Даджа завязывала свои косички в хвост, когда Ризу вернулась после одевания императрицы. Обычно Ризу делилась какими-нибудь острыми имперскими ремарками, но не сегодня. Этим утром она молчала.

— Что-то не так? — спросила Даджа, поправляя свою куртку. — Ты выглядишь, я не знаю, озабоченной.

Она провела пальцем Ризу по лбу, всё ещё дивясь своей удаче, благодаря которой она оказалась в положении, в котором могла касаться этой пылкой женщины рукой.

— Ты так морщины заработаешь, — мягко поддразнила она.

— Дело в Её Имперском Величестве, — тихо объяснила Ризу. — Что-то случилось, что-то её разозлившее. Со мной она обращалась нормально, значит я тут ни при чём, но когда я спросила её, что происходит, она сказала, что мне следует спросить у твоих друзей.

Она в замешательстве посмотрела на Даджу:

— Как ты думаешь, что она имел ввиду?

Даджа пожала плечами:

— Пойдём завтракать, и увидим — если они вообще уже встали.

Выходя первой из комнат Даджи, Ризу оглянулась через плечо, и сказала:

— Я поговорила со слугами. Финлак фэр Хьюрик был арестован вскоре после того, как покинул бал, и вместе с ним — какие-то люди, которых он нанял.

Даджа, любовавшаяся покачиванием бёдер Ризу, остановилась:

— Фин, арестован? За что?

Спешивший мимо них лакей услышал это. Он приостановился, затем подошёл к ним:

— Это ещё не всё, Леди Ризу, — тихо сказал он. — Только что пришли вести: дядя Бидис Финлака, Винэйн Ноталос, только что был арестован Кэнайлом Щилдсманом и командой маголовов. Без судебных бумаг, только лишь имперскому приказу.

— Кто-нибудь знает, почему? — спросила Ризу.

— Только то, что обвинение — государственная измена, — прошептал лакей.

Он поклонился, и поспешил прочь.

— Должно быть серьёзно, — пробормотала Ризу. — Арестовать главу Сообщества Магов всей империи? Да, должно быть действительно государственная измена.

Они с Даджей поспешили в покои Сэндри.

Гудруни впустила их, но на столе не было трапезы.

— Что происходит? — поинтересовалась Даджа. — Где Браяр и Трис?

На миг Гудруни приняла ошарашенный вид.

— Вы не знаете? О, боги… вам нужно спросить миледи. Она в своей спальне, если вы пройдёте за мной.

Они послушались, и нашли Сэндри за упаковкой одежды. На полу стояли открытые дорожные сундуки.

— Сэндри? — спросила озадаченная Даджа. — По-моему, ты начала ковать без меня.

Сэндри подняла взгляд. Её лицо под золотистым весенним загаром побледнело; её голубые глаза пылали.

— Спроси у неё, — хриплым голосом ответила она, мотнув головой в сторону Ризу, стоявшей у Даджи за спиной. — Или вы двое были так увлечены друг другом, что никто из вас ничего ещё не услышал? Сейчас об этом должен знать уже весь дворец.

Даджа вздохнула:

— Если она знала, стали бы мы разговаривать с тобой? — рассудительно осведомилась она. — Где ты была прошлой ночью? Ты даже не пришла поздороваться с нами. А теперь по дворцу гуляет рассказ о том, что Фина арестовали.

Она говорила, не повышая голоса. Ей был знакомо это выражение лица Сэндри, хотя сама она лицезрела его лишь несколько раз. Что бы ни привело Сэндри к её точке кипения, с ней нужно было обращаться осторожно, иначе она взорвётся.

Сэндри кинула прозрачное платье на кровать.

— Прошлой ночью Фин упаковал меня в ящик для пересылки. Упаковал меня как, как капусту, только для удержания капусты от плохого поведения не нужны расплетающие заклятья. Я заработала это, — она потёрла своё горло, — когда кричала кому угодно, прося выпустить меня. Она его арестовала? Я думала, она восхитится его дерзостью. Он сам определённо так думал, иначе даже не посмел бы попытаться.

— Только не в её дворце! — воскликнула шокированная Ризу. — Только не когда здесь так много женщин, ищущих безопасности в её стенах. Сэндри, как ты можешь такое говорить?

— Потому что Фин похитил меня в пределах этих проклятых стен! — воскликнула Сэндри.

Она повернулась к Дадже:

— Я пыталась позвать тебя на помощь, но ты была занята.

Голос Сэндри приобрёл жестокий оттенок, ударивший Даджу подобно кнуту.

— К счастью, есть другие, кто не закрывается от меня в своей новой жизни.

— Это нечестно, — ответила Даджа, у неё защипало в глазах.

— Нечестно? — потребовала Сэндри, обхватив себя руками за талию.

Из её глаз на брошенное платье закапали слёзы.

— Может и нет, но тем не менее, это правда. Что ж, я не останусь в этой клетке-переростке ни на одну лишнюю ночь. Я не останусь в этой стране, в этом прогнившем гадючнике каков, ни неделей больше. Сегодня мы возвращаемся в Дом Ландрэг. Мы с Браяром и Трис возвращаемся в Эмелан сразу, как только уложим вещи. Ты — поступай как хочешь.

Она посмотрела на Ризу, та отвела взгляд.

— Ты можешь поехать с нами, Даджа, и мы будем рады любому, кто решит тебя сопровождать, но тебе нужно решать поскорее.

Она вытерла глаза рукавом.

— Ты всегда будешь моей сестрой-саати, — добавила она более мягким тоном. — Тебе всегда будут рады в моём доме, куда бы ни занесли нас торговые ветры. Но помни: им всё равно, предпочитаешь ты женщин или мужчин, если они смогут тебя отделить и заставят тебя подписать брачный контракт, написанный так, чтобы укротить мага.

Она зыркнула на Ризу.

— И поскольку ты иностранка, Даджа, то, я полагаю, что у тебя даже нет сюзерена, которому ты могла бы пожаловаться. Ты останешься в западне до конца своих дней.

Даджа услышала, как хлопнула дверь. Ризу покинула комнату.

— Она не знала, — сказала Даджа, защищая свою возлюбленную. — Тебе не нужно было быть такой противной.

— Значит позже я попрошу прощения, — ответила Сэндри. — Если она поедет.

— Конечно же она поедет. Полагаю, она будет целую вечность паковать вещи, — прошептала Даджа, надеясь, что произнесённое вслух станет правдой.

Она посмотрела на Сэндри:

— Так ты скажешь мне, пожалуйста, что произошло? — спросила она, сняв стопку сложенных платков с кресла, чтобы сесть. — И не надо больше меня оскорблять, Сэндри. То, что я влюбилось, не означает, что я стала наморнкой.

* * *

Час спустя Даджа медленно шла в комнаты Ризу. Она чувствовала себя так, будто состарилась на сотню лет. Внезапно, всё изящество вокруг неё стало казаться маской, за которой скрывался какой-то жестокий зверь. Она невольно поглядывала на каждого проходившего мимо неё мужчину, спрашивая себя, похищал ли он когда-либо женщину — и похитит ли, представься ему такая возможность. Неужели все мужчины были такими?

«Нет», — твёрдо сказала она себе. «Только не Браяр. Или Фростпайн. Или Нико, наставник Трис, или наш временный наставник Крэйн, или Герцог Ведрис, или Посвящённый Горс, храмовый повар». Она сомневалась также, что Амброс и Жэгорз вынашивали такие мысли. «Нет, Даджа, не глупи. Ты знаешь полно мужчин, которые ни за что не подумали бы прибегнуть к такой подлой уловке».

«Но здесь, ну, я не могу удивляться Фину. Он всегда напоминал мне коня, рвущегося из узды. Некоторые другие, с кем я познакомилась, могут сделать то же самое, если бы они осмелились похитить мага. Но они не сделают этого во дворце, страшась императрицы. Хотя Фин почему-то думал, что она может закрыть на это глаза, если ему это удастся. Разве можно сыскать идиота большего, чем мужчина, верящий в ложь, которую сам себе говорит?»

«Кэн мог бы попытаться совершить такое похищение. Он бы добился успеха, но я не думаю, что мне нужно беспокоиться, потому что он явно влюблён в Берэнин. Джак, может быть? Нет, глубоко внутри Джак слишком добросердечен. Ну что за куча золы этот двор, и по большей части состоит из шлака. Думаю, Ризу слишком близка к императрице, так что ей никогда не приходилось оглядываться через плечо, высматривая похитителей».

Сердце забилось у неё в груди. «Оно пытается затопить этот вопрос, пришедший мне на ум. Я думала, что у меня будет всё лето, чтобы поработать над ней, прежде чем придётся спросить. Я думала, что за это время мы сможем построить что-то крепкое, в то время как сейчас у нас всё так ново. Хотела бы я, чтобы у нас было больше времени, чтобы сплавиться вместе!»

«Желания — игрушки, которыми забавляется твой разум, пока пираты подкрадываются сзади». Это была одна из любимых поговорок тёти Хулуэ́йме, призрачные слова тётки, уже семь лет как мёртвой.

Даджа покачала головой, чтобы прочистить её. «Тётя Хулуэйме мне никогда не нравилась», — подумала она, стучась в дверь Ризу.

— Открыто, — позвала её возлюбленная.

Даджа прикусила губу, и вошла в комнату Ризу.

Будучи Госпожой Гардероба, Ризу имела две маленькие комнаты, отведённые для тех, кто состоял на службе у императрицы. «Только имперским гостям дают достаточно места, чтобы дышать свободно», — пошутила она про десять с лишним ночей, которые провела у Даджи в покоях. Теперь же Ризу сидела за столом в углу гостиной, и что-то писала. Она подняла на Даджу взгляд, и попыталась поприветствовать её своей обычной лучезарной улыбкой. В результате её роскошные губы лишь задрожали.

Даджа заглянула в спальню. Та была аккуратно прибрана. Не было никаких признаков собирания вещей. Она зашла, и села на кровать, разглаживая складки на воздушном покрывале пальцами, дрожавшими не меньше, чем губы Ризу.

— Ты можешь остаться.

Ризу подошла, встав в дверном проёме.

— Останься здесь, со мной. Будь бриллиантом в имперской короне. Благодаря всей твоей работе с живым металлом ты заслужишь место среди великих магов. Я хочу, чтобы ты осталась. Мне нужно, чтобы ты осталась.

— Почему ты не поедешь сом ной? — спросила Даджа срывающимся голосом.

Впервые в жизни она поняла все стихи о любви, всю страсть в описаниях поцелуев любимого и прикосновения любимого. «Я всегда думала, что магия выжгла такого рода возбуждения у меня из вен», — думала она, проводя пальцем вдоль вышитой розы. «Я всегда думала, что именно поэтому поцелуи мальчиков вызывали у меня странные ощущения, а не потерю чувств, и почему руки мальчиков лишь заставляли меня отстраняться. Теперь я знаю, что просто не туда смотрела. Теперь я нашла кого-то, кто мне подходит, и это — она.

— Как ты можешь относиться ко мне так — и не желать поехать со мной? — спросила она. — Ты разве не любишь меня?

— Люблю, — прошептала Ризу. — Ты сильная, и милая. Ты создаёшь прекрасные вещи, ты поёшь мне песни из далёких земель… я правда люблю тебя.

Даджа подняла взгляд, и увидела недосказанное в отведённом взгляде своей подруги, и в её побледневших губах.

— Но императрицу ты любишь больше.

— Не в том смысле, — возразила Ризу. — Не в постели. Я никогда не буду относиться к ней так. Но разве ты не видишь? Она — всё, что есть в Наморне светлого и прекрасного. Она спасла меня от замужества, которого я не хотела. Она подарила мне земли и собственный доход, чтобы мне не нужно было полагаться на мою семью — или подчиняться желаниям моей семьи касательно меня самой.

Ризу села рядом с Даджей, и взяла её покрытую металлом ладонь в свои собственные.

— У меня есть власть в её дворце. Я являюсь частью чего-то великолепного. Она строит мосты, госпитали, библиотеки, дамбы, назови что угодно — она это построила, во славу империи. Как ты можешь не хотеть принадлежать всему этому?

— Она всё это делает, но тем не менее позволяет женщинам империи становиться добычей, — ответила Даджа, выдёргивая свою руку.

— Я — не добыча, — сказала Ризу. — Ни я, ни Кэйди, ни Иша, ни остальные женщины во дворце. Ты тоже будешь в безопасности, Даджа. И мы будем вместе.

Она наклонилась вперёд, и поцеловала Даджу, обещая этим поцелуем любовь.

Даджа встала.

— Ты знаешь, я даже верю, что в её дворце я буду в безопасности, — сказала она Ризу. — Но Сэндри — не будет. Она никогда не будет в безопасности, покуда императрица хочет привязать её к Наморну. И Сэндри — моя сестра. Ты даже вообразить не можешь, насколько мы близки — Сэндри, Браяр, Трис и я. Мы — одна личность в аспектах, о которых ты ничего не слышала.

Ризу подняла взгляд, и протянула руку к Дадже:

— Но не обязательно, чтобы всё так заканчивалось. Убеди Сэндри подождать до окончания лета, по крайней мере. Тогда мы все поймём друг друга лучше.

«Я достаточно хорошо понимаю», — подумала Даджа. «Я понимаю настолько, насколько мне нужно. Мне следует уговорить Сэндри остаться — причём сомневаюсь, что мне это под силу — чтобы у других мужчин был шанс связать её брачным контрактом?» Закусив губу, чтобы не расплакаться на виду у ходивших по коридорам каков, она ушла в свою спальню, собирать вещи.

* * *

Новости о том, что Сэндри намеревалась уехать в Эмелан в течение недели, заставили Дом Ландрэг жужжать как перевёрнутый пчелиный улей. Слуги вскоре усвоили, что когда обычно добрая Сэндри так злилась, проще было просто убраться у неё с дороги. Амброс и Элага были сбиты из другого теста. Её с ними дискуссия окончилась громкой перебранкой, заставившей Браяра убраться из дома в сад с розами. Теперь, когда его вещи из дворца были собраны, ему практически нечего было паковать. Он поставил свой личный шаккан на каменную скамейку, чтобы тот мог впитывать солнечный свет, не двигаясь, и пошёл обследовать сад в последний раз.

Амброс нашёл его, когда Браяр придавал розам сил сопротивляться паразитам.

— Я думал, что она наконец увидит, что это её долг — остаться и защищать её людей, — без преамбул сказал Браяру Амброс. — Представлять их в Ассамблее Дворян. Ты должен её вразумить.

— Она не в настроении для разумностей, или ты не заметил? — спросил Браяр, осматривая листья и стебли одной из роз под всеми углами. — Кроме того, у неё и дома есть долг. Она разве не говорила? Она — одна из двух самых высокопоставленных помощников Его Светлости. Она управляет для него замком, и советует ему в управлении страной. Если он уезжает из Саммерси, она остаётся вместо него. Ходят слухи, что он сделает её своей наследницей. Она им не верит, а я — верю. Нынешний наследник Его Светлости совершенно безмозглый.

Амброс упал на скамейку рядом с шакканом.

— Она этого никогда не упоминала.

Браяр мягко влил в розу ещё немного сил.

— Возможно потому, что она не думает, что Его Светлость лишит Франзэна наследства и поставит её на его место. А всё остальное она величает «просто помощью Дедушке». Его собственный сенешаль для многих вещей ищет её подписи, чтобы не докучать его светлости. Но то, что она преуменьшает это, не означает, что она не считает это важным. Она любит Эмелан. Возможно, она и это место могла полюбить, но теперь этому не бывать. Как только Сэндри что-то возненавидит, она делает это изо всех сил.

Закрыв лицо ладонями, Амброс застонал:

— У всех женщин рода Ландрэг есть эта упрямая черта, — сказал он приглушённым голосом.

— Ты так думаешь? — спросил Браяр слишком уж невинным тоном.

Перейдя к одному из деревьев, он бросил:

— Это — последний год, когда вы получите от этой старушки яблоки. Она устала.

Он погладил ствол дерева.

— Но вы ведь позволите ей стоять? У неё осталось ещё полно добрых лет, в качестве просто дерева.

— Я и мечтать не смел о том, чтобы срубить её, — сказал Амброс, опустив руки. — Я сам часто ел с неё яблоки, и прятался в её ветвях от родственников. Мне лишь жаль, что у тебя не было времени пройтись по всем нашим полям в Замке Ландрэг.

Браяр посмотрел на него:

— Ну, я ведь могу и вернуться, — уведомил он своего собеседника. — Но на моих условиях. Без всего этого блеска и без показухи. В сердце я — всего лишь обычный парень.

Ухмылка на лице Амброса на миг придала ему мальчишеский вид:

— Ну, обычный парень, тебе всегда будут рады в моём доме, где бы он ни был.

* * *

Как только они добрались до Дома Ландрэг, Трис оставила свои упакованные дорожные сундуки и сумки на попечение слуг. Коротко поздоровавшись с кузенами Сэндри и с Жэгорзом, она пошла в свою комнату, чтобы прилечь. Она ожидала, что игры с бурями принесут ей крепкий сон. Это всегда было ей в радость, поскольку обычно она спала чутко. Работа с Сиф для закрытия скрытого входа во дворец должна была гарантировать, что она не просто будет спать крепко, но ещё и проспит. Но проделав и то, и другое, а потом встав спозаранку, чтобы уложить вещи, она чувствовала себя так, будто кто-то насыпал в её суставы гравий, а в череп — штукатурку. Ей нужно было немного отдохнуть, чтобы избавиться от боли в конечностях. Это заняло больше времени, чем она ожидала. Глаза она открыла только ближе к вечеру.

— Ох, кошачья пакость, — пробормотала она.

Трис сползла с высокой кровати, сняв с себя верхнее и нижнее платья.

Она сменила их на простое синее платье в капченском стиле, потом умыла лицо и помыла руки. По крайней мере её косички имели аккуратный вид. Силы, которые она в них удерживала, заставляли волоски липнуть друг к другу. Благодаря этому побочному эффекту волосы не только выглядели опрятно, но их ещё и не требовалось повторно заплетать каждый день. Трис терпеть не могла делать что-то повторно.

Разгладив чулки, и снова надев туфли, Трис пошла посмотреть, нужно ли помочь Жэгорзу собрать его вещи. «Трудно сказать, насколько далеко он продвинулся, учитывая то, как он легко отвлекается», — подумала она, стучась ему в дверь.

Ответа не последовало. Трис постучала снова, затем сверилась со сквозняком, шедшим в коридор из его комнаты.

— Надеюсь, ты не голый, — крикнула она через замочную скважину, и открыла дверь.

Жэгорз был одет. Он забился в угол между кроватью и стеной, сжавшись в клубок и обхватив руками прижатые к туловищу колени. Чайм взволнованно щёлкала ему, сидя на кровати, наполовину расправив свои прозрачные крылья для равновесия. Трис хмуро огляделась. Скудные пожитки Жэгорза по-прежнему находились в шкафу, где он их хранил.

— Ты планировал оставить позади всё, что имеешь? — спросила она едким голосом. — Ты собирался рассчитывать на ветер для согревания в горах? В это время года там очень холодно. Тебе понадобятся шерстяные вещи, которые мы тебе дали.

— Я не еду.

Его голос доносился из-под переплетения рук и ног.

— Вимэйси Даджа сказала мне уходить. Если она уезжает, и хочет, чтобы я уходил, то я не могу поехать. И именно она говорит за меня, потому что огонь — её. Если она уезжает, и говорит мне, чтобы я уходил, то мне придётся остаться здесь.

Трис подбоченилась:

— На случай, если ты не заметил, а ты, видимо, не заметил, в последнее время за тобой приглядываю я — ну, я и Браяр. Это мы сказали, что ты едешь в Спиральный Круг.

С ужасающей терпеливостью она продолжила:

— Чтобы поехать туда, тебе нужно уехать отсюда. Если мне придётся показать тебе, с каким огнём я обращаюсь, Асая тому свидетельница, ты будешь слишком напуган, чтобы думать. И поскольку ты сейчас думаешь не очень ясно, то это, возможно, будет и к лучшему. Забудь об огне Даджи, и беспокойся о моём.

Жэгорз поднял на неё взгляд своих загнанных глаз:

— Ты меня путаешь. Я знаю только, что Вимэйси Даджа говорит, что я не могу быть поблизости от неё. Она едет, значит я — не еду.

Трис круто развернулась, приготовившись к битве.

— Боги сохраните меня от безумцев и их идей, — пробормотала она. — Как будто моё терпение и так недостаточно часто испытывали в последнее время.

Она прошагала вниз по галерее к комнате Даджи, и постучала, затем повернула ручку на двери. Та была заперта.

— Даджа! — крикнула она, позволив ветру унести своё голос в замочную скважину, чтобы не всполошить весь дом.

— Уходи прочь! — крикнул в ответ хриплый голос. — Я не хочу ни с кем говорить!

«Тебе от меня так просто не отделаться», — подумала Трис.

Она подошла к закутку в конце галереи, и открыла окна. Насколько она могла судить, никто на этом этаже не пользовался узкой террасой, огибавшей здание на этом уровне. Трис знала об этом, потому что видела её сверху в время своего пребывания в доме. Теперь терраса предоставила ей второй способ добраться до Даджи, и Трис была достаточно раздражена, чтобы им воспользоваться. «Какое бы у неё ни было настроение, у неё не было права расстраивать Жэгорза», — свирепо подумала Трис. «Уж Даджа-то должна знать, насколько хрупок наш сумасшедший!»

Пройдя мимо длинного набора окон, составлявших входы в находившиеся за ними комнаты, Трис достигла той пары, которая открывалась в комнату Даджи. Окна не были заперты. Она рывком открыла одну из створок, и шагнула в комнату Даджи.

— Даджа, я хочу с тобой поговорить!

Из тени в её голову полетел серебряный кубок. Трис пригнулась. Она легко распознала предупредительный выстрел. Приготовившись для следующего летящего куска металла, который будет нацелен в неё, она крутанулась на одной ноге. Неподвижные ветерки, бывшие такой же частью её одежды, как и платье, закружились вокруг неё, и продолжили кружиться. Они создали собой воздушный щит, который отклонит прочь следующий снаряд.

Сила Даджи сияла из спальни. Полная решимости, Трис пошла к двери.

— Если бы ты просто вела себя как скотина со мной, я бы это стерпела, потому что когда доходит до дела, вы, Торговцы, не умеете себя вести, — жестоко произнесла она.

Трис по опыту знала, что резкость подстрекала Даджу лучше, чем доброта.

— Но у тебя не было права пугать бедного старика Жэгорза до потери последних остатков его здравомыслия. Ты для него — что-то вроде талисмана, и когда ты говоришь ему уходить, по его мнению это значит, что он не может ехать с нами. А теперь поднимай свою задницу, и пойди скажи ему, что ты даже не подумаешь его оставлять!

— Позже! — крикнула Даджа.

Она лежала на кровати, животом вниз, и подняла лицо из своих подушек, чтобы говорить.

— Я поговорю с ним позже, Трис, а с тобой я сейчас не буду говорить вообще, поэтому проваливай! И оскорблением моего родства с Торговцами ты тоже ничего не добьёшься, ты, крысоносая, скупая, жадная купчиха.

Трис собралась было устроить Дадже разнос, когда уловила рваные нотки в её голосе. Нахмурившись, она подошла, и плюхнулась на кровать, укротив свои крутящиеся ветерки, пока те опять не застыли. Даджа слишком медленно отвернула от Трис своё лицо.

— Ох, вот ведь, — сказала Трис, поняв, в чём дело.

Глаза Даджи были мокрыми и опухшими. Из носа текло. Трис вытащила из кармана носовой платок, и сунула Дадже в руку. Когда Даджа попыталась убрать руку, Трис схватила её запястье.

— «Ты правда думала, что она поедет?» — спросила Трис через их магию. — «Расстанется со своим местом при дворе, рядом с императрицей, чтобы жить за счёт твоей щедрости? Ризу горда, Даджа. И у неё есть на то все основания. Будучи Госпожой Гардероба, она решает, что носит каждый стражник и слуга во дворце. Она выбирает имперский гардероб. Что бы она имела в Саммерси, по сравнению со всем этим?»

— «Но я же её люблю!» — воскликнула Даджа, не сопротивляясь восстановлению связи между ними. — «Я думала, что она любила меня!»

Трис вздохнула, и похлопала тяжело вздымавшуюся спину Даджи:

— «По крайней мере она не засмеялась над тобой, когда узнала о твоих чувствах», — заметила она. — «По крайней мере она не превратила тебя в шутку для своих друзей. И она рассказала тебе о тебе самой то, что тебе правда следовало знать: ты красивая, и заслуживаешь любви. Хотя бы на лето».

— «Все парни, с которыми я встречалась в Саммерси после возвращения из Кугиско, говорили, что я была холодной», — устало ответила Даджа. — «Мне не нравилось с ними целоваться. В этом не было ничего особенного, того, что в книгах называется любовью. А потом, когда мне понравилось целоваться с Ризу… это было таким блаженством. Я не холодная. Я просто не с теми целовалась. Даже после того, как жила у Ларк и Розторн, я никогда не думала, что, возможно, мне следует целоваться с девушками. Они никогда меня не привлекали. Ты когда-нибудь…?»

Трис покачала головой:

— «Интереса не было», — объяснила она. — «И парням не нравится целовать толстую девушку, вроде меня. А ещё они меня боятся. Это тоже не способствует делу».

Какое-то время они сидели молча, Трис просто поглаживала Дадже плечи. Наконец Даджа оттолкнулась от кровати и перевернулась, усевшись.

— Они превратили тебя в шутку? — хрипло спросила она, и высморкалась.

— Дважды, — тихо ответила Трис. — После этого, я старалась не давать парням знать, когда они мне нравились. Однажды парень назначил мне встречу в саду. А потом он с друзьями облили меня мёдом. Сказали мне, что даже галлона мёда не хватит, чтобы удовлетворить такую кадку, как я.

— Жалкие, дерьмокопы-павао», — прошептала Даджа. — Ты… потеряла контроль?

— Я вызвала дождь, — ответила Трис. — Чтобы смыть с себя мёд. Ну, ладно. Ещё чтобы прогнать их. Но я пыталась вести себя хорошо. С погодой.

— А второй парень? — спросила Даджа, вставая, чтобы умыть лицо.

— Над ним насмехались, пока он меня не возненавидел, — сказала Трис, пожав плечами. — По крайней мере, оба раза мы, в конце концов, покидали город.

Она ощутила, как её лицо заливается румянцем. Если бы там был свет, то Даджа увидела бы, как она покраснела от унижения.

— После этого я зарылась в учёбу, и старалась не замечать парней. Большинство из них — не как Браяр, знаешь ли. Он тебя доведёт до смертоубийства, но скрыто в нём только хорошее. И он никогда не ведёт себя гадко с женщинами, ты заметила? Ни с деревенскими девочками, ни со старушками, которые хотят ему рассказать, какие они в своё время были красивые.

— Потому что он знает, что Розторн вытащит его с корнем и бросит в компостную кучу, если он будет грубо себя вести, — сказала Даджа.

Они переглянулись, и тихо захихикали, представив Браяра, брошенного среди гниющих капустных листьев и куч выполотых сорняков.

Когда они притихли, Даджа внезапно поцеловала Трис в щёку:

— Я и забыла, что Сэндри — не единственная моя саати, — прошептала она. — Спасибо.

— Только никому не рассказывай, — заволновалась Трис. — Мне нужно поддерживать репутацию.

Она съехала с кровати.

— И мне жаль насчёт Ризу, Даджа.

Даджа шмыгнула носом, и снова высморкалась.

— Я думаю, какое-то время мне, наверное, будет больно, — сказала она. — Когда я была с ней, то чувствовала себя такой свободной.

Она встряхнула одежду, избавляя её от складок. По-прежнему повинующиеся желаниям Сэндри, предметы одежды разгладились так ровно, будто Даджа никогда в них не лежала на кровати.

— Я поговорю с Жэгорзом. Хотела бы я, чтобы он не воспринимал всё так буквально, но он всё же безумец. Не так ли?

— Я думаю, что он навсегда останется немного сумасшедшим, да, — ответила Трис, следуя за ней вниз по галерее. — Но он поправляется.

* * *

Они садились за несколько натянутый ужин, когда Жэгорз резко выпрямился:

— Человек с клинком, — сказал он, широко раскрыв глаза. — В доме!

Браяр и девушки вскочили на ноги, когда из кухни вбежал лакей с полным паники взглядом.

— Миледи, милорд, он вошёл через вход для слуг, — воскликнул он. — Простите меня, но охранник просто отошёл!

К его спине был прижат меч, эфес которого сжимал Джак. Браяр приготовил свою магию, его сёстры сделали то же самое; краем глаза Браяр увидел, что Жэгорз схватил серебряный кувшин, чтобы использовать в качестве оружия.

— Ты смеешь, — воскликнула Сэндри. — Ты…

Джак вложил меч в ножны, и поднял руки:

— Прости, но я должен был увидеть тебя, и дверь посетителям ты как-то не открываешь, — сказал он, глядя на Сэндри. — Я просто хотел, чтобы ты знала, что я к проделанному Фином не имею никакого отношения. И я не буду участвовать ни в чём другом подобном. Клянусь Врохэйном Судьёй, и пусть он отрубит мне руки, если я лгу.

Какое-то время все смотрели на него. Затем напряжение в комнате спало. Браяр сел, и снова принялся за еду. Если Джак не представлял угрозу, Браяр не собирался позволять своей еде остыть.

— Почему? — потребовала Сэндри, подрагивая, будто она ещё могла броситься бежать от него. — Почему ты находишь это столь противным, когда так многие другие мужчины это одобряют?

Амброс прочистил горло:

— Ты судишь нас всех по поступкам нескольких людей, Кузина.

Сэндри поморщилась:

— Прости, Амброс, — попросила она прощения всё ещё скрипучим голосом. — Полагаю, я слишком разнервничалась.

Элага вздохнула:

— Правда, мой дорогой муж, для столь смышлёного человека, ты можешь быть таким близоруким, — сказала она с грустной терпеливостью. — Что ещё ей остаётся, когда любая незамужняя женщина в западном Наморне должна жить в страхе и судить всех мужчин по тем немногим, кому удаётся успешно украсть женщин? Каждый раз, когда кому-то это удаётся, мы принимаем новые меры, чтобы обезопасить наших дочерей и сестёр. Мы накладываем новые ограничения на их жизни. Мы даём им новые признаки того, что мужчина, в чьём обществе они оказались, может планировать их похитить. Разве мы не учим наших женщин судить большинство мужчин по делам меньшинства?

Амброс уставился на свою жену, потеряв дар речи.

«Ай», — подумал Браяр, доедая осетра. «Это попало ему в мягкое место. Интересно, придаст ли это ему гнева на этот драгоценный обычай, с которым он мирился?»

Элага поманила служанку и объявившего Джака лакея, и пробормотала им инструкции. Служанка поспешила прочь из комнаты; лакей принёс стоявший у стены стул, и поставил его за столом между Амбросом и Даджей.

— И я — один из тех, кому приходится жить с тем, что сделали те немногие.

Джак посмотрел на Элагу.

— Ты помнишь, так ведь? Лучшая подруга моей матери?

Браяр увидел, как на лице Элаги промелькнула тень.

— Да, я определённо помню. Она предпочла убить себя, нежели жить с похитившим её человеком.

Джак посмотрел на Сэндри, и пожал плечами:

— Моя мать всю жизнь рассказывала мне эту историю. Она заставила меня поклясться, что я никогда не нанесу доброй женщине такое оскорбление, и что я буду защищать подопечных мне женщин, попавших в такую ситуацию. Ты — чудесная девушка, Сэндри, пусть и не совсем обузданная…

Браяр подавился с полным еды ртом, думая: «Кто-то ещё не ластится перед её Клэйхэймшеством!». Сэндри зыркнула на него.

— Но я не нарушу данную матери клятву, — продолжил Джак, — ни за какие богатства в мире. Ты не можешь судить весь Наморн по имперскому двору, Сэндри. Мне кажется, ты осудила нас слишком поспешно.

Сэндри опустила взгляд себе на колени. Какое-то время она молчала. Наконец она тихо ответила:

— Возможно, что это так. Но пока я — та, кто я есть, я думаю, что ваш двор тоже будет меня судить слишком поспешно

«Разумно», — подумал Браяр. «И она в чём-то права. Они все хотели стать её друзьями, даже не зная, кто она».

Даджа отодвинула свой стул, освободив Джаку место, чтобы сесть, когда служанка вернулась со столовыми приборами, и он смог присоединиться к трапезе. Когда лакей наполнил бокал Джака вином, молодой дворянин посмотрел на Сэндри:

— Помимо прочего, это — также моё прощание, на какое-то время. Я у Её Имперского Величества в немилости, поэтому я уезжаю обратно в земли моей семьи.

Элага ахнула. Браяр осклабился. Он почему-то не был удивлён. «Бьюсь об заклад, предполагалось, что он попробует сграбастать Сэндри, если она не примет обычное предложение», — подумал он.

— Ты плохо себя вёл? — спросил он.

Джак осклабился:

— Только пока одна из её гончих не заболеет, или пока во дворец не нагрянет с визитом одна из её старых двоюродных бабок. Тогда-то она вспомнит, что я небесполезен.

Он подмигнул Сэндри:

— Я хорошо умею ладить с капризными леди — старыми и молодыми.

Сэндри резко выпрямилась, зыркая на него, затем, похоже, вспомнила, где она оставила своё чувство юмора. Она начала хихикать.

— О, хорошо, — сказал Джак, уплетая телятину с икрой. — Я уже было испугался, что та сосновая шишка, на которой ты так праведно сидела, впилась в тебя навсегда.

— Джак! — воскликнула шокированная Элага.

Амброс и Даджа застонали. Трис покачала головой, увидев дворянина с этой неожиданной стороны, а Браяр заржал. Поглядывая на Сэндри, он мысленно сказал ей:

— «Здорово видеть кого-то, кто прямо высказывает свои мысли».

Она ответила ему неприличным жестом.

— «А вот этому ты научилась не от герцога», — сказал ей Браяр. — «Этому ты научилась от меня».

— Нужно не забыть про эту шишку, — сказал он Джаку. — Каждый раз, когда Сэндри её теряет, ты думаешь, что жить снова стало безопасно, а потом она снова её находит.

Сэндри кинула в него булкой, и посмотрела на Джака:

— Раньше ты никогда таким не был, — бросила она ему обвинение.

Джак отрезал себе ещё телятины:

— Видишь ли, я больше не на привязи. Мне больше не нужно волноваться о том, чтобы кого-то ублажать — ни тебя, ни императрицу.

— Так почему ты не уедешь? — с любопытством спросил Браяр. — Если это тебя так достаёт?

— Потому что мне нравится быть полезным, — ответил Джак. — А тебе — нет?

После этого вечер принял более непринуждённый оборот. Они засиделись за столом, беседуя ещё долгое время после того, как были съедены последние крошки фруктов и сыра. Потом они пошли в гостиную, чтобы играть там в игры, рассказывать истории, и клевать пирожные к чаю. Даже Даджа осталась и, похоже, была по крайней мере рада чему-то, отвлекающему её мысли от Ризу. Наконец Джак попрощался в парадной зале, и ушёл.

Сэндри вздохнула, когда дверь закрылась за его спиной:

— Теперь мне жаль, что мне не удалось узнать его получше, — сказала она остальным. — Возможно, он понравился бы мне достаточно, чтобы остаться — но я не могла. Остаться — и бросить Дядю без надлежащего присмотра.

— Едва ли мы будем тебя отговаривать, — сказал Браяр. — Старик нам всем нравится. И он со своим народом в игры не играет.

— Звучит чудесно, — мечтательно произнесла Элага. — Но Её Имперское Величество правда сделала для империи так много хорошего.

— И она сделала это без меня, — ответила Сэндри. — Как только я уеду, она сможет вернуться к своей настоящей работе. Она почти не заметит моё отсутствие.

Трис подумала, что Берэнин запомнит Сэндри довольно надолго, но также подумала, что если её накроет ещё один приступ зевоты, то она вывихнет себе челюсть.

— Я — спать, — сонно сказала она. — Всем спокойной ночи.

Она пошла вверх по лестнице, Чайм наворачивала круги у неё над головой. Наступало время для ночной битвы, в которой она всегда сражалась, когда делила спальню с Чайм. «Кто бы мог подумать, что маленькая стеклянная драконица может занимать так много места?» — в тысячный раз спросила она себя. «Она как-то разваливается, и умудряется полностью занять кровать или спальный мешок, где я хотела поспать…»

Прямо перед тем, как поставить ногу на последнюю ступень, Трис что-то ощутила, хотя не была уверена, что именно. «Холодный воздушный карман?» — подумала она. «Склизкий холодный воздух, если такой вообще существует?»

Это было стало её последней связанной мыслью перед тем, как её нога соскользнула.

Трис постаралась развернуться, и упасть так, как учили её наставники по рукопашному бою, но какая-то внешняя сила вздёрнула обе её ноги высоко в воздух. Она не просто упала. Под напоминавшие ей скрежет хрусталя вопли Чайм, Трис кувырком покатилась вниз по длинной лестнице, ударяясь о каждую твёрдую ступеньку и, судя по её ощущениям — ударяясь о каждую разными частями тела.