С отъездом из России отца и сына Гортеров лечил государыню от болезненных припадков один Кондоиди, что, конечно, ее не слишком устраивало. При посредничестве М. И. Воронцова и французского посла П. Ф. Лопиталя она заблаговременно выписала из Франции придворного медика Пьера Исаака Пуассонье. Осенью 1758 года тот приехал в Санкт-Петербург и после обычного испытательного срока в апреле 1759-го был принят ко двору «на основании Гортера старика». Елизавету Петровну он пользовал почти полтора года и в сентябре 1760-го через Ригу отправился на родину. От него, неофициального лейб-медика, и приняли эстафету Джеймс Маунси и Иоганн Шиллинг.
Незадолго до этой рокировки, 16 августа 1760 года, императрица предприняла загадочную акцию — издала два указа: кадровый, по заполнению вакансий в государственных учреждениях, и подобие воззвания под пространным заголовком «О употреблении Сенату всех способов к возстановлению везде надлежащаго порядка и народнаго благосостояния». «Воззвание» констатировало несоблюдение государственных законов некими алчными «внутренними общими неприятелями», ставящими собственную выгоду выше народного блага, упрекало Сенат за пассивность и требовало от него более энергичного сопротивления чиновничьему лихоимству и произволу: «…зло прекращать и искоренять… по своей чистой совести».
Данный манифест до сих пор служит и для обличения порочности елизаветинских вельмож, и для подтверждения вывода о политической заурядности дочери Петра, наивно и беспомощно апеллировавшей к чувствам ближайших соратников. Выше мы видели, каким образом «веселая царица» умела одернуть недобросовестного министра. О наивности и беспомощности той, которая обыгрывала лучших хитрецов Европы, говорить и вовсе неприлично. Нет, обнародование сего документа не есть жест отчаяния или обращенная в никуда проповедь. У странной декларации имелся конкретный адресат — П. И. Шувалов. И чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, что сотворил кадровый указ с Сенатом.
Генерал-прокурора Н. Ю. Трубецкого, чуть ли не во всём слушавшегося генерал-фельдцейхмейстера, императрица перевела в президенты Военной коллегии, назначив вместо него честнейшего и неподкупного князя Я. П. Шаховского. Пост обер-прокурора покинул протеже Шувалова А. И. Глебов. Отныне он в ранге генерал-кригскомиссара заведовал снабжением армии. В то же время в Сенат вошли А. И. Шувалов — рассудительный старший брат Петра Ивановича, члены Военной коллегии В. И. Суворов и И. И. Костюрин, укротитель башкир, киргиз-кайсаков и яицких казаков И. И. Неплюев. Обер-прокурором Елизавета Петровна поставила И. Г. Чернышева, друга И. И. Шувалова. Если учесть, что в сенаторы тогда же попал не очень чистый на руку Роман Илларионович Воронцов, то картина окружения главного прожектера империи теми, кого нелегко подмять под себя, будет полной.
Таким образом, манифест не столько взывал, сколько рекомендовал неформальному вождю Сената умерить реформаторский пыл во имя собственного блага. Из мемуаров князя Шаховского историки знают, как тот стоял на страже государственных интересов, защищая их от Шувалова. Думается, каждый из перечисленных сановников тоже по-своему помогал генерал-прокурору нейтрализовывать опрометчивые порывы младшего из братьев Шуваловых, даже Воронцов, чья корысть изредка пересекалась с корыстью генерал-фельдцейхмейстера. Зачем Елизавете Петровне понадобилось сдерживать активность Петра Ивановича? Отъезд господина Пуассонье намекает на ответ.
Похоже, прославленному доктору не удалось вылечить августейшую пациентку: поправив ее здоровье, он, однако, не мог гарантировать ей отсутствия проблем с самочувствием в будущем. Поэтому императрица подстраховалась Я. П. Шаховским и другими вельможами, дабы они обуздывали реформаторство П. И. Шувалова, когда она сама по болезни не сможет фильтровать его инициативы. На связь реорганизации Сената с царским недугом указывает еще одно назначение. 30 августа 1760 года родственник государыни М. К. Скавронский в ранге обер-гофмейстера возглавил координацию деятельности двух придворных ведомств — Придворной конторы и Дворцовой канцелярии (его предшественник Христиан Миних тем же распоряжением уволен на пенсию). Опять же неспроста Елизавета Петровна призвала на помощь члена царской семьи, наделив широкими полномочиями. Миних властью не обладал, а Сиверс и Маслов докладывали непосредственно госпоже. И вдруг между императрицей и главными командирами возникло промежуточное звено, фактически «первый заместитель государыни» по дворцовой части. Что спровоцировало новую меру, как не ослабленное высочайшее здоровье?
Здоровья же хватило еще на год и три месяца. 17 ноября 1761 года у Елизаветы Петровны началась «простудная лихорадка». Маунси и Шиллинг боролись с ней, увы, без особого успеха. 12 декабря открылось кровохарканье с сильным кашлем. К 20 декабря кровопусканиями и лекарствами вроде бы добились облегчения. Императрица еще успела прочитать реляцию Румянцева о падении Кольбер-га. Но вечером 22-го стало еще хуже. Рвота, кровь, удушающий кашель продолжались два с половиной дня, пока вконец не истощили императрицу. 25 декабря 1761 года в четвертом часу пополудни, как зафиксировал дневник болезни императрицы, ее душа «от тела разлучилась». Н. Ю. Трубецкой вышел к придворным и, сообщив печальную новость, провозгласил новым императором Петра Федоровича.
Не без влияния Екатерины II в историографии закрепилось мнение, что Елизавета Петровна колебалась в вопросе выбора наследника и чуть было не решилась отдать скипетр цесаревичу Павлу Петровичу под опекой матери и Панина. Досужие басни! Императрица твердо желала видеть императором племянника, руководствуясь не симпатиями, добротой или жалостью, а секретным артикулом русско-голштинского трактата 1724 года, в соответствии с которым монарху, вызвавшему сына герцогов Гольштейн-Готторпских в Россию «к сукцессии», надлежало обеспечить переход трона к нему. Поскольку 7 ноября 1742 года Елизавета Петровна назвала «сукцессором» Петра Федоровича, то брать слово назад права не имела, несмотря на недовольство характером и скудостью разума великого князя.
Пришлось рассчитывать комбинацию престолонаследия исходя из того, что царем станет недалекий «чертушка». По обыкновению, царица нашла, в целом, оптимальное решение. Предусмотрела оба варианта — и с Петром Федоровичем, и без него. Со вторым мы уже ознакомились: Павел Петрович царствует, Екатерина Алексеевна и Н. И. Панин управляют. Что касается первого, то и тут без «регентов» не обошлось. Государыня не из каприза перебросила Н. Ю. Трубецкого в Военную коллегию, а А. И. Глебова — в Главный комиссариат: им предстояло сблизиться с великим князем на ниве любви того к муштре и военным мундирам. Третьим в компанию влился директор Сухопутного кадетского корпуса А. П. Мельгунов, генерал-майор с 30 августа 1760 года. Четвертым пополнил список теневого регентского совета Д. В. Волков, персона «непартийная», зато талантливая и способная нести бремя первого министра. Именно этот квартет 25 декабря принял бразды правления и удержал бы власть, не помешай им отсебятиной (капитуляция перед Пруссией, война с Данией, ссора с Церковью, оскорбления жены) Петр III. Результат известен. Запасной вариант (Екатерина II, Н. И. Панин) стал главным, хотя и реализовался не в полном соответствии со сценарием Елизаветы Петровны. Соперничество двух центральных фигур повлияло на то, что монархом объявили не сына, а мать. Впрочем, Россия от этого не слишком много потеряла…