Старику казалось, что он извечно голоден. Ему вспоминался пир. Вино, густое и крепкое, мясо, зажаренное на сильном огне. Обнаженные девственницы, бесшумно ступавшие пухлыми босыми ногами по гладкому мозаичному полу… Но нет, это был не пир. Там не горели поленья в очаге, и горячий жир не капал на безупречно чистый мозаичный пол. Это было в каком-то другом месте, затерявшемся в его спутанной памяти.

Пир… Там запекалась туша быка — или, быть может, поросенка? Вино из бочки, темное, как кровь, разлитое по каменному полу. Украшенные самоцветами кубки. Женщина, всего одна, с длинными темными волосами, и к тому же не девственница. Они бросали куски мяса в огонь. Над очагом поднимался дым и собирался в тучи под стропилами крыши. От дыма щипало глаза. Они окропили алтарь горячим жиром и вином. Жрецы очень сердились и кричали на них. Страшно кричали…

Старик рассмеялся. Там было холодно. Шел снег, а потом небо прояснилось. Он помнил звезды, похожие на дыры в ночной черноте, сквозь которые просвечивают ослепительно сияющие небеса.

Здесь же оказалось тепло. В этом мире не было ни звезд, ни ночи. И дня тоже не было. Время текло медленно, неспешно и как-то неравномерно. Старик посмотрел на желтую пыль под ногами. Что же он забыл? Что-то про крыс? Или про маленьких, изможденных кровососов? Они напоминали последние осенние цветы, что склоняются под порывами ветра. Слабые, умирающие…

Он пошел, переваливаясь с ноги на ногу, как моряк, и начал насвистывать одну старую мелодию, которую где-то слышал. Звуки быстро затихали в желтом воздухе. Старик сложил ладони вместе, улыбнулся тому, что эта мелодия звучит здесь. Он знал, что были и слова к этой музыке, но они не вспоминались.

Великан не слышал волынки. Когда же это было? Может быть, как раз этот мотив и наигрывал волынщик? Старик прислушался к своей мелодии, радуясь, что она умирает возле самого его уха. Волынщик тоже давно умер, и музыка его печальна — погребальная песнь для королей Венделингов, которые ныне стоят в своих каменных саркофагах.

Странник вспомнил факелы на стене. Вспомнил кота, великана. Женщину с кольцом. Свою дочь… Что-то там было про его дочь. Почему же она называла его отцом?

Старик хорошенько принюхался. Воздух был насыщен запахами, но мясного духа не ощущалось. И вообще, нигде поблизости не было костра, на котором готовили бы еду. Великан был потомком Венделингов. Они обедали в гостиницах — ели дичь и запивали вином.

Всматриваясь сквозь желтый воздух, старик различил за расплывчатыми столбами тумана дальний берег. Сейчас вместо моря была сухая пустыня, но в ней уже мало-помалу собирались лужицы, трещины в земле наполнялись влагой, в глубоких впадинах вовсю бурлили родники. Старик довольно крякнул и потер руки: значит, надо насвистать какую-нибудь подходящую мелодию. Морскую мелодию.

Он снова посмотрел вверх, в тускло-желтые сумерки над головой. Будут ли там скользить корабли, отбрасывая на воду тени? И высоко ли над этой, пока еще пыльной, равниной они будут проплывать? Когда ему в первый раз пришла в голову такая мысль? Пыль и пауки… Скоро ли эта пустыня превратится в илистое дно океана, и какие твари будут копошиться в ней?

Неподалеку оказалось озерцо желтой воды. Когда старик проходил мимо, что-то зашевелилось в центре водоема, в самом глубоком месте. Послышался тяжелый всплеск, по воде побежали круги. Путник рассмеялся и побрел дальше, напевая все ту же старую мелодию.

Протекло много времени, прежде чем он увидел костер — вдалеке, среди нагромождения больших валунов. Старик сошел с тропинки и повернул к мерцающему огоньку, над которым поднималась струйка темного дыма. Что они там жарят, эти пилигримы в одеяниях с глубокими капюшонами, сгрудившиеся вокруг маленького костерка? Определенно что-то костлявое и не очень вкусное. Такое мясо лучше бросить в суп, а они зажаривают его на вертеле, словно это отличная жирная овца. Наверное, маленький пустынный прыгун с жилистым мясом или что-то холодное, вроде рыбы, с твердой гладкой кожей, густо усеянной пятнами.

Подойдя поближе, путник окликнул пилигримов. Все головы в капюшонах разом повернулись к нему. Это была мрачная компания. Они пререкались из-за мяса, которое разделили на всех, и шумно хлебали предложенное стариком вино из бурдюка. На этом пиру от костра не поднимался к небу ароматный дым. Богам не подкинули ни кусочка мяса, не плеснули ни капли вина. Когда же это сделал старик — увлажнил их вонючий костер вином из своего бурдюка, — пилигримы зашипели, отпрянули назад и завертели головами в капюшонах, оживленно переговариваясь друг с другом. Старик рассмеялся и снова передал по кругу бурдюк с вином.

Один из пилигримов обратился к новопришедшему, и голос его был похож на звук бьющегося стекла.

— Бурдюк не сделался легче, — сказал он, когда вино, пройдя очередной круг, вернулось к старику.

Тот отпил вина, закупорил бурдюк пробкой и только потом ответил:

— Океан вина…

Когда мясо закончилось, то кости, обгрызенные начисто, расщепленные и высосанные, бросили в умирающий костер. Старик в последний раз пустил бурдюк по кругу, потом взял его под мышку и устроился на ночлег под валуном, чуть поодаль от мрачной компании.

Пилигримы — все, кроме одного — сгрудились возле костра и стали оживленно перешептываться. Старик слышал их голоса, похожие на приглушенное щелканье и шипение. Эти звуки убаюкали его, и он заснул.

Бродяги говорили негромко, но бурно жестикулировали, размахивая сухими и костлявыми, похожими на птичьи лапы, руками, которые торчали из широких рукавов. Наконец один из пилигримов — тот, что разговаривал со стариком, — утихомирил остальных повелительным жестом.

— Мы не можем прийти к согласию, — изрек он.

Остальные закивали головами в капюшонах и разом повернулись к тому пилигриму, что сидел отдельно.

— Значит, мы должны спросить совета у Матери. — Затем он встал и спросил: — Иссякнет ли вино, если мы убьем его?

— И не обратится ли оно в кровь? — добавил другой пилигрим.

— И не станет ли горьким, как сок кореньев?

— Дети! — прошипел еще один. — Если вам не по нраву убийство, вы можете просто украсть то, что вам нужно. Мы накопаем червей и сделаем из них жаркое. — Он повернулся и посмотрел в ту сторону, где спал старик. — Если вам непременно нужно кого-то бояться — то бойтесь живого волшебника. Того, кто может охотиться за вами и настигнуть в тот момент, когда вы меньше всего этого ожидаете, и обрушить на вас свою силу…

Молчаливая Мать, которая сидела отдельно, ответила, не поднимая капюшона, как будто обращалась к земле у себя под ногами:

— Он спит. Осторожно вытащите у него бурдюк. Если проснется — убейте его.

Несколько мгновений все молчали. Потом все, кроме нее, встали и вместе начали медленно, осторожно подкрадываться к спящему старику.