Охваченный каким-то восторженным ужасом, Бен вылез из скамейки-хранилища, не сводя своего зрячего глаза с двери фургона. В голове не было никакого плана, как справиться с тем, что могли принести ему несколько следующих минут. Он вел себя, скорее, как птичка, выпущенная из клетки и обнаружившая, что дверца открыта. Бен осторожно приблизился к единственной двери фургона, недоверчивый и настороженный, через окошко храбро бросив взгляд на парковочную площадку. Потом столь же быстро пригнулся, радуясь тому, что не выскочил сломя голову из фургона, как намеревался вначале: Ник стоял в ожидании лифта, и у ног его лежал огромный зеленый рюкзак. Крупными печатными буквами на нем было написано: «ВВС США». Бен нетерпеливо ждал, когда же он уедет.

Странно, как много всего одновременно видел Бен одним глазом, или, быть может, именно недостаток его периферического зрения обострил важность того, что он мог видеть. Сколько раз в него попадали футбольным мячом, били палкой или даже кулаком другие мальчишки, и все потому, что эти вещи слишком неожиданно вторгались в поле его зрения и заставали врасплох. Понемногу его мозг адаптировался, посылая ему сигналы раннего предупреждения, причем намного быстрее, чем их получали люди с нормальным стереоскопическим зрением. Бену не хватало глубины поля зрения — весь мир для него умещался на двухмерном экране телевизора. Он не мог на глаз определять расстояние, и координационная моторика «рука-глаз» серьезно пострадала в результате его увечья. Но уж если что-то попадало в поле его зрения, то регистрировалось полностью, приобретая отчетливую ясность.

Сейчас это была просто тень. Темная. Высокая, как тень его отчима. Стоящая между двумя припаркованными машинами. Наверное, он — она? — стоял здесь, ожидая, пока ему принесут ключи от машины из багажного отделения, но тень выглядела зловеще, словно наблюдала за самим Беном, или даже за мужчиной у лифта. Хуже всего было то, что в присутствии этой тени Бен вдруг испугался выбираться из фургона: его могли увидеть, а что-то подсказало ему, что этого следует избегать любой ценой. Сам еще не понимая этого, он, подобно Эмили, вдруг смог настроиться на слабые сигналы своего внутреннего «я», которые предупреждали: если он вылезет из фургона, его ждут большие неприятности.

Фигура в темном приковала к себе все его внимание; он не мог отвести от нее глаз. Когда мужчина — а Бен внезапно со всей очевидностью понял, что это мужчина, — переключил свое внимание с лифта на грузовичок, Бен понял, что сейчас он направится к нему.

Прибыл лифт.

Бен повернул ручку. Его одолевало искушение побежать сломя голову, не обращая внимания на эту темную фигуру. Ему так хотелось выбраться отсюда, что он буквально ощущал это желание на кончике языка. Однако в это самое мгновение фигура мужчины сдвинулась с места, выйдя из-за припаркованных машин и направляясь прямо к грузовичку. Внутренний голос в голове Бена предостерег его: «Нет!» — и он обнаружил, что отпустил ручку.

Ник вошел в лифт, волоча за собой рюкзак. Раздвижные двери захлопнулись.

Второй мужчина внезапно оказался совсем рядом, он приближался широкими шагами, почти бежал. По его лицу пробегали полосы света, но Бен все равно не мог отчетливо разглядеть его. Такое впечатление, словно мужчина надел маску.

Бен приподнял лавку и нырнул внутрь, снова вынужденный прятаться среди инструментов и замасленных ковриков. Он чувствовал, что еще больше впутывается в дело, с которым ему не хотелось иметь ничего общего. Сколько раз Эмили говорила ему ни в коем случае даже пальцем не прикасаться к машине клиента? Ему казалось, что вся ситуация придумана для того, чтобы преподать ему урок; он почти ожидал, что приближающаяся фигура — это Эмили, которая устроила все специально для Бена. Он пообещал себе, что если благополучно выберется из этой истории, то никогда — НИКОГДА — и пальцем не прикоснется к чужой собственности. Он надеялся, что это обещание каким-то образом защитит его от подходящего все ближе мужчины, и его желудок свело судорогой страха и беспокойства.

Дверь фургона отворилась с неприятным звуком. Бен почувствовал, что он весь взмок. Он едва мог дышать, так у него пересохло во рту. Если до сих пор водитель Ник представлял собой лишь возможную угрозу, то эта темная фигура внушала ужас.

Дверь захлопнулась так же быстро, как и открылась. Бен не ощутил ни малейшего покачивания грузовичка на рессорах, ничто не указывало на то, что мужчина влез внутрь. Он ждал и прислушивался, а кровь молотом стучала у него в ушах и в груди. Кончики его пальцев похолодели, по коже пробежали мурашки. Он готов был разрыдаться в голос. Бен проглотил свой страх и рискнул приподнять крышку, чтобы выглянуть наружу.

Никого. Ему захотелось во весь голос возблагодарить Господа. Вместо этого он сильнее приподнял крышку, выбрался из ящика и поспешил к грязному стеклянному окошку в задней двери.

Парковочная стоянка казалась пустой. Сначала он не поверил и принялся озираться, выслеживая, где же там в тени или между машинами прячется второй мужчина, но его нигде не было видно. Бен повернул дверную ручку и нажал, думая, что если ему повезет, дверь окажется… запертой!

Второй мужчина запер дверь на висячий замок. Волна тошноты накрыла Бена с головой. Он несколько раз рванул дверь, не обращая внимания на то, что его могут увидеть или услышать. Куда подевалась его удача, когда она была ему нужнее всего?

Мальчик упал на колени, пытаясь рассмотреть засов и замок в надежде, что дужки замка просто продеты в петли, но он не замкнут. Когда его колено коснулось грязного коврового покрытия, он почувствовал под коленной чашечкой какую-то выпуклость. Опустив глаза вниз, Бен увидел краешек обычного белого конверта. Он вытащил его. Конверт был толстым, но набит чем-то легким. Мальчик не мог не заглянуть внутрь. Приоткрыв клапан, он увидел изогнутые края купюр. Деньги. Полтинники, двадцатки и несколько десяток. Куча денег. Старые купюры. Потрепанные деньги. Зато много.

Ему показалось, что там лежит целый миллион долларов. Наличные, стоит только протянуть руку. Ему понадобятся деньги, чтобы добраться домой. С собой у него не было ни цента. Бен протянул руку и вытащил двадцатку. Потом еще одну. С каждой купюрой искушение возрастало. Кто будет знать, если он заберет все? Сколько раз, вкладывая десятидолларовую купюру в коробку из-под сигар, которую она хранила в морозилке, Эмили приговаривала: «Деньги — это свобода». Эти ее слова жили в нем как некая мантра. Деньги означали независимость. Деньги давали людям возможность быть самими собой. А сейчас у него в руках был конверт с деньгами, и его никто не видел. Он мог отдать деньги Эмили; он мог сам платить за свое пропитание — он мог жить с ней.

Присутствие денег произвело на него ошеломляющее впечатление. Сделка с наркотиками была позабыта. Он больше не был заперт в фургоне грузовика. Он был свободен. Бен не вернул конверт на место, даже не подумал об этом. Он свернул конверт и сунул его в передний карман своих джинсов. У него появился шанс начать новую жизнь. У него закружилась голова. И тут внезапно на него обрушилась вся тяжесть его положения. Казалось, конверт жег его. Он вдруг показался очень тяжелым, словно любой взглянувший на Бена сразу заметил бы этот конверт. Но ни на одну секунду мальчик не подумал о том, чтобы положить его на место. Он двигался быстро, как будто уже проделывал это раньше. Он проверил крошечный шкафчик и нашел там не щетку или швабру, а бейсбольную алюминиевую биту. В спешке Бен забрался на складной столик в фургоне и ткнул битой вверх, стараясь открыть световой люк. С третьей попытки ему удалось зацепить крючок, но он не попал в отверстие, а только лег поверх него. Тем не менее, световой люк был открытым, и Бен вернул биту в шкафчик. И снова ощутил, как быстро летит время. Он почувствовал, что неприятности еще не кончились, а просто временно отступили. Несмотря на внутреннее напряжение, он двигался быстро и проворно, привыкнув к нервной обстановке обыска автомобилей, когда клиент оставался с Эмили внутри пурпурного домика. Чувства его были обострены. Руки вспотели, кожа стала горячей.

Он снова вскарабкался на столик, примерился к краю светового люка, зная, что должен достичь его одним прыжком. Второй попытки не будет. Промахнувшись, он свалится обратно на столик и либо сломает себе что-нибудь, либо потеряет сознание. У него была всего одна-единственная попытка.

Внутренний голос напомнил ему, что для этого требовалась хорошая координация «рука-глаз», чего, по общему мнению, ему так не хватало; голос стал громче, предупреждая Бена, чтобы он даже и не пытался. Но инстинкт выживания говорил еще громче, поэтому он заглушил назойливый голос, призывая не обращать на него внимания. Выбора не оставалось. Бен просто обязан был прыгнуть. И у него должно было получиться.

Он присел на корточки, чувствуя силу в своих ногах, привыкших к лазанию по деревьям, устремил вверх зрячий глаз, плохо представляя себе, какое именно расстояние ему придется преодолеть, и прыгнул, вытянув руки.

Деревянный край больно ударил его по пальцам, и он вцепился в него, поправляя люк и раскачиваясь в воздухе. Но он покачнул грузовичок, крючок соскользнул с отверстия, и люк ударил его по костяшкам пальцев, как гильотина. Бен закричал, но не разжал рук. Он просто не мог этого сделать.

Он подтянулся, как делал много раз в опасных ситуациях на деревьях, подтягиваясь на следующую ветку. Он проделал это дважды, но оба раза срывался, вновь повисая в воздухе, и от тяжести собственного тела у него уже начали ныть пальцы. В третий раз Бен скоординировал свои усилия: подтянулся, головой немного приоткрыл люк, уперся одним локтем, потом другим, подтянулся еще выше, протискиваясь грудью в световой люк и наваливаясь на крышу. Болтая ногами, как если бы он подплывал к берегу в пруду, Бен выбрался из отверстия в крыше фургона. Затем взобрался на ржавый помост, к которому цепями было прикреплено запасное колесо, и соскользнул на землю по узкой лесенке, укрепленной на борту фургона. Едва его ноги коснулись асфальта, как он стремглав бросился бежать.

Как бы ни повернулось дело, лифтом он не поедет. Бен устремился к лестнице и начал перепрыгивать через две ступеньки, скользя рукой по перилам. От волнения ноги у него подгибались, словно резиновые. Он выскочил на лестничную площадку, ухватился за перила и замер, остановившись подобно автомобилю, застигнутому красным светом светофора.

На ступеньках стоял Ник, коротко стриженный водитель грузовика, наркоторговец. Лицо его ничего не выражало, но он не сводил глаз с Бена.

Бен застыл на месте, грудь у него тяжело вздымалась. Он напомнил себе, что выпуклость на правом боку мужчины означала револьвер, что он был военным, то есть отличным стрелком, что Бен был внутри его грузовика и Ник, вне всякого сомнения, знал об этом, а сейчас размышлял, что ему делать с этим мальчишкой. А делать ему оставалось только одно: время пришло, и Бен преподнес ему себя на блюдечке с голубой каемочкой.

Он подумал о конверте с деньгами в своем кармане, который внезапно показался ему настолько тяжелым, что Бен не мог пошевелить ногой. Мужчина наверняка заметил очертания этого конверта, не мог не заметить. Попался!

Мужчина, который внушал Бену такой страх, улыбнулся и сказал:

— Помедленнее, приятель. Так и зубы недолго выбить.

Бен почти ничего не расслышал, кроме какого-то упоминания о зубах. Ник начал подниматься по ступенькам. Бен стоял у него на пути и был так перепуган, что мужчина перед ним выглядел каким-то смазанным, а его и без того подгибающиеся ноги могли вот-вот отказать ему полностью. Глаза их встретились. У Бена возникло ощущение сосущей пустоты там, где должен был находиться желудок, и он почувствовал, как по левой ноге побежала струйка теплой мочи.

— Прошу прощения, — произнес улыбающийся мужчина, и Бен отступил в сторону. Ник прошел мимо, повернулся на площадке и начал подниматься по лестнице.

Делая вид, что он с родителями, Бен пробрался в автобус, направлявшийся в гостиницу в нижней части города. Водителя, который даже не удосужился пересчитать пассажиров, казалось, не волновало ничего, кроме того, чтобы погрузить багаж и доехать до следующей остановки. В любой другой день Бен счел бы это величайшей удачей. Но только не сегодня. Всю двадцатиминутную поездку до города он рассуждал сам с собой, пытаясь понять, что же именно он видел: Ник ушел с рюкзаком, а вернулся без него. Темный невысокий мужчина без лица, который вышел из тени, оставил конверт с деньгами и запер грузовичок. Обмен. Сброс. Сделка с наркотиками.

Из нижней части города он сел на городской автобус, чтобы через Ферст-хилл доехать домой. Впрочем, последние полторы мили он прошел пешком. Утомленный, он направился прямиком в свою комнату и, не желая рисковать, запер дверь задолго до прихода отчима. Через несколько минут Бен спустился на кухню к телефону. Он ощущал себя, скорее, роботом, а не человеком. Это должно быть сделано, говорить тут было не о чем. В глубине души он знал это, пусть даже внутренний голос и возражал против того, что он собирался сделать. Он набрал 9-1-1. Ответил женский голос. Бен спокойно сказал:

— Я хочу сообщить о торговле наркотиками. Я видел, как проходила сделка… — Он заметил свое изображение в зеркале на шкафчике, висевшем на стене. Бен запросто мог представить себе, как объясняет это своему отчиму. Его задница и так изрядно болела. Он с грохотом повесил трубку и бегом помчался наверх, к себе в комнату.

В запущенном и ничем не примечательном зале Центра связи Сиэтла, снабженном современной аппаратурой реагирования на вызов 9-1-1, был идентифицирован и записан не только номер телефона Бена, но и физический адрес абонента, и все это еще до того, как оператор успела ответить. Были зафиксированы каждое мгновение его звонка, каждый нюанс его немного истеричного голоса. Звонок будет зарегистрирован от руки и компьютером, голос Бена превратится в набор данных, сжат и заархивирован. Какое-то время он будет сохраняться на жестком диске, информация с которого каждые двенадцать часов дублируется на магнитофонную ленту, а все эти ленты сберегаются на бывшем консервном заводе — десять лет назад он вновь перешел в собственность города в счет задолженности по выплате налогов. Оператор по ошибке классифицировала звонок Бена как подростковое хулиганство, что означало: если еще два правонарушения будут связаны именно с данным телефонным номером, то офицер суда по делам несовершеннолетних нанесет визит по этому адресу.

Однако все так называемые «глухие» звонки — то есть звонки, по которым диспетчеры не предприняли никаких мер, — прослушивались добровольцем горячей линии, чьей главной задачей являлось определение возможных жертв сексуальных домогательств и насильственных действий, о которых у звонившего не хватало духу сообщить.

Когда Бен наконец забылся долгожданным сном, Центр связи Сиэтла, расположенный в нижней части города, начал обработку его звонка вместе с несколькими десятками других, полученных между шестью часами вечера и полуночью. Фамилия абонента телефонного номера — его отчима, — физический адрес и сам номер телефона были частью системы. Шестеренки медлительной, но действенной и упорной бюрократической машины продолжали вращаться.

Бен повесил трубку и направился прямо в свою комнату наверху, а сердце его продолжало биться так сильно, словно он только что пробежал стометровку. У него слегка кружилась голова, и его немного подташнивало. Именно в такие моменты он сильнее всего скучал по своей матери. Она бы помогла ему, он верил в это всем сердцем. Бен не был убежден, что именно ему сказать Эмили и стоит ли вообще ей что-то говорить; она была всем, что у него осталось. Он закрыл за собой дверь и тяжело опустился на кровать. Сначала он не поверил пустоте под своими ягодицами. Страх, еще более глубокий, чем тот, с которым он жил в течение последних нескольких минут, закрался в его сердце. Это казалось невозможным. Он робко потянулся к заднему карману брюк, боясь признаться себе в том, что́ означало это чувство пустоты.

Его бумажник исчез.