Двенадцатого декабря, через несколько недель после тех ужасных событий, в церкви святого Николая снова было полно народу. Но на этот раз не было ни одного грустного лица или темной одежды. С одной стороны сидели Гамильтоны, с другой Осборны. Пестрели яркие цветные шляпки, зал светился улыбками, то тут, то там раздавался шепот радостного предвкушения.

Ник и Конрад в серых костюмах стояли у алтаря и с нетерпением ждали. Церковь освещали свечи, каждый ряд был украшен гирляндами и плющом, алые гвоздики и запах сосны напоминали о долгожданном Рождестве и свадьбе.

— Готов? — спросил Конрад, когда орган заиграл первые аккорды свадебного марша.

— Как никогда, — ответил Ник, широко улыбаясь. — Кольца у тебя?

Преподобный Мэтьюс, священник из Келстона, посоветовал Нику и Мэл не откладывать свадьбу и пожениться до Рождества, как они и планировали. После похорон он приходил в «Окландз», чтобы навестить Мэл. После они еще несколько раз встречались и разговаривали. Он считал неправильным откладывать свадьбу в память об умерших. Священник неоднократно отмечал, что сэр Маелз становится все слабее, а счастливый праздник должен помочь ему преодолеть горе — тогда он сможет сконцентрироваться на чем-то другом.

Ник очень обрадовался, когда Мэл решила начать приготовления к свадьбе. В первые недели после похорон она была непредсказуемой: иногда исчезала на несколько часов и даже не говорила, куда идет, а иногда была слишком веселой. По ночам она просыпалась и кричала, увидев страшный сон, в котором она снова и снова переживала все, что произошло, и на следующий день она так замыкалась в себе, что Ник не мог до нее достучаться. На несколько дней она ездила к Конраду в Фулхем, чтобы помочь ему, и вернулась оттуда более спокойной, почти такой, как раньше. Именно тогда она согласилась отпраздновать свадьбу.

Но только тогда, когда Камелия стала помогать Магнусу со свадебными приготовлениями, счастье на самом деле вернулось в «Окландз». Однажды Ник услышал, что из кабинета Магнуса доносится смех: это Мэл и отец составляли списки приглашенных. Персонал взбодрился. Антони испек большой трехъярусный торт, а Джоан Даунис организовала генеральную уборку. Веселье вновь царило в их доме, прогоняя грусть и отчаяние.

У Мэл было столько дел, что нервные срывы сразу же прекратились. У Магнуса снова появилась цель. Он, как и раньше, ходил по отелю с записями и отдавал приказы. Маелз был частым гостем в «Окландз»: оставался в отеле на несколько дней, а персонал исполнял каждую его прихоть.

Ник попросил Конрада быть шафером. Хотя они были знакомы недавно, между ними возникла крепкая дружба. И теперь Кон стоял в церкви и ждал, когда Мэл войдет в зал под руку с Маелзом. Он был счастлив и возбужден, как ребенок на Рождество.

Было так приятно видеть родственников по обе стороны от прохода. Гамильтоны приехали, чтобы проявить уважение к Маелзу. Прибыли два его младших брата с женами, детьми и внуками. Со стороны Осборнов были Софи и Майкл, Стефан и Джун и десяток кузин, которых Ник почти не знал.

На дальних рядах сидели друзья: актеры, бывшие работники отеля, друзья Хелен, с которыми Ник и Мэл познакомились на похоронах. Но больше всего Камелии было приятно видеть приземистую фигуру Джека Истона и его огненно-рыжие волосы, а также доброе лицо и широкие плечи Берта Саймондза. И Джек, и Берт написали добрые проникновенные письма после смерти Хелен, в которых предлагали Мэл помощь и поддержку. Для Камелии было очень важно то, что они оба присутствовали здесь. Они имели отношение к Бонни и Джону, и таким образом они пополнили семейный круг.

Услышав сзади восхищенный вздох, Ник оглянулся, и у него даже в глазах закололо, когда он впервые увидел Мэл в свадебном платье. Она стояла на пороге церкви под руку с дедушкой. Конрад посмотрел на Мэл, потом на Ника, и его глаза за стеклами очков замигали.

— Значит, она не передумала, — прошептал он.

Когда Мэл стала у алтаря рядом с Ником, он задрожал. Она никогда еще не была такой красивой. Простое белое вельветовое платье подчеркивало оливковый цвет ее кожи, глаза сияли под нежной вуалью, в волосах был венок из розовых бутонов, нижняя губа дрожала от волнения.

Колокол, так грустно звучавший в октябре, весело звенел, когда Ник взял Мэл за руку и повел ее из церкви, на пороге которой их осыпали конфетти.

Был холодный морозный день. Голые деревья в церковном саду казались мрачными, но зимнее солнце, сияющие лица и веселая свадьба превратили маленький церковный дворик в цветущий летний сад.

— Вы счастливы, миссис Осборн? — спросил Ник, при этом его темно-синие глаза засияли от удовольствия.

— Невероятно счастлива, мистер Осборн, — ответила Мэл, опуская глаза, как невесты времен королевы Виктории. — Я бы даже сказала, что это самый счастливый день в моей жизни.

В семь часов вечера Мэл поднялась наверх, чтобы снять свадебное платье. Гости уже ушли, остались только Маелз и Конрад, которые собирались ночевать в «Окландз». Когда все вернулись из церкви, не было еще двенадцати. Прием гостей длился до пяти, а затем за Осборнами приехала машина, чтобы забрать их в Йоркшир. Вскоре и Гамильтоны уехали в Гемпшир, а затем разъехались все остальные гости.

Завтра Мэл и Ник полетят в Нью-Йорк, на короткий медовый месяц. Настоящий медовый месяц будет у них на Новый год в Риме.

Сидя перед зеркалом, Мэл сняла вуаль и венок. Она была рада, что выдался момент, когда она могла побыть одна. Свадьба оправ дала все ее ожидания, и даже превзошла их. Это действительно был самый счастливый день в ее жизни, невзирая на все нервные срывы, которые у нее случались перед этим.

Мэл улыбнулась. Все было так глупо, но тогда ей казалось, что это предупреждение о том, что нельзя праздновать свадьбу. Все началось со сна. Ник по традиции ночевал в квартире у друга, и Мэл не к кому было обратиться за помощью.

Ей приснилось, что по свадебному торту между фигурками жениха и невесты проходит огромный нож. Рано утром, еще перед тем как рассвело, она села у окна и заплакала. Мэл боялась, что все испытания, через которые они с Ником прошли, создали лишь иллюзию любви. Она плакала о тех людях, о которых заботилась и которых потеряла. А когда она взглянула на фотографию, на которой были они с Би, слезы снова покатились из ее глаз.

Но сейчас, двенадцать часов спустя, тревога и грусть оставили ее. У нее была большая семья — милые, добрые люди, которые радовались за нее от всего сердца. Завтра она отправится в Нью-Йорк, с новой фамилией в паспорте, с новыми вещами в чемодане, а впереди ее ждет целая жизнь рядом с Ником Осборном.

Камелия встала и расстегнула свадебное платье, подумав о том, захочет ли однажды ее дочь надеть это же платье. Мэл улыбнулась, глядя на себя в большое зеркало. У нее был шаловливый вид в белом кружевном корсете и чулках. Этот вид был далеко не девственным, но сегодня она будет играть для Ника роль новобрачной.

Мэл надела длинное красное вельветовое платье, которое она купила специально для сегодняшнего вечера. Цвет и фактура ткани напомнили ей тунику и шорты, в которых она была в свой первый вечер в клубе «Центр Земли». С тех пор она очень сильно изменилась, но сейчас у нее не осталось никаких сожалений. Она пережила гораздо больше, чем любая девушка в ее возрасте: много разочарований и душевной боли, но одновременно и много веселья. Она выходила замуж, осознавая все, что она пережила. Однажды она все это расскажет своим детям.

— Ну, возможно, отредактированную версию, — усмехнулась она себе.

Камелии было очень приятно снова увидеть Берта Саймондза. Она была рада, что ее детские представления о доброте и заботливости этого мужчины оказались правдой. Однажды Мэл приедет в Рай вместе с Ником, они остановятся в «Мермайд Инн», и она вместе с мужем пройдется по Хай-стрит с высоко поднятой головой.

— Мы в «Окландз» умеем отмечать свадьбы, — с гордостью произнес Магнус, растянувшись в кресле. — Даже если это прозвучит нескромно! Всегда найдется кто-то, кто не устраивает остальных, но все гости — хорошо воспитанные люди. Гости высшего класса!

Ник и Мэл рассмеялись. Им было приятно снова видеть Магнуса в таком расслабленном, шутливом настроении. Они сидели на диване. Мэл лежала, положив голову Нику на колени, Маелз сидел в кресле у камина напротив Магнуса, а Конрад расположился рядом в другом кресле.

— Истону было как-то не по себе, — заметил Маелз. — Твоя тетя Гертруда спросила у него, какое он имеет отношение к Мэл, и он не знал, что ответить.

— Ну, «детская любовь приемной матери невесты» — это довольно трудно выговорить, — засмеялся Ник. Он знал, что Маелз считал странным то, что Мэл пригласила Джека, но все же Маелз был уже стар и у него было слишком много предубеждений. Он, похоже, забыл, что Магнус тоже был любовником Бонни. — Это трудно объяснить, особенно такой глухой женщине, как тетя Гертруда. Я был очень рад его видеть, он хороший человек. Ты видел столовые приборы, которые он нам подарил?

— Они прекрасны! — вставила Мэл. — Никогда не думала, что у меня будет настоящее столовое серебро. Но гораздо приятнее было то, что он передал мне письмо от тети Лидии. Подумать только, она завещала мне шесть тысяч фунтов!

Мэл поразил не размер наследства, а теплые слова тети Лидии, а также то, что она так заботилась о Бонни и ее ребенке.

— Ты становишься все богаче и богаче, — улыбнулся Ник, глядя на Мэл и убирая волосы с ее лба. С ними уже связались адвокаты Хелен из Лос-Анджелеса. Мэл унаследовала все имущество матери. — Подумать только, вчера я думал, что женюсь на девушке, у которой лишь несколько сотен фунтов на книжке, а оказывается, она богатая наследница!

— Вы, вероятно, были шокированы, мой дорогой, — мягко проговорил Маелз. — Но это приятный шок. Я встречался с Лидией на свадьбе Бонни и Джона. Она была грациозной, красивой женщиной, у которой, как мне показалось, были высокие моральные ценности. Мне приятно убедиться в том, что я был прав. С ее стороны было очень разумно передать наследство Камелии Истону до тех пор, пока Мэл не достигнет сознательного возраста.

— Теперь прошлое меня не беспокоит, — задумчиво произнесла Мэл. — Я была очень рада увидеть Берта Саймондза. Это было прекрасным завершением всей этой истории.

Камелия посмотрела на Конрада, ожидая его вопросов. Его так интересовали семейные интриги. Все время, пока Мэл разговаривала с Бертом, Кон не сводил с них глаз. Но, к ее удивлению, Конрад их даже не слушал. Было такое чувство, что он витает где-то в облаках.

— Что случилось, Кон? — спросила Камелия. — Я думала, тебе будет интересно узнать о том, какие сплетни пошли по Раю.

Он покраснел до самой шеи, глаза быстро замигали за стеклами очков.

— Ну, давай, выкладывай, — сказала Мэл, внезапно заметив, что Конрад был необычайно тихим на протяжении последних двух часов. — Что-то снова случилось в ресторане?

— Нет, там мрачно и тихо, но дела идут хорошо, — неохотно ответил он. — Простите, что мыслями я был так далек отсюда, но, понимаете, у меня в голове крутится что-то другое.

— Ну, расскажи нам! — попросила Мэл.

— Не могу, не сейчас. Я хочу спросить тебя кое о чем, но это покажется тебе слишком наглым с моей стороны.

Мэл засмеялась и выпрямилась.

— Наглым? Мы с тобой старые друзья, ты можешь просить о чем угодно — в пределах разумного, конечно.

— В самом деле, перестань, — подбодрил его Ник. — Как говорил мне отец, когда я был маленьким: не стоит бояться золотой жилы.

Конрад улыбнулся, но он все еще не был до конца уверен.

— Речь пойдет о Хелен. С тех пор как Маелз рассказал всем о тебе, я слышал, что люди хотели бы узнать подробности этой истории. Ты можешь представить, как тяжело мне было не признаться в том, что я знаю подлинную, неотредактированную версию. Я много думал над каждым эпизодом. — Кон замолчал и взволнованно посмотрел на Мэл.

— Продолжай! — подбодрила она его. — Ты же не собираешься спрашивать разрешения на то, чтобы продать эту версию «Ньюз оф зе ворлд»?

Конрад рассердился.

— Боже, Мэл! Ты же знаешь, что я никогда бы так не поступил. Но чем больше я думаю обо всей этой истории, тем более драматичной она мне кажется.

— Ты хочешь написать об этом? — улыбнулась Мэл. — Да? В самом деле?

— Не газетную статью, — покачал головой Конрад и сморщил нос от отвращения. — Я хочу написать биографию Хелен.

Магнус вскрикнул. Сложно было сказать, был ли это возглас одобрения или протеста. Конрад вновь зарделся.

— Я знаю, что это наглость с моей стороны, тем более что так много знаменитых биографов будут просить у вас на это разрешения. Но вы можете довериться мне: я напишу искренне и с чувством.

Маелз выпрямился на стуле и пристально посмотрел Конраду в глаза.

Магнус улыбнулся и сделал глоток своего напитка. Он знал, что у Маелза были все причины на то, чтобы опасаться репортеров. Так же он, наверное, относился и к биографам.

Ник обнял Мэл за талию и прижал ее к себе, как будто ожидая, что она вот-вот взорвется от негодования.

На какой-то момент в комнате воцарилась полная тишина. Все смотрели на Мэл.

— Я не думаю, что кто-то сможет написать лучше, — наконец проговорила она. — Ты видел все ее фильмы. Ты в деталях знаешь о ее жизни в Голливуде. Но я думаю, что окончательное решение должен принять Маелз, а не я. Дедушка, что ты на это скажешь?

Маелз улыбнулся Мэл, как он делал каждый раз, когда она называла его дедушкой.

— Кто-то все равно когда-нибудь об этом напишет, с моего согласия или без, — сказал он, пожав плечами. — Пусть это лучше сделает этот парень, который обожал Хелен и заботился о тебе, Мэл. В любом случае, когда книгу закончат, мою могилу уже будут украшать маргаритки.

— Не говори так, дедушка. Я рассчитываю еще на несколько лет в твоей компании, — возразила Мэл. — К тому же, если Кон возьмется за это, ему, наверное, понадобится твоя помощь — тебе надо будет рассказать ему о Поли. Как ты думаешь, Ник?

— Хелен считала Кона хорошим парнем, — ответил Ник, притягивая Мэл к себе, пока ее голова не коснулась его груди. — Я думаю, она одобрила бы это. Но нам надо учитывать мнение остальных. Полагаю, Кон будет упоминать и о нас с отцом?

— Я не буду писать о Магнусе и Бонни, — торопливо проговорил Конрад, — я могу просто сказать, что ваш отец был другом Джона Нортона.

— Что ты на это скажешь, Магнус? — спросила Мэл.

— Я верю Конраду, — произнес Магнус, сверкнув глазами. — И считаю, что лучше пусть об этом напишет он, а не какой-нибудь репортер, жаждущий сенсации. Но Хелен была твоей матерью, Мэл. Окончательное решение ты должна принять сама.

Мэл задумалась. Она вспомнила, как они с Бонни бежали по Камбер-Сандз, взявшись за руки. Они смеялись и пели, перепрыгивая через маленькие волны. Сегодня утром, прежде чем уехать из церкви, Мэл положила свадебный букет на могилу Хелен и подумала о том, что не было такого места, куда она могла бы положить цветы для Бонни. Но Бонни больше понравилось бы, если бы ее увековечили в книге, а не положили несколько цветов на ее могилу.

Кон умел изображать при помощи слов такие четкие картины, что герои чуть ли не спрыгивали со страниц. Веселые моменты будут смешить, грустные — хватать за душу. С его тонким пониманием человеческой натуры он воссоздаст каждый характер, каждую личность. Будет прекрасно передать эту книгу детям и внукам.

— Да, Кон. Ты можешь начинать, но с одним условием, — сказала Мэл.

— Как скажешь.

— Бонни ты должен описать с такой же нежностью, как и Хелен.

Ник удивился такой просьбе. Он повернулся, чтобы увидеть лицо Мэл. Оно сияло так же, как и сегодня утром в церкви.

— Она любила меня, — объяснила она. — Забудем о лжи. Перед тем как появился Эдвард, Хелен доказала мне это. Я полюбила Хелен в последние минуты ее жизни, но Бонни я любила с самого рождения.

Магнус нахмурился. Он смотрел то на Ника, то на Мэл.

— Звучит так, как будто ты наконец нашла недостающие части мозаики.

— Помнишь, как Бонни любила красивые обертки? — спросила она Магнуса.

Он хитро улыбнулся.

— У меня никогда руки не доходили до обертки, — произнес он.

— Думаю, что у меня дошли, — сказала Мэл мягко. — Я думаю, что папка с письмами будет последним кусочком в мозаике.

Все удивленно посмотрели на нее.

— Я не понимала, почему Бонни хранила все эти письма, — продолжала Мэл, по очереди глядя на каждого из присутствующих. — Но я разгадала эту загадку, когда дедушка нашел в коттедже письма Бонни к Хелен. Так же, как Хелен не смогла уничтожить доказательства того, что она отдала меня Бонни, Бонни не смогла уничтожить письма от Магнуса, Маелза, Джека и Хелен. Она хотела, чтобы однажды я их увидела. Теперь я в этом уверена. Она хотела, чтобы я обо всем узнала. Она собиралась мне все объяснить и хранила эти письма для меня.

Мэл наклонилась к Нику.

— Бонни не собиралась умирать молодой. Она плыла по жизни, надеясь, что когда-нибудь ей удастся все исправить.

— К смерти нельзя подготовиться, — ухмыльнулся Магнус. — Каждую ночь я ложусь спать с намерением уладить свои дела, но до сих пор ничего не получается.

— Ты прав, в тот день, когда Эдвард за мной гнался, я думала о том, что не успела сказать Нику, Магнусу и тебе, Кон.

Магнус кивнул.

— Я понимаю тебя. Бонни, которую я знал, никогда не думала о том, что она может заболеть или умереть.

Мэл вздохнула.

— У Бонни было много недостатков, но я читала те нежные письма, которые она написала Хелен еще до их разрыва. Она детально описывала меня: каждый зуб, каждое слово, что я носила, что я ела. В одном письме она объясняла, почему они переехали из Сомерсета в Рай. На нее давило чувство вины, она боялась, что встретит кого-то, кто видел ее в родильном доме. Все же в ней было столько сочувствия к Хелен. Женщина, которая превратилась в алкоголичку, промотала деньги и забывала покупать еду, была такой же несчастной, как и Хелен.

— Я уверена, что, когда я подросла, Бонни написала Хелен письмо и объяснила, как обстоят дела, но Эдвард его перехватил. Подозреваю, что он загнал Бонни в угол, так же как и меня. Может быть, он пообещал, что отвезет нас обеих в Америку. Может, именно поэтому она была такой счастливой в последние недели своей жизни: она верила в то, что наконец поставит все на свои места.

— Она доверилась не тому человеку, — задумчиво сказал Ник.

— Когда мне исполнилось пятнадцать лет, у нас с Бонни произошла ссора. Помимо всего прочего я спросила ее, почему она дала мне такое дурацкое имя — Камелия. Другие дети всегда называли меня «Кемел» — «верблюд», или «верблюжьи панталоны». В тот же вечер, когда я вернулась из школы, Бонни настояла на том, чтобы я пошла с ней. Мы прошли с ней по дороге несколько ярдов. Там был сад, в котором рос красивый куст, увешанный белыми цветами.

— Камелиями? — улыбнулся Магнус.

— Да. Бонни сказала, что назвала меня так, потому что эти цветы были самым красивым, о чем она вспомнила, когда я родилась. Она пообещала мне, что однажды люди скажут, что это имя мне подходит.

— Она была права, — сказал Ник, — оно на самом деле идеально тебе подходит.

Мэл пожала плечами.

— Теперь я знаю, что это имя выбрала Хелен, а не Бонни, но это не важно. Сейчас имеет значение только то, что они любили меня. Между ними была такая крепкая дружба. Вот что означает для меня сейчас мое имя.

Все замолчали. У Магнуса снова был вид гордого льва, решительного и благородного. У Маелза глаза были на мокром месте. Лицо Мэл светилось, как будто что-то освещало его изнутри.

Ник с Конрадом переглянулись и улыбнулись.

— Напиши об этом, Кон, — попросил Ник.

— Как вам название «Наследие любви»? — спросил Конрад с огоньком в глазах. — Я думаю, что именно это оставили после себя Бонни и Хелен.