Первые неприятности начались у Флавии примерно в то же время, когда Аргайл с беспокойством выслушивал рассказ экономки о последних минутах жизни Буловиуса. Ей снова позвонил противный журналист Доссони.

— Я прошу вас прокомментировать материал, который собирается опубликовать наша газета, — произнес он.

— Попробую, если получится, — промолвила Флавия.

— Речь идет о похищении картины из Национального музея и возвращении ее с помощью выкупа.

Сердце Флавии трепыхнулось.

— Впервые слышу, — сказала она.

— Неужели? — удивился Доссони. — У нас сведения из надежного источника. Картину, которую привезли из Лувра для выставки европейского искусства, похитила банда вооруженных налетчиков. Им удалось скрыться, несмотря на героические действия охраны…

— И что это были за действия?

— Согласно источнику, они задержали одного грабителя, но были вынуждены его отпустить, потому что остальные бандиты угрожали расстрелять нескольких служащих музея.

— Настоящий героизм, — согласилась Флавия.

— Неделю спустя картину вернули в музей. Уверен, заплатили выкуп.

— Очевидно. Конечно, если все это правда. А что говорят в музее?

— Я с ними еще не беседовал.

— Надо полагать, ваш источник — один из героев-охранников?

— Мы не раскрываем наши источники. Вы можете это подтвердить?

— Нет. Мне ничего об этих событиях не известно.

— То есть ограбления не было?

— Вы шутите? Разве можно было бы это скрывать так долго?

— И выкуп не платили?

— Я — нет. Вспомните, ведь вы уже спрашивали меня на прошлой неделе. Я ответила, что платить выкуп незаконно. Таких денег у нас нет и достать негде. А сколько вы заплатили охранникам?

— Мы никогда не платим за информацию, — заявил журналист. — У нас тоже не так много денег. Но мне известно, что вы разговаривали с ними и приказали держать язык за зубами.

— Значит, они меня не послушались.

— К сожалению, вы не ответили на мой вопрос. Было или нет на прошлой неделе вооруженное ограбление музея?

— Нет.

— Заплатили ли выкуп за картину?

— Нет. Не было никакого вооруженного ограбления музея ни на прошлой неделе, ни ранее.

— Еще какие-нибудь комментарии?

— Не верьте охранникам. Даже героям.

Флавия положила трубку и нахмурилась. Недолго осталось ждать, пока Доссони наконец добудет достоверную информацию. Ее вины в этом не было, но она предчувствовала беду. Наверное, следует предупредить премьер-министра. И накричать на Маккиоли за неспособность управлять подчиненными.

Вернувшись домой, она застала мрачного Аргайла, который признался, что стал невольным убийцей.

— Боже мой! Я дал ему виски, понимаешь. Непростительное легкомыслие с моей стороны.

— Ты переживаешь из-за этого или потому, что он не успел сообщить тебе, кто автор картины? — усмехнулась Флавия.

— Главным образом из-за первого… но из-за второго, конечно, тоже. Как тебе нравится Боттандо? Он был знаком с Мэри Верней! Ты ее столько раз арестовывала, а генерал хранил молчание. Странно.

— Ничего странного. Скорее всего он просто о ней забыл. Ведь в шестьдесят втором году не было заведено дела. Ее не привлекали к расследованию даже как свидетельницу. А я, например, не могу вспомнить фамилии свидетелей, которых допрашивала сорок дней назад, не то, что сорок лет.

Аргайла это не убедило. Все, что касалось Мэри Верней, казалось ему подозрительным. Милая, слегка эксцентричная, но совершенно безобидная дама не первой молодости, озабоченная нашествием на розовые кусты черной тли и ходом работ по реставрации сельской церкви. Именно такое впечатление производила эта талантливая аферистка. Аргайл ценил способности Мэри Верней настолько высоко, что, если бы вдруг архангел Гавриил спустился с небес и трубным гласом возвестил конец света, легко бы поверил, что в этом каким-то образом замешана она. И сорок лет назад Мэри не просто так крутилась возле молодого Боттандо. Он был в этом уверен.

— Теперь, — сказал Аргайл, — после смерти Буловиуса она осталась единственной свидетельницей происшедшего. А Боттандо, похоже, не склонен замечать, что его картина особенная.

— Допускаю, что так и есть.

— Ладно. — Он решил сменить тему. — Как у тебя?

— По сравнению с твоими печалями — сущая ерунда, — ответила Флавия с обидой в голосе. А затем рассказала, как провела день.

— Могла бы остановить, чтобы я не выплескивал на тебя всю эту чушь, — проговорил Аргайл с сожалением. — И что ты собираешься делать?

Она пожала плечами:

— Ничего. Либо это появится в газете, либо нет. Я сделала все, что могла. И предупреждала, что такое неизбежно. Ограбление музея нельзя сохранить в тайне навечно. Но это не значит, что меня не станут обвинять.

— За что?

— Что-нибудь придумают. Допустила ограбление. Заплатила выкуп, несмотря на категорический запрет премьер-министра. Не удалось заставить молчать тупых охранников. Не арестовала грабителя, когда он был еще жив. Что-нибудь подобное. А может, просто избавятся от меня. Тем более на мое место полно претендентов. Сейчас представляется прекрасная возможность. — Флавия встала, выпрямилась. — Единственное, что еще можно попытаться сделать, — найти деньги. И в этом я рассчитываю на содействие Ди Ланны. Хотя нет. Он ведь тоже советовал мне не высовываться.

— Хороший совет.

— Просмотрим, что произойдет, когда Доссони опубликует свой материал.

— Кажется, тебя это не слишком волнует.

— Ты знаешь, нет. Очевидно, подействовал уход Боттандо. Он ведь всегда вдохновлял меня. Я работала больше для него, чем для управления. Даже когда генерал ушел, оставалась уверенность, что он где-то рядом.

— Практически так оно и было.

— А сейчас, когда Боттандо распрощался с работой без всякого сожаления, почему я должна испытывать энтузиазм? Суетиться без толку из-за каких-то картин.

— Но что-то ведь нужно делать, — резонно заметил Аргайл.

Флавия откусила кусочек сыра, задумчиво прожевала и снова села на диван.

— Ты прав. Завтра я поеду в Сиену. В досье Саббатини есть адрес его бывшей соратницы. Наверняка пустая трата времени, но все равно хочу попробовать.