Кэтрин теперь начала бывать в узком кругу своей семьи и друзей.

Она наносила визиты Джинни и Джорджу в Чейслендс, посещала Клейтонов в Таун-энд. Летом они совершали дальние экскурсии в Малверн, Бат или Форест-оф-Дин, где устраивали пикник и чудесно проводили время.

Дома она много времени проводила в саду. Мартин в Рейлз устроил поле для крокета, и все очень увлекались этой игрой. Джинни обожала крокет и всегда настаивала, чтобы ее партнером был Мартин. Она играла по своим собственным правилам и иногда просто чудовищно жульничала, особенно играя против Джорджа. Она так вела себя, что даже Дик и Сюзанна не всегда могли выносить это.

– Тетушка Джинни очень глупо ведет себя. Мама, тебе следует поговорить с ней.

Кэтрин была согласна с детьми, но разговор с Джинни не принес никаких результатов.

– Если Джорджу не нравится мое поведение, ему лучше оставаться дома.

– Если ты не обращаешь внимания на Джорджа, тебе следует подумать, что чувствует Мартин. Он всегда так корректен, но это дается ему с огромным трудом – ты в открытую флиртуешь с ним.

Джинни усмехнулась и небрежно повела плечами. Как-то, когда Джордж собрался домой и карета уже ждала его, Джинни нигде не могли найти.

– Я ей сказал раза три, что нам нужно ехать на обед в Парк-Хаус, но она хочет, чтобы мы опоздали!

Джордж возмущался минут двадцать, когда, наконец, появилась Джинни. Она лениво шла к карете, и на руке у нее висела корзинка с персиками и нектаринами.

– Мне так захотелось их отведать, что я пошла в оранжерею и нарвала немного. Мартин, вы не против? Прежде чем мы отправимся, нам нужно договориться, когда мы поедем в Тинтерн…

– Не сейчас, – сказал Мартин. – Вашему мужу пришлось вас ждать слишком долго, и я не собираюсь вам помогать еще сильнее разозлить его.

Джордж с мрачным лицом помог ей сесть в коляску и молча сел рядом. Проезжая мимо Мартина, он махнул ему рукой.

– Ты не спросил, не хочу ли я править? – заявила Джинни.

– Нет.

– Джордж, должна тебе напомнить, что коляска и лошади принадлежат мне.

– А я должен вам напомнить, мадам, что я платил за них.

Джордж слегка наклонился вперед и легонько коснулся лошадей хлыстом. Когда он принял прежнюю позу, Джинни резко стукнула его локтем в ребра.

– Не смей вымещать зло на бедных животных! Они тебе ничего не сделали!

– Я им ничего не сделал.

– Ага, и ты хочешь сказать, что у тебя хорошее настроение?

– Да, у меня плохое настроение, и должен тебе признаться – не без причины.

– Ты опять проиграл в крокет.

– Ты заставила меня прождать двадцать минут, хотя прекрасно знаешь, что мы обедаем с Робертсами.

– Господи, и в этом все дело? Почему ты постоянно из мухи делаешь слона?

– Нет, мадам, это еще не все. В последние недели ваше поведение просто не поддается описанию.

– Вы должны выражаться более определенно.

– Очень хорошо, если ты настаиваешь, то я имею в виду твое поведение в отношении Мартина Кокса.

– Да, я так и думала.

– Тебе никогда не приходило в голову, что ему может не нравиться подобное поведение?

– Джордж, дорогой, перестань!

– Я знаю, ты считаешь, что Мартин в тебя влюблен, но мне кажется, что все совсем не так. И если бы ты повнимательнее пригляделась, то поняла бы…

– Джордж? И что бы я увидела?

– Неважно, это к тебе не относится. Все дело в том, что ты с ним флиртуешь, как, впрочем, и с другими мужчинами, только для того, чтобы позлить меня.

– Я не собираюсь злить тебя, это не самое веселое зрелище.

– А ты, конечно, считаешь, что мое главное предназначение в жизни – развлекать тебя.

– А каково, по-твоему, мое главное предназначение в жизни?

– Замужняя женщина твоего возраста не должна задавать подобные вопросы.

– А я задаю. Мне хочется знать.

– Тебе следует немного больше заниматься своим домом и как следует вести хозяйство.

– Мое хозяйство идет по накатанной дорожке, для этого у меня есть прислуга. И если это мое единственное занятие, тогда тебе вообще не нужна жена.

– Я не сказал, что это должно быть твоим единственным занятием.

– Интересно, чем еще я должна заниматься? Ты желаешь, чтобы я также выполняла супружеские обязанности. Ну что ж, я делаю все, что могу.

– В данном отношении у меня нет жалоб, – строго ответил Джордж. – Если бы только я был уверен, что эти обязанности что-то значат для тебя.

– Не понимаю, выражайся яснее.

– Любовь, – ответил Джордж, прямо глядя перед собой.

– Что еще?

– Большинство настоящих женщин хотят, чтобы в доме были дети.

– Так, наконец мы добрались до этого, – воскликнула Джинни. – Вот в этом все дело! Самая больная рана! Но я не понимаю, почему мужчины всегда считают, что в этом может быть виновата только женщина!

– Ты никогда не показывала, что хочешь детей.

– При чем тут желание или нежелание? Ты же понимаешь, что женщина, если даже она не хочет ребенка, не может сделать так, чтобы он у нее не появился! Если ты этого не понимаешь, дражайший Джордж, то это просто глупость и невежество.

– Я не говорю ничего такого. Но я знаю, что женщины при желании могут… предотвратить нежелательное состояние…

– Неужели? Бог ты мой!

Джинни повернулась и посмотрела на мужа, она даже подняла вуаль с лица, чтобы лучше рассмотреть его лицо.

– Ну, я слышу об этом в первый раз и даже не понимаю, о чем ты говоришь.

– Да? – он не отводил от нее взгляда.

– Да, не знаю, ничего не знаю.

Голос и лицо у нее были такими, что Джордж поверил. Джинни увидела, что Джордж был так же поражен, как и она.

– Ты мне хочешь сказать, что все это время, пока мы женаты, ты считал, что я что-то делала, чтобы у нас не было детей?

– Ну-у-у, да…

– Тогда, мне кажется, ты должен извиниться передо мной. Да, я не родила тебе ребенка, но это совсем не значит, что в этом виновата я. Вина может быть и твоей.

Джордж опять уставился вперед, не отводя взгляда от лошадиных ушей.

– Я абсолютно уверен, что это не так.

– Мужчины всегда так говорят, но иногда факты опровергают их. Вспомни сквайра Барнеби из Чарвестон-Корт. Они были женаты восемь лет, и у них не было детей. Потом он умер, а его вдова снова вышла замуж и родила четверых детей подряд. И так бывает довольно часто. Я могу тебе рассказать еще два таких случая, когда стало ясно, что…

– Да, так бывает, но я уверен, что у нас все обстоит не так.

– Почему ты так уверен? – потребовала ответа Джинни.

– Пожалуйста, поверь мне, что в жизни бывают случаи, когда мужчина что-то знает абсолютно точно, но не может объяснить.

– Нет, я этого не понимаю и требую, чтобы ты мне все объяснил. Иначе, мой дорогой Джордж, мне придется поверить самому плохому. Ты можешь быть в этом абсолютно уверен, только если у тебя есть ребенок на стороне.

Джордж молчал и продолжал смотреть вперед. Его широкое лицо с сильной челюстью было слегка припорошено дорожной пылью, но Джинни увидела, как оно покраснело.

– Джордж, – сказала она, – посмотри на меня.

– Зачем?

– Ты сам знаешь зачем.

Джордж повернулся и посмотрел на жену, стараясь сохранить равнодушное выражение. Джинни просто впилась ему в лицо острым взглядом, и он отвел глаза в сторону.

– Та-а-ак, – тихо протянула Джинни. – Дорогой Джордж, значит так у нас обстоят дела… И ты еще смеешь ругать меня за то, что я флиртую с Мартином Коксом!!

Джинни снова опустила вуаль. Они продолжали ехать молча, но она не отводила от него взгляда.

– Так, так, так, – наконец тихо засмеялась Джинни. – Кто бы мог подумать? Мне кажется, дорогой мой, когда мы приедем домой, тебе придется кое-что мне объяснить.

Джинни поднялась с Джорджем в спальню, отослала оттуда горничную и начала перекрестный допрос.

– Это мальчик или девочка?

– Сын, – хрипло ответил Джордж и откашлялся.

– Сколько ему лет?

– Почти девять.

– Ты его навещаешь?

– Конечно.

– Как его зовут?

– Энтони.

– Где его мать?

– Умерла от пневмонии шесть лет назад.

– Бедняжка. Сколько ей было лет? Как ее звали? Джордж, ты ее любил?

– Послушай, Джинни. Мне кажется, что мы ничего не добьемся, если будем копаться…

– Решать буду я, как потерпевшая сторона. Джинни опять внимательно посмотрела на Джорджа.

– Ты же видишь, что меня это не шокировало.

– Да, я это вижу.

– Тебе было бы легче, если бы я возмущалась?

– Я не знаю, что тебе на это ответить.

– Расскажи мне о матери мальчика. Как и где ты с ней познакомился?

– Это было в 1851 году. Ты была так холодна тогда ко мне… Уехала в Лондон с Кэтрин и Чарльзом посетить Всемирную выставку, и пробыла там более полутора месяцев.

– Бог ты мой! Бедный, бедный Джордж! Это, конечно, моя вина – как же я уехала и оставила тебя одного!

Мне следовало сообразить, что ты во всем все равно будешь винить только меня!

– Я не собирался делать это.

– Собирался, ты всегда так делаешь. Но сейчас ты действительно можешь винить меня, потому что у тебя есть сын, а у меня нет. И это я подвела тебя.

– Ты так говоришь, как будто жалеешь об этом.

– Какой женщине приятно узнать о своем бесплодии. Мне кажется, что тебе лучше развестись со мной.

– Не болтай чепуху.

– Ну, мне теперь уже не зачать ребенка, если только со мной не произойдет чудо, как с Сарой. Но вернемся к Энтони. Где ты его скрываешь?

– Он живет со своими дедушкой и бабушкой, но я тебе не скажу, где именно.

– Скажешь, – парировала Джинни. – Потому что иначе я подниму на ноги всю округу и буду его искать, пока не найду.

– Для чего?

– Я хочу его видеть. Ты считаешь, меня не беспокоит, что у тебя есть сын?

– Не знаю. Я не собирался говорить тебе это. Но если ты серьезно…

– Абсолютно серьезно. Ты меня отвезешь туда сегодня же.

– Мы обедаем с Робертсонами.

– Наплевать на Робертсонов! Сообщи им, что я нездорова, и что ты не хочешь меня оставлять одну. Джордж, ты должен это сделать, потому что я сейчас в таком состоянии, что могу сказать им не то, что нужно. Иди и напиши им записку. Не отпускай коляску. Мы, сейчас же поедем к Энтони.

Они ехали по направлению к Чарвестону. На Истон-стрит была расположена портняжная мастерская. Позади нее была квартирка, и там Джинни встретилась с портным и его женой. Это была вполне приличная пара лет пятидесяти – мистер и миссис Джеффри. Сначала они были смущены, когда Джордж представил им Джинни, но потом пришли в себя и вели с ней вежливый и спокойный разговор. Потом они ушли, оставив в комнате Джинни и Джорджа, и к ним вышел Энтони, который в своей комнате готовил уроки.

Для девяти лет мальчик был высокий и плотного сложения. У него были гладкие темные волосы с каштановым отливом, карие глаза и широкое, приятное лицо в веснушках.

Одним словом, он был точной копией Джорджа. Джинни протянула ему руку и, смеясь, переводила взгляд с одного лица на другое.

– Ты – Энтони Джеффри?

– Да, мэм.

– Ты знаешь, кто этот джентльмен?

– Да, мэм, он мой дядя Уинтер.

– А ты знаешь, кто я такая?

– Вы жена моего дяди Уинтера.

– Откуда ты это знаешь?

– Он рассказывал мне о вас.

– Он точно меня описал?

– Да, мэм, можно сказать так. Я должен вам сказать, мэм, что я рад нашему знакомству.

– Сэр, мне приятно с вами разговаривать, и я вам тоже должна признаться, что польщена нашим знакомством. Я жалею лишь об одном, что это не случилось раньше. Ничего. Мы все исправим. Ты бы не хотел покататься с нами?

– Конечно, мэм. Очень хочу.

– Пойди, найди своих дедушку и бабушку, и мы попросим у них позволения.

Как раз в это время в Чарвестоне проходила ежегодная летняя ярмарка. Она располагалась в долине между реками Лим и Каллен. Энтони хотелось поехать туда. Ему дали немного денег, и он отправился по павильонам и палаткам – в павильон, где нужно было попасть в цель кокосовым орехом, в зоопарк на колесах. Он жадно смотрел, как негр изо рта выпускал пламя. Джинни и Джордж следовали за ним. Потом они снова сели в карету и поехали на берег Лима.

Там было тихо и прохладно. В тени ив плавали утки, и ласточки гнездились в отвесном песчаном берегу реки. Энтони кормил уток, швыряя им куски булки. Джинни и Джордж сидели в карете, наблюдая за ним.

– Джордж, он такой красивый!

– Вот как? – спросил Джордж хриплым голосом.

– Ты же знаешь, что это так.

– Да, он приятный парень, и у него хороший характер.

– И ты его прятал все это время! Ты, оказывается, такой скрытный. Я ничего не подозревала.

Джинни насмешливо посмотрела на мужа.

– Дядюшка Уинтер, – смеясь, повторила она. – Я теперь буду тебя называть папа Джордж.

Джинни помолчала и сказала:

– Он должен жить с нами.

– Бог ты мой! Ты что, серьезно?

– Конечно! Почему тебя это так поразило? Ты считаешь, что Джеффри станут протестовать?

– Нет, мне кажется, что они не будут против. Они хорошо относятся к мальчику, но уже не молоды. Я уверен, что они будут рады. Все дело в том, что мальчик очень похож на меня, и если он будет жить с нами, могут начаться разговоры.

– Конечно, так оно и будет.

– И тебя это не смущает?

– Ничуть. Тебе будет неудобно, а я с удовольствием буду наблюдать за тобой. Самое главное, чтобы твой сын был рядом с тобой. Он же у тебя единственный. Ты должен им гордиться.

– Да, ты права. Я им очень горжусь. Но я даже не могу точно определить свои чувства…

– Ты прав, тебе будет неудобно. Но это правильно, чтобы ты чувствовал себя виноватым, и тебе было стыдно. Теперь тебе придется быть очень внимательным ко мне и выполнять все мои капризы.

Так будет продолжаться много лет, и я все равно не уверена, что ты когда-нибудь сможешь искупить свою вину.

– Ты когда-нибудь бываешь серьезна?

– Ты предпочитаешь, чтобы я проливала слезы и спрашивала, как ты мог так обманывать меня? Я этого делать не стану. Посмотри на мальчика! Разве я или кто-то другой может пожелать, чтобы он никогда не появлялся на свет?

– Ты благородно ведешь себя.

– Да, разумеется, так оно и есть.

– У меня создается такое впечатление, что тебе нравится возникшая ситуация.

– Да, тебе удалось поразить меня. Я и не думала, что ты на это способен. Ты совсем не такой уравновешенный, каким я тебя всегда считала, и не такой нудный и благонравный.

Муж и жена, сидя в коляске, обменялись взглядами. Джинни опять откинула вуаль и пристально смотрела на него своими сверкающими глазами. В ее взгляде зажегся интерес, который не проявлялся уже много лет. Джордж, все еще сомневавшийся и не решивший, хорошо ли будет, если сын станет жить с ними, осторожно обернулся, чтобы быть уверенным, что их никто не подслушивает, и тихо спросил Джинни:

– Значит, мне стоит тебе изменять, чтобы в интервалах ты проявляла ко мне интерес?

– Дорогой мой, нет! Отнюдь! Теперь моя очередь изменить тебе. Так будет справедливо.

– Джинни, нельзя шутить по поводу таких вещей.

– Так, опять ты серьезный. Но почему мне нельзя сделать то, что сделал ты?

– Потому что я слишком сильно люблю тебя, и если случится что-то подобное, я этого просто не переживу.

– Хорошо, не волнуйся и не расстраивайся. Ты ничего не узнаешь, я тебе обещаю, – продолжала дразнить его Джинни.

Потом она тихо сказала мужу:

– Любовь ко мне не такая уж страшная вещь, а?

– Иногда просто ужасная. Когда ты обижаешь меня и говоришь такие жестокие вещи… тогда мне бывает очень тяжело.

– А в другое время? – спросила Джинни, вызывающе подняв подбородок. – Как тогда?

– Тогда вполне сносно.

Джинни засмеялась. Ей нравилось настроение мужа. Кто бы мог подумать, что спустя два часа после страшной ссоры они с мужем будут сидеть рядышком и флиртовать друг с другом? Они были женаты уже тринадцать лет! В это просто невозможно поверить!

– Да, чуть не забыла, – заметила Джинни. – Что ты мне собирался сказать, когда мы ссорились из-за Мартина? Ты намекнул, что я чего-то не знаю и не понимаю и даже не вижу. Мне кажется, ты выразился именно так. Что ты тогда хотел сказать?

– Ничего, – начал отнекиваться Джордж. – Ты же сама сказала, что у меня тогда было плохое настроение.

– Джордж, тебе не стоит ничего утаивать от меня, потому что, в конце концов, я все равно все узнаю. Ладно, пока я перестану приставать к тебе. У нас сейчас будет более серьезное дело. Нам нужно отвезти Энтони домой и обсудить его будущее с его дедом и бабушкой. Пора, чтобы он жил в твоем доме, и нечего откладывать.

Со следующей недели, не дожидаясь, когда будут проделаны необходимые формальности, Джинни навещала мальчика каждый день и везде возила его с собой.

– Это Энтони, мой приемный сын, – заявила она в Рейлз. – Джордж и я решили усыновить мальчика, так как совершенно ясно, что у меня не будет своих детей. Он вскоре будет жить с нами. Энтони, это твоя тетушка Кэтрин и кузина Сюзанна. Поздоровайся с ними и садись сюда, чтобы они могли тебя видеть.

Джинни осталась довольна произведенным на всех впечатлением и некоторое время сидела молча. Она слушала и смотрела, как ее сестра и племянница разговаривали с мальчиком, изо всех сил стараясь скрыть свое удивление. Но Джинни не могла долго выдержать. Она не выносила молчания и предложила, чтобы Сюзанна и Энтони пошли прогуляться и встретили Дика, который должен был возвратиться из школы. Не успели дети покинуть комнату, она засмеялась и пристально посмотрела на сестру.

– Так, что ты о нем думаешь?

– Ну-у-у, – осторожно протянула Кэтрин. – Он весьма милый и приятный мальчик. Он слегка смущается, но мне кажется, что у него очень хорошие манеры.

– Это все, что ты мне хочешь сказать?

– Мне интересно, откуда он взялся, если ты имела в виду именно это.

– Моя дорогая Кэт, ты, будучи женой и матерью, должна сама знать на это ответ. Ты знаешь, откуда берутся дети, если даже они не от законного брака. Ты, наверно, думаешь, что он точная копия Джорджа? Что ж, ты абсолютно права. Я могу тебя уверить, что иначе и не могло быть.

Кэтрин продолжала молчать, тогда Джинни добавила:

– Бедняжка Кэт, тебя это шокирует?

– Даже не могу сказать. Но ты, видимо, в этом совершенно уверена?

– Абсолютно, клянусь тебе. Джордж во всем признался и попытался испросить прощение. Теперь ты видишь, дорогая сестра, ты не единственная женщина в нашей семье, которую предал муж. Тебе не стоит смотреть на меня таким жалобным взглядом, меня это совершенно не волнует. Наоборот. Мне все это кажется самой забавной вещью. Я надеюсь получить от этого как можно больше удовольствия. Я буду мстить Джорджу, как только возможно, и не перестану над ним издеваться. Пусть он не ждет от меня пощады. Но зато до конца моей жизни он никогда не посмеет отчитывать меня за мое поведение или траты.

* * *

Мартин познакомился с Энтони в следующий раз, когда Джинни привезла мальчика посетить сестру и племянников. Это случилось через неделю. К тому времени он уже знал о мальчике. Сначала ему сообщила об этом Сюзанна, а потом уже Кэт. Таким образом, Джинни не удалось полюбоваться его изумлением.

– Понимаете, так забавно наблюдать, как реагируют люди, когда я беру с собой куда-нибудь Энтони. Но с вами это не удалось, поэтому вы должны мне описать, что подумали и почувствовали, когда впервые услышали об Энтони. Вы не возмутились, когда узнали, что Джордж изменил мне?

– Почему я должен возмущаться, если вы сами относитесь к этому спокойно? – спросил ее Мартин.

– Одно не мешает другому. Мне было бы приятно знать, что дух рыцарства еще не исчез из мира навсегда. Мне кажется, что если бы вы относились ко мне получше, вам бы хотелось как следует поколотить Джорджа.

– Но, как вы всегда сами говорили, любезность никогда не была мне присуща.

– Но вы должны признать, что я хорошо себя веду по отношению к сыну Джорджа. Ведь я даже хочу, чтобы он жил с нами.

– Да, я полагаю, что вы поступаете весьма разумно.

– Вы это одобряете?

– Да. Вы хотя бы о ком-то будете заботиться. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не пройдет интерес.

– Какой же вы вредный! – воскликнула Джинни, но в глазах ее плясали смешинки. – Джордж был прав. Я вас абсолютно не волную и не интересую. Значит, меня обманули дважды!

Вскоре усыновление Энтони было оформлено, и он стал жить с Джинни и Джорджем.

Он уже не ходил в школу в Чарвестоне, а занимался с учителем дома. Они думали, не определить ли его в школу в Регби, где раньше учился Джордж, но Джинни запротестовала:

– Он только приехал к нам, как ты его хочешь отослать из дома. Бедному мальчику только девять лет. Он еще не разбирается в жизни.

Джордж не настаивал, поэтому было решено, что Энтони отправится в Регби на следующий год. Если он не занимался с учителем, то в свободное время Джинни таскала его повсюду за собой. Она не могла насытиться своей новой игрушкой, задаривала его подарками.

Кэтрин сказала Мартину, что она может легко испортить и избаловать мальчика.

– Но мне кажется, что она вскоре успокоится. И потом, я думаю, что Джордж не допустит этого. Кажется, они собираются сказать мальчику, что Джордж – его отец, а не дядя. Но ребенку нужно время, чтобы привыкнуть. Джинни сказала, что соседи очень возбуждены, по сама она просто купается во всех этих разговорах и эмоциях. Это в самом деле необычная ситуация.

– Необычная, но довольно частая, – возразил Мартин.

– Да, это бывало даже и в королевских домах, но я не ожидала, что такое случится в моей собственной семье. Однако, я уверена, что все это на пользу Джинни и Джорджу, потому что впервые за многие годы у них появились общие интересы. Надеюсь, отношения у них исправятся.

Кэтрин улыбнулась Мартину и добавила:

– Но она до сих пор безобразно жульничает, когда играет в крокет против Джорджа.

Но летние игры подходили к концу. Вскоре с лужайки убрали ворота, спрятали молотки и шары в коробку. По утрам уже подмораживало, холодная роса покрывала траву. Начали жечь осенние листья, и потянуло терпким дымком.

Вскоре из маленькой березовой рощицы послышался звук топоров. Рощу очищали от слабых и больных деревьев.

Как-то днем Дик, Сюзанна и Энтони помогали жечь деревья, а взрослые стояли рядом и смотрели на костер. Кэтрин разговаривала с Джорджем, а Джинни, стоя неподалеку, беседовала с Мартином.

– Мне грустно видеть, как рубят эти березы, – сказала Джинни. – Я помню, они были здесь всегда, и мы играли среди них в детстве, Хью и я. Мы раскачивались на ветвях, а листья перешептывались у нас над головами… Все это уже в прошлом!

У нее на глаза вдруг навернулись слезы.

– Это были светлые, радостные дни, весь мир был перед нами, и я считала, что мы вечно останемся юными. Скажите мне, Мартин, у вас никогда не возникает такое ощущение, что жизнь начнется для вас заново? Нет, конечно, у вас такого не может быть. Вы так в этом отношении похожи на Кэтрин. Вы всегда делаете то, что должно. Но, как странно, – я, живущая только сегодняшним днем, чувствую, что все уже позади, а вы и Кэт, – у вас все наоборот… Боже, я ничего не могу объяснить и даже не знаю, что я хочу сказать.

Она не отвела взгляда от Мартина и засмеялась сквозь слезы. У нее было такое милое и беззащитное лицо, какое редко удавалось видеть. Мартин начал было что-то говорить, но Джинни резко прервала его.

– Нет, хватит моих глупостей, давайте поговорим о более практичных вещах. Расскажите мне, что вы сделаете с этой землей? Снова посадите здесь березы?

– Нет, Джоб считает, что этого не следует делать: они могут подхватить ту же самую болезнь. Но у вашей сестры есть интересный план, и мне кажется, если вы с ней поговорите, то вам уже не будет жаль этой маленькой старой березовой рощицы.

Березовая рощица, которую спилили, находилась за северной стеной сада, которую всегда называли «глухой» стеной, потому что в ней не было ни ворот, ни прохода.

План Кэтрин состоял в том, чтобы пробить в ней ворота и снаружи в два ряда высадить ракитник «Золотой дождь» вперемежку с глициниями, которые, когда подрастут, образуют зеленые своды в тридцать футов длиной. На остальной земле расчистить лужайку и засадить цветами.

– Ну, что ты думаешь об этом? – спросила сестру Кэтрин.

– Мне кажется, идея просто прекрасна. Нам всегда хотелось, чтобы в этой стене был проход, а ты всегда хотела устроить аллею из ракитника и глициний. Теперь все будет. Как странно, что все так чудесно сложилось… За исключением того, что нет Чарльза, твоя жизнь здесь почти такая же, как в те времена, когда ты была хозяйкой этого дома.

Кэтрин нахмурилась, и прошло некоторое время, прежде чем она ответила сестре.

– Я тебя не понимаю, Джинни. Ты рассуждаешь так, будто побег Чарльза является ерундой. По-моему, ты забываешь, что говоришь о моем муже.

– Нет, Кэт, я этого не забываю. Но если уж ты все воспринимаешь так серьезно, то, по моему мнению, тебе лучше без него, чем с ним. Прошло уже целых двенадцать месяцев, и, наверно, тебе уже легче, правда?

– Да, мне уже гораздо легче.

– Правильно, стоит на тебя только посмотреть, чтобы понять это. Больше всего нужно благодарить за это Рейлз. Рейлз и Мартина. Но мне бы хотелось поговорить о твоем положении здесь. Конечно, тебе за работу платят деньги, но если здесь окажется кто-то, кто ничего не знает, он решит, что ты хозяйка. И в общем-то так оно и есть на самом деле. Тебе хорошо и спокойно, и твое слово здесь много значит.

– Да, ты права, – ответила Кэтрин. – Должна признаться, что случилось то, чего я больше всего боялась. Я слишком привыкла опять к дому… Я слишком использовала доброту Мартина и забыла свое настоящее положение. Спасибо, что ты напомнила мне об этом.

– Какая ерунда! – воскликнула Джинни. – Я не собиралась делать ничего подобного! Если тебе здесь хорошо и спокойно, то ты заслуживаешь этого. Тебе слишком много пришлось пережить. Я рада, что тебе сейчас хорошо. Тебе не стоит волноваться, что ты слишком долго живешь здесь, потому что это совершенно не волнует Мартина. Ты не должна забывать, что он сам предложил тебе это и, видимо, его вполне устраивает положение вещей. Я бы даже сказала, что…

В этот момент дверь открылась, и Мартин вошел в комнату.

– Так, так, так, – сказала Джинни. – У вас уши не горели, Мартин? Можно подумать, что вы подслушивали у дверей! Тогда вам, должно быть известно, что мы говорили о вас.

– Я ничего не слышал.

– Тогда мне придется вам все рассказать. Я говорила о том, как стало спокойно жить Кэт с тех пор, как она работает у вас экономкой. К сожалению, она меня неправильно поняла и заявила, что слишком пользуется вашей добротой. И теперь я пытаюсь ее убедить, что вас вполне устраивает подобное положение. И что вы счастливы, если может быть счастлив человек, любящий чужую жену. Нет, нет, Кэт, я имею в виду не себя.

Джинни встала и пошла к двери, на секунду остановившись рядом с Мартином. Она наклонила голову набок и оглядела его.

– Должна признаться, что все эти годы я была настолько глупа, что мнила себя объектом вашего внимания. Господи, какой удар по моему самолюбию! Мне нужно было бы беситься от ревности, но Кэт – единственный человек в мире, кого я никогда не стану ревновать. Мои дорогие, я вас покидаю и пойду искать Джорджа и детей. Я постараюсь как можно дольше не подпускать их к дому. Ну хотя бы минут тридцать. Но мне не удастся задержать их на более длительный срок, потому что приближается время пить чай!

* * *

Мартин закрыл дверь и посмотрел на Кэтрин. Она стояла выпрямившись, очень бледная, и смотрела прямо перед собой. Когда Мартин подошел к ней, она заставила себя взглянуть ему в глаза.

– Мартин…

– Все правда, я люблю вас уже много лет. С тех самых пор, когда я вошел в ваш дом еще мальчиком и стал вашим учеником. Может, даже раньше, я не могу сказать точно, но я всегда вас любил и никогда не сомневался в этом.

– Так давно? И вы никогда не подавали мне никакого знака?

– Я очень старался. Я не смел этого делать. Кем я был? Неграмотным смешным пятнадцатилетним парнем, а вы – молодая девушка восемнадцати лет, леди, которая была недосягаема для меня, как луна!

– Я не могу в это поверить. Я была уверена, мы все были уверены – папа, я и Хью, – что вы влюблены в Джинни. Она в те времена флиртовала с вами. Она изо всех сил старалась очаровать вас, и мы все решили, что она добилась своего.

Мартин улыбнулся и покачал головой.

– Нет, меня околдовал Рейлз, а Джинни… Джинни была частью этого колдовства. Мне, конечно, было лестно, что она кокетничала со мной, и я с удовольствием отвечал на ее заигрывания. Но любил всегда только вас, с того самого дня, когда мы сидели и разговаривали в музыкальной комнате. Вы мне тогда сказали, что чувствуете, что я могу многого добиться в жизни. О, если бы вы знали, как много это значило для меня! Я почувствовал, что смогу сделать все! С того дня я стал вашим рабом. Я бы отдал жизнь за вас, если бы вы попросили меня об этом.

– Мартин, я не знаю, что мне сказать.

– Мне кажется, было бы лучше, если бы мы… пока прекратили этот разговор. Я бы никогда не стал говорить с вами на эту тему… не сейчас и не таким образом… Если бы Джинни не начала…

– Да, я знаю.

– Вы расстроены?

– Из-за вас.

– Не стоит. Мне бы хотелось убедить вас в этом, но… ваша сестра может вернуться, и…

– Да, вы правы, – Кэтрин встала. – Мне лучше сейчас пойти на кухню и сказать кухарке, что пора готовить чай.

Но она еще не успела выйти, как в комнату влетели дети, а за ними следовали Джинни и Джордж.

Мальчики начали рассказывать, как спилили последнюю березу и выкорчевали пень из земли.

– Он был огромный, его вытащили с таким трудом…

– Его тоже бросили в огонь…

– Мы помогали тащить его к костру…

– Мне так жаль, – сказала Сюзанна. – Что больше нет этих красивых берез.

– Да, но внутри у них была одна труха.

– Мама, я могу показать Энтони твои наброски нового сада? Мы уже вымыли руки.

– О, какая интересная музыка! Вы привезли нам ноты, тетушка Джинни?

– Да, и надеюсь, что когда я приеду в следующий раз, ты сможешь сыграть хотя бы две вещи.

– Нам не пора ужинать? Я просто умираю от голода! – сказал Энтони. – Надеюсь, ваша кухарка угостит нас своей чудесной свининой.

Мартин улыбнулся мальчику и подошел к звонку, чтобы позвать горничную.

Через несколько часов Мартин остался один в комнате. Гости уехали. Дик и Сюзанна отправились в постель. Кэтрин пошла с ними и до сих пор не вернулась. Мартин не мог читать, он встал и прошелся по комнате. Потом встал у камина.

Вскоре дверь открылась, и в комнату вошла Кэтрин. Мартин предложил ей присесть и сел напротив нее.

– Я рад, что вы пришли, потому что боялся, что вы будете теперь меня избегать.

– Нет, я не собираюсь этого делать, но мне нужно было побыть одной, чтобы подумать. Но теперь я могу говорить.

– Да?..

– Я до сих пор не могу прийти в себя после того, что вы мне сказали днем. Я всегда считала нас друзьями, я знала, что вы ко мне хорошо относитесь и уважаете меня. Но я даже не могла себе представить, что здесь есть что-то большее. Мне очень неприятно, что я могу причинить вам горе.

– Я не сказал, что моя любовь к вам делает меня несчастным. Так никогда не было, прошу вас верить мне.

– Но вы никогда не были женаты. А вам нужно было жениться. Я всегда считала, что это из-за Джинни. Но каковы бы ни были причины, не стоит оставаться старым холостяком. В жизни есть много прекрасных женщин!

Мартин улыбнулся.

– Это было бессознательное решение. Я не приносил никаких торжественных клятв и не давал себе обета безбрачия. В молодости я всегда считал, вот встречу хорошую девушку, которая будет мне ровней, и обязательно влюблюсь в нее. Я считал, что это будет другая любовь, не такая, какую я испытываю к вам. Но проходили годы, а этого не случилось. А после того, как прошел этот год, я совершенно уверен, что это не случится никогда.

– Нет, Мартин! Вы не должны так говорить! Вы не имеете права отвергать для себя возможность счастливого брака. И кроме того, я из-за этого чувствую свою вину.

– Но я счастлив. Вот в чем все дело. Хотя я не имею права любить вас, я был совершенно уверен, что должен сыграть большую роль в вашей жизни. Может показаться, что я нескромен, но позвольте мне все объяснить. Когда дела у вашего мужа пошатнулись, в результате чего ваш дом стал принадлежать мне, я ощутил в этом руку провидения, хотя не могу вам объяснить почему. Я решил, что это из-за моей любви к вам и к этому дому. Я даже решил, что был избран для этой миссии, – сохранить Рэйлз неизмененным для вас и ради вас… Но я отчасти чувствовал себя узурпатором и боялся, что вы можете меня возненавидеть за это. Я надеялся и молился, чтобы вы не почувствовали ко мне ненависти. Когда я приехал сюда и вошел в эту комнату, я понял, что этого не случилось, потому что вы подали мне тайный знак. Я увидел рояль открытым, а на пюпитре стояли ноты. Вы помните, что сделали это?

– Конечно. Это был этюд Шопена, и он вам очень нравился.

– Значит, я был прав, вы сделали это специально, чтобы показать мне, что вы меня простили за то, что я купил ваш дом?

– Вопрос не стоял о том, чтобы простить или нет, потому что вы не сделали ничего дурного. Но это действительно было что-то вроде какого-то знака… Я не уверена какого… Чтобы показать, что я остаюсь вашим другом и, наверно, чтобы показать, что я все понимаю. Но, оказывается, я ничего не понимала, потому что решила, что вы хотели Рейлз для Джинни, а теперь вы мне говорите, что это было сделано ради меня.

– Да. Когда я узнал, что ваш муж уехал, оставив вас и ваших детей, я решил, что теперь понимаю, почему Бог возложил на меня задачу сохранить Рейлз. Для того, чтобы отдать поместье и дом вам… чтобы вы могли здесь спокойно жить со своими детьми столько, сколько будет необходимо. Если Бог пожелает, чтобы вам понадобилось это пристанище еще на два или три года, пять, десять лет, тогда я точно буду знать, что наши жизни должны были быть связаны.

Мартин остановился и сделал глубокий вздох. Он пристально смотрел ей в лицо. Кэтрин молчала, и он снова заговорил:

– Кэтрин, я понимаю, что не могу ничего просить у вас, но если со временем мои чувства к вам каким-то образом повлияют на вас, даже в крохотной степени…

– Мартин, этого не может быть. Я не свободна любить вас.

– Вы не свободны пока выйти за меня замуж, но закон не может предписывать, что можно чувствовать или думать.

– Я могу приказать себе, – ответила Кэтрин. – Я все еще замужем за Чарльзом.

– Вы все еще его любите?

– Конечно.

– Даже после того, как он покинул вас?

– Он все еще мой муж, Мартин, и я не могу нарушить свои клятвы.

– Но если будет так, как вы думаете, и он никогда не вернется? Что тогда? Я понимаю, что вопрос о разводе не стоит…

– Вы правы.

– Но я знаю, что по закону женщина может считать себя свободной через семь лет после того, как ее покинул муж. Я узнал это у мистера Годвина. Мне кажется, вы знаете, что Джордж тоже консультировался у него по этому поводу.

– Да, Джинни сказала мне об этом. Но он это сделал не по моей просьбе.

– Мистер Годвин решил, что вы просили его. Его волнует ваше положение, и поэтому он обсуждал его со мной. Надеюсь, вы этому верите и не обижаетесь на него.

– Мартин, меня это не обижает. Мистер Годвин старый друг. Я его слишком хорошо знаю, и мне в голову не придет обижаться на него.

– Я рад. Мне бы хотелось, чтобы вы то же самое могли сказать обо мне. Но теперь, когда вам известно мое отношение к вам, вам, конечно, понятно, что мои расспросы носили чисто эгоистичный характер. Кэтрин, возможно ли, что по прошествии шести лет, если ваш муж не вернется, вы подумаете о положении закона, которое освободит вас от обязательств по отношению к Чарльзу? Возможно, чтобы тогда вы подумали о том, чтобы выйти за меня замуж? Если даже этот брак даст мне только право заботиться о вас и ваших детях и обеспечить их будущее?

– Я вам сейчас не могу дать ответ, Мартин. Я не знаю, что я буду чувствовать и думать через шесть лет. Но я уверена, что вам не следует так думать. Я не молодая девушка, мне тридцать пять лет. Вы не должны тратить жизнь, дожидаясь меня.

– Время – это ерунда, – ответил Мартин. – Я, как библейский Иов, который, как вы помните, был в услужении семь лет, пока ему досталась его Рахиль… Эти годы пролетели для него, как единое мгновение, потому что он ее любил.

– Мартин, дорогой, с вашей стороны нехорошо так играть на моих чувствах.

– Простите меня, Кэтрин. Я не собирался доводить вас до слез. Мне хотелось, чтобы вы поняли, что мне будет достаточно того, что вы чувствуете по отношению ко мне. И если вы будете рядом со мной, как это было весь этот год…

– Нет, Мартин, этого не будет. Если бы я с самого начала знала ваши чувства по отношению ко мне, я бы никогда не приехала сюда. И теперь я не могу здесь больше оставаться.

У Мартина замерло сердце.

– Вы не можете уехать только потому, что я вам рассказал, что чувствовал все эти семнадцать лет.

– Я должна вас покинуть. Так будет лучше.

– Для кого? Для вас? Вы это хотите сказать?

– Мне кажется, для нас обоих, но в основном, для вас.

– Скажите мне, пожалуйста, вас оскорбляет моя любовь?

– Мартин, мне очень обидно, что вы задаете такие вопросы. И я не понимаю, почему вы мне их задаете?

– Вы не должны забывать, что находитесь гораздо выше меня по положению в обществе.

– При чем тут это?! Мы же оба знаем, что дело совершенно не в положении в обществе. Любая женщина, кем бы она ни была, может только гордиться вашей любовью. Но теперь, когда мне известны ваши чувства ко мне… когда мы обо всем переговорили… мы никогда не сможем вести себя, как раньше. Это станет просто невозможным. Люди сразу начнут что-то подозревать и пойдут разговоры.

– Но если вы вдруг отсюда уедете, вы что считаете, что разговоров не будет? Как насчет Дика и Сюзанны? Как вы им объясните ваше внезапное решение уехать? А слуги? Ваш внезапный отъезд насторожит их, начнутся размышления и домыслы. И, конечно, прежде всего они станут подозревать меня в недостойном поведении. Они подумают, что я каким-то образом вас оскорбил…

– Этого не произойдет, – настаивала Кэтрин. – Они прекрасно вас знают. Я постараюсь так сделать, чтобы и все знали, что мы остаемся друзьями.

– Значит, вы чувствуете ко мне только дружбу и просто хорошо относитесь?

– Да, и еще чувствую огромную благодарность.

– Если вы действительно относитесь ко мне подобным образом, мне кажется, что вы должны остаться в моем доме, о чем я и прошу вас. Если вы говорите, что благодарны мне, то это ваш шанс заплатить мне за все, и не переставать мне верить. Показать, что вы считаете меня и человеком слова и порядочным человеком. Я люблю вас в течение семнадцати лет, и до сих пор мои чувства оставались тайной. Я клянусь сохранять и дальше эту тайну от всего мира. И буду ее хранить до тех пор, пока это будет нужно. Если пожелаете, то до моего последнего вздоха. Я вам обещаю это.

– Джинни знает. А вам известно, какой она может быть неосторожной и болтливой.

– Да, но мне непонятно, каким образом ваш отъезд поможет делу.

Мартин и Кэтрин молча смотрели друг на друга. За короткое время между ними было сказано так много, но вдруг в одно мгновение каким-то образом что-то изменилось. Серые глаза Кэтрин, еще блестевшие от слез, оглядели его и в них блеснула смешинка. Через некоторое время она заговорила, и в ее голосе также зазвучали новые нотки.

– Мне кажется, что вас не переспоришь. Вы приводите аргументы, как опытный адвокат. Но в каком-то смысле вы правы – уеду я или останусь, от языка Джинни мне не уйти никуда.

– Мне кажется, что есть только одна вещь, которая может ее остановить – это сестринские чувства к вам. Вы – единственный человек, кого она любит и уважает. И по отношению к вам она не эгоистка. Она может капризничать и болтать лишнее, но Джинни никогда не скажет и не сделает того, что может принести вам боль. Я уверен, что вы не должны сомневаться и можете продолжать здесь жить.

– Мартин, нам лучше пока прервать наше обсуждение, пока я не разберусь в своих мыслях.

– Разве наш разговор не может помочь вам?

– Так, как вы его ведете, – нет, – сказала Кэтрин. – Потому что вы ведете меня туда, куда я и сама хотела бы идти.

– Люди часто полагают, что единственно правильные решения – это те, которые приносят страдания. Но это не так, иногда сердце знает все лучше нас. Я только хочу вам напомнить, скольким людям будет грустно и больно, если вы покинете этот дом.

– Вы опять играете на моих чувствах. И поэтому я пожелаю вам доброй ночи. Я должна сама все тщательно обдумать.

– Хорошо, как пожелаете.

Они встали, и Мартин проводил ее до двери.

– Вам не стоит торопиться с решением. Все может разрешиться само собой.

– Вы смеетесь надо мной, – ответила ему Кэтрин. Мартин видел за ее смущением, что ей, тем не менее, было легко с ним, что она ему верит.

– Вы считаете, что если я женщина и призналась вам, что я не слишком тверда, то я вообще не могу прийти к решению?

– Нет, я, наоборот, считаю, что вы способны прийти только к правильному решению. И я очень надеюсь на это.

Кэтрин еще раз взглянула на него и пошла к двери.

– Доброй ночи, Мартин.

Она ушла. Мартин закрыл за ней дверь и ему стало тоскливо от пустоты в комнате.