1791

— Ты принесла деньги? — спросил Детмер с сильным акцентом.

Мэри кивнула и протянула ему узел чистого белья.

— В носовом платке, — прошептала она и легко коснулась узла грязным бельем у него в руках. — Они здесь?

Было двадцать шестое марта, и Детмер через два дня собирался возвращаться в Англию с капитаном Хантером и его командой с потерпевшего кораблекрушение «Сириуса».

Утро на причале было оживленным и шумным. Моряки Детмера катили бочки со свежей водой на погрузку, пехотинцы патрулировали, мужчины-заключенные строили новый сарай, стуча молотками и скрипя пилами, а шумная стайка женщин-заключенных возвращалась, перекрикиваясь друг с другом, после стирки белья в офицерских домах. Еще там было множество детей, грязных полуголых маленьких оборвышей, карабкавшихся на приготовленные к погрузке тюки. Время от времени кто-то кричал на них и приказывал им слезть, и они исчезали, как крысы в водопроводной трубе, лишь для того, чтобы через считанные минуты появиться снова.

Как и говорил Тенч, лодку отремонтировали. Оказалось, что несчастный случай сослужил им хорошую службу, поскольку сейчас лодка была в гораздо лучшем состоянии, чем раньше.

— Да, они здесь, секстант и компас. Я не стал бы обманывать тебя, Мэри, — произнес Детмер и укоризненно улыбнулся. — Зайдешь на корабль, выпьем по стаканчику на прощание?

— Вы ведь знаете, что я не смею, — сказала Мэри, оглядываясь вокруг. Ей было хорошо известно, что корабль Детмера находится под наблюдением, потому что на «Скарборо» поймали без билетных пассажиров, когда он вышел из Сиднейского залива, Их обнаружили, прежде чем корабль добрался до мысов, и немедленно высадили на берег. С тех пор пехота и офицеры контролировали корабли более тщательно. Мэри увидела пару офицеров, спускавшихся со стороны дома губернатора, и поняла, что благоразумнее будет как можно скорее убраться с причала подальше от любопытных глаз.

— Я бы хотел сделать больше для тебя, — произнес Детмер с вздохом. — Если бы я встретил тебя в каком-нибудь другом месте, я думаю, исход событий был бы совсем иным.

Мэри вспыхнула и опустила глаза. Она никогда не знала, как воспринимать Детмера и его многозначительные замечания. Иногда Мэри была уверена, что он питает к ней какие-то сильные чувства: иначе зачем бы он так рисковал, помогая ей и Уиллу? Но в другие моменты она чувствовала себя просто пешкой в его игре против капитана Филипа.

— Посмотри на меня, Мэри, — сказал Детмер, и его голос прозвучал мягко и настойчиво.

Она взглянула в его ясные голубые глаза и снова почувствовала влечение к нему. Сегодня он выглядел еще более красивым, чем обычно. Он подстриг волосы, побрился, и его белая рубашка сияла безукоризненной чистотой. Даже его высокие сапоги были до блеска начищены, и Мэри подумала: не ради нее ли все это?

Удивительно, что ее снова влекло к мужчине, который был гораздо выше ее по происхождению. Вот уже два месяца Детмер занимал ее мысли и чувства так же, как когда-то занимал их Тенч. Но если Тенчу в ее сердце всегда будет принадлежать особое место, и она догадывалась, что он отвечал ей взаимностью, то к Детмеру Мэри испытывала чисто физическое влечение.

Она понимала, что имеет дело с мужчиной, который никогда не подчинялся другим. Мэри чувствовала, что в его жилах текла соленая вода и наибольшее счастье он испытывал, сражаясь с морской стихией. Он был загадочным, как океан, и, возможно, таким же опасным.

— Вот так лучше, — сказал Детмер и улыбнулся. — Я не смогу больше увидеться с тобой до отъезда. Ты отдашь белье кому-нибудь из команды.

Мэри кивнула, не решаясь заговорить. По каким бы причинам Детмер ни помогал ей, он сделал это достойно. Он не заманил ее шантажом к себе в постель и обращался с ней как с леди, а не как с заключенной. Она навсегда останется перед ним в долгу.

— Я так боюсь за тебя и за твоих детей, — сказал Детмер, понизив свой голос до шепота. — Я надеюсь, что Бог поможет тебе совершить то, что ты задумала.

— Решительность может двигать горы, — ответила Мэри, а затем заколебалась. Ей так хотелось выразить ему всю глубину своей благодарности, и все же она знала, что если заговорит, то разрыдается. — Сохрани вас Бог, Детмер, — лишь смогла Мэри добавить.

— И тебя пусть сохранит Бог, — произнес он мягко. — Я не забуду тебя. Я наведу справки, чтобы узнать, как ты доплыла.

Они обменялись узлами, и его рука на секунду накрыла ее руку.

— Я должна идти, — сказала Мэри, отступив от него на шаг. — Я принесу белье завтра.

В два часа дня двадцать восьмого числа Мэри и Уилл стояли на берегу и молча смотрели, как «Вааксамхейд» плывет через залив по направлению к мысам. В его кильватере летели морские птицы, и было слышно, как ветер шумит в парусах.

Наверху на причале почти вся колония следила за отплытием, и Мэри слышала их прощальные крики. Капитан Филип, вероятно, был среди провожающих, и впервые у Мэри сжалось сердце от жалости к нему.

Она была абсолютно уверена в том, что он хотел бы плыть домой с капитаном Хантером. Хантер и Филип дружили и через многое прошли вместе. Филин фактически оказался таким же заключенным, как и Мэри, прикованный к этому проклятому месту чувством долга. Теперь, когда она была так близка к побегу, Мэри отчетливо понимала, что он, по сути, хороший человек. Он всегда поступал гуманно, честно и никогда не ронял собственного достоинства. В глубине души Мэри даже желала ему добра.

— Еще семь часов — и мы отправимся в путь, — сказал Уилл с легкой дрожью в голосе.

Мэри знала: он думает о том, что будет с ними, если их поймают. Если их не повесят, то, безусловно, выпорют и снова закуют в кандалы. Несмотря на то что их план очень хорош и они вели себя осторожно, всегда остается вероятность того, что об этом прослышит кто-то, кто точит на них зуб, и выдаст их.

Мэри взяла Уилла за руку и сжала ее. Она тоже боялась, не за себя, а за детей, потому что слишком хорошо знала, что рискует их жизнями.

И все же этот риск был необходим. Если они останутся здесь, то вполне возможно, что следующая эпидемия или очередное урезание рациона будут стоить им жизни так же, как и многим другим детям. Безусловно, лучше отправиться в открытое море. В конце концов, если они утонут, то утонут все вместе, — по крайней мере, это быстрая смерть.

— Лодка теперь в отличном состоянии, — сказал Уилл, будто подбадривая себя. — Даже погода на нашей стороне.

Мэри подняла голову и посмотрела на небо. Оно было затянуто тучами, и, если только оно вдруг не прояснится, тучи закроют ночью луну. С моря дул очень слабый ветер, но это почти не имело значения, потому что они выплывут из залива прямо по течению, — весла создали бы слишком много шума, а идти под парусом рискованно.

— Мы справимся, — сказала она твердо. — Я знаю.

В шесть часов уже стемнело, и еще через несколько часов заговорщики собрались по одному и молча разошлись, каждый с мешком, вниз вдоль берега к условленному месту отправления.

Эммануэль и Шарлотта крепко спали в кровати. Мэри знала, что Эммануэль не проснется, когда она возьмет его на руки, но с Шарлоттой было сложнее. Она весь день волновалась, хныкала и капризничала. Девочка явно чувствовала, что что-то происходит, и если она проснется в лодке, то может закричать.

У Мэри пересохло в горле от страха, когда из тайника под полом достали последний мешок и она осталась одна с детьми. Скоро придет Сэм Брум и поможет ей отнести их. Она понесет Шарлотту, а он возьмет Эммануэля. Уилл не сможет ей помочь, потому что будет ждать Беннелонга, который должен доставить лодку.

Мэри опустилась на колени рядом с кроватью и в последний раз помолилась за их безопасность, но все ее внимание было занято этой маленькой хижиной и всем, что она значила для Мэри целых три года.

Это было убежище, место, которое давало ей покой и безопасность. Она с радостью занималась здесь любовью с Уиллом, эта хижина помнит счастье, пережитое благодаря рождению Эммануэля, и столько вех в развитии Шарлотты: от первых шагов до первых слов. А теперь они уходят в неизвестность.

— Мэри!

Она вздрогнула от шепота Сэма, стоявшего в дверном проходе, и повернулась к нему.

— Извини, — сказал он.

Мэри поняла, что он смутился, прервав ее молитву.

— Все в порядке, — прошептала она, поднимаясь на ноги. — Ты уже видел Беннелонга?

Сэм зашел в хижину и взглянул на спавших детей. При свете мерцающей свечи его лицо казалось особенно худым. Он не был таким красивым и уверенным в себе мужчиной, как Уилл, но Мэри тронуло то, с какой нежностью он посмотрел на Шарлотту и Эммануэля.

— Уиллу показалось, что он видел, как Беннелонг плывет к лодке, — сказал Сэм. — Я сам ничего не смог разглядеть, слишком темно, но Уилл просил передать, что тебе пора идти.

Мэри взяла Эммануэля, плотнее завернула его в одеяло и передала Сэму. Затем взяла повязку, которую она сделала из куска брезента, и обернула ею спящего ребенка. Мэри завязала пару ремешков вокруг талии Сэма, а другую перекинула через его плечи, скрестила на спине и потом закрепила спереди.

— Так у тебя руки будут свободными, — объяснила она. Мэри боялась, что он рассердится, решив, будто с ним обращаются как с нянькой.

Сэм едва заметно улыбнулся.

— Я боюсь. А ты? — прошептал он.

Мэри покачала головой. У нее сводило живот, ее бросало в холодный пот, и она уже начинала жалеть об этой затее. Но она не собиралась в этом признаваться.

— Мы сделаем это, Сэм, — сказала Мэри скорее с бравадой, чем с убежденностью, и повернулась к кровати, чтобы взять Шарлотту.

Когда она подняла девочку на руки, та пробормотала что-то во сне, но ее голова упала маме на плечо, и она не проснулась. Сэм взял одеяло, укрыл им Шарлотту и подоткнул края, а потом улыбнулся Мэри.

— Готова?

— Почти, — сказала Мэри и, наклонившись к маленькому столику, взяла с него тряпичный мешочек.

— Что там? — прошептал Сэм, когда мешочек зашуршал.

— Листья сладкого чая, — сказала Мэри и улыбнулась. — Я ведь должна взять что-нибудь на память об этом месте, правда?

Они тихо выбрались из хижины, время от времени замирая и проверяя, нет ли кого-нибудь поблизости. Вдалеке они видели слабое мерцание догоравших костров и слышали шаги часового на набережной, храп, доносившийся из хижин, странный приглушенный кашель и плеск воды на пляже. Шарлотта пошевелилась на руках у матери, и Мэри потеплее укрыла ее одеялом от прохладного воздуха и зашагала быстрее, догоняя Сэма.

Когда глаза Мэри привыкли к темноте, она с трудом разглядела подплывающую к берегу лодку и Беннелонга перед ней. Туземца было почти не видно в темноте, лишь время от времени поблескивали его белые зубы.

Мэри знала, что если кто-то выдал их план, то через несколько минут их остановят. Она напрягла слух, пытаясь уловить, не бегут ли за ними. Каждый мускул на ее теле был напряжен, и в любую минуту Мэри ожидала стрельбы мушкетов. Когда Уилл неожиданно вышел из-за кустов, она чуть не выпрыгнула из собственной шкуры. Все было таким зловещим: темный пляж, восемь мужчин, стоявшие неподвижно, как статуи, и узлы, напоминавшие огромные булыжники. Никто не произнес ни слова, все, не отрываясь, смотрели, как лодка подходит все ближе к берегу.

Уилл сначала шел по воде, а затем поплыл почти так же бесшумно, как Беннелонг, чтобы помочь туземцу подвести лодку поближе. Наконец она скользнула лишь в нескольких футах от них и Джеймс Мартин побрел по воде, забрался в лодку и подал остальным знак грузить узлы.

Нервы у Мэри были на пределе, потому что каждый незначительный звук, казалось, разносился по всему берегу. Она мягко качала Шарлотту, чтобы та не проснулась, и мысленно умоляла мужчин поторопиться с погрузкой.

— Я сейчас возьму ее, — прошептал Уильям Мортон Мэри. — А ты иди и садись в лодку.

Это был момент, которого Мэри опасалась больше всего, потому что девочка могла проснуться, когда ее будут передавать из рук в руки. Но Уильям взял Шарлотту так нежно, будто бы она была его собственным ребенком, и кивнул Мэри, давая понять, что она может садиться в лодку.

Высоко подняв подол платья, Мэри тихо побрела к лодке, потом села и протянула руки, чтобы снова взять Шарлотту. Уильям Мортон передал ее, затем сел в лодку сам. Потом поднялся Сэм Брум с Эммануэлем на руках и сел рядом с Мэри.

Беннелонг улыбался, и его зубы и белки глаз блестели, как маленькие огоньки, пока он удерживал лодку, чтобы в нее сели остальные мужчины с мушкетами, завернутыми в промасленные тряпки. Уилл сел у руля, Нат Лилли и Джейми Кокс устроились по обе стороны от него, и последним забрался Билл Аллен. Беннелонг изо всех сил толкнул лодку, и они тронулись с места.

Какое-то время Беннелонг плыл рядом, подталкивая лодку до тех пор, пока ее не подхватило течение. Лодка медленно поплыла вниз по заливу. Тогда он оттолкнулся от лодки, помахал рукой на прощание и скрылся в темноте, молчаливый как рыба.

Лишь через некоторое время Мэри подумала, что можно наконец перевести дыхание.

Прошло, как им показалось, много томительных часов, прежде чем они увидели замаячившие перед ними мысы, которые напоминали горы, похожие друг на друга как две капли воды. Все хранили молчание, потому что если бы их заметил или услышал часовой, то он поднял бы руку и началась бы стрельба.

Вдруг море заволновалось, и беглецы почувствовали, как поток воды поднялся и понес тяжелогруженую лодку к проходу между мысами. Уилл боролся с управлением, чтобы они осторожно преодолели проход. Шарлотта проснулась у Мэри на коленях, выпрямилась и изумленно огляделась вокруг.

— Поднимаем паруса, — прошептал Уилл. — Мы на свободе.

Ветер поймал парус, и они тут же набрали скорость, а луна вдруг вышла из-за туч, будто присоединяясь к их ликованию. Джеймс Мартин, который всегда был самым словоохотливым, разразился негромким смехом, и к нему тут же присоединились остальные.

— Мы свободны, — сказал Уилл дрожащим голосом, будто сам слабо в это верил. — Господи, мы свободны!

Мэри не могла раскрыть рта, она лишь улыбнулась. Она повернула голову и оглянулась, но не увидела ничего, только черные скалы и проход, через который они прошли.

Мэри не чувствовала грусти, уезжая, — это было не в ее характере: сожалеть о сделанном. Имело значение только то, что ждало их впереди. Но она все же подумала о Тенче, представила, как он спит сейчас в своей кровати, и ее сердце сжалось от тоски.

Она никогда не видела, как он спит, бреется, моется, не видела его без одежды. В ее памяти он всегда был в своей красной куртке, белых бриджах и высоких начищенных сапогах и прогуливался по набережной. А еще Мэри помнила его мягкие карие глаза и прикосновение его руки к своей. И все его добрые поступки.

Мэри жалела только о том, что не попрощалась с ним, ни разу не сказала ему, как он важен для нее. Но эти мысли были глупыми, потому что он не смог бы участвовать в побеге.

Мэри еще раз оглянулась назад, мысленно посылая ему слова прощания и зная, что никогда больше его не увидит. Потом она повернулась вперед и громко закричала, выражая свой восторг по поводу приобретенной свободы.

Хотя Мэри не знала, смогут ли они пройти весь путь до Купанга, достаточно было уже того, что сработал ее план и они вышли из гавани. Она посмотрела на восемь ликующих мужских лиц и поняла, что вышла победительницей. Пусть она не умеет читать и писать и вести корабль, как Уилл, и, вероятно, никто из мужчин не признавал ее участия в плане побега, но она-то знала правду. Будь что будет, но Мэри позаботится о том, чтобы они обрели безопасность и долгожданную свободу.

Мэри прижалась губами ко лбу Шарлотты, зная, что долгие недели ей постоянно нужно будет следить за детьми.

— Мэри, ты ничего не хочешь сказать по поводу моего гениального плана? — крикнул Уилл.

В первое мгновение она хотела возразить, что это был не его план. Но затем Мэри вспомнила слова своего отца: сражение выигрывают благодаря стратегии, а не превосходством сил.

— Молодчина, Уилл, — сказала она и тепло улыбнулась ему. — Ты умный и храбрый.