Только через два дня после того, как Эдора и Рики подобрали его на берегу моря, Роган смог встать с постели и облачиться в собственную одежду. Он испытал очень странное ощущение, надевая одежду, которую носил почти что в другой жизни — до тех пор, как его едва не поглотило море. Эдора позаботилась об одежде волшебника — отстирала ее от морской соли и песка. Даже туфли вычистила и хорошенько просушила. И все равно эта одежда живо напомнила Рогану о несчастье, произошедшем с ним на море.

Роган уже возблагодарил всех известных ему богов и богинь за невыразимое счастье стоять живым на твердой земле. Какое-то чудо уберегло волшебника от жестокости моря, хотя его целую ночь носило по бурному океану в утлой лодчонке и перебрасывало с одной гигантской волны на другую. Застегивая камзол, маг снова перебрал весь список божеств, каких только смог припомнить. Особенно примечательным он находил тот факт, что божественные силы соблаговолили вмешаться в его судьбу, несмотря на то что Роган никогда по-настоящему не верил в их существование.

Волшебник присел на край кровати и натянул туфли. Было еще раннее утро. Конечно, обычно Роган просыпался гораздо позже. Но после целых двух дней вынужденного полного бездействия он не мог дольше оставаться в постели. Позавтракав, маг намеревался немного прогуляться — просто для того, чтобы насладиться ощущением земной тверди под ногами. Возможно, он даже сходит к самому берегу моря — если это не слишком далеко, — чтобы тайно позлорадствовать.

Завтрак… Странно, что он подумал об этом. Эта женщина с ее бесконечными завтраками, обедами, полдниками и ужинами нарушила устоявшиеся привычки Рогана. Углубившись в воспоминания, он обнаружил, что уже больше тридцати лет принимал пищу исключительно на ужин. Дома, когда он просыпался, солнце, как правило, стояло уже высоко. В отличие от большинства людей в качестве освежающего средства по утрам Роган признавал только несколько глотков сильно охлажденного белого вина, которое всегда держал наготове. В течение дня волшебник привык пополнять силы несколькими добрыми кубками бодрящего напитка — начиная от легких вин, подходящих к раннему времени суток, и постепенно переходя к весьма крепким и выдержанным, которые оживляли его в обеденные часы. Роган полагал, что подобный режим питания абсолютно соответствует потребностям жизни придворного мага. Благодаря этому он всегда исполнял свою работу со страстью и увлеченностью, довольно редкими у людей столь преклонного возраста.

Те два дня, что Роган был знаком с Эдорой, она неизменно держалась с ним вежливо и благожелательно, даже когда принуждала принимать пищу. Нынешним же утром было заметно, что ей стоит немалых усилий оставаться такой доброжелательной. Роган покорно съел поданный завтрак и поспешил уйти на прогулку, оставив женщину в одиночестве.

Он помнил подслушанный вчера разговор о том, что мальчика собираются отдать в обучение, но не думал, что может тут чем-то помочь. Отроку предстоит овладевать каким-то ремеслом — что ж, такая судьба ожидает любого мальчишку его лет. А что касается наук, то Роган вовсе не был уверен, что чернильная судьба грамотея непременно лучше доли человека, который зарабатывает на существование трудом своих рук. За долгие годы службы при королевском дворе Роган имел массу возможностей сравнить жизнь придворных с жизнью простых работяг. И он встречал множество простых людей, которые были гораздо счастливее титулованных бездельников, только и знавших, что слоняться вокруг карточных столов в замке короля Асбрака.

Конечно, профессия профессии рознь. Его род занятий, например, открывал перед человеком возможности, которых лишены, скажем, какие-нибудь булочники или портовые грузчики. Однако магия — дело тонкое. Чтобы сделаться волшебником, одного обучения недостаточно. К этому нужно иметь способности, особый талант.

Магу стало интересно: не наскучило ли мальчишке возиться с заклинанием? С тех пор как Роган записал словесную формулу, он видел Рики только раз: мальчишка задал ему несколько запутанных вопросов, из которых стало ясно, что он совершенно не разумеет сути магии. И это, конечно же, имело определенный смысл: требуется нечто большее, чем просто знание необходимых слов, дабы произвести хотя бы простейшее волшебное действие, не говоря уже о заклинании сокрытия. Роган сильно удивился, если бы оно так легко удалось даже ему самому.

Пройдя несколько десятков шагов, волшебник оглянулся, чтобы сориентироваться. Хотя он и не подозревал, что напрочь лишен какого бы то ни было чувства направления, за долгие годы жизни Роган все же замечал иногда, что умудряется заблудиться даже в переходах дворца, в котором прожил больше двадцати лет. Он объяснял это тем, что его мысли на каком-то подсознательном уровне постоянно заняты размышлениями о высоком искусстве магии. Но каковой бы ни была причина, придворному волшебнику нередко случалось идти из одной части замка в другую, чтобы оттуда знакомым маршрутом вернуться в свою уединенную башню, где комнаты располагались так, чтобы он мог легко отыскать путь из одного помещения в другое.

Море, спокойное в этот утренний час, настолько сливалось с бледным, зеленовато-голубым небом, что Роган не сразу его и заметил. Только увидев Рики среди песка и спутанных сухих водорослей, волшебник понял: то, что он поначалу принял за линию горизонта, на самом деле — берег моря.

Мальчишка шагал по берегу, то останавливаясь, то продолжая путь, — так, как это обычно делают дети. Наверняка он был поглощен какой-нибудь игрой и давно позабыл о своем намерении сделаться волшебником. «Оно и к лучшему», — подумал Роган. О чем же мальчишка спрашивал его давеча? Кажется, о том, какие слова в заклинании содержат в себе магию. Да, это был первый вопрос. Потом был другой вопрос, еще более несуразный: можно ли, дескать, сделать так, чтобы несколько предметов исчезали по очереди, а потом появлялись, но уже в другом порядке. Неудивительно, что детям не дается магия! Они просто не способны сосредоточиться на каком-то одном деле. Роган подумал о толпе титулованных особ, которые постоянно крутятся во дворце Асбрака Толстого. Может быть, все дети — прирожденные аристократы?

Заметив волшебника, Рики подбежал к нему.

— А как далеко можно находиться от предмета? — спросил мальчишка, даже не поздоровавшись.

Роган посмотрел на него сверху вниз. Рики стоял, уставясь себе под ноги.

— И может ли предмет быть внутри другого предмета, например, внутри дома? — задумчиво продолжал он.

Роган уже очень давно не общался с детьми — с тех самых пор, как сам был ребенком. Он всерьез задумался о том, не сошел ли мальчик с ума. Волшебник окинул взглядом бескрайние просторы океана, тихого и спокойного сейчас, точно маленький пруд. Неужели это то самое разъяренное море, что два дня назад едва не поглотило его? Как печально думать, что его обглоданные кости могли сейчас лежать на морском дне — бесчувственные останки некогда могущественного мага, подвластные прихотливой игре волн и приливов… Ну, относительно могущественного — насколько это возможно для придворного мага. Да, в общем-то, не совсем уж и мага — в истинном, прямом значении этого слова…

Когда Роган заговорил, его голос звучал печально и возвышенно:

— О чем это ты снова, малыш?

— Когда делаешь так, чтобы что-то исчезло, как далеко можно быть от предмета?

— Не слишком далеко, — рассеянно ответил Роган. В самом деле, глупо было представлять свои кости целыми, да еще и составленными в скелет. Они были бы разбросаны по морскому дну, а некоторые — изломаны острыми зубами огромных рыбин. Маг болезненно поморщился.

— А как насчет дома?

Придворный маг повернулся к мальчику и посмотрел на него, удивленно вскинув брови.

— Ты хочешь сделать так, чтобы исчез дом?

Рики весело рассмеялся.

— Нет! Не дом, а что-нибудь внутри дома. Пока я был бы снаружи. — Тут глаза у него загорелись: — А вы можете сделать так, чтобы исчез целый дом?!

— Не смеши меня. Как бы то ни было, зачем кому-то может понадобиться, чтобы дом исчез? Магия — не игра, мальчик. Мы не делаем чудеса только потому, что можем это делать. — Роган представил, сколь потрясающее впечатление произвело бы внезапное исчезновение целого дома. — Настоящие волшебники применяют заклинания только для решения серьезных проблем.

— Ну да, — сказал Рики с решительным и сосредоточенным выражением лица. — Так что все-таки насчет предмета внутри дома? Знаете, если бы можно было стоять снаружи и…

Роган перебил его нетерпеливым жестом.

— Нет, нет, нет. Ты погружаешься в бесплодные теории. Даже хуже — в искусственную магию.

— А что такое искусственная магия?

— Магия ради самой магии. — И Роган неодобрительно покачал головой. — Бессмысленные заклинания ради бессмысленных целей. — Он устремил на мальчика пронзительный взгляд. — Волшебники — это тебе не философы. Мы — люди дела. Как те же ремесленники.

— Но это же чудесно — волшебными словами делать так, чтобы предметы исчезали.

— Открою тебе тайну, мальчик, — молвил Роган. — Это кажется чудесным, когда ты видишь, как это происходит. Но к тому времени, как ты потратишь годы, чтобы научиться это делать, большая часть чуда почему-то утеряется.

— Но я…

— А что касается волшебных слов… Понимаешь, сами по себе они не содержат магии. То, что кажется магией, в действительности — большей частью результат долгих упражнений, или…

— Но некоторые слова могут передвигать вещи, — возмутился Рики. — И в том заклинании, которое вы написали… начертали, эти слова для меня сами, как настоящее… что-то.

Роган не привык, чтобы его перебивали на полуслове. Собственно, он вообще не привык с кем-то беседовать. Мальчишка, который ожидал его дома, во дворце, был вялым, туповатым и оживлялся, только когда приходило время обеда. Придворный маг внимательно посмотрел на Рики, который едва не подпрыгивал от возбуждения. «Возможно, имеет смысл попросить Асбрака принять слугу с более живым темпераментом…» — подумал он.

— Что ж, хорошо, мальчик, — сказал Роган и снисходительно улыбнулся. — Волшебные слова в том заклинании предназначены для учеников, которые уже седьмой год изучают магию. Но ты непременно скажи мне, когда выучишь их.

— Ладно. Сперва я…

— Однако сейчас будь так добр, покажи мне, в какой стороне находится ваш дом. Я немного продрог. — Роган с подозрением покосился на океан. — И, надеюсь, ты не будешь подходить к воде слишком близко.