За стенами Дохан, зимней столицы Янджингской империи, пять недель спустя, вторая неделя Луны Семени.

Эвумэймэй Дингзай была очень несчастна. Во-первых, ей было жарко. После того, как они спустились с высот Дримбаканг Шарлог, они оказались во влажных, залитых солнцем землях, где уже потеплело, не смотря на едва только начавшуюся весну. Сегодня было даже теплее обычного. К её дискомфорту добавляло то, что они с Розторн ехали в наиэлегантнейшем паланкине, направляясь на первую часть празднования дня рождения Императора Уэй-шу. Носильщики несли их по одной из многих дорог Зимнего Дворца, от каковой головотрясной «чести» Эвви с радостью бы отказалась. Шторы паланкина были задёрнуты, как им сказали их слуги-хранители, чтобы чернь не глазела на привилегированных гостий императора, и чтобы их одежды не запылились. Это значило, что они тряслись в душной, завёрнутой в шёлк коробке.

Её заставляла молчать лишь мысль о Розторн, которая схватит её за ухо, если она выразит свои чувства вслух. Но ведь даже Розторн может понять, почему девочке, одетой в три слоя шёлковых халатов и с волосами, намасленными, заплетёнными в косички и заколотыми украшенными самоцветами заколками, могло захотеться что-то сказать, пусть и себе под нос. Однако, Розторн часто придерживалась странных воззрения насчёт поведения, которое она ожидала от своих спутников, поэтому Эвви было лучше держать свои жалобы за зубами. То есть, по крайней мере, если она хотела, чтобы её ухо сохраняло своё надлежащее положение у неё на голове.

Эвви хотела сказать, что это было нечестно. От Розторн, посвящённой признанной религии, придворный этикет требовал носить лишь одежды, подобные тем, что она носила на службе своим богам. Конечно, император потребовал, чтобы эти одежды были шёлковыми: белая сорочка и зелёное облачение хвойно-зелёного цвета, которые носили посвящённые западного Живого Круга. У Розторн не было воротника. У Эвви их было три, и они открывали больше ничем не прикрытой кожи Эвви, чем ей казалось приличным. Она попыталась подтянуть один из слоёв, чтобы прикрыть верхнюю часть своей груди, но потерпела неудачу.

— Прекрати возиться, — приказала Розторн.

Она лежала на подушках, обмахивая себя веером, чтобы остудиться.

— Одежду легче носить, если забываешь, что она на тебе одета. Ты же не видела, чтобы Браяр ёрзал или что-то подтягивал.

— Я вообще не вижу Браяра, — проворчала Эвви, пытаясь ссутулиться. — Он-то едет верхом.

— Если бы мы носили одежды, подходящие для езды верхом, то я уверена, что нам тоже позволили бы это делать.

Паланкин внезапно наклонился; Эвви свалилась на подушки. Рабы, тащившие носилки с похожим на ящик помещением, начали подниматься. Эвви заползла обратно в сидячее положение, и рискнула выглянуть через шторы наружу.

— Ступени, — сказала она Розторн. — Большие, плоские ступени, как в том старом храме на Море Травы.

Она позволила своей магии стечь вниз, на отполированные поверхности камней под паланкином. Ступени были старыми, тихими и сонными. Она разбудила их, чтобы задать им вопросы.

— Ходящие туда-сюда люди протёрли в них вмятины, но они говорят, что они не против.

Она позволила их древним голосам прокатиться по своим костям.

— Они говорят, что, по словам людей, они — белый мрамор из Си́шан. Они пробыли здесь уже больше сезонов дождей, чем они могут сосчитать, если бы могли считать.

Она откинулась назад, позволив шторам закрыться.

— Они снова засыпают.

Она вздохнула, чувствуя себя лучше. Она осторожно разгладила один из своих рукавов, затем тихо призналась:

— Я бы не возилась так, но я боюсь.

— Я заметила, — тихо сказала Розторн. — Мы — гости, Эвви. Император пообещал Богу-Королю и Первому Посвящённому Докьи, что мы будем в безопасности. Нужно верить в то, что он говорит правду. Мы слышали, как сильно он гордится своими садами. Судя по его письму мне, он считает меня широко известной садовницей. Он хочет похвастаться перед мной. Возможно, он даже захочет, чтобы я немного поработала на некоторыми из его растений.

Эвви прикусила губу. Пока ей не исполнилось четыре года, родители учили её, что император мог делать всё, что пожелает. Когда она жила в своей скальной норе в Чаммуре, старая женщина из Янджинга, Кинлинг, рассказывала ей истории о доме. В них император представлялся стоящим лишь на одну ступень ниже богов. Эвви годами выживала сама по себе благодаря тому, что избегала могущественных людей. Эта поездка к имперскому двору шла вразрез со всеми инстинктами выживания, которые у неё были.

Носильщики их паланкина медленно остановились, но когда Эвви попыталась выбраться наружу, в проёме её шторы показался хмурый евнух. Он покачал ей пальцем, и задёрнул штору.

— Нам жарко, — рассерженно огрызнулась Эвви на чаммурском.

Розторн легонько шлёпнула её по руке:

— Следи за манерами, — предупредила она. — Мы не в Гьонг-ши.

— Мне нечем дышать, — заныла Эвви.

Внезапно кто-то сунул через шторы поднос с двумя пиалами. Розторн нахмурилась, затем взяла одну из них. Эвви взяла другую. Пиала была прохладной на ощупь. Ложки не было, значит из неё надо было пить. Она сделала маленький глоток. Вкус освежал как холодная вода, но имел лёгкий, незнакомый фруктоподобный привкус, прочистивший ей голову. Она начала жадно пить.

— Очень хорошо, — сказала Розторн, когда они вернули свои пиалы на поднос, который терпеливо удерживала чья-то рука.

Поднос и рука скрылись.

— Это кокосовая вода — я показывала тебе кокос на рынке на прошлой неделе. Видишь, Эвви, есть в этом и хорошие стороны.

Эвви уставилась на неё:

— В Янджинге есть голодные призраки, которые съедают людей изнутри и забирают себе их кожу. С тобой именно это произошло? Поэтому ты такая спокойная?

Затем она заметила покрытые красивой резьбой перекрытия вокруг них. Розторн провела рукой по дереву, когда они оказались внутри, и сказала, как именно эта древесина называлась, но Эвви её тогда не слушала. Она слушала сейчас. Рама над плечом Розторн проросла двумя побегами с листочками. У Эвви от стыда сжался живот. Пока она суетилась, Розторн была так напряжена, что древесина паланкина выпустила ростки, чтобы её успокоить, не смотря на покрывавшие её слои лака.

Эвви улыбнулась Розторн:

— Напиток был очень хорошим, — покладисто сказала она.

Розторн подняла брови:

— Это было слишком вежливо. Что с тобой такое? Ты заболела?

— Просто не хотела быть тебе обузой, — объяснила Эвви, когда паланкин снова пришёл в движение.

Розторн мгновенно приложила запястье Эвви ко лбу.

— Нет, жара у тебя нету, — сказала она. — Откуда ты взяла эту мысль про «обузу»?

Паланкин остановился в каком-то тенистом месте. На этот раз евнухи по обе стороны распахнули шторы. Они предложили свои затянутые в шёлк руки, чтобы гостьи императора могли выбраться из роскошного ящика.

Как только они встали снаружи, имперские горничные метнулись к ним, чтобы поправить покрывавшие Эвви слои шёлка, и даже одеяние Розторн. Они попятились, когда Розторн зыркнула на них — или они увидели маленькие ростки, проклюнувшиеся также снаружи паланкина? Эвви не была уверена. Она стояла неподвижно, твёрдо намереваясь в кои-то веки вести себя хорошо и не давать Розторн поводов для беспокойства. Пока женщины приводили в порядок её халаты и волосы, она смотрела в потолок.

Потолок здесь был, потому что их принесли в огромное каменное здание. Стропила были из тёмного дерева, покрытого позолотой, и на них висели огромные бумажные фонари. Эвви была благодарна за то, что фонари не горели. Здесь было довольно прохладно, за исключением время от времени протекавших снаружи потоков тёплого воздуха.

Чей-то настойчивый большой палец оторвал её от мыслей о погоде и стропилах. Одна из служанок толкала её подбородок, в то время как вторая стояла наготове с горшочком красной губной краски.

— Я для этого слишком молодая, — заявила Эвви на тийон.

На самом деле она хотела сказать, что придворные женщины с красными каплями на верхней и нижней губах выглядели глупо, но Розторн это бы не понравилось.

— Уберите от меня эту красную штуку.

— Эвви, — сказала Розторн, её голос сочился предупреждением.

— Я позволила им намазать мне на лицо белое и алое, потому что ты так сказала, — ответила Эвви.

«Если кто-то в пределах слышимости говорит на чаммурском, то сами виноваты, что подслушивали», — пылко подумала она.

— Я теперь похожа на выступающую акробатку. Я не позволю им ещё и дать мне каплю крови.

Служанки в гостевом павильоне сказали им, что именно так назывался нынешний стиль краски для губ.

Они с Розторн обернулись, когда услышали заскрежетавшую по полу цепь.

— Но все леди, преклоняющиеся перед его имперским величеством, имеют каплю крови и лицо лилии, — сказал незнакомец.

Он остановился рядом с вошедшим Браяром, будто для контраста.

Браяр был стройным молодым человеком, благовидным и улыбающимся, в халатах зелёного цвета, персикового и цвета слоновой кости. Он не носил накрахмаленную шапку чёрного шёлка, подобающую наншур или дворянину, оставив свои короткие, блестящие чёрные волосы непокрытыми. У незнакомца тоже были короткие чёрные волосы. Он носил только лишь белое одеяние, похожее на очень свободные штаны со складками, доходившие ему до колен. Его кожа была более тёмного бронзового оттенка, чем у Браяра, под ней бугрились мускулы, и её покрывали шрамы, как у воина. Его запястья и щиколотки были закованы в золотые кандалы, и соединены толстыми золотыми цепями. Кандалы на его запястьях также были прикованы цепью к его ошейнику, тоже золотому.

Он увидел, куда посмотрела Эвви, и немного поднял свои запястья, натянув цепи, шедшие от его горла к рукам и ногам.

— Нет, только мне требуется носить эти штуки, — сказал он, скривившись. — Благодаря им мне труднее сбежать.

Он низко поклонился и сделал приветственный жест сначала Розторн, затем Эвви, затем Браяру, касаясь пальцами своей мощной груди, затем своих губ, и затем своего лба.

— Я — Па́рахан, последняя имперская забава. Сейчас мне приказано представить вас пред его очи.

— Я… — начала Розторн.

— Розторн, — перебил Парахан. — Хотя мне трудно поверить, что у столь прекрасной розы вообще есть шипы.

— Ты и понятия не имеешь, — пробормотал Браяр, шагая в ногу с Эвви вслед за Параханом и Розторн, когда те вышли наружу.

Рослый пленник подвёл их к маленькой группе из трёх стульев у подножья каменного возвышения. Эвви увидела, что они стояли на вершине низкой пирамиды. Её вершина была срезана, образовав платформу. Браяр вонзил свой острый локоть Эвви в бок, и кивнул в сторону трона. На них смотрел император. Эвви поспешно присоединилась к Браяру и Розторн в низком поклоне. Парахан сумел встать на колени, не запутавшись в своих цепях. Как и посыльные императора в Гармашинг, он коснулся камней пола ладонями и лбом.

Император лишь небрежно кивнул им. Он сосредоточил своё внимание на том, что открывалось перед ними. Они поступили так же, когда Парахан встал на ноги.

Открывавшийся с пирамиды вид оставил заставил гостей молча глазеть. Перед ними лежало обширное поле, на котором всадники выписывали сложные фигуры, устраивали показательные сражения длинными копьями и мечами, стреляли в мишени, и скакали наперегонки по покрытым травой полосам по обе стороны поля. В задних рядах выступающих войск что-то время от времени грохотало. Вдалеке земля взлетала в воздух и падала.

— Что это было? — воскликнула Эвви, когда это случилось в первый раз.

— Порох, — пробормотал Браяр на имперском.

Его пальцы сжались в кулаки на подлокотниках его стула. Ему по-прежнему снились кошмары о нападении пиратов на его с Розторн дом, и об их новом оружии, искалечившем и убившем много людей.

Парахан сел скрестив ноги на каменные плиты между Розторн и Браяром.

— Я не знаю, как вы его зовёте, — сказал он на тийон, слегка повернувшись, чтобы посмотреть вверх, на Браяра. — Здесь он называется за́йао. И я думаю, что они имеют право называть его как им заблагорассудится, поскольку они его и изобрели.

Его взгляд заострился, когда он начал замечать руки Браяра, и движение у него под кожей.

— Ра́йя помилуй, что с тобой произошло?

Браяр вздохнул, и протянул руку, чтобы Парахан мог рассмотреть её поближе.

— Я пытался сделать себе небольшую татуировку, — объяснил он. — С помощью растительных красок, которые я сам сделал — я же зелёный маг. Краску я нанёс с помощью иголок одной из моих названных сестёр.

— Она — чарошвейка, — весело сказала Эвви.

Ей эта история никогда не надоедала. Она часто чувствовала себя глупой, находясь рядом с Браяром, поэтому её очень утешало осознание того, что он тоже может сглупить.

— Она — больше чем чарошвейка, — поправила Розторн. — Она — ните-маг. Он позаимствовал иголки, которые она использует для своей магии.

— Не то, чтобы у неё был один набор для шиться, а другой — для магии, — запротестовал Браяр. — Её шитьё и есть её магия. В общем, — сказал он Парахану, зыркнув на Розторн, — всё должно было получиться. Но цветы, которые я нанёс себе на руки, не были просто изображениями.

— Они растут, — объяснила Эвви. — Они растут, и двигаются, и умирают, и снова растут. И они выросли вверх, вдоль его рук. Я считаю, что это великолепно.

— Хм-м-м, — сказал Парахан. — Можно?

Браяр позволил ему повертеть свои руки, чтобы осмотреть их. Парахан увидел глубокие шрамы у Браяра на ладонях, напоминание о шипастой лозе, которая не хотела отпускать мальчика, когда он был моложе. Парахан заметил, что цветы и листья росли у Браяра и под ногтями. Когда поднял Браяру руку, позволив шёлковым халатам сползти вниз, он увидел, что цветущие растения продолжали расти даже вверх по рукам молодого человека, двигаясь, раскрывая новые листья или новые бутоны, и прорастая новыми стеблями прямо у него на глазах.

Наконец он осторожно сказал:

— Я нахожу очень интересным тот факт, что молодой парень нанёс себе на руки цветы. Возможно, ты пытался скрыть что-то, ну, между большим и указательным пальцами, например?

Эвви закрыла себе рот обеими ладонями, сдавленно захихикав. Дружелюбный незнакомец угадал тайну Браяра. До того, как стать магом, Браяр был вором и уголовником, заработав два ареста — и два тюремных креста, вытатуированных на коже между большим и указательным пальцами, на каждой из рук. Его арестовали в третий раз, и уже собирались отправить на пожизненную каторгу, когда другой маг увидел в Браяре магию, и привёз его к Розторн.

Браяр бросил взгляд на трон и занимавшего его человека. Ни император, ни присутствующие его придворные не были достаточно близко, чтобы их услышать.

— Я практически полностью исправился, — тихо сказал Браяр очень, очень сухим голосом. — И в качества наншур я наношу гораздо больше ущерба, чем наносил в качестве вора.

Парахан отпустил его, вздохнув:

— Я лишь завидую, — признался он. — Будь я магом с твоими талантами, а не избалованным воином, я, возможно, не дал бы моему дяде продать меня императору. Вы ведь гадали насчёт моего наряда.

Он потряс запястьями, заставив свои цепи зазвенеть.

Это привлекло внимание Розторн:

— Тебя продал твой дядя?

Парахан осклабился, показав крепкие белые зубы:

— Вам следует его пожалеть. Я знаю, что он скорее бы предпочёл убить меня, чтобы уж точно унаследовать когда-нибудь трон моего отца. К его несчастью, мой дядя на это не решился.

Парахан посмотрел на поле. Всадники выстраивались в бригады по обе стороны обширного пространства.

— В Комба́нпуре — откуда я родом, это одно из Королевств Солнца — считается большим невезением убить одного из близнецов. Мне повезло, что я являюсь таковым, с моей сестрой Судами́ни. Вообще-то, я не уверен, верит ли мой дядя в невезение вообще, или он просто знает, что случится, если Су́да проведает о том, что я пал от его руки.

Он подмигнул Эвви своим большим карим глазом.

— Я — покладистый. Вот Суда, она — боевая кошка.

Всё, что они ещё могли бы обсудить, утонуло, когда вперёд вышли музыканты, и забили в барабаны, затрубили в рога, и заколотили в большие гонги. Взрывы прекратились; те, кто их устраивал, разошлись. Вдалеке Эвви увидела цветную полосу. Полоса стала медленно расти всё больше и больше, пока Эвви не осознала, что смотрит на строй солдат в броне, сопровождаемых по флангам офицерами и знаменосцами. За ними следовали упряжки верблюдов, тащившие катапульты, и отряды стрелков.

Между отрядами пехотинцев, стрелков и команд обслуги каждой катапульты и её амуниции, ехали верховые мужчины и женщины. Многие из них носили длинную чёрную шапку наншур из шёлка. Чтобы понять, какую роль вновь прибывшие исполняли, Эвви не требовалось смотреть на их одежду. Для её окружающей магии сила этих людей пылала на их шеях и запястьях. Они наверное носили какие-то заколдованные камни в качестве украшений. Если они вышивали оккультные символы или нанизывали свои камни на нити из хлопка или льна, то для Розторн и Браяра они были столь же очевидны.

Они молчали, пока армия маршировала, и маршировала, и маршировала, её солдаты подходили к самому подножью имперского павильона. Когда заглохли последние барабаны, гонги и рога, и на земле больше никто не двигался, армия протянулась насколько Эвви хватало глаз. По её коже пробежали мурашки. Она никогда в жизни не видела столь крупную армию.

Офицеры что-то скомандовали, и воины закричали на тийон. Они повторили свой крик трижды, отчего у Эвви зазвенело в ушах. Ей потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что они кричали «Да здравствует император!»

Когда они замолчали, император покинул свой трон, и сошёл к подножью возвышения, где самые близкие солдаты могли его видеть. Двое облачённых в чёрное магов шагнули вперёд, чтобы встать у него по бокам. Затем он поднял руки, и заговорил.

Камни на шеях магов запылали. Голос императора прокатился по полю подобно грому. Он восхвалял их силу; он восхвалял их повиновение ему и богам Гьонг-ши. Он обещал своим воинам битвы, и честь, и рассказы для их внуков. В конце он прокричал:

— Смерть врагам Янджинга!

Все стоявшие перед ним люди — к тому времени даже всадники спешились — пали, упершись ладонями и коленями в землю. В полнейшей тишине они девять раз коснулись лбами земли. После девятого раза они так и застыли в этой позе.

— Я начинаю по-настоящему ненавидеть эту церемонию, — тихо пробормотал Браяр на имперском.

Император со своими магами пошёл прочь, огибая дальнюю сторону возвышения. Остальные маги и дворяне потянулись с возвышения вслед за ним.

— Мы должны пойти следом? — спросила Розторн у Парахана.

— На меня возложили ответственность за эскортирование вас в Зал Имперских Приветствий, — объяснил рослый мужчина. — Мы ждём, пока толпа рассосётся. Тогда и пойдём.

— Почему он не поприветствовал нас здесь? — поинтересовалась Эвви.

— Могу предположить, что он хотел, чтобы вы полюбовались одной из его армий, — вкрадчиво ответил Парахан. — Он любит хвастаться ими перед посетителями.

Какое-то время все молчали. Эвви гадала, только ли она одна затаила дыхание после слов Парахан, когда Розторн произнесла:

— Это была только одна из его армий?

— О, да, — тихо сказал Парахан. — Конкретно эта — от Центрального Янджинга. Я также видел армии Северного Янджинга и Южного Янджинга. Южная гораздо больше. Мне говорили, что северная тоже была гораздо больше, пока он не решил сражаться сразу с тремя соседними государствами.

— Почему он показывает тебе все свои армии? — спросил Браяр.

Парахан покачал головой:

— О, я тут ни при чём. Он перед всеми любит хвастаться этими армиями. Он напоминает своим друзьям, что он — страшный враг, а врагам даёт понять, что им лучше сдаться.

— А гостям? — спросила Розторн. — Наш дом, Эмелан, ему ни друг, и ни враг. Зачем показывать их нам?

Парахан ответил:

— Чтобы вы всем встречным рассказывали об увиденном.