— Чего это ты такая довольная, а, Феллоуз?

Сюзанна улыбнулась женщине, которая отперла ей ворота. Багнелл, или Багги, как звали ее остальные заключенные, была одной из немногих приличных тюремщиц. Она отличалась бесцеремонностью, но не приветствовала жестокость и не была лесбиянкой. Она даже частенько приходила к Сюзанне в камеру поболтать. Ей нравилось копаться в саду, и в тюрьме Багги отвечала за теплицы.

— Только что беседовала со своим адвокатом, — сообщила ей Сюзанна. — Похоже, суд состоится в самом начале июля.

Сейчас был апрель. Сюзанна провела в тюрьме Иствуд-парк уже шесть месяцев.

— Ты ведь знаешь, что тебя переведут отсюда? — предостерегла тюремщица. Багги была крупной женщиной, с жесткими русыми волосами в мелких кудряшках и большой родинкой на щеке. Сюзанна подозревала, что она стала тюремщицей, чтобы спрятаться от окружающего мира. — Скорее всего, ты попадешь в Дурхем, во всяком случае на некоторое время. Это не увеселительная прогулка, точно тебе говорю, одно время я там работала.

— Ну, тогда я буду хорошей девочкой, и им придется перевести меня куда-нибудь еще, — беззаботно откликнулась Сюзанна.

Она больше не боялась тюрьмы. Теперь она знала, как себя вести. После того как она отбыла наказание в карцере, ей отвели камеру-одиночку. Всем стало известно, что она отделала Фрэнки, и ее волшебным образом сразу же оставили в покое, все издевательства прекратились. Потом Багги нашла ей работу в теплице, и оттого, что отныне она могла проводить пару часов на свежем воздухе, ухаживая за высаженными на клумбах растениями, жизнь и настроение Сюзанны переменились к лучшему. Вдобавок ей наконец-то выдали очки, так что теперь она могла читать.

— Ты единственная из всех известных мне женщин, кто не страшится своего приговора, — заявила Багги, и в голосе ее прозвучала нотка восхищения.

— Почему я должна бояться, когда и так знаю, что получу? — спросила Сюзанна. — Они дадут мне пожизненное, и ничего тут не поделаешь.

— И это тебя не беспокоит?

Сюзанна пожала плечами.

— На воле меня никто не ждет. Если бы завтра меня освободили, я не знала бы даже, куда пойти. По крайней мере тут, внутри, есть люди, которым не все равно, жива я или уже умерла. Мне тепло, я сыта, мне есть с кем поговорить. Я даже привыкла к шуму.

— Ну, и какой он из себя, этот твой новый адвокат? — спросила Багги, когда они вместе зашагали по коридору.

Стивен Смит пришелся по душе многим тюремным офицерам, и им было любопытно, почему Феллоуз отказалась от его услуг. Естественно, она никому не назвала истинной причины, Сюзанна по-прежнему редко и неохотно заговаривала о себе, и все чувствовали, что здесь кроется какая-то тайна, потому что мистер Смит, навещая своего очередного клиента, всегда интересовался здоровьем Феллоуз. Иногда он даже приносил для нее книги или сладости.

— С Франклином все в порядке. Во всяком случае, от его вида у меня не бьется учащенно сердце. — Сюзанна ухмыльнулась, вспомнив своего семипудового толстяка-адвоката с белыми как снег волосами и круглым, добродушным лицом. — Самое хорошее в нем то, что он принимает меня такой, какая я есть сейчас. По крайней мере, он не заставляет меня рассказывать о своем прошлом.

— Ну, наверное, ему это и не нужно, — задумчиво протянула Багги. — Ты ведь признала себя виновной и все такое. А теперь давай колись, почему ты отказалась от того, другого парня? Он славный малый.

— Даже слишком славный для его же собственного блага, — с коротким смешком ответила Сюзанна. Они уже подошли к дверям ее камеры. — У меня возникло чувство, что если я и дальше буду продолжать с ним общаться, то окажусь в психушке для душевнобольных преступников.

Входя в свою камеру, она улыбалась. Багги часто приносила ей журналы по садоводству, и она вырезала оттуда несколько фотографий с цветами и приклеила их зубной пастой на стены камеры, чтобы хоть немного оживить ее. Она слышала, что в некоторых тюрьмах осужденные на пожизненное заключение могли рассчитывать на пуховое одеяло, настольную лампу и даже на собственный телевизор. Так что она надеялась когда-нибудь тоже получить все эти блага и потому не возражала против перевода отсюда.

— Когда ты только попала сюда, я даже подумала, что ты ненормальная, — призналась Багги. — То есть я хочу сказать, ты не то чтобы вела себя как полоумная, просто… — Она внезапно умолкла.

— Из-за того, что я сделала? — закончила за нее Сюзанна. — Нет, я не полоумная, просто слишком далеко зашла, наверное. Если оглядеться по сторонам, то здесь полно таких, как я. Хотя, к счастью для них, они не совершили ничего подобного.

— Скажи-ка мне, Феллоуз, — сказала Багги. — Ты не жалеешь?

— Честно? — спросила Сюзанна.

Багги добавила:

— Только между нами.

— Нет, не жалею и не раскаиваюсь. Хотя, в общем, о первом я и вправду жалею, ведь я не собиралась причинять ему вред, это был несчастный случай. Но я бы солгала, если бы сказала, что мне жаль двух других.

Багги озадаченно покачала головой.

— Интересная ты особа, — вздохнула она. — Думаю, что ради твоего же блага тебе лучше солгать об этом на суде. А теперь я должна запереть тебя.

Сюзанна уселась на свою постель, когда лязгнул дверной замок. Она подумала, что, наверное, была особой со странностями, ведь большинство женщин никогда не сказали бы правды о том, за что они сюда попали. Они говорили «мошенничество», когда на самом деле речь шла о воровстве в магазинах. Или утверждали, что напали на мужчину и их обвиняют в нанесении тяжких телесных повреждений, когда в действительности они измывались над своими детьми. Она лично не видела никакого смысла в том, чтобы лгать, причем не по каким-то высокоморальным соображениям, а просто потому, что раз уж ты призналась, то дело можно считать сделанным. Тебе больше не нужно жить в страхе, мучительно раздумывая над тем, когда же откроется правда.

Большинство заключенных, побывавших здесь во время ее ареста, включая Фрэнки, уже отправились по этапу, но новички прибывали почти ежедневно. Она слышала, как они плачут по ночам, и жалела их, особенно молоденьких девчонок. Многие из них, прошедшие детские дома или вышедшие из родительского дома и закончившие свой путь здесь, оставались восемнадцатилетними детьми, истощенными от приема наркотиков. Многие едва умели читать и писать, у многих были уже свои дети, которых у них отняли, некоторые попадали сюда беременными. От такой несправедливости Сюзанна плакала, а вот собственные преступления оставляли ее глаза сухими. Угрызения совести по этому поводу казались ей ненужной роскошью. Вместо этого она пыталась помочь тем, кто в ней здесь нуждался. Помогала им писать письма, выслушивала жалобы и стенания, не давала другим заключенным унижать их, словом, делала все, что могла и что считала нужным. Угрызения совести еще никого не помогли вернуть к жизни, и ничего изменить они тоже были не в силах.

Сюзанна подошла к окну и забралась на унитаз, чтобы посмотреть сквозь прутья решетки. Окно ее камеры выходило на двор для упражнений. В дальнем его конце была разбита цветочная клумба, и сейчас на ней пышным цветом цвели красные и желтые тюльпаны. Сюзанна надеялась, что, прежде чем ее переведут отсюда, она успеет увидеть, как зацветут петунии и гортензии, которые она высаживала в банках.

Потом она вдруг подумала о том, не могла ли Бет заняться садоводством. Во время своего предыдущего посещения мистер Франклин передал ей записку от мистера Смита. Тот писал, что теперь Бет большую часть времени проводит в коттедже у своего полицейского. Стивен думал, что вскоре они поженятся.

— Я так надеюсь на это, Бет, — прошептала самой себе Сюзанна. — Будь счастлива. Как я теперь.

Она не обманывала себя. Действительно, она часто вспоминала то время, когда умерли ее родители, и жалела о том, что не попыталась найти себе работу в интернате или устроиться няней в детском саду. Любое из этих занятий было бы ей вполне по плечу. Но ведь если бы не Лайам, у нее никогда не было бы Аннабель и она никогда не изведала бы радости материнства. Несмотря на ту невыносимую боль, которую причинила ей утрата дочери, эти четыре года по-прежнему оставались для нее самыми счастливыми.

Ничто и никогда не сможет больше подарить ей поистине неземное блаженство тех лет, но все равно сейчас она была довольна. Здесь ей не к чему было стремиться, но зато и нечего бояться. Она вдруг обнаружила, что ей нравятся строгий тюремный распорядок и чувство безопасности. Оглядываясь назад, она поняла, что именно ненадежность и отсутствие в ее жизни стержня и сломали ее после смерти родителей. А то, что она буквально вцепилась в Лайама, ненавидела Мартина, — все это были звенья одной цепи.

Может быть, в новой тюрьме правила будут более жесткими по сравнению с этой, но теперь она разбиралась в тюремной иерархии и знала, за какие веревочки потянуть и к каким людям обратиться, чтобы ей сделали послабление. Теперь ей нигде больше не будет так плохо, как в той холодной и сырой комнате в Белль-вю.

В мае вишня, на которую вскарабкалась Бет в саду Роя, зацвела пышным цветом. Теплым, солнечным воскресным днем Рой и Бет загорали, лежа на покрывале на лужайке и обсуждая свою предстоящую свадьбу.

Рой разделся до трусов и попытался уговорить Бет снять платье и надеть бикини, но она не соглашалась, комплексуя из-за того, что ее тело казалось ей лилейно-белым. Однако она уже решила, что будет в перерыв заглядывать в солярий, чтобы загореть хотя бы так, как Рой, чья кожа уже приобрела светло-коричневый оттенок.

— У нас не может быть свадебной церемонии, на которой невеста одета в белое платье, это было бы просто смешно, — возражала Бет.

— Почему? — горячился Рой. — Из-за нашего возраста или потому, что ты считаешь нас недостойными ее?

С той февральской ночи, когда Бет влезла на дерево, чтобы разбудить его, они проводили вместе каждую свободную минуту. Постепенно коттедж Роя стал для Бет первым домом, и она приезжала в свою квартиру, только если допоздна засиживалась на работе. Даже когда Рой дежурил по ночам или уезжал на пару дней по делам в командировку, она предпочитала спокойствие и уют его коттеджа. Вид на поля, быть может, и не был столь впечатляющим, как панорама Бристоля, открывавшаяся из окон ее квартиры, но ей он нравился намного больше. Вот уже несколько недель они рассуждали о браке, и Бет горела нетерпением приблизить этот момент, как, впрочем, и Рой.

— Откровенно говоря, даже не могу точно выразить, почему это кажется мне смешным, — призналась она, глядя на зонтик нежно-розовой кипени вишневого цвета у них над головой. — Слишком много шума и суеты, наверное.

— Совсем необязательно превращать свадьбу в многолюдное сборище, — сказал он. — Церемонию можно провести в здешней церкви: только твоя семья, те мои родственники, на которых можно положиться в том, что они умеют себя вести, и несколько друзей.

Бет рассмеялась. Рой всегда нервничал, когда речь заходила о его семействе, и с опаской относился к нему, но Бет понравились его сестры. Они, правда, были несколько грубоваты и прямолинейны, зато обладали добрым сердцем. Она знала, что и Серене с Робертом сестры Роя тоже понравятся, поскольку ни один из них не унаследовал снобизма их папаши.

В марте она возила Роя знакомиться со своей семьей, и ее до сих пор согревало воспоминание о том чудесном уик-энде. Серена и Роберт приняли его с распростертыми объятиями, и он так же был очарован ими. Было так радостно видеть, как улыбается Серена, глядя на Роя, играющего в футбол с мальчиками Роберта, а две племянницы Бет с замиранием сердца спрашивали, не могут ли они выступить в роли подружек невесты. И внезапно Бет поняла, что она больше не посторонняя, с завистью созерцающая счастливое, но чужое семейство, теперь и она стала его неотъемлемой частью.

— Ну давай, соглашайся, — сказал Рой, склоняясь над ней и целуя ее. — Я хочу стоять у алтаря, а потом обернуться и наблюдать, как ты идешь по проходу в белом платье, а твои племянницы держат его шлейф. Это будет публичным выражением того, как сильно я люблю тебя.

На глазах у Бет выступили слезы. Иногда Рой бывал таким романтичным и сентиментальным! Ей нравилась эта его черта, для нее она была в новинку, хотя иногда ей казалось, что она такого просто не заслужила.

— А если викарий не согласится обвенчать нас? — спросила она. — Ты же разведен, не забывай!

— Это жена оставила меня, — поправил ее Рой. — Кроме того, я уже разговаривал с викарием, и он обеими руками «за».

— Ага, вот так, значит? — Бет перевернула его на спину и уселась верхом ему на грудь. — Уже ведешь переговоры за моей спиной! Признавайся, что еще ты натворил тайком от меня?

— Предварительно договорился, что церемония состоится в первую субботу августа, — признался он, напуская на себя озабоченный вид. — Я сказал, что позвоню ему сегодня вечером, если ты соизволишь дать согласие.

— А если я не соглашусь? — спросила она, таская его за уши.

— Тогда мне придется пытать тебя до тех пор, пока ты не согласишься, — заявил он. — Я отведу тебя наверх, прикую наручниками к кровати и буду домогаться тебя снова и снова, пока ты не сдашься.

— Домогаться меня! — воскликнула она. — Что это еще за выражение?

Вместо ответа он обхватил ее за талию и аккуратно снял со своей груди, подняв в воздухе, точно так же, как делал это, когда играл в самолетики со своими племянницами.

— Опусти меня, — захихикала она, размахивая руками и ногами в воздухе над ним. — Я уже слишком стара для таких шуточек.

— Ну, тогда, может быть, я не буду тебя домогаться, а просто подержу так до самого вечера, — рассмеялся он. — Через минуту тебе станет больно.

— Уже больно, — запротестовала она. — Пусть уж лучше будет домогательство.

Он опустил ее на траву и снова склонился над ней, чтобы поцеловать.

— Я люблю тебя, Бет. Давай сделаем все по-настоящему. В конце концов, это же навсегда, — нежно добавил он.

Спустя несколько минут Бет поднялась на ноги и пошла в коттедж приготовить им обоим выпить. Войдя в гостиную, она остановилась и огляделась, еще раз напомнив себе, что, как только они поженятся, это и вправду будет ее дом.

Пока она своими глазами не увидела дом Роя, Бет была уверена, что речь идет о заброшенной лачуге. Однако его описание собственного дома совершенно не соответствовало действительности. Несколько маленьких комнат он объединил в одну большую Г-образную, так что окна теперь выходили на все стороны, а потолок поддерживали изящные балки. Часть комнаты возле входной двери играла роль гостиной, уголок у дальней стены служил столовой, переходящей в кухню. Деревянные полы были гладко отшлифованы и покрыты лаком.

Когда Бет впервые попала сюда, то мебель здесь была скудной: белая тахта, о которой он ей говорил, телевизор и старый стол. Она сама выбрала материал для занавесок, остановившись на чудесной тяжелой белой шерсти с изумительной вышивкой ярко-красных и бледно-зеленых тонов.

С тех пор они успели приобрести большущий индейский ковер, который прекрасно гармонировал с занавесками, обеденный стол и стулья, и, таким образом, меблировка отделанной буковым деревом кухни была завершена. Бет собиралась продать свою квартиру и большую часть мебели, которая была очень уж современной, чтобы стоило везти ее сюда. А вот картины вполне подойдут. Эта мысль ее очень обрадовала, и она даже сочла ее весьма знаменательной, поскольку картины были единственным, о чем она по-настоящему беспокоилась, да и Рою они нравились ничуть не меньше, чем ей.

Иногда ей хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. Она обрела любовь, которую, как считала раньше, можно найти лишь на страницах сентиментальных женских романов, обнаружила, что совсем не фригидна, и наконец отпустила на волю молоденькую девушку, которая столько лет оставалась замороженной внутри нее.

Это было действительно здорово! Как, оказывается, славно и чудесно быть непредсказуемой, с оптимизмом ожидать каждого нового дня, интересоваться жизнью других людей и перестать возводить вокруг себя оборонительные редуты.

Вспоминая о той ночи, когда она влезла на дерево, чтобы разбудить Роя, Бет всегда улыбалась. Это было так безрассудно, опрометчиво и так непохоже на нее. А следующие несколько дней! Большую часть времени они провели в постели, долгими часами занимаясь любовью, смеясь и разговаривая. Не забудет она и те кошмарные одеяния, которые Рой приобрел для нее в супермаркете. Слаксы из полиэфира, которые оказались на четыре дюйма короче, чем нужно, жуткой расцветки полосатый свитер и красно-черный бюстгальтер с трусиками в тон.

— Я вижу теперь, что ты птица высокого полета, — заявил Рой, улыбаясь во весь рот. — Наверное, мне следовало заглянуть в бутик Ива Сен-Лорана.

В те дни Бет чувствовала себя так, словно сбросила старую кожу и родилась заново. Она даже боялась возвращаться в свою квартиру из опасения, что вернется и прежняя Бет. Но беспокоилась она напрасно — новая Бет оказалась сильнее. Она презрительно сморщила нос, оглядев так называемый «выдержанный» в кремовых тонах декор, сразу же отправилась в магазин и приобрела там полдюжины ярких разноцветных подушек, чтобы хоть немного оживить обстановку. Затем она взялась за телефон и сообщила Серене, что влюбилась.

С тех пор жизнь ее превратилась в череду новых испытаний и впечатлений. По выходным, в резиновых сапогах и джинсах, она работала в саду. Ночью, если Рой был на дежурстве, она декорировала их спальню. Потом были походы в гости к матери и сестрам Роя, затем она помогала Рою обкладывать ванную комнату плиткой. Одиночество и лишнее время, которое некуда было девать, превратились в туманные воспоминания.

Со временем она поняла, что Рой так страстно отдавался своей работе по той же самой причине, что и она, — для них она стала заменителем близких, дружеских отношений. Он нес свою ношу вины за то, что не смог стать ближе к своей жене, и, вероятно, за то, что не сумел дать ей то, в чем она нуждалась после смерти их сына.

Но теперь работа для обоих отошла на второй план.

Единственным огорчением в жизни Бет осталась Сюзанна. Она прекрасно сознавала, что больше ничем не сможет ей помочь. Знала она и то, что Сюзанна не хочет этого. Но ее привязанность к подруге детства сохранилась, она не уменьшилась даже после того, как Бет узнала о тех чудовищных преступлениях, которые та совершила, потому что прекрасно понимала, что именно Сюзанна распахнула перед ней дверь к этой счастливой, новой жизни.

Они со Стивеном нашли Сюзанне очень толкового адвоката. Бет неоднократно встречалась с Томасом Франклином и знала, что он вполне подойдет ее подруге. Суд должен состояться в начале июля и, поскольку Сюзанна признала себя виновной по всем пунктам: умышленное убийство четырех человек и непредумышленное убийство одного, то есть Лайама, — то он не должен был затянуться надолго.

Бет отправила подруге последнее письмо, и Франклин передал его Сюзанне во время своего очередного посещения. Бет написала ей о том, что она никогда ее не забудет и что если Сюзанне что-нибудь понадобится, то пусть сразу же обращается к ней. Франклин рассказал Бет впоследствии, что, прочитав письмо, Сюзанна улыбнулась и попросила передать ей на словах сообщение: «Перестань изображать из себя даму без кавалера».

Ожидая, пока закипит чайник, Бет выглянула в окно на кухне и вздохнула от счастья. Окно выходило на поля, из него был виден сад с низкой изгородью, и, поскольку располагалось оно с западной стороны, в него ярко светило послеполуденное солнце. Она подумала о том, как славно будет сидеть здесь за ужином летними вечерами и наблюдать, как солнце опускается за горизонт. Айрис, мать Роя, заметила, что ей было бы не по себе от столь пустынного пейзажа, дескать, любой воришка запросто перелезет через изгородь и ограбит их. Тем не менее, здесь Бет чувствовала себя в большей безопасности, чем в своей квартире на третьем этаже, оснащенной новейшей системой защиты.

— Где же чай, служанка? — прокричал от передней двери Рой.

— Уже несу, сэр, — откликнулась она. — Пока ты ждешь, можешь позвонить викарию и сказать ему, что мы согласны на август.

Он влетел в комнату и с разбега запнулся о ковер, спеша подхватить ее на руки.

— Отлично! — воскликнул он, закружив ее по комнате. — Ты ведь не передумаешь, правда? — добавил он, опустив ее на пол, и на лице у него отразилась озабоченность. — Может, для тебя это будет слишком быстро после суда над Сюзанной?

Бет тронули его забота и чувство такта. Рой избегал упоминать о Сюзанне с тех самых пор, как они стали любовниками; какие бы детали или мелочи ему ни приходилось утрясать в связи с этим делом, он о них не распространялся. Но, совершенно очевидно, он ни на минуту не забывал о суде и том впечатлении, которое суд должен был оказать на Бет.

— Свадебные хлопоты отвлекут меня от него, — уверенно сказала она. — Мы ведь и так знаем, чем он закончится?

Он мрачно кивнул, а потом вдруг непочтительно ухмыльнулся.

— А ты ведь тоже получишь пожизненный приговор, помнишь? — спросил он.

— Это шутка весьма дурного тона, Рой, — ответила она, изображая негодование.

— Мы можем лишь шутить по этому поводу, — заявил он, хватая ее за руки. — Это единственный и наилучший способ справиться со всем. Мы ведь не можем ничего изменить, Бет. Так получилось, и ничего тут не поделаешь.

Бет знала, что он прав. Почти все, кто ежедневно имел дело с трагедией и смертью, будь то пожарные, полицейские или адвокаты, шутили по этому поводу, стараясь облегчить невыносимую ношу. Что вовсе не значило, будто им было все равно.

— Ну, хорошо, тогда не сравнивай замужество с пожизненным заключением, — произнесла она, бросив на него строгий взгляд.

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Во всяком случае, это открытая тюрьма, и ее комендант любит тебя, — сказал он.

— Рой! — воскликнула она, но потом рассмеялась. — Ты неисправим.

— Простой деревенский парень, такой, как я, не понимает таких умных слов. — Он улыбнулся. — Что это значит?

— Неизлечимая болезнь, — ответила она. — Полагаю, мне придется смириться с этим.