земли между сыновьями, и силы между дочерьми, закрыла глаза и скончалась. Дочери ее, рассказывала Сабина Розали, отличались друг от друга, как семь дней недели. Джейн задумалась, была ли она потомком той, кто использовала всю свою силу, чтобы править погодой на своей крошечной ферме, или той, кто постоянно очаровывала мужчин, заставляя их разорять земли, которые потом переходили ее братьям. Одна была известна под именем «Мстительная Амунет». Прилагательные сопровождали и некоторые другие имена, но недоумение вызывало прозвище прародительницы Линн. Она жила не дольше, чем ожидалось от человека в доисторические времена, но, несмотря на это, по словам Сабины Торссен, она стала известна как «Неумирающая Хасина».

– Но она же умерла, – Джейн непонимающе уставилась на пожелтевшую страницу. – Ты же сама об этом и пишешь. Как они могли звать ее так после того, как похоронили тело? Или это фигура речи, или у Линн есть какое-то святилище памяти Хасины где-то в шкафу?

Но написанные Розали слова не могли сложиться в ответ на ее вопрос. Чувствуя себя немного глупо, но куда собраннее, чем утром, она поднялась из-за треугольного стола, вернула дневники обратно на полку и направилась к выходу, чтобы поблагодарить Мисти и с новыми силами взяться за дело.