1911 год

Бэлль проснулась от жары и, как обычно, вся в поту. Сейчас она испытывала ностальгию по прохладе английского лета — одуряющая жара Нового Орлеана забирала все силы.

Она вспоминала, как обрадовалась, когда в апреле прошлого года ей досталась эта спальня. Комната располагалась в глубине дома, поэтому была уютнее остальных — большая, залитая солнцем, с красивой широкой медной кроватью. Тогда Бэлль и в голову не могло прийти, что спальня превратится в настоящий ад, как только на улице потеплеет. Именно поэтому никто из девушек не хотел ее занимать.

Но потом, за полтора года пребывания у Марты, она научилась никому не доверять. Что сегодня казалось добром, завтра могло превратиться в зло.

Чудовищной ошибкой было просить Марту предоставить доказательства того, сколько она за нее заплатила, особенно сразу после приезда сюда. Хозяйка тут же стала с ней холодна, и Хэтти предупредила Бэлль, что ей следует немедленно извиниться.

— Мы все так или иначе связаны договором, дорогуша, — объяснила она. — Хозяйка борделя должна проявлять строгость, иначе девушки перестанут ее слушаться. Даже тем из нас, кого она не покупала, как тебя, мадам все равно предоставляет еду и жилье. Она заказывает нам платья, туфли и тому подобные мелочи, а потом вычитает это из наших денег — ей же надо на что-то жить. К тому же мы должны заслужить ее доверие. Каково ей будет, если она возьмет девушку, а потом однажды проснется и обнаружит, что та удрала из города, прихватив столовое серебро и полный чемодан платьев?

После такого объяснения Бэлль все поняла.

— Я всего лишь хотела узнать, сколько еще мне отрабатывать вложенные в меня деньги, — пояснила она. — Не вижу ничего крамольного в своей просьбе. Как же мне тогда планировать свою жизнь?

— Марта на эту просьбу смотрит по-другому. Она скажет, что это только ее дело, — настаивала Хэтти. — А мы, девушки, как цветы, быстро увядаем. Ей приходится, пока это возможно, зарабатывать на нас денежки. Если мы забеременеем, заразимся сифилисом, либо же кто-то из девушек расквасит нам лицо, или изобьет кто-то из мужчин — мы больше не будем представлять для нее ценности.

От этих слов по спине Бэлль пробежала дрожь. Она и не задумывалась о том, что нечто подобное может произойти и с ней. Но зарекаться не стоило.

— Человек, который привез меня сюда, уверял, что Марта хорошая женщина. Она показалась мне такой доброй, — озадаченно произнесла она. — Как можно заработать на нас столько денег, а потом вышвырнуть на улицу, если случится что-нибудь плохое?

Хэтти ухмыльнулась, как будто не могла поверить в то, что Бэлль настолько наивна.

— Марта на самом деле хорошая женщина, по крайней мере, если сравнивать ее с большинством других хозяек борделей в этом городе. Она хорошо нас кормит; если мы болеем, о нас заботятся. Марта не заставляет нас работать, когда у нас месячные. Прежде чем жаловаться, дорогуша, открой глаза и посмотри, как живется другим девушкам в этом городе. Господи! Некоторых даже не кормят как следует, стегают плетью, отбирают детей. Я слышала об одной мадам, которая выбила на тыльной стороне ладони одной из лучших своих девушек «Шлюха», когда та захотела уехать домой к родителям. Несчастная так никуда и не поехала. Если у тебя есть пара лишних часов, я расскажу тебе о подлых хозяйках борделей — у тебя волосы повыпадают от ужаса.

— Но мне нужны деньги, чтобы вернуться в Англию, — возразила Бэлль, хотя слова Хэтти напугали ее. — Я боюсь, что мне долгие, долгие годы придется жить здесь.

Хэтти засмеялась.

— Милое дитя, ни одна из нас, даже самая красивая, не будет жить тут долгие годы, по крайней мере, не в этом районе города, — сказала она и снисходительно погладила Бэлль по голове. — Самое разумное, что ты можешь сделать — это помириться с Мартой, показать себя в деле, а потом выждать время и подыскать себе богатого мужчину, который взял бы тебя на содержание или даже женился на тебе. Это единственный способ выбраться отсюда. Лично я именно так и намерена поступить.

Бэлль пару дней размышляла над тем, что сказала Хэтти. Больше всего ее поразило высказывание о том, что цветы быстро увядают; ей даже в голову не приходило, что для этой работы существуют некие временные рамки. Она тут же вспомнила, как Этьен предупреждал ее, что девушки должны умасливать мадам. Ее мама, бывало, жаловалась на некоторых проституток, и сейчас Бэлль припоминала, что они всегда уходили. Возможно, и не по собственной воле.

Без сомнения, в глубине души Марта была раздосадована на Бэлль. Она отворачивалась, когда та входила в комнату, и ни разу не заговорила с ней.

Учитывая все сказанное Хэтти, Бэлль понимала: выхода у нее нет, придется извиняться перед Мартой, чтобы все снова стало гладко; в противном случае ее могут продать кому-то еще. Все в Америке с жаром уверяли, что рабство — пережиток прошлого, но если рынок рабов, возможно, канул в Лету, то здесь, в Новом Орлеане, все еще существовал рынок торговли проститутками — белыми, черными, мулатками.

И все принимали эти правила игры; девочки у Марты постоянно об этом говорили. Существовал даже элитный рынок: было почетно, если девушка переходила от одного хозяина к другому за огромную сумму денег. С такой девушки пылинки сдували, пока мужчины толпой валили, чтобы заплатить за нее огромную цену. Ниже стояли совершенно бесправные девушки; всем было наплевать, как с ними обращаются — и полиции больше, чем кому бы то ни было. Бэлль почти не сомневалась: если какая-то из девушек станет говорить об этом открыто, ее, скорее всего, заставят замолчать навсегда.

Поэтому Бэлль убедила себя, что должна радоваться тому, что попала в хороший дом терпимости и к ней относятся как к ценному товару благодаря ее молодости, красоте и английскому происхождению. Она должна приняться за работу, показать искреннюю увлеченность — так она обезопасит себя, пока не найдет выход.

Поэтому она отправилась к Марте извиняться.

Бэлль поймала себя на том, что почти забыла, что произошло всего неделю назад, зато до мельчайших деталей помнит день, когда, шестнадцать месяцев назад, отправилась на встречу с Мартой в гостиную.

Ради такого события она надела бледно-голубое платье, отделанное рюшами, которое ей подарили во Франции, потому что в нем она выглядела как сама невинность. Волосы девушка распустила по плечам, слегка прошлась румянами под глазами, чтобы создавалось впечатление, будто она плакала.

Был почти полдень. Марта сидела на диване в своем просторном капоте абрикосового цвета. На голове у нее красовался тюрбан в тон платью.

— В чем дело, Бэлль? — ледяным тоном осведомилась она.

— Я пришла попросить у вас прощения, — ответила Бэлль, не поднимая головы и заламывая руки. — Я вижу, вы злитесь на меня за то, что я спросила о деньгах. Я, наверное, показалась вам неблагодарной, ведь вы были так добры ко мне.

— Я не люблю, когда мои девушки задают много лишних вопросов, — ответила Марта. — Это мое заведение, и я здесь устанавливаю правила.

— Я поступила очень неразумно, когда стала задавать вопросы, — каялась Бэлль. — Просто я не понимала, как все происходит — я же в этом деле новичок. Я даже не подумала об этих прекрасных платьях, о белье и туфлях, которые вы мне купили. Не подумала о том, во сколько вам обошелся мой переезд. Но сейчас я понимаю: мне очень, очень повезло, что я оказалась в вашем заведении. Пожалуйста, скажите, как я могу искупить свою вину за то, что обидела вас?

— Тебе, дорогуша, чрезвычайно повезло, что я тут же не продала тебя в другой бордель, — резко ответила Марта. — Я не поступила так по единственной причине: ты еще слишком юна и не привыкла к этой профессии. Я столько сил и времени потратила на тебя — никто бы в городе так с тобой не возился.

— Я знаю, мадам, — с покаянным видом призналась Бэлль. — Вы были мне как мать. Я очень сожалею…

— Ты даешь мне слово, что в будущем меня не ждут неприятные выходки? — спросила Марта.

— Конечно. Я обещаю, что изо всех сил постараюсь загладить свою вину, — заверила ее Бэлль. Ей даже удалось выдавить пару слезинок, хотя язык так и чесался высказать этой женщине все, что она думала о торговле людьми. — Я искренне хочу забыть старое и начать все с чистого листа.

— Иди ко мне, милая. — Марта похлопала по дивану рядом с собой. — Я рада, что ты сегодня пришла ко мне поговорить. Это свидетельствует о том, что в глубине души ты очень славная девушка — такой я тебя и представляла. Сегодня я прощаю тебе твою ошибку. Вероятно, восторженные отзывы моих клиентов вскружили тебе голову. Но посмеешь еще раз полезть ко мне с вопросами, и я уже не буду так снисходительна. Я тут же выставлю тебя за дверь, ты и глазом не успеешь моргнуть. Я ясно выразилась?

— Да, мадам, — ответила Бэлль, опустив голову и выдавив еще две слезинки. — Обещаю: никогда больше и намека на неуважение.

— А сейчас ступай, милочка, — велела Марта, потрепав Бэлль по коленке. — И сними это платье, в таком только школьнице-зубрилке ходить.

Бэлль помнила, как покинула гостиную Марты, бегом вернулась к себе в комнату, чтобы в одиночестве остудить негодование из-за того, что вынуждена унижаться и заискивать, чтобы не потерять крышу над головой. Но девушка твердо пообещала себе: она будет продолжать играть в эту игру, пока это ей на руку, а потом выйдет из нее.

Однако Бэлль больше не рассчитывала на чарующую атмосферу Нового Орлеана. Она не осознавала, что праздная жизнь у Марты вскоре засосет ее и сделает такой же ленивой, как и остальные девушки.

Марта вновь стала такой же доброй и дружелюбной, какой была до этого маленького недоразумения. Бэлль подружилась с другими девушками, и днем они ходили гулять в Джексон-сквер или прогуливались вдоль набережной Миссисипи. Они много смеялись и болтали — в их работе часто случались казусы, и ни одна не относилась к своему ремеслу серьезно. Бэлль продолжала получать два доллара за ночь и каждую неделю откладывала сколько могла.

Чаще всего Бэлль чувствовала себя рядом с девушками по-настоящему счастливой, как будто они были ее старшими сестрами, которых у нее никогда не было. От них она узнала об Америке, о моде и о секретах красоты, и, конечно же, о мужчинах — которые всегда были главной темой разговоров.

У Бэлль появилась новая спальня, и хотя летом там было нестерпимо жарко, комната была очень красивой, с темно-розовыми розами на обоях. Ела она то, что хотела. Бэлль полюбила пряную джамбалайю и другие традиционные креольские блюда. Если хотела, она могла бóльшую часть дня спать или нежиться на подушках в тенистом уголке двора с книжкой в руках. Ей никогда не приходилось мыть полы, стирать. Единственной задачей Бэлль было заботиться о своей красоте.

Но временами в глубине ее души вспыхивали гнев и возмущение.

Бэлль могла бы смириться с новой работой; если уж говорить начистоту, новое занятие ей нравилось. Она предпочитала пожилых господ юнцам. Иногда они уверяли, что овдовели или их жены уже давно с ними не спят. Бэлль понимала: скорее всего, они лгут, просто им захотелось молодого тела и необременительных развлечений. Но говорили они правду или нет, старики неизменно оставались вежливыми, нежными и благодарными. Ее трогала их признательность. Скупая слеза, жаркие объятия перед уходом, цветы или шоколадные конфеты, которые они дарили, заставляли ее чувствовать себя особенной и даже любимой.

С другой стороны, после встречи с некоторыми клиентами помоложе Бэлль чувствовала себя грязной. Они бывали грубыми, жестокими, абсолютно равнодушными к ее чувствам. Часто они вели себя так, как будто считали: она должна быть благодарна им за то, что они выбрали ее. А подчас попадались и такие, кто заявлял, что она не стоит истраченных на нее денег. Марта уверяла, что такие найдутся всегда, ведь мужчины чувствуют себя униженными из-за того, что им приходится платить за секс, и не стоит принимать все на свой счет. Но Бэлль трудно было не обращать на них внимания.

Менее чем за два года она прошла путь от незнания, что такое секс, до понимания того, чего она хочет. Теперь Бэлль было известно, что члены бывают разные; она видела огромные и крошечные, скрюченные и ровные. Бэлль научилась напрягать мышцы влагалища, чтобы усилить удовольствие мужчины и заставить его быстрее кончить. Она даже брала пенис в рот и делала вид, что ей действительно это нравится, хотя на самом деле ее при этом выворачивало наизнанку.

Некоторые клиенты хотели подольше продлить занятие сексом, некоторым нужна была быстрая разрядка. Одним нравилось верить, что Бэлль настоящая леди, другие требовали, чтобы она вела себя как развязная шлюха. У Бэлль развилась способность угадывать их желания уже по одному взгляду, которым они окидывали ее в гостиной. Ей так часто приходилось из леди превращаться в шлюху, что она уже и не знала, кто она на самом деле.

Бэлль понимала: она уже не та девочка, которая приехала из Англии. У нее больше не было романтических мечтаний, вместо этого она внимала всему, что ей говорили, и приправляла сказанное щепоткой соли. У нее появился разумный цинизм, она могла и зубы показать, особенно мужчинам, которые подходили слишком близко и могли рассмотреть ту девушку, которой она была раньше.

Англия и все, что любила Бэлль, сейчас казалось ей далеким размытым пятном, как будто оглядываешься на мечту. Настал и миновал ее семнадцатый день рождения, но она так и не написала домой, потому что понимала: ей нечего сообщить матери и Мог. Бэлль не хотелось расстраивать их еще больше. Пусть думают, что она все еще в Нью-Йорке, откуда она послала им открытку, и что ее жизнь сложилась намного лучше, чем на самом деле.

Тем не менее она не могла удержаться и искала в газетах новости из Англии. К сожалению, американские газеты писали об Англии только тогда, когда там происходило что-то по-настоящему значительное и важное, как, например, похороны короля Эдуарда, состоявшиеся в мае минувшего года. Их широко освещали в прессе и сопровождали фотографиями, и Бэлль заплакала, когда увидела снимок Вестминстерского аббатства и парламент на заднем плане и вспомнила, как они гуляли там с Джимми.

Мог могла быть в толпе зевак. Несмотря на то что она не любила большого скопления людей, она ни за что бы не пропустила такую церемонию — Мог считала короля Эдуарда хорошим человеком. Иногда в газетах печатали несколько строк о суфражистках, о том, как их насильно кормят в тюрьме или об их последних выступлениях, во время которых они отстаивали свои избирательные права. Этих заметок было достаточно для того, чтобы Бэлль расплакалась. Она вспомнила, как Мог говорила, что жалеет, что у нее не хватает духу присоединиться к этому движению.

В июне писали о коронации Георга Пятого. Тогда тоска по дому стала нестерпимой. Американцы любили такие истории из Англии; в каждой газете и журнале этому событию посвящались целые развороты. Бэлль помнила волнение, которое она испытала, когда короновали Эдуарда Восьмого, праздничные декорации и поднятые флаги. Мог водила ее в Уайтхолл посмотреть на церемонию — Бэлль никогда не забудет золоченую карету и приветственные крики собравшихся. В тот день на улице устроили праздник, кто-то выкатил пианино, и почти всю ночь пили и танцевали.

Когда Бэлль охватывала пронзительная тоска по дому, девушка пыталась убедить себя в том, что живет здесь намного лучше, чем в Англии, но ее долг перед Мартой не шел у нее из головы. Здравый смысл и любовь к цифрам говорили о том, что затраты на нее с лихвой окупились уже много месяцев назад. Марта просто жадная, хитрая стерва, которая держит ее за дуру.

Бэлль скопила достаточно денег, чтобы уехать из города, но вернуться в Англию ей было не на что. К тому же поговаривали, что у Марты повсюду осведомители. Ей тут же донесут, если одна из ее девушек купит билет на поезд. Марта отправит на станцию кого-то из своих людей, чтобы вернуть беглянку.

Девушка успокаивала себя тем, что это всего лишь сказка, чтобы запугать проституток, но все равно боялась рисковать, потому что прекрасно знала — если ее поймают, Марта обязательно ей отомстит. Она продаст ее еще до захода солнца, и не в соседний дом на Бейсин-стрит, а на несколько кварталов дальше, где ей придется за день обслуживать от сорока до пятидесяти мужчин. Хозяева этих борделей пристально следили за своими девушками и избивали их за любые проступки.

Был еще один страх — забеременеть. Пока что Бэлль была защищена, как и остальные девушки в доме, но она знала, что в других борделях о проститутках заботятся гораздо меньше. Тогда перед ними встает выбор: либо идти к мамаше Лу, мулатке, которая помогала избавиться от нежеланных детей, либо рожать и пытаться умаслить хозяйку своего борделя, чтобы та позволила оставить ребенка. Бэлль знала, что Марта ни за что не согласится, чтобы кто-то из девушек в ее доме оставил ребенка. В глухих переулках стоят бордели, где в комнате наверху живут несколько младенцев и детей постарше. Однако Бэлль слышала, что их накачивают «Покоем» — приправленным настойкой опия ликером, придуманным доктором Годфреем. А когда они вырастают, их отправляют на ферму. Еще в Лондоне Бэлль слышала о женщинах, которые живут на фермах и присматривают за детьми. Там малыши не получают ни родительской любви, ни ласки, часто их даже кормят плохо. Поговаривали, что в Америке происходит то же самое.

Бэлль чувствовала, что должна изо всех сил угождать Марте. Ее не покидало чувство, что она не нравится этой женщине. Это ощущение не подтверждалось ничем, кроме мрачного взгляда и нескольких резких слов, но девушки часто рассказывали ей о том, какой мстительной была Марта в отношении тех, кто ее расстраивал.

Бэлль нелегко было подлизываться к мадам, как это делали остальные. Она пряталась от Марты, когда читала газету или книгу, подозревая, что любовь к чтению выделяет ее среди других девушек, и всегда держала свое мнение при себе. Но Бэлль трудно было оставаться покорной, она не могла разыгрывать из себя овечку в угоду женщине, которая покупает и продает людей.

Поэтому она вспомнила слова Хэтти и поняла: мужчина, который согласился бы сделать ее своей содержанкой, — единственный выход из создавшегося положения. Бэлль не хотела выходить замуж. Было бы непорядочно связывать себя с кем-либо узами брака, ведь она намерена сбежать. Но женатый мужчина, который содержит любовницу, сам предает и поэтому заслуживает того, чтобы быть обманутым.

Каждую ночь Бэлль записывала в свой дневник имена всех господ, которых обслуживала, а позже размышляла о каждом из них и делала пометки: что думает о нем, как он выглядит, как часто наведывается в бордель, является ли она его любимицей. Были мужчины, которые регулярно посещали Марту и всегда спрашивали Бэлль. Из них девушка выделила тех, кто ей особенно нравится, тех, кто дарит подарки, и, наконец, тех, кто, по ее мнению, был достаточно богат, чтобы содержать любовницу.

Список сократился до двух кандидатур: Фальдо Рейс, балагур из Техаса, который занимал какой-то важный пост на железной дороге, и капитан Эван Хантер, владевший несколькими судами, курсирующими из Нового Орлеана. Фальдо было чуть больше пятидесяти, в Хьюстоне у него была жена и четверо взрослых детей. Эван был моложе, ему было сорок семь лет. Он никогда не говорил ни о жене, ни о детях. Жил он в Батон-Руж.

Необходимо было выяснить, есть ли у этих двоих легальный бизнес в Новом Орлеане или же они приезжают сюда только для того, чтобы зайти к Марте повидаться с ней.

Бэлль мешало то, что Марта не поощряла, когда мужчины оставались в комнате девушки более получаса. Это правило было основано на том, что на идущих непрерывной чередой мужчинах она зарабатывает намного больше, чем на одном, который проводил с проституткой несколько часов или даже ночь. Полчаса — подходящий промежуток времени для секса, но времени на разговоры не оставалось. Можно было поговорить в гостиной, но там находились другие девушки и Марта. Они слушали навострив уши, поэтому Бэлль не могла даже надеяться на откровенный разговор с кем-либо из клиентов.

Однажды в пятницу вечером, в конце июля, лил такой сильный дождь, что водосточные трубы не могли достаточно быстро справиться с потоком воды и Бейсин-стрит превратилась в настоящую реку. Девушки сказали, что это ураган, а потом только и говорили об ураганах, о том, как это ужасно, когда с домов сносит крыши и вырывает с корнями деревья. Марта согласилась: да, это ураган, хотя для ураганов еще рано, но она заверила, что девушки преувеличивают и за все годы жизни в Новом Орлеане она только один раз видела, как сорвало крышу.

В Англии Бэлль десятки раз видела такие дожди, но на улице всегда было холодно. Этот же дождь был похож на теплый душ. Она не удивлялась, что люди все равно ходят по улицам, несмотря на то что промокли до нитки.

Но в дождь посетителей было немного. До девяти вечера заглянуло только двое. Тапер чах у пианино, а девушкам было так скучно, что они стали подтрунивать друг над другом.

Анна-Мария, которая, как Бэлль узнала по крайней мере год назад, была чрезвычайно вероломной, спросила Сюзанну, почему та выбрала зеленое платье, ведь в нем ее лицо приобретает землистый оттенок. В ее словах не было ни капли правды — у Сюзанны были блестящие медные локоны, и зеленый цвет ей очень шел.

— Не хочу показаться злюкой, — с притворной улыбкой продолжала Анна-Мария, — просто я подумала: кто-то должен открыть тебе глаза.

— Кто-то должен открыть глаза тебе: ты лживая сучка, — ударила Сюзанна Анну-Марию ее же оружием; она встала и грозно взглянула на свою товарку. — Ты завидуешь мне потому, что тот богатый банкир выбрал вчера меня.

— Он никогда больше не будет тебя спрашивать, когда узнает, какая ты грязнуля, — огрызнулась в ответ Анна-Мария, вскакивая со стула. — Я знаю, что ты не моешься между посещениями клиентов — воняешь, как хорек.

Сюзанна набросилась на обидчицу, пытаясь своими длинными ногтями вцепиться ей в лицо. Бэлль не слишком жаловала Анну-Марию и понимала, что мерзавка заслуживает того, чтобы ей расцарапали физиономию, но Марта, скорее всего, во всем обвинит ту, которая первой начала драку. Поэтому Бэлль тут же вскочила, заслоняя собой Анну-Марию.

— Хватит! — велела она решительным тоном, который неоднократно слышала от Марты, когда та обращалась к девушкам. — Анна-Мария! Немедленно извинись перед Сюзанной, такие слова говорить гадко, к тому же в них нет ни капли правды.

Хэтти, Полли и Бетти поддержали Бэлль. Бетти добавила, что Анна-Мария заслуживает хорошей трепки, потому что постоянно затевает скандалы.

— Смотри, как бы я тебе личико не расцарапала! — крикнула Анна-Мария Бетти, пытаясь добраться до нее. — Это ты мне завидуешь!

Тапер заиграл громче, и в этот момент дверь гостиной распахнулась. На пороге стояла Марта. Ее двойной подбородок дрожал от злости.

— Что здесь происходит? — спросила она, по очереди глядя на каждую из девушек.

Все молчали. Существовало негласное правило: друг на друга не доносить.

— Похоже, это ты все затеяла, Бэлль? — выпалила мадам. — По всему видно, что ты запугиваешь Анну-Марию.

— Я не запугивала ее, — ответила Бэлль, только теперь понимая, что стоит прямо перед зачинщицей. Возможно, человеку, который только что вошел в комнату, и могло показаться, что она все это затеяла. — Не так ли, Анна-Мария?

— Запугивала. Она постоянно меня толкает, — сказала Анна-Мария.

Солгав, она нарушила главное правило, и остальные девушки тут же стали громко говорить о том, что же на самом деле произошло.

Они продолжали кричать, изливая свои обиды на Анну-Марию, но тут неожиданно донесся голос Сисси, извещавшей о приходе клиента.

Пришел Фальдо Рейс, здоровяк из Техаса. Он, как обычно, был одет в безупречный серый фрак и крахмальную сорочку с отложным воротничком, но сегодня, промокший до нитки, выглядел смешно.

Девушки тут же притихли. Бэлль едва сдерживала смех — в мокрой, прилипшей к телу одежде, с большим пузом и мокрыми, слипшимися волосами и усами Фальдо напоминал моржа.

— Как мы рады вас видеть, господин Рейс! — выдохнула Марта. — У девочек возникли небольшие разногласия. Бедняжка, похоже, вы совсем промокли. Сисси возьмет у вас пальто и шляпу. Входите скорее, выпейте чего-нибудь.

Бэлль тут же бросилась к Фальдо, приветливо улыбаясь.

— Как приятно вас видеть, господин Рейс! Неужели вы рисковали подхватить пневмонию для того, чтобы повидаться со мной?

— Я бы рискнул чем угодно ради встречи с вами, — галантно ответил он, принимая предложенный Сисси стакан виски и выпивая его содержимое одним глотком.

— Мы сможем просушить его одежду? — обратилась Бэлль к Марте.

Та вздрогнула всем телом, как будто хотела стряхнуть инцидент, который произошел всего пару минут назад.

— Разумеется, Бэлль, будь так добра. Хотите подняться наверх с Бэлль, господин Рейс, или желаете какую-нибудь другую девушку?

Бэлль почувствовала: Марта надеется, что посетитель выберет другую. Но Фальдо улыбнулся и ответил, что он хочет Бэлль.

Когда они покидали гостиную, Бэлль не могла удержаться и ухмыльнулась, глядя на Анну-Марию.

Оказавшись в своей комнате, Бэлль попросила Фальдо побыстрее раздеться. Она сказала, что отдаст его вещи Сисси, чтобы та просушила их у плиты.

— К сожалению, за полчаса они не высохнут, — добавила она, когда он начал стягивать одежду.

— Я заплачу за всю ночь, — торопливо произнес техасец. — Годится?

— Я должна спросить у мадам, — ответила Бэлль, стыдливо опуская глаза. Она не слишком обрадовалась его желанию остаться на ночь: Фальдо был крупный мужчина, и мысль о том, что он захочет снова и снова заниматься с ней сексом, не радовала ее, но, с другой стороны, она же ждала возможности узнать его получше — вот она и представилась.

Бэлль отнесла его одежду и обувь вниз и передала ее Сисси.

Марта все еще была в гостиной, и когда Бэлль вошла, она почувствовала висящее в воздухе напряжение — мадам отчитывала девушек. Бэлль спросила, могут ли они поговорить наедине. Когда Марта вышла в прихожую, Бэлль сообщила ей о желании Фальдо и спросила, сколько будет стоить, если он останется на всю ночь.

— Пятьсот долларов, — отрывисто бросила Марта.

Бэлль понимала, что запрашиваемая сумма намного выше обычных расценок, особенно в такую мерзкую погоду, когда было маловероятно, что клиенты вообще появятся. Но у девушки появилось ощущение, что Марта намеренно назвала такую высокую цену, в надежде, что Фальдо откажется. В результате Бэлль опозорится и перед мадам, и перед девушками.

— Не знаю, нравлюсь ли я ему настолько сильно, — усмехнулась Бэлль. — Могу только спросить.

Когда девушка возвращалась наверх в спальню, шелестя шелковым платьем, она почувствовала на спине враждебный взгляд Марты. Бэлль стало не по себе. Она не знала, что ей делать.

Вернувшись к себе в комнату, Бэлль увидела, что Фальдо уже лежит в постели. У него была широкая дряблая белая грудь, а рыжие волосы, которые он просушил полотенцем, делали его похожим на дикобраза.

— Не думаю, что вы захотите остаться на ночь. Мадам сказала, что это будет стоить пятьсот долларов, — негромко произнесла Бэлль.

Он захохотал.

— Назовем это сделкой за ночь с тобой, — ответил он. — Подай мне мой бумажник, он там, на столе, дорогуша. Я дам еще двадцатку, чтобы принесли бутылочку шампанского.

Когда Бэлль через несколько минут вновь поднималась по лестнице с двумя бокалами и бутылкой шампанского в ведерке со льдом, она едва сдерживала ликование. Как вытянулось лицо Марты, когда она отдала ей деньги! Мадам готова была лопнуть от злости — ведь она ошиблась в Фальдо. Однако жадность не позволяла ей пойти на попятный — Марте так хотелось заработать много денег в столь ужасную ночь!

Но Бэлль торжествовала не потому, что утерла Марте нос. Ее обрадовала реакция Фальдо. Он захотел провести с ней ночь и попросил шампанского. Это указывало на то, что он относится к их встрече как к чему-то особенному. Бэлль была решительно настроена доказать ему, что он не ошибся.

Немного спустя, сидя рядом с ним на кровати, потягивая шампанское и смеясь, Бэлль вспомнила слова Этьена о том, что ей следует хотя бы немного любить своих клиентов. В физическом плане Фальдо был не очень привлекательным мужчиной; если уж говорить откровенно, вид у него был странноватый. Маленькая, похожая на яйцо голова совершенно не гармонировала с тучной фигурой. Глаза, похожие на большие черные пуговицы, слишком крупный нос, огромное пузо и при этом тощие ноги и руки — весь он был какой-то нескладный. Однако, несмотря на свою внешность, Фальдо был добрым человеком с хорошим чувством юмора. Было не похоже, что у него есть какие-то неприятные маленькие тайны, как у других мужчин. Когда он улыбался, его глаза тоже улыбались.

Но теперь, когда он не спешил, Бэлль увидела и другие его стороны. Было приятно просто лежать на подушках и разговаривать с ним; раньше она никогда не разговаривала с клиентами. Фальдо рассказал ей, что часто ездит на поездах, проверяет, чтобы с пассажирами обращались подобающим образом, чтобы поезда отправлялись вовремя, чтобы на вокзалах на пути следования был порядок. Еще он принимал решения о прокладывании новых маршрутов, участвовал в переговорах об условиях пересечения территорий, о покупке и строительстве гостиниц и предоставлении всевозможных услуг на железнодорожных вокзалах.

Фальдо обладал способностью даже об обыденных вещах рассказывать интересно. Но когда он перешел к рассказу о различных частях Америки, о дикой природе и об индейцах, он просто очаровал слушательницу.

— Это рай на земле, — с жаром уверял ее Фальдо. — Бескрайние равнины, огромные леса, широкие быстрые реки и такие красивые горы, что захватывает дыхание.

Потом он захотел узнать об Англии, и хотя Бэлль изо всех сил пыталась красочно описать Лондон, чтобы он предстал, как наяву, ей было стыдно, что она так мало знает о родном городе.

Она хотела спросить Фальдо о жене и детях, но почувствовала, что этот вопрос ему не понравится.

Бэлль рассказала, как ее похитили на улице и в конце концов привезли сюда. Фальдо задумчиво смотрел на нее, пока она рассказывала свою историю, а когда закончила, взял ее за руку и пожал.

— Такие мужчины, как я, способствуют процветанию этого рынка, — печально констатировал он. — Мы видим лишь удовольствие, манящие огни борделей. Нам даже в голову не приходит, как там оказались живущие в них девушки. Мне действительно очень стыдно.

Бэлль ответила на рукопожатие и прижалась в нему теснее.

— Не стоит грустить. Ты хороший человек. Здесь нет ни одной девушки, которая оказалась бы в публичном доме против своей воли. Даже если бы меня не заставили заниматься проституцией, кто знает, возможно, я бы все равно стала продавать свое тело. Не ты меня похищал, не ты меня насиловал в Париже. Мне нравится быть с тобой. Ты на самом деле мне нравишься.

Фальдо повернулся к ней и погладил по щеке.

— Ты тоже мне нравишься, Бэлль. Я никогда не видел такой красавицы, как ты, с гривой темных кудрей и озорными глазами. Рядом с тобой я снова чувствую себя молодым.

Когда они допили шампанское, Фальдо заключил девушку в объятия, как сделал бы муж или возлюбленный, и постарался доставить ей удовольствие, не дожидаясь, когда она начнет ублажать его.

Секс с любым из клиентов быстро заканчивался, и с кем бы Бэлль ни спала, все было одинаково. Фальдо тоже раньше был как все; ничто не выделяло его в череде других клиентов. Единственное, что его отличало — он не был грубым, не говорил бранных слов и никогда ее не обижал. Но сегодня он был другим: неторопливым, чувственным, нежным. До Сержа ему было, конечно, далеко, но Бэлль было приятно.

В какой-то момент она взглянула на часы и с изумлением увидела, что уже перевалило за полночь. Они поднялись в ее спальню в начале десятого. Фальдо все оттягивал кульминацию, он хотел, чтобы секс длился дольше, и впервые Бэлль не стала спешить; ей нравилось быть с ним, по-настоящему нравилось.

Первые лучики рассвета едва-едва забрезжили за ставнями, когда Бэлль проснулась, все еще лежа в объятиях Фальдо, и его тело, которое она вчера считала дряблым, сейчас показалось ей мягким, теплым, уютным. Она потянулась, как кошка, и переплела свои ноги с его ногами. «Так бывает, — пришло ей в голову, — когда ты замужем: уютное умиротворение».

Чуть позже Фальдо вновь занялся с ней любовью и был еще нежнее, чем ночью. Бэлль позволила поцеловать себя, потому что почувствовала: она должна дать ему все, что у нее есть.

Часов в восемь Фальдо взглянул на карманные часы и вздохнул.

— Мне пора, мой цветочек. В десять у меня встреча. Мне еще нужно успеть к парикмахеру — побриться — и в гостиницу — надеть чистую сорочку.

— Ночь была просто чудесной, — промурлыкала Бэлль, крепко обнимая его. — Как бы мне хотелось, чтобы так было всегда. — В полутемной, закрытой ставнями комнате Фальдо не казался ей ни старым, ни противным — милый мужчина, который заставил ее почувствовать себя счастливой, подарил удовольствие.

— Ты хороша в своем деле, — негромко засмеялся он. — Я даже на секунду поверил, что ты говоришь всерьез.

Бэлль резко села на кровати и посмотрела на него сверху вниз.

— Так и есть! Честно!

Фальдо улыбнулся и поцеловал ее сосок. Одного этого легкого прикосновения было достаточно, чтобы приятная дрожь пробежала у нее по спине. Бэлль прижалась к нему крепче.

— Мне пора, — нехотя произнес Фальдо через пару минут. — Принесешь мою одежду?

Минут через десять он уже стоял одетый в сухие отутюженные вещи. Сисси даже почистила его туфли. Фальдо обнял Бэлль за талию и улыбнулся, глядя на ее красный халат.

— Мы можем повторить это, сладкая моя? — спросил он.

— Я бы обиделась, если бы тебе этого не захотелось, — ответила Бэлль, задирая голову, чтобы его поцеловать. — Но мне не нравится, что тебе приходится платить мадам такие деньги.

Техасец нагнулся и поцеловал ее.

— Ты стоишь каждого цента, сладкая, — улыбнулся он. — Но сейчас мне пора!

Проводив Фальдо, Бэлль снова легла в кровать. Она не могла разобраться в собственных чувствах. Ей нравилось то, что они с Фальдо сблизились; возможно, теперь он захочет сделать ее своей любовницей. Она вполне искренне считала, что он в состоянии заплатить любую сумму, которую назовет Марта. Но вместе с тем Бэлль было грустно оттого, что она собирается обмануть такого хорошего человека.

— Не смей думать об этом, — резко оборвала она себя. — Твой долг позаботиться о себе и вернуться в Англию. Фальдо тоже получит то, что хочет.

— И каково тебе было провести с ним целую ночь? — в тот же день спросила Хэтти. Все девушки собрались в кухне. Они пили кофе, макая в него бенье — пончики причудливой формы. — У него явно водятся денежки, раз он заплатил такую сумму.

Хэтти была высокой, с пышными формами, светло-каштановыми волосами, зелеными глазами и очень добрым сердцем. Бэлль доверяла ей, искала ее общества. Хэтти выросла в приюте в Сан-Франциско. Она сбежала оттуда, когда заведующий и воспитатели-мужчины попытались ее совратить. К занятию проституцией ее принудила одна пара; поначалу они прикинулись друзьями, а потом продали ее и Сюзанну Марте.

— А может, он влюбился в Бэлль? — широко улыбнулась Бетти.

— По-моему, он просто не захотел натягивать на себя мокрые вещи, — засмеялась Бэлль.

Она заметила, как нахмурилась Анна-Мария, и решила: лучше придержать мысли о Фальдо при себе.

— Я думала, утро никогда не наступит, — в довершение добавила она.

Проститутки еще немного поговорили о мужчинах, которые хотят остаться на ночь. Бэлль казалось, что многих посетителей пугает названная сумма. Насколько она помнила, Хэтти была единственной из девушек, у кого посетитель оставался на всю ночь.

— Ты бы поделилась с нами своими секретами, милочка, — сказала Анна-Мария, обращаясь к Бэлль. Несмотря на притворную улыбку и сладкие речи, Бэлль почувствовала в ее словах скрытую злобу. — Ты в Париже этому научилась? Расскажи!

— Никаких секретов у меня нет. Как я уже говорила, он просто не захотел натягивать на себя мокрую одежду, — повторила Бэлль. — Не побоюсь побиться об заклад: когда он увидит свои пустые карманы, то больше сюда не вернется.

Всю неделю Фальдо не выходил у Бэлль из головы. Мечтать о нем как о возможном пропуске отсюда, чтобы на несколько ступеней приблизиться к возвращению домой, ей удавалось нечасто. А тем временем к натянутым отношениям с Мартой добавилась неприязнь Анны-Марии. Она бросала на Бэлль злые взгляды и часто замолкала, когда та входила в комнату.

Попав сюда, Бэлль узнала, что Анна-Мария — фаворитка в этом доме терпимости. Но за несколько недель ее место заняла новенькая. Бэлль понимала, что это очень обидно; она тоже стала бы ревновать, если бы Марта купила новую девушку и та заняла ее место.

Анна-Мария обладала дерзкой, роковой красотой: кожа оливкового цвета, черные глаза, рыжие вьющиеся волосы — и бурный темперамент. Она злилась не только из-за того, что Бэлль пользовалась популярностью у клиентов, но еще и потому, что девушки любили ее и часто становились на ее сторону.

Ссоры дома, в Лондоне, были обычным явлением. Вряд ли хотя бы день проходил без перебранки. Бэлль помнила, как однажды Мог сказала, что девушки могут стать такими же смертельно опасными, как змеи, когда они охвачены ревностью, поэтому старалась не накалять отношений с Анной-Марией.

Прошло десять дней, прежде чем Фальдо вновь появился на пороге борделя. Он привез для Бэлль коробку конфет, украшенную розовыми бархатными розочками. Она была такой красивой, что у Бэлль появился ком в горле.

— Я могу опять остаться на ночь? — спросил Фальдо, даже не успев выпить.

— Ты уверен, что хочешь потратить столько денег? — прошептала Бэлль, не желая быть услышанной другими девушками. К счастью, в гостиной было многолюдно и тапер играл довольно громко.

— Уверен на все сто! — ответил техасец. — Я бы рискнул переплыть болото с аллигаторами, лишь бы быть с тобой.

Бэлль засмеялась и сказала, что должна спросить у Марты. Сегодня вечером был такой наплыв посетителей, что она чувствовала: Марта может отказать.

Удивительно, но Марта позволила Фальдо остаться. Впрочем, Бэлль не знала, сколько шуршащих банкнот он ей передал.

Техасец снова заказал шампанское, и Сисси последовала за ними с бутылкой наверх.

Оказавшись в спальне, Бэлль поцеловала Фальдо в губы и начала стягивать с него пиджак.

— Нельзя тратить столько денег, — сказала она. — Это безумие.

— Приятное безумие, дорогая, — засмеялся он, обхватывая ее за талию и целуя. — После нашей последней встречи я мог думать только о тебе. Для меня мука, как представлю тебя с другими мужчинами.

Бэлль обхватила его лицо ладонями и нежно посмотрела в глаза.

— Ничего не поделаешь, Фальдо. Я тоже жалею, что не могу быть только с тобой.

Он повернул ее к себе спиной и начал расстегивать платье. Затем наклонился и стал целовать ее спину, стягивая платье на пол.

— Ты такая красивая, — бормотал он. — Такая маленькая и совершенная, а я, старый дурак, влюбился в тебя.

Бэлль перешагнула через платье и повернулась к нему лицом.

— Ты тоже мне нравишься, — призналась она и почти не покривила душой.

Фальдо взял ее с неистовой страстью, они не успели даже полностью раздеться. Бэлль с готовностью отвечала на его ласки.

Позже они сидели на постели и пили шампанское. Через открытые окна доносилась музыка и крики. Фальдо глубоко вздохнул.

— Такое впечатление, что у тебя на плечах лежит тяжкое бремя, — сказала Бэлль.

— У меня одна печать — о тебе, — признался он. — Что бы ты ответила, если бы я предложил тебе все бросить и уехать со мной?

Сердце Бэлль подпрыгнуло. Она не ожидала, что подобное предложение поступит так быстро.

— Я бы с радостью, — ответила она, — но меня связывает договор с Мартой. — Девушка пустилась в объяснения, сказала, что не знает, сколько еще денег должна мадам.

— Понятно, — проворчал Фальдо. Чувствовалось, что он злится на Марту. — Но ты не бойся, я все улажу.

— Но, Фальдо, она так просто меня не отпустит, — предупредила Бэлль и прижалась к нему.

Внезапно ее осенило: бордель Марты никогда бы не стал одним из самых процветающих в Районе, если бы она была мягкотелой, честной и заботилась о будущем девушек.

— Я довольно влиятельный человек, — бодрым тоном произнес Фальдо. — Предоставь мне разобраться с Мартой.

На следующее утро Фальдо встал, оделся. Бэлль оставалась в постели. Ее немного тревожило решительное выражение его лица.

— Что случилось? — поинтересовалась она.

Фальдо присел на край кровати и посмотрел на девушку.

— Я все обдумал, — ответил он. — Ты должна делать вид, будто между нами ничего нет. Никому ни слова.

Бэлль кивнула. Она испугалась, что он отказался от мысли забрать ее отсюда.

— Я найду для нас жилье, — пообещал техасец. — Где-нибудь здесь, в Новом Орлеане, потому что только сюда я могу приезжать постоянно. Но подальше от Района. Когда я все устрою, я вернусь и дам тебе знать. На следующий день ты сделаешь вид, будто идешь на прогулку, а сама возьмешь экипаж и поедешь ко мне. Когда тебя здесь уже не будет, я все улажу с Мартой.

По его решительному выражению лица Бэлль видела, что он действительно все обдумал и говорит серьезно. Она обвила его шею руками и поблагодарила.

— Ты же понимаешь, что очень много времени будешь проводить в одиночестве? — спросил Фальдо. — Не сможешь наведываться в Район, встречаться с подружками. Необходимо сжечь все мосты.

— Мне все равно, — ответила Бэлль. — Я хочу быть с тобой.